Текст книги "Совершенствование духовно-нравственного воспитания в системе дополнительного образования. Учебное пособие"

Этот вариант ущербности религиозной жизни имеет более широкое значение для всей практики духовного воспитания. Он возникает, по наблюдениям Ильина, в результате авторитарного подавления воли и свободы верующих служителями культа, – жречеством, священством, не предоставляющим никакой свободы выбора и самостоятельности верующим в их духовной жизни. Вольно или невольно эти «авторитеты» узурпируют, таким образом, право быть олицетворением Божиим, отчего их указания и мнения должны быть безоговорочно приняты и исполнены.

Постоянно воспроизводимое различными средствами (начиная от СМИ, кончая сферой образования) «обожествление» тех или иных политических лидеров, «отцов нации», «медийных фигур» также обычно является средством духовного порабощения и деморализации населения, по сути реализующее тот же механизм лишения мирян (либо электората) их непосредственного опыта духовного поиска и возрастания. В церковной жизни это происходит, если церковь как социальный институт погрязает в борьбе за власть и земных компромиссах. Тогда, по мнению И. Ильина, она теряет волю к Совершенству, превращает нравственную добродетель в общественную мораль, трансформируя последнюю в «аптеку прощения»; стремление к совершенству превращает в страх перед грехом; любовь заменяет благотворительностью в пропагандистских целях, «неискренно-сентиментальной фразеологией».

Для сохранения и укрепления искренности в религиозной вере И. Ильин рекомендует в качестве главного средства искреннюю же молитву, а также избирательность в человеческих взаимодействиях и общении. Здесь им предлагается закон «минимального сочетания», суть которого заключается в прямой зависимости глубины и продуктивности от уменьшения числа взаимодействующих и общающихся. Соответственно этому в сочетании «с глазу на глаз», вдвоем, люди могут достигать той необходимой искренности, которой труднее достичь в присутствии «третьего лица». Не надо при этом торопиться вводить новые лица в общение «лицом к лицу» – «целесообразно и продуктивно вводить в общение новые лица только тогда, когда культура минимального сочетания дала свои плоды и закрепила – как взаимное восприятие, так и высокий уровень общения» [1, с. 236–237].

Сформулированный И. Ильиным закон «минимального сочетания» имеет фундаментальное значение для духовного воспитания и носит универсальный характер. В современных обществах, особенно западноевропейского типа, наблюдается очевидный дефицит неформального межличностного общения, не связанного с теми или иными прагматическими интересами (деловыми, финансовыми, политическими и т. п.). Это во многом обусловлено господствующим нормативом социального поведения, основанного на демонстрации «личины», «маски», но не на выражении реального человеческого содержания, «лица». В системе рыночных отношений, господствующих в западной культуре, между людьми неизбежно возникает дистанция «продавца» и «покупателя», преодолеть которую бывает практически невозможно из-за стремления получить взаимодействующими сторонами максимальную выгоду от соответствующего использования друг друга. Очевидно, что при такой системе отношений минимизируются возможности для проявления искренних отношений, любви, дружбы, взаимной симпатии. Тем самым общество само лишает себя того эмоционального опыта, «воспитания чувств», которые необходимы для развития в человеке стремления к искреннему, нелицемерному проявлению чувств и переживаний.

Нельзя в этой связи не отметить, что в современном российском обществе значительно ослабли традиционные межличностные неформальные связи и взаимоотношения, присущие менталитету русского народа, «соборности» и «общинности» его образа жизни. Искусственно внедряемая ментальность в стиле западноевропейского индивидуализма является одним из основных средств разрушения культурной и национальной самобытности российского суперэтноса, и в конечном счете она ведет к потере национально-культурной идентичности.

В своей работе И. Ильин особое внимание уделяет методу религиозного воспитания, который рассматривает как нахождение истинного пути к Богу и, соответственно, к духовному самосовершенствованию. Эта задача имеет также более широкое значение для практики любого духовного воспитания, направленного в конечном счете на совершенствование и самосовершенствование личности. Суть указанного «метода» при всех разнообразных вариантах применения его и интерпретаций в реальных воспитательных ситуациях заключается в «очищении» воспитуемого от «неистинных предметов, содержаний и состояний», – для того, чтобы сам человек смог духовно обогащаться и развиваться. При этом осуществление бесконечного движения к духовному совершенству должно происходить самостоятельно, не по заданному стандарту, хотя и на основе осваиваемых образцов духовного опыта.

Возможен ли в принципе единый метод, пусть даже с вариантами, в духовном воспитании? И. Ильин отвечает на этот вопрос утвердительно. Смысл метода заключается в оказании помощи верующему двигаться к Богу не окружными, а прямыми путями, наработанными религиозной традицией, пусть и неповторимыми в их конкретизации для каждого религиозного опыта. Кроме того, следование методу есть определенная гарантия предотвращения опасности разрыва человека с Богом, если он уповает в своем духовном движении только на свои силы.

Недоверие к методическому подходу в обретении веры, по мнению И. Ильина, основывается на некоторых предрассудках: утверждении, что вера в Бога в основе своей неразумна – и даже «противоразумна», отчего и не поддается продуманному осмыслению (рационализации); что «иррациональное» в вере является принципиально недоступным разуму; что религиозное искание и творческое «делание» в религиозной жизни доступно очень-очень немногим, счастливчикам избранным; что религиозность не «строится» самим человеком, но предоставляется ему исключительно «свыше».

Между тем, как указывает И. Ильин, накопленный огромный религиозный опыт человечества демонстрирует наличие очевидных достижений в выработке Метода духовно-религиозного воспитания, который является неотъемлемой частью всех мировых религий. Ильин также рассматривает попытки отвержения самой идеи религиозного метода уже в религиозной литературе на примере известного реформатского священника, богослова и философа Фридриха Шлейермахера (1768–1834), утверждающего необходимость отказа от методических знаний в религиозной жизни в силу огромного разнообразия видов и типов религиозности, религиозных доктрин, учений и конфессий.

По мнению И. Ильина, признание относительности и даже невозможности методического осмысления веры означает своего рода капитуляцию. Разве верующему человеку следует мириться с принципиально «темными» формами религиозности, способными оттолкнуть человека от Бога и даже привести к борьбе с истинной верой через извращения сектантов, изуверов, фанатиков, алчных стяжателей и глупцов? Как утверждает философ, само религиозное душевное состояние не может быть истинным или неистинным. «Оно может быть постоянным и непостоянным, сильным и слабым, цельным и нецельным, автономным, непосредственным, искренним (или наоборот). „Истинным“ может быть только религиозное содержание» [1, с. 258–259].

Отстаивание И. Ильиным необходимости религиозного метода имеет особое значение для традиционной религиозной ментальности русского народа, отвергающей всякие попытки субъективного произвола в вопросах веры при тщательном следовании путям к Совершенству, выработанным многолетним отечественным религиозным опытом, где органично сочетается объективная и субъективная сторона духовно-религиозной жизни. Важное место в религиозном воспитании, по мнению И. Ильина, занимает тема «чудесного» и «таинственного». Констатируя наличие множества спекуляций и низменных мотивов при обращении к «чудесному» (например, жажды власти над людьми через овладение таинственным могуществом), философ настаивает на том, что отнесение религии преимущественно к сфере «чудесного» и «таинственного» приводит к двусмысленности и неопределенности в вопросах веры и умолчанию в религиозной жизни о самом в ней существенном. Если искать в религии прежде всего «чудесного», то неизбежно окажешься в лагере спиритизма, магии, колдовства и других проявлений «больной мистики», не имеющей ничего общего с истинной религиозностью.

В то же время само ожидание Чуда, как считает философ, есть проявление «живого и беззаветного искания Бога», имеет верную и здоровую основу. Таким Чудом, главным и несомненным, следует считать существование Бога. Двигаясь по пути богопознания, человек, по мнению Ильина, неизбежно приходит к признанию всей окружающей действительности во всем ее разнообразии в качестве Чуда, произведенного Творцом. В конечном счете, верующий человек принимает «чудесное» и «сверхъестественное» за естественный порядок вещей, который недоступен внерелигиозному сознанию, воспринимающему религиозную действительность только как плод фантазий, выдумок, веры в сверхъестественное.

Но не всякое созерцание тайны (включая тайну мироздания) приводит к религии, «ибо религиозная тайна духовна и требует духа. Достаточно сказке превратиться в легенду или миф – и она вступит в область религиозного опыта» [1, с. 281]. То же самое, по мнению И. Ильина, можно отнести и к художественному творчеству, молитве вместо заговоров, отказу от суеверия и пришествия к Богу. Приобщение же к «тайнам» в религиозной жизни следует отличать от «секрета». Бережное отношение к «тайне» в религиозной жизни (в отличие от последнего) осуществляется через «таинство», открывающее человеку новые горизонты в духовном восхождении.

В этой связи И. Ильин обращает в духовном воспитании особое внимание на детей, на пробуждение в воспитуемых благоговейного тайночувствия и придания ему духовного, направленного к Богу характера. При этом и сам человек должен не только ожидать через «тайнодействие» снисхождение Бога к нему, но и сам стремиться к раскрытию этой тайны – через собственное духовное восхождение. Тем самым, по мнению И. Ильина, создается необходимый эффект «синергии» в реальной религиозной практике. Самое главное в этом процессе, как считает философ, является не то, «насколько человек проник в Божественную Тайну, а то, какими органами души он воспринял воспринятое и что именно он сделал с воспринятым, – в самом себе и во внешней жизни. Вот почему в религии чистосердечный юродивец, воспринявший скудное, но героически претворивший его в жизнь, будет всегда выше многоумного знатока, продумавшего обильное, но не претворившего в жизнь свое богатство» [1, с. 286].

Приведенные рассуждения И. Ильина многое объясняют в особенностях менталитета русского народа, принявшего идею Чуда как воли Божьей в качестве необходимого присутствия в повседневной жизни и в формируемой им картине мира. Вера в Божью волю, сочетающаяся с духовным подвижничеством православной практики русского человека способствовала появлению и развитию необходимой пассионарности, способной не только духовно и материально преобразовать окружающую реальность, но и сохранить благоговейное отношение к вере в качестве противовеса обезбожению и секуляризации современного мира.

В рамках отдельного сжатого рассмотрения данного труда И. Ильина не представляется возможным дать полный обзор его идей и положений. Остановимся на заключительной главе его работы «Аксиомы религиозного опыта», названной им «Трагические проблемы религиозного опыта».

Подводя итоги своему исследованию религиозной жизни, И. Ильин делает вывод о том, что истинная религиозность есть порождение духа и результат стремления к совершенству. Но это совершенство может пониматься по-разному, в том числе и недуховно. Достаточно часто последнее проявляется как желание достичь преимуществ и превосходства над людьми через получение особой власти, желание подчинить окружающих своей воле через обретенное могущество над силами природы или подчинение этим силам… Чтобы оценить ту или иную религиозность, ее реальное содержание, по мнению философа, достаточно выяснить, какому «преимуществу» поклоняется верующий человек, к какому «совершенству» он хочет приобщиться, каким способом он осуществляет это стремление. Отвечая на эти вопросы, человек, по мнению Ильина, сталкивается с «трагическими» проблемами религиозного опыта. Само явление «трагического» присутствует в реальной жизни, а не в художественной реальности или в торжестве пошлости. Оно есть порождение духа.

«Трагическое» ощущается в полной мере только духовно развитым человеком – «Чем значительнее человек, тем более его жизнь полна скорби, постоянно перерастающей в мировую скорбь» [1, с. 673]. Объективных причин для такой скорби множество: неумолимые законы природы, несоответствие целей и средств, должного и неизбежного и других подобных факторов. Но ту или иную трагедию можно переживать «слепо», «беспомощно», а можно – отдавая себе отчет в своих действиях и осознавая границы своих возможностей – и беспомощности.

При всем множестве трагических ситуаций, которые могут возникать на жизненном пути, И. Ильин выделяет три главные для религиозного опыта.

Первая заключается «в неслиянности человека с Богом в земной жизни» [1, с. 675]. Суть трагедии здесь заключается в несоответствии безмерной малости, беспомощности отдельного человеческого существования и великости, могущества Бога, к которому человек стремится приблизиться через самосовершенствование. Чтобы справиться с этой трагической ситуацией, верующий должен отказаться от достижения «божественного совершенства» в реальной земной жизни. Понимая все несовершенство земного опыта религиозных усилий, постоянно преодолевая собственные слабости и ограниченности, он продвигается к существованию во внеземной, божественной реальности по окончании своего жизненного цикла. И в этом видится положительный исход данной трагической ситуации.

Следующая трагическая ситуация, по мнению И. Ильина, заключается в наличии у каждого человека противоречия между его «телесностью» и «духовностью». Если исходить из их несвязанности друг с другом, то получаем следующий результат – «Соматический человек не приемлет своей духовности; пневматический человек не приемлет своей телесности. А мудростью Божиею – тело, душа и дух связаны в некое таинственное единство, которое не поддается ни разложению, ни отвержению» [1, с. 680]. В невозможности полного достижения такого единства и состоит еще одна трагедия религиозного опыта. Эта трагедия разрешима, если уделять особое внимание душе как субстанции, связующей «тело» и «дух». Причем душа необходима не только для принятия телом «даров святого духа», но и для включения «инстинкта и чувственного воображения» в духовную жизнь личности. «Мера же приятия или неприятия духом законов плоти и инстинкта всегда останется индивидуальной и общему закону не подлежит» [1, с. 683].

В особой «душевности» русской религиозности и состоит одна из фундаментальных особенностей русского менталитета, что дало повод Н. Бердяеву даже утверждать, что русский человек больше «душевный», чем «духовный». Скорее, речь должна идти об особой «человечной» духовности в русской религиозной традиции. Для понимания русского национального характера этот факт означает неистребимость таких личностных качеств русского народа, как сострадательность и жалостливость, чуткость и сердечность, противостоящие «бездушию» индивидуализма и «конкурентноспособности», внедряемым общеизвестными реформаторами в современную духовную и социальную жизнь российского общества… Но именно это требование «реформаторов» является трагедией для истинно верующего человека, страдающего от неизбежной разделенности людей в их земном существовании, наполненном эгоистическими интересами и неизбежным причинением в связи с этими интересами вреда друг другу.

И. А. Ильин для разрешения этой трагической ситуации предлагает фактически целую жизненную программу, которая не потеряла своей актуальности для духовной жизни современного общества: «Человек, следующий долгу христианской совести, стремится прежде всего исключить себя по мере возможности из земной борьбы за существование, из всяческого „соискания“, „соревнования“ и „соперничества“ в деле обладания земными благами – уйти из земной тесно ты и давки, не лишать других того, что им желанно, отречься, отдать, уступить, устраниться; помочь нуждающимся, утешить страсти ожесточенных, смягчить и облагородить борьбу за существование. Поняв пределы своего душепознания и человекопонимания, он стремится расширить и углубить их – личным самоочищением от ослепляющих страстей, укреплением своего созерцающего сердца, художественным вчувствованием в окружающих его людей, благожелательным сердцеведением, проникновенной интуицией. Этим он увеличивает свой дар душевно-духовной помощи. Он не может „помочь всем“, но именно поэтому он любовно пытается помочь тем, кого Господь посылает ему в жизни» [1, с. 687].

Рассмотренная работа И. А. Ильина позволяет сделать ряд выводов и обобщений, имеющих несомненное значение для решения проблем духовного воспитания в современном обществе.

Сложившийся кризис в практике духовного формирования личности в современной России обусловлен в значительной мере потере образцов и достижений индивидуального духовного опыта для организации процессов воспитания в институциональной сфере, в деятельности учреждений образования, культуры, средств массовой информации. Между тем в отечественной религиозной традиции накоплено огромное разнообразие технологий и форм стимулирования самостоятельного духовного самосовершенствования в соответствии с духовными ценностями, имеющими значимость для самосохранения и развития российского общества, всех его членов. Этот накопленный опыт включает в себя: соответствующую религиозно-обрядовую практику, нормативные требования к культуре молитвенных процедур, самоанализа в контексте покаяния, комментарии к Священному Писанию и многое другое. Содержание этого духовного опыта не исчерпывается религиозной и церковной жизнью, имея значение для формирования, сохранения и развития всей духовной культуры, обеспечивающей национально-культурную идентичность русского народа и перспективы его цивилизационного развития. Очевидно, что без изучения и творческой интерпретации этого духовного опыта не представляется возможной дальнейшая активизация духовного воспитания, особенно подрастающего поколения, и повышение его эффективности.

В современной педагогической практике, в организуемом процессе инкультурации и социализации личности теми или иными учреждениями и организациями не предусмотрены необходимые для индивидуального духовного самосовершенствования «зоны духовного одиночества», на которое обращает внимание Иван Ильин. В реальной практике духовного воспитания это одиночество может быть обеспечено через формирование потребности в индивидуальном восприятии произведений литературы и искусства; через навыки эстетического созерцания природы; через развитие самостоятельного мышления и творческого поиска у учащихся и воспитуемых в образовательном процессе; через развитие системы индивидуальных разнообразных любительских увлечений у различных групп населения, расширяющих культурный кругозор и способствующих духовному формированию личности, начиная от коллекционно-собирательской деятельности и заканчивая любительским музицированием.

Весь этот спектр возможностей может быть реализован при условии отказа от доминирующей технократической модели современного образования и воспитания, направленной преимущественно на формирование и развитие «рассудочных» умений и навыков, овладение технологиями профессиональной деятельности, ориентированной преимущественно на достижение материального комфорта и экономическую выгоду. Вместо этой модели необходима переориентация всей системы образования и государственной информационной политики в направлении их большей гуманизации – и вовлечения всех групп населения в самостоятельный поиск смысложизненных ориентиров, духовное самосовершенствования с использованием отечественных и зарубежных образцов и достижений духовной культуры. Необходима дальнейшая активизация гуманитарных исследований и гуманитарного образования, посвященных закономерностям и феноменам духовной культуры личности и общества, где основное внимание следует уделить реальному изучению духовного опыта, его проблем, достижений, влияния на социальную жизнь индивида и общества, поиску и нахождению путей из духовных кризисов, – то есть всего богатства содержания духовной жизни, имеющей универсальную социальную и культурную значимость.

Особое значение имеет в этой связи перестройка всей системы социальных отношений в российском обществе, восстанавливающая престиж альтруистических проявлений, взаимопомощи, солидарности, благотворительности, общественного служения вместо распространяемых ценностей индивидуализма, «волчьей» конкуренции, эго-ориентаций в качестве главных социально-нравственных ориентиров для современного российского социума. В качестве первого шага к этой перестройке следует рассматривать отказ от рыночных отношений в качестве универсальных механизмов решения социальных, экономических и культурных проблем общества.

Литература

1. Ильин И. А. Аксиомы религиозного опыта / Ильин И. А. Основы христианской культуры. – М.: Эксмо, 2011. – С. 63–702.