Текст книги "За чертой"

Позиции Пластуна протянулись за городскими дачами, в старых садах. По узким ходам доходим до передового окопа. Мирные люди давно покинули дачи, в которых почти не осталось целых строений, и только один полусумасшедший старик пас здесь своих коз. Временами козы выходили к ополченским окопам и тогда с разных сторон слышались голоса:

– Дед, забирай коз и сваливай на…

– Козочки исты хотят… – оправдывается старик.

– Какие козочки?!. Сейчас укры с миномётов накроют, и будем по веткам собирать и тебя и козочек… Сваливай в Луганск.

– А козочки?..

– Вот же достал он своими козочками!.. – говорит Кубане́ц. – Пластун, а ты заметил: как он со своими козочками пройдёт, так нас тут же и накрывают…

Пластун смотрит в бинокль, молчит.

– Главное, его ни разу не накрыли…

– Ну, они ж там тоже… не все… Видят, старик – жалеют…

– Ага, эти пожалеют… По городу смалят, и похрен им – старики, дети… Вот чувствует моё сердце: неспроста этот дедуля тут околачивается – наводчик… Может посчитать ему козочек из «Печенега»?..

– Ну да, главное, целить недалеко… – не отрываясь от бинокля, говорит Пластун. – Гоните его… Нет, я сам переговорю с ним…

– САУ из бункера вышла… – говорит он.

Я пытаюсь увидеть САУ, но солнце слепит мне глаза.

– Где САУ?.. – спрашиваю я.

– Сейчас долбанёт – увидишь… – обещает Пластун.

Когда-то, ещё в мае, Пластун шёл в ополчение через меня, поэтому мы знакомы и общаемся запросто.

– А может, и не успеешь увидеть… – смеётся Жека.

САУ начала спешно бить. С гулом снаряды проходят высоко над нами.

– По городу долбят, твари… – скрипит зубами Пластун. – Сейчас отстреляет и в бункер. Под бетон…

– Ёж, Ёж… – вызывает по рации.

– Да я вижу… – отвечает Ёж.

– Ты ближе всех к ней… Достанешь?..

– Попробую…

– Давай «Клюквочку»…

Первый выстрел из РПГ проходит мимо.

– Ёж, на «полдевятого»… – глядя в бинокль, координирует Пластун. – Ёж, я сказал на «полдевятого»! Ты циферблат когда-нибудь видел или время только по мобиле смотришь?!. Опа! Молодец, Ёж!

– Есть! Есть!.. – радостные вскрики в разных концах окопов.

– Теперь сваливай! – кричит Пластун. – Тебя засекли, сейчас ответка придёт…

– Уж, накинь из АГСа, а то Ёж не успеет уйти…

От САУ тонкой струйкой поднимался дымок.

– Как красиво горит! – довольно подмигнул мне Пластун. – Это уже третья за неделю… У них тут всё отработано: вылезет, за минуту полсотни отстреляет и снова уползает под бетон. С миномётами хуже. Они их вообще не выставляют, стоят где-то за блоками. Пристреляли – по три раза в день траншеи меняем…

– А вам ответить нечем?

– Есть. Восемьдесят вторые. Мин мало…

От Аэропорта, словно подтверждая слова Пластуна, резко захлопали миномёты. В километре от нас прогремели разрывы.

– Ежа накрывают. А его уже нет там… – комментирует Кубане́ц.

– Батя, ты пить привёз? – не оборачиваясь, спрашивает Жеку Пластун.

– Привёз… пять упаковок «Буратино». Больше не влезло…

– Опять «Буратино»?!. – борясь с рвотным рефлексом, морщится Пластун. – Если останусь жив – до конца дней в рот не возьму эту гадость!.. Батя, ты что, не мог обычной воды привезти?..

– Где я тебе возьму обычную воду? В городе ни воды, ни света… – отвечал Жека.

– Ты ж мотаешься по всей области, что, нельзя в каком-нибудь селе колодезной воды набрать?

– Так не в чего…

– «Буратино» вылей – воды набери…

– Наберу… – обещает Жека.

Солнце стояло в зените, усиливалась жара, и над землёй пополз тяжёлый трупный смрад.

– Это так пахнет «укропчик»… – говорит мне Пластун. – Мы их на этом поле наваляли без счёту…

– Радоваться нечему… – неожиданно говорит Кубане́ц. – Нацики пацанов понабрали из Сватово, Новопскова, Старобельска… и кидают их на убой. Я, как только всё начиналось, звонил куме в Беловодск: «Хорони крестника, а то загребут…» А она: «Тебе хорошо советовать – ты в Луганске схоронился, а мого Вовку за дезертирство посадят… Пусть уж лучше отслужит как-нибудь… Нам пообещали, что на войну не пошлют…» Вот и пахнет… Сколько там таких вовок лежит?.. Недавно опять позвонил куме, узнать, как там и что… А она: «Это ты, гад, Вовку убил!..» – и бросила трубку.

Долго молчали. Кто-то закуривал, кто-то набивал патронами магазин; Пластун по-прежнему смотрел в свой бинокль.

– А по-твоему, когда вовок на нас напрут, нам нужно бросить автоматы и лететь кто куда?.. – не оборачиваясь, произнёс он.

Кубане́ц не ответил.

– Недавно, – обернувшись ко мне, говорит Пластун, – вышли на их волну: «Похороните своих, мы стрелять не будем». А те: «Вам воняет – вы и хороните!» Ну, люди это?!. Мы было сунулись хоронить, так они нас со всех стволов накрыли, еле ушли. Двое трёхсотых…

– Да, Хохла и Саню Крота покоцали – до сих пор в госпитале… – подтвердил кто-то.

На обратном пути Жека поехал на рынок.

– Купим Пластуну воды… Если она там есть… – говорил он.

От рынка остались лишь обгорелые руины, но люди всё же толпятся небольшими кучками.

– Вода есть? – спросил Жека.

– Сами за водой… Была – разобрали… – за всех ответил какой-то старик.

– Чего ж тогда стоите?

– Может, ещё завезут…

Несколько минут постояли, послушали чужие разговоры. Какая-то бойкая тётка делится обнадёживающими новостями:

– …Целая танковая армия переправилась у станицы Митякинской и идёт нам на помощь… Ей-бо…

– Там жа лет пять, как паром убрали… – сомневается другая.

– Ну ты, Ильинишна, и придумала причину – «паром»… Он им нада, тот паром. Они дула задрали и по дну перешкрябали.

– Там же вода пруткая, как жа их не стянуло?.. – всё ещё сомневается Ильинишна.

– Вот же скажешь такое, что и на уши не оденешь! – смеётся рассказчица. – «Пруткая»… – Да оно ж – железяка, как её унесёт…

– Сама видала? – не очень верит рассказам старик.

– Нет, мне знакомая говорила, – она из Кружиловки – точно знает.

– Ну, дай бог, дай бог… Может, скоро закончут…

– Слыхал? – весело подмигивает мне Жека.

– Людям свойственно верить хорошим слухам…

Мы уже направляемся к машине, но нас окликает старик:

– Служивые, правда, танки с России пришли?

– И танки, дед, и Первая Конная… Путин попереди на белом коне… Сам видел! – замедлив шаг, отвечал Жека.

– Вот же брехло! – сплюнул старик. – Вас туда всех таких брехунов понабрали… – в сердцах говорит он.

Жека засмеялся, пошёл к машине.

* * *

На базу вернулись вечером. Город тих, только у нас в подвале глухо урчит станция, подающая электричество. Поужинав, мы уже укладывались спать, когда Жеке позвонил Бэтмен:

– Атаман у тебя?

– А где ж ему быть?.. У меня.

– Идите ко мне.

– В штаб?

– В мою комнату.

Комната Бэтмена напротив штаба. Окно для светоизоляции завешено плотными шторами, постель опрятно заправлена, чистота и уют, как в мирной жизни. Бэтмен шагнул навстречу. Обнялись.

– Садитесь, – указал на свободные стулья. – Будем чай пить. Или кофе? – взглянул на меня.

– Мне всё равно… – говорю я.

– Ну что там «контора»? Пишет?.. – разливая по кружкам чай, улыбается Бэтмен.

– Уже написали… – достаю и кладу на стол конверт «Майора».

Мы с Жекой пьём чай, Бэтмен внимательно перечитывает вопросы.

– «Список личного состава: позывной, фамилия, имя, отчество, адрес…», – прочитывает он вслух.

– Ты хорошо знаешь этого человека? – спрашивает меня. – Можешь доверять ему, как себе?

Я задумался. «А действительно, что я знаю об этом “Майоре”? Только то, что он из “конторы”?.. Это он обо мне знает всё…»

– Понятно… – угадав мои мысли, произносит Бэтмен. – Как себе, доверять ты ему не можешь…

– Как себе, я доверяю только себе…

– А вот Батя… – Бэтмен кивнул на Жеку. – Батя тебе доверяет, как себе…

– Ну, это Жека… – смутился я. – Жеке я тоже доверяю, как себе…

– Связь с «конторой» есть?

– Есть.

– Отзвони, что на эти вопросы ответа я им не дам.

«Если он говорит «отзвони», значит, у него есть намерение продолжить разговор с ними, – понимаю я. – Иначе зачем говорить «отзвони»…

Чай выпит, разговор окончен. Ставлю на стол пустую кружку.

– Отзвоню и сразу скажу результат… – говорю я.

– Личные вопросы есть?

– Есть… Я вчера был у Бармалея…

– Знаю! – неожиданно жёстко прервал Бэтмен и нервно прошёлся по комнате. – Я бывший мент, а не гопник, – резко добавил он. – По голословным обвинениям никого брать не буду, это мой принцип… И даже при том, что сигнал даёт мой боевой товарищ… Он, видите ли, не хочет замазаться. А я должен… Ничего я не должен… Первая ж ваша «контора» предъявит мне обвинение в беспределе…

В общении Бэтмен был прост, но мог быть и резок, если разговор уходил туда, куда не следует.

– «Контора» знает… – возразил я.

– Ну, так пусть занимаются!

– Это не их территория…

– А это не мои методы… Будут доказательства – будет «дело», и Бармалею об этом известно.

– Завтра доложу результаты по «конторе»… – готовясь уходить, говорю я.

– Хорошо, – тронув меня за плечо, уже мягко говорит комбат. – Здесь у нас сам видишь: ни судов, ни адвокатов – война… Вот пришёл ко мне на прошлой неделе один видный ходатай, в прошлом депутат областного Совета: «Тут у вас хороший человек “на подвале”, нужно бы отпустить…» – «Что за «хороший»? Да такой и такой… А этот «хороший» подъезжал на своей машине к покинутым домам, вышибал двери и выносил всё самое ценное. Сначала с опаскою, по ночам, а потом обнаглел – чего бояться, когда в городе никакой власти – средь бела дня грабил. Соседи позвонили, наши ребята взяли с поличным…

– Я его брал, – подтвердил Жека.

– Ну и что нам с такими делать?.. Организовал подобие штрафбата – окопы копают… А родня во все концы жалобы пишет – и в Москву, и в Киев, и в ООН по правам человека… Отпустить, пусть дальше мародёрит?.. А тут ещё Колыван… Этого так запросто не возьмёшь, вывернется, ещё и Бармалея виноватым оставит…

Ночью связи с Россией не было, по нужному номеру смог дозвониться лишь утром. После долгих гудков трубку взяли.

– Лена?

– Лена, – слышу насмешливый голос «Майора». – Чем обрадуешь?

– Он не будет отвечать на твои вопросы, – говорю я.

– Замечательно, – бодрым голосом отвечает «Майор», словно другого он от Бэтмена и не ждал. – Готовь встречу на Северном. Когда всё согласуешь, пришлёшь смс: «Лена, жди» и время… Связи может не быть, а смс проходят верней.

Тут же захожу в штаб. Перед комбатом стоят три парня, одетые по-граждански. Я замялся и хотел уже выйти, но Бэтмен взглядом указал мне на стул у окна.

– И так, – обращаясь к парням, продолжал он свой разговор. – Я вас одеваю от трусов и до шлема, обеспечиваю питанием и боеприпасами, но, чтоб не было неожиданностей, я довожу до вашего сведения следующее: 1 – приказы не обсуждаются. 2 – в любой момент вас могут убить. 3 – у нас сухой закон. Выпил – собирай манатки и домой. 4 – ушёл с оружием – штрафбат. И 5 – грабежи, изнасилования мирных жителей – расстрел. Понятно?

– Понятно… – вразнобой отвечают парни. – Мы согласны…

– Теперь вышли. Погуляйте три часа. Не передумаете – зайдёте.

– Не передумаем…

– Три часа… – кивает на дверь комбат.

– Говори, – вскинул голову Бэтмен, едва за новобранцами прикрылась дверь.

– «Контора» готова к разговору. Время назначишь ты.

– Хорошо, – подумав, ответил он. – Через пару дней готовим на Большую землю колонну с беженцами – дети и жёны наших товарищей. Я буду сопровождать…

– У меня тут мать…

– Заберём. Перед отправкой привезёшь её с Батей сюда…

* * *

Судя по всему, новобранцы не передумали, их зачислили и отправили в роту Пластуна. Вечером на роздых от него прибыли трое: Ёж, Кубане́ц и Уж.

– Надолго? – спросил Жека.

– Вымоемся, и если Бэтмен никуда не зашлёт – назад…

– Деда помнишь, на наших позициях? – спрашивает меня Кубане́ц.

– Того придурашного, с козочками?

– Убили сегодня…

– Всё-таки наводчик оказался?! – воскликнул Жека.

– Укры убили. Первым же прилётом накрыли вместе с козочками… Мы его там, у дач, и похоронили…

– Козлятины хоть поели на поминах? – щурится Жека.

– Никто не захотел… – говорит Ёж. – Мы их рядом с дедом закопали…

– Ты гляди, как они там зажрались! – негодует Жека. – Никто не захотел… На базу отправили б. Тут бы их мигом умяли!..

– Да жара… Кто ж знал, что нас сменят… – оправдывается Ёж. – На жаре всё равно б протухли…

– Слышь, Батя, а ты б не отказался козлятинки рубануть? – смеётся Уж.

– Не отказался б…

– Так мы это… Мы их неглубоко прикопали. Завтра тебя Бэтмен пошлёт Пластуна «Буратином» порадовать, расковыряешь – и на базу! Только с дедом не перепутай, они там рядышком прикопаны.

Впятером ночевали в одной небольшой комнатке. Где-то далеко, у Станицы, не умолкая, хлопали залпы орудий, и из окна хорошо было видно, как по небу бродят яркие вспышки. Воздух густой, душный. Пытаюсь уснуть, но сквозь дрёму слышу знакомые голоса:

– …Батя, какой из тебя десантник, ты ж в фонтан не помещаешься!.. – угадываю Ежа.

– А ты десантуру только в фонтанах угадываешь?.. – недовольно ворчит Жека.

– Ещё скажи, что с парашютом сигал…

– Двенадцать прыжков…

– Вот же брехло!

– С чего это я брехло?..

– Ну, какой парашют тебя выдержит?..

Жека недовольно крякнул и, не отвечая, отвернулся к стене.

– Его отдельно, на танковом спускали… – угадываю Кубанца́.

– Если не дадите спать, я вас сейчас без парашютов спущу… – от стены пригрозил Жека.

Посмеялись, но судьбу испытывать не стали – скоро умолкли.

* * *

Не успели позавтракать, как в столовую заглянул Жека.

– Ёж, Уж! – командным голосом кричит он. – Тут по вашей части дело нарисовалось!

– По нашей части кашу доесть… – не спеша, приподняв голову, отозвался Ёж. – Что там за дело?..

– На Камбродском блокпосте Белочку «белочка» навестила. Нужно поехать повязать, пока он никого не ухондыкал.

– Повязать Белочку или его «белочку»?.. – смеются за столами.

– А с чего ты придумал, что Белочка «по нашей части»? – не спеша отрываться от еды, говорит Ёж.

– Так он же ваш доморощенный – камбродский! Вам и флаг в руки!

– А ты поедешь?

– Мы с Кубанцо́м Бэтмена на Металлист сопровождаем.

– Так нам самим, что ли?..

– Атамана возьмите, ему всё равно пока делать нехрен… – кивнув на меня, говорит Жека.

Только одно лишь слово «атаман» ко многому обязывает. Ёж и Уж смотрят на меня с уважением. Делать нечего, – нужно оправдывать своё громкое имя, сажусь к ним в «ниссан», на дверях которого стоял логотип Приватбанка.

– Это нам Коломойский подогнал, – смеётся Ёж. – Драпали так, что и машину забыли!

– С деньгами?

– Ага, оставят они с деньгами… На заднем сиденье даже спинки поснимали.

– А без них лучше, – говорит Уж. – Из салона весь багажник видать. Просторно. Мы сюда по двенадцать человек свободно утрамбовывались!

– Наручники взял? – спрашивает Ужа Ёж.

– А как же! – показывает тот моток скотча.

– Вообще, настоящий его позывной – Белый, то есть седой… – Пока едем, Уж вводит меня в курс дела. – Это потом уже к нему по понятным причинам прилипло «Белочка»…

– Чего ж тогда Бэтмен держит его? Тут ведь «сухой закон»… Гнал бы его – и все дела!

– Если б меня или Ежа, конечно, давно б наладил, – говорит Уж. – А Белочка зверь ценный. Отставной капитан, – любой пулемёт по винтикам с закрытыми глазами переберёт-наладит. Одна беда: выпил – и пошёл куролесить в обнимку со своей «белочкой». Тогда ховайся, кто куда успеет… Вот повяжем, дня три на подвале посидит, потом пару дней на свежем воздухе окопы пороет, дурь из него выветрится, даст Бэтмену «наичестнейшее» слово – и под амнистию…

На Каменнобродском блокпосту стоят молодые ребята, виновато улыбаются нам, мол, что мы можем поделать…

– Где? – спрашивает Ёж.

Безмолвно кивают на маленький флигелёк.

– Пошли! – командует Ёж.

Молча следуя за ним, входим с Ужом в тесную комнатушку, посредине которой торжественно стоит одинокий, заваленный бутылками стол. За столом сидит небольшой худощавый человек. Из-под надвинутой на лоб кубанки лениво смотрят на нас тусклые, безжизненные глаза.

– А-а, Ёж… – пошевелившись, невнятно пробормотал он. – Пить будешь?

– Не буду…

– Тогда на… ты пришёл?

– Сейчас в санаторий к Бэтмену поедешь, там, на подвале, мозги подлечишь… – просто объяснил цель своего приезда Ёж.

– Да я знаешь, где твоего Бэтмена видел?! – неожиданно бодро рявкнул Белочка, и в глазах его засиял звериный огонь.

– Не ори, вот Атаман с нами… – с намёком на некий мой авторитет проговорил Ёж. – Он тебе не Бэтмен, нянчиться с тобой не станет, ввалит, по казачьему обычаю плетюганов, – мигом на поправку пойдёшь!

– Что?! Меня пороть?! – сунув руку в карман, взревел тот.

– Но, не балуй! – грозно произносит Ёж и делает шаг вперёд. – Тут тебе не бандерштадт…

С невероятной ловкостью Белочка выхватил из кармана гранату, вскинул руку над головой. Выдернутая чека упала на стол.

– Ну, кто меня тут будет пороть?! – покачиваясь, захохотал он. – Вместе в бандерштадт двинем?..

– Придурок!.. – заорал Ёж и первым выскочил из комнаты.

За ним, едва не опрокинув меня, с удивительным проворством, последовал Уж. Я растерялся, замешкался, и остался на месте. К тому ж кто знает, что у того пьяного полудурка в голове? Побежишь – может, гранату вслед кинет… Да и неудобно атаману бегать, будут потом Жека с Кудином при каждом удобном случае потешаться.

– Атаман? А ты чего стоишь?.. – кивает на дверь Белочка.

– Так ты ж вроде выпить предлагал? – говорю я.

– Предлагал… – согласно кивает тот. – Будешь?..

– Ну, так чего ж я остался?!

– Это другой коленкор! – довольно произносит Белочка и кивком указывает на стул.

Я сажусь за стол напротив Белочки, придвигаю к себе пустой стакан.

– Уважаю… – всё ещё держа гранату над головой, произносит тот. – Закуси, правда, нехрена нет, зато выпить хоть залейся…

– Ты бы вставил чеку, – советую я. – А то мало ли… Уронишь…

– Что, с..?

– Конечно! – говорю я. – Кому ж охота по дури к бандерлогам лететь? Так и выпить с тобой не успею…

– Наливай! – вставив чеку на место, командует Белочка.

– Ловко ты, Белый, «хвосты» обрубил! – кивая на дверь, за которой скрылись Ёж и Уж, и этим стараясь расположить к себе Белочку, говорю я.

– Ну так… – довольно улыбается польщённый Белочка.

Из полупустой бутылки выливаю себе в стакан остатки водки.

– Это и всё?! – уже с насмешкой произношу я. – А говорил: «Хоть залейся…»

– Не всё… Сейчас достану, – обещает Белочка.

Он кладёт на стол свою гранату и, придерживая её правой рукой, склонившись, левой шарит меж пустых бутылок.

«Лучшего момента не будет», – думаю я.

Легко выбив из-под руки гранату, бью Белочку бутылкой по голове. Кубанка улетает в сторону, и Белочка, гремя пустыми бутылками, сползает под стол.

– Ёж, Уж – сюда! – кричу я.

Едва не вышибив дверные косяки, те вместе влетают в комнату.

– Я, кажется, убил его… – говорю я.

– Кого, Белочку? Да его и с пушки хрен убьёшь, – смеётся Ёж. – Уж, вяжи ему руки, пока не очухался!

Заломив Белочке ослабевшие руки, Уж сматывает их скотчем. Придя в себя, тот начинает яростно вырываться, но уже поздно – руки надёжно скручены.

– Ну, Атаман, тебе… – грозит Белочка, не ожидавший от меня такой подлости.

– Потащили? – закончив работу, спрашивает Уж.

– Погоди, давай карманы проверим, мало ли что ещё у него…

Из вывернутых карманов извлекли ещё три гранаты. Подтянули к машине. Я открыл заднюю дверцу.

– Много чести ему… В багажник! – командует Ёж.

– Всё, Атаман, я тебя запомнил!.. – орёт из багажника Белочка. – … тебе!

– А ты не испугался! – смотрит на меня с уважением Ёж.

– У меня нога больная, я не успел за вами, – честно признаюсь я, но сейчас это уже ни для кого не важно.

* * *

Утром, в условленный день, на базу прибыли автобусы, к которым с разных концов города свозили детей и женщин. Мы с Жекой тоже едем через весь город за моей матерью.

– До ДК строителей, напротив первый переулок, налево шарага, направо – многоэтажка… – рассказываю Жеке дорогу.

– Ты давно ей звонил?

– Ей не дозвонишься – она глухая.

– Где-то там на прошлой неделе укры с «Градов» многоэтажку накрыли.

До конца пути едем молча. Вот и разбитая многоэтажка – рухнувшая крыша, чёрные выгоревшие окна. Следующий дом моей матери, здесь только с одной стороны выбиты окна. Некогда шумная людная улица вдруг одичала и помертвела: ни музыки, не песен, ни голосов. На дороге грязь, всевозможный хлам, срубленные осколками ветки деревьев. Мёртвенно-тихо, только ветер протяжно вздыхает в пустых окнах разбитого при обстреле дома, да чуть слышно вспискивает оторванный лист железа на провалившемся чердаке. У обезлюдевшего подъезда материного дома давно не метёный мусор: под ногами те же тополиные ветки с засохшей порыжевшей на солнце листвой, грязные клочья газет и принесённые ветром рваные пакеты. Грозный, безмолвный покой.

«Словно и живых никого не осталось», – похолодела душа.

В доме нет ни воды, ни света. Матери восемьдесят семь лет, она много лет глуха, батарейки в её слуховом аппарате давно сели, и она почти ничего не слышит и, похоже, не совсем осознаёт, что происходит вокруг. Увидев меня, обрадовалась, засуетилась.

– Стреляют? – кричу ей в ухо.

– Нет, тихо, хорошо…

Она даже не знает, что рядом разбита многоэтажка.

– Я с Жекой. Узнала? – кричу ей.

– Из ЖЭКа?

– Из ЖЭКа, из ЖЭКа, – смеётся Жека. – Пусть думает, что из ЖЭКа, приехал воду чинить…

– Ты одна в доме осталась? – кричу ей.

– Не одна. Люся с шестой квартиры и Терентьевна… Проведывают меня кажен день…

С годами мать огрузла, по комнатам ходила вразвалку, по-утиному разбрасывая ноги, но, как и прежде, была неугомонна и подвижна.

– О господи, чем же я вас кормить буду?.. – озадаченно шепчет она.

Покачиваясь из стороны в сторону, спешно идёт в ванную, где под краном стоит кастрюля, на треть наполненная бурой водой, – видимо, последний её запас.

– Щас, щас, что-то придумаю…

– Не нужно ничего! – кричу ей в ухо. – Я приехал за тобой.

– За мной?

– Да. Забираю тебя к себе.

– Зачем?

– Жить у меня будешь.

– Я никуда не поеду, – неожиданно говорит она. – Как же я дом брошу, тут растянут всё…

– Что тут тянуть?.. – раздражённо ворчу я, но в ухо кричу ей:

– Поехали, внуков проведаешь, и назад!

Проведать внуков она соглашается. Начинает собирать в узелки какие-то кулёчки с остатками крупы, вермишели…

– Оставь! – кричу я. – У нас всё есть!

– Как же я без гостинцев, с пустыми руками к внукам?..

– Пусть берёт, – говорит Жека. – Ей с этими запасами спокойней будет ехать.

Наконец собралась. Мать берёт в охапку кота.

– А этого зачем? Там транспорт детьми переполнен, а мы с котом…

– Я без кота не поеду. Как он останется здесь один?..

– Берём-берём Сепаратиста! – подбадривает Жека. – Он отдельно от всех в нашем УАЗе поедет…

Перед тем как отъехать, Жека советует:

– Ты б там краны все проверил и свет отключи. А то мало ли что у ней тут включено… Вдруг дадут электричество и воду, чтоб беды не случилось…

Кабина УАЗа высоко от земли, мы с трудом подсаживаем мать на сиденье. Я замечаю, как из-за приоткрытой занавески наблюдает за нами седая женщина. «Должно быть, Люся из шестой квартиры», – догадываюсь я и кланяюсь ей. Та кивает в ответ и крестит нас медленной рукой.

Во второй половине дня колонна с беженцами наконец сформирована. Я пересаживаю мать в автобус, на мягкое сиденье, но ей почему-то страшно остаться без меня.

– Ты меня не бросишь? – спрашивает она.

Я тяжело выдыхаю и кричу ей на ухо:

– Мы с Жекой будем рядом ехать! Здесь только женщины и дети.

Выехав с базы, выстраиваемся в одну линию. Первые мы с Жекой, за нами на трофейном «ниссане» Ёж, Уж и в открытом багажнике, свесив ноги, сидит с ручным пулемётом Кубане́ц. За ними машина Бэтмена, автобусы с беженцами. Вслед за всеми, поскрипывая своим снаряжением, как дивный витязь, сошедший в наши дни с древней картины, едва помещаясь в кабине, вёл машину сопровождения Кот. Перед тем как тронуться, Жека вешает на дверцы бронежилеты.

– Если что, нас с тобой будут первыми мочить… – смеётся он. – Собственно, для затравки мы первыми и поедем…

С Аэропорта, не умолкая, били миномёты. Заряды ложились в полях по одну и другую стороны от дороги. Здесь давно сгорела неубранная пшеница.

– Приходится здесь… – словно оправдываясь перед кем-то, бормочет Жека. – Автобусы не УАЗ, их по бездорожью не проведёшь…

Оторвавшись от основной колонны, мы с каждой минутой всё дальше и дальше уходили от колонны, и от обстрела, но тревога, читавшаяся на жекином лице, лишь нарастала.

– Чуешь? – потянув носом, неожиданно спрашивает он.

– Не чую… – отвечаю честно.

– А там… – кивнул в сторону Станицы. – Там говорил: «чую»…

– Там – да. А здесь полная потеря нюха, – пытаюсь шутить я.

– А я чую! Колонну три дня собирали… Кто-то, да отзвонился… Хрен они это упустят… Вон впереди гора и лощина, поросшая лесом… Я бы там ждал…

Глаза у Жеки горят, речь путана, как в бреду.

– А кот ведёт себя спокойно, – стараясь казаться беспечным, говорю я. – Обычно они чуют опасность…

– Чуют… Это я чую! Возьми автомат, – командует Жека. – Что ты его, как бабу, обнял! Выстави ствол в окно… Да отпусти под ноги кота!

Жека заметно нервничал, и эта его тревожность передавалась и мне.

– Внимательно смотри на опушку, если мелькнёт чья-то харя, не жди – первым стреляй! – наставляет он.

– А если это свои?

– Свои здесь не ходят…

Едва лишь машина спустилась в низину и начала идти на подъём, Жека ошеломил меня своим криком:

– Саня, вон они! Мочи!..

Я во все глаза всматриваюсь в заросшие склоны, но никого не вижу.

– Саня, стреляй! – орёт Жека.

Из зарослей белесой маслины, расползшихся по вершине холма, захлопали выстрелы, и я, так ещё никого и не видя, палю в их сторону.

– Мочи, Саня, мочи!.. – вцепившись в руль, ревёт Жека.

Я пытаюсь прицелиться, но машину подбрасывает на колдобинах, и мои пули то взрывают меловой отрог, то уходят высоко в макушки деревьев. У меня спаренные магазины. Один я уже выстрелял, отстегнул, пытаюсь вставить второй, но машину подбрасывает, и я не попадаю в зацеп.

Снаряд гранатомёта разносит моторную часть машины, она на всём ходу клюёт в землю, и от удара я вылетаю на обочину и успеваю увидеть, как далеко впереди катится наше колесо. Обеспамятовший и оглушённый, шарю рукой по пыльному щебню, пытаясь найти выроненный магазин. Наконец нашёл, благополучно вставляю на место, но подлетевшая и лихо ставшая поперёк дороги машина Ежа заслоняет нас. Выскочив из «ниссана», Ёж и Уж, опаляя меня горячим воздухом, почти одновременно шлют из гранатомётов свои заряды.

– Есть! – слышу их возгласы.

Кубане́ц поднимает свой «Печенег», и я вижу, как пули стригут в вышине траву, затем рубят ветки маслины. Минута – и всё закончилось.

– Вот так косят «укроп»! – победно взглянув на меня, смеётся Кубане́ц.

Ёж и Уж бегут к месту вражеской засады, и только тут я слышу, как в машине от боли рычит Жека. С Кубанцо́м распахиваем искорёженную дверцу УАЗа, с трудом отдираем от руля посиневшие Жекины пальцы. Положив себе на плечи его могучие руки, извлекаем из залитой кровью кабины восьмипудовое обмякшее тело, тащим к «ниссану». Жека дико рычит и хрипит. Я вижу, как волочащаяся по асфальту его изуродованная нога оставляет кровавый след. Укладываем его на землю. Повыше лодыжки видна раздробленная кость, из раны обильно хлещет кровь.

– Бинт! – командуя сам себе, орёт Кубане́ц, и начинает туго спелёнывать рану. Широкий бинт тут же напитывается кровью.

– Потуже стяни под коленом… – кидает мне резиновый жгут.

– Нога не отомрёт?..

– Не отомрёт… Попустим потом…

Приходя в себя, Жека прекращает рычать, но зачем-то матерно кроет нас с Кубанцо́м.

– О-о, это другое дело! – смеётся Кубане́ц. – Наконец человеческая речь из тебя выбралась. Сейчас перамидольчика вколем – вовсе песни играть начнёшь!

– Сможешь уколоть? – спрашивает меня.

– Ещё и как!..

Прямо через штанину делаю Жеке укол. Он уже не кричит. Сцепив зубы, громко отрывисто дышит, на побелевшем лице подрагивают желваки.

Подошла колонна. Бэтмен высунулся из окна.

– Помощь нужна?

Кубане́ц молча махнул рукой, чтоб ехали дальше.

– Будем ждать у Абхаза! – на ходу крикнул Бэтмен.

Колонна перестроилась, теперь её вёл Кот со своими людьми, Бэтмен прикрывал сзади.

Вернулись Ёж с Ужом, приволокли раненого «айдаровца», который дико орал от боли. Уж тащил ещё и трофеи – три автомата и гранатомёт. «Айдаровца» уложили на дорогу, рядом с Жекой.

– Там ещё остались двое двухсотых, – сказал Ёж.

«Айдаровец» чертил головой по асфальту и, сплёвывая кровавую пену, повторял лишь два слова:

– Мамочка, мамонько…

– У тебя ещё остался укол? – хрипло спросил Жека.

– Добавить?.. – нагнулся к нему Кубане́ц.

– Ему…

– Если что, это последний… – предупредил Кубане́ц.

– Ему вколи… – с трудом произнёс Жека.

– Гляди у меня, попробуй только сдохни… – делая укол, грозит «айдаровцу» Кубане́ц. – Вычухаешься, мы потом тебя на кого-нибудь из наших поменяем…

– Ну что, грузим Жеку на заднее сиденье? – говорю я.

– Мы его на заднее не вопрём, – взглянув на Жеку, говорит Ёж. – Давайте через багажник… А на заднее украинского хероя положим…

Вчетвером осторожно втащили Жеку через багажник, уложили головой на заднее сиденье.

– Сань, – осипшим голосом произносит он. – Сепаратист… Вон…

Только тут я замечаю забытого всеми кота, который с перепуга прижался к асфальту и не смел пошевелиться. Подхватываю его на руки, закидываю в «ниссан».

После укола «айдаровец» перестал метаться, хотя дышал по-прежнему тяжело и прерывисто.

– Ну, легче? – спросил Кубане́ц. – Кто и откуда?

– Я… – задыхаясь, прошептал тот.

– Это Сашко, – говорю я. – Сашко?

– Сашко… – глядя на меня с изумлением, шепчет он.

– А там остались Васыль и Мыкола. Так?

– Так…

– Все из Винницы, – взглянув на Кубанца́, говорю я. – У Мыколы там невеста осталась, Оксана – красивая девка, будет теперь плакать и клясть «лютых сепаратов» за то, что разлучили их… Так, Сашко?

Сашко смотрит на меня обезумевшими глазами.

– Прости, Господи… – неожиданно шепчет он.

– Я не «Господи». Господь там, – поднимаю к небу глаза. – Помнишь божьего человека? Он ведь предупреждал вас…

– Господи… – глядя в небо, шепчет Сашко, и губы его обезображивает гримаса, какая бывает у готового заплакать ребёнка. – Господи… – Судорога пробежала по его лицу.

Словно пытаясь ещё что-то сказать, он несколько раз зевнул, вздрогнул всем телом, передёрнул плечами и затих.

– Э-э-э, ты чего?! – закричал Кубане́ц. – Вот же зараза, всё-таки помер… Ну, что теперь с ним?..

– Довезём до Абхаза, – говорит Ёж. – У него оставим. Пусть он там передаёт…

Почему-то смерть «айдаровца» подействовала на всех угнетающе. Долго ехали молча. Сашка, чтоб никому не мешал, уложили калачиком в углу багажника, прислонив спиной к стенке, и только голова его при тряске покачивалась из стороны в сторону, и неприкрытые глаза холодно смотрели на нас пустым, остановившимся взглядом.

«И чего я его жалею?.. Не подоспели б Ежи-Ужи, они бы со своими отмороженными друзьями и меня б с Жекой добили, и автобусы расстреляли б…» – ожесточая себя, думал я, но в памяти почему-то стояли лишь его жалкие всхлипы: «Мамочка, мамонько…»