Текст книги "Юрий Гагарин. Народный герой (сборник)"

«Ну а если что случится, то прошу вас и в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя»

Александр МИЛКУС, 12 апреля 2011 года

За два дня до старта Гагарин написал письмо жене Валентине Ивановне и дочерям.

«Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка!

Решил вот вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами и разделить вместе те радость и счастье, которые мне выпали сегодня. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым. Знаешь, дорогая Валюша, как я рад, хочу, чтобы и вы были рады вместе со мной. Простому человеку доверили такую большую государственную задачу – проложить первую дорогу в космос!

Можно ли мечтать о большем?

Ведь это – история, это – новая эра!

Через день я должен стартовать. Вы в это время будете заниматься своими делами. Очень большая задача легла на мои плечи. Хотелось бы перед этим немного побыть с вами, поговорить с тобой. Но, увы, вы далеко. Тем не менее, я всегда чувствую вас рядом с собой.

В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает ведь, что на ровном месте человек падает и ломает себе шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. Ну а если что случится, то прошу вас и в первую очередь тебя, Валюша, не убиваться с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина. Береги, пожалуйста, наших девочек, люби их, как люблю я. Вырасти из них, пожалуйста, не белоручек, не маменькиных дочек, а настоящих людей, которым ухабы жизни были бы не страшны. Вырасти людей, достойных нового общества, – коммунизма. В этом тебе поможет государство. Ну а свою личную жизнь устраивай, как подскажет тебе совесть, как посчитаешь нужным. Никаких обязательств я на тебя не накладываю, да и не вправе это делать. Что-то слишком траурное письмо получается. Сам я в это не верю. Надеюсь, что это письмо ты никогда не увидишь, и мне будет стыдно перед самим собой за эту мимолетную слабость. Но если что-то случится, ты должна знать все до конца.

Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая. Когда-то, еще в детстве, прочитал слова В. П. Чкалова: «Если быть, то быть первым». Вот я и стараюсь им быть и буду до конца. Хочу, Валечка, посвятить этот полет людям нового общества, коммунизма, в которое мы уже вступаем, нашей великой Родине, нашей науке.

Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе, будем счастливы.

Валечка, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей, если будет возможность, то помоги в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они об этом ничего не знали, да им не положено было знать. Ну вот, кажется, и все. До свидания, мои родные. Крепко-накрепко вас обнимаю и целую, с приветом, ваш папа и Юра.

10.04.61 г.».

Валентина Ивановна прочитала это письмо после гибели мужа в авиакатастрофе 27 марта 1968 года.

Соседка Гагарина «На память о Юре у меня остался шрам на лбу»

Кристина ДЕСЯТОВА, Ляля ГАЙФУТДИНОВА, 11 апреля 2011 года

79-летняя Асия Гумерова из Набережных Челнов когда-то жила в одном доме с первым космонавтом в Звездном городке и шила платья для его дочки

В подмосковное Щелково, где 50 лет назад втайне от всех шла подготовка первого человека к полету в космос, Асия Гумерова, отправилась вслед за мужем.

Весной 1959 года супруга призвали в армию и направили в гарнизон, где располагался научно-исследовательский институт Военно-воздушных сил.

Уезжая из Челнов, сначала Асия хотела только навестить мужа, погостить и уехать обратно. Но ей так понравился тихий и утопающий в зелени городок, что она решила остаться. К тому же, новые знакомые подсказали, что в местной школе требовался учитель.

Асия – по образованию педагог – преподавала математику и физику. Она осталась. И вскоре в ее трудовой книжке появилась запись – «27 августа 1959 года назначена учительницей в школу № 14 города Щелково».

Соседями оказались Валентина и Юрий Гагарины

– Я стала преподавать физику в старших классах, и через несколько месяцев мне дали однокомнатную квартиру на пятом этаже в девятиэтажном доме, – вспоминает Асия Гумерова. – Муж жил в казарме в части, до Щелково оттуда было несколько километров. Но в выходные он сбегал и приезжал ко мне.

Соседями по лестничной клетке оказались тоже молодые супруги – Юрий и Валентина Гагарины. Конечно, тогда Асия и предположить не могла, что сосед Юра уже через год станет первым в мире космонавтом.

– Мы довольно быстро подружились, – вспоминает Асия Фатыховна. – Юра был очень обаятельный, улыбчивый, с первых минут любого мог расположить к себе.

В 1959 году в обеих семьях родились дети, у Гагариных – дочка Лена, у Асии – сын Ирек.

– В отличие от многих других лейтенантов, Юрий не стеснялся нянчиться с дочкой. Выходил с ней на прогулку, подолгу катая коляску, – вспоминает Асия. – Мы знали, что он летчик-испытатель, дома бывал редко, постоянно уезжал в командировки. Но когда он возвращался, об этом знали все соседи.

У Гагарина была привычка: в любую погоду в шесть утра делать на улице зарядку, а потом бегать вокруг дома.

– Я помню, в спортивном костюме, сбегая по лестнице, он успевал позвонить в двери всем соседям, приглашая их с собой на разминку, – рассказывает Асия Гумерова. – Он и меня одному упражнению научил. Он говорил: «Ты, Асенька, в электричке не садись, а езжай вот так…» и показывал, как сначала втягивать живот, а потом отпускать.

По словам Асии, все жильцы дома в основном были летчики, и очень дружили. В выходные большой компанией с детьми выезжали на природу. Летом – на шашлыки, зимой – на лыжах, коньках и санках покататься. Устраивали соревнования, но победителем всегда был Гагарин.

– Ему всегда доставались все призы, которые он потом раздавал другим, – смеется Асия Фатыховна.

Гагарин любил губадию и бэлеш

Гумеровы и Гагарины часто ходили друг к другу в гости.

– Заглядывая к нам в кухню, Юрий всегда спрашивал: «Асенька, что сегодня вкусненького и необычного будем пробовать?» – делится воспоминаниями Асия. – Я часто угощала его национальными татарскими блюдами – губадией, треугольниками, бэлешом. Супруга Гагарина Валентина в отличие от мужа, была немногословной. Работала медсестрой в поликлинике, так что, если кто-то из нас начинал заболевать, мы обращались к ней.

А перед праздниками мы с Валентиной всегда вместе шили наряды для Леночки и Ирека. Я кроила, а она строчила на швейной машинке. Еще была у нас традиция – в воскресенье ходить вместе в баню. Там мы делились секретами, как лучше ухаживать за волосами. У нас у обеих в то время были роскошные косы.

Вернувшись из космоса, Гагарин пошел в школу на урок

О подготовке членов отряда космонавтов к полету в космос никто в городке не знал. Даже женам ничего не говорили. Валентина, как и всегда на расспросы соседей отвечала коротко: «Юрий в командировке».

О том, что их сосед Юра вошел в историю, Асия Фатыховна узнала на работе, в школе.

– 12 апреля был обычный день, среда, – вспоминает Асия Гумерова. – Я вела урок физики.

Ближе к обеду дверь класса распахнул взволнованный директор: «Можно сделать объявление? Впервые в космосе гражданин Советского Союза, наш Юрий Гагарин!». Я честно сказать, и не подумала, что речь идет о соседе. И даже, когда сказали, что он живет напротив нашей школы, я все равно не поняла, о ком идет речь. Ведь, наш Юрий – обычный веселый парень, и тут вдруг космос…

После возвращения у первого космонавта мира день был расписан по минутам, и все же сначала он пришел в школу.

– На встречу с Юрием Гагариным собрали всех учителей и отличившихся учеников, – вспоминает Асия Фатыховна. – Увидев в классе меня, он улыбнулся и громко сказал: «А это же моя соседка».

Вскоре на их лестничной площадке уже было не протолкнуться. Каждый день у квартиры Гагарина стояла толпа гостей.

– Каждый день к нему приезжали журналисты и фотографы не только из Москвы, но и из разных стран, – говорит Асия Гумерова. – Но сам Юра ничуть не изменился – остался таким же добрым, и никому не отказывал в интервью.

Многие хотели отблагодарить космонавта за этот его подвиг. Для его дочки Лены одна фабрика привезла в подарок игрушки, сложенные в фургон грузовика. Увидев этот «магазин», Юрий Алексеевич рассмеялся и попросил все отвезти в детский сад. Сам тут же оделся, запрыгнул в кабину и поехал показывать дорогу.

А когда ему вручили ордер на пятикомнатную квартиру, он передал его санитарке госпиталя, в котором когда-то проходил обследование. Она одна воспитывала пятерых детей.

«На «Волге» с Юрием въехали в дерево, остался шрам»

А вот от дареной машины «Волга» первый космонавт не отказался – ездил сам, да еще соседей всегда подвозил.

– Как-то я после уроков я торопилась в детский сад за Иреком, – рассказывает Асия Фатыховна. – Мимо проезжал Юрий, увидев меня, выглянул в окно и махнул рукой: «Соседка, давай подвезу!». Я начала отказываться – мне показалось, он подвыпивший был. Но Юра настоял, и я села на переднее сиденье. Он поехал очень быстро, и вдруг машина, свернув с дороги, въехала в дерево. Я ударилась лбом о панель, кровь залила мне все лицо. А у Юры – ничего. Он так разволновался, сразу развернулся в сторону дома: «Валя сама перевяжет». Валентина быстро обработала мне рану и наложила повязку. В больницу я обращаться не стала, и все потихоньку зажило. Но на память об этой поездке у меня до сих пор остался шрам на лбу.

Примерно через год семья Гагариных переехала в трехкомнатную квартиру, и Гумеровы с ними больше не встречались.

– Мы переписывались с Валентиной еще года два, а потом письма стали писать все реже. Отношения на расстоянии охлаждались, – говорит Асия.

Вскоре и она с семьей вернулась в Татарстан. На этом настоял муж, сказав Асие откровенно: «Если мы здесь останемся надолго, тебя, мою красавицу, точно летчики уведут». В Челнах Асия Фатыховна до ухода на пенсию работала преподавателем математики в техникуме.

– Когда Юрий Гагарин трагически погиб, я очень расстроилась, – не скрывает своих чувств Асия Фатыховна. – Все-таки считаю, что ему зря разрешали летать. Жаль, что не смогли уберечь этого замечательного и смелого человека…

Готовили полет Гагарина сутки напролет

8 апреля 2011 года

Рассказ ветерана Байконура Павела Харитонова прислал в «КП» Юрий Марков

В монтажный корпус, где я нес дежурство, вошла группа военных. Среди молодых лиц я почему-то выделил одно – старшего лейтенанта. Он сразу привлек мое внимание. Может быть, потому что скрупулезно все вокруг рассматривал. А следует заметить, что в корпус тогда доставили много разной техники и ею были забиты почти все проходы.

Так вот, этот старлей подходит ко мне и спрашивает, почему мы не примем меры и не уберем стремянки из проходов. Он хоть являлся старше меня по званию, но первой моей реакцией было ответить так, чтобы больше с подобными вопросами не обращался. Но что-то удержало меня от колкости. Я подумал, а ведь на самом деле можно было навести порядок. И дал дежурной смене команду сдвинуть стремянки.

Так я познакомился с Юрием Алексеевичем Гагариным.

В период подготовки корабля «Восток» к полету мы работали сутками. Усталость была колоссальной, напряжение – соответствующее. Спать домой не ходили, ложились на резиновый коврик между дизелями и моментально отключались. Даже шум двигателей не мешал.

Гагарин жил на «двойке» (номер площадки, а по-гражданскому – района на космодроме), в гостинице, на первом этаже, я – на четвертом.

Потом он переехал в небольшой домик, который мы сейчас называем «домик Гагарина». Мы часто встречались в столовой, биллиардной. Он был прост в общении и доступен товарищам.

Волнение перед первым полетом человека в космос… Всю ночь глаз никто не сомкнул. Когда сообщили, что объект отделился от ракеты и летит в безвоздушном пространстве, мы все плакали от радости. И верили, что свершилось, и не верили. Выскочили из бункера наверх, на нулевую площадку, откуда стартовал корабль, и кричали «ура!».

«Поехали!»
Полет

«Родина слышит, Родина знает, как в облаках ее сын пролетает»

Леонид Репин, 9 апреля 2011 года

Как «Комсомолка» брала след Гагарина

Десятого апреля домой мне звонит МихВас (Михаил Хвастунов), завотделом науки «Комсомолки», и просит завтра с утра обязательно быть в редакции.

В десять утра в отделе науки собралось несколько человек. У всех на лицах – недоуменное ожидание.

– Привет, классики! – появился МихВас, – вы будете участвовать в великом событии!

Учитель предупреждает, что сообщит необычайно важную тайну. Я и предположить не могу, чего следует ожидать.

– Завтра утром у нас будет запущен первый человек в космос, – начинает МихВас.

– Не может быть!

– … Пока это государственная тайна, – продолжает он, – но мы немедленно, прямо сейчас должны готовить материалы в газету. Вне этих стен, – он выразительно окинул взглядом комнату отдела науки, – никто не должен услышать от вас ни слова.

Как же ждали мы этого дня. Он вызревал, близился, но так внезапно вдруг подступил… Неужели это завтра случится…

Каждый из нас должен был подготовить отклик двух, а лучше трех академиков или членов-корреспондентов Академии наук СССР. По телефону, конечно. И ни в коем случае не раскрывая близость события.

Я начал с академика-химика Тананаева – крупного ученого, но закрытого наглухо, поскольку работал он исключительно по секретной программе. Мы с ним однажды встречались. Но сейчас начинать приходилось издали: «А вот как бы вы, Иван Владимирович, отреагировали на такое событие, как полет человека в космос? Что бы вы могли сказать по этому поводу?»

Хитрец-академик, не вдаваясь в подробности, начал наговаривать текст прямо по телефону. Оставалось только придать ему литературную форму и добавить эмоции.

Потом я взялся за академика Петра Александровича Ребиндера, которого тоже видел единожды, но этот человек сказал, что все напишет, и попросил позвонить через тридцать минут.

Неизвестный космонавт еще сидел на земле, а мы про него уже слагали поэмы в прозе …

Фамилию назначенного героя МихВас не сообщил, хотя и знал: был свой человек, внедренный в отряд космонавтов не то медсестрой, не то уборщицей, но нам о фамилии первого космонавта МихВас в тот час продолжал умалчивать.

В тот день я лег спать с ощущением прямой причастности к грандиозному событию, о котором во всей стране знают немногие. Конечно, я понимал: на самом деле не сто человек и даже не тысяча бдят в эту ночь, ожидая на Востоке восход светила, но хотелось думать именно так – что только немногие посвящены в великую тайну.

Мы слушали радио, уже собравшись в отделе науки. Слушали голос Юрия Левитана – и сердце от восторга замирало в груди …

А забытые герои на самом деле не забываются. Вопрос времени – и найдется, выявится человек, который отдернет занавес, и на сцене, в свете земных юпитеров появится тот, которому мы должны выразить всю нашу благодарность. Пусть и запоздалую.

Таким человеком была Тамара Кутузова, корреспондент отдела писем «Комсомольской правды» в 1960-61 годах. Окончив журфак МГУ, она пришла в «Комсомолку» и… в преддверии великого события уволилась из любимой газеты – иначе бы ее не взяли на скромную и, главное, незаметную должность в Центр подготовки космонавтов.

Она, и только она, вывела журналистов «Комсомолки» на след Гагарина. И в тот день и час 12 апреля 1961 года, когда впервые по радио прозвучало имя Гагарина, корреспонденты нашей газеты Василий Песков и Павел Барашев уже стучались в квартиру, где жил первый космонавт планеты.

Адреса Тамара и сама не знала. Песков с Барашевым через Мосгорсправку – это я хорошо помню – звонили из отдела науки «КП» и как-то выходили на след космонавта. Знали, что он – Юрий Алексеевич Гагарин, и год рождения тоже. Но это было все.

Песков потом нам рассказывал: «Приехали. В комнате полно народу. Валя, жена, сидит растерянная и заплаканная. Среди взрослых ходит маленькая его дочь Леночка …»

«Комсомолка» опередила всех! И снимки, которые в ту минуту делали журналисты «Комсомолки», были обескураживающе великолепны! Помните: сидит Валя Гагарина и, не вполне понимая, что произошло, – счастье или что-то другое, на него только похожее, – сидит, приложив ладонь к щеке, думая лишь о нем одном … Наверное, не было ни единой в мире крупной газеты, которая бы не перепечатала потом этот снимок …

Сделав свое незаметное поначалу дело, Тамара Кутузова вернулась в газету, напечатала блестящий материал о Гагарине, где не просто по-новому и по-своему – а новаторски, с потрясающими бытовыми деталями – рассказала, как Гагарин шел к своему звездному дню.

За публикацию эту в ЦК КПСС главному редактору «Комсомолки» Юрию Воронову как следует «врезали», великолепнейший материал заклеймили «желтой прессой» – потому что не так, как надо, не теми дозволенными словами написала свой очерк Тамара и роль партии совершенно, ни единым намеком не отразила …

Когда она вернулась из подполья в Звездном городке, должность в газете ей предложили самую скромную – ту, с которой она уходила. И Тамара, несправедливо обиженная, ушла из газеты. С этой обидой она оставалась до конца своей жизни.

Но мы-то помним ее! И знаем, как много сделала она для газеты.

Юрий Гагарин: «Я представлял, что нерядовое дело, но чтобы такое… Это немыслимо!»

Легендарный журналист «КП» Василий Михайлович ПЕСКОВ вспоминает о том, как первым взял интервью у первого космонавта – специальный «космический» корреспондент «КП» Александр МИЛКУС беседует с легендарным журналистом «Комсомолки» Василием Михайловичем ПЕСКОВЫМ, который первым взял интервью у Юрия Гагарина.

Александр:

– Мало кто знает или помнит, что первым космическим журналистом «Комсомольской правды» был Василий Михайлович Песков. Его сейчас ассоциируют больше с «Окном в природу», которое выходит у нас в «толстушке». Люди старшего поколения – с передачей «В мире животных», которую он много лет вел по Центральному телевидению. А вот то, что Василий Михайлович у нас много писал о космосе, мало кому известно сейчас. У меня репринт «Комсомольской правды» за 13 апреля 1961 года. Тут есть репортаж из дома первого космонавта: «Дорога к звездам». И подписан он Апенченко и Песковым. Василий Михайлович, сколько вам лет было, когда вы писали этот материал?

– Я с 30-го года. Это был 61-й год. Значит, 31 год.

– Каким образом, почему именно вас отправили писать материал про космос? Я так себе представляю: все было засекречено, о том, что полетит человек в космос, никто не знал. И вот 12 апреля вы получаете информацию о том, что в космосе Гагарин…

– Дело было не так. В «Комсомолку» я пришел в 56-м году. Я уже работал пять лет, но это было достаточно для того, чтобы я как-то проявился. Природа сейчас у меня главная тема, с этой темой я и пришел в «Комсомольскую правду». Но писал я о многом. Я был тогда молодой, борзой, такой, как все мы журналисты, вот как ты, Саша.

Всегда всем хочется быть первыми: первым увидеть, первым рассказать. И вот космос… Это было такое время, когда слово «космос» было одним из очень популярных слов. Атмосфера была такая, что человек вот-вот полетит. Я помню момент, когда я ночь не спал, когда просто запустили в сторону Луны ракету, и она долетела. И сказали: ну вот, она сейчас в эту секунду достигла… Я был страшно взволнован!

Потом события стали развиваться как снежный ком. Очень быстро, очень динамично. Запуски один за другим, вымпел на Луне, потом стали отправлять туда собачек, первая Лайка была. Англичане стали протестовать, потому что она не возвращалась, она вместе с кораблем сгорела… Целая история была: как же это так, собаку загубили!

Потом были Белка и Стрелка, одна из них была такая непородистая собачка, убежала та, которую готовили, как мне рассказывали на космодроме, а Королев сказал: «Да поймайте любую!». Я не помню, какая там была: Белка или Стрелка. Полетела без всякой подготовки…

– Мне рассказывали в институте авиационной космической медицины, что у дворняжки было какое-то неблагозвучное имя, и решили, что с таким не полетит, и переименовали…

– Самое главное, что она полетела и все было в порядке. Одним словом, мы достигли такого рубежа восприятия всего того, что было, что вот-вот космонавт должен полететь. Существовало соперничество между американцами и нашей страной. Это подогревало все.

И к весне 61-го года было ясно. Слетал туда Иван Иваныч, это манекен, который…

– Тогда это тоже была засекреченная информация…

– Это потом узнали, никто этого не знал, знали только те, кто работал. Важно, как было знать, как спускаться на парашюте… Интересно, Иван Иваныч где-нибудь сохранился?

– По-моему, сохранился в музее…

– Не знаю. Иногда мы не умеем хранить. Потом хватаемся… А может быть, сохранился. Это вот тебе работа! Надо поискать! Это интересно.

– Задание понял!

– Мы поняли, что вот-вот полетит человек. У нас Тамара Кутузова работала в отделе информации… Потом, как сейчас говорят, ее заслали к космонавтам… Я думаю, что дело было иначе. Просто в Звездном понадобился журналист, который мог бы вести многотиражную газету. И она перешла туда на работу. Но и «Комсомолку» она не забыла, она нам потихонечку, не всем, естественно, главному редактору кое-что рассказывала.

Но я ничего до этого не знал. Была просто общая атмосфера, о которой я могу сказать: вот-вот должно случиться! Вот как ледоход. Вот через три дня тронется лед. И мы все были настороже: где-то за день до этого Тамара передала нам, назвала, во-первых, человека, который полетит. Это знал только главный редактор. Назвала день и час, когда это может быть. Это знал тоже главный редактор. Накануне он позвал меня. Это была большая честь! Я уже достаточно проявил себя в газете как оперативный журналист, как умеющий оценить факты и так далее. Я способный человек. Меня сейчас уже испортить невозможно. Я могу это и сам про себя сказать.

Как мы действовали с Тамарой? Мы сели в машину и поехали в этот космический городок, который называется сейчас «Звездный». Я так думаю, что этот городок было бы разумнее назвать городом Гагарин, а Гжатск должен был остаться Гжатском. Вот мы не умеем пользоваться нашими историческими ценностями. Я тогда еще заметил, как-то это все нескладно получилось, потому что этот городок назвали, переименовали…

Нам сказали так: в машине откройте дверь, остановитесь на въезде в город и слушайте радио.

– Вы перед шлагбаумом …

– Ну, не было там еще шлагбаума… Никаких запретов въезда в город тоже там не было. Ходил лось, я помню. Лосей было очень много. Я вышел и фотографировал лося, перед тем как мы услышали по радио благовест, такая музыка особая была, которая предшествовала важным событиям… Мы услышали и поняли: вот началось. И тогда мы сели в машину и – прямо к дому Гагарина. Ну, Тамара знала, где это есть.

– Называется инсайдерская информация, как сейчас говорят.

– Не надо из этого делать детектива. Ничего особенного такого не было. Мы поднялись на какой-то этаж, может быть, третий. Я сейчас не помню, потому что все мы были тогда очень взволнованы. Трудно даже передать, это был особенный случай. Мы это ждали и были чрезвычайно горды, что это наш человек. Советский человек.

Поднялись мы в квартиру Гагарина. Это была обычная квартира в обычном пятиэтажном доме. Жилище было наполнено людьми. Это соседи Гагарина, весь космический городок жил этим событием. Они знали больше, чем мы. И все, женщины, главным образом, все стояли около Вали. Она вытирала слезы. Две маленьких девочки были. Лена и Галя. Они ничего не понимали.

– Галя только родилась…

– Нет, по-моему они обе уже были на ногах… Одну я сфотографировал. Она была в такой шапке из козьего пуха… Девочка шести-семи лет. Они были растеряны, почему мама плачет и всякое такое…

В нашей газете потом написали, что Валя снята в момент, когда Гагарин пошел на приземление. Это было преувеличение. В газетах это бывает очень часто… На самом деле он уже был на Земле.

– Информационное сообщение сделали только тогда, когда он благополучно приземлился.

– Конечно. Мы знали, что все в порядке с ним. Его мы еще не видели. Ну что мы там? Как-нибудь порасспросить Валю в тот момент было невозможно. Она была очень взволнована. Мы просто щадили ее с Тамарой. Ну так, посмотрели атмосферу. Какие-то вопросы были… К счастью, в руки нам попал семейный альбом. Валя потом обиделась, что мы его увезли в редакцию.

– Вы стащили альбом…

– Стащили – не надо так говорить. Это очень грубо. Мы привезли в редакцию этот альбом, и это было правильно, потому что если бы мы этого не сделали, фотографии из этого альбома могли бы просто растащить! Потому что все потом, после нас, кинулись, а альбом был в это время уже в «Комсомольской правде». Потом мы его вернули…

– А были какие-то еще журналисты?

– Мы же никого не знали. Мы спешили, как пули летели в редакцию! Принесли. В редакции было столпотворение. Всем хотелось увидеть фотографии космонавта: как он выглядит, вот он стоит на крыле самолета, вот он мальчиком в детстве, вот он так далее и так далее… Все это было безумно интересно! Сейчас мы ко всему привыкли. Знаем, что космонавт – обычный человек, может, не совсем обычный, но все-таки… Мы забываем фамилию через неделю уже… А тогда это было нечто невероятное! Вся редакция собралась в кабинете у редактора, листали альбом, все были возбуждены.

А у нас был Павел Барашев, доброй памяти ему, он писал об авиации. Он говорит: «Слушай, Вася, нам надо пробиваться туда, где находится Гагарин!» И вот мы сели на телефоны и стали дозваниваться по вертушке во всякие места. Все запретно. Все было секретно. Никто ничего нам… И вдруг мы попали… Сейчас не помню, кто этот человек, добрая память, он сказал: «Ребята, через час туда отправляется самолет. Вот постарайтесь на него… Мы можем задержать его для вас на 15 минут. Не больше. Успейте!». Я схватил фотоаппарат, мы пулей во Внуково…

– В самолет, который отправляли за Гагариным?

– В самолете летели два человека. Журналисты. Мы. Пустой самолет. Он летел за Гагариным, которого надо будет перевезти завтра в Москву.

– А как вас пустили?

– Ну, вот так пустили. Команда была от этого человека. Нас ждали. Мы минут на 10 час превысили. «Скорее, скорее», – махали нам. И мы по лестнице поднялись, дверь закрыли, самолет стал выруливать на площадку, и мы полетели на восток, как оказалось, в Куйбышев. Сели на заводской военный аэродром летного завода, и нас сейчас же местные службы, как клещи… Там нашелся один человек, который любил «Комсомольскую правду», а он был у них командиром… Какой-то капитан. Молодой парень. Он сразу нас под свое покровительство: «Ребята, что я для вас могу сделать – это отвезти, где сейчас есть Гагарин».

– А он был на обкомовской даче…

– Да. Потом мы узнали об этом. Мы ехали, не знали, куда он везет. Приехали. Это было на берегу Волги. Ты правильно сказал: это была обкомовская дача. Ничего там особенного такого не было. Вышел Каманин. «Комсомольская правда?», – сказал он. И на лице его мы почувствовали приветливость. Каманин когда-то летал, спасал челюскинцев, получил Героя…

– Первого Героя Советского Союза…

– … «Комсомольская правда» писала об этом. Он об этом благодарно помнит, и нашу задачу он хорошо понимал. Он сказал: «Ну, откройте ворота». Нас туда запустили…

– А Николай Петрович Каманин был тогда помощником главкома ВВС по космосу.

– Может быть, так. Я не знал этой должности. Во всяком случае, он был таким дядькой для космонавтов. За все: за их быт, за их сохранность, за их поведение и так далее. Вот он нас повел туда. Мы пришли. Такой большой зал внизу, на первом этаже. Стоял бильярд. Мы знали, что космонавт находится тут. Страшно волновались. От нечего делать начали играть в бильярд, и вдруг по деревянной лестнице топ-топ-топ – сбегает какой-то лейтенант. Подходит к нам: «Здравствуйте, ребята!». И тут мы поняли, что космонавт перед нами стоит. Волнение было необыкновенное.

Мне немедленно захотелось его снимать, как-то снять надо было интересно. Фотограф в этот момент… Это очень напряженно. И вдруг мне пришло в голову, что вот мы с ним должны сыграть в бильярд. Я играю в бильярд никудышно. И он согласился, пожалуйста. Веселый. Приветливый необыкновенно. Мы сразу его полюбили. Я его снимал за игрой в бильярд. Надо было снять как-то так… Я такой объектив применил: шар был крупный, а он с кием на другом конце стола.

– Я помню эту фотографию.

– Было такое дело.

– Василий Михайлович, вы первый раз увидели Гагарина на этой обкомовской даче в Куйбышеве?

– Абсолютно точно. Я был в институте, где готовили космонавтов. Там я снимал ребят и писал о них, безымянных, которые испытывали невесомость, которых крутили на центрифуге. Космонавты там бывали. Но мы их не видели. Такое прикосновение к этой атмосфере было, что вот я писал… Были там парни-дублеры, испытатели… Не более того. Это было интересно в тот момент, но сейчас… Живой космонавт перед нами! Мы забыли, о чем надо спрашивать!

Обаяние его было необыкновенным! Помню последние слова. Кто-то его потянул сзади, с нами долго не надо оставаться, с ним должны были подробно побеседовать врачи, техники и так далее. Он должен был по свежим впечатлениям рассказать, что он испытал. Поэтому с нами он побыл минут десять, не больше того. Потом он убежал. Мы, ошарашенные, стояли, совершенно счастливые. Никого из журналистов больше не было. Мы единственные были.

С этой дачи мы поехали в гостиницу. Ночь мы не спали.

– Это 12-е или 13-е апреля?

– Я сейчас не помню. Он 15-го прилетел. Это было 14-е. Скорее всего. А, нет, 15-го газета вышла.

– Значит, это 13-го апреля было.

– 13-го апреля.

– Если он в лейтенантских погонах, он же майора сразу получил…

– По-моему, в лейтенантских погонах… Майора – это потом. Он летел в самолете, и у него были майорские погоны.

Ощущение счастья – это непостоянное для человека. Это какие-то моменты жизненные. Вот это были минуты подлинного счастья. Мы видим то, о чем страна сейчас говорит, он с нами говорит. Я помню, Дима сказал: «Юра, пожалуйста, оставайтесь всегда таким, каким мы вас вот сейчас узнали!». Это были последние слова прощания в этот день. Мы ушли в гостиницу, много говорили, всю ночь проговорили.

Утром заехала за нами машина, и мы поехали на тот аэродром, куда мы вчера приземлились. Туда эскорт машин, приехал Гагарин, поднялся в самолет. Весь завод заполнил вот это поле. Все аплодировали, и это был счастливый час, который объединял всех людей. Гагарин какие-то слова говорил, я сейчас не помню. Я его сфотографировал стоя, на лестнице в самолет. Снимок остался, он протянул руки… Ему показывали на часы: надо лететь, потому что на трибуны в Москве уже собрались люди, мы это знали.