Текст книги "Арбатские подворотни"

Эти мысли занимали Гора все то время, что он ехал до Пресс-центра, что на Зубовском бульваре. Заехав на открытую стоянку, Гор вышел из машины и направился ко входу в огромное серое здание, в котором с момента его постройки к московской Олимпиаде помещался Пресс-центр МИД СССР.

Гор предъявил документ милиционеру у входа, повесил в гардероб пальто и подошел к доске, на которой помещались объявления о предстоящих пресс-конференциях… «Встреча с руководителями московской милиции». Интересно, надо послушать. Гор купил в киоске «Московские новости» на русском языке (попробуй найди ее где-нибудь в городе!) и по узкой, как эскалатор в метро, лестнице поднялся на второй этаж. Здесь тоже дежурил милиционер. У стены томились телетайпы, в немногих креслах болтали какие-то бородачи неопределенного возраста и профессии. Гор посмотрел на часы, до начала еще полчаса, можно подняться в пресс-бар.

Гор любил этот бар. Взял кофе, бутерброд с икрой (канапе) и присел за один из столов.

В ресторане, что помещался за баром, Гор иногда обедал с коллегами. Но не очень любил его, здесь ни о чем не поговоришь. Гор был твердо убежден, что в любом месте, где он бывает – дома, в корпункте, в пресс-центре, даже в его «мерседесе» – спрятаны микрофоны. Но как порой бывает, подозревающему все и вся Гору почему-то не приходило в голову, что микрофонами вполне могла быть напичкана и квартира Тутси. Что ж, и на старуху бывает проруха. Правда, никаких предосудительных, угрожающих государственной безопасности страны пребывания разговоров Гор в постели не вел, но все же был куда откровенней, чем, скажем, здесь, в пресс-центре.

…Выпил кофе, спустился на второй этаж и по монументальной лестнице поднялся в зал пресс-конференций. Журналистов было немало. «Еще бы, – усмехнулся про себя Гор, – была бы сейчас пресс– конференция, посвященная открытию нового театра или школьной реформе, небось человек пять приплелось, а как положение с преступностью, так полный зал».

Гор рассеянно слушал молодого полковника в штатском, сообщавшего о «динамике» роста преступности, о количестве квартирных краж, дорожных происшествий, о числе убитых мужчин, изнасилованных женщин, подобранных на улицах пьяных.

За столом на сцене сидели трое – таблички перед каждым сообщали их имена, изредка слышалось тихое жужжание кинокамер, тиканье затворов фотоаппаратов.

«Да, трудно стало работать, – размышлял Гор, вполуха прислушиваясь к тому, что говорилось. – Газеты, телевидение выбивают почву из-под ног. Все критикуют, разоблачают. И, надо сказать, убедительно. А дальше что?» – Гор добросовестно смотрел советское телевидение целыми часами. Он как-то подсчитал, что на каждые десять критических выступлений лишь в одном случае сообщается о результатах.

Ему тогда пришла в голову блестящая мысль, и в своей газете он опубликовал остроумную статью под заголовком «Сколько можно?». Защитил советское общество от обрушившейся на него лавины критических стрел. Красиво! Западный журналист пишет, что в СССР совсем не так плохи дела, как об этом наперебой трубят советские газеты! Гора в редакции похвалили. Он и здесь, у советских, заработал в свою пользу очко. Немного испортило настроение беспечное замечание одного американского коллеги: «Отличная статья! Лет десять тому назад вам бы за нее Ленинскую премию дали, как за “Целину”». Завистник!

После пресс-конференции Гор поехал в «Березку», где накупил очередных «хозяйственных даров» для Тутси, потом в корпункт, потом в комиссионку на «Октябрьской», там он охотился за картинами современных русских авангардистов. Вечером съездил в свое посольство.

Как известно, жизнь полна случайностей, то есть событий, которых никто не может предвидеть и которые не подчиняются никаким закономерностям. Хотя, если здраво рассуждать, факт неподчинения случайностей закономерности тоже закономерность. Так вот, в тот вечер Гор, который с таким трудом расставался и на пять минут со своим «мерседесом», решил совершить прогулку по вечернему Арбату.

Не то чтоб Арбат был для него терра инкогнита. Он бывал здесь и даже сделал для своей газеты удачный репортаж, который назывался «Заповедник художников», а в корпункте у него хранились два-три рисунка, сделанных арбатскими карикатуристами. Но больше он туда не ходил. В конце концов, заросшие гитаристы, хиппи, страдальцы-скрипачи, заколачивавшие, как ему рассказывали, до сотни в день, диснеевские персонажи, фланирующая толпа – всего этого он нагляделся в Европе. Конечно, для России то было сенсационное новшество, но он об этом написал, – и хватит. Были вещи поважнее.

И тем не менее в тот вечер он решил пройтись по Арбату. Оставив «мерседес» возле Смоленского гастронома, Гор неторопливо брел по Арбату, рассеянно разглядывая в бледном свете фонарей негустую толпу прохожих.

Вот три девушки в обтягивающих голубых джинсах, дутых куртках и вязаных шапочках. На дворе мороз, а они жуют мороженое и, сверкая зубами, заходятся смехом. Вот двое здоровых ребят в кожаных куртках (у них что в зной, что в холод – одна униформа), в полусапожках, без шапок. Зачем шапка, если у каждого грива длинней, чем у тех трех девушек, вместе взятых? А вот пожилая пара, испуганно оглядывающаяся по сторонам, – небось сказали старичкам, что по Арбату сплошные разбойники бегают, как на большой дороге.

Кого тут только не встретишь! Ага – это уже местная фауна – человек десять парней и девчат, все в брюках, все с сигаретами в руках, что-то оживленно обсуждают у входа в кафе. Слышен хриплый смех, выкрики…

Впереди Гора не спеша шествуют трое мужчин – явно иностранного происхождения. Они ускоряют шаг, чтобы обогнать идущую впереди пару: высокого плечистого парня и изящную девушку в меховой накидке. Трое иностранцев ушли вперед, и теперь Гор может хорошо разглядеть парня с девушкой. Что-то знакомое, не сразу очевидное, чудится ему в девушке. Походка? Фигура? Господи – да жакет! Меховой жакет, который он подарил Тутси! Ну конечно, это она!

Рассеянность Гора мгновенно улетучивается. Вот это номер!.. Его Тутси с каким-то, как это по-русски, ах да – амбалом!

Гор раздосадован. Но, собственно, по какому праву? Он отлично осведомлен о ее профессии и не претендует на монополию. Он знает, что в дни, когда они не встречаются, ее работа продолжается. Другой вопрос, что она никогда не говорит об этом, но от этого факт не перестает быть фактом. Тутси – проститутка, любой, кто оплатит ее услуги, может ими пользоваться.

Размышляя обо всем этом, Гор продолжает наблюдать за Тутси и ее кавалером. Странный кавалер. Во-первых, уж очень молод для ее «контингента», во-вторых, бедновато одет, во всяком случае, зная ее тарифы, Гор может лишь предположить, что парень – переодетый миллионер. Наконец, и это больше всего удивляет Гора, Тутси ведет себя необычно, она просто висит у своего кавалера на руке, заглядывает ему в глаза, беспрерывно что-то болтает, а тот лишь изредка снисходительно отвечает.

Нет, Тутси определенно не та, какой он ее знает! Может, это ее брат, друг, родственник? Гор не без горечи вынужден предположить иное. Парень просто «ее парень». Всего-то. Что ж, у самой добросовестной проститутки может быть человек, которого она любит.

Во Франции, во всяком случае, у каждой порядочной ночной охотницы есть любимый, он же сутенер, который отбирает все ее деньги, иногда бьет, как ни странно, даже ревнует, что не мешает ему нещадно эксплуатировать свою даму сердца (или нескольких).

Нет, этот парень явно не сутенер, да и, насколько он знает, у Тутси, как и у большинства ее московских коллег, такого нет. Значит, все же любимый. Ну что ж – все естественно. Может быть, парень знает о ее профессии и мирится с этим, может быть, она вообще содержит его…

Они сворачивают в переулок, Гор машинально делает то же. Бросает взгляд на синие буквы на белом фоне, переулок называется Калошиным. Теперь Гор идет осторожнее, крадется. Прохожих стало меньше. Но те двое шагают не оборачиваясь, они заняты только собой.

Сивцев Вражек. У одного из стареньких домов они останавливаются. Останавливается и Гор, вдавившись в какой-то подъезд. Парень и Тутси еще минуты две о чем-то говорят, потом он наклоняется к ней, они целуются, и парень исчезает за дверью. Лица его Гор так и не разглядел.

К счастью, Тутси уходит дальше не оглядываясь. Она идет быстрым шагом. Выждав минуту, Гор подходит к подъезду. На дверях рядом с красной стандартной плитой «Дэз №…» самодельная, искусно выполненная вывеска: «Клуб любителей научной фантастики “Ракета”». Под словом «Ракета» добавлено: «Звездные рыцари».

Некоторое время Гор задумчиво смотрит на вывеску, потом медленно возвращается на Арбат.

Вернувшись домой, набирает номер Тутси. Номер не отвечает – Тутси на работе.

Гор включает телевизор, рассеянно смотрит какую-то эстрадную программу, мысли его заняты другим – он обдумывает план.

Все планы, к сожалению, обладают одним и тем же недостатком – их надо осуществлять. Как правило, это бывает, правда, трудней, чем план придумать.

Ничего, не впервой, уж он, Гор, как-нибудь привык осуществлять то, что задумал.

Он садится в кресло, берет вечерние газеты, блокнот, ручку. Надо кое-что посмотреть, сделать выписки. Обычная рутина. Но перед глазами все время возникает широкоплечий парень и повисшая на его руке Тутси.

Материализуется Тутси следующим вечером.

Они с Гором отправляются на престижную, труднодоступную демонстрацию мод. В зале собрались знатоки – руководители домов моделей, швейных фабрик, художники, журналисты, в том числе иностранные, разные привилегированные особы, начиная от бармена из «Националя» и кончая балериной – народной артисткой.

Тутси зачарована, она ничего не видит вокруг, кроме ярко освещенного «языка», по которому дефилируют манекенщицы.

Гор весьма критически относится к таким демонстрациям мод. Все эти длинные, тощие женщины, мотающиеся туда-сюда разболтанной походкой, с каменным выражением лиц (лиц красивых, тут ничего не скажешь) вызывают у Гора лишь снисходительную улыбку – бессмысленная работа. Ну кто из нормальных женщин, тем более здесь, в Москве, где никто, кроме разве дипломатов, не бывает на светских раутах, придворных приемах, миллионерских вечеринках, будет носить эти немыслимые, вычурные платья, юбки, палантины, накидки, пелерины! Гор усмехается: этот туалет, например, – чуть не до полу кружевная розовая накидка, а под ней столь короткая юбчонка, что видно трусики. И вот в таком туалете женщина садится в метро! Или стоит в очереди за картошкой!

Между прочим, надо быть справедливым, в его стране, вообще на Западе, та же картина. Все эти модели «высокого шитья», как их называют французы, годятся лишь для горсточки миллионерш, кинозвезд и им подобных. Остальные одеваются в то, что есть в магазинах. Ну а если посмотреть, в чем ходят по улицам, так еще неизвестно, где лучше одеты, в России или во Франции. На «язык» по трое выходят ростом с каланчу красавицы то в белом, то в черном, то в красном, то в зеленом. Один нелепый, с точки зрения Гора, туалет сменяется другим, еще более нелепым, хотя зал то и дело разражается аплодисментами. Тутси тоже отчаянно хлопает в ладоши. «Надо будет подарить ей такое дурацкое платье, – думает Гор, – интересно, куда она будет его надевать?» И представив ее в таком вот наряде, расхаживающей в поздний час у входа в гостиницу «Интурист», Гор снова усмехается.

Когда они покинули зал и, усевшись в «мерседес», покатили на Тутсину «служебную» квартиру, произошел обмен мнениями.

– Бред, – сказал Гор.

– Ну как ты можешь так говорить! – Тутси была возмущена. – Это же красота! Вот то, помнишь, белое, с мехом?.. Вот что значит вкус. Небось художник за него больше получил, чем все платье стоит. И правильно.

– А ты б хотела стать художником-модельером? – серьезно спросил Гор.

– Еще бы!

– Так что ж тебе мешает?

– Да ну, разве пробьешься, – Тутси безнадежно махнула рукой. – Надо учиться, работать над каждой деталью, все изучать, – она помолчала. – И надо еще талант иметь, – спохватилась Тутси.

– А манекенщицей не хочешь?

– Это здорово, конечно! Одеваются, будь здоров. Теперь за границу стали ездить, все их знают. Только вот режим – ничего не жрать, столько-то спать, столько-то гулять, пить небось тоже нельзя. Или можно? – она вопросительно посмотрела на Гора.

– Не знаю, – сказал он, – никогда дело с манекенщицами не имел. Некрофилией не страдаю.

– Чем? – не поняла Тутси.

– Некрофилией. Ложиться в постель с манекенщицей, все равно что со скелетом.

– Фу! Какие вещи говоришь, – неуверенно произнесла Тутси. Ее смутило незнакомое слово.

Поднялись в квартиру. Открыли бар. Пока Тутси хлопотала на кухне, Гор включил видик.

У Тутси все имелось в двойном экземпляре – видеомагнитофон, радио, проигрыватель, разные изящные мелочи. Шекеры, например, – один экземпляр, здесь в рабочей хате, другой – в ее крепости. Ночные халаты и туфли были разными. Те, что она надевала на работе, она никогда не носила дома – Тутси была брезглива.

Наконец она возникла из кухни с подносом в руках. Гор, скинув пиджак, но не расслабив галстука (он был джентльменом), рассеянно следил за перипетиями очередного американского детектива – их было немало в Тутсиной видеотеке, которая постоянно пополнялась с помощью партнеров, регулярно наезжавших во время выставок и ярмарок.

– Смотришь всякую чепуху, – фыркнула Тутси, надеясь на его возражения.

– А зачем ты чепуху коллекционируешь? – парировал Гор. – Столько есть интересных фильмов…

– Порнуху терпеть не могу, – строго заметила Тутси.

– Порнуха? – заинтересовался Гор и вынул блокнот. – Это порнография? Я правильно понял?

– Правильно, правильно, только я ее не люблю.

– А при чем тут… порнуха? – Гор споткнулся на новом слове. – Есть же и другие. Например, научная фантастика… – он с преувеличенным вниманием смотрел на экран.

– Вот еще, там всякая чепу… – неожиданно Тутси оборвала себя на полуслове. – Научная фантастика? А много таких фильмов?

– Много, есть очень интересные. – Гор бросил на нее незаметный быстрый взгляд.

– Принеси, а! – неожиданно горячо заговорила она. – Хочу посмотреть. Принеси в следующий раз. Принесешь?

– О’кей, у меня как раз есть неплохая… – Гор внимательно следил за экраном, – …сейчас они его убьют.

– Как? – испуганно спросила Тутси. – Ах, ты фильм смотришь… Значит, принесешь, договорились?

– Да принесу, принесу.

Ровно в десять Гор, как всегда, тщательно выбритый, благоухающий, вошел в свой корпункт, поздоровался с уже трудившейся секретаршей и направился к письменному столу.

В этот момент раздался телефонный звонок. Международный. Звонили из газеты. Ничего не обычного в этом не было. Подобные звонки раздавались в иной день два-три раза. Необычным было задание. Отдел искусства газеты просил Гора сделать корреспонденцию о советских «диких» рок-ансамблях, то есть не о группах уже известных, «санкционированных государством» и даже выезжающих за границу, а таких, которые существуют при клубах, университетах, в общем, самодеятельных. Есть сведения, что они создают кооперативы, играют на свадьбах и вечерах, даже просто на некоторых улицах. Надо показать, во-первых, что неофициальных рок-групп мало, во-вторых, что они находятся под влиянием знаменитых западных рок-ансамблей, в-третьих, рассказать, какой у них репертуар, где берут инструменты, какое к ним отношение молодежи и так далее. Не надо критиковать, обвинять или выступать в защиту. Просто объективный репортаж, но чтоб было ясно, что они порождение нового в советской жизни: открытости западной культуре, и что эта культура оказывает ныне решающее влияние на советскую молодежь. «Понятно?» – спросил редактор отдела. «Понятно», – как всегда, ответил Гор.

«Черта с два на эту молодежь окажешь влияние, – подумал он – что на нашу, что на их. Она сама на кого хочешь повлияет».

Но, трезво поразмыслив, согласился, что влияние все же есть. Ну откуда в России все эти хиппи, ревущие ансамбли, рокеры, рэкетиры? Благодеяниями этими одарили Россию высокоразвитые страны, в том числе и его, Гора, родина. Ведь факт? Факт… «Только у нас, – размышлял он, – уже научились бороться. А эти то все запрещали без разбора, теперь все без разбора разрешают». Нет, это, конечно, неплохо, иначе не было бы у него Тутси. «Как хорошо, что согласно закону в России нет проституции, – он усмехнулся про себя, – а следовательно, и проституток и некого ловить и наказывать». Иначе сколько хлопот было бы. Правда, все требуют запрета, но пока еще примут закон, он успеет переехать в другую страну, где, слава богу, есть сердобольные девочки, заботящиеся об одиноких мужчинах.

Мысли его вернулись к заданию. Надо будет поинтересоваться у знакомых музыкантов – пусть посоветуют. Впрочем, какие они советчики, они до «диких» не опускаются. А Тутси? Идея! Может, у нее есть в этих кругах свои?

Так или иначе задание надо выполнять. Под вечер он отправился на очередной киносеанс в посольство.

Гор окончил вечер в валютном баре «Националя». Не то чтобы его интересовали замысловатые коктейли или среднего качества виски и уж конечно не искусно расписанные красотки – Тутсины коллеги. Нет, здесь бывали иностранные журналисты, которые искали, с кем бы из своих потолковать. Тут больше, чем в пресс-центре и на приемах, развязывались языки. Для столь опытного рыбака, каким был Гор, умевшего ловить на крючок самых осторожных болтунов, валютный бар «Националя» был, что проруби на Истринском водохранилище для именитых членов общества «Рыболов-спортсмен».

Вообще он этот бар не любил – шум, дым, духота, дурацкий свет, каждый третий, ну пусть пятый, агент КГБ. Но что поделаешь: работа есть работа.

На этот раз не повезло – выуженные «достоверные» сведения не выдерживали критики: распускают Союз писателей, Кремль будет ремонтировать тайваньская фирма, Солженицын возвращается в СССР, готовится к запуску суперспутник-шпион, будет новый министр обороны – штатский, в свое время освобожденный по здоровью от воинской повинности, магазин Елисеева переходит на хозрасчет… Все это было чепухой, таких слухов он мог сам напридумывать (что и делал не раз). Впрочем, насчет спутника-шпиона надо подумать, хотя это и не его сфера.

Он уже собрался уходить, когда кто-то сзади схватил его за плечо. Гор обернулся: черт, он так и знал, – Жорж – корреспондент бульварной бельгийской газетенки.

Жорж был, как всегда, пьян, лохмат и растерзан. Он имел манеру держать своих собеседников за рукав или лацкан пиджака. Иначе те сразу сбежали бы.

– Август! Дорогой друг! Старина! Я тебя сто лет не видел, ты уезжал? (Они виделись накануне на пресс-конференции и даже обменялись парой фраз, только тогда Жорж был трезв.) Как я рад! Как рад, что вижу тебя! Есть интересный разговор, то есть интереснейший! Пошли, я угощаю!

За столиком сидела очередная интердевочка, запас которых Жорж обновлял ежедневно, и затравленным взглядом следила за их приближением. Она уже поняла, что в этот вечер вытянула пустой билет и дальше пары бокалов шампанского дело не пойдет. Вот опять ее надравшийся клиент тащит к столу очередного приятеля, уже четвертого или пятого за вечер.

Жорж усадил Гора на стул, прижав к стене, чтоб тот не убежал, и, ткнув пальцем в сторону девушки, сказал:

– Знакомься, это Таня.

– Маша, – прошептала девушка, но Жорж не обратил внимания.

– Танюша, красавица! Может быть, я на ней женюсь! (Каждый раз он выдавал такие обещания, надеясь, что придется меньше платить.) А это – друг, – он опустил ладонь Гору на плечо, – знаменитый! С мировым именем. Мой друг. Знакомься.

Девушка уныло кивнула. На этом ее участие в разговоре кончилось. Далее Жорж говорил один, говорил на английском, французском, фламандском (который только Гор и понимал).

– Так вот о чем речь, старина. Возникла идейка («Могу себе представить», – подумал Гор) написать о здешнем роке. А? Как идейка? Надеюсь, не украдешь?

«Вот это номер. – Гор был смущен. – Если скажу, что получил аналогичное задание, – не поверит. У него, значит, гениальная идейка, он поделился, а я украл. Черт бы его побрал».

– …У них рок не хуже нашего, – продолжал Жорж. – Верно, девочка? – он обернулся к уныло молчавшей девице, та терпеливо улыбалась. – Верно, – сам себе ответил Жорж, – словом, я влез в это дело довольно глубоко. Жаль, конечно, что теперь это разрешили, ничего такого жареного не подашь… Но все равно кое-что есть…

«Ну а я при чем? Что он от меня хочет? Или просто делится?» – Гор заскучал.

– И еще я подумал: могу твоей газете предложить статейку. А? Нет, не думай, без всяких там кренделей. Это для моей. А для тебя серьезную, эдакое исследование. Ну, не исследование – обзор. Хочешь, за двумя подписями. А?

«Как это по-русски, – вспоминал Гор, – “на охотника и зверь прибегает” – так кажется? Нельзя ли, чтобы “и волки были довольны, и стадо цело”?» – Он был очень доволен собой: сразу вспомнил две русские пословицы и обе к месту.

– Вообще идея неплохая, хотя и не новая, – сказал он на всякий случай, – у меня она давно в картотеке, даже материал кое-какой есть. Знаешь, а если диалог? Разговор на эту тему?

– Между кем диалог? – не понял Жорж.

– Между тобой и мной. Я представлю тебя как специалиста, хорошо изучившего советский рок, и буду задавать вопросы. Ты мне их подготовь и ответы тоже.

– Что ж, можно и так. – Жорж, видимо, надеялся на другое. Но, в конце концов, и так сойдет. Газета Гора солидная, и, между прочим, гонорары там тоже приличные. Выбирать все равно не приходилось.

– Хорошо, – заговорил он уже деловито, – на той неделе позвоню. Экскурсию совершим, послушаем их «уличных». Ты не смотри, что холодно, все равно глотки дерут. Потом сходим на какой-нибудь концертик…

– А в фирму, которая пластинки выпускает, или в Министерство культуры?

– Да пошли они к черту! – Жорж отмахнулся. – Зачем нам официозы? Нам надо настоящие!

– Те, значит, ненастоящие? – усмехнулся Гор… – «Ох уж этот Жорж. Хоть чуть-чуть, а эдакое анти… найдет, надо будет внимательно посмотреть его вопросы и ответы, чтоб не накрутил».

– О’кей, – сказал Гор, вставая, – жду звонка.

Жорж торопливо поднялся, пожал Гору руку. Казалось бы, что изменилось? И тем не менее какая-то перемена произошла: встретились два приятеля, коллеги, а прощались заказчик и исполнитель. То ли понравится Гору работа Жоржа, то ли нет; то ли удастся получить гонорар, то ли…

Гор направился к двери, морщась от дыма, а Жорж снова вернулся к своей девице.

На улице шел редкий снег. Он опускался, таял, образуя хлюпающую слякоть. Неожиданно стало теплей. В Александровском саду белели кружева древесных ветвей, сияли сквозь снежный занавес в окнах огни. Прохожих было совсем мало.

Гор подошел к машине, стряхнул с радиатора снег, включил «дворники». Тихо и ровно урчал мотор. Играла негромко музыка. Бесшумно опускались снежинки, оседая на ветровом стекле, и тут же исчезали, сметенные неугомонными размашистыми «дворниками».

Что-то испортило ему настроение. Что? Гор посидел, вздохнул. И поехал домой.