Текст книги "Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет"

Весть об исходе битвы гелвуйской скоро дошла до Давида. Один молодой амаликитянин, захватив венец и запястье Саула, поспешил к Давиду, надеясь обрадовать его вестью о смерти царя и, чтобы увеличить свою предполагаемую награду, даже ложно заявил, что он сам приколол его. Но Давид пришел в ужас от этого святотатства и велел предать амаликитянина смерти за то, что он поднял руку свою на помазанного царя, и сам с окружающими своими горько оплакивал не только своего друга Ионафана, но и злополучного царя Саула. Скорбь его выразилась в вдохновенной песне: «Краса твоя, о Израиль, поражена на высотах твоих! как пали сильные, погибло оружие бранное! Саул и Ионафан, любезные и согласные в жизни своей, не разлучились в смерти своей… Дочери израильския, плачьте о Сауле, который одевал вас в багряницу с украшениями… Сражен Ионафан на высотах твоих. Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской. Как пали сильные, погибло оружие бранное!..» Песнь эта сделалась историческим памятником, и петь ее научался весь народ (2 Цар 1:17–27).

Так закончилось царствование первого царя израильского народа. Жизнь Саула распадается на два периода, из которых первый представляет собою жизнь его с Богом и второй – жизнь без Бога. Первый период поэтому служит обнаружением лучших качеств его души – смирения и упования на Бога, послушания воле Божией, за которыми следовали успех и победы. И за этот период он немало сделал для политического возвышения своего государства. Иноземное иго было свергнуто, и окружающие хищнические народы потерпели тяжкие поражения, заставившие их отказаться от расхищения царства избранного народа. Но во втором периоде явно берут перевес его худшие качества – высокомерие, самонадеянность, непослушание, за которыми, в свою очередь, неизбежно следовали неурядицы во внутреннем управлении, тоска, суеверие, поражения, отчаяние и самоубийство. Во всем этом он был зеркалом своего народа и своей судьбой еще раз преподал глубокий урок, что избранный народ должен полагать свою силу не в человеке, хотя бы он был и царь, но единственно в Боге, который один их помощник и покровитель, и без Него они неизбежно станут беспомощной и жалкой добычей своих нечестивых соседей. Этот урок глубоко запечатлелся в душе Давида, который теперь беспрепятственно мог выступить в качестве царя израильского народа.

Во время своей изгнаннической жизни Давид уже считался многими прямым и законным преемником Саула, и потому по смерти последнего колено Иудино не замедлило провозгласить его царем, лишь только он вступил в пределы этой земли. Но оставались приверженцы и у Саула, и этим воспользовался приближенный его полководец Авенир, который при помощи жителей Галаада объявил царем Иевосфея, одного из сыновей Саула, и власть его была признана одиннадцатью коленами. При таких обстоятельствах стала неизбежной междоусобная война, которая с переменным успехом продолжалась около пяти лет. Но перевес, видимо, клонился в сторону Давида, тем более, что между Авениром и Иевосфеем скоро возникли несогласия, которые повели даже к переходу Авенира на сторону Давида, где он, однако же, был убит военачальником последнего Иоавом в отмщение за убийство его брата Асаила. Сам Иевосфей скоро был убит своими приближенными, которые, в надежде получить награду от Давида, принесли ему даже голову вероломно убитого ими царя. Но Давид с истинно царственным великодушием голову Иевосфея предал погребению, а убийц его казнил смертью.

По смерти Иевосфея у Давида не было больше соперников, и глаза всего народа невольно обратились к нему. Представители всех колен собрались в Хеврон и, перечислив заслуги Давида для страны, торжественно провозгласили его царем над всеми коленами, после чего он окончательно был помазан на царство. В лице его народ израильский приобрел себе величайшего царя. Ему было тридцать лет от роду. В войне он уже приобрел громкую, всенародную известность своей знаменитой борьбой с Голиафом, которая вместе с другими его подвигами воспевалась в народных песнях, столь возбуждавших мрачную зависть Саула. При своей страннической жизни в качестве изгнанника он прошел всю страну вдоль и поперек, близко ознакомился с жизнью не только своего собственного народа, но и ближайших соседей, у которых ему не раз приходилось искать себе убежища. Во время тяжкой школы испытаний он научился ценить жизнь не с высоты отдаленного царского престола, а в ее действительных нуждах и потребностях, быть милостивым и сострадательным к простому народу, равно как и великодушным к своим врагам. Но более всего перенесенные им испытания научили его всецелому упованию на Бога и еще более воспламенили в нем тот дух религиозности, который и выразился в его дивных боговдохновенных песнях – псалмах, дышащих безграничным упованием на промысл Божий. Такой царь не мог не пробудить сочувствия в народе, и около него быстро образовалось большое войско, начальники которого всецело отдали себя в распоряжение Давида. В Хевроне Давид царствовал семь с половиной лет (2 Цар 5:5). За это время он пришел к убеждению, что для утверждения царской власти в стране ему необходима столица, которая, не принадлежа никакому колену в отдельности, могла бы служить общей столицей для всего народа. Для этой цели Давид наметил одну сильную крепость на рубеже между коленами Иудиным и Вениаминовым, которая, несмотря на все усилия израильтян, отстаивала свою независимость и доселе принадлежала иевусеям (2 Цар 5:6–10). Это именно Иерусалим, который не только занимал сильное естественное положение на горе, возвышающейся на 2 610 футов над уровнем моря, но и укреплен был кроме того неприступными стенами. Давид, полагаясь на мужество и патриотизм своего храброго войска, порешил во что бы то ни стало взять эту гордую твердыню и объявил, что первый, кто водрузит знамя Давидово на стенах Иерусалима, будет сделан военачальником всего его войска. Честь эта выпала храброму Иоаву. Крепость была взята, и Давид основал в Иерусалиме свою царскую столицу, назвав ее градом Давидовым. Благодаря своему великолепному положению на Сионской горе, господствующей над всей окрестностью, Иерусалим, с возвышением его на степень столицы, начал быстро стягивать к себе иудейское население; новая столица скоро расцвела пышно и богато, и Иерусалим сделался одним из знаменитейших городов в истории не только израильского народа, но и всего человечества.

В своей новой столице Давид «преуспевал и возвышался, и Господь Бог Саваоф был с ним» (2 Цар 5:10). Могущество его имени подействовало устрашающим образом на филистимлян, этих давних врагов избранного народа. Они попытались было подорвать силу крепнущего государства и открыли против Давида военные действия; но, дважды пораженные Давидом, с большим уроном должны были отступить, оставив в его руках даже своих идолов, которых Давид велел сжечь. Вместе с тем Давид приобрел дружбу своего соседа Хирама, царя могущественного и богатого Тира. Хирам был полезен Давиду особенно при благоустроении его новой столицы, так как посылал ему «кедровые деревья, плотников и каменщиков» для возведения дворца и необходимых государственных построек. Да и вообще эта дружба была в высшей степени выгодна для обоих народов, из которых один (израильский) был по преимуществу земледельческий, а другой – торгово-промышленный, и потому с взаимной выгодой народы могли меняться произведениями своей земли и своего труда.

Но, благоустраивая свою столицу и свое государство в политическом и экономическом отношении, Давид не забывал, что главное назначение избранного народа – быть светом для язычников в религиозно-нравственном отношении, и потому обратил свое главное внимание на возвышение религиозного духа народа. С этой целью он решил перенести главную святыню народа – ковчег завета – в Иерусалим, чтобы сделать свою столицу объединяющим центром страны не только в политическом, но и религиозном отношении. Ковчег завета со времени возвращения его от филистимлян находился в Кириафиариме. Давид отправился туда во главе 30 000 избранных мужей. Для ковчега была приготовлена новая колесница, на которой он торжественно был двинут в путь. Два сына Авинадава, в доме которого доселе находился ковчег, везли его в торжественном шествии народа, выражавшего свою восторженность музыкой и священными песнями. Но смерть Озы, одного из сыновей Авинадава, однако же показала, что для святыни требовался другой способ передвижения, именно на раменах левитов и священников. После трехмесячного пребывания в Гефе, ковчег вновь был двинут в путь и с торжеством несен был первосвященниками от обеих линий Ааронова священства. Через каждые шесть шагов царь приносил жертвы; самое шествие сопровождалось восторженным пением, музыкой и ликованием. Сам Давид, одетый в простой священнический льняной эфод, увлеченный чувством религиозного восторга, «скакал из всей силы пред Господом», изливая свою восторженность в дивных псалмах, смешивавшихся с песнями левитов, радостными кликами народа и торжественными звуками труб, кимвалов и арф. На Сионе для ковчега была приготовлена новая скиния (старая оставлена была в Гаваоне, так как, наверное, успела значительно обветшать и повредиться от времени): там Давид принес всесожжения и жертвы мирные и, «благословив народ именем Господа Саваофа, он раздал всему народу – как мужчинам, так и женщинам – по одному хлебу, и по куску жареного мяса, и по одной лепешке и по кружке вина каждому» в память этого великого события. Но вечной памятью о нем оставались те псалмы, которые составлены были Давидом по случаю великого торжества. При самом поднятии ковчега для перенесения его в Иерусалим составлен был и пелся псалом 67, начинающийся словами: «Да восстанет Бог и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его». При вступлении ковчега в крепость Сионскую пелся псалом 23, в котором на самый момент вступления указывает восторженное обращение к вратам крепости: «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь двери вечные, и войдет Царь славы!» В этом псалме Иегова прославляется как царь славы, который, наконец, завершил победу над языческими врагами Своего народа и водворился на Сионе, откуда Он покорит Себе весь мир. «Кто сей царь славы?» – спрашивает в этом псалме один хор, и другой торжественно отвечает: «Господь крепкий и сильный, Господь сильный в брани». – «Кто сей царь славы? – Господь сил, Он царь славы!»

Отпустив народ, ликующий царь возвратился в дом свой, чтобы поделиться своей религиозной восторженностью и со всеми своими домашними. Но там он был встречен обидным укором со стороны своей высокомерной жены Мелхолы, которой крайне не понравилось поведение царя перед ковчегом. «Как отличился сегодня царь Израилев, – с ядовитой иронией сказала она Давиду, – обнажившись сегодня перед глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой-нибудь пустой человек!» Такое высокомерие дочери Сауловой должно было понести должное наказание. Высказывая ей справедливый укор, Давид ответилей, что ради Господа он готов еще более уничижиться и религиозную восторженность последних служанок предпочитает гордому высокомерию царицы. «И у Мелхолы, дочери Сауловой, не было детей до дня смерти ее».

После перенесения ковчега завета в Иерусалим Давид занялся делами внутреннего благоустройства как религиозного, так и гражданского. Так он, прежде всего, учредил при скинии правильный порядок богослужения, назначил особых для этого лиц, чтобы «они славословили, благодарили и превозносили Господа Бога Израилева». Двое священников должны были постоянно трубить перед ковчегом завета Божия, а несколько левитов назначены были с целью возвышения торжественности богослужения присутствовать при нем с псалтирями, цитрами и кимвалами. Сам Давид составил боговдохновенный псалом, который пелся при богослужении в качестве особого славословия Богу и начинался словами: «Славьте Господа, превозносите имя Его; возвещайте в народах дела Его; пойте Ему, бряцайте Ему; поведайте о всех чудесах Его»… Псалом заканчивался словами: «Благословен Господь Бог Израилев от века и до века», и весь народ восторженно ответствовал кликами: «Аминь, аллилуйя!»

В делах гражданского управления Давид обратил особенное внимание на восстановление правого суда, поколебленного во время смут Саулова царствования. С этой целью он прежде всего образовал под своим личным председательством совет, составленный из наиболее приближенных лиц. Из них, например, Иоав был начальником войска, Иосафат – дееписателем, Садок и Авимелех – главными священниками, Суса – писцом и т. д. При помощи этих советников Давид имел возможность всесторонне следить за жизнью народа и государства и удовлетворять всем его насущным нуждам и потребностям. «И царствовал Давид над всем Израилем, и творил суд и правду всему народу своему».

При благоустроении внутренних дел Давид для обеспечения своих границ от внешних нападений повсюду расставил охранные войска. Но с окончанием этого благоустройства он, располагая сильным войском, мог выступить и на поприще завоевательной политики. Вокруг обетованной земли жило много враждебных народов, которые не только часто нападали на израильский народ, но и владели такими землями, которые, по обетованию Божию, должны были принадлежать к владениям избранного народа. И вот начинается целый ряд победоносных походов. Давид, полный живого упования на Бога, решил исполнить волю Божию, заявленную в обетовании, и завоевать все те земли, которые незаконно и только по слабости и неверию израильского народа находились еще во владении его врагов-язычников. Победоносное оружие свое он, прежде всего, направил против филистимлян, которые теперь должны были окончательно расплатиться за многочисленные беды, причиненные их частыми набегами народу израильскому. Они были поражены, и сильнейший их город Геф с зависящими от него городами перешел под власть Давида. Победа эта была решительная и надолго смирила филистимлян, так что, исключая двух-трех незначительных стычек, мы уже долго не слышим о их нападениях. Она обеспечила избранному народу законную ему границу на юго-западе и распространила его владения до «реки Египетской», отделяющей Палестину от владений Египта. Обращаясь к восточной границе, Давид поразил моавитян и, чтобы окончательно сломить их силу, две трети населения предал смерти, а остальную треть сделал рабами и данниками. Такая суровость по отношению к этому народу, с которым Давид был, отчасти, родствен по крови (через свою прабабку Руфь-моавитянку) и с которым он вообще находился в дружественных отношениях, так что в одно время поручал своих родителей покровительству моавитского царя, объясняется сознанием необходимости окончательного отмщения за все бедствия, причиненные народу израильскому со времени Валака, а также, быть может, вызвана была каким-нибудь вероломным поступком с их стороны. Так исполнилось предсказание Валаама: «Происшедший от Иакова овладеет и погубит оставшееся от города» (столицы моавской). Обеспечив восточную границу, Давид направил свое победоносное оружие к северо-востоку для расширения своего царства до обетованной границы – реки Евфрата. Два сирийских царя Адраазар Сувский и царь Дамасский были поражены Давидом, оставив в его руках множество колесниц, коней, золотых щитов и медного оружия. Уничтожив большую часть колесниц, сто из них Давид оставил для своего двора и вместе с щитами и медными доспехами перевез в Иерусалим. Славный Дамаск положил оружие перед Давидом и сделался его данником. «И помогал Господь Давиду везде, куда он ни ходил».

Эти победы прославили имя Давида во всей Азии. Некоторые цари спешили предложить ему свою дружбу и союз. Так Фой, царь Имафа, услышав о поражении Адраазара Сувского, его собственного врага, отправил своего сына Иорама с поздравлением Давиду и с богатыми дарами из разных золотых, серебряных и медных сосудов. Этот союз вместе с прежним союзом с Хирамом Тирским вполне обеспечивал северную границу царства, и Давид возвратился в Иерусалим, везя в качестве добычи много золота, серебра и меди, что все впоследствии пошло на построение храма и дворцов. Через несколько времени военная слава Давида прогремела и на юге. Он поразил идумеян и, поставив среди них охранные войска, сделал их данниками и рабами. Граница государства вследствие этой победы раздвинулась до восточного залива Чермного моря. И вот, таким образом, благодаря целому ряду блистательных побед Давид впервые в истории израильского народа владел всем пространством земли, которое обещано было патриархами. Царство израильского народа теперь уже не было незначительным, худо организованным государством, бывшим добычей соседних хищнических народов, которые то и дело нападали на него, грабили города и убивали жителей. Это была теперь могущественная монархия, которая на время повелевала всей Западной Азией и в руках которой находилась судьба многочисленных народов, трепетно приносивших свою дань грозному для них царю.

Исполненный благодарности Богу, благоволившему исполнить теперь Свои обетования относительно владения землей Ханаанской, Давид решил доказать свою благодарность построением величественного храма, который был бы достоин Господа сил и Царя славы. У Давида было много богатств, накопившихся от добычи и дани, и он построил себе великолепный кедровый дворец, в котором и жил, наслаждаясь своими победными лаврами. Ковчег завета, между тем, все еще находился в скинии. Это несоответствие в помещении царя земного и Царя небесного поразило Давида. Призвав своего приближенного пророка Нафана, царь сказал ему: «Вот я живу в доме кедровом, а ковчег Божий находится под шатром».

Пророк сначала одобрил мысль царя, но ночью получил божественное внушение, что Давид, занятый благоустроением земного царства, не может приступать к этому великому предприятию и должен предоставить славу совершения его своему сыну, преемнику престола. Храм Всевышнего должен быть храмом мира и потому может быть построен только человеком, который не проливал крови человеческой, Давид же во время своих многочисленных войн много проливал крови и потому недостоин быть строителем храма Богу любви и мира. Но самая мысль о построении храма вытекала в нем из добрых побуждений и потому Господь показал ему Свою милость в великом обетовании, что царство его (в духовном смысле) будет утверждено навеки. Давид пламенной молитвой возблагодарил Бога и смиренно ограничился заготовлением материалов для построения храма в будущем.

В то же время он еще раз выказал благородное великодушие к дому Саулову. Из уважения к памяти своего друга Ионафана он отыскал сына его Мемфивосфея, хромого на обе ноги, отдал ему родовые земли Саула и открыл ему доступ к царскому столу.

В это время Давид находился на вершине своего могущества и своей славы. Дворец его блистал роскошью и богатством и походил на дворцы других великих царей Древнего Востока. Враги кругом смиренно покорились ему, платили дань и обогащали его казну. Внутри народ благоденствовал и вполне наслаждался благами мудрого и справедливого управления. Такое справедливое положение, скорее всего, способно ослаблять смиренное упование на Бога и пробуждать чувства самонадеянности и самовластия с неразлучным от них падением нравственной жизни, столь естественным при расслабляющей роскоши восточной придворной жизни. Такого искушения не избег и Давид, и с этого времени начинается новый период его жизни, который представляет историю его нравственного падения с неразлучными бедствиями. Первый случай греховного падения Давида произошел во время аммонитской войны. Во время прежних войн Давида царь аммонитский Наас был верным его союзником и другом, но вот он умер, и ему наследовал сын его Аннон. Давид, желая поддержать свою дружбу и с сыном своего союзника, послал к нему послов с дружественными предложениями и с утешением по случаю смерти отца. Но это посольство приближенными молодого царя перетолковано было в худую сторону, послы были приняты за соглядатаев, и неразумный Аннон нанес им страшное оскорбление, повелев обрить каждому из них «половину бороды и обрезать одежды их на половину до чресл», и в таком безобразном виде отпустил их обратно к Давиду. Такого бесчестия не мог снести Давид и отправил войско наказать дерзкого Аннона, который, между тем, успел уже заключить оборонительный союз с сирийцами, воспользовавшимися этим случаем для низвержения власти израильского царя. Сирийцы однако же были вновь разбиты, потеряв 7000 колесниц и 40000 пехоты, и покорились Давиду, так что аммонитяне остались одни и собственными силами должны были защищаться против могущественного царя. Иоав двинулся на их главный город Равву и осадил его. Вполне полагаясь на своего военачальника, Давид сам остался в Иерусалиме, и в это-то время он совершил тот тяжелый грех, который страшным бременем лег на его совесть во всю остальную жизнь и омрачил все его царствование. Взойдя однажды на кровлю своего великолепного кедрового дворца, он увидел на соседнем дворе открыто купающуюся красавицу, которая мгновенно возбудила в нем пламенную страсть. По наведенной справке это оказалась Вирсавия, дочь Елиама, сына его советника Ахитофела, и жена одного из храбрейших воинов – Урии хеттеянина. Одного этого достаточно было бы для того, чтобы подавить страсть даже языческого деспота; но Давид пал, и когда уже готово было обнаружиться самое следствие его греха и грозило навлечь позор на него, злополучный царь, после тщетной попытки прикрыть свое преступление вызовом мужа Вирсавии, завершил его новым тяжким грехом – вероломным убийством Урии, которого он (в собственноручном письме, отнесенном самим Урией) повелел Иоаву поставить в самое опасное место битвы, где бы для него неминуема была смерть. Иоав в точности исполнил преступный приказ своего повелителя и скоро через особого посланного известил его, что Урия убит. Так грех прелюбодеяния был покрыт кровью невинного человека. По окончании обычного плача по муже, Вирсавия, которая, видимо, сознательно участвовала в преступлении, сделалась женой Давида и родила ему сына. Но страшное преступление не укрылось от правосудия Божия, «и было это дело, которое сделал Давид, зло в очах Господа». Скоро явился и выразитель этого недремлющего правосудия в лице пророка Нафана, который пришел к царю с своей известной притчей о богаче, пожалевшем своих многочисленных стад для угощения своего гостя и отнявшем для этого у своего соседа-бедняка единственную овечку, бывшей любимицей его убогой хижины. Давид еще не настолько пал нравственно, чтобы не сознавать вопиющей несправедливости такого поступка, и с пылким негодованием воскликнул: «Жив Господь! достоин смерти человек, сделавший это!» И когда он стал было подробно перечислять, как должен этот бессердечный богач вознаградить бедняка, из уст пророка прогремели страшные для него слова: «Ты – тот человек, который сделал это!» Затем пророк высказал грозный приговор Царя царей. Упрекнув Давида в неблагодарности за все благодеяния Божии, пророк объявил ему о предстоящем ему наказании. За разрушение им счастливого семейного очага Урии мечем и позором, меч и позор отселе будут разрушать и его собственную семейную жизнь и притом в еще худшей степени. «Ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем». Пораженный таким неожиданным изобличением страшного преступления, царь затрепетал в своей преступной совести и смирился. В полном сокрушении сердца он воскликнул: «Согрешил я пред Господом». Пророк изрек ему немедленное наказание, что хотя сам он прощен Богом и не умрет, но за свое преступление должен понести страдание в лице своего новорожденного сына, который, как плод преступления, не должен жить. В страшной скорби ожидал Давид исполнения приговора, и успокоился в своей совести только тогда, когда ему донесли, что сын его действительно умер. Все это событие глубоко запало в душу Давида и сокрушение своего сердца он излил в пламенном покаянном псалме: «Помилуй мя, Боже», ставшем покаянной молитвой всякого кающегося грешника.

Покаяние Давида было так чистосердечно, что Бог послал ему утешение во втором сыне от Вирсавии, который, названный Соломоном, был возлюблен Богом и сделался не только преемником Давиду, но и родоначальником Мессии. В то же время Давид утешен был взятием Раввы. В последнем приступе он участвовал лично и по взятии города жестоко отомстил коварному народу с его дерзким царем, драгоценную корону которого Давид в качестве трофея возложил себе на голову и привез в Иерусалим богатейшую добычу, восполнившую собиравшийся материал для построения храма.

Преступление Давида, между тем, как бы заразило всю его семейную жизнь, и отселе в его доме начинается целый ряд бедствий. Нужно заметить, что в семейной жизни Давид не отличался умеренностью и вопреки прямому постановлению Моисея, запрещавшего царю «умножать себе жен» (Втор 17:17), еще в Хевроне имел семь жен и десять наложниц, а затем умножил это число еще несколькими женами, между которыми была и Вирсавия. Многочисленное поколение сыновей от этих многочисленных жен и было естественным источником всевозможных беспорядков, преступлений и бедствий. Наибольшей известностью выдаются три его сына: старший – Амнон, третий – Авессалом и четвертый – Адония. Первые двое, видимо, соперничали между собой из-за первенства и преобладания во дворце, и это соперничество закончилось смертью Амнона, которого убил Авессалом в отмщение за бесчестие, нанесенное его кровной сестре Фамари. Опасаясь, в свою очередь, кровавого мщения и гнева отца, Авессалом бежал к царю Гессурскому, своему деду по матери, и там пробыл три года, увеличивая скорби Давида. Чтобы покончить с таким прискорбным положением дел, Иоав прибег к хитрости и подослал к Давиду «умную женщину» из Фекои, которая слезным рассказом о мнимом событии в своей семейной жизни склонила царя помиловать Авессалома. Но и позволив Авессалому возвратиться в Иерусалим, Давид еще долго не мог лично видеть своего преступного сына и только через два года отеческая любовь в нем восторжествовала над справедливостью и благоразумием, и он, наконец, позволил ему явиться к себе лично и отечески облобызал его.

Но помилованный Авессалом скоро сделался источником нового страшного бедствия, едва не стоившего Давиду самого престола. Это был человек необычайной красоты. «Во всем Израиле не было мужчины столь красивого, как Авессалом, и столько хвалимого, как он; от подошвы ног до верха головы не было у него недостатка». У него были такие роскошные волосы на голове, что каждый год он снимал как бы целое руно, весом «в двести сиклей по весу царскому». Своим очаровательным обхождением он невольно располагал к себе всех, так что все хвалили его и восхищались им. Но внешняя красота в нем не находила соответствия во внутренней доброте, и под великолепной внешностью билось злое и коварное сердце. Заметив народное к себе расположение, он задумал воспользоваться им для удовлетворения своего необузданного властолюбия и, не надеясь законно сделаться наследником престола, решился овладеть им силой даже при жизни отца. С этой целью он прямо начал при всяком удобном случае возбуждать в народе недовольство против управления Давида и льстить народным страстям заманчивыми обещаниями всевозможных льгот в случае, если бы ему пришлось овладеть престолом. В этом преступном замысле он нашел сочувствие даже в одном из ближайших советников Давида, именно в тонком и честолюбивом Ахитофеле, который, видимо, искал случая отмстить Давиду за Урию, как мужа своей родной внучки Вирсавии. Подготовив таким образом почву, Авессалом вдруг удалился в старую столицу Хеврон, открыто поднял там знамя восстания против отца и успел склонить на свою сторону такое множество войска и народа, что Давид для своей безопасности вынужден был бежать из Иерусалима. Рано утром в сопровождении своих преданных слуг и воинов, при громком плаче верного народа Давид с сокрушенным сердцем оставил свою возлюбленную столицу и двинулся через поток Кедронский на гору Елеонскую. С вершины ее открывался великолепный вид на столицу, восхищавший всякого зрителя; но этот вид теперь еще большей скорбью поражал сердце царя, подобно тому, как впоследствии этот же вид вызвал рыдание у его божественного потомка – Иисуса Христа. Давид не скрывал своей скорби: столицу он оставил босым и с посыпанной пеплом главой. Но и в таком бедственном положении Давид сохранял еще в себе свои царственные качества – великодушие, благочестие и вместе упование на Бога, – те лучшие качества, которыми отличался он в первый период своей жизни и которые теперь под тяжким ударом постигшего его бедствия ожили вновь. В изгнание за ним последовали было преданные ему первосвященники Садок и Авиафар с ковчегом завета; но Давид отослал их назад, выражая надежду, что Господь еще не оставил его совсем. «А если он скажет: нет Моего благословения тебе; то вот я; пусть творит со мною, что ему благоугодно», – говорил Давид. С царственным же великодушием он отговаривал преданного Еффея от приверженности к павшему парю и с безграничным смирением перенес оскорбления от дерзкого Семея, который злословил, бросал в него камнями и пылью. Авесса хотел наказать дерзкого поносителя, нагло кричавшего вслед царя: «Уходи, уходи, убийца и беззаконник», но Давид остановил его, сказав, что уж если собственный сын его восстал на него, то тем более имеет право поносить его какой-нибудь Семей, и выразил надежду, что Господь призрит на уничижение его и воздаст ему благостью за теперешнее поношение. Своего друга и советника Хусия Давид также отослал в Иерусалим, чтобы он своей мудростью мог противодействовать злому коварству Ахитофела.

Авессалом между тем вступил в Иерусалим, не встретив никакого сопротивления, и первым делом, по совету Ахитофела, обесчестил ложе своего отца, захватив его наложниц. Затем Ахитофел настаивал на немедленном преследовании Давида, чтобы воспользоваться его утомлением и унынием.

От исполнения этого опасного и гибельного для Давида совета Авессалом был отвращен Хусием, который сумел внушить к себе доверие узурпатора. Хусий не одобрил этого совета и указал на необходимость крайней осторожности и обдуманности действия в отношении Давида, который известен был храбростью и окружен отважными воинами. Поэтому он советовал подождать, пока соберется весь народ, чтобы тогда с сильным войском можно было нанести Давиду решительный удар. Совет Хусия более понравился Авессалому, он отложил преследование, а Давид между тем воспользовался этим временем и, удалившись за Иордан, укрепился в городе Маханаиме, где ему оказано было радушное гостеприимство богатым Верзеллием-галаадитянином, который вместе с другими жителями города предложил ему и его войску угощение. Хитрый Ахитофел сразу увидел, что с отвержением его плана неминуемо погибнет и все дело восстания, и, чтобы предупредить неизбежное себе наказание от Давида, совершил самоубийство. События скоро оправдали его опасения. Вокруг Давида собралось сильное войско, с которым можно было выступить для подавления восстания. Враждебные войска встретились около горы Галаад, на вершине которой Авессалом расположился лагерем. Кругом расстилался обширный и густой Ефремов лес, в котором и произошла решительная битва. Полный упования на Бога и полагаясь на испытанную отвагу и стойкость своих преданных военачальников Иоава, Авессы и Еффея, Давид легко мог предвидеть исход сражения и перед выступлением своих войск с отеческой любовью наказывал всем: «Сберегите мне отрока Авессалома». Начавшаяся битва оказалась вполне несчастной для Авессалома: его неопытные войска растерялись по лесу и под храбрым натиском войска Давидова обратились в беспорядочное бегство, потеряв 20 000 человек убитыми и еще более погибшими в лесу. Сам Авессалом поскакал в отчаянии на муле в лес, но «когда мул вбежал с ним под ветви большого дуба, то Авессалом запутался волосами своими на ветвях дуба и повис между небом и землей, а мул, бывший под ним, убежал». В этом положении несчастный юноша был застрелен Иоавом, который в пылу битвы и мщения за унижение царя не задумался пренебречь даже просьбой самого Давида. Между тем Давид с трепетным сердцем ожидал известия об исходе битвы. Вестники одни за другими быстро приходили к нему с извещением о победе. Но сердце его было больше всего занято судьбой его злополучного сына и первым его вопросом было: «Благополучен ли отрок Авессалом?» И когда он узнал о постигшей Авессалома участи, то чувство отеческой любви и горя превозмогло в нем всякую радость о победе. «И смутился царь, и пошел в горницу над воротами, и плакал, и когда шел, говорил так: сын мой Авессалом, сын мой, сын мой, Авессалом! О, кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой»… Горе царя распространилось на весь народ, «и обратилась победа того дня в плач для всего народа», и только по настойчивому увещанию Иоава прекратить этот неуместный, хотя и естественный плач, Давид ободрился духом, чтобы должным образом воспользоваться плодами победы и возвратиться в Иерусалим. Но по смерти Авессалома уже ничто не могло препятствовать ему в этом. Все мятежники спешили принести ему повинную, и Давид снова вступил в свою столицу, выказав свое обычное великодушие, и объявил всеобщее прощение, от которого не исключен был и дерзкий Семей, теперь униженно павший к ногам Давида и умолявший его о прощении за злословие и оскорбление. Престарелый Верзеллий отказался от высокого вознаграждения за свое гостеприимство, но сын его Кимгам был взят ко двору и возведен в высокое звание. Сива, коварный слуга Мемфивосфея, пытался было впутать своего господина в заговор Авессалома и успел в этом настолько, что Давид отдал было ему все владения Мемфивосфея; но последний однако же успел отчасти оправдать себя в возведенной клевете, и Давид возвратил ему половину его владения, предоставив другую половину Сиве – в награду за выказанную им преданность царю.