Текст книги "Друзья, любовники, шоколад"

Глава пятая

На другой день она пришла в магазин на несколько минут раньше Эдди. Один из замков заело, и ей пришлось с ним побороться. Сделав неосторожное движение, она задела «тревожную» кнопку и, оказавшись в магазине, сразу услышала вой сигнализации. Казалось, необходимая комбинация цифр прочно впечатана в память. Но, вбежав в офис и увидев мигающие в полутьме огоньки, рычажки, кнопки, она вспомнила только одно: код – дата падения Константинополя. Конечно же, эту дату забыть невозможно, но сейчас вспоминалась лишь мисс Макфарлейн, историчка, в костюме из черного бомбазина, который та иногда надевала, возможно из уважения к директрисе, другой одежды не признававшей. Стоя перед рядами учениц, чинно сидевших в классе окнами на Джордж-сквер, она говорила: «Фатальный год для Запада, девочки. Фатальный год. Мы должны помнить эту дату, мои милые».

Мы должны помнить эту дату, мои милые, пронеслось в голове Изабеллы, и цифры сразу вспыхнули в памяти и заткнули сигнал тревоги. 1492. Она вздохнула с облегчением, но тут же слегка встревожилась, а потом сконфузилась. Константинополь пал не в 1492 году, а в 1453-м, когда султан Мехмед II сумел одолеть защитников города. «Помните, девочки, турок было больше ста тысяч, – говорила мисс Макфарлейн, – а нас – всего десять тысяч». Слушая мисс Макфарлейн, Изабелла на секунду – всего на одну секунду – смутилась. Мисс Макфарлейн шотландка и все-таки отождествляет себя с защитниками Константинополя. Если мы были защитниками, то кто был турками?

– В тысяча четыреста девяносто втором Колумб пересек океан, – пробормотала она.

– И что-то случилось в каком-то Константинополе, – произнес голос у нее за спиной. – Так Кэт сказала. И вроде так легче запомнить цифры.

Изабелла резко обернулась и увидела бесшумно вошедшего Эдди. Его внезапно раздавшийся голос сильно ее испугал, но зато хоть загадка разрешилась. Кэт записала ей комбинацию цифр и устно сообщила мнемоническое правило, которым пользовалась, а Изабелла послушно запомнила неправильную мнемонику, не успев ее скорректировать.

– Вот так люди и ошибаются, – сказала она Эдди.

– Неправильно запомнили число?

– Нет. Но Константинополь пал не в тысяча четыреста девяносто втором году. Он пал в тысяча четыреста пятьдесят третьем. Турок было больше ста тысяч, а нас… – Она замолчала, увидев, что Эдди непонимающе хлопает глазами.

Возможно, его вообще не учили истории. Знает ли оно Марии Стюарт, Марии Шотландской? Или об Иакове VI? Парень смотрел на нее смущенно и даже испуганно. Скорее всего, его жизнь изломана горькими обстоятельствами, вина за которые, безусловно, лежит не на нем.

– Приготовьтесь быть со мной терпеливым, – попросила она. – Мне случается совершать промахи. И как только меня угораздило включить эту сигнализацию?!

Он улыбнулся. Нервно, но улыбнулся.

– Я долго прилаживался к этой работе, – заметил он. – Труднее всего было запомнить названия всяких сыров. Чеддер и бри – это ладно, но все остальные… Тысяча лет прошла, пока запомнил.

– Это у всех так бывает, – ответила Изабелла. – В сырах я разбираюсь, и даже неплохо, в винах – тоже. Но когда дело доходит до специй!.. Кардамон, ну и все прочее. Никак не могу запомнить названий.

Эдди двинулся к выключателю. В офисе не было окна, и свет проникал сюда только из магазина, просачиваясь мимо кофейных столиков и мешков с мюслями и горьким рисом.

– Обычно я прихожу и сразу же готовлю все для кофе, – сообщил Эдди. – Тут есть любители выпить чашечку по пути на работу.

В магазине было несколько столиков, за которыми завсегдатаи пили кофе и просматривали с небольшим запозданием приходившие с материка газеты. Французская «Монд» и итальянская «Коррьере делла сера» бывали всегда, иногда к ним добавлялся немецкий «Шпигель», который привлекал Изабеллу довольно часто мелькавшими статьями о Второй мировой войне и исторической вине Германии. Память необходима, и какая-то часть немцев всегда будет помнить о том, что произошло, но неужели не придет время, когда мы сможем опустить занавес над всеми этими чудовищными картинами? Если хотим избежать повторения – никогда, говорят некоторые, и немцы очень серьезно относятся к этому мнению, хотя остальные народы в массе, возможно, и предпочли бы забыть. Нравственная серьезность делает немцам честь, считала Изабелла, и чувствовала к ним глубокую симпатию. Любой народ, кто угодно способен в минуты безумия на такие же преступления. Заслуга немцев в том, что они не побоялись взглянуть в лицо содеянному. А вот турки – предъявляют ли они столь же строгий счет своей истории? Если да, она, Изабелла, об этом не знает, и никто почему-то не пишет о геноциде армян, а ведь это чудовищное преступление произошло на памяти ныне живущих. Но все молчат. Все, разумеется, кроме армян. И бельгийцев, вдруг вспомнилось ей. Бельгийцы несколько лет назад провели у себя в Сенате резолюцию, осуждающую то, что случилось с армянами в Османской империи. Кто-то тогда сказал, что это превосходно, но почему бы им не осудить заодно злодеяния короля Леопольда в Конго? А ведь еще есть племена в Океании, чьи предки съели, да-да, буквально съели коренное население захваченных ими островов. Да и британцам случалось проявлять бесчеловечность в самых разных частях света. Это по их вине вымерли аборигены Тасмании. Немало разных жестокостей и преступлений вершилось под славным флагом Соединенного Королевства. Когда британские историки прямо заговорят о позорном участии Великобритании в торговле рабами? В том числе невольниками арабского происхождения. Не говоря уж о чернокожих африканцах (что явно не способствовало расцвету их континента). Мы все вели себя одинаково скверно, но в какой-то момент об этом потребовалось забыть или, как минимум, вынести знание за скобки, потому что, держа историю на мушке, мы неминуемо приходим к взаимным претензиям и обвинениям, заново скатываемся к жестокости и насилию, которые способно погасить только забвение и прощение.

Все это очень хорошо, но никак не относится к торговле деликатесами, вспомнила наконец Изабелла, встала и открыла сейф, набрав комбинацию цифр – 1915, – записанную для нее Кэт. 1915-й – первый год геноцида армян в Турции, но Кэт этого явно не помнила. На памяти Изабеллы племяннице вообще не случалось произнести слово «армяне». 1915 – четыре последние цифры ее телефона, так что за выбором кода скрывается вполне прозаичная, практическая причина.

Изабелла услышала шуршание кофейных зерен, которые Эдди засыпал в кофеварку, потом вдохнула аромат свежемолотого кофе. Заправила ленту в кассу, выложила еще одну пачку полиэтиленовых пакетов – пусть будет с запасом. И ощутила удовлетворение: всё в порядке, можно и начинать. Стоя на своем месте, Эдди подбодрил ее, со значением подняв оба больших пальца. Нас связывает чувство локтя, подумала Изабелла, особая солидарность, которую всегда дает совместная работа. Это не то что дружба, это чувство причастности к общему делу. Мы вместе работаем, и нас связывают невидимые нити верности и поддержки. Поэтому члены британских профсоюзов и называют друг друга «братьями» и «сестрами». Мы несем одно бремя и стараемся облегчить его друг для друга. Пожалуй, чересчур патетично для магазина деликатесов в центре Эдинбурга, подумалось ей, но все равно здесь есть над чем подумать.

Утро выдалось хлопотливым, но все прошло хорошо. Явился, правда, один неприятный клиент с полупустой бутылкой. Он объявил, что вино отдает пробкой, и потребовал заменить его. Изабелла знала, что в таких случаях Кэт не вступает в переговоры, а заменяет товар или же возвращает его стоимость, но, понюхав вино, отчетливо ощутила не специфическую горчинку пробки, а кисловатый душок уксуса. Отлив немного вина, она осторожно попробовала его на язык и, глядя прямо в глаза покупателю, парню в пестрой шерстяной шапочке, спокойно сказала:

– Это вкус уксуса. Бутылку оставили незакупоренной, и вино скисло.

Наблюдая за парнем, она подумала, что, по всей вероятности, он выпил половину бутылки, а потом так и оставил ее открытой на день или два. Этого было достаточно, чтобы при нынешней теплой погоде вино скисло. А теперь он желает получить вторую бутылку, и бесплатно. О привкусе пробки прочел, наверное, где-нибудь в газете.

– Я только что раскупорил бутылку, – возразил покупатель.

– Но тогда почему же выпито так много? – спросила Изабелла, указывая на уровень жидкости.

– Потому что я сразу налил себе полный бокал, Попробовал и выплеснул в раковину. Налил еще бокал, чтобы окончательно удостовериться, и снова вино отдавало пробкой.

Изабелла молча смотрела на парня. В том, что он врет, сомнений не было. Но доказать она ничего не могла.

– Хорошо, я заменю вам бутылку, – сдалась она, понимая, что вот так ложь и торжествует. А лжецы уходят безнаказанными.

– «Кьянти», пожалуйста, – объявил парень.

– Но вы покупали не «кьянти», – возразила Изабелла. – В вашей бутылке австралийский «шираз». «Кьянти» у нас в магазине дороже.

– Вы нанесли мне моральный ущерб. И должны его как-то компенсировать.

Изабелла ничего не ответила. Сняв с полки бутылку «кьянти», вручила ее покупателю.

– Если не выпьете сразу, непременно заткните пробкой и поставьте на холод. Это замедлит процесс скисания.

– Не надо мне этого объяснять, и сам знаю, – огрызнулся парень.

– Да, разумеется, – кивнула Изабелла.

– Я хорошо разбираюсь в испанских винах. – Ему было никак не уняться.

Эдди едва заметно улыбнулся, и в его глазах, как подметила Изабелла, мелькнула веселость. Да, мы тут чуть не устроили представление, подумала она. Эта вам не журнал «Прикладная этика». Но развлекает ничуть не хуже.

Обслуживая покупателей, она совсем забыла, что вскоре появится Джейми. Они договорились по телефону позавтракать рядом с магазином – в кафе, где ко всему прочему продавали оранжерейные растения. Эдди не уходил на перерыв, съедая ланч за прилавком, так что, когда ровно в час пришел Джейми, Изабелла с легким сердцем выскользнула из магазина.

Кафе было полупустым, и они сели за уютный столик у окна.

– Очень похоже на пикник в джунглях, – заметила Изабелла, кивком указывая на пальму у себя за спиной.

– Но, к счастью, без насекомых, – ответил Джейми, оглядываясь на огромную монстеру деликатесную. – Я очень рад, что вы смогли вырваться, – тут же прибавил он. – По телефону говорить не хотелось.

– Не стоит благодарности, это было не трудно, – ответила Изабелла.

И она говорила правду. Вид Джейми успокаивал. Теперь, когда он был рядом, все посещавшие ее неподобающие чувства отодвинулись и почти растворились в прошлом. Здесь, сейчас, с ней был Джейми, не человек, к которому она относилась с любовью, но просто друг.

Опустив голову, Джейми, казалось, весь ушел в созерцание скатерти. Ей были видны его скулы, ежик волос. Когда он наконец посмотрел на нее, она спокойно встретила и выдержала его взгляд. Глаза Джейми казались в здешнем освещении чуть ли не серыми. Какие добрые глаза, подумала она, и ведь именно это делает их такими красивыми.

– Вы с кем-то познакомились, – подсказала она.

– Да.

– Ну и?..

– И я не знаю, что делать. Вроде бы счастлив, но все так смешалось. Подумал, что вы как…

– Редактор журнала по прикладной этике…

– И друг. Наверное, самый мой близкий друг. Ни одной женщине не хочется слышать такое из уст мужчины, подумала Изабелла. Пусть даже он так к ней относится, слышать это неприятно. Но она поощрительно кивнула Джейми, и тот начал рассказывать:

– Трудность в том, что она… та, которую я встретил, совсем не похожа на мой тип женщин. Я и подумать не мог, что влюблюсь в нее. Честное слово, в голову не приходило.

– Обычная история со стрелами Амура, – мягко ответила Изабелла. – Он никогда не выбирает цели. Бьет наугад.

– Правильно. Но обычно все-таки представляешь, кто тебе нужен. Например, думаешь, что это будет кто-то вроде Кэт, а приходит совсем другая, и все летит кувырком.

– Именно так, – подтвердила Изабелла. – Да, все летит кувырком. Но зачем с этим бороться? Почему не признать, что это произошло, и не принять все с радостью? Если это, конечно, возможно. Но какие препятствия в наше время? Нет больше Монтекки и Капулетти. Нет социальных и прочих барьеров. И даже принадлежность к одному полу уже не проблема.

– Она замужем, – выпалил Джейми и снова уставился в стол.

У Изабеллы перехватило дыхание.

– И старше меня, – сказал он. – Примерно ваша ровесница.

К этому Изабелла была совершенно не подготовлена и не сумела скрыть своего смущения.

– Я так и знал, что вы не одобрите! – воскликнул Джейми. – Уверен был, что не одобрите.

Изабелла попробовала возразить, но он перебил ее:

– Нельзя было говорить это. Правильней было бы промолчать.

– Нет, – возразила Изабелла. – Спасибо за откровенность. – Она помолчала, пытаясь собраться с мыслями. – Конечно, все это неожиданно. Я не предполагала…

Она была просто парализована растерянностью. Самое оскорбительное, что эта женщина – ее ровесница. Естественно было предполагать, что Джейми потянет к молодой девушке, может быть, даже к девушке моложе его самого. Кто мог подумать, что соперница окажется и сверстницей? Нет, к этому она была совершенно не подготовлена.

– Я не стремился завести роман, – несчастным голосом продолжал Джейми. – А теперь просто не знаю, как быть. Такое чувство… да, такое чувство, будто я делаю что-то недостойное.

– И это правда, – откликнулась Изабелла, но тут же остановила себя. – Простите. Мне хочется посочувствовать, но… разве вы сами не видите, как недостойно принимать участие в обмане, почти неизбежном при адюльтере? Есть человек, чьим доверием вы злоупотребляете. Есть ложь, связанная с нарушением обещаний.

По-прежнему уставившись на скатерть, Джейми выводил пальцем воображаемые узоры.

– Конечно, я думал об этом. Но от их брака почти ничего не осталось. Официально он не расторгнут, но, как она говорит, у каждого своя жизнь.

– Однако они остаются супругами?

– Только формально.

– Живя в одном доме?

Джейми ответил не сразу.

– Она сказала, что они предпочли бы жить врозь, – выговорил он наконец.

Изабелла внимательно на него посмотрела. Протянув руку, коснулась локтя.

– Чего вы от меня хотите, Джейми? – спросила она. – Хотите услышать, что все в порядке? Вам этого хочется?

– Нет, не думаю. – Он покачал головой. – Просто хотелось обсудить.

Официант принес Изабелле большую белую чашку кофе с молоком, и, пригубив, она сказала:

– Это вполне естественно. Но поймите, я не могу давать вам советы. Вы сами прекрасно видите ситуацию. Вам не пятнадцать. Возможно, вы все же надеетесь на мое одобрение, на заверение, что все вполне приемлемо. Без этого вас терзает вина и вам страшно.

Внезапно ей вспомнились строки из Одена:

 
Смертен и грешен, но для меня
Без изъяна прекрасен.
 

Точнее о ее чувствах не сказать.

– Да, меня гложет вина. И да, я надеялся, что вы меня разуверите и скажете, что все нормально. – Голос Джейми звучал, как и прежде, печально.

– А я не могу этого сделать, – мягко ответила Изабелла и, взяв его руку, задержала ее в своей. – Ничего этого я сказать не могу, так?

– Так, – кивнул он.

– А чем я могу помочь?

– Позвольте рассказать о ней, – тихо ответил Джейми. – Мне очень хотелось бы этого.

Теперь Изабелле было ясно, что он влюблен. Влюбившись, мы жаждем говорить о предмете своей любви, хвастаться им, как трофеем. Нам кажется, что для других это так же значимо, как для нас. Предположение неверное: чаще всего чужие возлюбленные не представляют для нас особого интереса. И все-таки мы терпеливо слушаем, видя в этом свой дружеский долг. Именно так и повела себя Изабелла. Она слушала молча, а если вставляла словцо, то с одной только целью: помочь рвущемуся из души рассказу – покаянному перечню человеческих слабостей и надежд.

Глава шестая

На другой день магазин открыл Эдди. К приходу Изабеллы кофе уже был сварен, и, едва она показалась в дверях, он налил ей чашку.

– Полный порядок, – доложил он, протягивая кофе. – Я тут поговорил с поставщиками, попросил завезти товар после обеда. Они согласны.

– Вы отлично справляетесь, – улыбнулась ему Изабелла, глядя на Эдди поверх ободка своей чашки. – Думаю, я здесь и не нужна.

– Нет, что вы! – на лице Эдди отразилась неподдельная тревога. – Нужны, и очень.

– Да я просто пошутила, – успокоила его Изабелла. Она уже и раньше отмечала, что он почти не улавливает подтекста, и теперь промелькнула мысль: а не страдает ли он синдромом Аспергера? Этот недуг проявляется в разной степени; возможно, у Эдди он в слабой форме. И тогда это объясняет и застенчивость, и замкнутость.

Прихватив чашку, Изабелла прошла к столу Кэт. Письма, которые принес Эдди, не содержали ничего важного. Разве что непонятный чек с требованием оплатить его в семидневный срок. Изабелла попробовала спросить, что это и откуда, но Эдди только пожал плечами. Было еще письмо от поставщика, сообщавшее, что отправка моцареллы из Италии задерживается и сыр придет с опозданием, но Эдди сказал, что это не страшно – в магазине остался хороший запас.

Затем пошли покупатели. Изабелла продавала баночки с оливками и высушенными на солнце томатами. Резала сыр, заворачивала хлеб, тянулась к полкам, где высились башенки консервированного филе макрели. Говорила с покупателями о погоде, о новостях, появившихся в сегодняшнем «Скотсмэне», и – хотя мало что понимала в этом – о планах муниципалитета. Так прошло утро, и за все время не выдалось ни минуты свободной для размышлений о нравственной философии. Что тут же привело к выводу: именно так и живет большинство людей. Не размышляя, а делая, не думая над поступками, а совершая их. И если так, философия – роскошь, забава для тех, кому нет нужды день-деньской резать сыр или заворачивать хлеб. Когда стоишь за прилавком, Шопенгауэр растворяется где-то вдали.

Но хотя думать о журнале «Прикладная этика» времени не было, для мыслей о Джейми его оказалось вдосталь. Весь предыдущий вечер, пытаясь сосредоточиться на журнальных проблемах, Изабелла неизменно ловила себя на том, что снова и снова прокручивает в уме рассказ Джейми. Новость о его увлечении Луизой – он называл ее только так, не упоминая фамилии, – поначалу огорчила Изабеллу, но затем ей стало понятно, что ее огорчает и то, что Джейми рассказывает о предмете страсти. Было понятно, что в этой истории нет ничего романтического, как бы Джейми ни старался набросить на нее розовый флер. Он увлечен до беспамятства, думала Изабелла, но Луиза не отвечает ему взаимностью. Расчетливая, изнывающая от скуки женщина не расстается с постылым мужем, который к тому же ей изменяет, потому что брак несет ей достаток и удобства. Она никогда не уйдет из дома, а Джейми, вероятнее всего, нужен, чтобы слегка поквитаться с забросившим ее супругом. Именно эту стратегию часто рекомендуют несчастным женам. Вами пренебрегают? Заставьте его ревновать. Джейми тут идеальная кандидатура: молод, красив, немного богемен.

Сегодня Изабелла не ушла на ланч, а устроилась за одним из столиков для посетителей. Эдди справлялся с покупателями, и она, развернув «Коррьере делла сера», бегло просматривала новости. В основном бесконечные баталии между политиками. Создание коалиций, стремление использовать любое преимущество, лжецы, крикливо обвиняющие во лжи. Было и обращение Папы, трактующее важность папских обращений.

Оторвав глаза от газеты, Изабелла потянулась за сандвичем и увидела возле стола мужчину с тарелкой в руке.

– Не возражаете? – спросил он, кивком указывая на свободный стул.

Только тут Изабелла заметила, что, пока она изучала газету, зал заполнился.

– Конечно нет. – Изабелла улыбнулась спрашивавшему. – Тем более что я быстро закончу. Я здесь на работе.

– Думаю, перерыв на ланч вам, как и всем, положен, – сказал мужчина, усаживаясь и пристраивая тарелку.

– О, я тут человек временный, – с улыбкой заметила Изабелла. – Заменяю племянницу.

Взглянув на его тарелку, она увидела крошечную порцию помидорного салата, несколько лесных орехов и одну сардинку. Он явно сидел на диете, хотя никакой надобности в этом не чувствовалось. Пятьдесят с хвостиком, подумала она, и ни намека на избыточный вес. Скорее, наоборот. Она невольно отметила, что он из тех, про кого ее экономка Грейс говорит: «Видно, не из простых», а сама Изабелла употребила бы слово «интеллигентный».

Взгляд, брошенный ею на тарелку незнакомца, не ускользнул от его внимания.

– Действительно, скудновато, – признал он со вздохом. – Но ничего не попишешь.

– Щадите сердце?

– Да, – кивнул он. И пододвинув сардинку к салату, добавил после короткой паузы: – Это второе.

– Второе блюдо? – переспросила она и тут же поняла, что он имел в виду. Кровь бросилась ей в лицо, она начала извиняться, но он жестом остановил ее:

– Это я выразился неточно. Вы правы, у меня трансплантат. И строгие предписания врачей. Ничего, кроме салатов, сардин и всего столь же диетического.

– Все это тоже бывает вкусным, – проговорила она, но поняла, что слова ее звучат неубедительно.

– У меня никаких претензий к диете, – успокоил ее собеседник. – Я чувствую себя лучше, чем прежде. Не ощущаю голода, и оно, – замолчав, он коснулся лацкана пиджака, – оно, которое теперь следует называть моим сердцем, блаженствует на этом рационе и препаратах, подавляющих реакцию иммунной системы.

Его слова разбудили любопытство Изабеллы.

– Но это действительно ваше сердце, – сказала она. – Теперь оно ваше. Вы получили его в подарок.

– Но это и его сердце, – возразил собеседник. – К счастью, я знаю, что это был он, мужчина. Если б оно принадлежало женщине, все было бы еще невероятнее, не правда ли? Я превратился бы в мужчину с женским сердцем. В совершенно нового человека. Вам так не кажется?

– Возможно, – отозвалась Изабелла. – Но меня заинтересовало то, как вы говорите о его сердце. Вещи, которыми мы владели, остаются нашими, даже когда переходят к другому. На днях я увидела на улице свою старую машину и, посмотрев на женщину за рулем, подумала: она ведет мою машину. Похоже, отголоски чувства собственности сохраняются еще долго после того, как собственность от нас уходит.

Вооружившись ножом и вилкой, мужчина готовился приступить к завтраку.

– Простите, – глянув на него, извинилась Изабелла. – Ваш ланч ждет вас, а я тут произношу монологи.

– Нет-нет, продолжайте, – со смехом откликнулся он. – Я обожаю разговоры без банальностей. Ведь куда чаще мы потчуем друг друга поверхностной болтовней. А вы пускаетесь в лингвистические или, точнее, философские разговоры, не смущаясь салатом с сардинкой. Прекрасно! – Он помолчал и добавил: – После того, что я пережил, после того как едва разминулся со смертью, мне куда меньше хочется тратить время на светскую болтовню.

– Это естественно, – посмотрев на часы, заметила Изабелла.

Перед кассой выстроилось уже несколько покупателей, и Эдди успел выразительно посмотреть на нее, как бы прося о помощи.

– Простите, – произнесла она. – Но мне нужно вернуться к работе.

Мужчина смотрел на нее, улыбаясь.

– Вы сказали, что для вас это не постоянная работа. А чем вы занимаетесь постоянно?

– Философией. – Изабелла поднялась со стула.

– Отлично, – одобрил мужчина. – Прекрасно.

Видно было, как ему жаль, что она уходит. Изабелла тоже предпочла бы остаться. Хотелось побеседовать о сердце, о том, что оно для нас значит. Хотелось узнать, каково человеку, когда в груди бьется чужой его телу комок плоти – кусочек живой материи, изъятый у другого и продолжающий жить. Хотелось понять, какие чувства пробуждает в родных донора сознание того, что часть близкого человека (Изабелла сознательно отсекла выражение «того, кого они любили», слишком уж оно пахло миром превративших его в клише предприимчивых американских дельцов) по-прежнему жива? Возможно, этот случайный собеседник знает ответы на занимающие ее вопросы и смог бы поведать их. Но пока надо было взвешивать сыр и высушенные на солнце томаты. В данный момент это было куда актуальнее, чем все проблемы сердца и его значения для нас.

Вечером она предпочла бы отдаться безделью, но не получилось. День выдался трудным, покупатели шли и шли. Изабелла с Эдди трудились без устали чуть ли не до семи. И теперь, вернувшись домой и увидев на столе оставленную Грейс аккуратную стопку конвертов, среди которых было и несколько пакетов с рукописями, она попросту пала духом. Больше всего ей хотелось съесть легкий ужин в комнате, выходящей окнами в сад, потом погулять по саду, высматривая Братца Лиса – осторожную, ловко прячущуюся от всех лису, которая умудрилась прижиться в городе и иногда появлялась рядом с ее домом, – и напоследок понежиться в теплой ванне. Но об этом нельзя было даже подумать. Ведь каждый день приносит новую почту, и растущие кипы корреспонденции начнут досаждать ей, укоризненно напоминая о себе каждый раз, как она войдет в кабинет. Поэтому остается только одно – сесть за работу. Она уже собралась сделать это, когда зазвонил телефон и голос Джейми сообщил, что они с Луизой едут в Балерно и, если Изабелла не против, по пути (вовсе не по пути, отметила про себя Изабелла) заскочат выпить бокал вина. Изабеллу так и подмывало сказать: «Нет, я против», но, хотя ворох неразобранной почты лез на глаза, она все же произнесла: «Да, конечно, пожалуйста». Мелькнула мысль об акразии, слабости воли, не позволяющей нам воспротивиться своим желаниям, хотя мы и знаем, что правильнее было бы им противостоять. Но разве она хочет видеть Джейми с Луизой? Единственное объяснение – любопытство.

Она повесила трубку. И ни за что уже не могла взяться. Ужинать расхотелось. Попробовав разбирать письма, она мгновенно поняла, что все ее усилия бесполезны, и махнула на них рукой. На столе лежало больше двадцати пакетов, завтра придет еще самое меньшее пять-шесть – и так непрерывно, без всяких пауз. Но даже вспыхнувшие в сознании цифры (больше полутораста писем в месяц!) не смогли оказать никакого действия, и, усевшись в передней гостиной, своего рода холле, Изабелла принялась в ожидании Джейми листать журнал. Итак, они едут в Балерно. Балерно – западный пригород Эдинбурга с живописно раскиданными домами, каждый из которых окружен садом и поблескивает окнами, как прямоугольными глазами. Балерно – сонное, респектабельное предместье, где не происходит ничего необычного.

Потом вдруг вспомнилась фраза, сказанная давным-давно, когда она была еще школьницей или молоденькой девушкой. Кто-то сказал, нет, прошептал на ухо, что пригороды Эдинбурга славятся адюльтерами и особенно знаменито ими Балерно. Да, кто-то сказал так, хихикая. Это было хихиканье школьницы, вполне понятное, ведь вся картинка так сразу и встала перед глазами. Запертый в пригороде, ты непременно захочешь кинуться в авантюру. Адюльтер после городской вечеринки где-нибудь в офисе страховой компании, укромные свидания в отелях Пертшира под предлогом корпоративного выезда на природу. Краденые минуты угарной страсти, противодействие пустоте предсказуемой жизни.

Джейми втянули в этот круговорот, и он едет в Балерно. Изабелла невольно поморщилась. Это нельзя назвать романом – только постыдной интрижкой. И бедный Джейми попался на удочку этой Луизы, зрелой бабенки, равнодушной, скорее всего, к его музыке, душе, стремлениям. Для нее он всего лишь игрушка.

Думая о Луизе и ее грязных целях, можно впасть в ярость, но нет, я не позволю себе этого, решила Изабелла. Гнев – дурной советчик, ему нельзя доверять, негоже уподобляться жене Тэма О'Шентера, которая, по словам Бернса, лелеяла свой гнев, чтоб тот вдруг не простыл. Нет, я должна полюбить Луизу. Это мой долг. Не потому, что мы должны любить все человечество – если ты не святой, это немыслимо, – а потому, что Джейми хочется, чтобы я ее полюбила.

Дверной звонок прервал ее размышления о долге, накладываемом дружбой. Открыв дверь и увидев Джейми, она сразу же поняла, что верно предугадала чувства, с которыми он войдет. На лице вспыхивали то тревога, то надежда. Изабелле захотелось шепнуть: «Все в порядке. Не бойтесь». Но, разумеется, это было немыслимо. За спиной Джейми, словно разглядывая вечернее небо, стояла Луиза.

– Входите! – пригласила Изабелла.

Официальное знакомство произошло уже в холле. Представляя Луизу, Джейми не произнес ее фамилии. В последнее время этот отход от принятой формы распространился так широко, что Изабелла почти не обращала на него внимания. Но в данном случае для умолчания были, возможно, и особые причины. Кто знает, выходит Луиза с Джейми открыто или украдкой?

Глядя гостье в лицо, Изабелла улыбнулась. Луиза в основном была такой, как она и предполагала. Под сорок, среднего роста, в довольно длинной красной юбке и мягкой стеганой зеленой курточке, из тех, что вошли в моду на Западе во времена мадам Мао, – это называлось «крестьянский стиль». Укороченная курточка и юбка были из самых дорогих магазинов, и весь облик женщины, как подумала Изабелла, свидетельствовал о привычке к роскоши и комфорту. Прочное материальное благополучие сообщает человеку особую самоуверенность – безмятежное убеждение в доступности всего, что хочешь. Женщина, стоящая перед Изабеллой, испытывала именно такую уверенность. Богатые вписываются куда угодно, подумала Изабелла, их появление просто не может быть неуместным.

А что касается лица – высоких скул и широко расставленных темных глаз, – оно приводило на память черты, которые запечатлели на холсте художники-маньеристы в тщетных попытках воссоздать облик Мадонны, рожденный мастерами итальянского Ренессанса. Это, вне всякого сомнения, красивое лицо, способное привлечь любого мужчину, даже и совсем молодого, суммировала Изабелла, но тут же признала эту мысль неблагородной и, пожимая Луизе руку, заставила себя улыбнуться, меж тем как Луиза, бестрепетно встретив ее взгляд и в свою очередь улыбнувшись, явно раздумывала, что представляет собой Изабелла и какова ее роль в жизни Джейми. Опасна ли она? Да, привлекательна, но она же философ, зарылась в книги и смотрит на все (то есть на молодых людей, романы и прочее) сверху вниз.

Они все вместе прошли в гостиную, и Изабелла предложила гостям сухого белого вина. Джейми взялся разлить его по бокалам, и Изабелла отметила, что этот непринужденный жест не прошел мимо внимания Луизы. Изабелла порадовалась: отлично, пусть дамочка знает, что они с Джейми давние друзья.

– Ваше здоровье! – сказала Изабелла, обращаясь сначала к Джейми, потом к Луизе.

Все трое уселись. Луиза облюбовала диван и, опустившись на него, тихо погладила лежавшую рядом подушку, словно бы приглашая Джейми сесть рядом. Он подчинился.

Устроившись напротив, Изабелла посмотрела на Джейми. Ни слова не было сказано, но Луиза заметила их быстрый обмен взглядами и невольно нахмурилась, что, естественно, не ускользнуло от Изабеллы.