Текст книги "Год 1976, Незаметный разворот"

Я скосил глаз на Горца, и увидел, что этот человек, обычно невозмутимый как сфинкс, тоже потрясен до глубины души. Видеть такое ему еще не доводилось. Все происходящее воспринимали как должное только сам герр Серегин да три человека в темно-синих мундирах неизвестного государства: один мужчина вполне человеческого и даже арийского облика и две чернокожих хвостатых и остроухих женщины – одна посветлее, а другая потемнее. Вроде бы эти трое принадлежали к союзной Бичу Божьему космической цивилизации, а потому не испытывали никакого шока. Должно быть, такие полеты на спине возносящегося к небесам гиганта у них дома были в порядке вещей.

Вот «Неумолимый» пробил толстый слой облаков, и вокруг нас засияло беспредельное синее небо, в котором довольно низко висел яркий, но негреющий шар солнца. Все выше, и выше, и выше… Небо вокруг нас темнело, приобретая фиолетовый оттенок, а земля под нами стала выгибаться в форме купола. На такую высоту при нашем уровне технического развития раньше забирались только стратостаты-рекордсмены. Но для космического линкора, предназначенного летать между звезд, это был далеко не предел. И только когда на потемневшем небе средь бела дня начали проклевываться первые звезды, герр Серегин предложил всем нам спуститься в низы по силовому бескабинному лифту – тут все интересное закончилось. Остальные события нам предстояло наблюдать из главного командного центра этого чудовищного порождения сумрачного человеческого гения.

31 декабря 1606 года, 13:15, околоземная орбита, высота порядка 6000 километров, линкор планетарного подавления «Неумолимый», главный командный центр

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Когда-то в главном командном центре «Неумолимого» у терминалов, контролирующих состояние различных корабельных систем, трудилось, должно быть, до сотни операторов, за которыми надзирали десятки офицеров, включая командира. Но сейчас тут почти пусто, потому что всю черновую работу делают псевдоличности, а до вербовки и обучения живой команды у меня за прочими делами пока не дошли руки. К тому же есть обоснованные сомнения, что это в полном объеме удастся сделать в мире восемнадцатого года. Отдельно взятые должности заполнить можно, а весь штат – нет. Не тот уровень общей и политической грамотности, и, учитывая, что вербовать придется тех, кто не сможет ужиться с большевиками, совершенно неподходящий мотивационный посыл. Одних только технически грамотных младших офицеров с широким жизненным кругозором мне для «Неумолимого» потребуется около трехсот человек, плюс тысяча семьсот кондукторов, то есть старшин сверхсрочной службы со среднетехническим и среднеспециальным образованием. Рядовой состав без образования не понадобится: для выполнения разных черных и грязных дел на борту имеются роботы.

Кап-три Лазарев (а на самом деле искин Бенедикт) сообщил мне, что в аналогичной ситуации император Шевцов набрал технический персонал из завербованных им выпускниц детдомов, которым было все равно, куда отправляться, ибо в буржуазной действительности раннепутинской России таким просто не было места. Самое главное тут – «среднее образование», в восемнадцатом году совершенно неудовлетворительное как по качеству, так и по охвату населения. И тут мне пришла в голову мысль: а почему бы не набрать требуемый контингент в семьдесят шестом году, раз уж он дан мне в ощущениях? Разве там нет детдомов и разного рода выпущенных из них неустроенных особ с советским средним образованием, которых трудности жизни толкают к бутылке и панели? Парней в восемнадцать лет призывают в армию, и там те, кто не хочет опускаться на дно, остаются на сверхсрочку, поступают в школы прапорщиков или правдами и неправдами добывают себе путевки для поступления в военные училища. А вот что делать девицам, которым такой карьерный лифт не светит?

В памяти всплыло древнее, почти забыто слово «лимитчица». Это – несчастное затурканное существо, вечная обитательница общежитий, швея-мотористка или ткачиха-многостаночница, возможная добыча сутенеров, вербующих «интердевочек», в будущем потенциальная мать-одиночка без малейшего шанса выйти замуж, ибо «приличные» женихи шарахаются от таких как черт от ведра святой воды. Очередь на квартиры для таких вот «нуждающихся в улучшении жилищных условий» движется крайне медленно, а чаще всего стоит на месте или даже откатывается назад, потому что в первую очередь драгоценные ордера в новостройках достаются разным «блатным»: детям партийно-комсомольской номенклатуры и иного местного начальства. Этим девочкам нечего терять, кроме своих цепей, а приобрести они могут всю Вселенную и мою братско-отцовскую любовь. Ведь они – тоже часть того народа, который я поклялся защищать. Заходить тут надо официально, через Леонида нашего Ильича, чтобы он дал команду в ЦК ВЛКСМ провентилировать вопрос, где и в каком количестве имеется нужный контингент и каким образом среди него можно произвести вербовочные мероприятия. В противном случае мне будет все равно, что громить: питомник остроухих в мире Содома или такой вот детдом, куда собрали детей без жизненных перспектив. Решено, так и сделаем, но чуть позже.

Идут последние подготовительные операции перед прыжком из одного мира в другой. В заднем торце командного центра в специальной нише-углублении расположен сдвоенный ложемент для первого пилота Неумолимого и его ассистента-помощника. Эта система прямого управления кораблем предназначена для использования исключительно при боевом маневрировании в непосредственных окрестностях массивных объектов вроде звезд и планет, а в обычных условиях при прыжке из одной точки межзвездного пространства в другую все происходит в соответствии с заранее составленной программой.

И вот в левый ложемент садится Колдун (при прыжке из одного мира в другой тут главный именно он), а в правый опускается Атола Дан. У нее уже есть опыт межмирового прыжка, но только тогда она посчитала его следствием внезапно возникшей гравитационной аномалии. Управляющая система в правом ложементе отключена, работа старшего прыжкового навигатора «Нового Тобола» заключается в наблюдении за процессом прыжка поперек мировых линий, чтобы понять, может ли обычный человек (или темная эйджел) без талантов архимага или полубога управлять этим процессом. Мир с техногенными порталами нам в этом в помощь.

Вот под взглядами моих гостей на головы пилотов опускаются глухие массивные шлемы, оборудованные индукционными линками, соединяющими их сознание с обиталищем псевдоличностей, а с другой стороны уже я мысленно беру Колдуна за руку, посылая ему свою поддержку и ощущение стоящего за его спиной плотно сомкнутого строя боевых товарищей. Клим Сервий докладывает, что все системы корабля функционируют нормально, а Виктория Клара сообщает, что джамп-генератор «разогрет» и готов к приему прыжковых данных. Чтобы нащупать нужную межмировую нить и потянуть за нее, Колдуну требуется несколько секунд. Изображение планы и звезд на обзорных экранах на какую-то долю секунды исчезает, сменяясь сплошной чернотой, а потом снова появляется, но уже в несколько другом виде, после чего Виктория Клара докладывает, что прыжок завершился успешно.

24 июля 1941 года, 12:45 мск, околоземная орбита, высота порядка 6000 километров, линкор планетарного подавления «Неумолимый», главный командный центр

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Теперь планета Земля развернута к «Неумолимому» другим, западным полушарием. В Северной Америке сейчас ночь, и видно, что это явно не семнадцатый век. Города на темном лике планеты сверкают яркой россыпью электрических огней, да и мое внутреннее ощущение подсказывает, что мы оказались там, где и требовалось. И еще одна положительная примета: оживают терминалы боевой информационной системы, установившей контакт с орбитальной сканирующей сетью, вывешенной вокруг планеты. И там операторы, причем с весьма специализированным образованием, нужны мне в первую очередь.

– Бурные аплодисменты, товарищи, мы прибыли в пункт назначения, – сообщаю я своим гостям. – Остались лишь рутинные операции, снижение и приводнение в заданном районе. Перед посадкой считаю необходимым пролет над столицей Третьего Рейха на небольшой, но недосягаемой для местной зенитной артиллерии и авиации высоте, чтобы продемонстрировать обитателям Берлина и окрестностей, кто теперь в доме хозяин. Никаких бомбовых ударов при этом не предусмотрено: один вид «Неумолимого», проплывающего в небе над их головами, заставит поклонников бесноватого фюрера начать справлять большую и малую нужду, не добегая до сортиров и клозетов.

– У вас, товарищ Серегин, очень специфическое чувство юмора, – произнес Виссарионыч. – Но оно нам нравится. А сейчас мы хотели бы поговорить с вашим юным помощником, который и совершил эту кажущуюся нам невероятной операцию, доставив вашу главную сокрушающую мощь туда, где она способна остудить множество горячих голов. А это для нас очень важно. Нам нравится ваш план, чтобы Германия пала в наши руки целая и невредимая, но при этом задристанная жидким пометом от края и до края. Так будет даже интересней.

– Ничего сложного, товарищ Сталин, в этой операции не было, – скромно сказал Колдун, выбравшись из пилотского ложемента. – Это как езда на велосипеде: если умеешь, то все делается как бы само собой, главное, смотреть на дорогу, чтобы не наехать на камень и не свалиться в канаву. Написать контрольную по математике гораздо сложнее.

– Вот это речь не мальчика, но мужа, – хмыкнул Отец Народов. – Не ожидал от столь молодого человека.

У нас тут, как на фронте – год идет за три, если не за пять, – сказал я, – а Колдун, бывает, делает работу за троих. Но все же мы помним, что, несмотря на свой статус почетного взрослого, он еще мальчик, который должен ходить в школу, писать контрольные по математике и сочинения по литературе, расширять свой кругозор в естественных и политических науках, а также вовремя ложиться спать. Так что давайте не будем одолевать его вопросами. Он такой, какой есть, и этим все сказано.

– Ну хорошо, – сказал Виссарионыч, – не будем одолевать этого молодого человека вопросами, а просто скажем ему спасибо. Но нам очень интересно, что по обсуждаемому вопросу скажет товарищ Атола Дан.

Темная эйджел пожала плечами и после некоторого раздумья произнесла:

– Сказать честно, я поняла только, как вывести корабль из текущей плоскости событий, но сразу после этого полностью потеряла ориентировку. Однако, как мне кажется, это потому, что навигационная система корабля не приспособлена к работе в межмировом пространстве, а потому не поставляла мне необходимых данных. И в то время юноша Дмитрий для ориентировки пользовался своими внутренними возможностями и не зависел от информации навигационных сенсоров.

– Ну что же, – хмыкнул я, – если дело только в несовершенстве навигационной системы, то этот вопрос решаемый. И в то же время стоит заметить, что недопустима ситуация, при которой между мирами будет шляться кто попало. Неприятностей тогда не оберешься. С техникой всегда так: стоит изобрести топор, и сразу же найдется желающий зарубить им свою тещу. В качестве компромисса могу предложить поиск лиц с магическими способностями первого класса среди навигаторов темных эйджел, чтобы они могли летать как вдоль мировых линий, так и поперек.

Отец Народов скептически хмыкнул и спросил:

– А почему вы считаете, что в таком случае между мирами не будет шляться кто попало?

– А потому, – ответил я, – что для темных эйджел клятва – явление абсолютное, и верны они ей будут до самой своей смерти, а не как некоторые, до первой перемены погоды. И это мне в них нравится больше всего, потому что я и сам такой: не меняю своих убеждений и в случае необходимости иду напролом.

24 июля 1941 года, 13:15 мск, Третий Рейх, Берлин

Вторая половина дня двадцать четвертого июля в Берлине выдалась томной. Погода стояла ясная, видимость была миллион на миллион, и чудовищный[13]13
  Угловые размеры «Неумолимого» при пролете на десяти километровой высоте составят восемь с половиной градусов в длину и три градуса в ширину (для сравнения: солнечный диск на небе имеет угловой размер всего в два градуса).


[Закрыть] предмет в небе, похожий на полуторакилометровый наконечник копья, разглядели не только операторы радаров ПВО, но и обычные горожане, особенно после того, как его силуэт затмил солнце. Добавляли страха ржаво-кремовый цвет этого предмета, напоминающий запекшуюся кровь, и его грубые рубленые очертания. Не хватало только мрачной и величественной музыки, возвещающей появление нового Властелина Мира. Тем, кто наблюдал эту картину, казалось, что прямо сейчас из необъятного чрева летающего Левиафана на столицу Третьего Рейха в большом количестве посыплются огромные бомбы.

Уже три недели с вермахтом на Восточном фронте происходили загадочные и ужасные пертурбации, и слухи о них успели проникнуть даже в Берлин. Мол, в войну на стороне большевиков вступил некий ужасный «мистер Икс», уничтожающий германских солдат целыми дивизиями. А кто после встречи с ним не умер, те сейчас у большевиков в плену. Иногда это загадочный господин выглядит как могущественный колдун, сотрясающий небо и землю, способный вызывать искусственные ураганы и проливные дожди и послать на битву свирепых солдат из давно минувших времен. А иногда он же предстает перед своими врагами неким воплощением Робура-завоевателя, бросая в бой десятки сверхсовременных неуязвимых летательных аппаратов и большое количество тяжелобронированных панцеров, вооруженных длинноствольными пушками крупного калибра.

И теперь этот лучший друг русских большевиков и враг германской нации прилетел в Берлин на исполинском летающем корабле, чтобы положить его пусту, а всех берлинцев превратить в своих рабов. Имелись даже отдельные сумасшедшие, которые якобы видели на спине небесного гиганта фигуру мужчины в развевающемся за спиной красном плаще и потрясающего светящимся мечом. Бегите, люди, спасайтесь, а то как бы не было поздно, потому что наступает Конец Света.

Ужас был великий, но начался он все же не сразу. Во-первых, потому, что в первые минуты большинство жителей Берлина просто не успели осознать «истинный» смысл этого явления. Во-вторых, потому что расфокусированным и ослабленным (не более пяти процентов от полной мощности) депрессионным излучением «Неумолимый» начал обрабатывать город только после того, как его заметили и заволновались. Серегин хотел, чтобы возникшая внизу паника выглядела максимально естественно. На вражескую столицу еще не упало ни одной бомбы, но результат вышел лучше всяких похвал.

Но первыми все же свой дзен словили офицеры с зенитных батарей берлинской зоны ПВО, когда оптическими дальномерами замерили высоту полета неожиданного пришельца и смогли вычислить его геометрические размеры. Настоящий летающий остров! Сэр Джонатан Свифт перевернулся в гробу и громко захохотал. Последовавшая за этим истеричная пальба из всех стволов примерно в направлении цели напоминала лай стаи мосек даже не на слона, а на динозавра диплодока, флегматично бредущего по своим делам.

Однако это было не совсем безопасное занятие: осколки зенитных снарядов, разорвавшихся на девятикилометровой высоте, градом сыпались обратно на город, и при этом могли быть случайные жертвы. И действительно, многих берлинцев, толпами в ужасе мечущихся по улицам, падающее с неба железо нечаянно пришибло насмерть. А еще острые зазубренные осколки зенитных снарядов, усыпавшие берлинские улицы, в некотором обозримом будущем станут причиной множества проколов автомобильных шин. Мелочь, а приятно.

Потом бесполезную стрельбу, ведущую только к напрасному расходу снарядов, было приказано прекратить, и с аэродрома Темпельсхоф в воздух поднялись истребители. Рассерженно жужжа, изделия фирмы Вилли Мессершмитта все же сумели подняться на заданную высоту – туда, где воздух так разрежен, что им уже невозможно дышать, и царит вечный лютый холод. Но что они там могли сделать своими четырьмя пулеметами винтовочного калибра против воздушного гиганта массой в три с половиной миллиона тонн, закованного в тяжелую многометровую броню?

– Он огромен! – только и успел передать командир группы гаупман Дресслер, прежде чем его «Фридрих» натолкнулся на невидимую стену защитного поля и комом смятого металла полетел вниз прямо на берлинские крыши.

Его подчиненные тут же отпрянули в стороны от опасного гиганта и принялись атаковать пришельца с разных ракурсов, но добились только того, что при выходе из атаки еще один истребитель зацепил защитное поле консолью крыла и, беспорядочно кувыркаясь, отправился вслед за машиной своего командира. Сам же небесный левиафан на эти судорожные действия жалких человечишек не обратил ровно никакого внимания. Это было даже хуже, чем уэллсовская «Война миров». Там «марсиане» хотя бы воспринимали местных всерьез, и каждый раз, когда их пытались атаковать, наносили уничтожающий ответный удар, а не относились к этим попыткам с пренебрежительным презрением.

Расстреляв все патроны в бесполезных атаках, германские истребители вернулись на свой аэродром, где их уже ждал наци номер два Герман Геринг, разъяренный как бык на корриде. Он уже успел вставить фитиля зенитчикам, открывшим абсолютно бесполезную стрельбу, а теперь решил оторваться на пилотах авиакорпуса «Германия». Радиус разлета слюны из орущей пасти ничуть не уступал поражающим свойствам мелкой осколочной бомбы, а крик свой громкостью мог заглушить авиационный мотор.

Если бы этому таинственному аппарату, не проявившему пока к Германии никакой враждебности, дали просто пролететь мимо, в этом было бы гораздо меньше позора и унижения, чем в данном случае, когда ПВО Берлина сделало все возможное, но не добилось ни малейшего успеха (два вдребезги разбитых самолета и с десяток берлинцев, угодивших в больницы и морги в результате попадания под стальной град осколков зенитных снарядов, при этом не в счет).

Прооравшись, Геринг сел в свой «Хорьх» и уехал восвояси. Теперь уже ему предстояло стоически вынести все, что скажет по поводу сегодняшнего происшествия Адольф Гитлер. А пилотов-неудачников, как и зенитчиков, скорее всего, теперь ждет отправка на Восточный фронт, где вермахт и люфтваффе за последние три недели понесли просто чудовищные потери.

24 июля 1941 года, 15:15 мск, Пуцкий залив, линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты, зал для совещаний

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский

Завершение перелета «Неумолимого» и приводнение в Пуцком заливе прошло успешно. Расстояние до Данцига – двадцать пять километров, до Готтенхафена (польской Гдыни) – около двенадцати. Для Третьего Рейха эти воды считаются глубоким тылом, так что тут нет ни одного крупного боевого корабля, и в ближайших окрестностях дислоцируются только учебные части люфтваффе и вермахта. Да и вообще, такой наглости от нас никто не ожидал. Шевеления по этой части, конечно, будут, но явно не сегодня. И только тогда нам придется зачищать береговую инфраструктуру в радиусе тридцати километров, а в радиусе ста километров – устанавливать бесполетную и бесплавательную зону, нарушение которой будет чревато уничтожением цели без предупреждения. Но это будет потом, а пока следует заняться текущими делами.

С целью выработки планов на следующий этап операции я собрал своих гостей (за исключением Гейдриха) на совещание в своих императорских апартаментах. Интерьеры тут уже были приведены к желаемому для меня дизайну «галактический ампир» (массивно, надежно, роскошно), и все присутствующие могли любоваться на сочетание российской имперской и советской символики. Но сел я при этом не в императорское кресло во главе стола (за которым можно было собрать до сотни человек), а, как рядовой участник переговоров[14]14
  Мы внимательно изучали протокольные фотографии, сделанные в кабинете Л.И. Брежнева. Во время совещания с министрами и прочими подчиненными лицами генсек сидел во главе стола как начальник, но если это была встреча с каким-нибудь иностранным деятелем, то он подсаживался за общий стол напротив главного собеседника.


[Закрыть], занял позицию прямо напротив товарища Сталина.

– Итак, товарищи, – сказал я, – тактические пляски босыми ногами на раскаленных углях закончены. Фронт стабилизирован по рубежу, пригодному для обороны, мобилизация проходит по плану. Теперь пора заняться стратегией и отчасти теорией.

– В каком смысле «теорией», товарищ Серегин? – спросил Отец Народов.

– Самой обыкновенной, товарищ Сталин, – со вздохом ответил я, – той самой, которую потом вносят в боевые уставы и учебники по тактике и стратегии. Теоретические козыря старше и стратегических, и даже геополитических. Не владея правильной теорией, вы не сможете ни просчитать геополитические расклады, ни выработать победоносную стратегию и неотразимую тактику…

– Вынужден с вами согласиться, – кивнул Виссарионыч. – Раньше мы думали, что у нас на вооружении имеется самая лучшая марксистско-ленинская теория, но оказалось, что это не так.

– О том, что дела с теорией пошли как-то не так, вы должны были догадаться еще в начале восемнадцатого года, – ответил я. – Концом теоретического этапа стал мятеж левых эсеров, совпавший с началом широкомасштабной Гражданской войны, и возрождение разгромленной, казалось бы, корниловщины. С этого момента начался политический слалом впотьмах, когда сначала товарищ Ленин, а потом и вы, стали одну за другой игнорировать мертворожденные марксистские установки на отмирание государства, на полное разрушение старой государственной машины, на замену армии вооруженным народом, на тотальную национализацию всех средств производства… Теоретики среди ваших товарищей, конечно, были, но построить эти люди ничего не могли, только разрушить и изгадить.

– А вы, значит, товарищ Серегин, у нас великий теоретик… – проворчал Отец Народов.

– Да нет, товарищ Сталин, – ответил я, – я не теоретик, а практик. Но при этом у меня имеется Истинный Взгляд, посредством которого я могу смотреть не только на людей, но и на иные явления. Приложив чужую теоретическую установку к окружающей действительности и посмотрев на эту комбинацию Истинным Взглядом, я сразу вижу, будет она работать так, как написано в инструкции, или нет. Первая теоретическая установка, полностью доказавшая свою работоспособность – это единство элиты и народа. При нарушении этого правила государству грозит гибель, а народу – революционные пертурбации и кровавые жертвы. Революций в формате «снизу», когда народ больше не хочет, а верхи уже не могут, без жертв не бывает в принципе, потому что сначала они пожирают представителей свергнутого политического класса или слоя, и лишь потом переходят на своих творцов и идейных вдохновителей. Революции в формате «сверху» гораздо гуманнее, и жертв от них бывает на два-три порядка меньше. Такое случается в том случае, если вменяемые верхи, увидев грозящий им тупик, сами пытаются выправить ситуацию путем коренных преобразований, при сохранении полного политического контроля за процессом. Последнее правило самое главное, ведь всегда найдутся деятели, желающие углубить революцию «сверху» до революции «снизу».

– Вы имеете в виду месье Горбачева и его «перестройку»? – скептически хмыкнул Виссарионыч.

– Именно, – ответил я, – и почти в то же время при аналогичном случае китайский товарищ Дэн Сяопин штурвал в руках удержал и раздавил танками протест желающих неограниченной демократии. Это я говорю совсем не в упрек ему. Когда на кону гибель государства и гражданская война – надо сперва давить, и только после ликвидации угрозы разбираться, кто и в чем виноват. Подобная угроза существует и в четырнадцатом, и особенно в семьдесят шестом году. Реципиент товарища Брежнева был склонен пускать дела на самотек, лишь бы его не беспокоили, в силу чего в стране образовался как абсолютно оторванный от народа класс партноменклатуры, так и, в виде реакции на непрерывно ухудшающуюся действительность, чрезвычайно мощный слой прозападной диссидентуры, почти резидентуры. И ведь нет же такого интеллигента, который не ругал бы на кухне советскую власть – за то, что та не дает ему развернуться и самовыразиться. И почта та же картина, только с другими действующими лицами, сложилась в четырнадцатом году, только вместо партноменклатуры там крупная буржуазия и наследственная аристократия, а вместо проамериканской ориентации диссидентуры – профранцузская. Большевики там в очереди на власть -надцатые, а в первых рядах на штурм Таврического дворца лезет всякая человеческая плесень. Масонство – это вообще такая мерзость, которую давить и травить требуется на корню, невзирая на лица.

– Да, – согласился Отец Народов, – принципиальное сходство между двумя этими вроде бы совершенно различными ситуациями просматривается довольно отчетливо. И в этом есть повод для размышления. По счастью, у нас в сорок первом году ничего подобного не наблюдается.

– Увы, наблюдается, товарищ Сталин, еще как наблюдается, – возразил я. – Просто, чтобы это увидеть, приглядываться надо внимательнее, и желательно Истинным Взглядом. Картина, во всю мощь развившаяся в семьдесят шестом году, своими истоками имеет время конца двадцатых – начала тридцатых годов, когда с классовой борьбой как таковой было уже покончено, и началась борьба за власть внутри руководства партии большевиков. Вы прекрасно знаете, что никакой Хрущев ничего бы не смог сделать, если бы его не поддержала почти вся партийная верхушка, уже оторвавшаяся как от народа, так и от рядовых членов партии. И на двадцатом съезде партии мистер Кукурузвельт рыгал на вас при полном согласии разных Кагановичей, Микоянов и Ворошиловых; по крайней мере, ни одного возражения со стороны других партийных бонз на его речь не последовало. А народные массы, в числе которых было двадцать миллионов коммунистов, в ответ на этот демарш безмолвствовали, ибо любой протест был бы подавлен с невероятной жестокостью. Построенная вами система оказалась очень удобна для крутых разворотов – хоть влево, хоть вправо, хоть на сто восемьдесят градусов, как похощет левая нога текущего Генерального секретаря. Закончилось все деятельностью уже упомянутого вами месье Горбачева, в результате которой Коммунистическая партия Советского Союза умерла и больше не возрождалась.

– А как же так называемая КПРФ, возглавляемая товарищем Зюгановым? – поинтересовался Виссарионыч.

– А это вообще не партия, и уж тем более не коммунистическая, – возразил я. – Это внуки лейтенанта Шмидта организовали коммерческое предприятие для того, чтобы на политическом рынке торговать лицом и дедушкиными орденами. Если уж советское прошлое вызывает в народе сильную ностальгию, то разного рода гешефтмахерам от политики грех этим не воспользоваться. Что касается вашего родного мира, то для полного анализа данных, собираемых орбитальной сканирующей сетью, вам необходим хотя бы один социоинженер из числа светлых эйджел, и это же касается любого другого мира, подлежащего глубокой трансформации.

– Сати Бетана – довольно милая девушка, – немного невпопад ляпнула Ольга Николаевна, – но анализ нескольких миров одновременно она не потянет.

– Вот именно – она одна, а миров много, – подтвердил я, – к тому же товарищ Бетана – младший социоинженер, и имеет лицензию на отработку коллективов численностью не более пятисот человек. Но при этом у меня есть предчувствие, что в ближайшее время нужная дичь сама выскочит на охотника. Ведь, как сообщил мне искин Бенедикт, в смутные времена затяжных войн и социальных потрясений к планете-прародительнице, как микробы к ране, тут же стягиваются разные инициативные кланы эйджел, желающие половить рыбку, то есть пеонов, в мутной воде. И на кораблях темных всегда имеются представители, то есть представительницы, светлых кланов – заказчиков этого безобразия. Останется только взять их в плен и провести через стандартную процедуру инверсии. В сорок первом году вследствие работы орбитальной сканирующей сети такие кланы-охотники сразу будут у меня как на ладони, и «Неумолимый» тут как тут, тоже уже наготове. Семьдесят шестой год, где буквально только что завершилось комплектование сканирующей сети, в этом плане можно считать бесперспективным в Европе и довольно интересным в регионе Индокитая, а в восемнадцатом году у нас еще, что называется, и конь не валялся, и это плохо. Смутное время там далеко еще не закончилось – как на территории бывшей Российской Империи, так и в Европе, где еще продолжаются сражения Первой Мировой Войны, и появление ловцов в таких условиях будет не просто вероятным, а закономерным.

– Скажите, Сергей Сергеевич, – спросила Ольга Николаевна, – а наш мир вы никак не собираетесь защищать от набегов этих ловцов пеонов?

– А у вас там риск подобного развития событий в настоящее время минимальный, – сказал я. – Но орбитальную сканирующую сеть я вам со временем вывешу, хотя бы просто для того, чтобы вы с товарищем Кобой, производя социальные преобразования, знали точно, сколько вешать в граммах. Самое главное, чтобы у вас там исчезло разделение на чистопородных бар и сиволапых мужиков, и все представители простонародья, выбившиеся в люди, не чуждались своей страты. Товарищу Брежневу в этом смысле будет не в пример сложнее, ведь он не будет решать задачу с чистого листа, а должен произвести работу над чужими ошибками. И лучший контингент для обновления протухшей элиты – это добровольцы, которые сами, по своей воле, решат отправиться на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками.

– А вот это, товарищ Серегин, золотые слова, – хмыкнул Отец Народов. – И то же самое должно касаться добровольцев, которых на помощь сражающемуся Советскому Союзу намеревается отправить товарищ Романова. А сейчас я хотел бы поговорить о стратегической ситуации, сложившейся у нас в сорок первом году.

– Поговорим, товарищ Сталин, – согласился я, подвешивая над столом голографическую карту советско-германского фронта от Кольского полуострова до Черного моря. – Как видите, у группы армий «Север» в ударной группировке из трех танковых дивизий осталось одна, сильно побитая в боях, у группы армий «Юг» ударная группировка полностью уничтожена, из пяти танковых дивизий в строю не осталось ни одной. У группы армий «Центр» положение получше. Из первоначальных девяти танковых дивизий осталось восемь, однако сидят они по шею в болоте, при полностью перерезанных коммуникациях. Германскому командованию даже на другой участок фронта перебросить их проблематично, поскольку железная дорога моими усилиями не действует, шоссейные пути размыты, да и топлива для марша своим ходом в частях совершенно недостаточно.

– Наши синоптики докладывают, – сказал Сталин, – что в результате вашей операции с разверзнувшимися хлябями в восточной части Белорусской ССР выпало почти две годовых нормы осадков. Дороги в низинах действительно размыты, болота набухли водой, а через леса способны пробираться разве что местные жители, предки которых живут тут со времен Великого Потопа. На территориях восточнее Днепра положение полегче: осадков выпало не так много, а потому земля посуше. Но в любом случае возможности для развития наступления крайне ограничены, в некоторых местах перемещение возможно только вдоль высоких железнодорожных насыпей. Перестаралась ваша товарищ Анастасия, перелила воды в хляби.