Текст книги "Великий посад Москвы. Подлинная история Китай-города"

Зарядье

Старое Зарядье, известное нам по фотографиям первой половины ХХ века, было местом изрядно трущобным, но при этом невероятно ярким, узнаваемым, концентрированно московским.

Древний проулок в старом Зарядье.

В 1960-е Английский двор (справа) успеют спасти от сноса, а Монетный двор (слева) уйдет неисследованным

Помимо этнографического колорита, огромную роль играла столь характерная для старой Москвы многоплановость, очевидное наслоение эпох и сюжетов, отражающееся в кривизне улиц, в нерегулярности их красных линий, в неправильности фасадов, иногда зримо сочетающих в себе разновременные объемы и детали. Мы знаем, что существующие на Варварке палаты (Английский двор, Знаменские кельи и дом Романовых) до реставрации скрывались внутри поздних зданий и что в Зарядье также существовало много домов изрядного возраста, которые были снесены без должных исследований. Хочется мысленно спроецировать великолепие сохранившейся варваринской линии палат и храмов на все Зарядье, но при близком рассмотрении выясняется, что картина снова была бы более сложной.

Южная сторона Мокринского переулка в 1940 г.: дом № 6 не был обследован перед раз рушением, но значительный косой выступ за красную линию говорит о том, что он мог скрывать в себе определенные сюрпризы

На самом деле в начале 1941 года, перед сносом основной части зарядских кварталов, группа архитекторов исследовала и обмерила несколько зданий, казавшихся наиболее древними. Эти работы плохо финансировались и были остановлены с началом Великой Отечественной войны. Но их результатом стали профессиональные обмеры церкви Николы Мокрого и нескольких наиболее старых домов в соседних с церковью кварталах. При этом исследователи не заметили неузнаваемо перестроенных палат Английского двора (они будут найдены в начале 1960-х), и надо полагать, что это далеко не единственный «пропущенный» адрес Зарядья. Документы этих изысканий хранятся в фондах Государственного музея архитектуры им. А. В. Щусева и до сих пор малоизвестны.

В рабочем порядке исследователи датировали все выявленные старинные постройки XVII столетием, но нам кажется, что эту датировку стоит уточнить. Например, основу позднего дома в Ершове переулке составляли палаты совершенно хрестоматийного устройства, с крыльцом у внутреннего угла «глаголя», планировкой близкие к палатам бояр Романовых. Однако конструктивные особенности в виде лучковых перемычек, стилистика простых кирпичных наличников и кубышчатые решетки в окнах однозначно выдают постройку первой половины XVIII века.

Фрагмент дневника работ по раскрытию палат в доме № 2 по Ершову переулку.

Архитектор Г. Крутиков, март-апрель 1941 г.

То же касается всех остальных обследованных домов нижней части Зарядья: типологически они очень архаичны, но нигде не было найдено элементов декора либо конструкции, которые бы наверняка подтверждали принадлежность построек хотя бы раннепетровскому времени. Пожалуй, достоверно древние дома здесь были открыты только археологами: это фундамент палат Сулешова в Мокринском переулке и основание палат Благовещенского подворья в Елецком. Существование в XVII в. еще пары домов (Орефьева и Гавренева) подтверждается документами.

Дело в том, что статус нижней приречной и верхней варваринской частей Зарядья изначально был разным. Выше мы писали о том, что самые первые ворота Кремля, обращенные на восточную сторону, находились в болотистой низине, чтобы нарочно затруднять подступ во время осады крепости. Строительство Китайгородской стены отгородило Зарядье от реки, но его подгорная часть все равно оставалась сырой и менее престижной. Поэтому в XVI–XVII веках богатые имения сурожан и огромная усадьба Романовых заняли верхнюю террасу Зарядья.

Декор, характерный для первой половины – середины XVIII века, на фасадах восточного крыла дома № 2 / 13 по Ершову переулку. Обмеры 1941 года

Планы и описи дворов XVII века показывают, что еще один квартал с Никольской церковью и тремя относительно крупными домовладениями находился на северной стороне Мокринского переулка – вероятно, это также был ровный и удобный участок. А на склонах холма и в низине под крепостной стеной нарезка владений была очень мелкой, здесь селились торговавшие в Рядах купцы, а также служащие, певчие и священники. Как говорили советские историки, «избытки кремлевского духовенства и приказного аппарата».

Вероятно, каменные дома в этих переулках стали во множестве строиться лишь в начале XVIII века, позже, чем в целом по Китай-городу, но одновременно с более удаленными московскими слободами[78]78
  Петровский запрет на каменное строительство в Москве был не очень долгим (1714–1728), да и соблюдался не слишком строго – известны тексты подрядов на строительство в эти годы достаточно заметных объектов, например палат Прокофия Соковнина в Китай-городе.


[Закрыть]. Показателен в этом смысле не публиковавшийся план части Зарядья 1712 года[79]79
  РГАДА Ф. 236. 0п. 2. № 5246, л. 5. О существовании этого документа нам стало известно в момент подготовки книги к печати, поэтому публикуем лишь его прорись.


[Закрыть]. Поводом для составления чертежа стали обращения сразу четверых челобитчиков, просивших дать им землю на территории патриаршего Осадного двора «в оброк под каменное строение». В более ранние времена осадными дворами назывались резервные участки, на которых феодал (боярин или монастырь) мог разместить свою челядь, эвакуируемую из вотчин и пригородов в случае «воинского времени» (например, известный по документам осадный двор на территории усадьбы Романовых на Варварке)[80]80
  Казакевич И. И. Указ. соч. С. 107.


[Закрыть].

Ершов переулок. Объем палат начала XVIII в., вычлененный в процессе сноса северного крыла дома № 2 / 13. Фотографии 1940 и 1941 гг.

Осадный двор, обозначенный на приводимом нами чертеже, видимо, представлял своего рода кампус, наделы которого числятся за патриаршими истопником, ключником, поваром, плотником, шлейником, пономарем, подьяконом, оброчным крестьянином[81]81
  Согласно Переписной книге 1695 г.


[Закрыть]. Рядом живут несколько соборных священнослужителей и певчие сложной судьбы, не получившие доли в Певчих палатах (в 1689 году для одной части своих хористов патриарх Иоаким выстроил каменные дворы на Ильинке, а других поселил в Осадном дворе, «что в Китае городе поставлен на грязном месте»)[82]82
  Забелин И. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 2. М., 1891. Ст. 703.


[Закрыть]. В приложенной к чертежу грамоте сказано, что Осадный двор патриарха Иоасафа значится в писцовой книге Земского приказа за 1639 год, «длиннику 30 сажен, поперег 26 сажен, в нем живут патриарши крестьяне». В 1686-м пересчитаны расположенные на его территории 12 разночинных дворов с деревянным строением и один двор с каменными палатами дьяка Богдана Орефьева. Также имеются «домовые 4 каменные харчевни», которыми владеет дьяк Петр Вяземский.

В 1712 году выгоревший в пожаре Осадный двор изображен как частично незастроенная территория к востоку от Мытного двора. Мы не знаем, были ли реализованы планы нового строительства, так как не обладаем данными о существовании каменных палат в этом квартале, но показателен сам факт желания обзавестись капитальными домами целого ряда горожан среднего достатка. Наделы под каменное строение были розданы Черниговского собора протопопу Павлу Юдину, комнатному истопнику царицы Прасковьи Федоровны Фролу Соломину, Покровского собора попу Якову Иванову и московской ратуши подьячему Петру Шишипторову. Возможно, челобитья о каменном строительстве были поданы лишь для того, чтобы «прописаться» в центре столицы, поскольку царский указ 1704 года о «строении в Кремле и Китае-городе» обязывал покупателей дворовых мест перестраивать жилые дома в камне.

Чертеж местности, прилегающей к Мытному и Осадному дворам, 1712 г. Прорись автора.

Каменные палаты Орефьева и палаты Мытного двора показаны как дома с большими решетчатыми окнами, домики поменьше, вероятно, обозначают деревянные хоромы

Публика в Зарядье жила очень разная, и дома, вероятно, тоже ставились по-разному. Мы имеем текст подряда на строительство дома Преображенского гвардейца Горохова (по роду службы человека очевидной петровской формации) со «шпренгелем» в кровле – может быть, речь идет о фронтоне в петербургском вкусе. А по соседству с ним – упомянутые выше палаты неизвестного владельца в Ершовом переулке, принципиально консервативные, очень похожие на столь же отставший от времени дом № 10 в 1-м Кадашевском переулке Замоскворечья[83]83
  Можаев А. В. Новые данные о палатах в Кадашевской слободе // Архитектурное наследство. № 46. М., 2005.


[Закрыть].

Панорама Зарядья, 1890-е гг.

Cравнение планов палат в 1-м Кадашевском переулке (обмеры автора) и в Ершовом переулке (схема А. Тица по обмерам Г. Крутикова)

Этот аналог имеет такое же крыльцо в углу «глаголя», подобные сени, такие же клинчатые окна с решетками, кладку из крупного кирпича. На основании присутствия плоских деревянных перемычек и ряда иных конструктивных деталей старейшая часть кадашевских палат была датирована 1730–1740 годами, а неотличимые внешне пристройки – второй половиной столетия, что было бы нормально для провинции, но странно для Москвы. Возможно, Зарядье XVIII века отчасти было сродни Кадашам – с видом на Кремль, с достатком и достоинством, но без суетных претензий на актуальность.

Архитектура боярского быта

Учреждение, ныне именуемое музеем «Палаты бояр Романовых» на Варварке, в советские годы носило название «Музей боярского быта»[84]84
  Автору выпала честь быть постояльцем этого прекрасного дома, занимая в 1993 г. должность музейного сторожа. Низкий поклон палатам Романовых и их бессменному директору Г. К. Щуцкой.


[Закрыть]. Однажды нам с коллегами показалось, что несколько нелепая формулировка «боярский быт» на самом деле отлично заменяет собой громоздкое понятие «каменная жилая гражданская архитектура допетровского и раннепетровского периода». При этом слово «быт» добавляет намек на житейскую составляющую, из которой на самом деле и сделана эта архитектура – не столько из филенок, раскреповок и «гзымсов лябристых», сколько из завалинок и приступочек, из достойной человеческой бороды, рундука, лучины, причелины, копоушины, скоморошины и так далее. Древние дома – драгоценный источник информации о том, как на деле была устроена каждодневная жизнь диковинной боярской эпохи.

Загадочный чешский «портрет кота великого князя Московии» 1663 г., по одной из версий – символический портрет самого Алексея Михайловича

В собрании Государственного Эрмитажа хранится ларец XVII века, своими пропорциями очень напоминающий здание кремлевских Теремов, своего рода эталона дворцовой постройки того времени. За его створками скрывается не единое сундучное пространство, а три яруса выдвижных ящичков, в которых наверняка хранилось нечто невероятно увлекательное. Этот ларец вполне можно считать условной моделью правильных столичных палат – изрядное, драгоценное, надежно спрятанное в толстых каменных стенах внутреннее содержание. Множество небольших комнат-шкатулок, максимально насыщенных утварью и убранством. К сожалению, мы можем только догадываться, чем были наполнены эти ларчики, – подлинных интерьеров того времени не сохранилось даже в Кремле. Роскошь богатых домов можно представить лишь по некоторым документам, и в первую очередь это замечательно подробная опись имущества арестованного князя В. В. Голицына из «Розыскных дел о Федоре Шакловитом» 1689 года[85]85
  Розыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках. Издание Археографической комиссии, т. 4. СПб., 1893.


[Закрыть].

Ларец. Москва, XVII в.

Из нее можно узнать, что жилые и парадные комнаты были не просто украшены образами, но иногда имели целые иконостасы до четырех ярусов высотою. На стенах также присутствовали портреты российских и европейских правителей, патриарха, хозяина дома. Шпалеры, «на них человеческия и птичьи и звериныя персони». Стены комнат обивали английским красным сукном и немецкими золочеными кожами (подобная отделка из подлинного старинного материала воспроизведена в интерьере музейных палат Романовых) либо расписывали «аспидом», в очень условной, наивной манере имитируя фактуру мрамора и малахита. Своды столовой палаты Голицына имели сюжетную роспись по мотивам евангельских притч. В зените сводов парадных помещений располагались «репьи» – резные и расписные украшения (иногда с лучами), в которых крепились кольца для великолепных светильников-паникадил. Комнаты деревянного верха имели плоские потолки-подволоки, украшенные масляной живописью по холстам (религиозные сюжеты, а также «беги небесныя с зодиями и с планеты»). Добавим к этому слюдяные и стеклянные оконницы, иногда цветные и даже «с личины», то есть с какими-то нарисованными ликами. Разнообразную роскошную мебель европейской работы, посуду, также являющуюся важной частью интерьерного убранства, круглые и четырехугольные зеркала, ковры. Дворец Голицына – один из самых богатых домов города, но и прочие княжеские и боярские палаты украшались подобным образом. От всего этого сказочного великолепия не осталось практически ничего. Лишь в нескольких московских домах уцелели совсем небольшие фрагменты настенной росписи и кирпичный декор интерьеров, а вообще, в силу местного менталитета, для городских палат хорошей внутренней сохранностью считается наличие сводов и голых стен со следами перетесанных дверных и оконных проемов.

Страница из описи имущества князя В. В. Голицына, по изданию 1893 г.

Перечислить известные нам подлинные фрагменты оформления древних интерьеров в Москве можно буквально по пальцам. Кирпичный декор интерьеров (порталы, импосты и розетки сводов, оформление стенных ниш) лучше всего сохранились во дворце Троекурова в Охотном ряду, в т. н. палатах в Шубине (Тверская ул., 6) и в трех старейших домах Замоскворечья – палатах Аверкия Кириллова, палатах Титовых в Ордынском тупике, 5, и в палатах в М. Толмачевском переулке, 4. Травные орнаменты частично восстановлены в интерьерах Потешного дворца (стенные ниши и тимпаны порталов), но материалы работ до сих пор не опубликованы. Фрагменты травной росписи портала обнаружены реставраторами в Шубине, также зафиксирован рисунок из косых полос на валиках, обрамляющих окна. Фрагменты разноцветной покраски порталов уцелели в палатах Лопухина на Волхонке. В Шубине и на Волхонке также читались крохотные следы, вероятно, растительного орнамента (черные завитки) на стенах и сводах. Роспись «под мрамор» сохранилась во всех четырех помещениях верхнего этажа Мариинских палат Новодевичьего монастыря и немного – в Потешном (а также внутри «царской» ложи церкви в Филях). Подлинных изразцовых печей XVII в. в гражданских постройках не сохранилось вовсе, в церковных – видимо, лишь в царской моленной комнате Тихвинской церкви в Алексеевском и в Новодевичьем монастырях. Вне Москвы наиболее хорошо сохранилась орнаментальная роспись в одной из комнат Певческих палат Рязанского кремля и внутренние порталы в палатах Саввино-Сторожевского монастыря.

Цветовое решение портала в комнатах третьего этажа палат Лопухина (начало 1690-х гг., Малый Знаменский пер., 3). Реконструкция И. Д. Любимовой, ЦНРПМ

Заметим, что степень сохранности фасадов допетровских палат оценивается примерно так же – хорошо, если цел основной массив стены с растесанными проемами и хотя бы минимальные фрагменты кирпичных «хвостов» срубленных деталей. Нереставрационные, подлинные окна и оконные наличники – огромная редкость, сохранившаяся, как правило, только в закладке либо в местах примыкания поздних пристроек. Переделки старых фасадов в соответствии с модой и новыми требованиями комфорта активно велись уже во второй половине XVIII века, а после 1812 года эта практика стала повсеместной. Строго говоря, в городе нет ни одного древнего жилого дома, фасад которого не был бы в той или иной степени творением реставраторов, и хорошо, если мы можем быть уверены в достоверности этих реставраций. Даже палаты Аверкия Кириллова, которые выглядят аутентичными на самых старых дореволюционных фотографиях, на деле оказываются творческой работой занимавшего этот дом Археологического общества – наличники воссозданы в 1881 году, без каких-либо фиксаций, отчетов и гарантий.

Пример прекрасной сохранности городского интерьера XVII в.: северная стена Крестовой комнаты палат в Шубине, фото в процессе исследования 2005 г. и вариант реконструкции первоначального вида. Рисунок автора

Проще говоря, мы пытаемся рассмотреть замечательное, масштабное и крайне важное для русской культуры явление, от которого нам остались лишь остовы зданий, утративших наиболее яркие образные составляющие – интерьеры, жилые надстройки, парадные лестницы, большую часть декора. Документальная и графическая информация также минимальна. Эти драматические пробелы издавна пытаются восполнить авторы графических реконструкций видов древней Москвы (включая автора данной книги), но справедливости ради надо сказать, что наиболее достоверной работой все равно стоит считать атмосферную, но туманную в деталях «Метель» Аполлинария Васнецова[86]86
  Среди многих работ отметим великолепную компьютерную реконструкцию панорам Кремля 1700 г., выполненную Алексеем Калинчиковым (Московский Кремль. Альбом графических реконструкций. М., 2016). К сожалению, фактического материала для подобного воссоздания китайгородских видов имеется не в пример меньше.


[Закрыть].

Васнецов А. М. «Вьюжит. Метель. Старая Москва». 1904 г.

Продолжая описывать редкие свидетельства бытования диковинной эпохи боярского быта, придется более точно определить, что мы имеем в виду, говоря о капитальном старорусском жилище, выстроенном из кирпича и камня. А также понять, как менялся образ правильного городского дома в ту пору, когда его принято было называть нарядным словом «палаты» (для богатых деревянных домов традиционно употреблялось слово «хоромы»). Нижняя хронологическая граница этого понятия относится к XV веку, к заимствованию итальянского слова «палаццо» и началу строительства каменных жилых домов, а также парадных и трапезных залов. Верхняя граница плавно растворяется в XVIII столетии, когда на смену палатам приходят особняки Нового времени. Динамика распространения палатного строительства в Кремле и на Великом посаде сильно опережает прочую Москву, включая наиболее престижные районы Белого города.

XVI век: терема и палаты

Ранние каменные дома Москвы были просты по своему устройству и в основном представляли одно– или двухпалатные постройки из белого камня и маломерного кирпича. Две палаты компоновались в линию или с небольшим смещением, также как клети в деревянных усадебных постройках. Выше мы говорили о трех наиболее ранних гражданских памятниках Великого посада – полуподвалах рубежа XV–XVI вв. под палатами Печатного, Английского и Романова дворов. Очевидно, что это были каменные закрома, а не жилища. Однако эти постройки стоили очень дорого и вряд ли могли играть чисто хозяйственную роль погребов на задворках усадьбы. Не исключено, что они служили подклетами для жилых срубов или были основаниями значительных башнеобразных сооружений. И тогда, как в известном случае с реконструкцией деревянных верхов псковских палат, основанной на натурных исследованиях Ю. П. Спегальского, – памятники, ранее воспринимавшиеся как угрюмые каменные сундуки, окажутся «пьедесталами» под основной частью дома, под уютными и нарядными деревянными хоромами[87]87
  Спегальский Ю. П. Псковские каменные жилые здания XVII в. // Материалы и исследования по археологии СССР. № 119. М., 1963.


[Закрыть].

Сольвычегодск, хоромы Строгановых.

С рисунка 1793 г.

Сигизмундов план Москвы 1610 года показывает множество подобных построек – «повалуш», крытых шатрами и бочками сосновых донжонов богатых усадеб[88]88
  Более подробный анализ изображения хором на Сигизмундовом плане см.: Максимов П. Н. Творческие методы древнерусских зодчих. М., 1975. С. 168–170.


[Закрыть]. Вероятно, высокие терема были заметной частью города, сгоревшего в огне Смуты. Однако вертикальное домостроительство активно велось и после нее, что явствует из свидетельства шведского дипломата Петра Петрея де Ерлезунда, посетившего Москву в 1617 году: «Дома строятся у них чрезвычайно высокие, из простой сосны, в три или четыре комнаты, одна над другой. И тот, кто выстроит себе самые высокие хоромы, с крышею над лестницею крыльца, тот и считается в городе самым пышным и богатым тузом»[89]89
  Иностранцы о древней Москве. М., 1991. С. 278.


[Закрыть]. Старинное изображение хором Строгановых в Сольвычегодске говорит о том, что подобные башни могли достигать высоты в шесть ярусов.

Повалуши деревянных теремов Белого города (в начале Б. Лубянки и на Солянке) на Сигизмундовом плане

Деревянные верхи на каменных домах продолжали существовать до конца XVII столетия. Лишь Царский указ 1688 года запретил надстройки, уточняя, что «ныне у многих на палатах деревянное всякое хоромное строенье, также и чердаки построены в многих местах высокие, и от того в нынешнее пожарное время погорели многие дворы и слободы»[90]90
  ПСЗРИ. Т. II. СПб., 1830. № 1314. Ст. 949–950.


[Закрыть].

Выстроенная сурожанами церковь Варвары в ряду гипотетических теремов над сурожанскими погребами. Рисунок автора

На возможную связь высоких теремов с древнейшими московскими одно-двухпалатными подвалами указывает следующая фраза из экспликации к Сигизмундову плану: «Первейшим купцам можно строить у себя в жилищах хранилища – маленькие и низкие, в которые прячут самое ценное во время пожара». Но возможен и второй вариант «оснащения» подклетов деревянными верхами, его подсказывает опись Государева двора в Коломне 1577 года[91]91
  Писцовые книги Московского государства. Т. 1. СПб., 1872. С. 304.


[Закрыть]. На просторном дворе, окруженном заметом (забор из досок на вертикальных столбах) находилось 47 построек, церковь каменная и церковь деревянная «на каменное дело». Среди прочего упомянут соединенный переходами с брусяной столовой и государевыми хоромами «чардак дубов на каменой полате, а в нем 25 окончин паисных больших, ветхи; а перед чардаком красное крыльцо, 3 верхи шетровы», а далее «переходы к красному чардаку, а под чардаком полата камена». То есть деревянные хоромы с жилыми комнатами и повалушами стояли на деревянных «черных подклетех», а каменные палаты служили основаниями для чердаков – многооконных летних светелок. Можно предположить, что они занимали на дворе отдельное и нарядное место, подобно садовым павильонам в усадьбах Нового времени.

И все же в XVI веке каменные дома на посадских дворах были явлением нечастым, многое говорящим о престиже хозяина, куда как заметным для соседского глаза, однако не игравшим особой роли в общей картине застройки. Иноземные наблюдатели крайне редко упоминали в своих текстах каменные палаты, за исключением разве невеселых особых случаев, свидетелями которых по сию пору являются уцелевшие памятники: «В два месяца едва ли будет возможно очистить от человеческих и лошадиных трупов город, в котором остались теперь одни стены да там и сям каменные дома словно головки водосточной трубы…»[92]92
  Письмо неизвестного англичанина о сожжении Москвы Давлет-Гиреем в 1571 году. Иностранцы о древней Москве… С. 78.


[Закрыть] Сохранившиеся жилые постройки XVI века вне Китай-города немногочисленны, пока этим временем предположительно датируют лишь части палат Троекурова в Охотном ряду, Сверчковых, Милославских и Долгоруковых на Покровке, палат в Колпачном, 10, и в Кривоколенном, 10[93]93
  Имеется еще одна загадочная белокаменная постройка – проездная арка с примыкающими к ней палатками в основании Сергиевской церкви Высоко-Петровского монастыря. Высказывалось мнение, что постройка относится к XVI в., когда эта часть нынешнего монастырского двора была частным владением, но недостаточная изученность памятника не позволяет быть в этом уверенными. Памятники архитектуры Москвы. Белый город. М., 1989. С. 187.


[Закрыть]. Известных по документам несохранившихся ранних построек здесь тоже, кажется, нет. Однако в Китай-городе к началу XVII столетия картина была совершенно иной.

Несмотря на то что в целом манера «выпускать дома в улицу» вошла в обиход в петровское время, в китайгородской переписи 1626 года названо восемь палат, стоящих на красной линии улиц, – можно полагать, что все эти здания построены ранее Смуты, при Грозном или Годунове. Перепись отмечает палаты Хворостинина на Никольской, палаты Новгородского, Троицкого подворий, палаты Посольского двора и палаты Шеина на Ильинке, палату на Гостином дворе и палату на Старом Государевом дворе на Варварке, а также Юдины палаты в Посольском переулке. В самом начале Варварки упоминается также палата Дмитрия Коносова, которую велено «сломать накось» за то, что она «на въезде выдалась в улицу накось углом», но поскольку это территория Торговых рядов, речь скорее идет о купеческой торговой, а не усадебной палате[94]94
  Переписная книга города Москвы. Составлена в 1738–1742 гг. Т. 1. М., 1881. С. 3 – 14.


[Закрыть].

Английский двор. План подклета древней части (палаты гостя Бобрищева) и первого этажа южной пристройки

И еще в той же описи присутствует загадочное «Борисова двора каменное ожерелье» на Ильинке, против Новгородского подворья, на месте, которое позже будет передано под расширение Гостиного двора. «Борисов двор» – единственное владение, у которого отчего-то не указана фамилия владельца. Исследователи предполагали, что ожерельем в данном случае мог быть назван некий периметр вынесенных в улицу стен или строений, а речь могла идти о бывшем царе Борисе, фамилию которого и так все знают. Однако в трудах Церковно-археологического кабинета храма пророка Илии[95]95
  Ильинка сквозь века. Реликвия российского бизнеса. М., 2013. С. 15.


[Закрыть] найдено неожиданно простое объяснение этой аномалии: в документах Смутного времени фигурирует атаман по имени Борис Каменное Ожерелье, участвовавший в Первом и Втором ополчениях, а в 1630-е гг. владевший каменной лавкой на Ильинском крестце, в Просольном Рыбном ряду – то есть непосредственно рядом со своим двором.

Надо полагать, что в китайгородских дворах той поры каменных палат было еще больше, чем на улицах. Кроме названных в переписи 1626 г. построек, к досмутному периоду относились палаты Денежного и Английского дворов, вторые палаты (на Нижних погребах) в усадьбе Романовых и палаты Сулешова в Зарядье. Может быть, каменными в XVI веке были палаты Булгаковых на Варварке и настоятельские покои Богоявленского монастыря, а Посольский двор на Ильинке помимо уличного корпуса имел основное здание в глубине владения.

Единственный сохранившийся китайгородский дом с фасадом XVI века – палаты Английского двора. Он абсолютно лишен декора – ни наличников, ни лопаток, ни карнизов. В то же время на фасадах его древнейшей части практически не сохранилось первоначальной кладки, и не исключено, что отсутствие деталей говорит лишь о том, что реставраторами не было найдено их следов. Вероятно, первые китайгородские дома действительно были лаконичны, исполняя прежде всего функцию усадебных кладовых. Единственный намек на то, что они могли иметь более развитый внешний декор, – два случая обнаружения небольших фрагментов терракотового фриза, характерного для рубежа XV–XVI веков. Правда, найдены они были не реставраторами, а археологами при раскопках в западной части Зарядья и у северной стены палат Печатного двора.