Текст книги "Философское исследование науки"

§ 5. Социальные тенденции

Идея существования особых законов, которым подчиняется историческое развитие, начала складываться только в Новое время. Номологическое, опирающееся на универсальный закон объяснение исторических событий противопоставлялось характерному для религиозных концепций телеологическому их объяснению. Однако замысел открыть законы истории и тем самым поставить науку историю в один ряд с другими науками, устанавливающими определенные закономерности, приводил и, надо думать, всегда будет приводить, в лучшем случае лишь к расплывчатым банальностям.

В качестве примера можно сослаться на «социальные законы развития» В. Вундта, составляющие, по его мнению, особый отдел «исторических законов развития». «Согласно закону социальных равнодействующих, каждое данное состояние в общем всегда сводится к одновременно имеющимся слагаемым, которые соединяются в нем для единого совместного действия»[46]46
  Вундт В. Социальные законы // Философия истории. Антология. М., 1995. С. 146.


[Закрыть]. Трудно сказать, что означает данный закон и какое вообще отношение он имеет к истории.

Не лучше обстоит дело и с «законом социальных контрастов». Этому закону, говорит Вундт, «подчиняются все те процессы социальной жизни, при которых определенные явления повышаются благодаря своей противоположности с другими предшествующими или одновременными явлениями»[47]47
  Там же.


[Закрыть]. Данный закон Вундт относит не только к истории, но и к литературе и искусству и говорит о нем, что «в особенности благоприятно господству контраста политическое положение дел, благодаря смене подъема страхом и надеждой; здесь, вместе с тем, контраст обычно не поддается какому-либо предварительному подсчету, не только из-за единичного характера исторических событий, но из-за повышенного действия чувств, чего никогда не следует упускать из виду».

Возможно, за этими расплывчатыми утверждениями и стоит какое-то верное психологическое наблюдение, однако непонятно, как приложить его к истории и что оно способно дать для исторического объяснения. Стремление во что бы то ни стало открыть законы истории приводило иногда к тому, что явно ошибочные концепции излагались в форме отдельных тезисов, а последние выдавались за исторические законы.

Историцизм. Воззрение, согласно которому задачей науки истории является открытие законов человеческой истории, позволяющих предсказывать будущее развитие общества, стало назваться историцизмом. Иногда историцизм говорит не о «законах истории», а о ее «ритмах», «схемах» и т. п., на основе чего может осуществляться объяснение прошлого и настоящего и предсказание сколь угодно отдаленного будущего.

Термин «историцизм» введен в середине 1930-х гг. К. Поппером, полагавшим, что именно исторические концепции ответственны за неудовлетворительное состояние теоретических социальных наук[48]48
  Поппер К. Нищета историцизма. М., 1993.


[Закрыть]. Историцизм зародился еще в античной философии (Гераклит, Платон); в XIX в., когда он достиг расцвета, его сторонниками являлись Гегель, О. Конт, К. Маркс, Дж. Милль и др. В частности, Милль говорил о своем методе, что он «заключается в попытке путем изучения и анализа общих фактов истории открыть… закон прогресса; данный закон, будучи установлен, должен позволить нам предсказывать будущие события так же, как это происходит в алгебре, когда уже из первых членов бесконечного ряда становится понятным принцип регулярности их образования, и мы можем предсказать, каким будет весь остальной ряд вплоть до любого члена»[49]49
  Милль Дж. С. Система логики силлогистической и индуктивной. СПб., 1914. Кн. VI. Ч. Х.


[Закрыть].

Поппер подвергает резкой критике идею существования законов истории. Он проводит различие между обобщающими науками и историческими науками. Теоретические обобщающие науки занимаются проверкой универсальных гипотез, прикладные обобщающие науки – предсказанием конкретных событий. Исторические науки заняты конкретными, специфическими событиями и их объяснением: «С нашей точки зрения действительно не может быть никаких исторических законов. Обобщение принадлежит к таким научным процедурам, которые следует строго отличать от анализа отдельного события и его причинного объяснения. Задача истории как раз и заключается в том, чтобы анализировать отдельные события и объяснять их причины. Те, кого интересуют законы, должны обратиться к обобщающим наукам (например, к социологии)»[50]50
  Поппер К. Указ. cоч. С. 165.


[Закрыть].

То, что историки интересуются единичными или специфическими событиями, а не законами или обобщениями, вполне совместимо, полагает Поппер, с научным методом, и в частности с причинным объяснением. Исторические науки не стоят особняком в своем отношении к универсальным законам. Всякий раз, когда речь идет о применении науки к единичной или частной проблеме, возникает сходная ситуация. Химик, проводящий анализ некоторого соединения, допустим, куска породы, не думает об универсальном законе. Он применяет стандартную процедуру, являющуюся с логической точки зрения проверкой единичной гипотезы (например, «это соединение содержит серу»). Интерес его является главным образом «историческим» – это описание одной совокупности событий или одного индивидуального физического тела.

Историцизм является одной из форм натурализма — стремления перенести в сферу общественных наук то, что считается методом естественных наук. Типичный аргумент в пользу историцизма состоит в следующем: «Мы можем предсказывать затмения, почему же тогда мы не можем предсказывать революции?». В более систематической форме этот аргумент звучит так: «Задачей науки является предсказание. Поэтому задачей общественных наук должны быть предсказания относительно общества, т. е. истории».

Нередко историцистское истолкование истории соединяется с активизмом — уверенностью, что история делается самими людьми и вызванным этой уверенностью стремлением к активности, неприятием бездеятельности и пассивного ожидания. Как выразил эту «активистскую позицию» Маркс в своих «Тезисах о Фейербахе», «философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы его изменить».

Однако активизм, который, подобно активизму Маркса, опирается на идею естественных законов истории, столь же непреложных, что и законы природы, является внутренне непоследовательной позицией. Такой активизм предполагает, что общество изменяется людьми, но при этом движется по предопределенному и неизменному пути, стадии которого предначертаны непреложной исторической необходимостью. Впредисловии к первому тому «Капитала» Маркс был вынужден так ограничить возможность активного вмешательства людей в ход их собственной истории: когда общество находит естественный закон, определяющий его развитие, даже в этом случае оно не может ни перескочить через естественные фазы своей эволюции, ни выкинуть их из мира росчерком пера. Но кое-что оно может сделать: сократить и облегчить родовые муки.

Совмещение активизма с идеей «железных законов истории» вызвало критику уже в конце XIX в. Утверждалось, в частности, что создание политической партии, ставящей своей целью уничтожение капитализма и построение социализма, столь же бессмысленно, как и создание партии, борющейся за то, чтобы Луна – в соответствии с законами природы – двигалась по своей орбите. Поппер так перефразирует активистское изречение Маркса: «Историцист может только объяснить социальное развитие и помогать ему различными способами; однако дело, по его мнению, заключается в том, что никто не способен его изменить»[51]51
  Поппер К. Указ. соч. С. 62.


[Закрыть]. Историцизм не учит бездеятельности и фатализму и вместе с тем утверждает, что любая попытка вмешаться в социальные изменения тщетна.

Историцизм видит основную задачу индивидуальной жизни в том, чтобы быть добровольным инструментом для достижения историей ее объективных целей. Если человек будет бороться против них, ему все равно не удастся остановить или изменить ход истории. Все, чего он добьется, так это своего осуждения потомками. Тот, чья деятельность идет по линии движения истории, удостоится со временем общественной похвалы, в то время как тех, которые пытаются действовать против хода истории, ждет неминуемое осуждение.

Историцизм проводит, таким образом, идею, что высший суд есть суд истории, или, как говорили в средние века, «всемирная история – это всемирный суд». Эта идея, характерная для всех закрытых (коллективистических) обществ, замещается в открытых (индивидуалистических) обществах убеждением, что высшим судьей своей жизни и своей истории является сам человек, живущий в конкретную эпоху. Историцизм представляет собой крайнюю версию историзма, рассматриваемого далее.

Особенности социальных тенденций.Социальная тенденция представляет собой достаточно устойчивую линию развития группы взаимосвязанных социальных явлений. Понятие социальной тенденции является одним из основных в методологии социальных и гуманитарных наук. Его роль во многом аналогична той, какую в методологии естественных наук играет понятие закона науки. Особенно существенное значение имеет исследование социальных тенденций в истории и тех, подобных ей науках, для которых понятие научного закона является инородным. Примерами социальных тенденций могут служить тенденция роста численности человечества; остающаяся устойчивой в течение многих веков тенденция технического прогресса, распространяющаяся на три последних столетия.

Социальные тенденции могут быть универсальными, охватывающими все человечество, или локальными, касающимися только отдельных регионов или групп стран, отдельных социальных слоев и т. д. Позиция, что история представляет собой смену единичных и уникальных явлений, что в ней нет прямого повторения, и потому нет законов, сложилась в конце XIX – начале XX в. (В. Виндельбанд, Г. Риккерт, Б. Кроче, Ф. А. Хайек, К. Поппер, К. Ясперс, Р. Арон и др.).

Отсутствие законов исторического развития не означает ни того, что в истории нет причинных связей, ни того, что в ней нельзя выявить определенные тенденции, или линии, развития. В истории действует принцип причинности: «Все имеет причину, и ничто не может произойти без предшествующей причины». Этот принцип универсален, он распространяется на все области и явления, и совокупная деятельность людей, именуемая историей, не является исключением из него. Однако законы отличны от причинных связей, и наличие в истории причинности никак не означает существования исторических законов. Выявление причинных зависимостей между историческими событиями – одна из основных задач науки истории.

Другой ее важной задачей является обнаружение складывающихся в определенный период в определенном обществе тенденций развития, прослеживание линий развития его институтов, идей и т. д. Тенденции не являются законами истории, хотя их часто путают с ними. Прежде всего, научный закон – это универсальное утверждение, его общая форма: «Для всякого объекта верно, что если этот объект имеет свойство А, то он имеет также свойство В». Высказывание о тенденции является не универсальным, а экзистенциальным: оно говорит о существовании в определенное время и в определенном месте некоторого направленного изменения. Если закон действует всегда и везде, то тенденция складывается в конкретное время и срок ее существования ограничен.

Скажем, тенденция роста численности человечества сохранялась сотни и даже тысячи лет, но она может измениться за считанные десятилетия. Технический прогресс охватывает три последних столетия, однако при определенных неблагоприятных обстоятельствах его результаты могут быть утрачены в течение жизни одного поколения.

Тенденции, в отличие от законов, всегда условны. Они складываются при определенных условиях и прекращают свое существование при исчезновении этих условий. Тенденция, отчетливо проявившаяся в одну эпоху, может совершенно отсутствовать в другую. Например, греческие философы говорили о ясном направлении смены форм правления: от демократии к аристократии и затем к тирании. Но сегодня такой тенденции уже нет: некоторые демократии длятся, не вырождаясь, сотни лет, другие сразу же переходят к тирании и т. д.

Одной из типичных ошибок, связанных с тенденциями исторического развития, является распространение социальных тенденций, кажущихся устойчивыми, в настоящем, на прошлое или на будущее. Так, в начале 1960-х гг. П. Сорокин выделил «три главные тенденции нашего времени»: 1) перемещение творческого лидерства человечества из Европы в Америку, Азию и Африку; 2) распад чувственной (материалистической) культуры и переход к идеационной (религиозной) культуре; 3) сближение капиталистического и коммунистического порядков и образов жизни и формирование более совершенного, чем капитализм и коммунизм, интегрального строя[52]52
  Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени. М., 1997. С. 148–150.


[Закрыть]. Уже сейчас можно сказать, что первая тенденция реализуется только частично, а два других предсказания являлись ошибочными.

Проблема исторического прогресса. Хорошим примером социальных тенденций может служить прогресс, имеющий место в ряде областей социальной жизни. Идея прогресса как неуклонного движения вперед, от низшего к высшему, перехода на более высокие ступени развития и изменения к лучшему сложилась и окрепла в эпоху Просвещения. Лейбниц первым сформулировал в качестве единого принципа исторической науки «принцип возвышения духа», возникающего из природы, обретающего самостоятельность и в силу внутренней необходимости постоянно движущегося вперед. Историческая наука Просвещения, проникнутая оптимизмом своего времени, считала всесторонний культурный прогресс очевидным следствием освобожденного от религиозных предрассудков разума. Идея прогресса стала формулироваться как всеобщий закон, детерминирующий динамику истории.

Прогрессизм как вера в неуклонный прогресс опирался, прежде всего, на очевидное бурное развитие науки и техники. Однако он не останавливался на этом, распространяя идею восходящего развития на все другие области культуры. Вера в прогресс получила особое распространение в XVIII в., в период торжествующей национальной и культурной экспансии, когда Западная Европа сделалась своего рода центром мира. Но даже для того периода трудно было согласовать поверхностный оптимизм с историческими фактами.

Обычно различают две формы прогрессизма: веру в прогресс как бесконечное восходящее развитие, не имеющее предела, и веру в прогресс как развитие, ведущее, в конце концов, к совершенному обществу. Элемент бесконечного прогресса есть у Гегеля в его диалектических триадах. Наибольшее значение для развития идеи поступательного движения без определенного завершения имело неокантианство, истолковывавшее действительность как никогда не кончающийся акт творения, порождаемый культурной деятельностью человека. Вторая форма прогрессизма – утопизм, характерным примером которого является теория социального развития Маркса. Утопические концепции, активизировавшиеся с эпохи Возрождения, продолжают питать революционные движения и в наши дни.

XX век, вместивший две мировые войны, социалистические революции и тоталитарные режимы, обнажил проблематичный характер прогресса. Стало очевидным, что идея прогресса вовсе не является всеобщим историческим законом. Прогресс распространяется далеко не на все сферы социальной жизни, а его результаты в тех областях, где он все же имеет место, неоднозначны. Неожиданность и радикальность, которыми сопровождался распад прогрессизма, были столь поразительны, что многие из тех, кто в свое время боролся против идеологии прогрессизма, почувствовали себя призванными защитить те ее элементы, которые достойны оправдания.

«…”Мы потеряли веру в «прогресс” и считаем прогресс понятием ложным, туманным и произвольным, – говорил в начале 1920-х гг. С. Л. Франк. – Человечество вообще и европейское человечество в частности, вовсе не беспрерывно совершенствуется, не идет неуклонно по какому-то ровному и прямому пути к осуществлению добра и правды. Напротив, оно блуждает без предуказанного пути, поднимаясь на высоты и снова падая с них в бездны, и каждая эпоха живет какой-то верой, ложность или односторонность которой потом изобличается»[53]53
  Франк С. А. Крушение кумиров // Сочинения. Вып. 2. М., 1991. С. 165.


[Закрыть]. Франк полагает, что подлинного прогресса не было даже в Новое время, когда возникла сама идея прогресса. Раньше этот период представлялся временем бесспорного совершенствования человечества, освобождения его от интеллектуальной, моральной и духовной тьмы и узости прошлого, расширения внешнего и внутреннего кругозора его жизни, увеличения его могущества, освобождения личности, накопления не только материальных, но и духовных богатств, повышения нравственного уровня. Но теперь стало очевидным, что Новое время было эпохой, которая через ряд блестящих внешних успехов завела человечество в какой-то тупик и совершила в его душе непоправимое опустошение. В итоге этого яркого и импонирующего развития культуры, просвещения, свободы и права человечество пришло совершенно неожиданно для себя к состоянию нового варварства.

Суждения Франка о прогрессе чересчур скептичны. В них не различаются с достаточной ясностью области, в которых прогресс очевиден, области, в которых он чередуется с периодами регресса, и, наконец, области, в которых он просто отсутствует или не может быть обнаружен из-за краткости известной нам истории.

Есть несомненный прогресс в знании и техническом умении, причем результаты его постоянно передаются дальше и все более становятся всеобщим достоянием. В этой области, отмечает К. Ясперс, мировая история может быть понята как развитие по восходящей линии, хотя и содержащее отступления и остановки, но в целом связанное с постоянным ростом достижений, в которые вносят свою лепту все люди, все народы, которые по самой своей сущности доступны всем людям и действительно становятся достоянием всех. В истории мы обнаруживаем ступени этого продвижения, которое в настоящее время достигло своей высшей точки. Однако это лишь одна линия целого. Прогресс в науке и технике не является, конечно, всеобщим законом истории. Это только длительная историческая тенденция, которая, несомненно, продолжится и в будущем.

Научный и технический прогресс ведет к единству в области знания, но не к единству человечества. Сомнителен прогресс в искусстве. Будучи всеобщим достоянием, оно достигает высокого совершенства лишь у определенных народов и в определенные исторические периоды. Затем, взойдя на неповторимую высоту, оно как бы исчерпывает заложенные в нем потенции. Свершенное становится классикой, и новая волна в искусстве представляет собой уже совершенно иной стиль и не считает себя продолжением или даже преодолением того, что было достигнуто ранее.

Нет сколько-нибудь заметного прогресса в человеческой природе, в человеческой доброте и мудрости, в развитии интеллектуальных способностей человека. Высокоразвитые культуры не вызывают восхищения у народов, значительно уступающих им в развитии. «Быстрый рост усредненности, неразмышляющего населения, даже без борьбы, самим фактом своей массовости, торжествует, подавляя духовное величие. Беспрерывно идет отбор неполноценных, прежде всего в таких условиях, когда хитрость и брутальность служит залогом значительных преимуществ»[54]54
  Ясперс К. Истоки истории и ее цель. М., 1991. Вып. 2. С. 165.


[Закрыть].

Подводя итог, можно еще раз повторить, что идея прогресса, чрезвычайно популярная еще сто лет назад, в свете событий прошлого века оказалась не очевидной и не однозначной. Прогресс не закон истории, прогрессивное развитие в тех областях, где оно существует, есть результат человеческого разума и человеческих усилий.

§ 6. Детерминизм

Категория детерминизма является одной из конкретизаций более общей категории определенности, или устойчивости, существующего. Детерминированное является необходимым, в то время как недерминированное представляет собой возможное, случайное или невозможное.

Детерминизм и индетерминизм – две противоположные позиции в вопросе о взаимосвязи и взаимообусловленности явлений. Детерминизм утверждает определенность одних событий или состояний другими, индетерминизм есть отрицание детерминизма. Каузальная детерминация может рассматриваться как частный случай детерминированности, а именно как определенность следствий их причинами.

Многие события или состояния таковы, что в одно время является детерминированным их наличие, а в другое – отсутствие. Наступление некоторого события или состояния в определенное время может быть детерминировано в одно время и не детерминировано в другое. Можно утверждать, например, что выпадение дождя сегодня детерминировано, а выпадение его послезавтра – нет; сверх того, можно заявлять, что сегодняшний дождь был детерминирован событиями, имевшими место еще неделю назад, но не был детерминирован событиями годичной давности.

Вневременная детерминация может считаться с известным приближением частным случаем временной. Выражение «детерминировано А» истолковывается при этом как означающее «во всякое время детерминировано наступление (события, описываемого высказыванием) А во время t».

В выражении «в t’ детерминировано, что в t имеет место событие А» время детерминации и время наступления события могут совпадать (одновременная детерминация) или различаться. Случай, когда время детерминации предшествует времени наступления события, можно называть преддетерминацией; если момент детерминации расположен позднее момента, в который происходит детерминированное событие, можно говорить о постдетерминации. В случае каузальной детерминации речь идет, соответственно, о причинной детерминации и следственной детерминации.

Часто детерминированность неявно отождествляется с преддетерминацией. Во многих контекстах – и особенно в случае каузальной детерминации – сосредоточение внимания исключительно на определенности последующего предшествующим оправдано. Вместе с тем понятие постдетерминации (которая может быть названа также телеологической, или целевой, детерминацией) необходимо для обеспечения ясности в постановке и обсуждении ряда важных проблем, прежде всего проблем, касающихся человеческой деятельности.

Можно выделить два основных типа определенности последующих событий предшествующими: каузальную детерминацию и вызревание предпосылок для последующего наступления конкретного события. Например, в XV в. в Западной Европе созрели предпосылки для модернизации и перехода от традиционного общества к индустриальному; в XVII в. появились предпосылки для создания классической механики, в XIX в. – предпосылки для формулировки развитой теории социализма. Как говорит П. Рикёр, прошлое воздействует на настоящее и будущее не только каузально: оно открывает определенные возможности, что, собственно, и заставляет постоянно обращаться к нему. Формирование предпосылок вряд ли можно отождествить с каузальной детерминацией: причина с необходимостью влечет наступление следствия, в то время как предпосылки не связаны со следующим за ними событием отношением необходимости.

Аналогично выделяются два основных типа постдетерминации: телеологический (целевой) детерминизм и постепенное вызревание целей. Например, можно сказать, что многие действия человека предопределены тем, что, в конце концов, он должен умереть; что к осени 1917 г. Россия постепенно созрела для социалистической революции. Судя по всему, важное для гуманитарных рассуждений понятие судьбы (предопределенности) следует отнести не к преддетерминизму, а к постдетерминизму, причем именно к случаю вызревания целей.

Каузальная детерминированность не единственный, но, по-видимому, наиболее интересный случай детерминированности. Введение представления о следственной детерминации не означает отрицания односторонней направленности, или асимметрии, причинной связи, активности и производительности причин и пассивности их следствий. Оно не ведет также с необходимостью к растворению причинности в универсальном взаимодействии и к отказу от принципа, утверждающего одностороннюю зависимость следствий от причин. Для получения всех этих нежелательных, как кажется, заключений требуется вполне определенное понимание каузального постдетерминизма, предполагающего производительность следствий и возможность обратного воздействия следствий на вызвавшие их явления, в том числе и на явления, переставшие уже существовать.

Принципы детерминизма. Утверждения, подобные принципам «Всякое явление имеет характерные черты и приобретает их одним или несколькими определенными способами»; «Все, что происходит, необходимо порождается действием какой-либо причины»; «Истинное однажды истинно во все последующие времена»; «Следствия всех событий уходят сколь угодно далеко в будущее»; «Причины некоторых событий не простираются бесконечно в прошлое», не являются истинами логики. В этих утверждениях фиксируются определенные свойства реальных событий и их связей. Установление истинности или ложности этих утверждений не может быть результатом анализа значений входящих в них слов и выражений; оно требует обращения к опыту, к исследованию тех вещей и состояний, о которых мы говорим, используя данные слова и выражения. Это не означает, конечно, что приведенные и подобные им утверждения не могут быть объектом концептуального, и в частности формально-логического, анализа.

Высказывания о детерминированности и недетерминированности событий, об их причинных связях, следствиях имеют определенную логическую структуру и находятся в некоторых дедуктивных отношениях между собой. Во многих случаях для выявления этих отношений нет необходимости прибегать к помощи формальной логики. Большинство вопросов, связанных с детерминизмом, успешно обсуждалось и будет в дальнейшем обсуждаться без привлечения идей и аппарата современной логики. Почти все истины, которые можно открыть о детерминизме, могут быть в принципе установлены в рамках обычного языка, без обращения к некоторому логически совершенному языку.

Имеется, однако, ряд касающихся детерминизма проблем, анализ которых средствами только естественного языка является медлительным и малопродуктивным из-за недостаточно ясной логической структуры этого языка, аморфности его правил придания значений выражениям, громоздкости его формулировок. К таким проблемам относятся, например, задача проведения четкого различия между детерминизмом и индетерминизмом, между разновидностями детерминизма и индетерминизма, анализ доктрины логического детерминизма, в соответствии с которой строгий детерминизм является следствием логического принципа двузначности, проблемы, связанные с реальностью прошлого и будущего, с их асимметрией. Для обсуждения этих и многих иных проблем целесообразно использовать особый искусственный язык, позволяющий дать компактные формулировки разных версий детерминизма и индетерминизма, выявить такие их логические отношения, как следование, эквивалентность, совместимость, несовместимость, и проследить сколь угодно далеко идущие следствия каждой из этих версий.

Важные отличия излагаемого далее подхода к проблеме систематизации логических свойств утверждений о детерминации и каузальной связи состоят в следующем. В основании логики детерминированности лежит логическая теория времени. Это позволяет говорить не только о детерминированности и недетерминированности некоторых событий или состояний, но и указывать также время, в которое эти события и состояния обладают данными характеристиками. Многие события и состояния, кажется, таковы, что в одно время является детерминированным их наличие, а в другое – отсутствие. Язык, допускающий формы «детерминировано событие А» и «наступление события А причинно имплицирует наступление события В» и не содержащий форм «детерминировано во время t наступление в иное время t ¢ события А» и «наступление в t события А причинно имплицирует наступление в t ¢ события В», не обладает достаточной выразительной силой для представления приведенных и подобных им утверждений.

Явная временная квалификация детерминированности событий и состояний позволяет говорить не только об определенности последующего предшествующим, но и о детерминированности предшествующего последующим. Обычно, обсуждая детерминацию, и в частности каузальную детерминацию, имеют в виду лишь однозначную определенность более позднего более ранним.

Некоторые утверждения, включающие понятия «детерминировано» и «причинно имплицирует», представляются аналитически истинными. К ним можно отнести, например, утверждения «Всякое событие или детерминировано или недетерминировано»; «Не может быть одновременно детерминировано наступление в одно и то же время двух противоположных событий»; «Если событие имеет причину, то неверно, что оно не имеет ее»; «Одно и то же событие не может быть причиной двух несовместимых событий». Для установления истинности подобных утверждений нет нужды обращаться к опыту, анализ значений входящих в них терминов является необходимым и достаточным средством для обоснования суждения об их истинности.

Утверждения же типа «все детерминировано», «нет беспричинных явлений», «причина предшествует следствию», «всякое событие детерминировано во всякий предшествующий его наступлению момент» могут быть лишь фактически истинными. Знание значений входящих в них слов и выражений и в частности знание значений таких слов, как «детерминировано», «причина», «следствие», не является достаточным основанием для заключения об истинности или ложности данных утверждений. Только эмпирическое исследование фактически встречающихся многообразных случаев детерминации и каузальной связи может оказаться таким основанием.

В формализованном языке, предназначенном для систематизации логических характеристик утверждений об определении одних явлений другими, можно выделить две части. В одной из них систематизируются аналитически истинные утверждения о детерминации, вторая является расширением первой некоторыми фактически истинными утверждениями, касающимися эмпирических свойств детерминированности и недетерминированности. Первую часть можно назвать логической частью теории детерминации, вторую – фактической ее частью.

Исходным выражением логики времени, лежащей в основании теории детерминации, является выражение «В момент, удаленный на t единиц времени от момента отсчета реализуется А» или «В t реализуется (имеет место) А». Момент отсчета временного интервала может быть постоянным, т. е. не изменяющим своего положения с течением времени, или переменным. Временные оценки с постоянными моментами отсчета не меняют своего истинностного значения со временем, временные оценки с переменным моментом отсчета могут быть истинными в одно время и ложными в другое. Примерами первых могут служить оценки «Наполеон умер в 1821 году» и «Наполеон умер раньше Гегеля», примерами вторых – оценки «Завтра будет дождь» и «Все прошлое лето было дождливым».

Формализованный язык является удобным средством для точной формулировки различных принципов детерминизма и для выявления их дедуктивных отношений. Эти принципы не являются аналитически истинными утверждениями и не могут быть доказаны в качестве теорем логической теории детерминации. Но их можно сформулировать на языке этой теории и использовать для получения практически интересных ее расширений. Рассматривая эти принципы, мы будем явно говорить только о каузальной детерминации, но рассуждения о ней нетрудно обобщить.