Текст книги "Олег Попов. Невыдуманные истории из жизни"

Пятидесятые

Пятидесятые годы делятся как бы на две части. В первой – удушливое доживание мрачного диктатора. Это ведь именно тогда, в погоне за «ведьмами», состряпали «дело врачей», вели борьбу с кибернетикой, «травопольной системой». Всё «старое политбюро» сидело «на чемоданах» и готовилось к изгнанию, застенкам и расстрелам. Страна дрожала в смертельном холоде.

А потом как будто открыли окна в темной и душной комнате. Двадцатый съезд стал «бомбой», брошенной в сознание миллионов людей. Оказывается, Сталин был тираном и диктатором, загубившим миллионы невинных жизней. Пришло долгожданное падение «железного занавеса». В затравленных сердцах людей родилась надежда на новую жизнь. Телевидение и цирк, фигурное катание и хоккей стали частью массовой культуры, без которой трудно представить жизнь советских людей того времени.

Быстро прошли годы обучения в цирковом училище. Они состояли из бесконечных фанатичных репетиций по подготовке основного номера и элементарной борьбы с голодом. После многочасовых репетиций начинались поиски заработков, «халтур», концертов, за которые часто платили просто едой.

В 1950 году Олегу исполнилось двадцать лет, и в том же году ему предстоял выпуск из циркового училища. Конечно, ему повезло. Режиссером его номера стал Сергей Дмитриевич Морозов. В те времена один из самых продвинутых и прогрессивных режиссеров, который почувствовал время и увидел будущее цирка в его мощной эстетической реновации, уходе от опостылевшего пролеткульта, от «синей блузы», «бытовухи» и прочей политизированной чуши.

Морозов создал номер, в котором главным героем был молодой, эксцентричный блондин. На нем был элегантный костюм – шляпа, тросточка; в этом костюме он фривольно прогуливался по свободной проволоке, как по улице, знакомился со зрителями, с униформистами. В его облике не было ничего советского – он выглядел как «денди», как какой-то заграничный модник.

После прогулки наш герой начинает готовить себе обед. Он ловко манипулирует кастрюлями и сковородками, жонглирует тарелками, ножами и вилками, крутит посуду на палочках. Он предлагает униформе и зрителям полакомиться вместе с ним. А потом располагается на проволоке, как на мягкой кровати, и беззаботно засыпает.

Номер был чрезвычайно стильным для того времени. Можно было подумать, что в цирк забрел приезжий иностранец, забрался на проволоку и фривольно дурачится там.

А время-то было суровое. И в 50-м году были еще свежи в памяти разгромное постановление ЦК «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» и регулярные статьи в «Правде» о борьбе с космополитизмом и апологетами зарубежной культуры.

В те годы фактически уничтожали Анну Ахматову, не публиковали ни строчки. Михаил Зощенко, выдающийся русский, советский писатель, рассказывал, что когда он шел по Невскому, бывшие друзья, чтобы не здороваться, переходили на другую сторону улицы. Позднее досталось и великому Шостаковичу за его оперу «Катерина Измайлова». Большие неприятности коснулись и очень благообразного, очень правильного композитора Вано Мурадели. Их произведения запрещали публиковать, исполнять – их травили, не платили им никаких гонораров, делая жизнь этих высокоталантливых людей фактически невозможной.

Как ни парадоксально, но жестокая борьба с космополитизмом пришла и в аполитичный цирк. Ее первой жертвой стал выдающийся цирковой режиссер Борис Шахет.

Это с его легкой руки в цирковом костюме навеки поселились так называемые «блестки». Маленькие блесточки, которые, словно зеркальные пуговицы, сотнями пришивались к костюму для того, чтобы под светом прожекторов отражать свет и в прямом смысле слова блистать. Цирковые артистки пришивали их тысячами на свои костюмы. Иногда в манеже они выглядели как золотые рыбки.

Так вот эти блестки и яркий грим, яркие парики у клоунов стали предметом постоянной травли со стороны партийной номенклатуры и добровольных критиков. А поскольку Борис Шахет был главным режиссером Московского цирка, то ему доставалось больше, чем кому бы то ни было.

Бедного новатора постоянно критиковали, травили, устраивали скандальные собрания. В ту пору еще сохранялась старинная клоунская традиция называть клоунов забавными, часто «вкусными» кличками: «Футид и Шоколад», «Бублик», «Гудзик и Горошек».

Но с начала 50-х годов, под воздействием постановления ЦК КПСС от 14 августа 1946 года и жестких передовиц газеты «Правда» о борьбе с космополитизмом и «тлетворным» влиянием Запада, все клоуны Советского Союза позабыли про свои клички и стали писать на афишах собственные фамилии. Вот вам примеры: Юрий Никулин и Михаил Шуйдин и, конечно, Олег Попов. Хотя на Западе клоуны до сих пор носят псевдонимы и клоунские клички.

История с Шахетом закончилась трагично. Однажды, после выпуска на манеж очень красивого парада, где были гимнастки в коротких юбочках в блестках, клоуны в ярких париках – для всех артистов цирковой программы были пошиты изумительные новаторские костюмы, – устроили собрание. И на нем один известный критик с «правильными взглядами на искусство» в течение часа уничтожал Шахета за его западническое влияние на новое поколение строителей коммунизма, обвинив его чуть ли не в шпионаже в пользу акул империализма. «Как можно? Это же любимое пролетарское искусство! Это самое народное искусство. А вы прививаете нашим детям, нашим зрителям вкусы разрушающегося Запада».

Шахет вышел с этого собрания, вдохнул воздух на пороге Московского цирка и… умер там же, на крыльце. Это страшная история о борьбе эстетической, которая переросла в борьбу физическую. В физическое истребление деятелей искусства.

В это самое время и выпускался из циркового училища Олег Попов со своим очень интересным номером, элегантным «западным» костюмом от режиссера Сергея Дмитриевича Морозова.

Ну и, конечно, он тоже попал под «раздачу». Собрался худсовет циркового училища, специально пригласили начальников из Союзгосцирка. Бедного Морозова тоже начали «травить». «Это безобразие! Это эстетство! Это космополитизм! Что это еще за денди? Где наш пролетарский молодой парень? Где наши традиции? Где народное влияние? Почему он не в русском костюме?» – неслось отовсюду.

И Олегу Попову на выпуске письменно строго-настрого запретили исполнять этот номер где-либо. Он не выпустился вместе со всеми летом, его оставили в училище. Наскоро «слатали» что-то весьма «плоское» и заурядное типа «Утренняя гимнастика на проволоке».

Для того чтобы о «провале» циркового училища никто не узнал и неудавшийся выпускник не болтался перед глазами, его отправили как можно дальше. Городом «ссылки» избрали Тбилиси. А там директором цирка был легендарный когда-то борец, огромный человек добрейшей души. Все артисты называли его «папа Ладо». Он любил их всех. Подкармливал бедных, помогал многодетным семьям. А Грузия, как известно, не всегда строго жила по законам советской власти. Там позволяли себе закрыть глаза на особо дурацкие распоряжения из Москвы.

Прибыв в том же 50-м году в Тбилиси, Олег пришел к «папе Ладо» и объяснил: «Так и так. Выпустил номер. Четыре года готовился. А номер запретили». – «Ну, тут ничего не поделаешь, – отвечал “папа Ладо”. – Лишить зарплаты я тебя не могу. Будешь выходить в парад. Пройдешь два круга с поднятой наверх ладошкой, и зарплата твоя. А пока что-нибудь придумай. Может быть, какой-то другой вариант номера».

Олег вынужден был показать «папе Ладо» «дежурный» вариант номера «Утренняя гимнастика», с которым его прислали в Тбилиси, – номер абсолютно никчемный, грубый и даже вульгарный. «Нет, сынок, – сказал “папа Ладо”. – Ты лучше ходи по кругу. Получай свою зарплату. А придумаешь что-нибудь другое, будем смотреть».

Это довольно редкое и щедрое решение, потому что артисты, чтобы получать зарплату, должны были выходить в парад плюс работать свой номер. А здесь молодому парню, только что выпустившемуся из училища, позволяли выйти только в парад. По цирковым правилам, если артист едва только вышел в парад – ему ставится в табеле «рабочий день». И так длилось несколько месяцев. Директор цирка понимал, что молодой артист не виноват в том, что оказался в таком положении.

Однако Олег, будучи фанатиком во всем, чем он занимался, продолжал усердно репетировать. Однажды на его репетиции появился «папа Ладо». Он с удивлением посмотрел на незнакомые трюки, забавные «корючки» (мелкие трюки), на эффектные мизансцены и спросил:

– А это что такое?

– Да это тот самый номер, который запретили мне исполнять в цирковом училище.

– Ты вот что, сынок, ты сегодня одевайся, гримируйся. Давай-ка мы посмотрим на тебя в гриме, костюме и на публике.

Олег очень волновался, но отработал. К собственному удивлению, он имел у тбилисской публики неимоверный успех. Грузинская публика и без того очень горячая, восприимчивая, а здесь настоящий европейский номер с роскошным «денди», который гуляет по проволоке, готовит еду, засыпает. Успех невероятный.

После номера Олег разгримировался и побежал к директору цирка. «Папа Ладо» встретил его, встал и с размаху… дал пощечину. Олег схватился за пылающую щеку:

– За что?

– Что ж ты два месяца меня морочил?

– Но ведь этот номер запрещен!

– Это у вас в Москве он запрещен. А здесь, в Тбилиси, будешь работать каждый день!

Так, в самом конце 1950 года началась артистическая карьера Олега Попова. Пока еще не «солнечного клоуна», а «эквилибриста на свободной проволоке». Он получил очень хорошие отзывы из Тбилиси. А потом из Еревана. Его номер был включен в «Молодежный коллектив», состоявший в основном из выпускников ГУЦИ, однокурсников Олега. Этот коллектив после успешных гастролей на Кавказе начали постепенно подвигать ближе к центру. Это заняло почти два года.

В СССР, да и сегодня в России, все артисты цирка были приписаны к Всесоюзному объединению – Союзгосцирк (сегодня Росгосцирк), расположенному в Москве. Командировки цирковых номеров на работу и в старые времена, и сегодня называются «разнарядками». Это были телеграммы директорам цирков о прибытии того или иного артиста или номера. Копию этой телеграммы (собственно «разнарядку») вручали артисту на руки. Если артист «работал» не в Москве, а в другом городе, то посылалось две «разнарядки» – одна артисту, а другая директору цирка в город, куда ему следовало прибыть.

Командировка-«разнарядка» в Саратовский цирк была очень ответственной. Это один из первых цирков в России, построенный в XIX веке еще братьями Никитиными. Там всегда был очень доброжелательный зритель, очень критичный и в то же время искренне любящий цирк.

В те времена клоуны каким-то образом «прирастали» к провинциальным и московским циркам. В Москве 17 сезонов подряд работал Михаил Николаевич Румянцев, знаменитый Карандаш, который завоевал звание лучшего клоуна Советского Союза. Его знала вся страна. И это при том, что телевидения не было, а по радио клоуна не покажешь. А Карандаша знали все. И, как говорил Никулин, даже спрашивали: «А кто у вас сегодня вечером Карандашом работает?»

Таким клоуном в Ленинграде был Борис Вяткин. Он работал из сезона в сезон. И даже когда приезжали другие клоуны, всё равно выходил на манеж вместе с ними. Его очень любил ленинградский зритель.

Были любимцы-клоуны во многих провинциальных цирках. В Саратове любимцем публики был толстяк Боровиков. Это был клоун старой традиции с мощными буффонадами, с дурацкими смешными выходками, с падениями, с криками и обливаниями водой. Клоун-буффон.

Как и большинство старых клоунов, Боровиков серьезно выпивал. А тут перед самой премьерой в Саратове случилось несчастье. Клоун сломал ногу. И директор цирка схватился за голову: «Боже мой! В программе нет клоуна – это катастрофа. Зрители будут свистеть и возвращать назад билеты!»

Ведь не секрет, что многие зрители ходили тогда в цирк на конкретных артистов. Не то что сегодня, когда ходят прежде всего смотреть животных. Сегодняшняя бабушка приходит и глядит на афишу: «Так, слоны и тигры. О, ежики. Мы еще не видели. Пойдем, внучок, посмотрим ежиков».

К сожалению, тенденция сегодняшнего циркового искусства, превращающая цирк в подобие детского зоопарка, ужасна. В те времена поклонники знали артистов цирка поименно. Скажем, фамилия Довейко, лучшего акробата-прыгуна, была известна всей стране. И, конечно, клоун должен был присутствовать в цирковой программе непременно, потому что 50 процентов удовольствия от просмотра цирковой программы давали юмор и смех.

Директор позвонил в Москву. Ему сказали: «Прислать на премьеру никого не успеем. Посмотрите, у вас парень там есть молодой, эксцентрик, работает на проволоке. Он, когда учился в цирковом училище, очень много разных клоунад показывал, ездил на выезды, даже в московских клубах показывался несколько раз. У него есть некоторый опыт. Пусть попробует, выступит одно представление. Надо же выручать своих».

И директор цирка подошел с просьбой к юному Олегу Попову. Олег с удовольствием согласился выручить цирк. Он пригласил нескольких артистов программы, вызвал униформистов. И вместе с ними, как в былое время в электричке, начал репетировать клоунские репризы. Благо знал он этих реприз и клоунад больше сотни. И много раз пробовал на «халтурах» почти все.

Конечно, самой смешной репризой в репертуаре практически всех клоунов была «классическая» реприза «Вода». В ней клоуны пытаются облить водой своего незатейливого партнера, а в результате партнер остается сухим, а они обливаются с ног до головы.

Этой репризой многие клоуны заканчивали свое представление. И Олег тоже поставил ее, отрепетировав как следует. Были и другие классические репризы, которые Олег подготовил буквально за один день. Со страхом ожидал он вечернего представления, в котором впервые должен был работать и как эквилибрист на «свободной проволоке», и как коверный клоун. Ведь он выставил в тот вечер на манеж семь реприз. Огромный репертуар.

Зритель, ждавший Боровикова, сначала пришел в недоумение. Какой-то молодой мальчик, блондин с голубыми глазами, очень обаятельный, потрясающе отработал на проволоке, а потом начал появляться в этом же костюме с партнерами, с униформистами и разыгрывать классические клоунады. Но разыгрывал он их весьма успешно. И зал сначала тихонько смеялся, а потом, когда пришла очередь репризы «Вода», хохотал до слез.

Утром пришла телеграмма из Москвы: «Высылаем вам коверных таких-то и таких-то. Прибудут через два дня. Попробуйте продержаться».

Директор тут же отправил ответную телеграмму в Москву: «Коверных присылать не надо. В программе клоуном работает Олег Попов».

С этого дня 1953 года начался триумфальный путь великого, всемирно известного клоуна. Путь, который длился более шестидесяти лет.

После Саратова пришла «разнарядка»: «Направляетесь на гастроли в Прибалтику с номерами “клоунада” и “свободная проволока”».

А вот это было уже признание. Когда молодому артисту приходит «разнарядка» уже не как эксцентрику на «свободной проволоке», а как клоуну, – это признание Москвы. Таким образом, в Саратове Олег Попов получил другую профессию. Этой телеграммой его признали коверным клоуном.

Гастроли в Прибалтике всегда были очень ответственными. Потому что здесь очень трудно привыкали к вхождению в состав СССР. Здесь царила совсем другая культура. Зачастую более высокая. Особенно в быту, в одежде, в этикете. Здесь артисту очень трудно было удивить публику и заставить ее смеяться.

Незадолго до появления Олега Попова в Риге произошел странный инцидент. Сюда приехал самый известный советский иллюзионист Эмиль Теодорович Кио.

Многие годы у Кио работал в качестве главного администратора легендарный Леонид Фрадкис. Этот Фрадкис был по меркам 50-х «королем рекламы». В сегодняшние времена он бы стал потрясающим продюсером, потому что обладал всеми теми качествами, которые так необходимы для администратора шоу-бизнеса. Фрадкис всегда возил в цирковом багаже ровно тысячу огромных полутораметровых фотографий Кио. Его коллеги обычно расклеивали цирковые афиши только в центре города – максимум сто штук.

Обращаю внимание, что у него были не афиши, не календари, а огромные фотографии в рамках, на которых был портрет Эмиля Теодоровича Кио, сделанный лучшим фотографом Москвы.

Эмиль Теодорович имел внешность мистического мага. Он всегда выходил в черном фраке, белом жилете, белой бабочке, в золотых очках. И с этих фотографий на черном фоне он сурово смотрел на зрителей. Внизу на рамочке мелко было написано «Заслуженный артист республики Эмиль Кио». Как правило, внешность этого «волшебника» завораживала.

Приехав в Ригу, Фрадкис за одну ночь расставил эти фотографии в окнах всех главных улиц и площадей Риги. И когда утром в понедельник рижане проснулись, то они с удивлением увидели, что весь город заполнен портретами человека во фраке и с абсолютно западной внешностью. Этакий лорд Чемберлен.

«Боже мой, какое счастье! – шептались горожане. – Это вам не какие-то красные комиссары в сталинских френчах. Это солидный человек во фраке и золотых очках! Ясно – это наш новый президент, глава республики». Люди толпились большими группами, чтобы получше рассмотреть «президента».

Фрадкису позвонили очень быстро и приказали все эти фотографии снять.

И вот после этого, уже в 54-м, в Ригу приехал Олег Попов.

Олег рассказывал, что тогда еще не пришло время хиппи, еще не было моды на длинноволосых, а он уже носил волосы до плеч. Он ведь был натуральным блондином. Это придавало ему шик и особую стильность. А на манеже – яркую эксцентричность. Да, клоуны часто надевали рыжие и даже красные парики. А у Олега был «парик» из своих собственных роскошных волос. В юности он действительно обладал безумным обаянием.

Когда Олег Попов начинал работать в Прибалтике, то после своего номера сразу переходил на исполнение уже подобранной клоунады. Кое-какие репризы придумал сам. Конечно, он стал гвоздем программы. Рижский зритель пришел в восторг. Здесь посчитали, что раз клоун блондин, значит, обязательно прибалт, земляк. А земляка надо поддержать. И принимали его потрясающе. Было огромное количество рецензий. Писали в Москву: изумительный, выдающийся клоун.

Успех был неимоверный. «Молодежный коллектив» поехал дальше по стране, а Олега задержали в Прибалтике практически на год.

Так он совершал свой первый артистический круг, превратившись из эквилибриста на «свободной проволоке» в успешного клоуна с постепенно возникающим собственным репертуаром.

…В 1956 году, как известно, проходил XX съезд партии. Первый секретарь ЦК КПСС Хрущев выступил с разгромной речью и ввел понятие «культ личности Сталина». В качестве доказательства Хрущев назвал огромное число жертв репрессий. Фактически речь шла о геноциде собственного народа.

До этого выступления на съезде страна верила в непогрешимость Сталина. Эта вера десятилетиями внедрялась кровью. Те, кто не верил, – ехали в лагеря.

Старшее поколение помнило, что сам Хрущев был одним из самых преданных друзей Сталина. Долгие годы он входил в его «узкий круг». В архивах сохранились его записки Сталину, когда он руководил Украиной, с настоятельными просьбами увеличить лимиты по расстрелам. Теперь, чтобы удержаться на вершине власти, ему потребовалось полное развенчание ореола «великого вождя народов».

Наступило новое время – так называемой «оттепели». В стране появились «стиляги». У меломанов оказались пластинки с зарубежной музыкой. У некоторых людей, которые имели возможность поехать на Запад, или у тех, кто мог воспользоваться услугами спекулянтов, стала появляться супермодная одежда. У всего народа возникла надежда, что сейчас наступят настоящие добрые времена, что мы начнем жить нормальной человеческой жизнью. Как все.

Чиновникам от культуры надо было идти в ногу со временем. И они решили хотя бы слегка приоткрыть пресловутый «железный занавес». Чтобы убедить всех в правильности своего политического курса.

Идеологи ЦК КПСС долго думали, каким образом сделать это. Прежде всего надо показать Западу, что у нас тоже есть своя культура, достойная того, чтобы о ней говорили и писали на Западе.

Первым видом культуры, который показали на Западе, был цирк. И нетрудно объяснить почему. Потому что цирк понятен без слов. Не надо комментариев, не надо сложных текстовых пьес.

Собрали лучшую цирковую программу. Причем сбором этой программы занимался не только лично министр культуры, но и заведующий отделом культуры ЦК КПСС.

Выбрали лучшего жонглера, выбрали лучшего акробата, лучших выдрессированных медведей. Собрали программу экстра-класса. Но тут возникла заминка.

Какая же цирковая программа без клоуна? А лучшим клоуном в СССР на тот момент и еще на долгие годы, бесспорно, оставался Михаил Николаевич Румянцев – знаменитый Карандаш. А Михаил Николаевич, великий русский, советский артист, был действительно хорош и необыкновенен, но иногда позволял себе выпить лишку. Порой даже срывал представление. А вот этого допустить за рубежом было никак нельзя.

Ломали, ломали головы. И тогда решили: вот появился у нас модный симпатичный парень, который всем нравится. А давайте отправим его. Если он не понравится зарубежной публике, скажем: «А мы в СССР делаем ставку на молодежь!» А если понравится, скажем: «Вот так мы воспитываем молодые кадры».

В подмогу Олегу Попову дали еще пару молодых клоунов. Вот таким образом и направилась цирковая программа прорубать «железный занавес».

Первой страной, куда они приехали, была Бельгия. Королевский цирк в Брюсселе. Программа произвела эффект разорвавшейся бомбы, потому что номера, как сегодня говорят, были один в один. Но самой большой неожиданностью было появление молодого голубоглазого блондина, не «размалеванного», как все клоуны на Западе, с дурацкими клоунадами, когда его бьют батонами, а он из попы выпускает огонь.

А здесь просто доброжелательный, веселый молодой парень, который мог выйти к медведям, полетать на трапеции, исполнить любой трюк и который вызывал у зрителей искреннюю симпатию и улыбку. Таким клоуном и стал Олег Попов.