Текст книги "Олег Попов. Невыдуманные истории из жизни"

«Лечение смехом»

Юмор – явление чрезвычайно деликатное, тонкое и неоднозначное.

Бывает юмор ироничный, саркастичный, самобичующий, а бывает едкая сатира – уничтожающая предмет насмешки.

Бывает юмор мудрый, философский, острое наблюдение, зацепившее в жизни что-то смешное, хлесткое сравнение со смешным явлением.

Не часто у юмориста рождается неожиданный мощный символ. Попробуй рассмешить зал, в котором рядом сидят высоколобые интеллектуалы и уличные алкоголики.

Огромное распространение с приходом Диснея получил так называемый «болевой» смех. Том гонится за Джерри, кладет лапу на стол и вдруг получает по ней со всей дури молотком. Да не просто так, а удар по каждому пальцу в отдельности. От боли пальцы раздуваются и краснеют, как ошпаренные. В ушах раздается паровозный гудок. Ну разве это не смешно??? Так думал Дисней, а с ним и миллионы зрителей по всему миру.

Присутствовал «болевой» смех и в ранних фильмах Чаплина и Бастера Китона. Многие кинокомики и цирковые клоуны пользовались «болевыми» шутками в разумных пределах.

И вот появился Норман Уиздом со своим «мистером Питкином». Особенно в фильме «Мистер Питкин в больнице» «болевой» юмор развернулся во всей своей широте. Успех был триумфальный. И что вы после этого прикажете делать остальным комикам и клоунам всего мира? Ведь сочинить что-нибудь смешное очень трудно, а тут вот он прямо под ногами – валяй, шути! Публике нравится.

Олег всегда успешно работал в разных цирках страны. В том числе и в главном – на Цветном бульваре. К нему там очень хорошо относились буквально все – и дирижер, и главный художник, и балетмейстер, но особенно – инспектор манежа. Старейший инспектор манежа, или, по-цирковому, шпрехшталмейстер, Александр Буше взял поначалу над ним покровительство. Он явно увидел в молодом клоуне будущую большую звезду.

Особого внимания удостоился Олег со стороны главного режиссера цирка, выдающегося знатока этого редкого вида искусства, художественного руководителя Московского цирка на Цветном бульваре Марка Соломоновича Местечкина.

Между ними возникла настоящая дружба. Они часто вместе с женами выезжали куда-нибудь за город или отправлялись на шестой этаж ресторана «Пекин» «на шашлычки». Так складывался этот творческий союз. Марк Местечкин, будучи на 30 лет старше Олега, умел дружить с молодежью.

Во время этих встреч и посиделок у них и родилась идея создания уникального клоунского спектакля. Испокон веков «коверный клоун» играл в программе «вторые роли». Так было в старые времена. Но не сегодня.

В «старом цирке» главным артистом цирковой программы всегда был «гастролер». Это человек, который заканчивал всю программу. У него были или дрессированные лошади, хищники или слоны, или же очень крупный аттракцион, такой, как у Кио. Имя «гастролера» писалось на афише. На него в основном и шла вся публика. Все остальные артисты были как бы «гарниром» для «основного блюда».

Клоун часто исполнял чисто технологическую задачу – заполнение пауз. Когда это был хороший клоун – он был украшением программы. Его запоминали. Но никогда даже такой клоун, как Олег Попов, в неписаных цирковых законах не мог сравниться с главным «гастролером» по значимости в программе.

Так было до Олега Попова. Точнее сказать, до Карандаша. Потом уже пришло время Попова.

Марк Соломонович Местечкин предложил Олегу совершить этот прыжок, очередной рывок вверх. После этого Олег должен будет занять уже совсем другое место во «внутреннем цирковом рейтинге», главном для любого артиста.

Этим рывком и стало создание в 1965 году «клоунского спектакля» в Москве. В таком спектакле уже клоун становился главным героем всей программы и уже под себя подбирал цирковые номера.

Как раз тогда в советском прокате появилась английская кинокомедия «Мистер Питкин в больнице» с Норманом Уиздомом в главной роли. Фильм вызвал восторг у зрителей, и многие клоуны, включая Олега, старались в своих клоунадах использовать больничную тему, появляясь то на костылях, то перебинтованными с ног до головы. В клоунаде также бывают модные поветрия.

Родилась идея, что Олег Попов во всех своих репризах и клоунадах будет появляться в образе доктора. А его партнеры и приглашенные в репризу артисты цирка станут изображать пациентов, которые приходят к нему на прием. Подобных реприз собралось немало, хотя пришлось дописать несколько новых. Одна из реприз называлась «Зуб». В то время наша стоматология была настолько на низком уровне, что все процедуры, которые проходили у стоматологов, воспринимались как пытки. И Олег показал такого горе-стоматолога, который с помощью разных комических ухищрений «выдирает» огромный зуб у своего пациента.

Очень большим успехом пользовалась реприза «Утопленник». Здесь использовался талант Шехтмана. Того самого «человека-фонтана». Дежурный врач (Олег) сидел за своим столиком и делал вид, что кипятит шприцы в специальной железной коробочке на плитке (тогда еще не были изобретены одноразовые шприцы). На самом же деле он в этой железной коробке варил себе сосиски. Потом на носилках в манеж приносят утопленника: говорят, что он только что утонул и его еще можно спасти.

Олег наступает на огромный живот этого утопленника, и из него извергается целый фонтан воды. Доктор требует паспорт. В паспорте оказывается, что утопленник прописан в другом районе города. Возмущенный доктор кричит: «Так он же не из нашего района!! Идите и утопите его обратно!»

В создании этого спектакля принимал участие выдающийся балетмейстер своего времени Петр Гродницкий, который был фактически правой рукой Местечкина.

Эта клоунская история, пронизанная медицинской тематикой, с помощью специальной музыки, декораций и великолепной хореографии стала значительным событием в театральной жизни Москвы. Там было множество танцев медсестер, пациентов на костылях. Но одним из самых запоминающихся был «танец скелетов». Доктор делал какие-то рентгеновские снимки, и вдруг из этих негативов «оживали» скелеты. Девушки балета были затянуты с головой в черное трико, на котором светящейся краской были изображены кости. При специальном свете «кости» так ярко светились, что кроме них ничего не было видно. Это был новаторский по тому времени прием.

Успех был неимоверный, спектакль от души развлекал публику, напоминал смешные «цитаты» от «мистера Питкина», восхищал новыми и классическими репризами Олега Попова. Назвали этот спектакль «Лечение смехом». И смысл его заключался в том, что лучшим лечением для здорового организма является здоровый смех. В здоровом теле – здоровый дух.

Об Олеге снова заговорила пресса. Его чаще стали приглашать на телевидение. Для себя Олег считал главным результатом этого шоу сочиненные вместе с Местечкиным новые клоунады.

Это событие 1965 года было очень важным для окончательного становления актерской индивидуальности. Да и в творческой жизни оно стало заметной вехой. Клоунский спектакль «Лечение смехом» вознес Олега Попова в цирковом искусстве на новый пьедестал. С этого момента его признают равным себе даже такие звезды циркового искусства, как Филатов, Волжанский, Бугримова, Карандаш, Кио, Милаев. Во время репетиций этого спектакля Олегу исполнилось тридцать пять лет.

Гастроли в США

Конечно, Америка 73-го разительно отличалась от Америки 61-го или 62-го. Тогда, после Карибского кризиса, напугавшего весь мир ужасом близкой смерти, русские казались доступными для диалога. С ними можно было спорить, каждый мог доказывать другому преимущества своей системы.

В 1973-м уже все очевидно. Американцы окончательно победили в космосе, высадив экспедицию «Аполлон-11» на Луне. Их образ жизни лучше, сытнее. Холодная война вступила в период разрядки.

Снова показалось, что можно договориться и остановить стремление уничтожить друг друга.

Хотя война во Вьетнаме говорила об обратном: там ведь в открытую, на земле и в воздухе, друг с другом воевали солдаты обеих супердержав.

Главным аргументом, несмотря на политику сдерживания, по-прежнему оставалась бесконечная гонка вооружений. Кто кого? В море, на земле, под водой и в космосе. Американцы уже более не строили приличных домов без бомбоубежища. Опасно.

70-е. Время расцвета длинноволосых хиппи и шока сексуальной революции. Время длиннющих и широченных лимузинов, неимоверных клёшей на брюках, рубашек апаш, огромных шаров кудрявых волос на головах в стиле Анджелы Дэвис. Америка эпохи Зорина – такой «желанный, вожделенный» главный враг СССР.

В 1973 году, после долгого перерыва, связанного с противостоянием Советского Союза с Соединенными Штатами Америки из-за вьетнамской войны, наметилось некоторое политическое потепление. В качестве знака такого потепления и была направлена на гастроли в США одна из лучших советских цирковых программ.

Это была очень престижная поездка. Попасть в нее было трудно. Лучшим аттракционом нашей страны по праву считался «Медвежий цирк» Валентина Ивановича Филатова. Только ему доверялась честь вносить знамя Союзгосцирка на всех праздниках и больших торжественных заседаниях. Этим он фактически признавался Главным артистом советской цирковой организации.

Валентин Филатов в цирковом искусстве совершил революцию. Номеров с медведями в российском и советском цирке исстари было великое множество. И скоморохи, и придворные шуты, развлекавшие царей и князей, всегда использовали так называемую «медвежью потеху». Можно вспомнить и пушкинского «Дубровского», где в качестве дикого развлечения с приезжими гостями использовался прикованный к цепи медведь.

Медведь всегда был зна́ком русского праздника. И, к сожалению или к счастью, представители других культур постоянно сравнивали русский характер с медвежьим. И до нынешнего времени, когда говорят о русских, часто подразумевают бешеного, агрессивного медведя.

Но медведь очень сложное и опасное животное. Специалисты знают, что он опаснее других хищников, потому что у него, в отличие от кошачьих, абсолютно не виден момент агрессии и атаки.

Если на вас нападает тигр, вы слышите его злобное урчание, как у кошки, видите его вздыбленную шерсть, поднятый хвост, выпущенные когти. А медведь – это «студень», который вращается около вас и резко атакует в самый неожиданный момент. Причем это животное очень ловкое. Попытка убежать от медведя в лесу редко может увенчаться успехом, потому что медведь на четырех лапах развивает скорость до 60 километров в час. Укрыться от него невозможно. Он накрывает человека своей тушей и ломает ему позвоночник. Очень опасное животное.

Часто дрессировщики медведей носят на себе царапаные и рваные раны. Особенно опасно, когда медведя надо выпустить из клетки и надеть на него намордник. Вот в этот момент он непредсказуемо жесток и опасен.

Валентин Иванович Филатов в совершенстве овладел искусством дрессуры медведей. Так и появился «Медвежий цирк». Это чудо, созданное в 1949 году, существует до сих пор уже многие десятилетия и поражает тем, что медведи скопировали, спародировали, иногда лучше, чем люди, практически все цирковые жанры.

У Филатова медведи ездили на велосипедах, управляли мотоциклами, ходили по канату. Он придумал номер антипод: научил медведя, лежа в специальном декоративном корыте, жонглировать несколькими предметами задними ногами. Его медведи, как гимнасты, летали в воздухе, стояли на катушках на передних лапах.

Одной из самых популярных интермедий у многих клоунов был «бокс». Эта клоунада передавалась из века в век и всегда исполнялась по-разному. У Чарли Чаплина это был один бокс, у Леонида Енгибарова другой. А Филатов разыграл эту клоунаду с медведями.

Практически Валентин Иванович не оставил следующему поколению дрессировщиков медведей никакого коридора. Он забрал и исполнил с медведями трюки всех цирковых жанров. То есть создал чудо, реальное чудо.

После него через многие годы только один Владимир Дерябкин добился феноменального успеха в дрессуре медведей – за счет того, что пошел другим путем. Он не стал учить медведей цирковым трюкам, а начал учить их актерскому мастерству, точнее, натаскивать на комедийные, артистические ситуации. После «Медвежьего цирка» Владимир Игнатьевич Дерябкин создал уникальный аттракцион «Медвежий театр миниатюр». И там действительно медведи выступали и как артисты, и как клоуны.

«Медвежий цирк» Валентина Филатова на американских гастролях заканчивал второе отделение и, конечно, пользовался потрясающим успехом. Первое отделение на тех престижных гастролях заканчивал второй по масштабу аттракцион. Это был аттракцион канатоходцев Волжанских.

Морис Чалфин, знаменитый импресарио, традиционно проводивший гастроли советского цирка в США, считал канатоходцев Волжанских лучшим номером всего мирового цирка. По окончании гастролей в США он пригласил к себе руководителя советской программы Дмитрия Калмыкова. У Чалфина с Калмыковым были давние добрые отношения. Они постоянно подкалывали и разыгрывали друг друга.

Чалфин сказал:

– Дмитрий, я дарю этот огромный двухскоростной, вращающийся зеркальный шар Волжанским. Это дорого.

Тогда шары только появились как украшения дискотек и танцполов. Под потолком крутился шарик, и если на него направить лучи разноцветных прожекторов, то по всему пространству бегали огромные зайчики. А это был огромный полутораметровый, двухскоростной гигант – чудо тогдашнего шоу-бизнеса.

– Но я дарю этот шар только Волжанским. Знаю, у вас в стране все общественное, но это только Волжанским!

Калмыков с юмором ответил:

– Нет, у нас такой общественный строй, социализм. У нас всем все поровну. Поэтому мы возьмем большой нож и разрежем этот шар как арбуз и раздадим всем участникам программы по дольке.

Старик Чалфин затопал ногами:

– Нет. Только Волжанским. Я вас знаю, русских.

Один из Волжанских рассказывал, что когда он впервые встал на канат под куполом цирка, а в зале включили прожекторы и осветили зеркала этого огромного шара, он чуть не упал от головокружения.

Итак, Волжанские заканчивали первое отделение.

Перед выездом в США к программе возникло пристальное внимание. Артистов постоянно инструктировали, напоминали, что в Америке плохое отношение к русским, к Советскому Союзу. Обучали, как надлежит вести себя в сложных политических ситуациях. Требовали опасаться всяческих провокаций, диверсий, разведывательных, шпионских интриг и пр.

В конце подготовки выяснилось, что один из артистов заболел. Редкий случай, когда в одной из самых важных, самых вожделенных поездок вдруг оказалась вакансия. Руководитель гастролей в США Калмыков, открывая очередную программу в своем Тульском цирке, вдруг увидел юного выпускника циркового училища – Сергея Игнатова. Это был очень красивый высокий блондин с длинными до плеч волосами. И абсолютный феномен жонглирования. Тогда его никто не знал. А после этих гастролей Сергей заслужил титул лучшего жонглера в мире. Вместо девяти он бросал одиннадцать колец, а это был абсолютный мировой рекорд в жонглировании.

Но, уж конечно, совершенно не случайно клоуном на этих гастролях был высочайше утвержден Олег Константинович Попов. Тогда уже, несомненно, лучший клоун Советского Союза.

Во время подготовки к этим гастролям произошла досадная бюрократическая путаница, которая стала причиной большого конфликта в дальнейшем.

Валентин Иванович Филатов был старше Попова на десять лет. Он уже много лет был признанным лидером советского цирка. Ни с кем не посоветовавшись, Союзгосцирк издал приказ, в котором назначил «художественным руководителем» гастролей в США народного артиста СССР Олега Попова.

И совсем не важно, что будет делать художественный руководитель. Будет ли он расставлять программу, которая уже сто раз расставлена дома, или изменять что-то в номерах… Важно, что именно ему доверена честь быть художественным руководителем гастролей. А значит, получается, что именно он и есть первый и главный артист программы.

Это сразу произвело эффект разорвавшейся бомбы. Программа мгновенно разделилась на две части. Кто за Попова, кто за Филатова. Это взбудоражило всех, а в программе было около ста человек.

Филатов был человеком чрезвычайно эмоциональным. Иногда он позволял себе крепко выпить. В такие моменты он не мог сдерживаться. Назначение Попова художественным руководителем программы он воспринял как кровную обиду, и не столько со стороны Попова, сколько со стороны руководства Министерства культуры СССР и Союзгосцирка. Этот приказ крепко отравил ему жизнь на все время гастролей.

Программа приехала в Нью-Йорк. Поселили всех артистов в лучшей тогда гостинице «Хилтон». Гонорары были очень маленькими, их даже называли суточными. По факту всем артистам выплачивался гонорар, составлял он, скажем, 100 долларов, но артист на руки получал только 15 долларов. Остальные деньги руководители программ сдавали либо в посольства на местах, либо привозили в Москву и отдавали в странную организацию под названием «Госконцерт».

Так платили всем артистам. И Олегу Попову, и Филатову, и ассистенту номера – одинаково. Это была абсолютно советская система.

Правда, импресарио всегда находили возможность добавить для звезд – Филатова, Волжанского, Запашного, Попова – какую-нибудь пятерку за руководство или еще за что-нибудь. Хотя в целом царила сплошная уравниловка.

Животных и реквизит с костюмами разместили в главном спортивно-концертном комплексе Нью-Йорка – «Медисон-сквер-гарден», легендарном зале со своей спортивной и концертной историей. Здесь проводились крупнейшие боксерские и хоккейные баталии, а также крупнейшие рок-концерты всех самых известных звезд мировой эстрады. Зрительный зал был рассчитан почти на 20 тысяч зрителей.

С первых же представлений начались провокации в зрительном зале. Немудрено. 1973 год – пик холодной войны. В зал приходили какие-то люди с мегафонами, кричали, что в Советском Союзе происходит травля евреев, что им не дают выехать и пр. Во время представлений несколько раз взрывались самодельные бомбы, хлопушки, которые, впрочем, не наносили никому ущерба, по залу разбрасывали пузыри с бычьей кровью, поднимали лозунги. Главной целью этих провокаций было сбить успех советских артистов, остановить поток зрителей. После представления к этим «демонстрантам» подходили пожилые господа и тут же на глазах у зрителей рассчитывались с ними. В зале было, конечно, огромное количество полиции, но американская публика сама брала за шиворот и выдворяла этих хулиганов с требованием не мешать представлению.

Советский цирк в очередной раз потряс американцев своими великолепными номерами с очень красивыми людьми в изумительных костюмах. Для публики это было откровением.

В Америке цирк очень развит и очень любим. Там есть несколько цирков мирового уровня. В частности, в Нью-Йорке многие годы работает цирк «Big apple» (так называют жители свой город) – один из лучших в мире.

В те времена расцветал трехманежный цирк «Barnum Belley circus». Организаторы называли его крупнейшим шоу в мире. Этот цирк ошеломлял своими зрелищами еще с XIX века. На парад открытия программы в манежи выезжали 15–20 слонов с танцовщицами в перьях, высыпала сотня размалеванных клоунов, которые орали, били друг друга «батонами», обливали друг друга водой, стреляли. В красивых светящихся костюмах выходили балет, артисты. Происходило то зрелище, которое русское цирковое искусство не воспринимает, – когда одновременно на трех манежах идут три разных номера одного жанра. Если это, например, эквилибрист, то в центре работает главный номер, справа и слева – номера послабее. Но как смотреть такие номера? Надо все время переключать внимание.

А здесь приехала феерическая программа, в которой каждый солист работал один без массовки из клоунов. И огромный крытый стадион Нью-Йорка приходил в восторг. Русский цирк всегда славился своим индивидуальным, персональным мастерством.

Публика в Соединенных Штатах Америки очень горячая. Она привыкла свистеть, топать ногами. К чему наши артисты были не готовы.

Начиналась программа номером акробатов с подкидными досками. Номер прекрасный, но в начале номера акробат отходил от доски и делал сальто в плечи другого акробата. Простой, начальный трюк. Парень, который сделал это первое простое сальто, не ожидал услышать страшный свист и громовой топот 50 тысяч зрителей. От неожиданности и испуга он упал с плеч партнера на манеж. Реакция на все цирковые номера была феноменальной.

В программе был знаменитый советский акробат Александр Саженев. Он первым в мире исполнил знаменитый трюк «сальто на ходулях» (двухметровой металлической трубе). Два человека прыгали синхронно с высокой тумбы, и он, описывая колоссальную мертвую петлю, почти как Нестеров, взлетал высоко под купол. А еще у него был потрясающий поклон. Он долго разгибался после прихода и, наконец, распрямлялся и выбрасывал руки наверх. Зрительный зал ревел. А потом Саженев победно обходил на ходулях манеж по кругу. Зрители приходили в дикий восторг. Многие годы он работал у Владимира Довейко.

О Саженеве и его чудачествах рассказано множество историй. В 1961 году наша программа работала первый раз в Америке. После этого они переехали на Кубу. Там Александр Саженев подошел к самому Фиделю Кастро и попросил сфотографироваться. Фидель был весел, молод, полон надежд. Конечно, он узнал Александра Саженева, циркового рекордсмена, и сфотографировался с ним и даже доброжелательно подписал фотографию.

Саженев тогда проживал в Баку. Приехав домой после гастролей в непривычно яркой рубашке и неизвестных тогда джинсах, он явился к мэру города и заявил:

– Уважаемый товарищ председатель горисполкома! Я не могу больше жить в таких условиях!

– Каких условиях?

– Я живу в коммунальной квартире вместе с матерью в одной комнате.

– В таких условиях живет пол-Баку. Чем вы меня хотите удивить? – привычно ответил мэр.

Тут Саженев достал фото:

– Но вы понимаете, ко мне должен приехать друг. Я не могу принимать его в таких условиях.

На фотографии была подпись латинскими буквами «Александру от Фиделя».

Мэр был ошарашен:

– Конечно, конечно, а когда он приезжает?

– Через две недели. Я уже заказал долма́ с виноградным листом, специально готовлюсь для того, чтобы встретить его достойно.

И ровно через неделю Александр Саженев въехал в центре Баку в четырехкомнатную квартиру. В которой он бы мог достойно принять своего друга.

Оказавшись во второй раз в Америке, Саженев, как и все, поселился в «Хилтоне» – одной из лучших гостиниц Нью-Йорка. Правда, во всех номерах были по-американски совмещены туалет и ванная. В каждом номере кафельная плитка была разного цвета. Голубая, розовая, зеленая. Тогда это было очень модно. Встречались все цвета, только не белые.

У Саженева ванная и умывальник были моднейшего тогда черного цвета. Он позвонил руководителю гастролей, с которым до этого они были многие годы на «ты»:

– Дима, что это за безобразие? Что за номер мне выделили?

Руководитель задним умом понимал, что все номера в «Хилтоне» одинаково хороши. Кроме люксов, конечно, в которых жили Олег Попов, Филатов и Волжанский. Но что-то, наверное, не так. Он спустился в номер к Саженеву, осмотрел комнату, кровать, телевизор, холодильник, мини-бар и спросил:

– В чем дело?

– Нет, ты в ванную зайди. Посмотри, что там!

В ванной комнате руководитель увидел черный унитаз, черную ванную – все очень красиво, стильно.

– А что не так?

Саженев чуть не плакал:

– Я что, негр этим американцам? Почему ванная и туалет черного цвета?

А еще через несколько дней с ним произошла другая история. На всех номерах гостиницы «Хилтон» под дверными ручками висела металлическая табличка. Что на ней было выгравировано, артисты не понимали. Все, конечно, сразу побежали к переводчику. А там было просто написано «Руководство гостиницы “Хилтон” не несет ответственности за ценные вещи, оставленные в номере».

Вскоре, поздно вечером, Саженев снова позвонил руководителю:

– Меня обворовали. Прямо в номере.

– Много украли?

– Много.

Руководитель прибегает к нему. Приглашают полицию, менеджер гостиницы вызывает собаку, в гостинице появляется сам комиссар, начальник полиции Манхэттена – центра Нью-Йорка, толстый человек, типичный американец со шляпой на затылке. Комиссар начинает разбираться. Спрашивает:

– Что у вас украли?

Саженев отвечает как-то обще: украли вещи.

– Какие вещи? Много?

– 7 штук.

– Что за вещи?

Тогда, в начале семидесятых, в обиходе американцев только появилась новинка – «трусы неделька». За один доллар можно было купить пачку из семи мужских трусов. Трусы все были разного цвета, чтобы можно их было менять каждый день. Вот эти «семь вещей» и были украдены у Саженева. Скорее всего, горничная просто выбросила их, посчитав грязными. Зачем беречь одноразовые трусы, цена которым доллар за всю пачку!

Комиссар нью-йоркской полиции захохотал так, что сбежались все полицейские, которых немало туда нагнали. Потом он успокоился и сказал через переводчика:

– Послушайте, мой друг, в Нью-Йорке воруют, воруют много, но у нас воруют ценности: бриллианты, драгоценности, доллары, но трусы… у нас никто не ворует, успокойтесь. Гостиница компенсирует вам ущерб.

Саженев навсегда останется в нашей памяти не только как первый исполнитель сальто на «ходулях», но и как ходячий «вечный анекдот».

* * *

На «орбиту» Олег Попов часто ходил вместе с Владимиром Александровичем Волжанским. У них были общие интересы, они смотрели что-то техническое. Их интересовали всяческие новации, новейшие радиоприемники, новые магнитофоны, фотоаппараты, кинокамеры. Все те интересные вещи, которые могли быть применены в цирке.

Однажды, набегавшись за целый день по Нью-Йорку так, что ноги вот-вот откажут и они не смогут вечером работать, друзья решили поехать назад на метро. Вскочив в отходящий вагон, Олег быстро сел и занял место для Волжанского. Но на это место тут же бухнулась огромная напудренная старуха. Олег еле успел убрать руку.

Олег заговорил в вагоне по-русски, благо никто не понимает: «Володя, встань рядом. Ехать еще далеко, ты же без ног, я знаю. Сейчас, когда эта старая жопа выйдет – сядешь на ее место. Пожалуйста, не прозевай». Проехали две остановки. Старуха встала и, повернувшись к Олегу, на чисто русском языке сообщила: «Старая жопа выходит».

В то время в цирке, за кулисами, в гостинице, в гримерках шла настоящая местная холодная война. Филатов по-прежнему негодовал на то, что не его назначили художественным руководителем группы. Публика принимала Филатова очень хорошо. Американская пресса и телевидение называли лучшими в программе его аттракцион, юного жонглера Сергея Игнатова и, конечно, Олега Попова.

Успеха Игнатова никто не ожидал. Молодой двадцатилетний жонглер-красавец, одетый, как все молодые американцы, в джинсы, длинноволосый. Тот же самый феномен, что и у Енгибарова, и Марчевского. Американские зрители увидели, что в СССР есть нормальная молодежь, значит, не все так страшно. У Сергея брали больше интервью, чем у остальных. О нем писали все газеты, писали потому, что он молодой. Сергей вел себя очень достойно и вместе с Олегом Поповым и Валентином Филатовым представлял три блистательных шедевра советского цирка в этой программе.

Как рассказывал сам Попов, Филатов негодовал. Программу составляет Олег, даже не спрашивая его совета. На всех пресс-конференциях Попова представляют как худрука, а о Филатове ни слова. Великий человек, великий артист был похож на ребенка, у которого отняли игрушку. Он сам себе буквально «отравлял» жизнь.

«Посмотрите, как меня принимает Нью-Йорк. Как стоя аплодируют американцы, а дома меня ни в грош не ценят!» – терзался он.

Однажды утром, после бессонной ночи, когда программа должна была освободить отель и переехать из Нью-Йорка в другой город, Валентин Иванович пришел к горькой мысли. Он собрал всю свою семью: жену, двух дочерей и двух мужей своих дочерей (которые охотно приняли фамилию Филатов). На семейном совете Валентин Иванович сообщил, что хочет остаться в Америке. Он не хочет возвращаться домой, потому что хоть там и Родина, но его там недостаточно ценят. Здесь, в Америке, к нему совсем другое отношение. Медведи все его личные, реквизит тоже. Семья вся здесь, аттракцион тоже здесь. И ему стоит только переехать в соседний американский цирк (который, кстати, приглашал) и просто начать работать. Поскольку перед этим было несколько ночей бессонных, Валентин Иванович находился на краю депрессии.

А в это время вся программа покинула гостиницу и собралась в двух огромных автобусах. Все ждали его. По негласным цирковым традициям никто никогда никого не ждет. Если артист опаздывает, он волен взять такси и догонять всю программу, это его дело. Эта жесткая дисциплина была не только в цирке, но и в балете. Игорь Моисеев, например, не терпел опаздывающих. А здесь опоздание было не на 5 минут, а на все 40. Но артисты в автобусах молча сидели и ждали. Потому что это был Филатов.

Заместитель руководителя поездки, по-цирковому «дзержинский», офицер госбезопасности, приехавший в Америку для выполнения своей специальной миссии, мечтал о возвращении домой и получении очередной звездочки на погоны. А тут такое ЧП. Если в Штатах останется вся семья Филатовых, то его ждет позорное изгнание из органов, крушение дела всей жизни. Как-то узнав об этом «семейном совете», офицер тоже находился на грани нервного срыва.

В автобусах началась легкая смута. Артисты загалдели. И в это время за своего коллегу вступился Олег Попов. Он хорошо понимал, что происходит. С одной стороны, ему льстило, что его назначили худруком, с другой – он вовсе не хотел такого исхода и настоящей беды для великого артиста Филатова.

Олег прикрикнул на артистов: «Ну-ка прекратите паниковать! Сидите спокойно и ждите. Люди собираются. У них есть проблемы. Сидеть всем спокойно и ждать». Тогда он уже имел на это право. Ведь он уже был не только художественным руководителем, но и Олегом Поповым. Лидером и на Западе, и дома, и в цирковой программе, и здесь, в Америке.

На семейном совете победил здравый голос жены Валентина Ивановича Юлии Васильевны. Она одна умела успокаивать этого бурного и буйного человека, великого русского артиста. Успокоила и сказала:

– Валя, о чем ты говоришь, какая Америка? Что мы здесь будем делать? Мы взрослые люди. У нас там дом, квартира, у нас там всё. Давайте спускаться в автобус.

Через 40 минут после назначенного времени отправления с серыми, опущенными лицами вся семья Филатовых вошла в автобус и села на свои места. И тогда Олег Попов скомандовал:

– Отлично. Все на месте, поехали!

И весь остаток гастролей Попов сделал все возможное, чтобы успокоить великого Филатова. Он сделал первый шаг, и Валентин Иванович это оценил. Однако эта история не осталась незамеченной. Один из зятьев Валентина Ивановича по возвращении в Советский Союз тут же развелся.