Текст книги "Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет"

Давид оплакивает смерть Авессалома

Бунт Авессалома не прошел без последствий для общего политического состояния народа и послужил поводом к возбуждению соперничества между коленами (2 Цар 19:41–43; 20). Северные колена, обидевшись за то, что колено Иудино действовало без всякого сношения с ними в деле подавления политической смуты, и, подозревая какое-либо частное соглашение его с Давидом в ущерб другим коленам, открыто заявило свое недовольство, упрекая Иудино колено в том, что оно «похитило царя». Таким недовольством не преминул воспользоваться один «негодный человек» по имени Савей, вениамитянин. Он дерзко поднял знамя восстания и впервые произнес гибельный клич разделения: «Нет нам части в Давиде, и нет нам доли в сыне Иессеевом; все по шатрам своим, израильтяне!» Это именно тот самый клич, который впоследствии повел к окончательному разделению и гибели государства; но теперь он встретил противовес в обаянии величественной личности Давида, военачальники которого быстро успели подавить восстание. Савей, преследуемый войсками Давида, укрылся в городе Авеле, который и осажден был Иоавом. Городу грозила неминуемая гибель, но он избавлен был от нее одной «умной женщиной», которая посоветовала гражданам схватить Савея и голову его выдать Иоаву, чем удовлетворился полководец Давида и снял осаду с города.

С подавлением восстания Савея в государстве водворился внутренний мир, продолжавшийся почти до конца царствования Давида. Внутренние враги не дерзали больше открыто выступать против царя, который все более завоевывал сердца своего народа, посвящая себя заботам о его внутреннем благосостоянии. Но и этот последний период не прошел без некоторых испытаний, которые Промысл посылает для нравственного очищения и укрепления царей и народов. Первым из них был голод, продолжавшийся три года и послуживший поводом к печальной судьбе Саулова дома. Исследование о причине голода показало, что он был наказанием за какой-то кровожадный поступок Саула по отношению к гаваонитянам, – поступок, требовавший отмщения. Когда Давид спросил у гаваонитян, какого возмездия они желали бы за этот поступок, то эти жестокие язычники, хотя и приобщенные к израильскому народу в виде рабов, но сохранявшие свои языческие нравы, потребовали выдачи себе потомков Саула в числе семи человек, которых они и повесили самым варварским образом, выставив их трупы под палящим солнцем для гниения и на съедение диким животным и птицам. Трупы висели так в течение целого лета, от начала жатвы ячменя в апреле до осенних дождей, представляя поистине страшное зрелище, которому еще более трагического ужаса придавала склонявшаяся перед ними фигура злополучной матери пятерых повешенных сыновей. Рицпа, наложница Саулова, убитая горем о потере своих сыновей, взяв вретище, разостлала его перед трупами и провела на нем все лето, не допуская хищных зверей и птиц касаться дорогих для нее тел. Эта безграничная материнская преданность так поразила Давида, что он сам отправился к месту казни и утешил несчастную мать погребением повешенных (равно как и костей самого Саула и своего друга Ионафана), достойным их высокого звания. «И умилостивился Бог над страною после того» (2 Цар 21:1–14).

В это же время Давиду пришлось еще раз отразить филистимлян. Последние, пользуясь внутренними смутами и бедствиями государства, еще раз попытались сломить его силу и выставили нескольких исполинов, потомков древних Рефаимов, из которых один, Иесвий, едва не убил самого Давида. Этот случай сильно поразил израильтян, и они поклялись, что в будущем не позволят ему лично выходить на войну, «чтобы, – как добавляли они, – не угас светильник Израиля». Благодаря отваге войска Давидова филистимляне были разбиты, и на всех границах государства вновь водворился мир. Давид возблагодарил Бога торжественной песнью: «Господь твердыня моя, и крепость моя, и избавитель мой. Бог мой слава моя, на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего; ограждение мое и убежище мое; Спаситель мой, от бед ты избавил меня!» (2 Цар 22). Эта восторженно хвалебная песнь царя вошла в собрание его других песней и псалмов и составляет 17-й псалом книги Псалтирь.

Давид теперь опять наслаждался полным миром и благоденствием. Он был самодержавным царем великого государства, которое простиралось от Ливанских гор до границы Египетской и от Средиземного моря до реки Евфрат. При таком состоянии Давиду оставалось только смиренно благодарить Бога за оказанные ему и его народу благодеяния, так как он сам сознавал, что всем этим величием он исключительно обязан помощи Божией. Но в нем шевельнулось чувство самонадеянной гордости, и он, быть может имея в виду смелый план дальнейших завоеваний или увеличения своих богатств, велел произвести исчисление всему населению государства. Счет был произведен, и по нему оказалось, что «израильтян было 800000 мужей сильных, а иудеев 500000». Но только тогда Давид вполне сознал греховность своих побуждений при этом исчислении, «и вздрогнуло сердце Давида, и сказал он Господу: тяжко согрешил я, поступив так; и ныне молю Тебя, Господи, прости грех раба Твоего; ибо крайне неразумно поступил я». Своим покаянием он, однако же, не загладил греха и должен был понести наказание. В качестве вестника Божия гнева явился к нему пророк Гад и предложил ему на выбор три наказания: семилетний голод, трехмесячное преследование от неприятелей, или трехдневную моровую язву. «Тяжело мне очень, – воскликнул царь, – но пусть впаду я в руки Господа, ибо велико милосердие Его; только бы в руки человеческие не впасть мне». Давид избрал моровую язву, которая и начала опустошать население. В короткое время она похитила 70000 человек и готова была распространиться и на Иерусалим, чтобы опустошить его. Тогда царь с мольбой о милосердии воскликнул: «Вот, я согрешил, я (пастырь) поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они? Пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего!» Такая всецелая самоотверженность ради невинного народа утишила гнев Божий. Давид, по указанию пророка, построил жертвенник на том месте, где он увидел Ангела-карателя, и купил это место (гумно Орны-иевусеянина) за 600 сиклей золота, чтобы построить на нем и самый храм. Место это получило название Мориа (видение), вследствие именно бывшего Давиду видения Ангелакарателя, губительная рука которого здесь отвращена была от Иерусалима молитвенным ходатайством царя.

Остаток своей жизни Давид посвятил главным образом собиранию материалов и подготовительным работам для построения храма. За все свое царствование он успел уже собрать громадные богатства, которые теперь составляли 100000 талантов золота и миллион талантов серебра. Искусные рабочие и каменотесы были собраны со всей земли; заготовлено было множество железа и меди без весу и кедровых деревьев без счету. Но Давид помнил волю Божию и ограничился только подготовительными работами, предоставляя построение самого храма своему преемнику, которым он назначил Соломона. Призвав его к себе, Давид рассказал ему историю всего этого великого предприятия и завещал ему совершить его, прося всех князей израильских помогать ему в этом.

Это публичное назначение Соломона наследником престола послужило поводом к новой внутренней смуте, отравившей последние дни царствования Давида. Оно нанесло смертельный удар честолюбивым замыслам четвертого по старшинству сына Давидова – Адонии, который, отличаясь красивой внешностью и пользуясь видимым расположением отца, доселе считал себя прямым наследником престола. Видя такой неблагоприятный для себя оборот дела, он, подобно своему брату Авессалому, решился силой овладеть престолом. Он успел навербовать себе немало приверженцев, и на его сторону стали даже беспокойный Иоав и главный священник Авиафар. Заговорщики устроили блистательный пир, на котором открыто провозглашали Адонию царем, а между тем престарелый Давид еще ничего не знал об этом. Тогда пророк Нафан открыл ему о заговоре и грозящей Соломону опасности, и встревоженный царь повелел немедленно взять Соломона к реке Гиону и там торжественно помазать его на царство. Помазание совершено было главным священником Садоком и пророком Нафаном, в присутствии многочисленного народа, который встретил это помазание восторженными ликованиями и сопровождал Соломона при возвращении его в город радостными кликами: «Да живет царь Соломон!» Пораженные такой неожиданностью, заговорщики рассеялись. Сам виновник смуты Адония искал спасения у жертвенника и оставил его только тогда, когда Соломон поклялся пощадить ему жизнь. Чтобы утвердить права Соломона на царский престол, Давид опять созвал главнейших представителей народа и выразил перед ними свою волю о том, чтобы Соломон был наследником его престола. При этом он еще раз увещевал их не ослабевать в ревности при создании великой святыни, именно храма Божия, который «должен быть весьма величествен, на славу и украшение пред всеми землями». Тут же Давид передал Соломону все чертежи будущего храма и его принадлежностей с описью материалов и богатств, которые увеличены были приношениями начальников и князей народа. В подтверждение воли царя принесены были жертвы, Соломон окончательно провозглашен царем, а преданный ему священник Садок помазан в первосвященника. В этом торжественном собрании народа и священнослужителей Давид, между прочим, сделал подробные распоряжения о порядке служения колена Левиина при будущем храме, а также и последние распоряжения касательно войска и всех других государственных дел.

Но вот приблизилась и кончина, когда должен был угаснуть «светильник Израилев» (3 Цар 2:1–11). Чувствуя приближение смерти, Давид еще раз призвал своего наследника и с своего смертного одра еще раз увещевал его исполнять заповеди Божии и законы Моисеевы, дав ему в то же время несколько мудрых советов касательно приближенных, из которых одних Соломон должен был удалить (и между ними беспокойного Иоава), а других приблизить и наградить. И затем, вознеся последнюю пламенную молитву о благоденствии своего сына-преемника, Давид умер «в доброй старости, насыщенный жизнию, богатством и славою». Всего царствования его было сорок лет, из которых семь в Хевроне и тридцать три в Иерусалиме, «городе Давидовом», где он и погребен был. Гробница его сделалась общей усыпальницей и для последующих царей иудейских.

В лице Давида религиозно-нравственный дух избранного народа нашел всестороннее и высшее свое выражение. В разнообразных событиях своей жизни Давид выступает перед нами как пастух, воин, поэт, мудрый правитель, пророк и царь, объединяя в себе лучшие качества своего народа – простоту, великодушие, благоразумие и сильный религиозно-нравственный смысл. Его религиозно-нравственные песни и псалмы, в которых он, смотря по обстоятельствам своей богатой приключениями и всевозможными испытаниями жизни, вдохновенно выражал свои чувства веры и упования на Бога, благодарности и славословия, радости и скорби, ликования и покаянного сокрушения, по силе и нежности выражения, равно как и по возвышенности и пламенности религиозного чувства не имеют ничего себе подобного не только в священной поэзии других народов, но и в книгах Ветхого Завета. Содержащиеся в них истины ближе всего подходят к истинам Нового Завета, и потому Псалтирь является и у христианских народов самой любимой книгой, в которой миллионы ищут и находят утешение и мир для своей борющейся с искушениями и невзгодами души. Как по своей жизни, так и особенно по своему духу Давид более, чем кто-либо в Ветхом Завете, был истинным прообразом Христа, который поэтому с особенной выразительностью называется «сыном Давидовым». Самое имя Давида сделалось историческим именем и увековечено в таких названиях, как «город Давидов», «престол Давидов», «семя Давидово»; оно считалось столь высоким, что уже никто не осмеливался носить его потом, вследствие чего мы уже и не встречаем его в библейской истории последующего времени. Высшей похвалой для Давида служит то, что в нем Сам Бог нашел «Себе мужа по сердцу Своему» (1 Цар 13:14), и что высотой его религиозно-нравственной жизни измерялась жизнь лучших из его преемников, похвалой для которых было выражение: «Он ходил первыми путями Давида, отца своего». Как и всякий человек, он нередко падал с высоты своего религиозно-нравственного идеала, и падал глубоко; но и в этом падении он преподал нам величайший пример покаянного сокрушения, дававшего ему возможность и силу вновь сбрасывать с себя бремя греховности и восставать для новой духовной жизни. Давид есть величайший образец нравственно-доброго и одушевленного возвышенными чувствами человека, который всеми силами стремится к добру и мужественно борется с одолевающими его искушениями. В этой борьбе он может падать и падать глубоко, но он никогда не оставит этой борьбы, и после всякого падения – со слезами и сокрушением вновь начнет эту нескончаемую, ожесточенную борьбу и в конце концов восторжествует в ней над всеми темными силами зла. Поэтому-то Псалтирь, как боговдохновенно-поэтическая летопись испытаний духовной жизни великого псалмопевца, и поражает своей изумительной жизненной правдой, и в ней всякий находит боговдохновенное выражение тех самых чувств, которые может испытывать каждый человек при различных обстоятельствах и превратностях жизни.

Соломон вступил на престол не более как 18-летним юношей. От отца своего он наследовал огромное государство, простиравшееся от «реки Египетской до великой реки Евфрата». Для управления таким государством, в котором, притом, было много различных завоеванных племен, готовых при каждом удобном случае восстать против завоевателей, требовался обширный ум и испытанная мудрость. Юный царь от природы был одарен светлым умом и проницательностью и, понимая трудность предстоявшей ему задачи, позаботился прежде всего водворить необходимый мир вокруг самого престола, чтобы всецело отдаться потом управлению государством. Это было тем необходимее, что, несмотря на окончательное провозглашение Соломона царем, во дворце продолжали существовать сторонники Адонии, к которым принадлежали даже такие лица, как великий священник Авиафар и военачальник Иоав. Нужно было сломить и уничтожить эту партию, и когда Адония однажды косвенно заявил свое притязание на престол просьбой о позволении ему жениться на последней наложнице Давида (Ависаге), то Соломон воспользовался этим случаем, чтобы окончательно устранить опасность посягательств на его престол. Адония был предан смерти, Авиафар «удален от священства Господня», опасный интриган Иоав также лишен был жизни, несмотря на то, что он искал убежища в скинии. Той же участи подвергся и Семей, который хотя и прощен был Давидом за свое злобное издевательство и злословие над ним, но при этом обнаружил такую ненависть к Давиду, что его невозможно было терпеть при себе юному царю.

После этого Соломон до позднейших лет своего царствования наслаждался глубоким миром, который составляет отличительную черту его царствования. Как могущественный государь, он легко приобретал дружбу соседних государей, и египетский фараон даже выдал за него свою дочь, с рукой которой Соломон получил в приданое важный город Газер, командовавший равниной Филистимской – этой большой дорогой между Египтом и Месопотамией. Как для израильтян, так и для окружающих их народов этот союз красноречиво свидетельствовал о том высоком положении и политическом значении, которого достиг избранный народ. Невольно рисуется поразительная противоположность теперешнего его состояния с тем, в каком он находился, будучи презренным рабом гордых фараонов. Так чудесно исполнил Бог все Свои великие обетования.

Вместе с государственным наследством Соломон получил от Давида и богатое духовное наследство – его преданность религии отцов. «И возлюбил Соломон Господа, ходя по уставу Давида, отца своего». Для изъявления благодарности за доброе начало своего царствования юный царь отправился в Гаваон, где находился главный жертвенник, и там принес богатую жертву – в тысячу всесожжений (3 Цар 3:3–15). И жертва была благоугодна Богу. «В Гаваоне явился Господь Соломону во сне ночью, и сказал Бог: проси, что дать тебе». Вопрос этот был испытанием для Соломона, и он ответил на него, как должно было ответить юному царю, призванному к управлению великим народом. «Господи, Боже мой! – отвечал Соломон. – Ты поставил раба Твоего царем вместо Давида, отца моего; но я отрок малый, не знаю ни моего выхода, ни входа. Даруй же рабу Твоему сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло; ибо кто может управлять этим многочисленным народом Твоим?» – «И благоугодно было Господу, что Соломон просил этого. И сказал ему Бог: за то, что ты просил этого, и не просил себе долгой жизни, не просил себе богатства, не просил себе души врагов твоих, но просил себе разума, чтоб уметь судить, вот, Я сделаю по слову твоему. Вот, Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе. И то, чего ты не просил, Я даю тебе – и богатство, и славу, так что не будет подобного тебе между царями во все дни твои. И если будешь ходить путем Моим, сохраняя уставы Мои и заповеди Мои, как ходил отец твой Давид, Я продолжу и дни твои». От радостного волнения юный царь проснулся и увидел, что это было лишь сновидение, но сновидение глубоко знаменательное, возродившее всю его духовную жизнь. Чудесно дарованную ему мудрость он скоро доказал знаменитым решением о спорном ребенке между двумя матерями (3 Цар 3:16–28) и еще более своим мудрым управлением, благодаря которому его государство сделалось по своему благоустройству образцом для всех окружающих правителей.

Свой двор Соломон устроил с пышным великолепием. Он окружен был приближенными сановниками, составлявшими как бы его государственный совет, из которых каждый заведовал вверенной ему частью управления. Так, кроме «дееписателя», священников и писпев при дворе были: военачальник (Ванея), друг царя (Завуф), начальник над приставниками (Азария), начальник над домом царским (Ахисар) и начальник над податями (Адонирам). Все государство в административном отношении разделено было на двенадцать округов, которыми управляли двенадцать «приставников», из которых каждый должен был доставлять продовольствие царскому двору на один месяц. Но кроме этого ему отовсюду присылались дары и подати – от всех покоренных царств и народов на огромном пространстве «от реки Евфрата до земли Филистимской и до пределов Египта». «Продовольствие Соломона на каждый день составляли: 30 ко́ров муки пшеничной и 60 ко́ров прочей муки, 10 волов откормленных и 20 волов с пастбища, и 100 овец, кроме оленей и серн, и сайгаков и откормленных птиц». Для охранения внеш него и внутреннего мира Соломон содержал сильное войско, которое он увеличил конницей и колесницами. У него было 1400 колесниц и 12000 всадников. Кони и колесницы вывозились из Египта, который славился ими. Каждая колесница стоила 600 сиклей серебра и каждая лошадь 150 сиклей серебра. Благодаря миру с соседними государствами начала быстро развиваться торговля, которая еще больше содействовала обогащению как двора Соломонова, так и всего народа. В Иерусалиме скапливалось так много драгоценных металлов, что серебро и золото сделались как бы равноценными простому камню; свозилось так много кедров ливанских для построек, что они стали равноценными сикоморам – простому строевому лесу в Палестине. Население вследствие этого быстро увеличивалось, наслаждаясь довольством и благоденствием. «И жили Иуда и Израиль спокойно, каждый под виноградником своим и смоковницею своею от Дана до Вирсавии, во все дни Соломона». Сам Соломон отличался не только царственным великолепием, но и царственно красивой внешностью и особенно царственной мудростью, изумлявшей современников. Священный историк изощряется в приискании достаточных слов для изображения этой мудрости. «И дал Бог Соломону, – говорит он, – мудрость и весьма великий разум, и обширный ум, как песок на берегу моря. И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов Востока и всей мудрости египтян.

Он был мудрее всех людей, и имя его было в славе у всех окрестных народов» (3 Цар 4:29–31). От своего отца он наследовал дар поэтического вдохновения, который вместе с его личной мудростью проявился в том, что он «изрек три тысячи притчей и тысячу пять песней»; вместе с тем его любознательный ум отдался исследованию природы, так что и в области естествознания он поражал современников обширностью и глубиной своих познаний: «и говорил он о деревах, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены; говорил о животных, и о птицах, и о пресмыкающихся, и о рыбах», т. е., одним словом, по всем отделам естествознания. Сочетание таких необычайных дарований и обширных познаний в юноше-царе, естественно, делало его чудом своего века. «И приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слышали о мудрости его».

Благоустроив внутренние дела государственного управления, Соломон не замедлил приступить к исполнению главного завещания своего отца Давида, именно к построению «дома имени Господа, Бога своего». Обстоятельства благоприятствовали началу предприятия. Старый друг Давида, Хирам, царь тирский, перенес свою дружбу и на его сына и, услышав о восшествии его на престол, отправил к нему посольство с поздравлением и заявлением дружбы. Соломон воспользовался этим случаем и через ответное посольство к Хираму просил его о содействии в построении храма. Хирам вновь ответил Соломону письмом, в котором охотно предлагал ему всякое содействие. Между ними состоялось соглашение, по которому Хирам обязывался доставлять кедровые брусья с Ливана, а Соломон должен был ежегодно поставлять во дворец Хирама условленное количество хлеба и оливкового масла, именно 20 000 ко́ров пшеницы и 20 ко́ров масла. Заготавливавшийся на Ливане строевой лес сплавлялся финикиянами морем до Яффы, откуда Соломон перевозил его в Иерусалим. Рабочие для этих работ набирались из подвластных иноплеменников, живших в различных частях страны. Их собрано было 153600 человек: 70000 из них употреблялись для перевозки брусьев, 80000 для рубки леса на Ливане и 3600 в качестве надзирателей. Кроме того, чтобы сделать храм вполне национальным предприятием и созданием, Соломон обложил повинностью и весь израильский народ, который должен был поставить 30000 рабочих для работы на Ливане, куда он и посылал их по 10 000 в месяц попеременно, так что один месяц они работали на Ливане, а два месяца оставались у себя дома. Кроме рубки леса они должны были тесать огромные камни под фундамент храма, для которого искусственно обделана была и самая гора Мориа, назначенная Давидом для возведения храма. Кроме рабочих и материала Хирам снабдил Соломона и главным архитектором, своим соименником Хирамом. Он был сыном одной вдовы из колена Данова. Отец его был тирский художник, от которого он и наследовал многосторонний художественный талант и мог исполнять все дорогие и изящные работы, необходимые для храма. Как главный архитектор и художник он стал во главе многих других художников, собранных самим Соломоном.

Наконец приступлено было к построению. Это было в 480 году от исхода израильтян из Египта, в четвертый год царствования Соломона, во второй день месяца Зиф, второго месяца церковного года (ап рель – май). Все подготовительные работы были настолько закончены, что самое возведение здания происходило в полнейшей тишине – без звука молота, и закончено было в 7 ½ лет, в восьмом месяце (Буле), одиннадцатого года царствования Соломона. Вся площадь, обнесенная стенами дворов храма, занимала около 600 квадратных футов. Самое святилище было небольших размеров, так как назначалось только для священнодействующих, а для народа предназначались обширные дворы. В общем, план храма был похож на план скинии, от которой он отличался только несколькими пристройками к святилищу, предназначавшимися для помещения священников и других служителей храма, а также сокровищницы и вообще необходимых служб. По своим размерам самый храм был как раз вдвое больше скинии, имел в длину 80 локтей и в ширину 40 локтей (скиния имела 40×20), и высота его была 30 локтей (скиния имела 15 локтей высоты). Храм состоял из трех частей: притвора, святилища и Святого святых. Притвор занимал 10 локтей всего помещения храма и украшен был двумя великолепными бронзовыми колоннами (Иахин и Воаз) в 18 локтей высотой каждая, кроме особых капителей, украшенных дорогой резьбой, представлявшей венцы наподобие лилии с гранатовыми яблоками на цепочках. Святилище, или среднее помещение, имело 40 локтей в длину и 20 в ширину (в скинии 20×10 локтей) и Святое святых представляло кубическое помещение в 20 локтей в длину, ширину и высоту (в скинии 10 локтей во всех трех измерениях). Вся внутренность храма была богато украшена дорогой резьбой и золотом. Над ковчегом завета, поставленном во Святом святых, были поставлены два херувима резной работы, покрытой золотом. Своими внутренними крыльями они соприкасались между собой над ковчегом, а внешними касались стен храма. В святилище кроме кедрового и покрытого золотом жертвенника кадильного поставлено было семь золотых светильников (на место одного в скинии) и стол хлебов предложения был заменен десятью золотыми столами, на которых кроме хлебов предложения помещались и все золотые сосуды, необходимые при богослужении. Храм был окружен двумя обширными дворами, обнесенными стенами. Двор внешний назначен был для народа, а двор внутренний для священников. На последнем находился огромный медный жертвенник, к которому нужно было подниматься по ступеням лестницы, перемежавшейся тремя площадками. Тут же пред притвором было «медное море», т. е. огромный медный умывальник, названный так по обширности своего объема, имевшего пять локтей высоты, 10 в диаметре и 30 в окружности. Он стоял на двенадцати медных волах, которые по три были обращены к четырем странам света, и имел изящный вид шестилиственной лилии. Рядом с ним находилось десять меньших умывальников для омовения жертв. В общем, храм представлял собой великолепное по богатству материалов и изяществу работы и украшений здание, высившееся на самой вершине горы Мориа. Вход с него был с востока и вел вверх по склону горы сначала во двор внешний, оттуда на несколько ступеней выше во двор внутренний, от которого также на несколько ступеней выше стоял уже притвор храма. Отдельные части храма разделялись между собой деревянными перегородками, покрытыми золотом. В святилище вели двойные врата изящной работы, а врата во Святое святых закрывались еще завесой из драгоценнейших тканей с изображением херувимов. Благодаря такому плану построения храма на горе, он, несмотря на свои сравнительно небольшие размеры, был «весьма величествен», а изумительное богатство украшений и самая ценность материалов поистине делали его «славой и украшением пред всеми землями», как и желал Давид в своем предсмертном завещании.

По окончании построения храма было совершено его торжественное освящение. Временем для него был избран самый радостный праздник Кущей, в седьмом месяце (Тисри = сентябрь – октябрь) священного года. Покончив все свои полевые работы и собрав виноград, народ собрался в Иерусалим со всех концов обширного государства Соломонова. Явились представители всех колен народа и все колено Левиино в своем полном составе. Вокруг великого жертвенника во внутреннем дворе рядами расставились священники для жертвоприношения и рядом с ними левиты-певцы в висонных одеяниях с кимвалами, псалтирями и цитрами и 120 священников с трубами. Сам Соломон занимал возвышенное место, дававшее ему возможность видеть весь обряд освящения. Священнодействие началось с торжественного поднятия и перенесения ковчега завета. Когда левиты с ковчегом приблизились к вратам притвора, многочисленный хор певцов грянул последние стихи 23 псалма: «Поднимите, врата, верхи ваши, и поднимитесь двери вечные, и войдет Царь славы». Часть хора спрашивала: «Кто сей Царь славы?», и весь хор опять отвечал: «Господь сил – Он есть Царь славы». Ковчег завета был поставлен в Святом святых под сенью крыл херувимов. В этот момент все огласилось звуками торжества. «И были, как один, трубящие и поющие, издавая один голос к восхвалению и славословию Господа, – и когда загремел звук труб и кимвалов и музыкальных орудий, и восхваляли Господа: ибо Он благ, ибо во век милость Его, тогда дом, дом Господень наполнило облако, и не могли священники стоять на служении по причине облака; потому что слава Господня наполнила дом Божий». Тогда царь поднялся с своего возвышения и благословил народ; рассказав историю построения храма, он опустился на колена и, воздев руки к небу, произнес великую посвятительную молитву, в которой просил о благоволении и милости Божией в будущих судьбах Израиля. «Господи, Боже Израилев! – молился Соломон. Если небо и небеса не вмещают Тебя, тем менее храм сей, который построил я. Но призри на молитву раба Твоего и на прошение его. Да будут очи Твои отверзты и уши Твои внимательны к молитве на месте сем. Священники Твои, Господи, да облекутся во спасение и преподобные Твои да насладятся благами. Господи, Боже мой! не отврати лица Твоего, помяни милость к Давиду, рабу Твоему»! Во время молитвы облако становилось все ярче и светлее, и в знак особенного благоволения «сошел огонь с неба и поглотил всесожжение и жертвы, и слава Господня наполнила дом». – «И все сыны Израилевы пали лицем на землю, и славословили Господа, ибо Он благ, ибо во век милость Его». Последовавшее затем празднество продолжалось две недели (вдвое против обычного праздника Кущей), и за это время было принесено в жертву 22 000 волов и 120 000 овец, причем как царь, так и весь народ соперничали щедростью приношений. По окончании празднества Соломон отпустил народ, и все «благословляли царя, и пошли в шатры свои, радуясь и веселясь в сердце о всем добром, что сделал Господь рабу Своему Давиду и народу Своему Израилю» (3 Цар 8:65–66).