Текст книги "Танец волка"

Глава тридцать девятая
Беда

Есть такое правило: раненым время – после победы. Если бы не отец Бернар, моя Гудрун, возможно, была бы мертва. Выкидыш. Или преждевременные роды. Уж не знаю, что это было. От этого и кровь.

Отец Бернар сказал: не удержала. Но он сделал всё, что надо. И Гудрун – жива. Мертв только ребенок. Но он родился мертвым. Задохнулся, сказал отец Бернар. И добавил: все равно умер бы. Слишком маленький.

А жизни Гудрун ничего не угрожает. Горячки не будет. Кровь остановилась.

Очень сильная женщина, сказал отец Бернар. Другая могла бы умереть.

– Простишь ли ты меня? – Первое, о чем спросила меня Гудрун. – Я потеряла твоего сына.

– Это была бы дочь, – соврал я.

И Бернар кивнул, подтверждая. Младенца уже похоронили. Никто не узнает, какого он был пола.

Не думаю, что ей стало намного легче. Да и поверила ли Гудрун в мою ложь? Она ведь с самого начала была уверена: сын. Она через такое прошла, чтобы его сохранить…

И вот.

Женщины не должны сражаться. Это неправильно. Но Гудрун – сражалась. Я ее научил. И она убила Мьёра-ярла.

Было так: пока мои бойцы удерживали главный вход, Мьёр с двумя хирдманами вошел через «черный». Хитрая сволочь. Вот поэтому я его и не видел. Пока главные силы демонстративно ломали ворота, а отдельные «десантники» форсировали стену, Мьёр-ярл с несколькими хирдманами, втихую, забрался с тыла.

И тут сконцам улыбнулась удача. Задняя дверь длинного дома, не кожаная, как на главном входе, деревянная, оказалась открытой.

Может, заложить забыли, а может, кто-то из трэлей решил смыться и оставил дверь нараспашку…

Глупо было не воспользоваться такой удачей, и Мьёр – воспользовался. Взял двух бойцов, еще троих оставил снаружи…

Гудрун с другими женщинами была на «священном месте», сразу за идолами. Мьёр со своими вышел прямо на нее. И обрадовался.

– А ты еще красивее, чем поют скальды, – сообщил ярл, без малейшей опаски приближаясь к Гудрун.

А чего бояться? Вокруг – верещащие от ужаса женщины. Сама Гудрун хоть и с оружием, да кто ж примет в расчет этот легонький клинок, тем более в руках беременной женщины? Ярлу бы еще ножа испугаться!

– Пойдешь ко мне наложницей? – бесхитростно предложил ярл моей жене.

Щедрое предложение. Живых они оставлять не собирались: свидетели же. А предложение – честное. Мог бы и не спрашивать. Кто интересуется мнением женщины, взятой железом? Все равно, что у трофейной лошади спросить: желает ли она носить нового хозяина.

И тогда у Гудрун упала планка.

Мне это Бернар рассказал. Он все видел.

Искусству айдзюцу я Гудрун специально не обучал, но, по словам монаха, она будто взорвалась. Никто из сконцев глазом моргнуть не успел, как меч оказался в руке моей жены. Вернее – в брюхе у Мьёра-ярла. А это, заметьте, очень непросто было, потому что брюхо это было прикрыто добротной кольчугой.

Спутники ярла стояли с клинками наголо, но, когда поняли, что происходит, один уже получил пару дюймов стали в горло. Второй, наверное, мог бы зарубить Гудрун. Но он то ли пожалел, то ли не понял, что ярл – не жилец, ведь он стоял, не падал и оружие не выпустил. Хирдман побоялся рубить будущую наложницу своего вождя. Ударил по ее легкому клинку и вышиб без проблем. Но больше он ничего не успел, потому что тихая и безотказная ткачиха Бетти, схватив самый обычный топор, которым не людей – дрова в печку рубят, замахнулась посильнее да и всадила его в толстую викингову шею. А потом бросилась к задней двери: заложить вход деревянным засовом… Не успела. Ворвались оставленные снаружи сконцы. Отшвырнули англичанку, увидели оседающую на пол Гудрун, бросившегося к ней отца Бернара, своего убитого ярла, хирдманов…

Мысль, которая возникает в сознании каждого викинга от такой картины: «Убей их всех!»

Это большая удача, что у Стюрмира – избирательный слух. Я бы в таком бедламе, что царил на подворье, не услышал ничего. А он услыхал мужской голос. Причем опознал его, как чужой мужской голос, бросил Хавуру: «Со мной!» – и бросился к «черному» входу.

Успел как раз вовремя, чтобы принять на щит направленный на отца Бернара клинок. Подскочивший Хавур метнул копье в сконца, заслонившего дверной проем, но тот успел отскочить. Стюрмир рубанул своего противника. Тот отступил, и еще раз, перекрыв вход. Теперь они рубились со Стюрмиром один на один, остальные теснились сзади. Хавур – за спиной Стюрмира, пара сконцев – за спиной своего. Тесно, темно, неудобно… Я с легкостью представлял, как это было. Здесь решало не столько умение, сколько грубая физическая сила. Как в перетягивании каната или толкании бревна. Размахнуться невозможно. Колоть – очень неудобно, потому что ни сфинтить, ни сменить позицию. Стюрмир – здоровенный мужик. Сконец тоже оказался богатырем. Так они пыхтели и толкались, время от времени скрежеща железом по броне и пиная друг друга ногами, пока Стюрмир не ухитрился зацепить противника стопой, одновременно с толчком вперед. И сконец потерял равновесие. И вскрылся. И получил колотую – в печень. Причем Стюрмир даже не столько уколол, сколько – продавил.

И сразу сошелся со вторым…

Короче, он убил всех троих. Одного за другим. Убил, заложил дверь и вернулся к главному входу. Вот такой у меня друг-соратник.

Бедная моя девочка!

Скандинавские женщины – крепкие. Они, беременные, и на конях скачут, и работают не меньше здоровых… Но бой – это слишком.

– У нас будут еще дети, – пообещал я. – Сыновья. Трое.

Я держал ее лицо в ладонях. Очень бережно, потому что ладони у меня теперь – хоть гвозди забивай. Я глядел в эти чудные влажные глаза – и вся боль, весь ужас мира, недавнего побоища, безумия, смерти… Всё это уходило, пряталось, таяло, как тает воспоминание о сне под лучами солнца.

– Гуд-рун…

– Ульф… Муж мой… – Моя девочка улыбнулась как-то совсем жалко и спросила тихонько: – Значит, ты на меня не сердишься?..

Глава сороковая
Победа, Вера и Сигурд Рагнарсон

Мы победили. И потеряли всего троих: Юсуфа, Дриву и Тори. Как всегда: гибнут самые слабые. Еще не оправившийся от раны Юсуф и два новичка.

Нам повезло. Задержись Свартхёвди, и сконцы порешили бы всех.

Свартхёвди успел, потому что – Рунгерд. Тревожно ей стало. Бросила руны и велела сыну двигать ко мне. Хорошо, когда теща – ведьма. Дым они уже увидели на полпути к моему дому. И уж тогда заторопились по-настоящему.

Если не считать погибших, никто из наших особо не пострадал. Легкие раны у всех имелись, но это – ерунда.

Мне тоже шкуру попортили: рубленая рана на бедре, неглубокая, обширная коллекция здоровенных кровоподтеков и сантиметровой высоты шишка на голове.

Тьёдар пообещал: наша славная победа войдет в анналы. Горстка бойцов, среди которых половина – молодняк, побила полную дружину ярла. Да это покруче, чем то, что мы с Медвежонком сотворили в Согне-фьорде! А Гудрун, Гудрун какова! Мьёр-ярл, он был настоящим ярлом. Боевым. А погиб от руки женщины. Теперь небось его и в Асгард не пустят. А если пустят, то, по логике, туда и Гудрун следует пустить. За одним столом с мужами пировать.

– А почему нет? – порадовался за сестренку Медвежонок. – Она – славного рода. И убила в честном бою. Их трое было… Кого тогда в Валхаллу пускать, если не ее?

– Она валькирией станет, – внес свою лепту Хавгрим, который, отлежав положенное берсерку постбоевое, теперь с утроенной энергией поглощал пиво и закусь. – Она и сейчас уже – валькирия! И красой, и статью, и нравом!

Тут уж никто спорить не стал, а Гудрун даже чуть улыбнулась. И поглядела на меня: не против ли, если она станет валькирией? Я был не против.

Сегодня утром у нас с женушкой состоялся еще один интересный разговор. Неожиданный. Моя жена потребовала, чтоб я взял наложницу. И не кого-нибудь, а Бетти.

– Зачем? – удивился я.

Я объявил англичанку и ее крошку-дочь свободными, едва услышал о том, что она сделала. Есть здесь такое правило: если раб с оружием в руках бился рядом с хозяином: он – свободен. Это всё равно, что место на корабельном руме занять. А что Бетти – женщина, так тем выше ее подвиг. И место под моей крышей будет для нее всегда. И приданое дам, если замуж захочет пойти за хорошего человека. Но – наложницей?

– Я ей верю, – просто ответила Гудрун. – А тебе нужна наложница. Так положено.

– Но мне никто, кроме тебя, не нужен! – совершенно искренне заявил я.

И тогда Гудрун выдала еще раз:

– Если мое женское естество выпало вместе с ребенком, то детей у меня больше не будет. И Бетти родит у меня на коленях, и будут они – как мои.

– Кто сказал тебе такой вздор? – изумился я. – Про выпавшее естество?

– Неважно! – отрезала Гудрун. – Я знаю: ты спал с ней, значит, она тебе не противна? Возьмешь?

– Возьму, – смирился я, и Гудрун просияла.

Нет, если кто мне скажет, что понимает женщин…

Но это было утром. А сейчас мы просто пьянствовали. И имели право. Большой праздник для нас и для тех, кто спешил нам на помощь. Даже если поспел к шапочному разбору. Вот как Скиди. Сидит и печалится. Не досталось ему пира клинков, а только пир пива.

– Не кисни, – успокаивал его Медвежонок. – Вот пойдем с Иваром на франков или англов…

– Теперь у твоего брата будет другое прозвище, – вдруг заявил Хавгрим.

– С чего это так? – насторожился Свартхёвди. – Кто так решил?

И я пивко оставил. Ни хрена себе заявление.

– Я! – сообщил нам Хавгрим Палица, берсерк-профессионал.

– Да ну? – буркнул я. – И какое же?

– Ульф Хвити, – радостно поведал нам Хавгрим. – Белый. Ульф Хвити. Белый Волк.

Мы с Медвежонком переглянулись. О моем Волке знали немногие. Хавгрим в этот список не входил. А те, кто входил, в склонности к болтовне не замечались.

– Да я ж тебя видел, братец! – Хавгрим оскалил волосатую пасть. – Ты был такой белый, что смотреть больно! Прям как снег в горах! А как ты плясал со своим железом! Что сидишь? Наливай! Боги тебя любят! Боги… Да…

– Отец Бернар…

На меня вдруг робость напала. Монах ждал терпеливо. И я решился.

– Отец Бернар, я готов.

– К чему, Ульф?

Что за вопрос, а то он не знает?

– Принять Святое Крещение.

Я ждал, что он обрадуется. Но – нет. Монах смотрел на меня… долго. И грустно. А потом сказал:

– Не сегодня.

И, ничего не объясняя, повернулся и ушел. К раненым.

Вот тебе и пирожки. На этот раз – с лососятиной. И что теперь?

* * *

Дракон смотрел, не мигая. Я – тоже. Я его больше не боялся.

– Отец просил тебе передать: если ты захочешь доли в сконских землях Мьёра-ярла, ты их не получишь. – Ивар сделал паузу, наблюдая за мной с интересом. Как отреагирую.

Я молчал, и Рагнарсон продолжил:

– Их унаследует мой брат Бьёрн. Но ты получишь выкуп. Достойный свершенного.

– Мне не нужны деньги, – сказал я. И тоже сделал паузу, прежде чем добавить: – Расположение твоего отца стоит дороже кучки серебра.

– Достаточно большой кучки, – уточнил Бескостный.

– И перед тобой я в долгу, Ивар Рагнарсон, – напомнил я.

– Меж нами долгов нет, – возразил Бескостный. – Я выполнил свой гейс. Ты – свой. Но, раз уж ты сказал, я приму твое слово, Ульф Хвити, Белый Волк.

Надо же. Как быстро распространяются новости!

– Я приму твое слово. И скажу так: ты придешь, когда я позову. Принято?

Что ж… Я помню, чем ему обязан.

Поэтому я, согласно обычаю, поставил ногу на дубовую скамью и вытянул из ножен меч. Хирдманы-телохранители за спиной Ивара даже не шелохнулись. Я не представлял угрозы для их конунга ни с мечом, ни с любым другим оружием. Ивар был настолько же круче меня, насколько я круче какого-нибудь бонда.

– Я, Ульф Вогенсон, по прозвищу Хвити, обещаю, что приду по твоему зову, Ивар Рагнарсон, и встану вместе с тобой против любого врага, если то не будут мои родичи или те, с кем меня связывает клятва верности! Боги слышат меня!

– Боги слышат тебя, Ульф Хвити, еще бы! – Бескостный улыбнулся.

Всё же жуткая у него улыбка. Так, вероятно, улыбался тираннозавр, прежде чем отхватить кому-то голову.

– Мой отец желает видеть тебя сегодня на пиру. Тебя, твоего брата Свартхёвди Сваресона и твоего человека Тьёдара, по прозвищу Певец… – Тут он опять помедлил немного и сообщил: – Еще один человек хочет тебя видеть. Мой брат Сигурд. Ты слышал о нем.

– Да, – я отвел глаза. – Сигурд. Слышал.

– А теперь увидишь, – пообещал старший из Рагнарсонов. – Вы друг другу понравитесь.

Чтобы понять, почему этого Рагнарсона звали Змей в Глазу, достаточно было разок на него взглянуть. Натуральный удавий взгляд. Холодный, бездушный, цепенящий. Будто не человек на тебя смотрит – холодная, безжалостная тварь…

Сигурд Рагнарсон изволил пребывать в дурном настроении. И причину его скрывать не собирался. У Сигурда пропал драккар. Прямо из собственного фьорда. Еще вечером стоял рядом с прочими кораблями Сигурдовой личной флотилии, подготовленной к скорому вояжу, а утром глядь – нетушки!

И не видел никто. И не слышал никто. Ни люди, ни собаки.

Сигурд Рагнарсон впал в такую ярость, что оставалось лишь удивляться, что никого не убил. Видимо, никак не мог выбрать виноватых. Потому что все виноваты. И никто. Дозоров не выставляли, за кораблями не следили. Не было у Сигурда врагов такого веса, чтоб рискнули на него напасть. Да еще на собственной территории Рагнарсона.

Разумеется, сразу после пропажи остальные корабли «разбежались» по окрестностям, выслеживая и выспрашивая.

Никто ничего не видел.

Будто в небо вознесся Сигурдов драккар. Или в пучину канул.

Бросили руны, и выпало невнятное. Знающие люди толковали, перетолковывали и сошлись: без волшбы не обошлось.

Сигурд велел выдать толковальщикам горячих и отправился в Оденсе. С Одином у него давние личные отношения, основанные на взаимной выгоде. Сигурд Одину – регулярные взносы. Один Сигурду – удачу и преуспеяние. Ладили, одним словом. Тем более, Сигурд – Инглинг. Следовательно, по мнению многих – потомок Одноглазого. А если не его, то уж Фрейра – точно. Значит, с Асами – в родстве, пусть и непрямом, поскольку папа Фрейра Ньёрд, хоть сам из ванов[37]37
  Напомню, что ваны – это еще одна группа скандинавских божеств, которая с главными, Асами, находится в сложных отношениях: то дерется, то любится.


[Закрыть], однако Одину – приемный сын. Короче, родичи должны помогать друг другу.

– Где мой драккар? – задал Сигурд прямой, как древко копья, вопрос и принялся ждать результатов жертвоприношения.

Не знаю, рассчитывал ли он, что божественный GPS выдаст ему точные координаты пропажи, или хотел узнать имя предполагаемого виновника, но – облом. Боги не раскололись.

– Хорош ли был драккар? – уточнил главный жрец святилища.

– Великолепный. Самый быстрый из моих кораблей!

– Верно, он и впрямь хорош, – согласился жрец. – Раз боги молчат, значит, кто-то из Асов решил воспользоваться твоим драккаром. Смирись с потерей и радуйся, что угодил богам!

Смириться? Хрена лысого!

– Никто! – прорычал Сигурд Змей в Глазу. – Никто: ни люди, ни йотуны, ни сам Один – не смеют брать без спроса мои корабли!

И не дал святилищу своего обычного ежегодного пожертвования. И рабов не дал.

Жрец очень огорчился, но сам виноват. Никто за язык не тянул.

Я услышал эту историю от самого Сигурда вместе со всеми, кто был на пиру. И понял, что нынче неподходящее время для расспросов о том, что произошло меж ним и Хрёреком.

Нет, самого Сигурда я и не собирался расспрашивать, а вот его хирдманов…

Но и хирдманов – не рискнул. У каждого на роже написано: дай мне повод, и я тебя порешу. Что-то подобное, надо полагать, ощущал бы веке в двадцатом авторитетный вор, у которого в метро стырили бумажник.

Еще одна причина: я не хотел наводить эту кровавую братию на одну мыслишку, которая появилась у меня самого.

Насчет божественного происхождения похитителей.

Сомневаются мужики… Как-то мелковато для Асгарда. А вот для кое-кого из нашего Срединного Мира…

Словом, не стал я задавать вопросов.

Зато их задал мне сам Сигурд. Пригласил на личную беседу и устроил форменный допрос. К счастью, не о моих взаимоотношениях с Хрёреком Соколом, а о нашем со Свартхёвди вояже в Норвегию. Очень интересовала змееглазого Рагнарсона тамошняя политическая обстановка. Нет ли у буйных норегов потребности в сильной руке из внешнего мира?

Я попытался донести до Сигурда, что сильная рука там уже присутствует. И готова больно шлепать по другим алчным ручонкам. Кажется, донес. И при этом не вызвал у грозного Рагнарсона недовольства.

– Ты мне по нраву, Ульф-хёвдинг, – сказал на следующий день после торжественной пьянки Ивар Бескостный. – Мой брат сказал: ты – хорошее приобретение для Рагнарсонов. Так оно и есть.

Я не стал спорить. Во-первых, потому, что не числил себя имуществом сыновей Лотброка. Во-вторых, мне Сигурд Змей в Глазу как раз не понравился. Он тоже был сущим ящером, но помельче и посвирепее. Было у меня предчувствие: друзьями нам не быть.

Так и вышло.

Эпилог

Ночь выдалась отличная. Именно такая, какую они ждали всю эту седмицу. И вдобавок совпала с известием о том, что через два дня Сигурд собирается в вик. Значит, все корабли на пристани – в готовности к дальнему походу.

– Берем самый большой! – азартно прошептал Харра Стрекоза, за что тут же схлопотал тычок от Трувора.

– Не самый большой, а самый быстрый, – совсем тихо, но очень назидательно проговорил Оспак Парус. – На самый большой у нас рук не хватит.

Четверо воинов – два дана и два варяга – глядели сверху, со стометровой высоты, на прекрасные в своем совершенстве тела спущенных на воду драккаров. Тех было восемь. В том числе и самый большой, сорокавосьмивесельный «Слейпнир».

– А какой самый быстрый? – не унимался Харра.

– Вон тот, крайний, – сказал четвертый разведчик, Синир Цепкие Пальцы. – Забыл, что ли? Если бы он не сел тогда на брюхо, мы бы с тобой уже в Валхалле пировали.

– Это ты – в Валхалле, а я – в Ирии, – внес поправку Харра Стрекоза.

И схлопотал еще один тычок, поувесистее.

– Рот закрой, – буркнул Трувор. – И двигай вниз. Скажешь нашим, что увидел. И что мы спускаемся. Синир, ты – последний.

В поселке спали все. Умаялись. Последние дни все его обитатели: и рабы, и люди – трудились на пределе сил. Подготовка в дальнему походу – тяжкая работа. А у Сигурда-конунга не забалуешь. Видит всё и всех и не зря слывет самым жестоким из Рагнарсонов. Даже более жестоким, чем старший брат Ивар. Потому что, когда Сигурд в гневе – не щадит даже своих.

Луна серебрила змеиный изгиб фьорда. Когда четверо взобрались на борт драккара, заметила их только спавшая на палубе чайка.

Собаки молчали. Ветер дул с берега. Превосходная ночь.

Четверо распределились по кораблю.

Через некоторое время вновь встретились.

– Весла – все, парус, снасти – тоже, – доложил Синир. – И для починки – всё есть. Инструмент, парусина…

– У тебя что, Витмид? – спросил Трувор.

– Припасов – нет, воды – нет, оружейные ящики пустые, – сообщил Витмид.

– Не беда, – решил Трувор. – Драккар в порядке, это главное.

Да, это было главное.

Луна зашла.

И едва это случилось, драккар сдвинулся с места. Бесшумный и невидимый, подталкиваемый ветром и легкими толчками – чтобы без случайного всплеска – двух весел, он отделился от берега и канул во тьме.

И пропал.

Конец пятой книги