Текст книги "Философское исследование науки"

Один из принципов детерминизма гласит:

(1) «Всякое событие, когда бы оно ни происходило, каузально детерминировано в каждый момент времени».

Два частных случая этого принципа, касающихся причинной и следственной детерминации, таковы:

(1а) «Каким бы ни было событие и в какой бы момент времени оно ни происходило, причина этого события существует во всякий предшествующий его наступлению момент». Или короче: «Причины всех событий уходят бесконечно в прошлое» (под «прошлым» понимается всякое время, предшествующее рассматриваемому событию).

(1б) «Следствия каждого события существуют в сколь угодно отдаленный момент будущего».

Заменяя в принципе (1), который может быть назван принципом строгого детерминизма, слово «все» на слово «некоторые», и наоборот, можно получить различные ослабленные версии принципа детерминизма. К ним относятся, в частности, следующие:

(2) «Существуют такие события, что, независимо от того, в какое время они происходят, их наличие в это время каузально детерминировано во всякое время».

(3) «Для каждого события имеется такой момент времени, что наступление данного события в этот момент детерминировано в любое время».

(4) «Всякое событие, когда бы оно ни происходило, каузально детерминировано в определенный момент времени».

(5) «Каждое событие в некоторый момент своего наступлениякаузально детерминировано в определенный момент времени»;

(7) «Существуют такие события, что их наступление в некоторый момент времени каузально детерминировано во всякое время».

(6) «Некоторые события каузально детерминированы в определенные моменты времени».

Легко убедиться, что из принципа (1) следуют принципы (4) – (7) и что (7) следует из (4) и из (6). Утверждения (4) и (5), (5) и (6), (5) и (7) логически независимы друг от друга. Можно соглашаться с одним из них, не принимая вместе с тем другое.

Частными случаями принципов (4) и (6) являются следующие утверждения:

(8) «Существуют события, причины которых простираются бесконечно в прошлое».

(9) «Следствия некоторых событий могут быть обнаружены в сколь угодно отдаленном будущем».

(10) «Всякое событие имеет причину в некоторый предшествующий ему момент времени».

(11) «Все события имеют следствия».

Системы, получаемые присоединением к логике детерминированности одного или нескольких из принципов (1), (4) – (7), являются симметричными в следующем смысле: каждому доказуемому в них утверждению о причинах соответствует аналогичное утверждение о следствиях, и наоборот. Иными словами, если в системе утверждается, что имеются события с бесконечно удаленными причинами, то в ней доказуема также теорема, говорящая о существовании событий с бесконечными во времени следствиями. И если в симметричной системе устанавливается наличие следствий у всех без исключения событий, то в ней утверждается также отсутствие явлений, лишенных причины.

Утверждения о следствиях и утверждения о причинах логически независимы друг от друга. Это означает, что возможны различные разновидности несимметричных систем. Наиболее интересным примером их является, по-видимому, система, в которой доказуемы принципы (3) и (10), но не является теоремой утверждение (2). В этой системе признается, что следствия всех явлений бесконечны во времени, но вместе с тем не утверждается, что причины каждого из них существуют во всякий, предшествующий его наступлению момент.

Индетерминизм. Граница между детерминизмом и индетерминизмом не является четкой. Нередко одна и та же точка зрения одними авторами оценивается как детерминистическая, а другими как индетерминистическая. Определим индетерминизм как позицию, находящуюся в противоречии с некоторой детерминистической позицией. Коротко говоря, индетерминизм есть отрицание детерминизма.

Возможны несколько версий принципа каузального детерминизма и, следовательно, несколько версий каузального индетерминизма. Наиболее сильная формулировка первого принципа постулирует каузальную детерминированность всякого явления во всякое время. Соответствующая ей формулировка второго принципа утверждает существование событий, наличие которых в определенное по меньшей мере время не является каузально детерминированным в то или иное время. Наиболее слабая версия принципа детерминизма постулирует существование событий, отдельные случаи наступления которых каузально детерминированы в некоторые моменты времени. Связанная с нею наиболее сильная формулировка индетерминизма отрицает наличие моментов времени, в которые было бы каузально детерминировано то или иное событие.

Ранее было проведено различие между причинным и следственным детерминизмом. Можно ввести теперь аналогичное различие между причинным и следственным индетерминизмом. Например, принцип, утверждающий, что всякое явление, независимо от того, когда оно происходит, не является каузально детерминированным в некоторое время, имеет следующие два частых случая:

а) для всякого события существуют моменты времени, в которые оно не имеет еще причины;

б) не имеется событий с бесконечно протяженными во времени следствиями. Первый из этих случаев является одной из версий причинного индетерминизма, второй – следственного.

Возможны симметричные и несимметричные детерминистические позиции. Сходная возможность сохраняется и для индетерминистических точек зрения. Можно принимать, например, что причины каждого события не уходят сколь угодно далеко в прошлое, и вместе с тем отрицать, что какое-либо событие имеет следствия, и т. д.

Особый интерес представляет допускаемая рассматриваемой классификацией позиций возможность комбинации принципов детерминизма с теми или иными принципами индетерминизма. Существование комбинированных позиций, объединяющих детерминистические утверждения с индетерминистическими, является, по-видимому, основной причиной разногласий по поводу различения детерминизма и индетерминизма и последующей квалификации той или иной конкретной позиции.

Наиболее сильная версия детерминизма несовместима ни с одним из вариантов индетерминизма. Сходным образом наиболее сильная формулировка индетерминизма не может быть дополнена без противоречия тем или иным утверждением о существовании причин или следствий. Но имеются неполные детерминистические и индетерминистические позиции, оставляющие открытым вопрос о детерминированности или недетерминированности некоторых явлений в отдельные моменты времени.

Примерами их могут служить следующие две: а) некоторые события детерминированы во все моменты времени; б) неверно, что каждое событие детерминировано во всякое предшествующее его наступлению время. Первую из них можно расширить до полной детерминистической позиции, вторую – до полной индетерминистической. Но можно также объединить приведенные два утверждения и получить комбинированную позицию, согласно которой существуют как всегда детерминированные события, так и события, не определенные в некоторые, по меньшей мере, моменты, предшествующие их наступлению. Утверждения о существовании в определенное или всякое время причин отдельных или всех событий могут комбинироваться с положениями, отрицающими наличие следствий у всех или определенных явлений в некоторый или каждый момент времени

Очень популярной является такая, например, комбинированная позиция, когда принимается бесконечная протяженность следствий каждого явления и вместе с тем утверждается, что некоторые явления не имеют причин в достаточно отдаленном прошлом. Еще одна распространенная комбинированная позиция может быть передана утверждением: ничто не происходит без причины, но вместе с тем неверно, что причины всякого события вечны. Такую позицию занимал в момент создания многозначных логик Я. Лукасевич, называвший себя, однако, индетерминистом[55]55
  Ивин А. А. Логические теории Яна Лукасевича. М., 2002. Гл. 3.


[Закрыть].

До сих пор принципам детерминизма и индетерминизма и их комбинациям давалась онтологическая интерпретация. Они формулировались как утверждения о структуре действительности, о реально существующих или несуществующих причинах и следствиях. Этим же принципам может быть дана также гносеологическая интерпретация, в которой они говорят о возможности определенных описаний действительности.

Например, онтологическому утверждению «Причины некоторых событий не уходят бесконечно в прошлое» можно поставить в соответствие гносеологическое утверждение «Невозможна теория, позволяющая указать причину всякого события в сколь угодно отдаленном прошлом». Первое из этих утверждений характеризует определенным образом действительность, второе – теорию, дающую ее описание. Отношение между онтологической и гносеологической интерпретациями одного и того же принципа является одним из аспектов отношения теории к описываемому ею фрагменту реального мира.

§ 7. Историзм

Понятие историзма является одной из важных категорий тех гуманитарных и социальных наук, которые истолковывают мир – и прежде всего социальную жизнь – как постоянное изменение (становление) и используют временной ряд «прошлое – настоящее – будущее» («было – есть – будет»). Если понятие детерминизма является конкретизацией категории определенности применительно к наукам о бытии, то понятие историзма представляет собой конкретизацию этой же общенаучной категории, но уже применительно к наукам о становлении.

Из многочисленных значений термина «историзм» можно отделить следующие два основных его значения: 1) определенность настоящего прошлым и/или будущим; 2) определенность прошлого и будущего настоящим. В неисторических науках, подобных физике, химии или экономической науке, мир понимается как постоянное повторение (бытие); в их основе лежит временной ряд «раньше – одновременно – позже», исключающий «настоящее» и «стрелу времени». Аналогом понятия историзма в такого рода науках является понятие детерминизма, или определенности последующего предшествующим, и наоборот.

Религиозные концепции истории, как правило, настаивают на определенности настоящего будущим. В частности, история, написанная в соответствии с принципами христианства, является провиденциальной и апокалиптической. Она приписывает исторические события не мудрости людей, но действиям бога, определившего не только основное направление, но и все детали человеческой деятельности. Для средневекового историка, пишет Р. Дж. Коллингвуд, история была не просто драмой человеческих устремлений, в которой он принимал ту или иную сторону, но процессом, которому присуща внутренняя объективная необходимость. Самые мудрые и сильные люди вынуждены подчиниться ей не потому, что, как у Геродота, Бог – разрушительное и вредоносное начало, но потому, что Бог, будучи провидцем и творцом, имеет соответственный план и никому не позволит помешать его осуществлению. Поэтому человек, действующий в истории, оказывается втянутым в божественные планы, и они увлекает его за собой, независимо от его согласия. «История как воля бога предопределяет самое себя, и ее закономерное течение не зависит от стремления человека управлять ею»[56]56
  Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 53.


[Закрыть]. Теология истории длится от творения до судного дня и спасения. Поступь бога в истории обнаруживает себя в последовательности актов сотворения мира, создания человека и изгнания его из рая, изъявления божественной воли устами пророков, спасения, явления бога людям на рубеже времен, предстоящего Страшного суда. Смысл исторического существования заключен в будущем и является результатом не одного познания, но и исполненного надежд ожидания.

Упования на будущее воздаяние сделались инородными для исторического сознания лишь в ХХ в. Радикальные концепции прогресса, выдвигавшиеся в XVIII–XIX вв. Ж. А. Кондорсе, Сен-Симоном, О. Контом, К. Марксом, оставались эсхатологически мотивированны будущим. В частности, А. Тойнби писал о марксизме, интерпретировавшем историю как постепенную подготовку к коммунизму: «Определенно иудийский… дух марксизма – это апокалиптическое видение безудержной революции, которая неизбежна, поскольку предписана самим Богом и которая должна изменить нынешние роли пролетариата и правящего меньшинства до полной их перестановки, которая должна возвести избранных людей в единой связке с нижайшего до высочайшего положения в царстве этого мира. Маркс возвел в своем на все способном деизме богиню «исторической необходимости» на место Яхве, пролетариат современного западного мира – на место евреев, а царство Мессии изобразил как диктатуру пролетариата. Однако характерные черты традиционного еврейского апокалипсиса выступают здесь сквозь потертую маску. Наш философский импрессарио предлагает в современном западном костюме дораввинский маккавейский иудаизм…»[57]57
  Тойнби А. Постижение истории. М., 1995. С. 184.


[Закрыть].

Вместе с тем у Маркса начинает постепенно складываться идея определенности настоящего не только будущим, но и прошлым. В результате его позиция оказывается двойственной: история движется не только своим притяжением к конечной цели, но и объективными историческими законами, обусловливающими переход от более низких к более высоким общественно-экономическим формациям и в конечном счете – к коммунистической формации.

В ХХ в. представление о предопределенности настоящего будущим утрачивает остатки былого влияния, уступая место убеждению, что настоящее определяется прошлым и в известной мере образом того ближайшего, обозримого будущего, которое ожидает общество, культуру и т. п. и реализация которого во многом зависит от усилий человека. Отказ от идеи законов истории, действующих с «железной» необходимостью, придает определенности настоящего прошлым вероятностный, статистический характер. Такое понимание историзма лишает ценности «удобное и по существу ничего не значащее толкование истории как постижимого и необходимого поступательного движения человечества» (К. Ясперс).

В истолковании историзма особую роль играет тот смысл, который придается понятию определенности одного времени другим. Определенность настоящего прошлым может интерпретироваться по меньшей мере трояко: как каузальная определенность (настоящее есть следствие, причина которого – прошлое), как определенность традицией и как определенность законами истории. Эти интерпретации могут комбинироваться, последняя из них получила название историцизма. Определенность настоящего будущим может означать телеологическую определенность (настоящее есть средство для достижения цели – будущего) или вызревание в настоящем предпосылок для будущего. Определенность будущего настоящим может пониматься как каузальная определенность или как подготовка в настоящем некоторых, не обязательно каузальных предпосылок для будущего. Наиболее сложно истолковать определенность прошлого настоящим: здесь не может идти речи о каузальной определенности, но можно говорить о телеологической определенности (ценности настоящего определяют, как должно истолковываться прошлое).

Представления историков о прошлом постоянно изменяются. Происходит это главным образом не из-за открытия новых фактов о прошлых событиях, а в силу изменения истолкования настоящего. Идея определенности не только будущего, но и прошлого настоящим начала складываться в конце XIX – начале XX в. Еще Ф. Шлейермахер, положивший начало современной герменевтике, требовал от историка встать на позицию того исторического персонажа, действия которого описываются, и понять его лучше, чем он сам понимал себя. При этом предполагалось, что современный интерпретатор, смотрящий в прошлое из своего специфического настоящего, способен выйти из своего «теперь» и полностью идентифицироваться с прошлым. Но уже у О. Шпенглера разные культуры не являются проницаемыми друг для друга, так что человек более поздней культуры не способен адекватно представить себя индивидом ушедшей в прошлое культуры и не может вполне понять строй мыслей и образ действий последнего. Настоящее, границы которого совпадают с границами культуры, предопределяет невозможность адекватного познания прошлого.

С особой силой подчеркнул историчность бытия человека, его погруженность в настоящее и зависимость не только будущего, но и прошлого от настоящего экзистенциализм. Невозможно подняться над историей, чтобы рассматривать прошлое «беспристрастно». Объективность исторична, и она прямо связана с той позицией в истории, с которой исследователь пытается воссоздать прошлое. «Мы ведь тоже вынуждены видеть и истолковывать прежнее мышление из горизонта определенного, т. е. нашего мышления… Мы не можем выйти из нашей истории и из нашего “времени” и рассмотреть само по себе прошлое с абсолютной позиции, как бы помимо всякой определенной и поэтому обязательно односторонней оптики… Вопрос об истинности данного “образа истории” заходит дальше, чем проблема исторической корректности и аккуратности в использовании и применении источников. Он соприкасается с вопросом об истине нашего местоположения в истории и заложенного в нем отношения к ее событиям”[58]58
  Heidegger M. Der europaishe Nihilismus. Pfulingen, 1967. S. 90–91.


[Закрыть]. Хайдеггер почти с той же силой, что и Шпенглер, настаивает на взаимной непроницаемости и принципиальной необъяснимости культур. Единственным приближением к чужой культуре ему представляется самостоятельное, т. е. достигаемое внутри собственной живой истории и каждый раз заново, ее осмысление. Позиция самостоятельного мыслителя, какая бы она ни была, будет уникальной и вместе с тем окончательной полноценной интерпретацией истории.

О роли настоящего в историческом исследовании Р. Дж. Коллингвуд пишет, что «каждое настоящее располагает собственным прошлым, и любая реконструкция в воображении прошлого нацелена на реконструкцию прошлого этого настоящего… В принципе целью любого такого акта является использование всей совокупности воспринимаемого “здесь и теперь” в качестве исходного материала для построения логического вывода об историческом прошлом, развитие которого и привело к его возникновению»[59]59
  Коллингвуд Р. Дж. Указ. соч. С. 53.


[Закрыть]. По Коллингвуду, эта цель никогда не может быть достигнута: настоящее не может быть воспринято и тем более объяснено во всей его целостности, а бесконечное по материалу прошлое никогда не может быть схвачено целиком. Желание понять полное прошлое, исходя из полного настоящего, не реализуемо на практике, что делает историю «стремлением к нравственному идеалу, поиску счастья».

Основной парадокс нашей истории состоит в том, что она, с одной стороны, ничему не учит (точнее, стремится не учить современников), а с другой, представляет интерес главным образом постольку, поскольку позволяет яснее понять настоящее и отчетливее представить будущее. Занимаясь прошлым и только прошлым, историк не делает прогнозов и не заглядывает в будущее. Вместе с тем он осознает, что истории, написанной с вневременной или надвременной позиции, не существует и с изменением настоящего изменится и определяемая им перспектива видения прошлого, так что потребуется новая, отвечающая новому настоящему трактовка истории. Решение парадокса – в постоянном переписывании истории, хотя прошлое, как таковое, может считаться историками неизменным.

Особенно тяготеют к переистолкованию прошлого в свете все нового настоящего так называемые коллективистические, или закрытые, общества (средневековое, умеренно-коллективистическое общество, тоталитарные режимы индустриального общества и др.). В частности, тоталитарное общество не отделяет прошлое от настоящего и будущего и истолковывает прошлое как обоснование и оправдание настоящего. Это означает, что с изменением настоящего должно неминуемо меняться и пошлое. Отсюда постоянное переписывание истории, так хорошо изображенное Дж. Оруэллом, главный герой которого работает в министерстве правды, занятом, в частности, и этим делом[60]60
  Оруэлл Дж. 1984. М., 1982.


[Закрыть].

Своеобразную трактовку историзма давали представители Баденской школы неокантианства В. Виндельбанд и Г. Риккерт. Они различали генерализирующие, ориентирующиеся на формулировку научных законов номотетические науки (науки о природе) и идивидуализирующие, описывающие единичное и не повторяющееся идиографические науки (науки о культуре). Если наука о культуре, например, история, использует главным образом методы наук о природе, она впадает в натурализм и истолковывает культуру по чуждому ей образцу – образцу природы. Если же наука о культуре вообще не прибегает к методу наук о природе и не использует его даже в качестве второстепенного, она впадает в другую крайность – в релятивизм, или историзм, и представляет явления культуры как просто следующие друг за другом, но внутренне не связанные между собой. Эту трактовку историзма позднее поддерживал М. Хайдеггер.

Историзм в истолковании Виндельбанда и Риккерта представляет собой отказ от идеи, что прошлое определяет настоящее, а настоящее, в свою очередь, задает ту оптику, в которой только и возможно видение прошлого и его цельности и внутренней связности. Историзм как отрицание двусторонней связи между прошлым и настоящим действительно лишает историческое видение всякой перспективы и, значит, системы. Он дает «историю без истории» (М. Хайдеггер), поскольку выбор из бесконечного множества прошлых событий становится хаотичным и произвольным. Истолкование историзма как релятивизма и оппозиции (методологического) натурализма идет, однако, вразрез с традицией, согласно которой историзм есть определенность одного времени другим, а не отказ от такой определенности.