Текст книги "Олег Попов. Невыдуманные истории из жизни"

Шестидесятые

Ах, шестидесятые! Годы весеннего «пробуждения» после долгой сумрачной «спячки».

Когда многим кажется, что жизнь вовсю барабанит в окно и требует немедленно бежать к людям и действовать, действовать!..

Когда вечером идут споры в фойе и на улице об очередном шедевре «Современника», а молодые поэты Вознесенский и Евтушенко читают свои стихи прямо под памятником бунтарю Маяковскому.

Всем кажется, что снова грядет революция, только совсем не кровавая и беспощадная, а добрая, романтическая. Оказывается, мы просто не поняли Ленина – вот в чем вся штука! Он же на самом деле был за добро, за гуманизм, за Маяковского, за Шагала!

Эх, время, время! Одно слово – «оттепель»! И Хрущев в Кремлевском дворце съездов возносит на пьедестал девятнадцатилетнего Муслима Магомаева, а Фурцева, встав с первого ряда, облокотилась прямо на авансцену и восхищенно слушает девятнадцатилетнего Ван Клиберна. Бунтари устраивают диспуты в Политехническом институте.

А по вечерам на улицах и мостах почти до утра гуляет молодежь. И всюду слышно: «По переулкам бродит лето, солнце льется прямо с крыш!» Самостийные танцплощадки во дворах, переносные ленточные магнитофоны, Мулерман вперемежку с «Битлз». Первые кафешки, кафе-мороженое, где можно познакомиться с девушками. Общий задор и желание жить, жить!..

Давайте же пробовать «коктейли» и танцевать твист прямо на улице!

Для Олега Попова шестидесятые – это годы становления, прежде всего среди своих, среди цирковых. Становления как лидера, «премьера» и «гастролера». А «гастролер» – это ведь тот, на кого билеты продают. А их продавали уже на него.

В цирке серьезные артисты, руководители больших аттракционов, солидные клоуны никогда не работают в одиночку. Даже когда на афише написано «соло клоун», это вовсе не значит, что клоун работает один. Как правило, его партнером во всех клоунадах и репризах является инспектор манежа, или ведущий. То есть тот человек, который ведет всю программу.

Переезжать из города в город и каждый раз обращаться с просьбой о партнерстве к очередному инспектору манежа? Каждый раз попадать в зависимость от него? Это было невозможно.

Олег научился требовать и добиваться от начальства того, что было необходимо ему для работы. Он никогда не угрожал (как многие), что заболеет и сорвет гастроли. Но с ним начал ездить постоянный инспектор манежа.

Таким инспектором манежа стал недавний старший униформист Свердловского цирка Борис Шварц. Молодой, высокий, симпатичный парень. Да вдобавок еще очень вежливый, услужливый, внимательный и четкий. Помимо прочего, он понимал, что работать с Олегом – это значит чаще других выезжать за границу. Борис понравился Олегу, они прикипели друг к другу и проработали вместе более сорока лет.

Если Олегу удавалось найти настоящего талантливого и верного партнера, который хорошо понимал, что вся деятельность клоунской группы должна быть настроена только на одного солиста, то такого партнера держал около себя долго.

Как-то я спросил Олега про ассистентов и комедийных партнеров Карандаша. Известный своим непростым нравом, Карандаш постоянно приглашал себе двух-трех молодых клоунов. Некоторое время это были Никулин и Шуйдин. Однако почти всегда партнерство это очень плохо заканчивалось – скандалами, драками и увольнениями.

«Что, такой тяжелый характер был у Карандаша?!» – спросил я. Олег ответил: «Да нет. Просто все партнеры, попадая к большому артисту, через некоторое время начинают тянуть одеяло на себя. Им кажется, что они гораздо лучше, интереснее, смешнее “звезды”. А тут какой-то солист ходит и руководит ими, постоянно делает замечания. Вот это самомнение и является основной причиной всех конфликтов и скандалов. Потому что, – продолжал Олег, – если ты в состоянии работать один – ну так и работай один. А если ты пришел работать партнером к солисту – то будь добр, все свое творчество, всю свою деятельность на манеже подчини работе на главного исполнителя. Это же так просто».

Поскольку у Олега всегда было очень много реквизита, бутафории, которые он всегда изготавливал сам, то ему был необходим помощник, по-цирковому – ассистент. Он видел, что у многих значительных артистов всегда было много ассистентов. Иллюзионист Эмиль Кио, например, возил с собой больше сорока ассистентов. Эти же ассистенты были его партнерами-артистами на манеже.

Олег нашел молодого парня, своего ровесника, по имени Василий. У этого парня было все, что нравилось Олегу: он был рукодельным, дисциплинированным, очень внимательным к мелочам и деталям. Но главное, это был очень простой, немного даже примитивный, но добрый человек, который смирился и покорно принял все сложности непростого характера Олега. Он тоже прослужил Олегу более сорока лет. Потом ушел на пенсию, а вскоре его не стало.

Таким образом, у Олега образовалась своя команда. Инспектор манежа, ассистент, два-три клоуна-партнера. В программе сразу почувствовали его значимость. А бурная популярность и горячий прием на манеже публики еще раз доказывали это.

Надо еще раз сказать, что у Олега никогда не было звездной болезни. Но он очень жестко добивался признания своего статуса, своего места в цирковой программе. «Каждая птичка должна знать свою полочку», – говорил он. Артисты цирка, особенно возрастные, или «звезды» манежа, всегда были людьми непростыми. Многим было наплевать на успех коллеги где-то там у королевы. Они десятилетиями добивались своего места, были лидерами в программах, а вокруг них всегда находились подчиненные им люди, зависимые артисты и номера, которые ездили за ними по лучшим городам, а иногда и за границу.

Этим «звездам» и приходилось постоянно доказывать свое право быть лидером. Олег своим значительным успехом у публики постоянно отвоевывал себе место под солнцем в каждой программе. Так длилось долгие годы.

Порой это напоминало ему ту встречу с хулиганами на первой его «барахолке» с мылом в 41-м году. Но тогда у него хотели отнять только деньги. А здесь с ним постоянно боролись за первенство. За первенство в программе, за то, кому директор цирка выделит лучший номер в гостинице, у кого лучше, больше, удобнее и светлее гардеробная (гримерная комната). Где поставить реквизит: рядом с выходом на манеж или далеко во дворе под проливным дождем. А время репетиций – утром, днем или вечером впритык к представлению – за это тоже надо было бороться.

Олег навсегда остался «мальчишкой с ножичком в кармане». В этих виртуальных «драках» в цирковом закулисье он действовал очень жестко или сам, или с помощью своей команды. Главным оружием была его популярность, а еще журналисты (ведь в каждом городе о нем писали восхищенные рецензии, что неимоверно злило других артистов). И всегда Олег Попов добивался положения лидера программы.

Очень многие артисты, особенно пожилые, серьезно завидовали ему, распускали о нем сплетни, всячески старались очернить его. Они-то и сложили молву о нем как об очень жадном человеке.

О его прижимистости и в самом деле слагали легенды. Но если мы вспомним его голодные детство и юность, безотцовщину, то сможем понять, почему он всегда оставался бережлив к деньгам. Но особенно бережлив он был с едой. Ее он всегда считал символом достатка. Много позже, когда в разных турне наступали трудные периоды, финансовые затруднения (так бывает!), он повторял одну и ту же фразу: «Надо дотянуть до крапивы». Не все его понимали. А ведь он был дитя войны, дитя голода. Во время войны особенно трудно было выживать зимой, и мать всегда ему повторяла: «Сынок, потерпи до весны, до первой крапивы! Знаешь, какие из нее вкусные щи получаются!» Олег повторял эту фразу и в Париже в 90-е, и в Германии в 2000-е, успокаивая себя и друзей: «Надо дотянуть до крапивы!»

В Японии

Многовековая островная жизнь Японии отразилась во всех явлениях ее изумительной культуры и быта.

Только появление американских военных баз после Второй мировой войны спровоцировало необратимый, обвальный процесс исчезновения национального своеобразия и экзотики в этой загадочной, мистической стране.

Еще в шестидесятые весь мир ошеломило чудо возрождения национальной экономики Японии, захват ею всех мировых рынков радиоэлектроники и автомобилестроения. Ученые назвали это «промышленным бумом».

Девушки на работу тогда еще ходили в кимоно и деревянных сандалиях. Японцы еще продолжали, как и в Средние века, бесконечно кланяться в разговоре, а мир уже пребывал в шоке от продукции двух гигантов – «Toyota» и «Sony». Их изделия казались футуристическими, словно спустившимися с инопланетного корабля. А ведь делали эти магнитофоны и радиоприемники, опередившие свое время, те самые девушки, пришедшие на завод в традиционных нарядах.

Но кока-кола и джинсы, виски с содовой, рок-н-ролл и Голливуд неуклонно делали свое дело. Японские девушки очень быстро отказались от своих чудесных кимоно, надевая их редко, только на праздники. Они, как и везде, переоделись в джинсы.

Самой модной косметической операцией 60-х в Токио стало превращение японских «узких глаз» в европейские. Пройдет еще десяток лет, и Гиндзу в Токио трудно будет отличить от Пятой авеню Нью-Йорка. Глобализм.

Но тогда, в шестидесятые, в Стране восходящего солнца еще сохранялся необычайно терпкий коктейль экзотики средневековой Японии с чудесами новейшей электроники. И если вы с визитом посетили учреждение, ресторан или магазин, то, выходя, замечали, что все его сотрудники выстраивались в ряд у дверей для того, чтобы синхронно и глубоко поклониться вам на прощание.

Непростые отношения у Олега были с разными «звездами» отечественного цирка – с Валентином Филатовым, с Карандашом… Однако Карандаш признал Попова, что стало для него большой победой. Признал не сразу, он ценил артистов только по их работе на манеже. Увидев Попова в Москве, Карандаш убедился, что перед ним Мастер. Олег же, который никогда не был ни его ассистентом, ни стажером, ни учеником – всегда относился к Карандашу с глубочайшим уважением.

Были у Попова и друзья. Одним из самых близких стал для него на многие годы выдающийся советский артист, канатоходец, изобретатель, режиссер Владимир Александрович Волжанский. Это тоже суперзвезда советского цирка.

Когда-то, в 30-е, эквилибрист, гениально стоящий на руках, он участвовал в необычном аттракционе под круговым занавесом – «На дне моря». Люди «морского дна» – он и еще один суперэквилибрист – Лев Осинский, постоянно стоя на руках, изображали разных морских животных. В таком состоянии они находились почти целый аттракцион. Минут 15–20.

Стояли они так здорово, что вдруг, поддавшись общей рекордистской пропаганде, заявили о своем намерении «пройти на руках от Москвы до Петербурга 700 км». И для них это была не шутка. Они репетировали день и ночь, наматывая бесконечные круги вокруг цирка. Ходили с утра до вечера, готовились, репетировали. Потом началась война. Осинского призвали на фронт, и там в бою ему осколком оторвало руку. Он вернулся в цирк инвалидом, но вопреки судьбе создал номер «эквилибрист на одной руке», с которым проработал многие десятилетия, получив прозвище Цирковой Маресьев.

А Владимир Александрович Волжанский создал восхитительный номер «Звездные канатоходцы». Природа его одарила великим качеством технического циркового гения. Его мостики, на которых обычно стоят канатоходцы и между которыми протянут стальной трос, или, по-цирковому, канат, были произведением технического совершенства. Обычно эти мостики стоят незыблемо, твердо, растянутые мощнейшими лебедками. Ведь даже неправильная установка может привести к травме и к смерти канатоходца.

Владимир Александрович изобрел «подъемные мосты». Это было настоящее чудо. В середине номера один из мостиков, на котором стояла группа артистов, поднимался вверх под углом 45 градусов, оставляя под таким же углом канат. Канатоходец поднимался по нему с огромным трудом наверх, а потом вдруг поднимался второй мост почти под самый купол. Канат образовывал еще более высокий угол, по которому просто невозможно было подняться. Но Волжанский поднимался – зрелище это было феноменальным.

Помимо режиссерского дара, таланта художника, режиссера, канатоходца, постановщика, Владимир Александрович обладал еще очень серьезными техническими навыками. Однажды во время гастролей советского цирка в японском городе Ниигата вместо нормального купола с бетонными перекрытиями в цирке оказался потолок, затянутый брезентом.

Волжанский пришел в ужас – номер отменяется. Это позор! И импресарио пришел в ужас – один из лучших номеров программы не может работать. И тогда он вместе со своими партнерами, ассистентами начал вязать сеть. Вязали почти целые сутки. Получились так называемые «пауки».

Он превратил потолок этого спорткомплекса в Ниигате в целую паутину, распределив нагрузку на несколько десятков несущих «пауков», по-другому «подвеситься» к этому потолку было нельзя. Он распределил всю немалую тяжесть этой нагрузки на разные точки. Вечером следующего дня случилось чудо: «Звездные канатоходцы» работали!

Этот талант техника, талант Кулибина не мог не импонировать Олегу Попову. И они подружились сразу, с самой молодости Олега, хотя между ними была приличная разница в возрасте. Дружба эта длилась многие десятилетия.

И вот еще одно воспоминание от Олега Попова.

Однажды в Японии, когда артисты уже распределялись на группы не по семь человек, как в 56-м, а всего лишь по трое, Владимир Александрович предложил Олегу и его жене Сане «тему» для похода.

Тогда, в 60-е, в моду входили кожаные куртки – «косухи», со множеством косых «молний», будто кто-то ножичком порезал гладкий лак. Использовались эти куртки в основном мотоциклистами, но после Марлона Брандо они стали очень популярными.

Вечером Волжанский сказал по секрету Олегу, что «нарыл» одно местечко. Решили пойти вместе.

Утром они отправились в путь. В те времена пользоваться наземным транспортом или метро наши артисты себе не позволяли. Во-первых, боялись заблудиться в сложных переплетениях маршрутов, да и ради экономии денег артисты ходили только пешком.

Иногда «орбита» за дешевыми сокровищами длилась несколько десятков километров. В таких мегаполисах, как Мехико, Рио-де-Жанейро, Токио, на дорогу туда и обратно уходил полный световой день. Вставали рано утром, а возвращались перед самым представлением, на которое почти не оставалось сил.

Итак, отправились через весь Токио за «косухами». Пройдя добрых полтора десятка километров, подошли к маленькому магазинчику на окраине города. А в нем – странные рыболовецкие снасти: удочки, спиннинги… «Боже мой, кажется, я ошибся», – запричитал Волжанский.

На пальцах начали объясняться с хозяином. Тот вежливо по-японски спрашивал: «Что вы хотите?»

Японцы в те времена отличались величайшей вежливостью и услужливостью, особенно к европейцам. Совсем недавно кончилась война, и на острова пришли американцы. А с ними шутить было нельзя. И если вы пришли случайно в другой магазин, то вам помогали найти и доставить то, что вы хотите, из другого магазина. Такой сервис был тогда в порядке вещей, и чаевых за услуги японцы никогда не брали.

Так произошло и на этот раз. Артисты Попов и Волжанский с помощью пантомимы стали изображать «косуху» на себе. Особенно старательно изображали замки «молния»: «вжик» здесь, «вжик» тут, вот так застегивать, так расстегивать.

Японец долго не мог ничего понять, а потом вызвал мальчика, курьера, посадил его на велосипед и куда-то отправил. Гостям предложил чай, какие-то сладости. Сидели они на токийской окраине долго, более часа. Начали нервничать и собрались уходить, боясь опоздать на представление.

Мальчик приехал и привез огромную черную, бархатную коробку. Артисты сразу поняли, что это не «косухи», но решили посмотреть, что же мальчик привез.

Коробку открывали с особым пиететом, будто выполняя какую-то церемонию. Внутри на вишневом бархате лежали… ножи, золоченые, красивые, инкрустированные. Это были ножи для харакири. Незадачливый японец решил, что гости собираются сделать себе харакири, и послал мальчика на другой конец города, чтобы только угодить клиентам.

…Япония в 60-е годы, когда Олег приехал туда на гастроли, была полна экзотики, национального своеобразия. Глобализм и техническая революция только начинали разрушать ее самобытность. Восточный менталитет все еще превалировал над европейским и американским. В Азии, например, зрители очень сложно воспринимают клоунаду. Они смеются над чем-то другим. Они визуально наслаждаются, скажем, цирковым представлением, почти не проявляя чувств.

А клоунада требует зрительского проникновения, соучастия. Однако Олег в нескольких своих репризах нашел «ключ» к зрителям. Потом, неожиданно для всех, вдруг заговорил по-японски. Зрители очень хорошо принимали его шутки. Им нравилось, что молодой клоун – «умелец». Он был необыкновенен в своем номере эквилибриста; у жонглеров он жонглировал, у акробатов прыгал с подкидной доски, летал в воздушном полете.

Олег развивал успех, обретенный когда-то в Брюсселе. Он не стоял на месте. Даже в Токио они с Волжанским накупили болтов, тросов и чекелей для «звездных канатоходцев» и экзотических тканей, кукол и головных уборов для реприз Попова.

В большом магазине Токио Олег, подсобрав денег, купил модную электробритву «Филипс», тогда это была мечта. Стоила бритва советскому артисту несколько дней работы. Ведь всем тогда платили одинаково мало. Не более 5–7 долларов в день – гроши совершенные, особенно для Японии. Там, если вы вдруг захотите съесть что-либо европейское, скажем, кусок жареного мяса, то надо выложить сумму, равную зарплате за три-четыре дня работы.

Попов купил «Филипс», вставил ее в сеть, чтобы попробовать, и бритва моментально сгорела. Он вспомнил, что в Японии электронапряжение 110 вольт, а бритву он купил и не переключил на другое напряжение. Бритва сломалась, а с нею сгорели и деньги за несколько дней работы.

Олег расстроился, но вспомнил, что руководитель гастролей и представители японского импресарио постоянно им говорили: «Друзья, если в гостинице возникают какие-то вопросы, нажимайте кнопочку, на которой написано “servis”. Тогда к вам придет служащий гостиницы и как-то поможет». Он нажал кнопку.

Пришел служащий гостиницы, Олег показал сгоревшую бритву и вилку с розеткой. Расторопный мальчик сразу все понял, забрал бритву и куда-то исчез. Его не было около часа. А когда мальчик вернулся, в руках он держал абсолютно новую бритву. Показал, как переключать напряжение и пользоваться бритвой.

Олег полез в кошелек, чтобы достать деньги, мальчик тихо сказал: «No, no, sir. Servis». И ушел.

Сын хозяина, организатора всех гастролей, миллионера по фамилии Хомма, очень хорошо относился к Олегу. Посещать вечерние шоу или какие-то еще развлекательные учреждения советским артистам было категорически запрещено. Но когда Олега приглашал сын хозяина, руководители программы смотрели на это сквозь пальцы. Хомма-младший часто приглашал его в ночные заведения, в которых никогда не бывали советские люди. Олег был любознателен и посмотрел множество концертов, потрясающих шоу, которые ему как творческому человеку видеть было весьма поучительно.

Тогда же в их компании появился молодой переводчик, которого звали Адзума. Он учился в Московском университете и хорошо говорил по-русски. Молодой, симпатичный парень всегда сопровождал Олега и Хомму-младшего. Привязанность Олега к сыну импресарио была оценена. Сначала за ними очень подозрительно присматривал приставленный к артистам «дзержинский», но затем, видя, что Олег возвращается всегда в нормальном состоянии и не так поздно, он к нему претензий не имел.

Сын Хоммы очень много выпивал, но, как многие японцы, с большим трудом переносил алкоголь. Вскоре, уже после отъезда программы советского цирка, у него появилась зависимость и от алкоголя, и от наркотиков.

Его отец, Хомма-старший, был хозяином порядка пятидесяти отелей по всей Японии. Надо сказать, что в Японии не существует таксопарков. Все такси и очень большое количество автобусов принадлежат исключительно гостиницам. Поэтому Хомма-старший был чрезвычайно богат.

Однажды старик привез всех артистов, всю программу, на самый север Японии, к морю. Это было странное местечко: небольшое ровное плато и скала, у подножия которой на берегу моря расположилась крошечная деревенька.

Буквально несколько нищих домиков и дальше мрачное, бушующее море. На самой вершине этой скалы старший Хомма и устроил пикник. Артисты с удовольствием выпили легкого винца, съели по курице, послушали японскую музыку. А потом Хомма подвел всех к краю скалы и сказал: «Вот в этой деревушке я родился».

Впоследствии они узнали, что во время войны старший Хомма был бандитом, «якудза», и контролировал всю Северную Японию до Токио. Вот таким образом и стал он одним из самых богатых людей Японии.

Позднее наше посольство, оценив его влияние и мощь, разрешило ему проводить гастроли советского цирка.

А его сын уже после окончания гастролей начал спиваться. Пил и принимал наркотики. От горя старший Хомма умер. А сын оказался на грани совершенного разрушения личности. Очутился в наркологической клинике и оставался там долгие годы.

Вот тогда-то скромный переводчик Адзума, позднее Адзума-сан, служивший сыну и слугой, и доверенным лицом, и носильщиком, и шофером, попросил больного подписать какой-то документ. Не особенно вчитываясь в содержание, Хомма-младший подписал бумагу, по которой передавал переводчику Адзуме многие активы и право самостоятельно проводить зарубежные гастроли.

Так в Японии появился новый крупнейший импресарио. Он начал самостоятельную деятельность в конце 70-х – самом начале 80-х годов.

Став импресарио, Адзума-сан не часто приглашал Олега в Японию. Всего один или два раза. Ведь Олег был свидетелем «рождения» этого крупнейшего в мире шоу-бизнеса магната.