Текст книги "Юрий Гагарин. Народный герой (сборник)"

Колонна машин движется в направлении Кремля. Нам с Павлом машет кто-то, стоящий у автомобиля. Это Сергей Александрович Борзенко, журналист, Герой Советского Союза. Во время войны он был в десанте моряков. Генерал потерял связь с десантом и узнал об успехе высадки из газеты. Сергей Борзенко был награжден самой высокой наградой.

«Вы откуда сейчас?» Мы скромно сказали, что прилетели в самолете с Гагариным. «Как прилетели?» Узнав о нашей одиссее, Сергей Александрович засмеялся: «Вот молодцы! А я, старый волк, не смог пробиться через толпу журналистов пишущих и снимающих. Садитесь, подвезу до редакции… Скажу о моих наблюдениях. Люди постепенно ко всему привыкают. Первые шоферы были знаменитыми. Первые летчики были героями. Сегодня любой человек может водить машину, а то и самолет. Запомните мои слова: через десять лет люди будут летать в космос «на работу». Будут жить на космических кораблях два-три месяца, а то и больше. Газеты не будут об этом писать. Но о первом человеке, облетевшем Землю, люди никогда не забудут. До свидания, ребята!»

Радостным был апрель 1961 года. Все приветствовали Гагарина. Слали ему письма и трогательные подарки. Вот этот букет прислали из Голландии. Я, помню, искал что-нибудь интересное подарить. И подарок нашелся. В том году я был в Африке и на память привез яйцо из гнезда страуса. Очень приятно было подарить что-нибудь земное Гагарину.

В день полета Гагарина мы братались с турецкими пограничниками

7 апреля 2011 года

Рассказывает Геннадий Иванович Захаров из Ростова-на-Дону

Весна, тепло, даже очень – Араратская долина. Наша 6-я застава 125 погранотряда – как раз супротив Большого Арарата. В стороне, слева, Малый Арарат. Между ними – седловина с накинутой шкурой леска, где находится разведшкола и откуда наша граница с заставами как на каемочном блюдечке. Начальник заставы, капитан Анатолий Иванович Пожарский, отправил меня и Лешку, как связистов, затягивать колючей проволокой амбразуры дзотов – долговременных земляных огневых точек, «чтобы гранаты не залетали… В случае чего». И мы, перебрасываясь ленивыми словами о том, что утром всю заставу накрыть одним-двумя снарядами – плевое дело (застава утром в основном спит, то есть наша работа для штабной проформы), натягиваем потуже вредную колючку.

На бруствере возникает дежурный по заставе сержант Ляшенко. В его руке длинный лапоть отрезанного вдоль черного хлеба, плотно загрунтованного маргарином, а на нем горкой, во всю длину – сахар. Ляшенко, держа лапоть параллельно Араратской долине, с минуту рассматривает нас круглым безразличным лицом и мощно откусывает и так же мощно жует. С его носа сыплется сахарный песок, но Ляшенко не замечает. Мы, бросив колючку, выжидательно смотрим на него и его процесс, предполагая, случилось ли чего или произошло. Ляшенко медленно глотает, шея раздувается и опадает.

– А в космос человека запустили. Юрием зовут, – бесцветным голосом сообщает Ляшенко, уже с интересом нас разглядывая.

– Ты бы лучше хлеба принес, такого, а то «человека», «космос», ничего умнее не взбрело? – ворчит Лешка.

– Ага. А тебя здесь тормознули, с таким лаптем-то не всунешься, да и с Юрием делиться – легче повеситься. Надо то что? Жуешь… – уточняю я.

Ляшенко опять мощно откусывает и запускает процесс:

– Дураки вы… Им сказать пришел, а они… Что с дураками говорить, – произносит он все тем же голосом, и процесс голос не меняет. Придерживая штык-нож у бедра и бережно сохраняя параллельность хлеба долине Арарата, он исчезает.

– Лешка, а как правда? Ведь он же от кухни больше чем на пятнадцать метров не отходит…

– Точно! – замирает Лешка. – Ну хорошо, давай хоть этот дозатянем и рванем.

И мы, дозатянув амбразуру предпоследнего дзота, скорым шагом направляемся к заставе.

Во дворе заставы народ, занятый на хозработах, этими работами не занимался, а бродил с перекошенными удивленной радостью лицами и, хватая друг друга за рукава, пересказывал который раз уже известные скупые подробности. Большая часть заставы собралась у радиоприемника, стараясь уловить что-нибудь еще, но приемник сообщал лишь, что полет прошел успешно.

Ночью граница салютовала разноцветными ракетами, и командиры не замечали.

Утром следующего дня из-за Аракса, с сопредельной стороны, донеслись крики и вопли. Это аскеры – турецкие солдаты – радостно орали, швыряли вверх свои военные кепи и, подбегая к берегу Аракса, вздымали над головой сцепленные ладони, потрясая ими.

Со своего берега мы отвечали тем же.

Граница казалась лишней.

Космонавт решил, что сгорит

Александр МИЛКУС, 12 апреля 2001 года

Четыре легенды о первом пилоте корабля «Восток»

Долгое время цензура не давала журналистам возможности рассказать о нескольких неурядицах, произошедших на борту «Востока»: как это так: советский космический корабль – и ненадежен? На самом деле, за несколько часов до старта инженерам пришлось устранять неисправность. Когда Гагарина усадили в корабль и закрыли за ним люк, выяснилось, что контакта нет, кабина негерметична. Стартовать нельзя. Спешно снова отвинтили крышку. К счастью, неполадка оказалась мелкой.

Потом, уже во время подъема ракеты, была потеряна связь с кораблем.

– «Кедр» (позывной Гагарина), как чувствуете себя? – добивался ответа «двадцатый» (Сергей Павлович Королев). – «Кедр», отвечайте!

А в динамиках только хрип.

«Не знаю, как я выглядел в этот момент, но Королев, стоявший рядом со мной, волновался очень сильно: когда он брал микрофон, руки его дрожали, голос срывался, лицо перекашивалось и изменялось до неузнаваемости. Все облегченно вздохнули, когда… сообщили о восстановлении связи с космонавтом и о выходе корабля на орбиту», – такую запись сделал в своем дневнике помощник Главкома ВВС по космосу Николай Петрович Каманин.

Потом Гагарину пришлось всерьез поволноваться при приземлении. Стало резко падать давление тормозной двигательной установки. Космический корабль начал мелко подрагивать, за обшивкой нарастал шум. Росла перегрузка. После выключения тормозной двигательной установки должно было произойти отделение спускаемого аппарата от приборного отсека. Но не произошло!

Корабль крутило, словно юлу, запущенную озорной детской рукой. Скорость вращения – около 30 градусов в секунду. Получился, как потом рассказывал Госкомиссии Юрий Алексеевич, «кордебалет»: голова-ноги, голова-ноги – так, что дух захватывало. Гагарин только успевал закрываться от острых лучей солнца, бьющих в иллюминатор. Лишь через десять долгих, мучительных минут раздался хлопок – и спускаемый аппарат разделился с приборным отсеком. Но у космонавта возник новый повод для беспокойства. За иллюминаторами явно слышалось потрескивание, кабину освещали багровые отблески пламени. Пожар! Нет для летчика страшнее ЧП, чем огонь на борту. А ведь Гагарин, как и все космонавты первого набора, пришел из истребительной авиации.

– Горю! – Юрий Алексеевич уже начал мысленно прощаться с жизнью.

Это потом уже к пламени, вызванному трением специальной жаропрочной обшивки об атмосферу, привыкли. А тогда, в первом испытательном полете, языки пламени, оплавлявшие стекло иллюминатора, конечно же, казались предвестниками смерти.

– На высоте примерно около 7000 метров происходит отстрел крышки люка, – докладывал потом Гагарин в надолго засекреченном отчете. – Я сижу и думаю, не я ли катапультировался – быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом. Отцепляется стабилизирующий, вводится в действие основной парашют – и тут… кресло ушло от меня, вниз пошло. Я стал спускаться на основном парашюте. Затем раскрылся запасной парашют, раскрылся и повис вниз. Он не открылся!

Космонавту снова повезло:

– Тут слой облачков был, в облачке поддуло немножко, раскрылся второй парашют, наполнился, и на двух парашютах дальше я спускался.

Но Гагарина ждала еще одна проблема. Не сразу открылся клапан, подающий воздух. А ведь космонавт приземлялся в закрытом скафандре. Как дышать?

– Клапан, когда надевали, попал под демаскирующую оболочку, – сообщал потом Юрий Алексеевич комиссии. – Минут шесть я все старался его достать. Но потом расстегнул демаскирующую оболочку, с помощью зеркала вытащил тросик и открыл его.

Система «Востока» даже не предполагала возможности приземления космонавта внутри спускаемого аппарата: обгоревший «шарик» просто грохался о землю. Для человека такой удар был бы смертельным. Поэтому в корабле была установлена специальная катапульта. На высоте люк открывался, и пороховой заряд «выстреливал» космонавта.

Даже если бы такие полеты были, до сегодняшнего дня эту тайну не удалось бы сохранить. Гагарин был действительно первым землянином, побывавшим в космосе. Однако надо отдать должное – подумывать о полете человека к звездам космическое начальство стало еще в 1957-м, когда корабли-спутники еще не умели возвращать на Землю. В то время многие инженеры, врачи и просто энтузиасты-романтики, проникнувшись космической романтикой, писали заявления: «Прошу отправить меня в космический полет без возможности возвращения…» Слава Богу, этими искренними порывами людей, бредившими космосом, не воспользовались…

Первым из «гагаринского» набора космонавтов погиб Валентин Бондаренко. 23 марта 1961 года во время тренировки в барокамере, атмосфера которой была перенасыщена кислородом, возник пожар. Космонавт получил смертельные ожоги. До старта Гагарина оставалось меньше месяца…

Гагарин пользовался в народе такой любовью, что даже после официального сообщения о его гибели многие не могли поверить в это. Отсюда и всякие «спасительные» версии, которые «подтверждались» еще и тем, что тела Юрия Алексеевича обнаружить не удалось.

Увы, Гагарин действительно погиб во время тренировочного полета в лесу под Киржачом. МиГ-15 с такой силой врезался в землю, что тела Юрия Гагарина и его инструктора Владимира Серегина буквально разорвало на куски. Гагарина опознали по нескольким фрагментам и личным вещам.

Причину трагедии со 100-процентной уверенностью установить так и не удалось. Одни считают, что гагаринский самолет попал в струю другого пролетавшего поблизости самолета и потому сорвался в штопор. Другие уверены, что «МиГ» столкнулся в воздухе с каким-то объектом вроде метеорологического зонда, который разбил остекление машины. По версии третьих, отказал двигатель самолета.

Почему полетное задание напечатали на желтой бумаге

Алексей ДУЭЛЬ, 12 апреля 2011 года

Журналистам стали известны несколько фактов, связанных с подготовкой первого полета человека в космос, о которых прежде предпочитали умалчивать

В архиве сохранились два документа-сообщения советского правительства для информагентств о полете Гагарина. Первое, прочитанное Левитаном, о полете человека в космос, знают все. Второе было на тот случай, если произойдет ошибка при приземлении и космонавт окажется в море или на территории другой страны. Сообщение содержало просьбу о помощи к правительствам других стран в розыске приземлившегося.

Говорят, что было заготовлено и третье сообщение – на случай гибели космонавта. Но документально этот слух не подтвержден – такого документа в архиве не нашли.

Среди бортовой документации корабля «Восток» было полетное задание. Люди, которые видят его сейчас, удивляются: оно напечатано на плохонькой желтой бумаге. Неужели для такого важного дела не могли найти более приличные листы? Оказывается, все дело в примете. Еще до полета Гагарина конструкторы заметили: аппарат, у которого полетное задание написано на хорошей бумаге, разбивался. Если же текст печатали на плохоньком срыве – все проходило благополучно. Поэтому и для Гагарина, и для следующих космонавтов бортовую документацию не пишут на дорогой белой бумаге. Суеверие, однако…

Уфимец участвовал в запуске ракеты «Восток-1»

Дарья ПЕТРОВА, 12 апреля 2011 года

О подробностях первого полета человека в космос рассказал Мунир Хакимов

– Сразу после окончания военного института меня отправили на Байконур, – вспоминает Мунир Хакимов – ветеран Вооруженных сил, полковник в отставке. – Вышел на станции – кругом бесконечная, темная, выжженная солнцем степь. Ни одной зеленой травинки!

– В феврале 1961 года мы узнали, что будущие космонавты приедут к нам на площадку, чтобы «познакомиться» с аппаратом, на котором предстоит лететь кому-то из них, – вспоминает Мунир Хакимов. – И вот, после обеда вдруг появляется группа офицеров: их человек 10, все в форме, словно на подбор, одинаковые. Мы так и не узнали, кто из них Гагарин, кто – Титов.

Впрочем, это неудивительно: «Восток-1» был рассчитан на небольшого человека – не выше 175 см, не тяжелее 72 кг. Будущих покорителей космоса выбирал сам Королев.

Он, кстати, на Байконуре был частым гостем.

– Как-то в обеденный перерыв я столкнулся с Сергеем Павловичем, – вспоминает Мунир Хакимов. – Коренастый человек в ладно прилаженной дубленке, коричневой велюровой шляпе. Он подошел ко мне и задал обычные вопросы: как дела, откуда прибыл, как служба. А напоследок сказал мне: «Не робей, лейтенант!»

Технический персонал долгое время не знал, кто все-таки полетит в космос.

– Самому Гагарину объявили о том, что именно он летит, за три дня до запуска. Страшно было – не передать, – сейчас полковник может говорить об этом с улыбкой. – Представьте себе, что даже командир испытательной части потом признавался: «Я был уверен в удачном исходе лишь на 60 %». Что уж о нас говорить?

Страшно было и в момент самого запуска.

– Вот представьте себе, – взгляд полковника сосредоточен и серьезен. – Я отвечаю за первую ступень ракеты. Она взлетела, и по рации сообщают: «Первая ступень отработала нормально». И ты думаешь: «Уфф… Слава Богу!» Прямо гора с плеч.

А когда полет завершился, «байконуровцы» праздновали целые сутки.

– Для всех нас объявили свободный день, – говорит Мунир Султанович. – А там глушь такая, что и пойти-то некуда. Мы собрались в общежитии и все-таки накрыли стол.

Юрий Гагарин: «Обстановка не аварийная, я доложил «ВН» – все нормально»

Александр МИЛКУС, 12 апреля 2011 года

Сейчас, когда корабли в космос летают по четыре раза в год, почти как круизные лайнеры, отправляющиеся в кругосветку, трудно себе представить, в какую бездну шагнул Гагарин, поднявшись на лифте на самую верхотуру ракеты – в свой крохотный шарик «Восток». Несмотря на десятки наземных экспериментов, никто не представлял, что произойдет с человеком, когда он надолго окажется в невесомости. Была версия, что, оказавшись на такой сумасшедшей высоте над землей, он просто потеряет рассудок. В «Востоке» установили систему ручного управления. Но включить ее можно было, только открыв цифровой замок. Код Госкомиссия Гагарину не сообщила. Он был в корабле в специальном конверте. Считалось: если космонавт достанет конверт, вскроет его, прочтет и сможет набрать код – значит, он в своем уме и сможет сам управлять кораблем. Правда, конструктор корабля Олег Ивановский и летчик-испытатель Марк Галлай признались, что код «125» по секрету сообщили Гагарину до посадки в корабль.

Неясно было, как поведет себя плохо обкатанная техника. В наше время космический корабль в такой степени готовности, в какой был первый пилотируемый «Восток», точно не решились бы отправить к звездам. Из пяти кораблей-спутников, запущенных в 1960 году для отработки систем, взлетели четыре. Из этих четырех на орбиту вышли три, а приземлились два. Из двух вернувшихся только один сел нормально! Чтобы быть уверенным, что вся схема полета отлажена, нужно было еще как минимум два-три успешных беспилотных полета…

За несколько часов до старта кто-то сообразил: а если корабль приземлится не на советской территории – как опознают космонавта? И тогда местный художник-любитель срочно вывел красной краской четыре буквы – СССР.

Первая неприятность случилась уже через несколько минут после старта ракеты. Из-за ошибок в электрике «Восток-1» оказался на орбите на 40 километров выше, чем рассчитывали баллистики. Вроде бы не так уж и много: ну какая разница – 320 км или 280? Но, понимая, что корабль сырой, инженеры старались подстраховаться везде, где можно. Если бы не сработала тормозная двигательная установка, направляющая «Восток» к Земле, с высоты 280 км под действием силы земного притяжения корабль Гагарина спускался бы 5–7 суток. На этот срок был рассчитан запас пищи и кислорода. С 320 км спуск бы занял 15–20 дней. Шансов столько времени продержаться у космонавта не было. Впрочем, об этой неприятности «Земля» Гагарину не рассказала… Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «…Тут увидел я горизонт… звезды, небо черное, прямо совершенно черный цвет неба… Очень красивый горизонт, видно прямо окружность Земли, горизонт и такой голубой цвет вокруг всей Земли, вокруг горизонта, такой нежный-нежный голубой цвет у самой поверхности Земли. Затем постепенно темнеет, фиолетовый оттенок приобретает и переходит в черный цвет».

К счастью, во время самого полета больше никаких проблем не случилось. Разве что улетел незакрепленный карандаш и нечем стало вести записи в бортовом журнале. (Знаменитое ноу-хау под рубрикой «Голь на выдумки хитра»: американцы потратили миллионы долларов на ручку, которая бы писала при отсутствии земного тяготения, а наши просто вручили космонавту карандаш.) Да в магнитофоне кончилась лента, и пришлось Гагарину ее перемотать.

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Приготовился к спуску. Закрыл правый иллюминатор. Притянулся ремнями, закрыл гермошлем и переключил освещение на рабочее…» Космический корабль начал мелко подрагивать, за обшивкой нарастал шум. Росла перегрузка. В нужный момент, к счастью, включилась тормозная двигательная установка. Только выключилась она чуть раньше, чем положено. А это означало – в заданном районе спускаемая капсула «Востока-1» не приземлится.

Недолет составил около 110 километров: Гагарина ждали под Сталинградом (нынешний Волгоград).

Но раз техника не отработала положенное, не произошло вовремя и разделения спускаемого аппарата и приборного отсека. Корабль крутило, словно юлу, запущенную озорной детской рукой. Скорость вращения – около 30 градусов в секунду.

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Все кружилось: тo вижу Африку (над Африкой произошло это), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки… Я решил, что тут не все в порядке… Прошло минуты две, а разделения нет. Прикинул, что… все-таки тысяч шесть километров есть до Советского Союза, да Советский Союз тысяч восемь километров, до Дальнего Востока где-нибудь сяду».

Лишь через десять долгих минут раздался хлопок, и спускаемый аппарат разделился с приборным отсеком. Кстати, инженеры до сих пор спорят – была ли эта десятиминутная задержка технической неисправностью или из-за «недоработки» двигательной установки включилась резервная система разделения отсеков, которая и должна была освободить спускаемый «шарик» Гагарина спустя 10 минут.

…Тут начались новые неприятности. За иллюминаторами явно слышалось потрескивание, кабину освещали багровые отблески пламени. Плавится обшивка, по иллюминатору текут струи раскаленного металла. Гагарин, как и все космонавты первого набора, – из летчиков-истребителей. А для летчика нет страшнее ЧП, чем огонь на борту. На самом деле спуск проходил штатно – от плазмы, охватывающей корабль в верхних слоях атмосферы, корабль спасала термоизоляция. Но космонавту о пожаре «за окном» никто не говорил. Хотя кто мог предупредить об этом первопроходца?

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «…Чувствуется, начинается торможение, какой-то слабый зуд по конструкции идет, это заметил, поставив ноги на кресло. Потом этот зуд проходит. Здесь я уже занял позу для катапультирования, сижу жду. Перегрузка, по моим ощущениям, была за 10 ед. Был такой момент примерно секунды две-три. Начали расплываться приборы, немножко сереть, но поднапрягся – все нормально, все на своих местах.

На высоте примерно около 7 тысяч метров происходит отстрел крышки люка: хлопок – и ушла крышка люка. Я сижу и думаю, не я ли катапультировался? Так тихонько голову кверху повернул, и в этот момент выстрел – и я катапультировался, быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом…».

…На высоте около 4 километров катапультное кресло выскальзывает из-под космонавта. Раскрывается основной парашют. Гагарин спускается к Земле. И тут… раскрывается запасной парашют. Раскрылся и повис вниз. Оказалось – случайно раскрылся ранец, в котором он находился. Вдруг подул ветерок…

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Раскрылся второй парашют, наполнился, и на двух парашютах дальше я спускался… Купола красивые, оранжевые…»

Еще одна удача: некстати раскрывшийся второй парашют запросто мог перекрутиться с первым и «затушить» его. Купол бы погас, и… К счастью, запасной парашют не помешал основному!

Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Приземление очень мягкое было…».