Текст книги "52-й драгунский Нежинский полк. Русско-японская война"

14. Переправа японцев через Тайцзыхэ

Итак, 16 августа основные силы 52-го драгунского Нежинского полка, во главе с командиром и его штабом, отошли из деревни Квантун в западном направлении. Но неужели никто не попытался дать бой переправляющимся японским передовым отрядам? Оказывается, нашлись смельчаки. Приведу большой фрагмент из рапорта командира 3-го эскадрона ротмистра Н. П. Коломнина.

«Ночью с 16-го на 17-ое Авг. от 3-го эскадрона были выставлены наблюдательные посты по р. Тайцзыхэ против дд. Фаншэн и Хандяляцзы. Около 10-ти час. вечера на заставе кор. Захарьина было получено донесение о переправе японцев близ д. Хандяляцзы и далее с флангового поста у д. Фаншэн (в. оп. Шаталова), что неприятельская кавалерия намеревается переправиться. Желая проверить полученные сведения и усилить фланговый пост, кор. Захарьин послал туда эст. – юнкера Леонида Замятнина со ст. ун. – оф. Трофимом Старча и четырьмя рядовыми. По прибытии на пост и узнав о месте переправы, эст. – юнкер Замятнин с ун. оф. Старча пробрались гаоляном к реке и увидели на противоположном берегу ее группу всадников, искавших брод. Желая быть незамеченными и для удобства наблюдения, они ползком по бобам пробрались ближе к берегу и залегли в опушке их. Скоро началась переправа. Выждав, когда часть всадников переправилась, – они открыли огонь: Замятнин из револьвера, Старча из винтовки, чем заставили переправившихся вернуться обратно. Выстрелы подняли тревогу на постах японской пехоты, находившейся на противоположном берегу, причем ближайший пост был обстрелян Старча…»

Вот как! Оказывается, всего два отважных воина, эстандарт-юнкер и унтер-офицер, смогли сорвать неприятельскую переправу! А если бы к местам переправ были заранее подтянуты значительные силы? Думается, тогда стремительный обходной маневр армии генерала Куроки мог бы и вовсе сорваться… Однако руководство предпочитало отсиживаться на укрепленных высотах. Штабы русской армии были охвачены сомнениями и неуверенностью. Общая картина всё еще не складывалась. Характерно указание (от 17 августа) начальника штаба XVII-го корпуса генерал-майора барона А. Е. Тизенгаузена командиру Нежинцев:

«В Штабе Армии получены сведения, что японцы в значительных силах переправились к востоку от Саканя. Командир Корпуса приказал проверить эти сведения. О результатах донесите возможно поспешнее».

Опять проверять и перепроверять! А полковника П. А. Стаховича, со своим штабом находившегося в деревне Хванкуфен (другое написание – Винкуфен), тем вечером, кажется, больше заботило сторожевое охранение. Он пишет начальнику охотничьей команды 10-го пехотного Новоингерманландского полка:

«На сторожевое охранение назначен 6 эск. Н-ком сторожев. охр. – ротм. Тупальский. Ваша команда мною назначается в поддержку 6-го эскадрона с целью огнем воспрепятствовать небольшим партиям переправиться через реку, а в случае наступления значительных сил под Вашим прикрытием должен собраться эскадрон с постов для отступления. К вечеру Вам будет прислана горячая пища».

Противник начал форсировать реку именно крупными силами. 18-го августа, в 5 утра, поручик Василий Романов донес из дозора, что с левого берега Тайцзыхэ подходит полк японской пехоты и два взвода драгун и что, видимо, готовится переправа.

«Буду наблюдать, сам я с заставой отошел немного назад – к Квантуну…»

Поручик так торопится, что название пункта переправы пишет то Сосше, то Шосше (а имеется в виду, очевидно, Сёше или, по-другому, Сёсше). В 5 часов 35 минут он сообщает уже о переброске на правый берег целой дивизии, с конницей и артиллерией. Записка заканчивается на отчаянной ноте:

«…уже появились у крепости. Они заходят нам в тыл… У меня застава силою 8 человек».

Донесение командира 6 эскадрона ротмистра К.-Б. Тупальского подтверждало:

«Видна длинная кишка неприятеля, идущая по перевалу. Скоро будут у крепости».

Крепость – это полуразрушенный китайский форт с зубчатой стеной. Организовать тут узел обороны почему-то никто не помышлял. Драгунам пришлось отступить под сильным огнем, несколько людей и лошадей получили ранения. В этот драматический момент, около 6 утра, в штабе 2-й Отдельной кавалерийской бригады для командира Нежинцев писалось послание:

«Вчера 17 Августа Японцы на всем фронте отбиты, а сегодня предполагается, что они направят главный удар в 11 час. утра…»

Имеется в виду, конечно, удар 2-й и 4-й японских армий с юга. О переправе 1-й армии Куроки в штабах еще не ведают, поэтому и рекомендации кажутся наивными:

«Командующ. Армией очень беспокоится за лев. фланг и просит перейти в наступление отдельными партиями на левый берег Тайцзы, т. к. есть какие-то сведения о переходе японск. сил в долину Тайцзы-хэ…»

То есть командующий предполагал в этот день атаковать неприятеля на его берегу. Поздно! Атаковать надо было уже на своем берегу! Но это не рассматривалось в диспозиции, о которой, собственно, и сообщало послание:

«Вышла новая диспозиция, по которой Ваш полк вошел в состав отряда генер. Орбелиани… Назначение отряда охранять левый фланг Армии и наблюдать Тайцзыхэ выше Квантуня и держать связь с Бенсиху. Генер Степанов остался без назначения… Подпол.

Мирбах назначен наблюдателем для донесений Команд. Армией».

Вот как описывает события раннего утра 18 августа художник Н. С. Самокиш:

«Треск и гром над Ляояном все усиливались… было не до сна…

Тревожная ночь прошла; показался рассвет, а с ним и неприятель; только что я выпил стакан чаю и вышел на улицу, уже залитую первыми лучами солнца, как увидел трех драгун, прискакавших во весь опор, причем по крупу белой лошади одного из них текла струя ярко-красной крови. Сначала я подумал, что ранена лошадь, но оказалось, что ранен драгун… Сейчас же дано было командиром распоряжение 2-му эскадрону выйти за деревню и задержать наступление неприятеля. Остальные эскадроны спешно построились и начали вытягиваться из улиц деревни на дорогу; все это произошло в течение каких-нибудь 10–15 минут. Не успели еще последние люди выйти из деревни, как мы услышали залпы ружейного огня. Это наш 2-й эскадрон наткнулся на неприятельскую пехоту и завязал дело…»

Любопытно, что накануне, в относительно спокойной обстановке, академик Н. С. Самокиш делал зарисовки и снимки именно этого эскадрона. Впоследствии широкое распространение получил его офорт «Винкуфен на Тайцзыхэ. 2-й эскадрон Нежинского драгунского полка». А известная картина «Тревога», думается, сделана под впечатлением событий утра 18 августа.

В тот раз 2-й эскадрон повёл поручик Кургоко Дударов. В короткой перестрелке один драгун был убит. Для выяснения обстановки тогда же был выслан разъезд корнета Бориса Гирша. Он доложил:

«Через хребет, где крутой спуск к Сёше, двигается сплошная масса японцев. Вершина, где стоял Крыжановский, ими занята… Только что они двинулись от Квантуни на крепость и занимаемую мною гору…»

Чуть позже поручик Дударов уточнил:

«Крепость занята неприятелем. На перевале, где был наблюдательный пост, двигается пехота с 5 час. утра».

Таким образом, было установлено, что на наш берег у деревень Сакань и Сёше уже переброшена дивизия пехоты с артиллерией и кавалерией (это была 12-я дивизия), а у деревни Конквантун (она как раз напротив деревни Квантун) наведен мост на лодках, по которому также двинулись крупные силы (2-я дивизия). Между прочим, обе эти дивизии имели опыт форсирования под огнем водных преград – так, в апреле они героически переправились через реку Ялу у Туренчена.

Донесение полковника П. А. Стаховича, посланное в 6.30 утра, пройдя через штаб Передового отряда и штаб 35-й дивизии, было получено в штабе XVII-го корпуса в 9 часов утра. И тут выяснилось, что генерал от кавалерии барон А. А. фон Бильдерлинг, прекрасный кабинетный работник, специалист по обучению военных кадров, любитель поэзии М. Ю. Лермонтова и изобразительного искусства, к сожалению, не обладает полководческим даром. Весь XVII-й корпус стоял на Сыквантунских высотах против двух японских дивизий (точнее даже – полутора, так как из 2-й дивизии переправилась лишь 15-я бригада Окасаки), но так и не была предпринята попытка сбросить врага в реку энергичным ударом. Штабом корпуса были «категорически воспрещены наступательные действия, чтобы преждевременными боями не нарушить планов Командующего Армией».

Характерно послание, отправленное 18 августа командующим XVII-м армейским корпусом командиру 52-го драгунского Нежинского полка. Казалось бы, надо ожидать грозного разноса полковника П. А. Стаховича за его недавние сбивчивые донесения, за то, что мощный десант фактически проморгали. Но нет, генерал выражается предельно деликатно и обтекаемо, он как бы разжевывает элементарное:

«На меня возложено – оборона и охранение левого фланга армии. Наблюдение за р. Тайцзыхе было возложено на Вас.

Вы только 3 дня тому назад сообщили о переправе небольших Японских частей на пр. берег близ Саканя, что возбудило как во мне, так и в Штабе армии предположение о возможности обхода лев. фланга армии.

Ваша обязанность зорко следить за противником и непрерывно и с быстротой доставлять сведения, удостоверясь в том, что они до меня дошли…»

Да уже все сведения, хоть и с опозданием, доставлены. Пора в конце концов действовать! И опять – пассивность, нерешительность!..

15. В отряде князя Орбелиани: 18 августа

Продолжу рассказ Н. С. Самокиша о событиях утра 18 августа. После того, как 2-й эскадрон вступил в перестрелку за околицей деревни Хванкуфэн (Винкуфен), полковник П. А. Стахович поспешил вывести полк из опасной зоны:

«Не зная, много ли подошло неприятельских частей, и не желая подвергнуться нападению с тыла и с боков, командир отдал приказание отходить на рысях. Эскадроны в полном порядке тронулись по команде: “Рысью, марш!” и драгуны мерно закачались на седлах, подняв облака пыли. Проехав верст шесть, замедлили аллюр, поехали шагом и, наконец, остановились. В это время присоединился к нам 2-й эскадрон, вернувшийся из боя; были раненые, но немного, досталось больше лошадям. Отойдя еще версты три и миновав большую деревню, эскадроны выехали на обширное поле, засеянное бобами и окруженное со всех сторон гаоляном; люди спешились и прилегли, где попало…»

Видимо, там, посреди бобового поля, командир 52-го драгунского Нежинского полка получил новую диспозицию, согласно которой пять эскадронов передавались в отряд генерал-майора князя Г. И. Орбелиани (еще один, 5-й эскадрон ротмистра А. Я. Загорского, продолжал нести службу летучей почты между штабами). В послании имелась приписка:

«Кн. Орбелиани находится на дороге между с. Сыквантунь – Сахутунь».

До этого момента под началом князя была Кавказская конная бригада – Терско-Кубанский и 2-й Дагестанский конные полки. Из бригады в новый отряд вошли только шесть сотен Терско-Кубанского полка (командир полковник Н. С. Плаутин). Интересен состав полка: четыре Терские сотни (Кабардинская, Осетинская, Ингушская и Чеченская) и две Кубанские (их называли еще Черкесскими, а укомплектованы они были в основном добровольцами из адыгов, абхазов, абазин и карачаевцев). Новому отряду были приданы пехота (два батальона 137-го Нежинского полка) и артиллерия (8 орудий 35-й артбригады и 6 орудий 4-й Забайкальской батареи). Заканчивалась диспозиция на оптимистической ноте:

«Сейчас получен приказ об успехе вчерашнего дня и даже контратаке нашей у жел. дор. Сегодня рекомендуется перейти при возможности в наступление».

Странно! Вроде, и не приказ, а только рекомендация. И выглядит она какой-то неуверенной. А на левом фланге – запоздалой и, ввиду отсутствия выделенных для атаки частей, неуместной. Одного отряда князя Г. И. Орбелиани тут было явно недостаточно. Повезло еще, что удалось вывести из-под удара 52-й драгунский Нежинский полк. В «Дневнике военных действий» в записи за 18 августа отмечено:

«…До 11 час. ночи простояли в поле… Весь день полк высылал летучие разъезды на северо-восток для выяснения, не предпринимает ли противник более дальнего серьезного обхода. Разъезды шт. рот. Константинова и кор. Кишкина выяснили, что неприятель занял Трехглавую сопку (что в 3½ верстах к северо-востоку от Сыквантунской сопки) боковым отрядом в 1–2 баталиона пехоты с кавалерией, но без артиллерии, что дальнейшего наступления на север не замечается и что сопка, находящаяся в 1½ вер. от вышеназванной и в 3–4 верстах от Янтайских копей, противником не занята…»

Речь тут идет, конечно же, о наблюдавшемся продвижении бригады Симамуры (в отечественной литературе фамилия пишется, как правило, Шимамура, хотя звук ш в японском языке отсутствует) из 12-й дивизии. Кстати, Трехглавая сопка в некоторых иностранных источниках называется Пятиглавой. В частности, в записках сэра Я. Гамильтона, военного агента при армии Куроки, читаем: «Страшная пятиголовая сопка 200 фут. вышиной – Гочосан».

Именно эта стремительно захваченная гряда сыграет затем, 20 августа, важнейшую роль в развернувшемся сражении. В течение дня японцы продолжали накапливать силы на правом берегу Тайцзыхэ, напротив Сыквантунской позиции. В полковых бумагах Трехглавая сопка упоминается неоднократно. Причем, как видно, тут не обошлось без военных хитростей противника. Любопытно следующее донесение:

«Сопка, по направлению куда я послан, усеяна народом. Но, видимо, это хитрость японцев, которых на сопке не более роты. Остальные китайцы. Мы сделали несколько выстрелов, китайцы убежали, а редкая цепь людей в желтоватой одежде осталась. Один, очевидно, офицер, устраивает своих людей и между ними китайцев, чтобы казалось больше. Конная часть около сотни зашла за эту сопку и скрылась в гаоляне. Попробую осмотреть сопку с правого бока.

Начальник разъезда № 4 подъес. Близнов».

Ниже имеется приписка:

«Прошу разрешения продвинуться на указанную здесь сопку, чтобы сбить находящиеся там войска.

Ком. Терско-Кубанского п. Полковник Плаутин».

Это донесение с припиской было адресовано в 3.40 дня командиру 52-го драгунского Нежинского полка. Почему именно ему? Как видно из других донесений, на полковника П. А. Стаховича в отряде были возложены обязанности начальника кавалерии. Приведу еще одну записку, направленную начальнику кавалерии, теперь уже в 6 часов 17 минут дня:

«Часть полка Терско-Кубанского войска приблизительно с сотню без коневодов в пешем строю спустилась с пологой сопки и направилась к Треглавой.

Продолжаю наблюдать. По слухам от казаков на Треглавой сопке около двух пехотных полков. Корнет Кишкин».

Слухи, очевидно, грешили преувеличениями. Вероятно, сработала хитрость с расстановкой китайцев. Однако за два с половиной часа, пока разведчики разбирались, сколько же в действительности японцев на склонах, их количество, несомненно, возросло. Напомню, в «Дневнике» Нежинцев говорится об 1–2 батальонах. Теперь спешенной сотне, конечно, было не по силам сбить неприятеля с высоты.

Вечером прошла гроза. Положение войск генерала Куроки, столь рискованное еще утром, стало достаточно прочным на укрепленных позициях. Командный пункт, названный «Ласточкино гнездо», был оборудован на сопке с полуразвалившейся крепостью. Действия конницы из отряда князя Г. И. Орбелиани японцев, видимо, совсем не тревожили.

Художник Н. С. Самокиш приводит живую зарисовку вечернего совещания в расположении Нежинских драгун:

«Наступили сумерки; было холодно и мокро от изобильной росы на зелени бобов и гаоляне. Приехал князь Орбелиани, начальник Кавказской бригады, с ним Плаутин, командир Терско-Кубанского полка. Собран был военный совет, на котором было решено ночное движение для выяснения сил противника. Лежа на бурке, князь Орбелиани и окружающие его офицеры говорили вполголоса о предстоящем набеге; наступившая ночь придавала что-то таинственное этому совещанию и этим темным фигурам людей, собранных около тусклого фонаря, у которого лежала карта местности.

Костров разводить не дозволяли, и людям было приказано сохранять полнейшую тишину. Когда совет кончился, было решено, отправив штандарт со взводом драгун и небольшой обоз, бывший при полку, идти ночью в расположение неприятеля. Полковой командир, подозвав меня к себе, сказал, что, ввиду крайнего риска ночного дела, он просит меня идти со штандартом к полковому обозу, расположенному в деревне Сыквантунь… потом полковой доктор уговорил меня ехать с ним, и мы двинулись, а полк остался на месте, ожидая двух часов ночи, когда назначено было выступать в поход».

Полковым обозом, отправленным в тыл, командовал поручик Алексей Бондарский. Сохранился его рапорт командиру полка (указано время – 18 августа 10 часов 55 минут):

«Принял командование над патронными двуколками и кухнями, котор. вместе со взводом довел до д. Сахутунь. Здесь передаю обоз Поручику Шевченко».

В воспоминаниях Н. С. Самокиша подробно описано, как он плутал ночью по дорогам, прорезавшим гаолян во всех направлениях, и в конце концов лишь наутро попал в Сыквантунь. Однако следует обратить внимание на то, что в самом начале, при отправке, и он, и неназванный полковой доктор (видимо, М. А. Звягинцев), и ветеринар присоединились к доктору Дагестанского полка, ехавшему в коляске в сопровождении десяти горцев. Вот они-то все и заблудились в гаоляне, а поручик Бондарский доставил двуколки еще вечером. Только вот озадачивает, что передал он их в деревне Сахутунь, которая находится в глубине позиции, верстах в трех за Сыквантунем. Как же так? Может, в темноте и он сбился с пути? В записке есть одна фраза, проясняющая обстановку:

«Вследствие наступления неприятеля отступил на дер. Сахутунь».

Понятно: поручик опасался за сохранность штандарта и патронов, вот и отвел двуколки подальше. А основной обоз Нежинцев так и остался на своем месте, в Сыквантуни, где он находился с 14 августа. Н. С. Самокиш обнаружил его на площади, между деревьями у фанз. Обозники неплохо обосновались: в уютном дворике стояло несколько палаток, в одной из них жили священник о. Владимир (Колосов) и командир обоза, поручик Василий Шевченко, в другой – какой-то интендантский чиновник. Выпив несколько стаканов чая и закусив, художник отправился осматривать деревню. С одной стороны подступала гряда сопок, а верстах в двух – отдельная небольшая сопка с «пупком», как говорили военные, имея в виду маленькую древнюю гробницу на вершине.

По описанию – это сопка, которую вскоре назовут Нежинской. Следует сразу заметить: такое название было дано потому, что высоту эту некоторое время упорно удерживал 137-й пехотный Нежинский полк. Японские солдаты окрестили эту сопку Манджу-яма («Рисовый пудинг»).

Утро 19 августа было безоблачным, начинало пригревать солнце. Вдали загрохотала канонада, в небе повисли белые клубочки разрывов. Двадцать четыре японских орудия были расположены на низком гребне в 500 метрах к востоку от Хванкуфэна, где всего сутки назад ночевали Нежинские драгуны. Стрельба началась ровно в 6.30. Художник пишет, что как раз в то время, когда он осматривал заинтересовавшую его сопку с «пупком», на нее посыпалась японская картечь…

Тут уместен вопрос: а как прошел ночной набег кавалерийского отряда? В «Дневнике» Нежинцев сказано лаконично:

«В ночь с 18 на 19 полк в составе отряда генерал-майора кн. Орбелиани (без пехоты и артиллерии) во исполнение приказа командира корпуса произвел набег в обход правого фланга и тыла противника, занимавшего Трехглавую сопку. Для прикрытия отступления Терско-Кубанского полка, двинутого вперед, вверенному мне полку было предписано занять сопку в 4 вер. к югу от Янтайских копей. Сопка эта занималась эскадронами полка до 12 час. дня».

После полудня эскадроны были отведены без потерь. Японские части продолжали подходить.

16. Боевые действия 19 и 20 августа

19 августа к району боев прибыли передовые части 54-й дивизии генерал-майора Н. А. Орлова. Всего в дивизии насчитывалось 12 батальонов, 3 сотни и 16 орудий. Эти войска, сосредоточившись на Янтайских высотах, должны были создать угрозу правому флангу японской группировки. Сюда же форсированным маршем перебрасывалась конница генерал-майора А. В. Самсонова.

К утру два батальона 137-го пехотного Нежинского полка из отряда князя Г. И. Орбелиани были отведены в резерв у деревни Сахутунь. А Нежинские драгуны продолжили сбор сведений. На рассвете разъезд эстандарт-юнкера Николая Крыжановского (иногда его фамилия пишется Крижановский), обогнув сопки Ян-тайских копей с востока, продвинулся на 7 верст к югу, до деревень Кане и Сыцан. Таким образом, он оказался в тылу противника. Выяснилось, что все силы неприятеля, не менее дивизии с артиллерией, обращены фронтом на запад и наступают на Сыквантунскую позицию. У Трехглавой сопки был обнаружен только боковой заслон – два батальона без артиллерии. Тут же оказалась и небольшая кавалерийская часть. Заметив разъезд, японцы обстреляли его и дважды пытались окружить. Однако драгунам удалось благополучно выйти из-под огня, лишь один боец был ранен.

Около 2 часов пополудни генерал Куроки получил донесение: русская колонна, длиной в две мили, надвигается из района Ян-тайских угольных копей, угрожая охватить правый фланг армии. Это как раз и была 54-я дивизия. Японцы приостановили наступление и стали подумывать о переходе в оборону. 12-й бригаде было приказано зайти плечом в северном направлении и занять позицию близ Гочосана для отражения неприятельской колонны. Однако дивизия генерала Орлова, так и не начав активных действий, принялась окапываться. По мере подхода новых частей, наступательные действия 1-й армии генерала Куроки продолжились: резервная бригада двинулась по гаоляновым полям на Янтайские копи, а основные силы возобновили атаки на Манджу-яму. На эту сопку отходили теснимые части 137-го пехотного Нежинского полка. К ним присоединились два батальона того же полка из резерва у Сахутуня (те самые, что прибыли из отряда князя Г. И. Орбелиани). Затем туда подошли два батальона 139-го пехотного Моршанского полка и две роты 138-го пехотного Болховского полка. Общее руководство обороной было возложено на командира 137-го Нежинского полка полковника Н. М. Истомина. Позиция на Нежинской сопке обеспечивала защиту 48 выдвинутых орудий, наносивших серьезный ущерб вражеским войскам. Японцам прорыв в этом месте давал возможность по кратчайшему пути выйти к железной дороге, чтобы, перерезав ее, окружить всю русскую группировку под Ляояном.

В 7 часов вечера солдаты из 15-й бригады Окасаки, под прикрытием артиллерийского огня, подошли к нашим окопам на 700 шагов. Видимо, именно тогда обоз 52-го драгунского Нежинского полка и отправился в путь из Сыквантуни. Н. С. Самокиш пишет:

«Уже совсем стемнело, когда командир обоза наконец получил приказание отходить. Всё зашевелилось, начались обычная суета и путаница, пока обоз не вытянулся на дорогу…»

И вдруг артиллерийская перестрелка стала стихать. Многим показалось, что японская атака выдохлась. Но приблизительно через час противник вновь обрушил на сопку сильнейший огонь семи батарей, затем предпринял ряд яростных атак. Болховский полк дрогнул и очистил Сыквантунь, куда немедленно вошел неприятель. Вскоре Нежинская сопка была охвачена с обоих флангов. Наши пехотинцы неоднократно отбивались штыками. И все-таки после упорного боя эта важная высота, составлявшая левый фланг XVII-го корпуса, ночью оказалась в руках японцев. Таким образом, Сыквантунская позиция, по плану А. Н. Куропаткина предназначенная служить осью захождения русской армии для охвата армии генерала Куроки, была потеряна. Весь план действий, выработанный штабом армии, рушился.

Чтобы отвоевать Нежинскую сопку и все-таки оттеснить армию Куроки, стали накапливаться войска. С южных оборонительных рубежей подходили части Х-го армейского корпуса, I-го и III-го Сибирских корпусов. Но когда к утру 20 августа было достигнуто трехкратное превосходство над живой силой противника, внезапно разразилась катастрофа: 54-я пехотная дивизия генерал-майора Н. А. Орлова, состоявшая из свежих, только что прибывших из России необстрелянных войск, перемещаясь южнее Янтайских копей для содействия XVII-му корпусу, наткнулась в высоком гаоляне в районе Трехглавой сопки на 12-ю бригаду Симамуры. Завязался встречный бой. Противник начал охватывать левый фланг нашей дивизии и одновременно атаковать ее с фронта и правого фланга. Наступая в гаоляне, японцы умело применяли артиллерию, используя переносные вышки для корректировки огня. Потери русской пехоты были огромны.

52-й драгунский Нежинский полк принял активное участие в этом бою. Из записей в «Дневнике военных действий» за 20 августа видно, что три эскадрона, спешившись и заняв совместно с сотнями Терско-Кубанского полка гребень одной из высот, прикрывали развертывание отряда генерал-майора Н. А. Орлова. Затем для прикрытия флангов наступавших колонн были назначены: на левый фланг – 1-й эскадрон, а на правый – 2-й. Эти эскадроны продвигались под огнем противника на уровне пехотных цепей, при этом они все время помогали выносить с поля боя раненых пехотинцев. Эскадронный фельдшер Степан Мыльников делал перевязки непосредственно в рядах пехоты, причем даже тогда, когда его самого ранило. Исполняющий должность старшего врача надворный советник Л. Ф. Холодилов, лекарь из Ельца, в виду полного отсутствия перевязочных пунктов в пехоте, открыл свой мобильный пункт, работавший последовательно в трех местах, из которых два находились под сильным огнем противника. Новобранцы, впервые попавшие под убийственный обстрел, не выдержали и побежали к деревне Саодалянгоу, и далее к ответвлению железной дороги, по которой они недавно были доставлены. Большой урон в смятых колоннах произошел оттого, что японцы, захватив ряд холмов, получили возможность интенсивно обстреливать отступавших.

Когда началось бегство, Нежинcкие драгуны, по приказанию генерал-майора Н. А. Орлова, стали медленно отходить на северо-запад, пропуская потрепанные солдатские массы. Офицеры-кавалеристы по собственной инициативе принимали меры к водворению порядка среди пехотинцев. Тем временем генерал-лейтенант барон Г. К. Штакельберг, I-й Сибирский корпус которого уже приближался к Саодалянгоу, приказал генералу Орлову собрать свои войска и вновь перейти в наступление. Тот вместе с начальником бригады генерал-майором М. Н. Фоминым смог остановить и повернуть назад лишь один батальон. Став во главе его, генералы устремились в густом гаоляне на врага. Японцы оказались совсем близко и встретили штыковую атаку залпом. Генерал Фомин был убит, генерал Орлов тяжело ранен. Отступление стало общим и паническим. Только спешенные казаки и две конные батареи своим огнем до 6 часов вечера сдерживали напор противника.

Где был 52-й драгунский Нежинский полк после этой неудачи? В «Дневнике военных действий» читаем:

«В 3 часа дня полк получил приказание двинуться на присоединение к левому флангу 1 Сибирского корпуса, для службы связи этого корпуса с отрядом ген. Самсонова. Полк, несмотря на усталость от тяжкой службы этого дня, через час выполнил эту задачу, пройдя 8 с лишком верст».

О том, насколько опасной была ситуация, красноречиво говорит обнаруженное в архиве донесение корнета Хакольского (в полку служили два брата Хакольских, сейчас уже невозможно установить, который из них, Иван или Фёдор, отправил торопливую записку из разъезда):

«Ком. 52-го Др. Неж. Полка

1904 20 августа

По назначенному пути идти нельзя, тк кк не доходя деревни, которую покажет посланный, разъезд встретили сильным ружейным огнем. Свернул вправо и возвратился с кор. Кишкиным; но и этот путь обстреливаем, приходится свернуть много вправо. Кор. Хакольский».

Следует отметить, что к этому времени обоз 52-го драгунского Нежинского полка находился уже вне опасности. К началу общего отступления из-под Ляояна он благополучно преодолел немалый путь.