Текст книги "Нашедшие Путь"

***

В день получки Алексей купил много вкусного и по телефону доложил об этом Ларисе. Посиделки наметили на ближайший выходной день.

Придя в намеченное время, студенты принялись выставлять на стол всё, что принесли с собой.

– Что это у вас? – Алексей взял со стола бутылку и прочитал текст на этикетке. – Вы это пить собираетесь?

– А что?

– Эти, так называемые, «энергетические» напитки – жуткая отрава.

– Они же вкусные и бодрят.

– Дело ваше, но советую отвыкать от этой гадости, если не хотите годам к тридцати иметь жировой гепатоз, а к сорока – цирроз печени.

– Что же вы скажете, когда мы пойдём на балкон курить? – поинтересовалась Юля.

– Ты ещё и куришь?! И так самая маленькая… Бросай немедленно!

– У Юлы энергии много, – принялась язвительно комментировать Лариса, – она даже свои бутерброды собакам раздаёт.

– «Уж ты бы лучше помолчала бы!» Из-за кого нас Носова два дня тиранила?!. Собака-то, когда из «шараги» выходила, облизывалась.

– Вот это мне нравится, – когда молодёжь Высоцкого цитирует, – оценил Алексей высказывание Юли, – значит: вы ещё не совсем «пропащие».

– Вы хоть поняли, о чём я?! – не унималась Юля.

Алексей кивнул, но Юля продолжила:

– Директор поручил Носовой банкет для проверяющих устроить; Носова, видимо, перепоручила это гнусное дело буфетчице; та всего накупила, а за время дурацкой «эвакуации» – почти всё пропало!

– А при чём тут Лариса?

– Лариска собак любит.

– Ну надо же!.. Лариса, не знал, что ты – кореянка.

– Интересно, а на какие деньги всё это было куплено? – не оценив юмор Алексея, начала возмущаться Лариса. – К последней стипендии опять «довесок» давали?

– А тебе разве не давали?

– Мне не дают… Я пару раз эту, так называемую, «материальную помощь» Носовой отдать отказалась, – вот мне теперь и не дают.

– Соображала бы я так же хорошо как ты – я бы тоже не отдавала.

– Кто тебе сказал, что ты плохо соображаешь?! – возразила Татьяна. – У тебя хорошие стишки получаются… Ленка, дай гитару; пусть Юла что-нибудь «сбацает».

– Ну вы совсем обнаглели! – возмутилась Лена, подавая гитару. – На стол я одна должна собирать?!

– Я помогу, – подскочила Анна.

Юля, взяв гитару, начала с вопроса:

– А помните, как первого сентября по распоряжению Носовой Антон салют устраивал?

– Вот где было нарушение всех правил пожарной безопасности!

– Жаль, что ракеты не попали на кого-нибудь из администрации или из приглашённых «шишек».

– Так вот! – Юля повысила голос, вновь переключая на себя всеобщее внимание. – Я потом подумала, что это могло бы быть приблизительно так:

 
Как-то Антошка салют запустил;
Чей-то балкон тем салютом спалил
Вместе с квартирой, и после того
Ищет хозяин балкона его;
Ищут пожарные, ищут менты;
Если найдут, – ему будут кранты;
Если Антошку найдут наконец, —
Будет ему несомненно… плохо.
 

– Знакомая мелодия, – подметила Лариса, – да и сюжет – тоже.

– Что смогла – то исполнила… Принимайте, кто-нибудь, «эстафету», а я пока поем чего-нибудь.

Гитару взял Алексей, а Лариса тем временем продолжила своё обращение к Юле:

– Ты бы лучше высмеяла, как ежегодно первого сентября устраивают показуху с выдачей халатов студентам первого курса.

– Да, – поддержала Татьяна, – а-то они сначала собирают эти халаты, купленные самими студентами, а потом перед городским начальством и перед телевизионными камерами выдают как бы от себя; получается видимость, будто администрация дарит халаты студентам.

– Давайте-ка я вам свою историю расскажу, – вмешался Алексей, начав наигрывать мелодию, – это и про меня и про вас:

 
Не стоит обижаться на привратности судьбы.
Судьба слепа, глуха и глуповата;
Порой бывает: разбивает в кровь носы и лбы,
Потом на миг сожмётся виновато;
А вскоре – вновь швыряет: влево, вправо, вверх и вниз…
То жарко, то вдруг холодно, то душно…
Меня она однажды вдруг взяла, приподняла
И к вывеске красивой, как к витрине подвела;
Но был за этой вывеской «гадюшник».
И вроде, что плохого?.. Обучают молодёжь,
Подводят к медицине шаг за шагом,
Профессию дают; но молодёжь не проведёшь:
Училищем, бывало, заведение назовёшь, —
Студенты в миг поправят: «Нет, – «шарага»!
Какое уважение?! Ведь «грузят» почём зря,
Используют как материал подсобный;
Царит здесь беззаконие, откровенно говоря,
Но имидж создаётся бесподобный!»
И верно, театральщина в училище в чести;
С гуманностью вот, правда, вовсе «глухо»;
И всё на принудиловке, иначе до шести
Кто ж будет заниматься показухой?!
А «коллектив» сотрудников – отборный, – просто жуть:
Ни дня без сплетен, слухов и доносов…
Коль «задницы начальникам лизать» приучен, тут,
В «щараге», приживёшься без вопросов.
А тех, кто независим и с начальством не учтив
Считают тут за хамов и нахалов;
А возглавляет весь этот холуйский «коллектив»
Никита Никанорыч Самохвалов.
Пока «вознёсся» он немало «вылизал задов»,
Но «благосклонных» «сверху» взглядов ради
Он их и впредь «вылизывать» и «кланяться» готов;
В холуйстве совершенен, а по жизни – бестолков,
Хотя, бывало, получал «награды».
 

Одобрительные возгласы и аплодисменты продолжались довольно долго.

– Кто следующий? – Алексей окинул взглядом присутствующих.

– Слушайте прикол, – начала Лариса, ставя на стол пустую рюмку. – Досю знаете?

– Какую Досю? – спросил Алексей под дружный смех студентов.

– Якова Валентиновича, – нарочито серьёзно пояснила Лариса.

– Доставалова?.. А при чём тут «Дося»?

– Похож он на «зверя» с пачки стирального порошка, – язвительно заметила Юля.

– Очень похож, – подтвердила Лариса. – Да и как ещё назвать мужика, который изменяет жене, к тому же с таким «чудовищем», как Носова?!

– А Олеговна этим даже как бы хвастается, – добавила Татьяна. – По телефону с ним специально так громко говорит, чтоб вся «шарага» слышала.

– Ну вот, – продолжила Лариса, – Носова голос сорвала – по телефону кричать не может… Недавно видим: этот сам припёрся в «шарагу» – стоит, ждёт, время от времени из стороны в сторону ходит. Мы договорились, отвлекли его разговором, у уборщицы ведро с водой утащили и рядом с ним поставили, а свет в коридоре погасили…

– Как он «навернулся»! – не удержалась Юля. – Похоже, что даже с лестницы летел.

– Судя по шуму – да… Мы-то уже отошли, – пояснила Лариса.

– Не боитесь, что отомстит, когда на практику придёте? Он же в стационаре работает.

– Замается мстить; скорее, что мы его доканаем… Да и не понял он, наверняка, ничего, и нас не запомнил.

– С ним не первый раз такое случается. Можно сказать, что нам его по «эстафете» передали.

– Не темни, Лариса, рассказывай по порядку, – попросила Татьяна.

– Началось с того, что Носова над Юлькой поиздевалась; не над нашей Юлой…

– Замаялась бы… – начала-было Юля.

– Ну помолчи, – перебила Лариса. – Все знают, что ты сама кого угодно замучаешь… Та Юля – более спокойная, тихая; на нашу Юлу только ростом похожа – такая же маленькая.

Не желая слушать хорошо знакомую историю, Алексей спросил:

– Ты о Жужаевой?

– Да.

– Может, о ней – без подробностей?.. Давай сразу дальше.

– А дальше: Юлькина подруга, Даша Лимонова, увидела, что Носова к Доставалову в кабинет зашла… А она, Дашка, с женой его знакома; знает, что та – ревнивая жутко; вот и позвонила ей. Досина жена прибежала и сразу в кабинет… Жаль, что Носова успела уйти… Доставалов из кабинета как ошпаренный выскочил, налетел на кушетку, а через неё – прямо на ведро. Вроде, два ребра сломал.

– Теперь, значит, вы решили его второй раз «в полёт отправить»?

– Не во второй. Второй был вскоре после первого. Как только он после больничного на работу вышел, Дашка с Юлькой ему ту же кушетку к самой двери кабинета придвинули, ведро с водой поставили, свет погасили, а потом – позвонили ему и сказали, что будто бы в приёмном отделении его жена на Носову набросилась. Вот тогда-то и был второй «полёт» с тем же результатом.

– Вы ему, хотя бы, четвёртый «полёт» не устраивайте, – попросил Алексей.

– Договорились, – твёрдо пообещала Юля. – В следующий раз надо звонить не жене Доставалова, а мужу Носовой.

– Правильно! – обрадовалась Лариса. – Он их, на хрен, застрелит.

– Да, – согласилась Юля. – Он в «ментовке» каким-то начальником работает, – значит: пистолет у него имеется.

– За это надо выпить, – Лариса наполнила рюмки.

– Не чокаясь, – добавила Юля.

– Может, вы им ещё свечки за упокой поставите?! – возмутилась Анна.

– А почему бы и нет?! Фотографию директора Ленка с Мишкой в могилу его жены закапывали, землю с могилы в цветы ему подсыпали, цветки с кладбища в букеты на первое сентября добавляли… Всё нормально! – Юля подкрепила свою речь выразительным жестом и отпила из рюмки. – Как они к нам, – так и мы к ним.

Анна покачала головой и возразила:

– Нельзя так поступать… Всякие колдовские штучки в обе стороны работают; это – как кинжал со вторым лезвием вместо рукоятки… А у директора жена давно умерла?

– Минувшим летом покончила с собой… Ты разве не знаешь? – удивилась Лариса. – Она ещё в реанимацию поступила сразу, как только мы на практику вышли.

– Я бы тоже уксус выпила и повесилась если бы у меня был такой муж, – поморщилась Юля и взялась наполнять рюмки.

Татьяна тем временем о чём-то пошепталась с Леной, а потом уже громко сказала:

– Ну и разговоры у вас!.. Всё о какой-то гадости… Давай, Юля, лучше свои короткие стишки поисполняй, – посмеёмся хоть; а Лена сейчас чайник поставит и пироженки принесёт.

Юля с готовностью кивнула, взяла гитару и начала перебирать всевозможные пародии и колкости.

Досмеявшись до слёз, Татьяна размазала по лицу тушь и принялась приводить себя в порядок, после чего обратилась к Ларисе:

– Нормально?

– Ой! – заслонившись руками, Лариса отшатнулась. – Что же ты так пугаешь?!. Вечереет уже. А если мне ночью этот ужас приснится?

– Не слушай ты её, – попытался «успокоить» Татьяну Алексей. – Оба глаза нормально «нарисовала»; особенно правый хорошо получился.

Татьяна демонстративно замахнулась сначала на Алексея, потом на Ларису и предложила всем успокоиться и взяться за чай.

За чаепитием Анна вдруг обратилась к Юле:

– Как твой «питомец»? Рассказала бы хоть о нём.

– О Тёмке-то?

– Ну да… Тебе его Лимонова передала?

– Да… Я же отказалась от тех алкашей, к которым меня Носова определила. Хорошо, что Дашка рядом оказалась.

– Ей Носова поручила передать тебе Тёмку?

– Щас, как же!.. Даша услышала, как Носова на меня орала, потом в коридоре поймала меня и говорит: «Стой!.. Отдам хорошего пациента в хорошие руки… Бери, – не пожалеешь».

– Почему говоришь: «поймала»?

– Ань, ты, прямо, как будто Юльку не знаешь! – вмешалась Лариса. – Она же «летает», а не ходит… К нормальному человеку можно просто подойти, а Юлу – надо сначала остановить.

– Дашке-то какая забота? – спросила Анна.

– Как какая? – удивилась Юля. – Ей же не безразлично, что с ним дальше будет. Она сразу с меня слово взяла, что, когда она окончит училище, я буду о нём заботиться так же, как она… Почти каждую неделю звонит и спрашивает о нём.

– А как же ты с Носовой договорилась?

– Я и не договаривалась… Я бы не смогла с ней договориться. У меня к ней такое отвращение, что даже отворачиваюсь, когда мимо прохожу… Даша за меня договорилась: притащила меня к Носовой и всё ей сама сказала. Носова меня спрашивает: «Ты-то что молчишь? Ты, действительно, просишь?..» А я ей: «Не прошу, а ставлю в известность, что буду ходить к этому ребёнку».

– А Носова?

– Разозлилась, но согласилась.

– Сама-то не жалеешь, что взялась?.. Выматываешься, на занятиях спишь…

– Не жалею, – уверенно заявила Юля. – Я ему реально нужна… Да мне и самой нравится помогать ему.

– Тяжело ведь.

– Только последние недели две стало тяжело из-за того, что он ослаб. Думаю, что скоро пройдёт этот период. У него уже была довольно хорошая ремиссия; даже к бабушке его отпускали, надеялись, что опять в школу пойдёт.

– Не пошёл?

– Нет. Оказалось, что это – для него слишком опасно: у него такая тромбоцитопения, что от малейшего ушиба кровоизлияние в ткани происходит. Однажды на колено упал, – гемартроз получился. Я потом на прогулках за ним с вытянутыми руками бегала – боялась, что упадёт.

– Сказала бы, чтоб не бегал.

– Ему же двигаться тоже надо… Вообще-то, он – осторожный и внимательный… Развлекать меня пытается, когда силы есть. Как-то говорит: «Гляди, какая машина под окном стоит! Правда, на компьютерную мышь похожа?» Сам весело смотрит, глаза светятся… Тогда ещё иней выпал… Иней – светится, глаза у Тёмки – тоже светятся… Он мне говорит: «Это – твоя погода». Я спрашиваю: «Почему?» А он: «Ты же – Инева».

– Хорошо, что на шутки сил хватает.

– Он очень терпеливый… Даже удивительно… Меня просили держать его во время спинномозговой пункции и когда костный мозг брали из подвздошной кости на цитологию. Держать-то и не пришлось, – он спокойно лежал.

– Странно… Обычно дети его возраста боятся любых уколов… А зачем спинномозговую пункцию делали?

– Нейролейкоза опасались.

– А икону ты ему принесла? – спросила Лариса.

– Нет… Я его как-то спросила: «Тебе кто эту картинку принёс?» Он говорит: «Бабушка принесла… Только это – не картинка, а икона». Он мне потом ещё что-то рассказывал про эту икону, но так тихо говорил, что я почти ничего не поняла; переспрашивать не стала, чтоб не утомлять его; помню, что сама начала что-то рассказывать.

Слушая Юлю, Алексей невольно вспоминал то эпизоды из собственной врачебной практики, то рассказы знакомых ему медицинских работников; а потом вдруг несколько отстранился и, стараясь не привлекать к себе внимание, открыл тетрадь и быстро записал несколько строк. Его действия, однако, тут же заинтересовали Ларису. Подкравшись, она устроилась рядом и принялась изучать записи Алексея, а когда он отложил ручку, забрала тетрадь и, прочитав написанное целиком, спросила:

– Это вы по поводу, так называемого, «дня толерантности»?

– Да, да… Наблюдая вашу «нетолерантность», подумал вдруг, что вы, слава Богу, достаточно устойчивы к «духовно-нравственной отраве», вот и решил сделать небольшой набросок.

Тем временем тетрадь «перекочевала» в руки Юли.

– Что там, Юла? – поинтересовалась Анна.

Протянув с ответом с четверть минуты, Юля перестала покачиваться в такт воображаемой мелодии и сказала, обращаясь к Алексею:

– В «гадюшнике» вас за это точно «растерзают».

– Что там? – повторила Анна.

Юля взглянула на Анну, потом обвела взглядом присутствующих и, будто делая всем одолжение, снисходительно сказала:

– Могу прочитать. Слушайте:

 
«Жизнь» у нас порой – как анекдот…
В заведении учебном нашем
Не работал, не учился тот,
Кто не знает, как директор «страшен».
Но однажды… Что ещё за бред?!
Слышу и ушам своим не верю:
Мнениям любым «зелёный свет»
Дал директор, прикрывая двери;
Сам не понимал, что говорит,
Но, кому-то явно «подпевая»,
Так кричал, будто где что горит,
К толерантности всех призывая.
Уловив «логическую нить»,
Чувствую – знакомая мне тема:
«О-очень толерантна может быть
Слабая иммунная система…
Это с чем же нас хотят сроднить? —
– Без заминки размышляю сразу. —
– Не иначе, как хотят привить
Всем свою холуйскую заразу».
А директор – продолжал «вещать»,
Как «за правду чистую радетель»
И студентам требовал внушать,
Что терпимость – это добродетель…
Получалось: будто правды – нет
И бороться за неё – не надо…
Вот поверят люди в этот бред —
– И «рабовладельцы» будут рады…
Прут толпой на заработки к нам,
Наркоту везут к нам «гости» с юга;
Мы ж смиренно терпим этот хлам,
Кстати, больше терпим чем друг друга;
Терпеливы к хамам молодым:
Пусть они дойдут до беспредела,
Пусть в подъездах наших мат и дым…
Нам-то до того какое дело?..
Если вор желает воровать, —
– Мы потерпим; он – об этом знает…
И убийца – может убивать;
«Толерантный» суд – всех оправдает…
Правда, вот приличный человек
Крайним должен быть всегда и всюду,
И не сможет наказать вовек
Никакую подлую паскуду…
Убеждён на улице алкаш,
Что я должен денег дать на водку;
Даже удивился: «Как не дашь?!»
И я дал… ногой по подбородку.
Толерантность – это не моё;
Я – собой остаться постараюсь!
И студентам – «вдалбливать» враньё,
Разумеется, не собираюсь.
Не стремясь начальству угодить,
Я скажу, когда придут студенты:
«Толерантными – не надо быть!
Я прошу вас: будьте резистентны».
 

Тимофей

Юго-западная окраина города уткнулась множеством частных домов деревенского типа в поросшую лесом возвышенность. Узенькая речушка, покрытая льдом, местами ещё журчала по камням и убегала вглубь города, где превращалась в зловонную сточную канаву. Чудом сохранившиеся на склоне, родники притягивали к себе любителей чистой воды.

Тимофей вышел с двумя вёдрами за ворота и размеренно побежал по, протоптанной в снегу, тропинке туда, где уже набирали воду двое подростков. Увидев Тимофея, подросток, казавшийся постарше, отстранил второго, поздоровался, потом отодвинул вёдра и предложил:

– Тимофей Сергеевич, набирайте.

– Нет, нет; я подожду, – ответил Тимофей и поставил вёдра. – Я не спешу; а вам, наверное, ещё уроки делать.

– Тимофей Сергеевич, а можно к вам на тренировки?

– Я детей не тренирую… Если отец будет заниматься, – с ним приходи.

– А правда, что вы по секретной методике тренируете?

– Нет, Виталик… Лениться не надо – вот и вся «методика».

Дождавшись своей очереди, Тимофей подставил ведро.

– Разве в вашем колодце вода плохая7

– Нет, но родниковая – чище, да и Зоя Ивановна эту воду предпочитает.

Набрав воды, Тимофей направился к дому, поднимая через каждый шаг вёдра то через стороны, то вперёд и прорабатывая тем самым дельтовидные мышцы; потом переключился на трапециевидные, затем проработал бицепсы, а после них – сгибатели кистей и пальцев. Дойдя до дома, он открыл коленом калитку и вошёл во двор, собираясь продолжить упражнения, ставшие неотъемлимой частью его образа жизни. Занеся в избу вёдра, он вновь вышел во двор и, очистив от снега самодельное приспособление и закрепив в нём ноги, начал делать упражнения для спины.

Вскоре заскрипела калитка. Дремавший до этого, пёс тут же выбрался из конуры, потянулся и пошёл встречать гостей.

– Фрэд, ко мне! – позвал Тимофей.

Пёс изменил направление и сразу попал в руки Тимофея, который попытался использовать его в качестве отягощения для увеличения нагрузки, а потом просто повалил в снег.

– Тим, мы «фотки» принесли, – сообщил один из пришедших.

– Пойдём в дом, посмотрим, – добавил второй.

Тимофей слез с тренажёра, продолжая придерживать пса, и, взглянув на пришедших, ответил:

– Заходите… Тренироваться не надумали?

– Времени нет.

– Жаль… А я, Пашка, только минут десять, как твоего Витальку встретил; он на тренировки просится.

– Я не возражаю: пусть занимается.

– Нет, нет; я ему сказал, чтоб вместе с тобой приходил.

– Возьми его с другом, а я тебе платить буду.

– Не боишься, что много запрошу?

– Тимоха, мне на сына денег не жалко, да и тебе я многим обязан.

– Давай-ка отложим пока этот вопрос.

Войдя в сени, Тимофей начал-было открывать вторую дверь, но сразу закрыл, пояснив:

– Зоя Ивановна готовить что-то взялась… Придётся тут устроиться – на сундуке. Серёга, зови Фрэда, – пусть погреется.

Ещё не успевший закрыть дверь, Сергей позвал:

– Фрэд, зовут тебя, заходи.

Радостно виляя хвостом, пёс вбежал в сени и заскакал около Тимофея.

– Ну вот, – начал Павел, опускаясь на сундук и вынимая из пакета фотографии, – на некоторых снимках и ты присутствуешь; возможно, что по ним легче будет вспоминать.

Просмотрев фотографии, Тимофей, недовольно покачивая головой, признался:

– Узнаю только вас, себя, да кажется, что собака эта мне знакома.

– Не удивительно, что собаку узнал, – заметил, улыбнувшись, Сергей, – если бы не эта собака, мы бы здесь сейчас не сидели; многие бы в «ящиках» вернулись по «милости» наших горе-начальников…

Беседу прервал скрип двери и, последовавший за ним, довольно бодрый старческий голос:

– Что же вы, ребята, не заходите?

– Здравствуйте, Зоя Ивановна, – громко ответил Павел. – Мы тут Тимофею фотографии принесли.

– Здравствуйте, здравствуйте… Заходите, чаю попейте с пирогами… Тимошка, зачем опять Фрэйда запустил?! Испортишь пса!.. Давайте, давайте, заходите, а пса – во двор!

– Хорошо, мы сейчас, – согласился Тимофей.

– Как правильно: Фрэд или Фрэйд? – спросил Сергей, когда дверь закрылась.

– Когда-то была у нас Фрэйда – хорошая была собака… Для пса, однако, «Фрэд» больше подходит; ну а Лёха вообще «Звериком» его называет со щенячьего возраста. А Катя, это – знакомая Алексея, может иногда Фрэда назвать «Зверем», «Зверюкой», «Хищником»…

– Плохо это, – Сергей неодобрительно покачал головой, – нельзя так с овчаркой. Хорошо бы как-нибудь заняться твоим псом; я ведь в таких делах разбираюсь, – могу помочь.

– Ладно, пошли в кухню… А ты уж извини, – Тимофей выпустил пса во двор.

Кухня, она же – горница, была довольно просторной, в тёмном юго-восточном углу виднелись, поставленные в три яруса, иконы и, свисающая с потолка на цепочках, лампада; окна в южной стене расположены низко, подоконники – лишь немного выше, идущей вдоль стены, скамейки, упирающейся в посудный шкаф; сразу за шкафом – маленький старый диван и дверь, ведущая в комнату.

На столе под иконами кипел электрический самовар.

– Хозяйничайте пока сами, – распорядилась Зоя Ивановна, поворачивая ухватом противень в печи.

Тимофей налил в чашки чай, поставил на стол всё, что нашёл съедобного и принёс альбом с фотографиями.

– Вот, Серёга, гляди: это – единственная фотография Фрэйды.

– Она же мёртвая, – сразу определил Сергей.

– Застрелили какие-то паразиты, – подтвердила Зоя Ивановна, не отрываясь от печи, – только мёртвую и сфотографировали; уж больно хороша была: чёрная-чёрная, ни единого светлого пятнышка, а умная-то, – всё понимала с полуслова… Ну вот и пироги поспели… Помогай, Тимофей.

За чаем и разговором время бежало быстро. Рассматривая снимки, Тимофей старался вникать во все, даже самые мелкие, детали; он подробно расспрашивал обо всех и обо всём, пытался восстановить в памяти связи между различными событиями и людьми. Заметив, что две фотографии почему-то остались без комментариев, Тимофей положил их перед Павлом и спросил:

– Об этих не хотите рассказать что-нибудь?

– Да надо бы, – согласился Павел и взглянул на Сергея.

Сергей молча кивнул.

– Короче, эти оба – из тех, от кого лучше подальше держаться, – начал рассказывать Павел, – «гнилые» людишки, «скользкие». Вот этот, здесь он ещё в звании майора, ныне – уже подполковник, – Почтарёв Василий Вадимович, по сути своей – карьерист; ради продвижения по службе через любого «переступит». Тебе с ним, вроде бы, общаться не доводилось.

– Будем надеяться, что и не доведётся, – добавил Сергей. – Когда мы собирались в Чечню, он на какую-то учёбу укатил; мы вернулись, – а он уже подполковник и начальник над всеми участковыми.

Моментально потеряв интерес к подполковнику, Тимофей взял вторую фотографию и, предупредительно приподняв руку, сказал:

– Вроде, что-то в памяти «шевелится» относительно этого, а понять не могу, – Тимофей положил фотографию и прикрыл ладонями глаза. – Кажется, что он с какими-то большими деньгами как-то связан… Какие-то упаковки, оружие… Ой, да он не живой – пуля в башке…

– Нет, нет, Тимоха, сочиняешь, – перебил Сергей, – живой он, а жаль.

– А на мой взгляд, – смысл в словах Тимофея есть, – возразил Павел. – Короче, это – майор Шестобитов Виталий Владимирович – сволочь редкая, к сожалению, – мой непосредственный начальник, а в прошлом – и твой… Есть веские основания считать, что это по его вине мы на засаду напоролись; полагаю, что подставил он нас преднамеренно; мешали мы ему чем-то… Были у него там какие-то свои личные интересы – несомненно были; кстати, к деньгам он очень даже неравнодушен, не так к звёздочкам стремится, как к деньгам.

– Кое кто считает, что он – один из тех, через кого наркота в город поступает.

– Кто? – сразу заинтересовался Тимофей.

Сергей лишь пожал плечами, Павел же покачал головой, недовольно взглянув на Сергея, и поспешил закончить разговор:

– Ладно, Тимоха, фотографии мы тебе оставим на время… Идти надо… Спасибо за угощение… А часы-то у вас остановились.

– Ой, – всплеснув руками, Зоя Ивановна потянула за цепочку, поднимая гирьку, после чего, встав коленями на сундук, перевела стрелки, установив время по часам Павла.

Проводив друзей, Тимофей ещё долго перебирал фотографии и напряжённо думал, пытаясь собрать воедино осколки воспоминаний и хоть что-нибудь записать в свой дневник, роль которого исполняла толстая общая тетрадь, уже частично заполненная множеством записей, схем и рисунков. Написав несколько строк, он отыскал в тетради планы тренировок и, оставив открытую тетрадь на столе, вновь взялся за свои упражнения.