Текст книги "Римские легионы. Самая полная иллюстрированная энциклопедия"

В середине I в. н. э. для оплаты жалованья 28 легионов, примерно 150 000 солдат вспомогательных войск, а также тех, кто служил на флоте, в преторианских и городских когортах, требовалось не менее 100 млн денариев в год, причем почти половина шла на вспомогательные войска, которые обеспечивали бо́льшую часть кавалерии[33]33
  Жалованье кавалеристам выплачивалось с учетом расходов на содержание коня.


[Закрыть], и одна треть – на легионы. В конце II в., когда число легионов достигло 30 и возросла численность вспомогательных частей, расходы на армию могли составлять порядка 600 млн сестерциев, а при Северах достигать 1127 млн сестерциев (включая наградные при отставке). Если учесть, что в начале I в. н. э. государственные доходы составляли от 200 до 250 млн денариев, то нетрудно посчитать, что содержание армии, по самым скромным, но наиболее вероятным оценкам, поглощало от 40 до 50 % государственных доходов. И это не считая денежных подарков и наградных выплат при увольнении в отставку, которые выплачивались, соответственно, из императорских средств и специальной военной казны.

Денежные подарки, называвшиеся донативами (donativa), выплачивались легионерам и преторианцам; солдаты вспомогательных войск стали получать такие выплаты только в правление Адриана (117–138 гг.). Со временем донативы стали достаточно регулярными, приурочиваясь ко дню рождения императора, дате его восшествия на престол, триумфам и т. п. случаям. В отличие от жалованья, которое выплачивалось из государственной казны, пополняемой собираемыми с провинциалов налогами, донативы выплачивал сам император из своих частных средств (patrimonium). Это обстоятельство подчеркивало их характер как личного благодеяния и щедрости правителя по отношению к армии. От Августа до Септимия Севера чаще всего размер такого подарка составлял 250 денариев. Но были и исключения. Август однажды выплатил воинам из граждан по 2500 денариев; Клавдий после своего восшествия на престол в 41 г. н. э. заплатил каждому преторианцу по 3750 денариев, Марк Аврелий еще больше – по 5000, что в сумме составляет около 60 млн денариев. Отметим, что донативы не выдавались полностью на руки солдатам: половина их удерживалась в общей кассе легиона, и эти деньги можно было получить только по выходе в отставку. Это делалось для того, чтобы воины не истратили их на удовольствия. Сундуки с легионной кассой хранились вместе со штандартами в знаменном святилище (apud signa), которое постоянно охранялось караулом. Делалось это, как пишет Вегеций (II. 20), для того, чтобы воин, который знал, что его деньги лежат в лагерной кассе, не помышлял о дезертирстве и храбрее сражался за знамена в бою.

Существенную долю военного бюджета составляли выплаты наградных выходившим в отставку ветеранам (praemia militiae). С 13 г. до н. э. при отставке ветеранам вместо надела земли стали выплачивать соответствующую сумму наличными (praemia nummaria). Как мы уже отмечали, Август создал для этих целей специальную военную казну, внеся в нее 170 млн сестерциев собственных средств в качестве начального капитала, а затем ввел новые налоги, которые касались в основном состоятельных слоев населения. Размер «выходного пособия» был установлен в 3000 денариев для легионеров и 5000 для преторианцев. Это была достаточно серьезная сумма. Если легионер-ветеран вкладывал полученное при отставке вознаграждение под 6 % годовых, то он мог ежегодно на протяжении 14 лет получать 300 денариев, то есть такую же сумму, какую составлял его стипендий. В 215 г. н. э. Каракалла увеличил «выходное пособие» до 5000 и 6250 денариев соответственно легионерам и преторианцам.

Ежегодно из одного легиона подлежали увольнению в отставку порядка 120 человек, что при количестве легионов 25–30 дает 3–3,6 тысячи ветеранов в год. Еще примерно столько же – из ауксилий. То есть всего 6–7 тыс. ветеранов в возрасте от 45 лет. Соответственно, общее число ветеранов в Империи составляло 100–120 тыс., то есть ¹/₃–¹/₄ численности армии. Если принять число ежегодно увольняемых легионных ветеранов в 3000 человек, то общая сумма наградных составит 9 млн денариев (солдаты-ауксиларии ветеранского вознаграждения не получали). Сюда надо добавить также преторианцев и ветеранов городских когорт, что дает еще 1,7 млн денариев. Если прибавить повышенные премии выходившим в отставку центурионам, то наградные выплаты в I в. н. э. теоретически составляли около 14 млн денариев.

Рельеф с изображением преторианцев или группы офицеров. I в. н. э. Лувр

Наградные ветеранам, достаточно существенные сами по себе, выплачивались единовременно, что требовало изыскания больших сумм наличных денег. Некоторые императоры, чтобы сэкономить на этих выплатах, под разными предлогами старались удержать ветеранов в строю, откладывая увольнение в отставку. Так поступал уже Август, и это стало одной из причин вспыхнувшего после его смерти в 14 г. н. э. мятежа легионов в Паннонии и Германии (Тацит. Анналы. I. 17). Так же действовал и Тиберий, понимая, что чем дольше солдаты удерживаются под знаменами, тем меньше в силу естественной смертности будет ветеранов (Светоний. Тиберий. 48. 2).

В целом же, согласно современным исследованиям, немногим более половины новобранцев, поступивших на службу в легионы, доживали до выхода в отставку. Это, между прочим, означает, что средняя продолжительность жизни солдат даже превосходила соответствующий показатель среди гражданского населения[34]34
  Scheidel W. Rekruten und Überlebende: Die demographische Struktur der römischen Legionen in der Prinzipatszeit//Klio. 1995. Bd. 77. S. 232–254; Idem. The Demography of the Roman Army//Measuring Sex, Age and Death in the Roman Empire. Ann Arbor, Michigan, 1996. P. 93–138.


[Закрыть]. Смертность же в результате военных действий в период принципата была значительно меньше, чем в эпоху Средней республики, – она составляла около 2,6 % от всех войск или 8,8 % от численности армий, активно задействованных в военных действиях, по оценке Н. Розенштайна[35]35
  Rosenstein N. Rome at War: Farms, Families, and Death in the Middle Republic. Chapel Hill, 2004. Р. 107–140.


[Закрыть]. Интенсивные боевые действия в период принципата велись в Иллирии и Германии во время восстаний местных племен при Августе, в гражданских войнах после смерти Нерона и при Септимии Севере, в Иудейских войнах, дакийских войнах Домициана и Траяна, Парфянских войнах Траяна, Вера и Севера, маркоманнских войнах Марка Аврелия. Все эти войны занимают около 50 лет из более чем 200 лет. Если предположить, что примерно треть армии (100 тыс. человек) была вовлечена в активные действия (каждый четвертый год), то ежегодный риск серьезных военных действий составит 1 к 12 в каждый данный год. Иначе говоря, каждый солдат, доживавший до отставки, был занят на войне всего два года из 25 лет службы. Если солдаты имели 10-процентный шанс быть убитыми в сражении в каждый год интенсивных боев, то средний риск насильственной смерти составлял до 0,8 % в год (или 2400 смертей в армии численностью 300 тыс. человек). Но и эта цифра представляется слишком высокой, так как она означала бы потерю 10 тыс. солдат в каждый год масштабных кампаний. Действительные потери в боях вряд ли превышали более чем на 10 или 20 % общую смертность военных. Это не значит, что в целом и в среднем боевые потери были незначительными. Но они были очень неравномерно распределены. В то время как отдельные части в определенные времена несли непропорционально серьезные потери, другие оставались практически не затронутыми в течение долгого времени. Так, 239 ветеранов VII Claudia, уволенные в отставку в 160 г., не имели опыта реальных сражений на протяжении всей своей 25–26-летней службы (CIL III 8110).

К названным выше расходам нужно прибавить те немалые средства, которые требовались на обеспечение армии лошадьми и тягловыми животными. По расчетам ученых[36]36
  Herz P. Finances and Costs of the Roman Army//Companion to the Roman Army… P. 315–316.


[Закрыть], если учесть, что одна лошадь служила в среднем 4 года, то ежегодно в армии необходимо было заменить 30 000–40 000 лошадей в мирное время. При цене одной лошади в 125 денариев на это требовалось от 3,75 до 5 млн денариев в год.

Фреска из Дура-Европос с изображением жертвоприношения

Немалых средств, по всей видимости, требовало проведение официальных празднеств и отправление культов в армии. Как показывает римский военный календарь, сохранившийся на папирусе III в. н. э. (Р. Duranum. 54), ежегодно было по меньшей мере 50 официальных празднеств, во время которых совершались жертвоприношения обычно в виде скота или вина и благовоний. В одной только Британии, по некоторым оценкам, ежегодно требовалось около 2000 голов скота для жертвоприношений[37]37
  Breeze D., Dobson B. Roman Officers and Frontiers. Stuttgart, 1993. Р. 530–534.


[Закрыть]. Кроме того, каждое утро дежурный офицер совершал жертвоприношение, что также стоило денег. Неясно, предназначались ли для их проведения те 12 денариев, которые отчислялись ad signa. Возможно, что офицеры частично оплачивали эти мероприятия из своих средств.

Помимо прямых денежных выплат военнослужащим и казенных расходов на снабжение войск всем необходимым, в цене армии нельзя не учитывать те траты и издержки на ее содержание, которые ложились на плечи провинциальных городских общин. Многие города и селения несли не только бремя налогов и податей, но должны были выполнять натуральные повинности по размещению войск и обеспечению транспорта. Расквартирование солдат на постой – эта повинность называлась hospitium – немало стоило провинциалам. Солдаты и офицеры, находившиеся в командировке или в походе, получали официальный документ (diploma) от своего командования, который давал им право требовать от гражданских лиц размещения и питания. Но часто солдаты не платили за предоставляемые услуги, на что провинциалы нередко жаловались наместникам (или даже самому императору), которые обещали пресекать подобные беззакония, но часто без особого успеха (CIL III 12336; OGIS 609). Это подтверждается одним любопытным папирусным документом из Египта, датируемым около 133–137 гг. Он представляет собой официальное распоряжение префекта Египта Марка Петрония Мамертина. В документе говорится, что до него дошли сведения о том, что многие воины без подтверждения своих полномочий ходят по окрестным селениям, требуют сверх должного лодки, ценности, людей, забирая одно для собственной надобности, другое – для того, чтобы снискать благорасположение начальства. В результате их наглости обывателям причиняется ущерб, а войско позорит себя алчностью и беззаконием. Поэтому префект, грозя строгими карами, категорически предписывает военачальникам и чиновникам не допускать подобные вещи (Select Pap. II, 221 = Daris, 49). Видимо, это было достаточно обыденным явлением. Два крупнейших юриста начала принципата Сервий Сульпиций и Антистий Лабеон, обсуждая обязательственные отношения между землевладельцем и держателем, как на вполне обычный факт указывали на воровство и грабежи со стороны солдат, проходивших мимо поместий (Дигесты. 19. 2. 15. 2; 19. 2. 13. 7).

На гражданское же население возлагалась большая часть транспортных расходов, связанных с предоставлением тягловых и вьючных животных, повозок и работников (angaria), а также транспортных кораблей (naves frumentariae); в лучшем случае эти расходы компенсировались по номинальной цене, в худшем – необходимые средства просто реквизировались без какой бы то ни было оплаты. Городские общины на Востоке, по-видимому, специально чеканили монету, чтобы оплачивать продвижение войск по их территории. Ответственность за все это возлагалась на местные власти. В I–III вв. города и провинции Империи, таким образом, несли немалую долю расходов по содержанию и снабжению армии, части которой размещались на их территории в постоянных лагерях или проходили, направляясь на войну.

Об организации снабжения войск во время военных кампаний речь будет идти ниже (глава 12). Здесь же отметим только, что на войне обязанности по снабжению войск, как и в период республики, возлагались на «друзей и союзников римского народа» (ср., например: Иосиф Флавий. Иудейские древности. XIV. 408; Тацит. Анналы. XIII. 7; 8; XV. 25; История. V. 1). Продолжало, разумеется, действовать и правило, сформулированное Катоном Старшим: война сама себя кормит (Ливий. XXXIV. 9. 12).

Армия частично обеспечивала сама себя не только на войне. Легионам в местах постоянной дислокации выделялась специальная земля (territorium (prata) legionis), на которой пасли коней и скот и занимались земледелием. Отчасти это делали сами солдаты, отчасти же гражданские лица или ветераны, которым эта земля сдавалась в аренду государством.

Вместе с тем при всех колоссальных издержках и расходах, которые шли на содержание вооруженных сил, невозможно оценить в финансовых показателях тот эффект, который давали политическая стабильность, внешняя и внутренняя безопасность державы, обеспечиваемые армией. С другой стороны, армия была наиболее организованной и квалифицированной рабочей силой в Империи. Военные строили не только военные укрепления и лагеря, но также дороги, мосты, порты и акведуки, которые предназначались и использовались гражданским населением, занимались разработкой полезных ископаемых в рудниках и каменоломнях, производили керамические изделия.

Все эти моменты создают сложную картину, и при современном уровне наших знаний невозможно точно оценить реальную стоимость содержания армии и военный бюджет Империи. Важно подчеркнуть, что общая налоговая политика императорского правительства, предполагавшая сравнительно невысокие налоги, и высокий уровень расходов на непроизводительные гражданские нужды (развлечения, зрелища, благоустройство) существенно ограничивали объем военных расходов. Эти ограничения, в свою очередь, обусловливали необходимость содержать относительно небольшую армию.

Вместе с тем, ориентируясь на преимущественно добровольное комплектование легионов и привлечение к службе качественного пополнения, власти императорского Рима должны были предпринимать комплекс мер, чтобы сделать жизнь военных достаточно сносной и компенсировать определенными юридическими привилегиями и материальными выгодами профессиональный риск, многочисленные тяготы и лишения, связанные с требованиями дисциплины и выполнением боевых задач. В период Ранней империи, судя по всему, правительству удавалось достаточно успешно справляться с этой задачей. В целом условия быта и жизни римских солдат были вполне приемлемы, а возможно, даже лучше, чем у значительной массы рядовых граждан, принадлежавших к плебсу; общий уровень благосостояния солдат по сравнению с массой рядового населения (особенно провинциального) имел тенденцию к неуклонному повышению в период Ранней империи. Во всяком случае, не подлежит никакому сомнению, что в императорском Риме была создана образцовая для Античности система социальных гарантий военнослужащим, которая, очевидно, имела и вполне определенную политическую цель – обеспечить лояльность войск императорской власти и не допустить их политической активности, подобной той, что имела место в конце Республики[38]38
  Wesch-Klein G. Soziale Aspekte des römischen Heerwesens in der Kaiserzeit. Stuttgart, 1998. S. 201; 207.


[Закрыть]. Этой же цели служила и разработанная, постоянно совершенствовавшаяся система юридических привилегий, которые предоставлялись ветеранам и, помимо соответствующего почета, давали солидные материальные преимущества, выражавшиеся в освобождении от налогов и повинностей и сопоставимые по своей стоимости с теми суммами, что получали выходившие в отставку солдаты в качестве наградных.

Глава 4
Император и войско

«…Воинам полагается получать приказы и награды только от императора и больше ни от кого».

(Тацит. Анналы. VI. 3. 1. Слова императора Тиберия)

«…Присягающие вам и вписываемые на службу воины держатся данного слова и предпочитают это и собственной жизни, и родителям, и отчизне, и всем домашним, несмотря на то что вы не можете доставить им нетленной награды…»

(Святой Юстин Философ. Апология I. 39)

Падение республиканского строя и установление в Риме единовластия в форме принципата произошло во многом благодаря армии. Именно легионы привели к власти Октавиана, и императорская власть никогда не могла отречься от своего революционного и военного происхождения. Власть императора, безусловно, опиралась на армию, зависела от поддержки легионов. Чтобы заручиться этой поддержкой, правителям Империи приходилось выстраивать особые отношения с армией, носившие во многом персональный характер. Требуя от своих войск стойкого перенесения тягот и лишений военной службы, дисциплины, личной преданности и политической лояльности, императоры, сосредоточившие в своих руках монополию на верховное распоряжение армией и покровительство солдатам, брали на себя обязательства обеспечивать материальное благополучие, почести и различные привилегии военнослужащих во время службы и по выходе в отставку. В свою очередь, солдаты видели в императоре не просто правителя, но верховного главнокомандующего, которому приносили присягу, и покровителя – патрона, как говорили римляне, с которым были связаны узами личной верности. Для любого принцепса важно было также утвердить и в общественном мнении, и прежде всего среди солдат свой образ как победоносного полководца, чьей прозорливости, доблести и счастью Рим обязан своими военными достижениями.

Военная служба стала рассматриваться как служба не столько государству, сколько лично императору, а сама армия – как принадлежащая персонально ему не только в силу его полномочий главнокомандующего, но и на основе обязательств персонального характера. В этом заключалось коренное отличие от ситуации периода Республики, когда, по словам Цицерона (Филиппики. X. 12), все легионы и все войска, где бы они ни находились, считались принадлежащими Республике. Император Тиберий, заявивший по восшествии на престол, что «воины принадлежат не ему, а государству» (Дион Кассий. LVII. 2. 3), явно лукавил. Уже в правление Августа выходит из употребления прежнее официальное наименование армии, которое звучало «легионы (войско) римского народа». Сам Август в своих «Деяниях» использует такие выражения, как «мои воины», «мое войско», «мой флот» (Деяния Божественного Августа. 15; 26; 30). Воины же в надписях нередко прямо указывают на то, что они сами или их легион принадлежат императору. В одной из надписей центурион Гай Эдузий именуется «центурион XXXXI легиона Августа Цезаря» (ILS 2231). Ветераны в надписях называют себя «ветеранами Августа», как, к примеру, в надписи, отмечающей почести, предоставленные городом Немаусом ветерану XVI легиона Юлию Фесту – «отставному солдату Тиберия Цезаря Августа, сына Божественного Августа» (CIL XII 3179 = ILS 2267). С именем императора связывается получение наград, почетной отставки и привилегий[39]39
  Eck W. Monumente der Virtus. Kaiser und Heer im Spiegel epigraphischer Denkmäler//Kaiser, Heer und Gesellschaft in der römischen Kaiserzeit. Gedenkschrif für Erick Birley/Hg. G. Alföldy, B. Dobson, W. Eck. Stuttgart, 2000. S. 483–496, особенно S. 493 ff.; Эк В. Император во главе войска. Военные дипломы и императорское управление//Вестник древней истории. 2004. № 3. С. 44 сл.


[Закрыть]. Примечательно, что в период принципата официальные письма императоров начинались фразой: «Если вы здоровы, хорошо; я и мои легионы здоровы».

Император Октавиан Август. Статуя с виллы Ливии у Прима Порта

Все воины были связаны с императором присягой (sacramentum militiae), которую они приносили через несколько месяцев после записи на службу, перед тем как их вносили в списки части. Потом эта присяга на имя правящего императора каждый год возобновлялась сначала 1 января, а начиная с правления династии Флавиев – 3 января. Точная формула присяги и особенности самой процедуры ее принесения в императорское время остаются неизвестными ввиду скудости имеющихся свидетельств. Судить об этом мы можем только по косвенным данным. Важно, однако, подчеркнуть, что в институте воинской присяги императорского времени, как и в других установлениях, обнаруживается противоречивое сочетание старинных традиций и принципиально новых моментов[40]40
  Общий обзор происхождения и истории римской воинской присяги, а также специальный анализ ее роли в отношениях императора и войска см.: Hebblewhite M. Sacramentum Militiae: Empty Words in an Age of Chaos//Circum Mare: Themes in Ancient Warfare/Ed. J. Armstrong. Leiden; Boston, 2016. P. 120–141.


[Закрыть]. В эпоху Республики собранные для ежегодной кампании легионы приносили клятву консулам, что будут следовать за ними, куда бы их ни повели, не покидать строй и повиноваться начальникам (Полибий. VI. 21. 1–3; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. X. 18; XI. 43; Ливий. XXII. 38. 1). В этом случае законно избранный магистрат, наделенный высшей государственной властью, включавшей и право совершать священнодействия (ауспиции), без которых римляне не мыслили отправление властных полномочий, выступал прежде всего в качестве посредника между войском и богами и только как таковой мог требовать присяги и повиновения[41]41
  Токмаков В. Н. Воинская присяга и «священные законы» в военной организации Раннеримской республики//Религия и община в Древнем Риме. М., 1994. С. 125–147; Он же. Сакральные аспекты воинской дисциплины в Риме Ранней республики//Вестник древней истории. 1997. № 2. С. 43–59.


[Закрыть]. В период Империи центральным пунктом воинской присяги, очевидно, стала личная верность принцепсу, которая предполагала повиновение ему не только и не столько как законному носителю сакральной, военной и государственной власти, сколько как конкретной личности. Неслучайно философ Эпиктет, рассуждая о служении высшему разуму, приводит сравнение с воинской присягой, которая требует от солдат превыше всего ставить спасение цезаря (Беседы. I. 14–17). Показательно, что присяга могла быть принесена воинами еще до того, как провозглашенный войском император официально признавался сенатом и народом[42]42
  Campbell J. B. The Emperor and the Roman army: 31 BC – AD 235. Oxford, 1984. P. 28.


[Закрыть]. Образцом здесь, возможно, послужила та клятва, которую жители Италии и западных провинций принесли Октавиану в 32 г. до н. э. перед объявлением войны Антонию и Клеопатре. Кроме того, воинская присяга, судя по некоторым косвенным свидетельствам, в императорское время стала включать обязательство хранить преданность не только императору как главнокомандующему, но и его семейству, как в клятвах, даваемых сенаторами и другими гражданами (например, ILS 190; Дион Кассий. LX. 9. 2). Важно также отметить, что со времени Августа присяга приносилась на имя принцепса войсками, расположенными не только в императорских, но и в сенатских провинциях, которыми формально управляли наместники, назначаемые сенатом, и все воины считались связанными одной присягой, принесенной одному императору-главнокомандующему (Тацит. История. IV. 46). Вместе с тем в формулу присяги, возможно, включалось обязательство быть готовым пожертвовать жизнью ради римского государства. Во всяком случае, на это указывает свидетельство Вегеция. Он писал уже в то время, когда христианство стало официальной религией Римской империи, и поэтому в приводимой им формуле присяги упоминается Святая Троица, но в остальном содержание воинской клятвы скорее всего восходит ко временам Ранней империи. Воины, пишет Вегеций (II. 5), «клянутся именем Бога, Христа и Святого Духа, величеством императора, которое человеческий род после Бога должен особенно почитать и уважать. Как только император принял имя Августа, ему, как истинному и воплощенному Богу, должно оказывать верность и поклонение, ему должно воздавать самое внимательное служение. И частный человек, и воин служит Богу, когда он верно чтит того, кто правит с Божьего соизволения. Так вот воины клянутся, что они будут делать старательно все, что прикажет император, никогда не покинут военной службы, не откажутся от смерти во имя римского государства».

Император Тиберий

Император Гай Калигула

Как можно видеть, у Вегеция подчеркивается религиозное значение воинской присяги, которая в Риме изначально была сакральным по своей сути актом, ставившим воина в особые отношения и с командующим, и с богами. Представляется, что с установлением принципата значимость того момента, который римляне называли «святостью присяги» religio sacramenti (Ливий. XXVI. 48. 12; XXVIII. 27. 4; Кодекс Юстиниана. VI. 37. 8), не только не уменьшилась, но, по всей видимости, еще более возросла в связи с общими установками политики Октавиана Августа, который стремился возродить древние традиции. Согласно римским традициям, нарушение присяги считалось преступлением против богов, преступивший ее становился sacer – дословно «посвященным подземным богам», то есть предавался проклятию, а значит, мог быть предан смерти без суда (Дионисий Галикарнасский. Римские древности. XI. 43; Макробий. Сатурналии. III. 7. 5; Исидор Сивильский. Начала. V. 24. 30). Воинская присяга сама по себе превратилась в объект культового почитания как обожествленное понятие. Ветераны в Интерцизе (Паннония) сделали посвящение «Гению Присяги» (AE 1924, 135); вероятно, они составляли коллегию почитателей этого культа (sacramenti cultores) (АЕ 1953, 10; 1959, 15). В одном из эпизодов романа Апулея «Метаморфозы» (Met. IX. 41) незадачливый легионер, у которого избивший его огородник отобрал меч, страшится Гения Присяги: утрата оружия фактически приравнивалась к дезертирству и каралась смертью (Дигесты. 49. 16. 3. 13; 49. 16. 14. 1). Вполне возможно, что в изложенной Вегецием формуле присяги сохранился традиционный, «языческий» взгляд, согласно которому военная служба и верность тому, кому принесена присяга, являются, соответственно, службой и верностью божеству. Неслучайно историк Геродиан называет воинскую присягу «священным таинством Римской державы» (VIII. 7. 4). В силу военной присяги, определявшей сущность воинского долга, воин оказывался в принципиально иных отношениях с императором, нежели гражданские лица.

Что касается процедуры принесения присяги, то в императорское время, возможно, сохранился тот же ритуал, который для II в. до н. э. описал Полибий[43]43
  Watson G. R. The Roman Soldier. N. Y.; Ithaka, 1969. Р. 44.


[Закрыть]. Из числа новобранцев выбирался наилучший и произносил слова клятвы, а все остальные воины повторяли за ним «Idem in me» («Так же и я») (Полибий. VI. 21. 3).

Разумеется, присяга, несмотря на свое религиозное содержание и суровые санкции, полагавшиеся за ее нарушение, не могла гарантировать абсолютного повиновения и преданности войск императору. Случались в истории императорского Рима и солдатские мятежи, измены и дезертирство, и даже переход на сторону врага целых легионов, как это было в 69 г. н. э., когда I Германский, IV Македонский и XVI Галльский легионы перешли на сторону восставших против римской власти галлов и германцев и принесли присягу их предводителю батаву Юлию Цивилису. Многое, естественно, зависело от личности и авторитета императора. Однако уже вскоре после кончины Августа Тацит, говоря о центурионах и солдатах, констатирует их глубоко укоренившуюся преданность Цезарям (Тацит. Анналы. II. 76). Имеется и немало конкретных примеров непоколебимой верности римских солдат своему долгу и присяге. Так, во время египетской кампании Октавиана его центурион Гай Мевий попал в плен и был приведен к Антонию и в ответ на вопрос, как с ним надлежит поступить, заявил: «Прикажи убить меня, потому что ни благом спасения, ни смертной казнью невозможно добиться, чтобы я перестал быть воином Цезаря и стал твоим» (Валерий Максим. III. 8. 8). Тацит (История. III. 54) рассказывает о центурионе Юлии Агресте, который с разрешения Вителлия отправился в расположение флавианцев, чтобы выяснить, что произошло под Кремоной. Когда он, вернувшись, рассказал Вителлию об увиденном, тот ему не поверил и обвинил в измене. Тогда Агрест в доказательство своей верности покончил с собой. Таким же образом покончил с собой и один солдат Отона, которому не поверили, когда он принес известие о разгроме при Бедриаке (Дион Кассий. LXIII. 11; Светоний. Отон. 10. 1), а другой пронзил себя мечом, чтобы доказать свою преданность Отону (Плутарх. Отон. 15). Как образец бескомпромиссной верности долгу прославился центурион Семпроний Денс: он единственный из всей когорты бросился на защиту Гальбы (или Пизона по Тациту) и погиб (Плутарх. Гальба. 26; Тацит. История. I. 43. 1; Дион Кассий. LXIII. 6. 4). Показательно, что в большинстве приведенных примеров образцом подлинной верности и преданности являются офицеры разных рангов. Это, возможно, объясняется не только тем, что они чаще привлекали внимание античных авторов, но и особым характером взаимоотношений полководцев и принцепсов с младшим командным составом. Верность императору была в сознании солдат неотделима от высшей доблести, достоинства войска, его благочестия. Иногда она даже приобретала демонстративный, исступленный характер, как в коллективном акте самоубийства, который совершили солдаты Отона во время его похорон (Светоний. Отон. 12. 2; Плутарх. Отон. 17; Дион Кассий. LXIII. 15; Аврелий Виктор. О цезарях. 7. 2). По словам Тацита, они покончили с собой не из страха, но из ревнивого чувства чести и любви к принцепсу (История. II. 49), и смерть их вызвала восхищение в войсках. Любовь и преданность к умершему императору солдаты выражали и по-другому, но при этом характерно, что они демонстрировали особый военный характер своей связи с покойным. Ветераны Суллы шествовали в его похоронной процессии строем со знаменами и в полном вооружении (Аппиан. Гражданские войны. II. 105–106); старые легионеры Цезаря сжигали оружие, которым украсились для похорон (Светоний. Цезарь. 84. 4), а на похоронах Августа воины, как самую ценную жертву, бросали в погребальный костер боевые награды, полученные от императора (Дион Кассий. LVI. 42. 2).

Император Гальба

Верность войска, безусловно, имела первостепенное политическое значение. В сенатском постановлении по делу Гнея Пизона, наместника провинции Сирия, обвиненного в убийстве Германика, сенат хвалит воинов, которые сохранили преданность и верность дому Августа (Постановление о Гнее Пизоне. Стрк. 160 сл.). Неслучайно эта верность в своих военных аспектах, как fides militum («верность воинов»), fides exercituum («верность войск»), fides legionum («верность легионов»), начиная с Траяна присутствует на монетах многих императоров[44]44
  Абрамзон М. Г. Монеты как средство пропаганды официальной политики Римской империи. М., 1995. С. 109 слл.; 131 слл.; 142.


[Закрыть]. Воинская «верность» почиталась и как обожествленная абстракция, о чем свидетельствует алтарь из Аквинка, посвященный Юпитеру Наилучшему Величайшему и Верности ветеранов (Fidei veteranorum – CIL III 14342). На утверждение идеи благочестивой верности было нацелено и присвоение легионам и другим воинским частям почетных наименований Pia («Благочестивый»), Fidelis («Верный, Преданный»). Так, двум легионам, VII и XI, сохранившим верность императору Клавдию, когда наместник Далмации Камилл Скрибониан попытался поднять мятеж, с одобрения сената было присвоено наименование «Клавдиев, Благочестивый и Преданный» (Дион Кассий. LX. 15). Впоследствии и другие императоры за те или иные отличия присваивали легионам почетные наименования, чаще всего производные от своего имени (Domitiana, Antoniniana, Severiana) или подчеркивающие преданность. В частности, III Августов легион со времени правления Септимия Севера имел название «Благочестивый и Карающий» (Pia Vindex).

Император Веспасиан

Лояльность армии по отношению к императору во многом зависела не только от денег, но и от того образа, «имиджа», которым обладал тот или иной носитель императорской власти. И в этом образе очень важной составной частью были военные качества, как реальные, проявленные в военных походах, так и виртуальные, создаваемые пропагандой. Военные заслуги и репутация хорошего полководца в глазах солдат были немаловажным аргументом, когда вставал вопрос о поддержке действующего императора или о выборе нового кандидата в принцепсы. Германик, обращаясь к мятежным легионам и убеждая их хранить верность Тиберию, напоминает им о победах и триумфах (Тацит. Анналы. I. 34). Тот же историк пишет, что, когда во время гражданской войны солдаты искали нового кандидата в императоры, они вспоминали о Светонии Паулине, «прекрасном полководце, стяжавшем своими британскими походами громкую славу»[45]45
  Светоний Паулин разбил восставших бриттов в 61 г. н. э.


[Закрыть] (Тацит. История. II. 37). Напротив, невоинственность и отсутствие компетентности в военных делах у правителя или претендента на власть часто критикуются античными авторами. Примечательные слова одного преторианского трибуна, участвовавшего в заговоре против Нерона, передает Тацит (Анналы. XV. 67). На вопрос Нерона, почему он дошел до забвения присяги и долга, этот офицер ответил: «Не было воина, превосходившего меня в преданности тебе, пока ты был достоин любви. Но я проникся ненавистью к тебе после того, как ты стал убийцей матери и жены, колесничим, лицедеем и поджигателем». От императора ожидалось поддержание должной дисциплины в войсках, но при этом в идеале он сам должен был служить в этом плане образцом, разделяя с солдатами тяготы службы и участвуя в военных упражнениях (подробно об этом мы скажем в главе 9).