Текст книги "Разбуженные боги"

На ум Артему вдруг пришла странная мысль. Вот эти моряки, дикари, самураи и купцы, женщины, люди образованные и проведшие всю жизнь в лесах, они же ведь даже не знают, что земля круглая. Они только расхохочутся, если им скажешь, что это Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, что утыканный звездами небосвод – не хрустальная сфера со шляпками серебряных гвоздей, а бездонная пропасть пустоты, в которой вращаются громадные шары, называемые планетами. Кроме того, никто из них не знаком с законами механики, термодинамики, с законом Ома, с паровыми двигателями, с дизелями, двигателями внутреннего сгорания и прочими изобретениями пытливого человеческого ума, коим несть числа. Если сказать, что их познания про этот мир подобны мыши, то его собственные уподобятся горе. И что? Как использовать эти самые познания, чтобы хотя бы разобраться, в каких краях и в чьих владениях они находятся, как добраться до обитаемых мест, куда им прямо сейчас пойти, а еще лучше на чем-то поехать или поплыть, как с помощью всего этого стать непобедимыми, сметающими все на своем пути?

Из паутины странных мыслей Артема вытащило приближение Хидейоши. Самурай искупался в море, побрился кинжалом, даже почистил одежду – словом, привел себя в порядок и выглядел просто образцово для их положения, в отличие от господина посла, который вроде должен был бы подавать всем пример.

Хидейоши присел рядом с ним:

– Нанять пиратов для убийства!.. Уму непостижимо! Самурай нанимает вако для убийства самураев! Такого под небом Ямато еще никто не видел! – Хидейоши вытащил из-за пояса ножны с длинным мечом. – Я не удивлен еще одной подлостью сиккэна, но скажи: неужели нет предела человеческой мерзости?

Артем в ответ лишь неопределенно хмыкнул. Хидейоши вздохнул, вытащил меч из ножен, поднял его на уровень глаз, прищурился, а потом внимательно и долго разглядывал лезвие. Закончив с этим, он принялся пробовать заточку ногтем большого пальца. Что-то ему не понравилось. Покачав головой, самурай достал точильный камень, который всегда носил за отворотом косодэ, и несколько раз легонько провел им по острой кромке клинка.

Оторвавшись от своего занятия, он взглянул на Артема и спросил:

– Что будем делать дальше?

– Следовать своим путем, – сказал Артем. – А что еще? Сперва будем разбираться, где мы, искать людей, поселения, узнавать дорогу. Затем продолжим свой путь. Мы – послы Ямато, этого никто не отменял.

– А дальше?

– Дальше? Ты хочешь заглянуть в будущее? Что ж… – Артем приподнялся на локте. – Мы вернемся в Ямато через год-другой. При нас будут грамоты от великого князя, правителя земли русской, и подарки для нашего императора. Возможно, вернемся мы не одни, с нами прибудут и послы Киевской Руси…

– Какой Руси? – не понял Хидейоши.

– Не важно. Руси. Послы Руси, моей страны. Конечно, наши земли разделяют сотни дней пути, но когда-нибудь великие князья земли Русской выйдут вот к этому морю и им нужны будут союзники. Мы вернемся к тэнно Сидзё с подробным описанием земель, через которые пройдем, и тех диковин, что встретим на пути, дабы не один день услаждать слух императора этими рассказами. Я знаю, о чем ты хочешь спросить меня, Хидейоши. О том, что мы станем делать, когда вернемся и увидим сиккэна Ходзё Ясутоки рядом с тэнно Сидзё, так ведь? А у тебя самого есть ответ на этот вопрос?

– Есть, – сказал самурай Хидейоши. – Мы избавим императора от дома Ходзё. Мы расскажем ему правду о подлом сиккэне, поднимем кланы, пострадавшие от дома Ходзё, поведем за собой самураев и вернем былую славу сёгунов Минамото.

– Почему Минамото? – Артем поднялся и сел, подогнув ноги. – Разве клан Минамото достоин быть опорой императора, после того как долгие годы терпел господство дома Ходзё и довольствовался лишь смешным и глупым переназначением малолетних сёгунов! Что даст стране Ямато сёгунат дома Минамото? Ямато нужна не тухлая кровь, а кровь новая, свежая, молодая, которая встряхнет Ямато и пробудит от спячки. Я бы предложил в сёгуны некоего Кумазава Хидейоши, но!.. – Артем поднял указательный палец. – Во-первых, знаю, что ты откажешься. Во-вторых, твой род не столь знатен, чтобы его поддержали влиятельные кланы. Противостоять сиккэну способна лишь фигура, равная ему. Это не я придумал. Я говорю сейчас словами самого Ясутоки. Да, в точности это самое сиккэн и говорил мне тогда, на поле, объясняя, почему хотел от меня избавиться.

Артем поменял позу, сел по-японски, на колени, к чему привык за последние полгода.

– Самое смешное, что там, в Ямато, я ни разу, даже краешком мозга не подумал о том, чтобы вскарабкаться на высшие ступени власти. Я хотел как раз обратного – тишины и покоя в своем Ицудо, жить вдали от столиц и власти, жить как на острове и продолжать то, что начал. Но теперь все не так, Хидейоши. Те люди, которые не дали мне жить спокойно, добились своего. И вот что я тебе скажу. Когда мы вернемся в Ямато, бросим вызов дому Ходзё. Мятеж возглавит тот, кто впоследствии станет новым сёгуном. Ямомото, он же Белый Дракон, – вот кто должен стать новым сёгуном Ямато.

Хидейоши побледнел, неестественно выпрямился, вперился вдаль затуманившимся взглядом. Чуть подрагивающей рукой он загнал меч в ножны, точильный камень отправил обратно за отворот косодэ и погрузился в глубокую задумчивость. Артем впервые видел самурая в таком состоянии.

– Тогда почему бы нам не вернуться в Ямато прямо сейчас? – проговорил наконец самурай, выйдя из задумчивости. – Мы расскажем императору о подлостях сиккэна…

– Не пойдет! – перебил его Артем. – В этом случае мы вернемся неудачниками, не справившимися с поручением императора. А мы должны вернуться победителями. Тогда в Ямато вернется не просто Белый Дракон – победитель монголов, но и Белый Дракон – великий посол, установивший связь между величайшими правителями двух величайших империй этого мира. Как думаешь, в глазах императора и самураев знатных родов эта фигура, победитель монголов и великий посол, будет равна сиккэну хотя бы на время?

– На время будет, – сказал бывший чиновник. – Если не упустить этот момент, то можно будет одолеть сиккэна.

– Вот именно. Где-то я читал, что герой – это вовсе не тот, кто не падает. Все мы когда-нибудь падаем. Герой тот, кто падает и вновь поднимается. Мы будем героями, Хидейоши. Мы поднимемся вновь. И постараемся подняться высоко.

Артем замолчал. Молчал и Хидейоши. Обоим было о чем подумать. Если бывший чиновник сейчас наверняка размышлял о будущей схватке с сиккэном и о том, удастся ли обойтись дворцовыми интригами или никак не получится избежать войны самурайских кланов, то Артем думал о прошедшем шторме. Да-да, именно этот шторм многое в нем перевернул. В нем появилась и окрепла твердая уверенность, что все это произошло не зря и не случайно. Все абсолютно. Не зря и не случайно они выбрались из этого чудовищного шторма, картины которого до сих пор стояли у Артема в глазах. Не зря и не случайно пират Хаси не убил его, а приказал доставить к себе на остров. Не зря и не случайно произошло и все остальное, начиная… а с чего хочешь начиная. Все не зря и не случайно. А раз так, то для чего-то судьба его хранит, куда-то его ведет. Значит, и в Ямато он появился во имя чего-то. Но уж ни в коем разе не во имя того, чтобы все потерять и убраться восвояси!

Еще, если хотите, есть простая человеческая гордость и злость. У него все отобрали, разрушили выстроенную им жизнь, выгнали из дома. Во имя того, чтобы спасти жизни близких ему людей, а заодно и свою собственную, он многое стерпел. Однако его врагам этого было мало. Они захотели прирезать его, как шелудивого пса, и в этом заключалась их ошибка. Отпусти они его с миром, Артем выполнил бы свою часть договора, никогда не вернулся бы в Ямато. Теперь, раз враги нарушили свои обязательства по договору, он автоматически освобождался от данного слова, намеревался вернуться и отомстить. Поэтому не будет никаких поисков Шанхая. Вернее, они будут отложены. Может быть, потом, через много лет, и поищем, а сейчас, как давеча он сказал Хидейоши, надо продолжать свой путь. Ему надо уйти, чтобы потом красиво вернуться.

Из раздумий Артема вывел все тот же Хидейоши:

– Капитан считает, что надо идти к северу по берегу моря.

– Да-да, – рассеянно, еще не конца отвлекшись от своих мыслей, согласился Артем. – Все так. Рано или поздно мы наткнемся на рыбацкую деревушку или на город. Пресная вода у нас пока есть, хотя неизвестно, как там будет с ней дальше. С едой сложнее. Корабельных запасов хватит ненадолго, зато море всегда рядом. Можно что-нибудь наловить. Устриц, крабов там… Может, на берегу какая-нибудь живность подвернется. Вот что я думаю. Весь сегодняшний день мы отдыхаем, набираемся сил. Вечером устраиваем большой совет за вечерним костром. А завтра…

– Господин Ямомото! Господин Ямомото! – к ним бежал Ёсимунэ, отчаянно вопя и размахивая руками.

Сонливость и вялость мигом вынесло из Артема. Он вскочил на ноги. Так вопить пацан стал бы только в том случае, если он кого-то увидел. Да и бежит он сверху. Возможны, конечно, и другие варианты, но они маловероятны.

– Кто-то появился? – подтвердил Хидейоши догадку Артема.

– Сейчас узнаем, – сказал Артем.

Через несколько минут Артем, Хидейоши и Ёсимунэ стояли, тяжело дыша, на вершине берегового откоса и до рези и слез в глазах всматривались вдаль. А там, вдали, у самого горизонта, можно было разглядеть черные струйки дыма.

– Молодец, Ёсимунэ! – Артем оторвал ладонь от лба и потрепал пацаненка по загривку. – Выношу тебе большую самурайскую благодарность. А час назад ничего не было.

– Или ты не разглядел, – сказал Хидейоши. – Сейчас тоже мог бы и не увидеть, если бы Ёсимунэ не показал тебе, куда надо смотреть.

– Да, – согласился посол. – Как думаешь, что это? Сигнальный костер? Ведь, согласись, костер, скорее всего, большой, раз он отсюда виден.

Хидейоши пожал плечами.

– Может, там люди готовят обед на больших кострах. Но это не пожар. Какой пожар в степи? Здесь и гореть-то нечему!

– Там в любом случае люди, друг мой Хидейоши. А где люди и степь – там обязательно должны быть лошади. Значит, нам туда дорога. Ты не забыл, что нам есть чем заплатить за коней? Мы можем позволить себе купить целый табун.

На обед, сборы и приготовления ушло часа полтора-два. Потом они отправились в путь, хотя и не все.

Купец ни в какую не желал покидать ценный груз. Кроме того, он неожиданно стал возражать против того, чтобы с Артемом в степь уходили моряки. Купец настаивал, чтобы они разделились на два отряда, один направился бы на север, другой – на юг. Тем людям, которые приведут к нему корабль, купец пообещал треть от стоимости груза. Сумма была приличная, она наверняка равнялась заработку моряка за несколько лет честной и тяжелой работы. Было ради чего рискнуть. Матросики призадумались.

Артем в эти дела не вмешивался. Что купец, что капитан, что капитанские подчиненные к посольству отношения не имели, власть посла над ними не распространялась.

– Кто как захочет, тот так и поступит, – вот и все, что сказал им Артем.

После недолгих шушуканий и даже криков морячки наконец разобрались. Капитан и тот самый матрос, который травил Артему байки на палубе, решили идти вместе с господином послом. Боцман и еще один моряк сказали, что на несколько дней останутся вместе с купцом, отдохнут, а потом отправятся на поиски корабля. Ну, как говорится, дело личное.

Глава десятая
Степь да степь кругом

Они стояли и смотрели на то, что осталось от истребленного кочевья.

На месте сгоревших жилищ дымились головешки, дотлевали шкуры и тряпье. Что не сгорело, то было переломано, разбито, изрублено и разбросано по твердой степной земле. Кругом валялись осколки глиняной посуды, останки деревянной утвари, обломки стрел, мешки, растоптанные сушеные травы и коренья, шкуры и тряпье, разодранные в клочья. Даже веревки оказались покрошенными в капусту, словно это были смертельно опасные ядовитые змеи. Чуть ли не единственным целым предметом здесь оказался огромный, основательно закопченный котел, в котором, наверное, готовили пищу для всего стойбища. Ну да, изрубить его было бы затруднительно, а с собой налетчики эту штуковину по какой-то причине не взяли, хотя вещь ценная, все-таки металл. Артем подумал, что не только в Ямато, но и в иных местностях этого средневекового мира металл должен весьма и весьма цениться, его никак не может быть много.

Человеческие тела, лежащие по всему стойбищу, все без исключения – мужские, женские, детские – были обезглавлены. Куда подевались отрубленные головы, было решительно непонятно. Во всяком случае на пепелище, около него, да и в обозримой близости никаких голов не наблюдалось. Очевидно, их прихватили с собой те погромщики, которые тут окаянствовали. Кроме того, был старательно перерезан весь скот – лошади и бараны. Ну, может, и не весь, может, налетчики что-то и угнали, кто же знает наверняка.

Артем со товарищи, подойдя к кочевью, спугнули птиц, каких-то степных стервятников, поглощенных сытной трапезой. Отяжелевшие птички с явным неудовольствием отлетели в сторону, но сели недалеко, расхаживали и перелетали там с места на место, сердито кося глазом. Они явно намеревались незамедлительно вернуться к прерванному обеду, как только никчемные двуногие отвалят прочь.

Все это выглядело как-то странно. Почему победители не увели с собой всю скотину? Добыча ведь и по местным меркам наверняка богатая. Да и вообще… Как-то это мало походило на обыкновенный налет разбойников на кочевье. Слишком много ненужного зверства, слишком много сил налетчиками выплескивалось впустую. Зачем им потребовалось меленько крошить вещи, зачем надо было без пользы резать скот, опять же тратя силы и время? Ну не нужен он тебе, так пусть бежит на все четыре стороны! М-да… Должно же быть какое-то объяснение всему этому, его просто не может не быть.

Впрочем, ломать голову над загадками гибели неизвестного кочевья Артем не собирался. И без этого было над чем ее поломать. Например, над тем, что же им делать дальше. Ведь они шли сюда весь день напролет вовсе не ради того, чтобы полюбоваться этим вот катаклизмом.

Путники добрались сюда только к вечеру. Нельзя сказать, чтобы они слишком уж устали – темп всю дорогу держали спокойный, потому как среди них были и раненые, и даже одна беременная женщина. Да и куда им, собственно, было спешить! Не столь уж важно было прийти как можно раньше, не рекорды же они бьют, важно было вообще прийти туда, где можно отдохнуть, расспросить про дорогу, купить лошадей. Ну вот и пришли!.. От подобного зрелища никому не сделалось плохо, даже Омицу, несмотря на ее беременность. Не тот народ шел сейчас с Артемом, никто не собирался приходить в смятение чувств и уж тем более падать в обморок от вида смерти. К тому же душегубы, понаделавшие здесь дел, все-таки не вытворяли никаких штучек в духе Чикатило. Не было ни распоротых животов, ни внутренностей, развешанных на кольях, ни каких-либо следов пыток.

«И вот еще что, – подумал Артем. – Не похоже, чтобы налетчики насиловали здешних женщин. Они только убивали. Это тоже можно занести в графу нетипичного для разбойников поведения. Хороши разбойники, которые не грабят и не насилуют. Пожалуй, тут что-то совсем другое. Быть может, кровная месть? Возможно, местные обычаи предписывают мстить, уничтожая всех и вся, отрубая головы, только так и никак иначе?»

Айн тем временем отошел в сторону, присел на корточки, заинтересованно вглядываясь в почву, провел пальцем по земле, поднялся, перешел на другое место. Он, ясное дело, изучал следы, пытался что-нибудь по ним выяснить.

Абуэ, который весь день удивлял Артема тем, как ловко передвигался при помощи самодельного костыля на манер Джона Сильвера, удивил его и сейчас. Он не повалился на землю после долгого перехода, а тоже отправился осматривать кочевье. Молодой воин, как и все яма-буси, тоже умел читать следы.

Артем подошел к женщинам, которые стояли рядом. В кои-то веки такое с ними произошло. Сей случай впору заносить в хроники! Обычно дамочки намеренно держались на некотором расстоянии друг от друга. Если не сдружиться, то хотя бы терпимее относиться друг к другу им мешала и давняя вражда между самураями и яма-буси, и подозрения Омицу относительно совсем не равнодушного отношения Артема к Ацухимэ, в чем она была, безусловно, права.

Артем усмехнулся про себя, вспомнив рассказы их циркового дирижера. Того в советские годы не пускали в зарубежные гастроли из-за запутанных отношений с женщинами. Дирижеру тогда даже пришлось от отчаянья вступить в партию, чтобы прорваться в желанные буржуйские дали через идеологический фронт. Вступить-то он вступил, членские взносы платил исправно, но до конца советской власти в забугорье на гастроли все-таки не ездил, потому как отношения с женщинами упорядочить и распутать так и не сумел. Вот и у Артема та же проблемка. Его нынешние отношения с женщинами тоже можно было охарактеризовать как непростые, хотя это нисколько не мешало ему гастролировать по самому дальнему зарубежью сколько влезет.

– Ничего страшного, – господин посол решил, что дам все-таки следует утешить, пусть и вылеплены они отнюдь не из жидкого теста. – Нет худа без добра, как у нас говорят. Ведь мы могли бы угодить и в совершенно безлюдные места, где на тысячи ри кругом ни одной живой души. А так ясно, что люди тут водятся, значит, рано или поздно мы найдем деревню или город.

– Вернемся к морю? – спросила Ацухимэ.

– Да, я считаю, надо вернуться.

– Можно направиться по следам тех людей, которые побывали здесь, – сказала Омицу. – Надо бы установить, сколько их было. Если не много, то чего нам бояться!

Артем с сомнением покачал головой:

– Вода. Пресная вода. Где она здесь? Эти налетчики были, конечно, на лошадях. Даже если мы не потеряем их след, а такое вполне возможно, то на тот путь, который они будут делать за сутки, у нас уйдет трое. А если за эти трое суток мы так и не выйдем к роднику, реке или колодцу? Зато, как мы убедились, на побережье вода есть.

Артем не стал напоминать Омицу о ее беременности, говорить о том, каково ей придется в таком переходе по безводной степи. Эта женщина, рядом с которой Артем провел много времени, пока они шли сюда, поддерживая, так сказать, ее боевой дух, вроде бы ни в чем не уступала остальным, сильнее прочих не уставала, держалась молодцом. Но как она выдержит более серьезный переход? Проверять это Артему совершенно не хотелось.

– Что это делает отец? – воскликнула Ацухимэ.

Артем оглянулся. Садато решил, что ввиду отсутствия поблизости противника боевой самурайский дух вполне может уступить место духу хозяйственному. Старый самурай расхаживал по разоренному кочевью, то и дело нагибался, поднимал какие-то обгоревшие тряпки, еще что-то и передавал это Ёсимунэ, следующему за ним по пятам.

– А, это он правильно делает. Вот сама посуди. – Артем опустился на корточки, приложил ладонь к земле. – Потрогай землю. Она остывает. Ночью может дойти и до заморозков. А мы легко одеты. Хорошо, что твой отец додумался прихватить с корабля циновки, все не на голой земле будем лежать. Однако укрываться нам нечем. Вот он и собирает шкуры и тряпье, какие остались. Понимаю, что неприятно и все такое, но что поделаешь… О, смотрите! Знакомая животинка!

Скорпион, совсем не крупный, длиной в половину мизинца, покинул куцый островок сухой невысокой травы, вытянул перед собой клешни и понесся куда-то по одному ему ведомым надобностям. На пути насекомого выросла вдруг какая-то блестящая преграда. Скорпион развернулся, чтоб удрать, но не тут-то было. Блестящая полоса поддела пласт коричневой пыльной земли, оказалась вдруг под ним и подняла его на воздух.

– Я думаю, их здесь как грязи. – Артем поднялся и начал вращать короткий меч-вакидзаси так, чтобы скорпион не свалился с лезвия.

– Нравится? – спросила Ацухимэ.

– Славная тварюжка. Природа создала идеальную живую машину убийства.

– Между прочим, скорпион – это символ долгой и счастливой супружеской жизни, – сказала Ацухимэ.

Омицу, стоявшая совсем рядом, издала некий шипящий звук, который следовало трактовать как угрожающий.

Артем махнул мечом, откидывая животину подальше. Нет, ну что ты будешь делать с этими женщинами! На скользкую тему супружеской жизни они способны выйти даже с разговора о скорпионе.

– Я не случайно показал вам скорпиона, – строго сказал Артем. – Призываю вас быть предельно внимательными. Нам еще только не хватало возиться с укушенными и ужаленными. Может, как аллегория супружеской жизни скорпион – это и здорово, но для жизни походной такой сосед никак не годится. Итак, эта пакость вам знакома, но тут еще могут водиться ядовитые пауки. Скажем, фаланги огромадного размера. – Этот самый размер Артем показал с помощью пальцев. – Эти мохнатые твари хорошо прыгают, могут достать до пояса и цапнуть. На жвалах у них трупный яд, потому как питаются они как раз-таки трупами. Стало быть, здесь и сейчас нам следует быть особенно осторожными.

Столь богатые знания из жизни ядовитых насекомых были подчерпнуты Артемом из рассказов одного циркового униформиста, служившего срочную на военном полигоне в казахстанских степях. Господин посол рассудил, что раз это материк, в чем уже отпали последние сомнения, то от Китая по-любому недалеко до Казахстана, значит, и живность в этих местах должна водиться одна и та же. Впрочем, Артем уже выдал на-гора все, что помнил про опасную казахстанскую живность.

– Впрочем, лучше вообще избегать всех пауков, – мудро заключил он. – Поди разбери, какие из них ядовитые. Вдруг они все тут такие? Да и змей в этих местах должно быть немало.

– Бояться змей могут только изнеженные создания, – не удержалась от легкой шпильки Омицу.

Заметив, что Ацухимэ собирается что-то ответить, и по опыту зная, что это может перерасти черт те во что, а это в их походных условиях вовсе ни к чему, Артем поспешил, как говорится, прервать конфликт в зародыше.

– Значит, так, прекраснейшие из прекрасных, все, хватит бездельничать. Отправляйтесь-ка в обход по кочевью. Да, понимаю, зрелище не из приятных, но нам как-то надо выживать. Посему собирайте все дерево, какое найдете. Заночевать придется в степи, а потому хотелось бы разжечь костер побольше.

– Господин посол! – Рядом с Артемом стоял и мелко кланялся китайский моряк.

– Что такое?

– Разреши мясо брать, господин посол. Кушать надо. Завтра оно порченым совсем будет, сегодня брать надо, на огне печь.

А ведь он прав. Еды у них если и не в обрез, то и не слишком много. Посему, раз уж так все вышло и чужое несчастье помогло, мяса следовало набрать впрок, причем как можно больше. Чересчур жирно будет все оставлять стервятникам. Существовало лишь одно затруднение – японцы мяса не едят. Артем не знал, насколько крепки они в этом убеждении, ему как-то не представлялось возможности проверить их на сей предмет.

Сказав китайцу, чтобы тот начинал заготавливать мясо, Артем направился к Хидейоши. Бывший чиновник сиккэна стоял смурнее ночных ураганных туч, задумчиво глядя сквозь всех и вся. Нетрудно было догадаться, какие думы одолевали самурая.

На сообщение о том, что им всем придется питаться мясом или голодать, Хидеойши, к удивлению Артема, отреагировал вполне адекватно:

– Я понимаю. Военный поход – не место для соблюдения чистоты. Когда вернемся, нам придется пройти обряд очищения.

Как все оказалось просто!

«Ну да, – вспомнил Артем. – Они же всегда совершают этот свой обряд очищения, когда возвращаются с ратных дел, потому как там оскверняют себя если не одним, так другим. Просто на сей раз его придется совершать дольше и с большим рвением. Ну и слава Будде, что хоть с едой проблем не будет».

– Это ты зря, Хидейоши, поход-то у нас не военный. И надеюсь, таким он не станет.

Хидейоши помотал головой:

– Не знаю, где мы находимся, Ямомото-сан, но здесь идет война. Только во время войны уничтожают всех без разбору. Мне не хочется впутываться в чужую войну.

– Да ладно, какая война! Какая-нибудь месть одного рода другому. Вон идет айн, надеюсь, он нам сейчас расскажет, что тут произошло.

Айн возвращался не с пустыми руками. Артем, одним глазом следивший за дикарем, заметил, что тот стаскивал с обломков стрел наконечники, кажется, даже сдирал оперение, а затем заворачивал все это в обрывок тряпицы, поднятой с земли. Но, похоже, ни одной целой стрелы он так и не нашел.

– Я смотрю, ты обулся, Косам?

На корабле дикарь еще мог оставаться босым, однако шлепать босиком по степи – занятие не самое правильное, поэтому Садато выделил айну пару таби из своих запасов. Все же лучше, чем ничего, хотя и полноценной обувью эти шлепанцы считать не приходилось. А теперь на айне были меховые невысокие сапожки мехом наружу.

– Мертвым обувь ни к чему, – сказал айн. – Их было десяток без одного, господин.

– Тех, кто напал и убивал?

– Да. Все верховые. Лошади без подков. Лошади другие, не такие, как у нас.

Ясно, что он имел в виду лошадей айнов.

– Что значит «не такие»? – спросил Артем.

– Меньше. Ничего другого я о них не знаю. Они пришли оттуда. – Он показал в сторону, противоположную той, где вдали виднелись горы. – Туда же потом и ушли. Сперва убивали стрелами, потом мечами. Все свои стрелы они выдернули из убитых и забрали с собой. Они потеряли одного.

– Как ты это узнал? – не выдержал Хидейоши.

– Его волокли по земле к лошадям. Там, где он лежал, натекла большая лужа. Потеряв столько крови, нельзя остаться в живых. Потом его привязали к лошади и увезли. Капли крови тянутся за следами копыт. На лошади, к которой его привязали, больше никто не сидел. Значит, это не пленный, это убитый. – Айн закрыл глаза и провел перед ними ладонью.

Наверное, таким жестом он привык показывать мертвецов.

– Они были здесь недолго, господин. Убили, сожгли и ушли. Если взяли что-то с собой, то не тяжелое. Это все, господин. Нам лучше с ними не встречаться. У них луки, у нас – нет. Нас перестреляют издали.

– Это верно. С такими ребятами нам лучше не встречаться. Лучше бы нам встречаться с людьми мирными, добрыми-предобрыми. Надеюсь, в этих краях такие тоже водятся. Ладно, уходим. Вылазка признана неудачной, возвращаемся к морю. Два часа идем, потом заночуем. Не по соседству же с трупами нам ночевать.

Их костер был виден на многие версты окрест. Да и как может быть иначе, когда кругом открытое пространство? Однако те люди, которые истребили кочевье, имели предостаточно времени, чтобы убраться подальше, туда, откуда костер не увидишь. Путникам оставалось надеяться на то, что свое время они понапрасну не теряли и убрались так далеко, как от них и требовалось.

Костер удался. В кочевье нашлось не только достаточное количество хвороста, но и несколько мешков с катышами сухого навоза, разумеется, заготовленного кочевниками как топливо, для чего же еще? На этом добре в котле, прихваченном из кочевья, и была сварена густая похлебка из баранины. Японцы довольствовались бульоном, приправленным сушеными водорослями, и рисом, а все мясо досталось китайским морякам и господину послу, ясное дело.

Обглодав мосол и бросив кость в угли, над которыми сейчас жарилась баранья туша, Артем понял, что места в брюхе больше ни на что уже не осталось. Что ж, заправку калориями следовало признать удачной. Как нередко бывает после переедания, господин посол впал в состояние несколько туповатой, но приятной расслабленности, когда не хочется ни двигаться, ни думать.

От углей сейчас исходил неплохой жар, и уж по крайней мере за тот бок, каким ты был повернут к костру, можно было не беспокоиться – не замерзнет. На всю ночь жара, конечно, не хватит, но дрова еще оставались. Так что ночь они должны пережить более-менее сносно.

А ночь грозила быть холодной. Ночь опустилась внезапно, будто занавес рухнул. Так же внезапно и быстро стало холодать. Если перед самым заходом солнца было градусов десять тепла, никак не меньше, то сейчас температура плясала уже около нуля. К утру и в самом деле можно было дождаться заморозков. Садато раздал всем циновки, которые можно было подстелить под себя, и распределил тряпье и шкуры, прихваченные в кочевье. Люди, завернутые в эти несуразные обрывки, будут выглядеть форменными бродягами, а не членами императорского посольства. Хорошо лишь то, что любоваться на них тут будет некому, кроме разве что степной живности, страдающей бессонницей.

За котел, циновки и прочие бытовые удобства всем им следовало благодарить в первую очередь Садато. Самурай как-то незаметно взял на себя обязанности старшины в их небольшом подразделении. Ну что ж, оно и верно. Если господин посол занимается глобальными стратегическими вопросами, то должен найтись тот, кто станет заниматься вопросами повседневного походного быта. А у каждого порядочного старшины, как известно, должен быть молодой боец, которого следует наставлять и воспитывать. Садато выбрал себе в молодые бойцы Ёсимунэ. Самурай теперь не оставлял мальца без дела, нагружая его то одним, то другим и грозно покрикивая, когда тот, по его мнению, отлынивал или недостаточно старался. Вдобавок к этому Садато всю дорогу втолковывал мальцу положения самурайской морали.

Тут имелся и еще один нюанс. Согласно японским представления о жизни, общественное устройство должно быть пронизано связями оя – ко, то бишь покровитель – подопечный. Оно должно стоять на них, как мост – на сваях. У каждого человека должен быть учитель, который возьмет на себя ответственность за судьбу ученика, направит и поведет его по жизни. Возможно, то, что парнишкой никто не занимался, что тот был предоставлен сам себе, возмущало самурайскую сущность Садато, и он решил взвалить воспитание мальца на себя, сделать из сына лесоруба настоящего самурая, вылепить, как говорится, из сырой глины. Потом еще, глядишь, и усыновит[24]24
   Следует сказать, что в отличие, скажем, от той же Индии сословия в Ямато никогда не были строго замкнутыми кастами, что, бесспорно, повышало уровень стабильности японского общества. Практика усыновления детей из низших сословий была широко распространена в средневековой Японии.


[Закрыть].

Артем вдруг вспомнил про занятную книжицу, которую он прихватил у пиратов, решил показать ее другим и расспросить. Может, кто-то с чем-то подобным и сталкивался. Но сперва он как следует рассмотрит ее сам, а то все как-то не хватало то времени, то подходящего места.

Развязывая походный заплечный узел, Артем подумал, что за эту книжицу в году так две тысячи любом без всяких сомнений отвалили бы несметное число звонких монет, вернее, ценных бумажек с водяными знаками. Какая бы галиматья в книжке ни была понаписана, за одну только ее древность удалось бы получить целое состояние. Пусть книжица даже и без картинок… Хотя насчет картинок он, пожалуй, торопился делать выводы, потому как особо в страницы еще ни разу не вглядывался.

В отсутствии картинок господин посол быстро убедился, пролистав книгу. Чего там листать-то, пять листов всего. Обложка из дерева, совершенно пустая. Ни тебе заглавия, ни имени автора, ни даже каких-нибудь завитушек или загадочных значков. Кожа переплета старая, потертая и потрескавшаяся. На сброшюрованных в книгу деревянных дощечках сперва были вырезаны письмена, потом их залили тушью или краской и отлакировали. Видимо, в тех краях не знали ни папируса, ни пергамента, ни бересты, ни тем более рисовой бумаги. А может, и знали, но не решились доверить столь важный текст столь непрочным материалам.