Текст книги "Петербургский рубеж. Внутренний фронт"

Всю ночь я размышлял об этом в маленькой, но уютной каютке «Сметливого». Для Карла Ивановича места не нашлось, и пришлось оставить его на «Ангаре». В то же время компаньонку Ольги Арину приняли без возражений. Может, потому, что девушки заняли одну каюту на двоих.

Утром мне довелось лицезреть гимнастические упражнения морских пехотинцев. Михаил пока смотрится среди них как французская болонка среди своры гончих. Но я тоже думаю, что мускулатура – дело наживное.

Вышли в море мы сразу после завтрака, часов в десять. Ну и армада, скажу я вам! Эскадра следует со скоростью 10 узлов и построена в четыре колонны. В двух крайних – боевые корабли, броненосцы, канонерки и устаревшие крейсера; в двух средних – пароходы с войсками. Наш «Сметливый» вместе в «Ангарой» возглавляют походный порядок, следуя на пять кабельтовых впереди средних колонн. Как посмотришь на этот лес мачт и дымов – сразу чувствуешь восторг и гордость за наш флот.

26 (13) февраля 1904 года. Утро. Малая Вишера. Поезд литера А.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Беседа с генералом Ширинкиным затянулась далеко за полночь. Узнав о появлении большого начальства, в вагон-салон пришли ротмистр Познанский и майор Османов. Первый, правда, оробев при виде генерала, во время нашей беседы все больше помалкивал. А Мехмет Ибрагимович внимательно слушал обсуждение вариантов нашей выгрузки, делая какие-то пометки в блокноте, и иногда задавал уточняющие вопросы.

Евгений Никифорович оказался истинным профессионалом. В его обязанности входило обеспечение безопасности как самого царя, так и членов семьи самодержца. И если учесть, что своим нелегким делом генерал занимался без малого четверть века, то опыт у него в подобных делах был огромный. Во всяком случае, такого спеца с удовольствием взяли бы в свой штат сотрудники легендарной «девятки» (9-го отдела КГБ), занимавшиеся в СССР охраной первых лиц государства.

Для начала мы прикинули маршрут следования нашего поезда, и место, где будем разгружаться. Решено было закончить наше несколько затянувшееся путешествие на небольшой станции «пост Санкт-Петербург 2-й» (в наше время это станция Навалочная), расположенной на окраине города. Место глухое – сразу за Волковским кладбищем. Здесь можно выгрузить технику и под покровом ночи двинуться вдоль набережной Обводного канала. Доехав до Старо-Петергофского проспекта, свернуть на Старо-Калинкин мост, потом по Лоцманской улице – до набережной реки Пряжки и, следуя по ней, добраться до Матисова моста, потом свернуть на набережную реки Мойки, ну а там – прямая дорога до дворца Великого князя Александра Михайловича. Преимущества этого маршрута заключались в том, что большей частью наш путь будет лежать через так называемую промышленную зону Санкт-Петербурга, где в основном размещаются склады и фабрики, и где в ночное время людей практически не бывает.

В процессе обсуждения мы то и дело заглядывали в карту Санкт-Петербурга, которую принес с собой генерал Ширинкин. Евгений Никифорович, в свою очередь, внимательно изучил карту Санкт-Петербурга образца 2012 года, которую перед отъездом в наше, как оказалось, межвременное путешествие зачем-то купила Нина Викторовна.

Генерал был поражен размерами Питера начала XXI века и не мог понять, как мы передвигаемся из одного конца города в другой. Пообещав позднее рассказать начальнику Дворцовой полиции о нашем общественном транспорте, я продолжил уточнять с ним порядок прохождения колонны нашей техники по улицам столицы Российской империи.

Окончательно мы согласовали наши предложения на подходе к Окуловке. Набросав что-то карандашом на листке бумаги, генерал Ширинкин вышел в тамбур, где передал записку сопровождавшему его жандармскому унтеру.

– Братец, выскочишь на ходу в Окуловке и по телеграфу передашь то, что здесь написано, дежурному Дворцовой полиции, – сказал он.

Унтер, которого, если не ошибаюсь, звали Павлом, послушно козырнул и стал готовиться к «десантированию». Он застегнул шинель и накинул на голову башлык.

Отправив своего гонца с донесением, генерал Ширинкин вновь стал радушным и гостеприимным хозяином. Он снова предложил нам выпить «за удачу» и, выпив рюмку прозрачной, как вода горного ручья, «Смирновской», с аппетитом закусил ломтиком нежно-розовой ветчины.

– Александр Владимирович, – обратился он ко мне, – судя по всему, вы родились и выросли в Санкт-Петербурге. Во всяком случае, вы его неплохо знаете.

– Что есть, то есть, Евгений Никифорович, – ответил я, прожевав кусочек осетринки, – действительно, родился я в Питере, который, правда, тогда носил совсем другое имя. Детство я провел на Кирочной улице. Мой дом стоял напротив здания госпиталя Преображенского полка. Знаете, перед ним есть такой садик, с памятником Петру Великому.

Генерал утвердительно кивнул головой и разлил по рюмкам остатки «Смирновской».

– А в школу я ходил на Фурштадскую улицу, – добавил я.

– В «Анненшуле»? – спросил Евгений Никифорович.

– Нет, в другую, которая будет построена позднее, аккурат напротив здания Штаба Отдельного корпуса жандармов. Вы его хорошо знаете.

Генерал Ширинкин с интересом посмотрел на меня. В ходе этого блиц-допроса он убедился, что я действительно знаком с Санкт-Петербургом ИХ времени. А посему мне известно многое о деятельности служб империи, которую эти самые службы предпочитали бы не афишировать.

Вскоре мы подъехали к Малой Вишере, где решили сделать остановку на несколько часов, дабы въехать в Санкт-Петербург глубокой ночью, когда все законопослушные обыватели спят у себя дома и не проявляют ненужного любопытства.

26 (13) февраля 1904 года. Ближе к полуночи. Пост «Санкт-Петербург 2-й». Поезд литера А.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Возвращение домой (а именно таковым я считал свое прибытие в Санкт-Петербург, пусть и 1904 года) прошло до удивления буднично. На Навалочной (так я по привычке называл пост Санкт-Петербург 2-й) нас уже ждали подчиненные Евгения Никифоровича – жандармы, а также рота 1-го Железнодорожного батальона, занимавшегося охраной царского поезда во время путешествий самодержца по просторам Российской Империи.

Поезд отогнали в тупик. Жандармы быстренько образовали внешнее оцепление вокруг территории поста. Наши бойцы спецназа и уже получившие «начальное образование» матросы с «Паллады» создали внутреннее кольцо, окружив по периметру сам состав. А солдаты-железнодорожники у грузовой эстакады приготовились к разгрузке боевой техники. Ну а поскольку наш багаж был давно упакован, мы вышли на перрон и стали ждать окончания этой эпопеи.

Погода стояла мерзкая: с неба сыпался мелкий снег, порывами задувал ледяной ветер. Родившийся где-то в районе Гренландии циклон ничего не жалел для русской земли. Тем лучше: чем хуже погода, тем меньше на улицах праздношатающегося народу. Технику нам сгрузили довольно быстро – пригодился байкальский опыт, да и солдаты железнодорожного батальона неплохо знали свое дело. Правда, до сих пор ничего подобного выгружать им не приходилось, но могу заверить, что скоро, лет через десять, такие операции станут для них привычным делом.

Наконец все закончилось. Наша делегация и сопровождение расселись по машинам. В головной «Тигр», на почетное место рядом с водителем, мы пригласили генерала Ширинкина. Туда же сели: ваш покорный слуга, старший лейтенант Бесоев и ротмистр Познанский. Нина Викторовна ехала в следующей машине, а майор Османов – в замыкающей колонну.

Евгений Никифорович с восхищением осмотрел салон «Тигра» и задал несколько профессиональных вопросов о бронезащите машины и ее проходимости. Узнав, что броня «Тигра» выдерживает огонь из всех видов тогдашнего стрелкового оружия, он завистливо посмотрел на меня, и поинтересовался, не соблаговолят ли господа из будущего продать одну такую машину для нужд Дворцовой полиции. При этом генерал намекнул, что за ценой их ведомство не постоит. Я, сославшись на то, что не имею достаточных полномочий для того, чтобы распоряжаться казенным имуществом, обещал направить соответствующее письмо с просьбой о продаже «Тигра» контр-адмиралу Ларионову.

Техника выгружена, походная колонна сформирована, все люди на своих местах. Конная жандармская команда, что будет сопровождать нас до места назначения, уже в седлах. Нина Викторовна по радио связывается с нами и спрашивает у генерала разрешения начать движение. Тот весьма удивлен новым чудом техники, но команду начать движение дает. Короткое согласование с майором Османовым, и мы трогаемся с места. Скорость движения колонны – двадцать километров в час, чтоб на рысях не отстали конные. Но с учетом качества тогдашних питерских дорог, пожалуй, быстрее и не получится.

Зрелище было фантастическое. По темным, мощеным булыжником ночным улицам Санкт-Петербурга начала ХХ века с приглушенным урчанием двигалась боевая техника из XXI века. Тьму зимней ночи рассекали лучи фар нашей бронированной машины. Правда, на то, чтобы любоваться этой картиной, у нас с генералом Ширинкиным не было времени. Мы внимательно смотрели вперед, сверяясь с картой. Впереди нас двигалась головная группа конных жандармов, которые заворачивали попадавшихся навстречу ломовых извозчиков. Здоровенные битюги могли испугаться шума двигателей и перевернуть фуру, из-за чего возникла бы ненужная нам пробка. Сейчас ломовиков тут немало, ведь ночь – это их время. Именно по ночам тогдашние «дальнобойщики» доставляли грузы на склады и в магазины Санкт-Петербурга.

Добравшись до Старо-Петергофского проспекта, мы перемахнули через Старо-Калинкин мост. Еще немного – и мы уже движемся по набережной Мойки. Вот слева, на другом берегу Мойки, мелькнули красные кирпичные корпуса Новой Голландии, а прямо перед нами яркие лучи фар высветили ажурные чугунные ворота с вензелем «КА». Стоявшие у ворот жандармы распахнули ворота, и наш «Тигр» въехал в большой заснеженный сад, разбитый перед изящным двухэтажным особняком. Именно здесь жил Великий князь Александр Михайлович с супругой, сестрой царя Николая II Ксенией Александровной и всем своим семейством.

Несколько окон в особняке были освещены. Похоже, нас тут уже ждали. По ступеням высокого крыльца сбежал какой-то человек – наверное, управляющий. Я сунул руку за отворот шинели и нащупал во внутреннем кармане запечатанный сургучом конверт – письмо Великого Князя Александра Михайловича супруге. Надо поутру отдать его Великой княгине Ксении…

Мы с генералом Ширинкиным вышли из машины. Евгений Никифорович пожал мне на прощание руку.

– Ну что, Александр Васильевич, вот вы и добрались до того места, куда так стремились. Пока отдыхайте, а завтра… А завтра день у всех нас будет хлопотный…

Часть 6. Петербургские рассказы

26 февраля 1904. Поздний вечер. Лондон. Даунинг-стрит, 10. Резиденция премьер-министра Великобритании.

Присутствуют: премьер-министр Артур Джеймс Бальфур, 1-й лорд Адмиралтейства Уильям Уолдгрейв и министр иностранных дел Британии Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис.

Лондон утопал в проливном дожде, который некстати принес циклон из Атлантики. Потоки воды заливали мощеные тротуары британской столицы, сточные канавы переполнились до краев, унося в Темзу накопившуюся в них дрянь. Порой небольшая запруда могла бы подсказать инспекторам Скотланд-Ярда, где спрятан труп бездомного бродяги. Но инспектора сидят сейчас в пабах и тянут подогретое пиво, потому что в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Что тогда говорить о британском полисмене…

Розоватый свет газовых фонарей едва пробивается через дождевую муть. В Москве, Петербурге, Берлине уже наступил новый день, но Лондону до полуночи оставалась еще четверть часа. У подъезда резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит 10 стояли две кареты с гербами на дверцах. Аристократам такого уровня неприлично ездить на кэбах – это вам не сыщик-любитель Шерлок Холмс. Ну а новомодные авто с вонючими бензиновыми двигателями еще здесь не прижились.

Пока же крепкая, удобная, затейливо изукрашенная карета да породистые кони отличают благородного аристократа от простого лондонского клерка. А господа, собравшиеся сейчас в резиденции премьер-министра, были аристократами еще «старого замеса». Министр иностранных дел и 1-й лорд адмиралтейства – это те два человека, что определяют внешнюю политику Британской империи. Один из них заведует дипломатией, а второй обеспечивает силовую поддержку, ибо сила Британии не в армии, сила Британии во флоте.

Атмосфера в комнате с жарко горящим камином, где собрались эти уважаемые джентльмены, была такой же мрачной, как и погода за окном. Не помогал ни огонь буковых поленьев, ни греющиеся на каминной полке кружки с ароматным глинтвейном. Причиной скверного настроения были тучи, сгустившиеся над Британией. Под угрозой оказалось само существование империи, «над которой никогда не заходит солнце».

Со времен Дрейка и Великой Армады Англия не была так близка к краху. Пусть на сей день флот под флагом с «Крестом Святого Георга» – самый большой в мире, колонии во всех частях света – самые обширные, а позиции фунта стерлингов на финансовых рынках – самые неколебимые… Но всему приходит конец.

– Джентльмены… – Сэр Артур обвел собравшихся угрюмым взглядом. – Что вы можете сказать по поводу обстановки, сложившейся вокруг Японии? Кажется, месяц назад, давая японцам добро на начало войну против России, мы планировали нечто другое? Что вы скажете по этому поводу, сэр Уильям?

– Японский флот на дне, Япония разгромлена. Блокада, установленная русскими кораблями, настолько плотная, насколько это вообще возможно… – Первый лорд Адмиралтейства мрачно смотрел на огонь, будто гадалка, старающаяся среди языков пламени узреть тайные знаки. – Но хуже всего то, что моральный дух нашей эскадры в Вэйхавее окончательно подорван. Русские вернули туда наших наблюдателей, которые находились на кораблях эскадры адмирала Того. Конечно, тех, кто выжил. Они рассказали, что многие корабли вместе с их командами были уничтожены каким-то страшным оружием. Все это напугало всех: от командующего эскадрой вице-адмирала Джерарда Ноэла до последнего кочегара. Если мы попробуем послать эту эскадру против русских, то не исключен матросский бунт. Наши доблестные моряки не хотят разделить судьбу японцев и стать чем-то вроде боксерской груши для русских кораблей-демонов.

Министр иностранных дел Великобритании тяжко вздохнул.

– Джентльмены, если бы все наши неприятности ограничивались только русско-японской войной… Все связанные с ней неприятности можно было бы списать в убытки и продолжать спокойно жить дальше. Со временем японцы выплатили бы долги нашим банкам, и все вернулось бы на круги своя. Но, к сожалению, это не так. Ситуация на Тихом океане крайне неприятно для нас отозвалась и на Большой Европейской политике. Русский царь, ощутив вкус «маленькой победоносной войны», стал чрезвычайно дерзок. Хуже всего то, что мы не можем рассчитывать на применение против него силы. Мобилизация, объявленная из-за нападения японцев, не отменена и не приостановлена. Как удалось выяснить нашим агентам, теперь войска идут не в Манчжурию или Корею, а в Туркестан, усиливая и без того немаленький Туркестанский корпус. В любой момент русская армия, сосредоточенная у границы в районе Ашгабата, готова вторгнуться в Афганистан или Персию. По нашим сведениям, каждый день в Туркестан по железной дороге прибывает артиллерия, кавалерия и пехота. Мы абсолютно бессильны что-либо противопоставить им. Есть сведения, что афганский эмир готов выставить в помощь русским пятьдесят тысяч всадников. В самой Индии сикхи и пуштуны ведут себя очень подозрительно, а колониальные войска, набранные из индусов, крайне ненадежны. Английских частей там так мало, что их гибель в случае войны – это только вопрос времени. Но хуже всего не это. Индия – это важно, но это еще не вся Британская Империя. В конце концов, в дальнейшем, при нашей умелой и удачной политике, ее можно было бы вернуть обратно. В конце концов, можно уходя стравить тамошние народы в религиозной или межнациональной сваре, так что русские, пришедшие на наше место, просто захлебнутся в крови…

Лорды внимали руководителю Форин-офиса в гробовом молчании, а он продолжал:

– Но на горизонте объявилась угроза, которая превышает все остальные вместе взятые. Царь Николай не просто так дерзок с нами, он не просто так в грубой и оскорбительной форме отверг нашу ноту по дальневосточным делам. Причина в том, что, расходясь с Францией, Россия не собирается и дальше оставаться в одиночестве. Речь идет о Российско-Германском союзе – мы даже знаем название, которое русские и немцы планируют дать своему договору – «Континентальный Альянс». Джентльмены, помните Континентальную блокаду? Чтобы хоть частично уравновесить мощь стран на Континенте, мы начали консультации в Вене, Стамбуле, Риме и Мадриде с предложениями о вступлении их в Антанту.

Лорд Бальфур яростно хлопнул по подлокотнику кресла.

– Джентльмены, когда сэр Генри сказал «Континентальная блокада», я вспомнил один поучительный случай из тех времен. Я говорю о скоропостижной кончине императора Павла I и воцарении его сына Александра. Как вовремя для Британии все тогда случилось. Нет императора – и нет союза русских с Бонапартом… А потом те же самые русские своими собственными штыками раз и навсегда избавили нас от императора Франции и от самой Франции, как нашего европейского конкурента.

– Сэр, – процедил сквозь зубы Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис, – повторение той, весьма своевременной, кончины русского царя сегодня просто невозможно. Император Николай II окружил себя преданными людьми. Сейчас русская армия и флот, весь народ – от темных и забитых крестьян до сиятельных аристократов – обожают «Царя-батюшку» и стоят за него горой. Кроме того, он крайне популярен из-за своих неожиданных и резких внешнеполитических шагов. Из-за наметившегося курса на сближение с Германией ярыми сторонниками царя Николая стали все русские немцы. А это, ни много ни мало, от трети до четверти офицерского корпуса, и где-то от пятой до десятой части гражданских чиновников.

– Немалая сила… – задумчиво пробормотал сэр Артур Бальфур, – очень жаль, что наши соотечественники не изъявляли желания обосноваться в этой ужасной России, с тем, чтобы потом их потомки могли верой и правдой служить Британской короне. Кстати, – он посмотрел на 1-го лорда Адмиралтейства, – сэр Уильям, скажите, а как обстоят дела с той военной хитростью, которую мы собирались использовать против эскадры адмирала Ларионова? Ну, чтобы захватить один из их кораблей и пленных, которые могли бы рассказать нам много интересного. Мы ведь ничего не можем предпринять, не обладая точными сведениями. Даже группа их людей, выехавшая из Порт-Артура на поезде, где-то в районе Екатеринбурга бесследно растворилась в русских просторах.

– Сэр Артур, – Первый лорд адмиралтейства кивнул премьер-министру, – ваше указание выполнено в точности. Пароход «Марроканка» и крейсер «Тэлбот» сегодня утром покинули Гонконг. На борту «Марроканки» батальон морской пехоты, отъявленные головорезы, сэр. «Марроканка» тихоходна, поэтому к зоне действия русской блокады они подойдут через четыре-пять дней. Чтобы надежнее усыпить подозрительность русских, мы поднимем над пароходом флаг Красного Креста, и оформим коносаменты (документы на груз), как на перевозку медикаментов для несчастных, страдающих от нехватки лекарств японских раненых.

– Только не оставляйте живых свидетелей, – проворчал премьер-министр, и вдруг спросил: – а что, японские раненые действительно страдают?

– Не думаю, – ответил сэр Уильям, – если судить по действию оружия, которое применяют русские, японцы почти в полном составе отправляются в храм Ясукуни, к своим предкам.

– Хорошо, – кивнул премьер, – пусть так оно и будет. О результатах докладывайте немедленно, это очень важно. Если вся эта история станет известна, то… всем нам так просто не отделаться, поэтому… – Он посмотрел на министра иностранных дел. – теперь вы, сэр Генри. Пусть ваши люди, там, в России, четко и недвусмысленно доведут до наших друзей, что Николай II должен умереть. Также крайне нежелательно воцарение его брата. Он солдафон, и сейчас находится среди офицеров победоносной армии на Дальнем Востоке – а там так легко заразиться идеями имперского величия. Если он все же решится принять престол, он не должен доехать до Петербурга. Престол должен достаться третьему в очереди престолонаследия, сыну Великого князя Владимира Александровича – Кириллу Владимировичу. В таком случае весьма опасная для нас императрица Мария Федоровна потеряет свое влияние и окажется на обочине придворной и политической жизни. Кирилл Владимирович воспитан в английском духе, кроме того, он слаб волей, истеричен и склонен к выпивке. Просто идеальный царь для русских…

– Да, но как нам устранить Николая и Михаила? – пожал плечами сэр Генри. – Я, честно сказать, недопонял ваши намеки…

– А что тут понимать: со времен Петра III русские цари, как правило, не умирают в своей постели. Тот же Петр III умер от удара вилкой, Павел I получил апоплексический удар табакеркой, Николая I отравили, Александра II взорвали, Александр III скончался вследствие контузии при взрыве царского поезда… Чем Николай II лучше своих предков? Русские так обожают убивать царей, что надо просто им в этом немного помочь. Нам известно, что в России есть боевая организация – партия социалистов-революционеров, которая убивает царских министров и чиновников. Мы знаем, что наши русские друзья, дающие этой организации деньги, имеют возможность повлиять на выбор цели для теракта. Наша разведка никоим образом не может быть замешана в этом дело, поскольку, если мы принесем эту дурную привычку – убивать своих монархов – в наш дом, завтра могут взорвать и нашего короля или королеву. Люди почему-то плохому учатся гораздо быстрее, чем хорошему. Кроме того, наше прямое участие в цареубийстве может вызвать крайне негативные внешнеполитические результаты. Ведь нам нужны русские, которые воюют для нас против немцев, а не русские, пусть и имеющие другого царя, но для которых Британия – злейший враг. Потому-то, сэр Генри, я и не предлагаю вам самому бросить бомбу в царя Николая. Его должны убить сами русские, ну или почти русские – евреи или поляки – в конечном итоге, это неважно. Ну что, джентльмены, время позднее, вам следует отправиться к себе и заняться вашими прямыми обязанностями. И пусть Бог хранит короля и нашу старую добрую Англию….

27(14) февраля 1904 года. Санкт-Петербург. 02:05. Дворец Великого князя Александра Михайловича. Набережная реки Мойки, 106.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Генерал Ширинкин вежливо откланялся. По всей видимости, он спешил в Зимний дворец, чтобы побыстрее доложить царю о нашем прибытии и о первых впечатлениях от общения с нами. Генерал сел в свой возок и, сопровождаемый двумя конными жандармами, умчался в ночную тьму.

Ну, а нам… а нам пока надо было разместить во дворце всю нашу технику и людей. Хотя, Великий князь Александр Михайлович, как и обещал, сообщил по телеграфу супруге о скором прибытии не совсем обычных гостей. Да и мы из Малой Вишеры давали контрольную телеграмму. Но подготовился ли к встрече управляющий, было пока неизвестно. Матросам с «Паллады» в этом отношении будет проще: по указанию генерала Ширинкина они отправились в расположенные неподалеку от дворца Крюковые казармы на Большой Морской, у знаменитого Поцелуева моста. Сейчас там располагаются 14-й и 19-й флотские экипажи, и наш эскорт там уже ждут. Прапорщик Морозов повел своих орлов по указанному адресу, оставив нам одно отделение, которому предстояло в эту ночь нести караульную службу по периметру дворца.

Заспанный человек, спустившийся навстречу нам по высокой парадной лестнице в сад, оказался самим управляющим. Поняв, что приехали долгожданные гости, он с ходу принялся бойко раздавать приказания служителям дворца, которые спросонья с трудом понимали, что они должны сделать. Но, похоже, обязанности свои он знал неплохо, и наши «Тигры», пофыркивая двигателями, отправились в сторону заранее очищенных дворцовых конюшен и каретных сараев, ставших для машин чем-то вроде гаражных боксов. Бронетранспортеры, «Уралы» и автоцистерны с горючим загнали во внутренний дворик особняка, подальше от любопытных глаз, и зачехлили.

Ну, а мы с Ниной Викторовной, майором Османовым и со старшим лейтенантом Бесоевым вслед за управляющим вошли во дворец. Поднявшись по мраморной лестнице, мы оказались в просторном вестибюле. Управляющий принес план дворца и прилегающей территории. Османов и Бесоев стали колдовать над ним, определяя, где и какие посты и секреты надо выставить. Кроме того, они разузнали у управляющего насчет мест, куда можно перенести наши грузы и багаж, а также разместить бойцов специального взвода. Узнав, что во дворце имеются прекрасные сухие подвалы, которые сейчас как раз пустуют, Османов удовлетворенно кивнул головой и нарисовал на схеме кружок – это помещение следовало взять под надежную охрану, а со временем оборудовать системой охранной сигнализации. Там же, в отапливаемых помещениях, можно разместить и наших гвардейцев.

А я тем временем стоял и крутил головой, осматривая помещения дворца. Все вокруг мне было и знакомо, и незнакомо. В моем времени мне приходилось бывать в Институте физической культуры имени П. Ф. Лесгафта. Скажу прямо – нынешний вид дворца был во много раз приятней и симпатичней, чем тот, который мне довелось лицезреть в начале XXI века. Все же казенный дом есть казенный дом. Нет в нем того домашнего тепла и уюта.

Нина Викторовна, немного утомленная ночным путешествием, присела на мягкий диван и, кажется, задремала. Османов и Бесоев, закончив работу, взяли с собой сопровождающего из местной обслуги и пошли расставлять посты. А я попросил управляющего предоставить нам комнаты для отдыха. Тот сказал, что все уже готово, и господа могут отправиться почивать.

Я вошел в небольшую комнату с окнами, выходящими в сад, и отдернул штору. В саду было темно и безлюдно. Лишь время от времени по расчищенным от снега аллеям неспешно проходила фигура с винтовкой за спиной, в черной флотской шинели и с башлыком. Это был матрос с «Паллады», который нес караульную службу. Наши бойцы расположились в секретах на крышах дворца и осматривали территорию с помощью приборов ночного видения. Постояв немного у окна и полюбовавшись на сад, я почувствовал, что мои глаза слипаются. Я подошел к кровати, разделся и лег – точнее, погрузился, как в ванну, в толстенную пуховую перину, выключил свет, и через мгновение провалился в глубокий сон без сновидений.

27(14) февраля 1904 года. Санкт-Петербург. Утро. Дворец Великого князя Александра Михайловича. Набережная реки Мойки, 106.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Проснулся я от звуков шагов за дверью и деликатного покашливания. С трудом оторвав голову от подушки, я вылез из-под одеяла и прислушался. За дверью кто-то переминался с ноги на ногу. Быстро одевшись и ополоснув лицо в тазу с чистой водой, стоявшем на табурете в углу комнаты (ночью его не было), я подошел к двери и рывком открыл ее. За дверью стоял человек в ливрее лакея и с пышными бакенбардами.

– Господин Тамбовцев, Их Императорское Высочество, Великая Княгиня Ксения Александровна, приглашает вас к завтраку – сказал он. – Я провожу вас в столовую.

Я попросил обождать меня немного и, вернувшись в комнату, достал из внутреннего кармана шинели конверт с письмом Великого князя Александра Михайловича к супруге, а затем отправился вслед за лакеем.

В столовой я увидел сидящих рядом за столом Нину Викторовну и женщину лет тридцати. Я сразу узнал Ксению, сестру Николая II. Внешне она была очень похожа на свою мать, Вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Впрочем, в ее лице угадывались и черты отца, императора Александра III (может быть, именно поэтому она была любимицей семьи?). Женщины сидели и оживленно разговаривали о чем-то о своем. Много слов, и все о пустяках. В этом представительницы слабого пола начала ХХ века ничем не отличаются от женщин века XXI-го.

– Доброе утро, Александр Васильевич, – с очаровательной улыбкой поздоровалась со мной Ксения. – Как вам спалось на новом месте?

– Доброе утро, Ваше Императорское Высочество, – ответил я, – спалось прекрасно. Я вижу, вы уже успели познакомиться с Ниной Викторовной и нашли с ней общий язык?

– Мы, женщины, всегда поймем друг друга, – кокетливо улыбнулась Ксения. – Вы, наверное, проголодались? Я прикажу, чтобы подали на стол.

Завтрак был чисто английский: яичница с беконом, тосты и черный чай с джемом. За едой легкий, ни к чему обязывающий разговор продолжился. Ксения интересовалась, как мы путешествовали, какая была погода, и жаловалась на то, сколько неудобств людям доставляет эта проклятая война.

Когда же завтрак окончился, прислуга убрала со стола и закрыла дверь столовой, Ксения замолчала и вопросительно посмотрела на меня. Я понял ее и, привстав, передал послание ее супруга. Извинившись, Ксения вскрыла конверт и стала внимательно читать. Прочитав первые несколько строчек, она удивленно посмотрела на меня с Ниной Викторовной, хотела что-то у нас спросить, но, видимо, передумав, продолжила чтение…

Несколько минут в столовой царила тишина. Наконец, дочитав письмо до конца, Ксения, положила его на стол и закрыла глаза. По ее щеке скатилась слеза. Великая Княгиня всхлипнула… Потом, наверное, устыдившись своих чувств, она отвернулась в сторону, достала из кармана кружевной платочек и вытерла слезы. Собравшись, она снова повернулась к нам.

– Господа, я верю, что то, о чем пишет мой муж, абсолютная правда. Но от этого она не кажется мне менее ужасной. Неужели через тринадцать лет монархия падет, семья моего брата будет зверски убита, а в России начнется смута и террор, который затмит кровавые деяния якобинцев?

– Именно так и было в нашей истории, Ваше Императорское Высочество, – ответил я. – Но в вашей истории все может быть иначе. Ничто еще не предрешено. Мы, пришельцы из будущего, сделаем все, чтобы ничего подобного не произошло. Я скажу вам так: пусть Господь даст нам сил изменить то, что изменить возможно, мужества перенести то, что изменить нельзя, и мудрости отличить первое от второго…

Ксения всхлипнула.

– Сила, мужество и мудрость… Этого так не хватает России. Ники – ой простите, Николай – начал проявлять эти качества лишь в последнее время, но мне все равно страшно. Александр Васильевич, если вам удастся изменить судьбу России, то я и мои дети будем благодарны вам всю оставшуюся жизнь. Да и брат мой, моя мать… Я постараюсь в самое ближайшее время дать вам возможность встретиться с ними. То, о чем вы им сможете рассказать, спасет не только наши, а еще и миллионы жизней.