Текст книги "Петербургский рубеж. Внутренний фронт"

Я склонил голову.

– Ваше Императорское Высочество, собственно говоря, именно для этого мы ехали сюда через всю Россию. Наши знания происходящего помогут Государю избежать многих ошибок… – Говоря это, я подумал, что, избегая старых ошибок, император Николай Александрович умудрился наделать новых, угодив в самый эпицентр грозы. Когда джентльмены начинают проигрывать, они забывают о правилах, и только хороший удар подсвечником способен привести их в чувство.

В разгар нашей беседы дверь в столовую отворилась, и вошел наш старый знакомый, управляющий. Он передал Ксении небольшой конверт. Она извинилась перед нами и вынула из него записку. Пробежав ее, Ксения сказала:

– Господа, курьер из Министерства иностранных дел принес послание от господина Дурново. Петр Николаевич хотел бы встретиться с вами сегодня в полдень. Вы не против?

Мы с Ниной Викторовной переглянулись, и почти одновременно кивнули.

– Разумеется, не против. Петр Николаевич – один из тех людей, содействие которых будет очень важно для исправления сложившейся ситуации. Только пусть это будет оформлено как частный светский визит.

– Вот и отлично, – улыбнулась Ксения. – Я сейчас напишу господину Дурново, чтобы он в полдень подъехал ко мне. Я думаю, что эта встреча будет полезна всем…

27(14) февраля 1904 года. Санкт-Петербург. Полдень. Дворец Великого князя Александра Михайловича. Набережная реки Мойки, 106.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Перед встречей с Петром Николаевичем Дурново наша команда собралась, чтобы, так сказать, сверить часы. Мы договорились, что на встречу с министром иностранных дел Империи я пойду вдвоем с Ниной Викторовной. Были определены узловые моменты российской внешней политики, на которые следовало бы обратить особое внимание нашего собеседника. Ну, и степень его допуска к информации о будущем. Я порылся в ноутбуке, сделал кое-какие выписки в блокнот. Никто не стал возражать, чтобы в беседе солировала Нина Викторовна, мне же предстояло ей подпевать.

В полдень часовой со стороны Мойки сообщил, что к воротам подъехал возок. Из закрытого кузова вышел мужчина лет шестидесяти. Дворник, расчищавший в саду дорожки, увидев гостя, низко поклонился ему. Стало ясно, что прибыл именно тот, кого мы ждали.

Вскоре от Великой Княгини пришел посыльный, который сообщил нам, что Его Превосходительство Петр Николаевич Дурново ждет нас в библиотеке Великого Князя. Лакей проводил нас туда.

У окна с Ксенией оживленно беседовал высокий седой мужчина в строгом костюме-«тройке». Это был руководитель внешнеполитического ведомства Российской империи. Увидев нас, он прервал беседу и с любопытством посмотрел на нас. Еще бы: не каждый день увидишь тех, для кого будущее – открытая книга. Гостеприимная хозяйка дома представила нас друг другу, после чего, сославшись на неотложные дела, оставила нас втроем.

Петр Николаевич первым нарушил молчание.

– Господа, – сказал он, склонив голову в полупоклоне, – я хотел бы поблагодарить вас за информацию о тайных переговорах, которые наша «союзница» Франция вела за спиной России с враждебной ей и союзной Японии Великобританией. Еще немного, и мы бы оказались в политической ловушке. Нам пришлось бы в случае начала войны между Францией и Германией сражаться за абсолютно чуждые России интересы парижских Ротшильдов. Какая мерзость! К счастью, своевременно получив эту информацию, Государь сделал соответствующие выводы, и нам удалось избежать этого франко-британского капкана, попутно прищемив кое-кому вороватые пальцы.

Я понял, что Дурново имел в виду Витте.

– Ваше Превосходительство, – сказала Нина Викторовна с легкой улыбкой, – к большому сожалению, это была не единственная ловушка, приготовленная России ее «заклятыми друзьями». Британцы имеют большой опыт ведения тайных войн, где победа добывается не в открытом бою, а с помощью интриг, подлости и тайных убийств. Парадокс, но Англия, до мозга костей монархическая и консервативная дома, всегда во внешних своих сношениях выступала в качестве покровительницы самых демагогических стремлений, неизменно потворствуя всем народным движениям, направленным к ослаблению монархического начала. Во все времена так называемые «борцы с тиранией» постоянно находили в Лондоне самый теплый прием…

Мы с Ниной Викторовной переглянулись; мне на ум как-то сразу пришли такие фамилии как Закаев, Березовский и Литвиненко с его «чаем с полонием».

– Очень верно подмечено! – воскликнул Дурново. – Именно так эти островитяне и поступают, интригуя против правительств государств, являющихся для них соперниками, и укрывая у себя отъявленных смутьянов и закоренелых убийц.

– Между тем, уважаемый Петр Николаевич эти слова принадлежат вам. Точнее, это цитата из вашей памятной записки, которую вы написали в феврале 1914 года, незадолго до начала 1-й мировой войны… – сказала Нина Викторовна и протянула текст записки ее будущему автору.

Дурново, еще не придя в себя от удивления, взял несколько листков, отпечатанных на принтере, и стал их внимательно читать, напрягаясь и морщась от непривычной орфографии. Дочитав, вздохнул и вернул записку полковнику Антоновой.

– Значит, я все-таки предупреждал Государя, но к моему предупреждению не прислушались? – удрученно спросил он. – Французские кредиты оказались важнее, и русские послушно пошли умирать за французские и британские интересы?

– Именно так, Петр Николаевич, именно так, – сказала Нина Викторовна. – Армии Самсонова и Ранненкампфа спешно были брошены в Восточную Пруссию, чтобы спасти Париж. Они были разбиты, зато французы радовались «Чуду на Марне», забыв, что это «чудо» было оплачено русской кровью. В то же время русские войска, которые в приграничном сражении наголову разбили австрийцев и уже двигались на Будапешт, были спешно отозваны по требованию французского генштаба. И все для того, чтобы через три месяца полечь, штурмуя Силезский вал. А когда весной-летом 1915 года германцы прорвали фронт и нам потребовалась помощь союзников, они лишь разводили руками и сетовали, что, дескать, мы вам сочувствуем, месье, но мы еще не готовы… Мерзкая история. С такими союзниками и врагов не надо!

– Господа, разумеется, на этот раз подобное не должно повториться! – воскликнул Дурново. – Никакой Антанты, никаких жертв во спасение французских банкиров! Что там говорили британцы насчет постоянных друзей и врагов и постоянных интересов? То же самое должны помнить и мы. Как и слова покойного Государя Александра Александровича о единственных союзниках России… У вас его помнят?

– Помнят, Петр Николаевич, даже очень хорошо, – вступил в разговор я. – Но у нас, русских, есть такая старинная привычка – мы каждый раз наступаем на одни и те же грабли.

– Наступать на грабли? – восхитился Дурново. – Я совсем забыл это прекрасное выражение из притчи графа Толстого. Надо почаще его вспоминать.

– Петр Николаевич, – сказал я тихо, – давайте сначала поговорим не о дальних рубежах, а о текущих делах. У нас как-никак война с Японией, и в любой момент может начаться война с Англией. Так вот, на Дальнем Востоке наши дела идут неплохо. Япония практически разбита на море и на суше, полузадушена петлей блокады. Еще одно крупное поражение – и Микадо и совет Гэнро будут окончательно надломлены, и морально готовы к мирным переговорам. Россия в ходе переговоров должна получить все то, что ей необходимо, и сделать из Японии союзника. О наших предложениях мы сообщили цесаревичу Михаилу Александровичу и Великому Князю Александру Михайловичу. Вот план мирного урегулирования с Японией после победы.

Я протянул Дурново несколько листков.

– Вы в Министерстве внимательно изучите наш план, в принципе он тесно связан с Европейскими делами. Только мирные переговоры нужно вести безо всяких посредников и конференций с конгрессами. Вспомните наше дипломатическое поражение в Берлине в 1878 году, когда плоды нашей победы пожали другие…

– Нет, я никогда не повторю позора канцлера Горчакова! – воскликнул Дурново, – я скорее пущу себе пулю в лоб! Вы правы, Александр Васильевич, всех этих «честных маклеров» нельзя и на пушечный выстрел подпускать к мирным переговорам!

Я переглянулся с Ниной Викторовной. Настала пора приступить к самой деликатной, но и самой важной теме нашей беседы. Первой ее коснуться должна была, по нашему мнению, полковник Антонова.

– Петр Николаевич, – начала она, – мы видим, что император Николай Александрович резко переложил руль корабля по имени «Россия» и изменил его внешнеполитический курс. Теперь он ведет его более-менее правильным курсом. Но это вызвало, мягко говоря, бурное негодование Франции, а главное, Британии. Вы спросите, почему я особо выделила Британию? Да потому что слишком многое стоит на карте, а империя сия имеет неприятнейшую привычку избавляться от монархов, которые пытаются проводить самостоятельный, отличный от интересов Британии, внешнеполитический курс. А русско-германский союз – это смертельная опасность для Британии, и на Даунинг-стрит это прекрасно знают. Вспомните судьбу императора Павла I. У нас есть предположения, что англичане собираются повторить события марта 1801 года. Уж больно все притихло в официальной дипломатии. Мы не знаем пока, как именно все произойдет, но то, что такие попытки будут, нам достоверно известно. Вы, как бывший директор Департамента полиции, наверняка хорошо знаете, на какие преступления способны пойти господа-товарищи «революционеры» во имя «низвержения самодержавия». Особенно если за это будет хорошо заплачено их главарям…

– Уважаемая Нина Викторовна, я прекрасно понимаю, о чем идет речь, – сказал внимательно слушавший Дурново. – В бытность мою директором Департамента полиции была обезврежена террористическая группа, готовившая в 1887 году покушение на Государя Александра III. Этих несостоявшихся цареубийц позднее судили, и главарей их повесили. Вы о них, очевидно, знаете – это «Дело второго 1-го марта[2]2
  Первое «Дело 1 марта» было заведено после того как 1-го марта 1881 года (по старому стилю) народовольцами был убит император Александр II.


[Закрыть]».

– Разумеется, знаем, – снова вступил в разговор я. – Среди казненных был некий Александр Ильич Ульянов, старший брат Владимира Ульянова – того самого, что в наше время стал лидером революционной большевистской партии и первым главой Советского правительства. Только учтите, что тогда, Петр Николаевич, вы имели дело с дилетантами, не имевшими навыков конспирации, и смутно представляли, как совершаются покушения на высших особ империи. К сожалению, нынешние террористы, особенно боевики партии социалистов-революционеров, уже имеют и навыки, и опыт, и достаточное финансирование. По нашим данным, у них есть связи в департаменте полиции и в охранном отделении. К тому же к подготовке теракта, скорее всего, могут быть подключены и иностранные «специалисты».

Так что хотелось бы, чтобы господин Плеве серьезнейшим образом отнесся к нашему предупреждению. Тем более что в нашей истории уже к 18 марта сего года у эсеров может быть все готово к покушению на самого Плеве. Мы опасаемся, что услугами этой группы британцы воспользуются для устранения Государя.

Дурново хмуро кивнул и сделал какую-то пометку в своей записной книжке, лежавшей перед ним во время нашей беседы.

Итог нашей встречи подвела Нина Викторовна:

– Петр Николаевич, мы считаем, что наше знакомство и наша беседа были плодотворны и полезны для всех нас. Вам и нам есть о чем подумать. Мы будем рады вам помочь и готовы ответить на любой вопрос. В пределах возможного, разумеется. Многое уже изменилось, и, более того, ситуация меняется каждый час и каждую минуту. Главная наша забота – не сделать хуже.

Министр поднялся из-за стола, галантно поцеловал ручку полковнику Антоновой и пожал мою.

– Господа, – сказал он, – не буду скрывать, что после нашей встречи я поеду не в Министерство, а в Зимний дворец. Государь уже получил первую информацию о вас от генерала Ширинкина. И он с нетерпением ждет моего доклада. Скажу честно – он будет весьма благоприятен для вас. А пока позвольте откланяться.

С этими словами Дурново вышел из библиотеки. Мы с Ниной Викторовной переглянулись. Кажется, все прошло именно так, как мы и планировали. Если и дальше все пойдет по нашему сценарию, то к вечеру нас ждет встреча с самим царем Николаем…

27(14) февраля 1904 года. Санкт-Петербург. Вечер. Дворец Великого князя Александра Михайловича. Набережная реки Мойки, 106.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

После ухода Дурново мы с майором Османовым обошли дворец, чтобы посмотреть, как устроили наших людей и как налажена охрана территории, примыкающей по периметру ко дворцу.

Устроились все нормально. Наши бойцы обживали подвальные помещения, выделенные им для ночлега. Хозяйственный управляющий даже где-то раздобыл железные кровати с панцирными сетками, матрасы, подушки и одеяла. Не скажу, что кубрик спецназовцев выглядел как номер в пятизвездочном отеле на Канарах, но наши бойцы не были особо избалованны, и их подобная обстановка вполне устраивала. Питались они в другом помещении, где тот же управляющий приказал соорудить большой стол и лавки.

Бойцы освоились, выглядели бодро; будучи свободными от караулов, даже заигрывали с горничными и прислугой. Девицы кокетливо хихикали в ответ на их комплименты и стреляли глазками в сторону бравых молодцов в необычной форме.

Периметр охраняли моряки с «Паллады». Ночной караул сменился еще утром, и сейчас службу несли новые часовые. Я дал указание прапорщику Морозову, чтобы он ни в коем случае не включал в число караульных новых людей, даже если это потребуют вышестоящие начальники (в подобных случаях следовало сразу же связываться с нами, благо от Крюковых казарм до дворца рукой подать). И вообще мы с майором всерьез подумывали попросить здешнее начальство переподчинить команду «мокрого прапора» нам. Во избежание, так сказать…

За охрану самого здания отвечал старший лейтенант Бесоев. Они с управляющим самолично обошли все чердаки, даже забрались на крышу: старлей прикидывал, где можно установить видеокамеры для обзора, и где стационарные посты для наблюдения из окон верхних этажей. На случай обороны были намечены позиции для снайперов и пулеметчиков. Не забыли и о средствах охранной сигнализации. Надо было сделать все, чтобы ни один посторонний человек даже случайно не смог попасть во дворец. Особенно СЛУЧАЙНО – ибо это есть высшее доказательство некомпетентности охраны.

С управляющим, которого звали Дмитрий Семенович, мы составили списки всех работавших во дворце: слуг, поваров, дворников. Я попросил кратко охарактеризовать каждого на предмет его благонадежности. Вроде бы потенциальных «кротов», по его словам, быть не должно, но желающих знать, что творится за стенами дворца Великого князя, предостаточно. Поэтому я посоветовал Дмитрию Семеновичу присматривать за своими подопечными, и если их поведение будет вызывать подозрение, немедленно сообщать об этом «поручику Бесоеву». В дальнейшем я собирался установить «жучки» в помещении для прислуги. Как говорится, береженого Бог бережет…

Настало время обеда – об этом нам напомнила служанка, посланная хозяйкой дома. Как прилежные школьники, мы послушно прошли в столовую. За обедом Ксения Александровна вела себя непринужденно, рассказывала разные смешные истории и слухи о жизни столичного бомонда. Правда, сама супруга Великого Князя Александра Михайловича в свет выезжала редко: все-таки многодетная мать. Родила мужу пятерых детей, сейчас они мал мала меньше: старшей – Ирине, девять, а младшему – Ростиславу, всего два годика. Я знал, что в нашей истории через три года она родит еще одного сына – Василия, но говорить об этом Ксении стал. Зачем? Неизвестно, как еще жизнь повернется, ведь ничего из будущего еще не предрешено.

Когда обед закончился и прислуга, убрав со стола, вышла и закрыла за собой дверь, Ксения, видимо, устав бороться со своим любопытством, засыпала нас с Ниной Викторовной вопросами об их будущем и о нашем прошлом. Мы как могли отвечали. Больше всего ее интересовала, естественно, судьба мужа и детей. Зная, что семейная жизнь их вскоре даст трещину и превратится во что-то кошмарное (дочь царя с любовником, и ее законный муж с любовницей вчетвером весело проводят время на курорте), мы старались не касаться таких пикантных моментов.

Мы рассказывали о грядущей мировой войне, о революциях (Февральской и Октябрьской), о последовавшей за ними Гражданской войне, интервенции, разрухе, НЭПе, индустриализации и о многом-многом еще. Ксения жадно слушала, охала, закрывала лицо руками – словом, живо реагировала на события, которые еще не произошли, и даст Бог, не произойдут.

Нашу оживленную беседу прервал управляющий, тихо вошедший в столовую. Он подошел к Ксении, и, склонившись, что-то прошептал ей на ушко. Наша хозяйка вздрогнула, вскочила с места и, извинившись, вышла вместе с ним. Мы с Ниной Викторовной переглянулись. У нее в сумочке тихонько запищала рация.

– Похоже, сейчас нам предстоит главный и самый важный разговор, – тихо сказала полковник Антонова.

И она оказалась права. Сообщение, переданное по рации, гласило, что во дворец приехал император Николай II.

Там же. Двадцатью минутами позже.

Дверь открылась, и в столовую вошел сам Император Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский… Словом, царь Николай II, собственной персоной. За ним шла смущенная Ксения. Мы с Ниной Викторовной встали, приветствуя «Хозяина земли русской»…

– Добрый вечер, господин капитан и госпожа полковник, – приветствовал нас Николай, – я очень рад видеть вас в столице Российской империи. Мне известно, что вы проделали огромный путь, чтобы увидеться с нами.

Он смотрел на нас с нескрываемым интересом. Впрочем, мы тоже.

– Во-первых, хочу поблагодарить вас и ваших собратьев за то, что вы уже сделали для России, – продолжал говорить император. – Не буду скрывать: я был поражены тому, как вы легко и быстро разгромили эскадры адмирала Того, а также японские сухопутные части, пытавшиеся захватить Корею. Во-вторых, сведения об англо-французском сговоре за спиной России, которые вы передали через Наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева, помогли раскрыть глаза на коварный обман, творившийся за нашей спиной. Мы вовремя предприняли необходимые меры и разрушили интриги врагов. Пока же дела идут самым лучшим образом…

Император вздохнул и сел на то место за столом, где недавно сидела Ксения.

– Сестра, разговор, который сейчас состоится – не для женских ушей. Прошу тебя, оставь нас наедине.

Ксения не стала спорить и, скромно кивнув, вышла. Наступила тишина.

– Садитесь, господа, – сказал Николай II. – Похоже, наш разговор будет долгим и, я надеюсь, откровенным. Мне уже известно, господа, что все вы пришли в наш мир из будущего, отдаленного от нас почти на сотню лет. Но очень хотелось бы понять, зачем и с какой целью вы появились в нашем времени…

– Мы и сами бы хотели это знать, Ваше Величество, – сказала Нина Викторовна. – Но мы можем только предположить, что Высшим силам захотелось помочь нашей державе избежать тех воистину ужасных крестных мук, которые выпали ей в ХХ веке. Пути Господни неисповедимы…

Николай вздохнул и машинально стал поглаживать усы и бороду. Я вспомнил, что подобным образом он поступал, когда сильно волновался. Я понимал его. Интересно, как бы я сам чувствовал себя, если бы передо мной предстали посланцы из нашего будущего?

– Значит, не знаете… – задумчиво сказал Николай. – Да, это, скорее всего, промысел Господень, которого нам, грешным, знать не дано… – Он обвел нас взглядом светлых лучистых глаз. – Господа, Великий Князь Александр Михайлович в общих чертах сообщил мне о тех муках и страданиях, ожидающих в самое ближайшее время Россию. Нельзя ли об этом узнать поподробнее?

– Можно, Ваше Величество, – ответил я. – Сейчас принесут прибор, который мы обычно используем для просмотра полученной информации, и мы все вам покажем.

Я достал из кармана портативную радиостанцию, вызвал старшего лейтенанта Бесоева и попросил Николая Арсеньевича, чтобы он принес мой ноутбук. Царь с любопытством наблюдал за моими манипуляциями. Когда я закончил разговор, он попросил посмотреть радиостанцию. Николай долго разглядывал ее, а потом, возвращая мне, спросил:

– Господин Тамбовцев, на каком расстоянии с помощью этого прибора вы можете связываться друг с другом?

– Это радиостанция небольшой мощности, Ваше Величество, – ответил я, – и радиус ее действия тоже сравнительно небольшой – всего несколько верст. Но мы привезли с собой мощную радиостанцию, с помощью которой можно будет переговариваться с Порт-Артуром.

– Удивительно! – сказал император, покачав головой. – И что, в самом деле можно будет из Петербурга переговариваться с Порт-Артуром, словно по телефону?

– Да, Ваше Величество, – подтвердил я, – причем качество приема будет во много раз лучше, чем качество телефонного разговора. И другие радиостанции не смогут прослушать этот разговор.

В это время в дверь постучали. Получив разрешение, в столовую вошел Бесоев с ноутбуком под мышкой. Он с любопытством посмотрел на Николая II: да уж, не каждый день можно увидеть живую легенду – последнего российского самодержца… Хотя последним он был у нас. А здесь еще ничего не предрешено, и монархия вполне может сохраниться…

Вручив мне ноутбук, Бесоев откозырял императору и, четко повернувшись через левое плечо, вышел из столовой.

Установив ноутбук на столе, я включил питание. Николай с изумлением, словно ребенок, наблюдающий за выступлением фокусника-иллюзиониста, смотрел на загрузку ноутбука. Мы с Ниной Викторовной решили показать царю фильм, рассказывающий о трагической судьбе династии Романовых.

Император уже был знаком с кинематографом. В Александровском дворце Царского Села даже был оборудован кинозал, где он со всей семьей смотрел незамысловатые сценки, снятые просто так, чтобы просто позабавить зрителей. Но то, что он увидел на мониторе ноутбука…

Фильм был смонтирован нашими умельцами из телеканала «Звезда». Ведущая, наша прекрасная Ирочка, профессионально поставленным голосом телерепортера рассказывала о том, как вызревала революция в России, как многие из высшего света Санкт-Петербурга буквально из штанов выпрыгивали, чтобы опорочить царскую власть, мечтая о свержении самодержавия…

Вот пошли кадры (документальные и постановочные) о Февральской революции. Ирочка вещала о предательстве командующих фронтами (в числе их был и Великий князь Николай Николаевич), о Великом князе Кирилле Владимировиче, который с алым бантом на груди привел к Таврическому дворцу свой Гвардейский флотский экипаж, чтобы «встать на защиту революции».

Николай впился глазами в экран и, не отрываясь, смотрел на страшные для него кадры. Увидев, как торжествующие красногвардейцы прикладами сбивают с вывески одного из «поставщиков двора Его Императорского Величества» двуглавого орла, он скрипнул зубами и что-то пробормотал под нос. Мне показалось, что он выругался. Такое случалось с ним нечасто.

Потом пошли кадры с Керенским, солдатами, братающимися с немцами, и толпами дезертиров, бросивших фронт и разъезжающимися по домам. Тут же была вставочка с киношным Бумбарашем, который ехал на паровозе домой, напевая: «Наплявать, наплявать – надоело ваявать…»

Ирочка рассказывала о ссылке царской семьи в Тобольск, о попытках «Бонапарта российского розлива» – генерала Корнилова – установить военную диктатуру, о «Главноуговаривающем» Керенском, который приложил все силы, чтобы окончательно развалить страну. В Киеве бесновались «самостийники», в Гельсингфорсе – финские националисты, призывавшие выгнать всех русских со священной земли Суоми.

Сказано было и о решении «союзников» по Антанте, которые втайне решили в случае победы не отдавать России Проливы, и вообще, за долги ввести что-то вроде «внешнего управления».

И, как кульминация – Октябрь 1917 года, приход к власти большевиков. Смольный, Ленин, заявляющий о том, что «Революция, о которой мечтал пролетариат, свершилась». В прокуренном зале Смольного всеобщее ликование.

Этими кадрами и закончилась первая часть фильма. Николай повернулся ко мне всем туловищем.

– Скажите, господин Тамбовцев… – хриплым голосом сказал он, неверной рукой доставая откуда-то из внутреннего кармана своего полковничьего мундира пенковый мундштук и пачку папирос, – все, что я сейчас увидел – правда?

– Истинная правда, Ваше Величество, – ответила царю Нина Викторовна. – Все именно так и было в нашей истории. Крах государства, крах династии, полный распад когда-то единой державы.

– А что у вас во второй части? – поинтересовался Николай, вставляя в мундштук папиросу и прикуривая дрожащими руками.

– Ваше Величество, – ответил ему я, – прежде чем мы покажем вам вторую часть, я хотел бы спросить: хватит ли у вас мужества и сил увидеть страшные для вас кадры?

Услышав это, император побледнел.

– А что, господа, было в нашей истории еще что-то более ужасное, чем то, что я уже увидел?

Мы с Ниной Викторовной переглянулись.

– Да, Ваше Величество, вы увидите самые страшные для вас кадры, – кивнула Антонова. – Возможно, я буду слишком жесток, но должен напомнить вам ту истину, которой пренебрег злосчастный Людовик XVI: корона самодержца, в отличие от шляпы, снимается только вместе с головой.

Николай на мгновение оцепенел, затем сделал глубокую затяжку и сказал обреченно:

– Будь что будет… Господа, покажите мне вторую часть вашего фильма…

Николай воспаленным взором впился в экран ноутбука, где эпизод за эпизодом разворачивалась трагедия царской семьи…

Немногие видели плачущего царя. Мы с Ниной Викторовной были среди этих немногих. Когда дело дошло до ее расстрела в подвале Ипатьевского дома, император схватился за голову и сипло, словно его душили, произнес:

– Ради Бога, прошу вас, остановите ЭТО!

Я щелкнул «мышкой»; залитый кровью подвал исчез, и на экране появилось изображение крейсера «Москва», идущего полным ходом.

Видимо, устыдившись проявления своих чувств, царь резко поднялся со стула и отошел к окну. Потом он вытер лицо платком, закурил папиросу и долго смотрел в окно, пыхая дымом. В черном стекле было видно только яркое как фальшфейер, отражение тлеющей папиросы.

Немного успокоившись, Николай повернулся к нам.

– Господа, – сказал он, – этот день был самым страшным днем в моей жизни. Семья – это самое дорогое, что есть у меня. И вот – такой конец… – он то ли вздохнул, то ли всхлипнул.

Нина Викторовна пошарила в своей сумочке и достала стеклянную баночку с таблетками валерианы. Она налила стакан воды из стоявшего на буфете графина, и подошла к Николаю.

– Ваше Императорское Величество, – ласковым, почти по-матерински сказала она, – вам нужно выпить успокоительное, тогда вам станет легче.

Николай не стал с ней спорить и послушно проглотил лекарство, запив его водой. Потом он с благодарностью посмотрел на Нину Викторовну.

– Благодарю вас, мадам. Даже монархи имеют право хоть немного побыть просто людьми. Вы женщина достойная, надо познакомить вас с Аликс. Она сейчас непраздна, и ей очень тяжело… Может, вы сумеете облегчить ее страдания – как духовные, так и телесные…

Мы догадались, что Наместник уже успел сообщить о будущем недуге еще не родившегося ребенка, и это весьма огорчает царскую чету.

– Ваше Императорское Величество, – сказал я, – то, что вы сейчас увидели – это НАШЕ прошлое. И это совсем не значит, что это ВАШЕ будущее. Ведь Господь не зря наделил нас свободой воли. А следовательно, что будущее можно изменить. Мы как раз и присланы к вам в ваше время для того, чтобы помочь Вам избежать всего этого.

– Господа, – сказал Николай, – я готов выслушать вас. Понимаю, что вам с расстояния в сотню лет видны все наши ошибки и заблуждения. Да, царь – это помазанник Божий, но не Господь Бог. «Errare humanum est» – «Человеку свойственно ошибаться».

– Ваше Императорское Величество, вам досталось тяжелое наследство, – сказала Нина Викторовна. – Отставание в промышленном развитии, крестьянский вопрос, когда самое многочисленное сословие империи страдает от малоземелья и голода. Чиновничий аппарат погряз во мздоимстве и казнокрадстве… Словом, нерешенных проблем в государстве множество, и их необходимо срочно решать. Один человек не сможет взвалить на себя всю тяжесть управления таким огромным государством, как Россия.

– Вы считаете, что Российская империя должна обзавестись парламентом по европейскому образцу? – быстро спросил монарх.

– Нет, – я покачал головой, – сословно-представительский орган России, конечно же, не помешал бы, но понадобится он ей лишь тогда, когда государственная власть твердо будет держать в руках бразды правления. В наше же время парламент, или что-то ему подобное, станет рассадником смуты и местом, где ведется борьба с существующей властью…

Николай головой, а я тем временем продолжил:

– Вы видели в фильме, как в трудную для вас минуту вас предадут близкие вам люди: ваш кузен Великий Князь Кирилл Владимирович, который, как вы помните, год назад дал вам слово, что не пойдет против вашей воли и не женится на своей двоюродной сестре Виктории-Мелите…

Николай машинально кивнул головой, а потом, сообразив, с изумлением посмотрел на меня: такие подробности из жизни семейства Романовых знали немногие.

– Так вот, – продолжил я, – ваш кузен через год нарушит данное вам слово, и тайком, без вашего ведома и согласия, обвенчается с Викторией-Мелитой в маленькой православной церкви неподалеку от Мюнхена. Тем самым он нарушит не только ваш запрет, но и законы церковные, запрещающие браки между двоюродными братьями и сестрами. За что его потом изгонят из России, исключат со службы, лишат великокняжеского содержания. Вы, Государь, его великодушно простите, за что он отплатит вам черной неблагодарностью – 1 марта 1917 года, еще до того, как вы подпишите отречение от престола, он приведет свой Гвардейский экипаж к Таврическому дворцу и заявит о верности новой власти. А потом, уже после Революции, оказавшись в эмиграции во Франции, Кирилл Владимирович года провозгласит себя «Императором Всероссийским Кириллом I», и произойдет это в августе 1924 года. Правда, ваш дядя, Великий Князь Николай Николаевич, так отзовется о новом «императоре»: «Кирюха есть всего-навсего предводитель банды пьяниц и дураков».

Николай, услышав это сочное выражение своего дядюшки, старого кавалериста, невольно улыбнулся. Потом нахмурился и о чем-то задумался. Я понял, что Кириллу в этой истории уже ничего не светит. ТАКОЕ император никому не простит.

– Господа, я понимаю, что даже среди царской фамилии есть недостойные люди, – сказал Николай. – Но где же были верные слуги Отечества, которые должны были сделать все, чтобы не держава устояла под напором внешних и внутренних врагов?