Текст книги "Офицер"

– Я останусь у тебя. Домой не вернусь.

– Нет, дорогая, я обещал твоему отцу, и ты об этом знаешь. Тем более сейчас, когда он понимает, что неправ, ставя ультиматум: «Москва с тобой или весь мир без тебя». Мне весь мир не нужен. Мне нужна ты, единственная и навсегда. Дождёшься?

– Конечно, любимый.

– Смотри, чтоб не увели. На таких красавиц всегда идёт охота.

– Мне никто, кроме тебя, не нужен. Такого парня я больше не встречу. Судьба только один раз благосклонна, в этом я уверена. Всё остальное – это разочарование и воспоминание.

– Как я рад это слышать.

Мы целовались лёжа на кровати. Чего мне стоило удержаться от наплывавших чувств. Нашёл в себе силы и вечером отвёз её домой. Все оставшиеся дни она провела со мной. На учёбу не ходила, сославшись на болезнь. Конец учебного года, вся программа почти пройдена. Мы целыми днями гуляли по городу.

В управлении кадров всех нас зачислили в штат военных советников. Мы сдали советскую форму, документы и получили форму и документы офицеров армии Афганистана, сразу в звании капитана. Мои напарники жили в той же гостинице. В первый день мы проходили инструктаж во внешней разведке. На Лубянке нас принял заместитель начальника 1-го главного управления КГБ. На второй день направились на Хорошёвское шоссе. На здании № 76 не было никаких табличек и надписей, в нём располагался штаб ГРУ, известный во всём мире как «Аквариум». Это название определил внешний вид девятиэтажного строения из стекла и бетона, располагавшегося буквой «П». Сначала нас инструктировал заместитель начальника 3-го управления, ведающего агентурной работой в странах Азии. Затем отправились к заместителю начальника 5-го управления оперативной разведки. После обеда нас принял начальник 8-го диверсионного управления спецназа. Теперь мы знали, для какой цели нас посылают в Афганистан. Остальные инструкции получим на месте от нашего нового начальства.

28 мая 1979 года. Военный аэродром Чкаловский.

От гостиницы до аэродрома нас везли автобусом. Ирина обещала приехать проводить. Отец дал ей служебную «Волгу». Я увидел в окно генеральскую машину и мою любимую. Волна чувств охватила меня. Нам предстояла долгая разлука. Выдержит ли наша любовь это испытание?

Старший группы, полковник Ицсхаков, дал на прощание с родными тридцать минут. Мы одни сидели в комнате для посетителей.

– Ты смешно выглядишь в этой форме, наша тебе больше идёт.

– Дым Отечества, сама знаешь… Своё родное всегда лучше, а там будет всё чужое.

– Писать ты сможешь?

– Да, через наше посольство письма будут идти. Я пришлю тебе адрес полевой почты. Мы будем охранять президента Тараки и премьера Амина. Это хорошая школа в начале карьеры, то, чего я хотел. Вернусь, и мы поженимся.

– Я дождусь, обязательно. Храни тебя Господь.

– Ты веришь в Бога?

– Мама так сказала, и перекрестить тебя обязательно велела.

– Но я некрещёный.

– Я тоже.

– Вернусь, мы обязательно покрестимся, и венчание будет у нас, как в старину.

– Родители, наверное, будут против.

– Мы же взрослые, всё сделаем сами.

– Будь осторожен, береги себя.

– Обязательно, я везучий.

Мы целовались, время пролетело быстро. Ицсхаков уже торопил. Попрощавшись с Ириной, я пошёл, не оглядываясь. Знал, что Ирина будет ждать, пока самолёт не скроется в облаках.

Мне было грустно. От КПП до самолёта ехали на «уазике», все наши вещи уже были погружены в самолет. Разлука – это всегда тяжело. Ребята, наоборот, были веселые, смеялись и шутили. Командир экипажа доложил Ицсхакову о готовности к вылету.

Самолет АН-26 принадлежал Генеральному штабу. Операция проводилась в засекреченном режиме. Нашему рейсу присвоили литер «А», это значит, что везде по курсу будет освобождён воздушный коридор. На аэродроме нас провожал представитель министерства обороны, генерал Васязин. Он всех обнял по-отечески и пожелал с честью выполнить задание Родины. Никто из провожающих не знал, куда мы летим, даже лётчики. Пока курс был назначен на Качу с дальнейшей дозаправкой. Экипаж, мы и провожавшие из аэродромного обеспечения построились возле самолёта. Ицсхаков доложил генералу о готовности к выполнению операции «Стрела». После оглашения приказа все погрузились в самолёт. Я посмотрел в окно, Ирина стояла возле ворот и платком вытирала слёзы.

Внутри самолёта стоял большой стол, вытянутый по длине фюзеляжа, на нём была разложена карта. Вдоль корпуса расположены диваны, на которых мы и разместились. Видно, что Ицсхаков взволнован, ведь он отвечает за нашу отправку.

Полковник хорошо знал Афганистан, уклад его жизни и традиции этого народа. Он служил военным атташе при посольстве СССР в Афганистане. В общей сложности он провёл пять лет в этой стране. Последнюю неделю мы часто с ним общались, многие его рассказы о службе в Афганистане нас шокировали. Эта страна живёт в Средневековье.

Почему мы летим не в Фергану, а в Качу, знал только он. На аэродроме Каченского авиационного училища нас ждала целая делегация во главе с начальником училища. Провели дозаправку топливом. На борт приняли четырёх лётчиков истребителей, одетых в высотно-компенсирующие костюмы. Вещей при себе у них не было, только в рюкзаках ещё по одному комбинезону в заводской упаковке. Лётчики были немолодые, как потом оказалось – это инструктора. Мы попросили разрешения зайти в кабину пилотов, посмотреть, как экипаж управляет самолётом. Мы подумали, что из Ферганы эти лётчики будут сопровождать нас на истребителях, но оказалось, что запасные костюмы предназначались для нас. Летчики рассказали нам, что перегнали с завода-изготовителя четыре новых истребителя МИГ-29. Они стоят в ангаре Ферганского аэродрома и ждут отправку в Афганистан. Истребители в учебно-боевых спарках предназначались для сопровождения президентского самолёта. Афганские лётчики проходили переподготовку в Каченском училище и ещё не были готовы к самостоятельным полётам, но уже было принято решение перегнать истребители в Кабул.

В Фергане нас встречал заместитель командующего Среднеазиатским военным округом. Прилетели мы вечером, жара спала. Перелёт был назначен на 29 мая. Техники готовили истребители к вылету. С нами полетит АН-26, он заберёт лётчиков обратно. Нас накормили, и мы легли спать прямо на аэродроме. В воздухе стоял запах ковыля. Постели положили на лежаки, которые взяли у техников. Лётчики отдыхали в гостинице. Полковник Ицсхаков бегал по аэродрому от КП до узла связи докладывать на «Рубин» (позывной генштаба) о подготовке к вылету. Он не спал всю ночь. Поднял нас в пять часов утра:

– Вставайте, сынки, пора на чужбину, – произнёс он с грустью в голосе.

Подъехал автобус с лётчиками и обслуживающим персоналом, привезли нам завтрак из офицерской столовой. Столы накрыли прямо возле взлётной полосы. Обслуживали нас молодые официантки:

– Всяких обслуживали, но в такой форме впервые, вы наши или чужие? – шутили они.

– Теперь уже чужие, – отвечали мы.

Мы переоделись в высотно-компенсирующие костюмы. Одеваться помогал майор из местного авиационного полка. Доложили о готовности полковнику Ицсхакову. Афганскую форму отнесли в к своим вещам в самолет АН-26, который вылетал раньше. Нас закрепили за экипажами истребителей, выкрашенными в чёрный цвет, имеющими порядковые номера от 01 до 04. Фамилий лётчиков мы не знали, а нас им представили под псевдонимами. Мой псевдоним – Исмаил. Попал я на МИГ-29 под номером 03 к майору Николаю.

На общем построении Ицсхаков скомандовал:

– Равняйся. Смирно. Равнение налево. Товарищ генерал-лейтенант, команда 00223 для выполнения задания построена. Заместитель начальник отдела специального сопровождения полковник Ицсхаков.

– Слушай приказ.

Был зачитан приказ министра обороны № 00487 о проведении операции «Стрела». Генерал лично обошёл экипажи, пожал всем руку, пожелал успешного перелёта. Ицсхаков обнял нас на прощание. Теперь он повеселел, его миссия была закончена. За выполнение задания теперь отвечает командование Среднеазиатского военного округа.

Прозвучала команда:

– По самолётам.

Мы расходимся по своим машинам, взбираемся по лестнице в самолёт. Техники присоединяют все разъёмы и прощаются с нами.

– Есть герметизация, – слышу в эфире доклад 03-го.

Наш АН вырулил на взлётку. Вдоль рулежки стояли провожающие. Пошёл запуск двигателей. Машина легко вибрирует. После прогрева истребители под номерами 01 и 02 вышли на взлётную полосу. Мы заняли их место на рулевой. Видно, как вылетает пламя из двигателей МИГов, воздух парит позади самолётов. Они стремительно срываются с места и после короткого разбега отрываются от бетонки. Теперь наш взлёт.

Я уже ничего не вижу вокруг, всё внимание направлено на полёт. Самолёт, слегка покачиваясь, плавно выруливает на взлётную полосу. Рядом стоит 04-й. Наш МИГ готов к взлёту. Николай докладывает руководителю полётов о готовности. Полный газ, на форсаже самолёт вибрирует от перегрузки и резко срывается с места. Меня вдавливает в кресло. Слышен стук колёс по бетонным стыкам. Легко отрываемся от земли и быстро набираем высоту. Организм чувствует перегрузку.

Через двенадцать минут мы уже над Афганистаном. АН-26 остался позади, на нижнем эшелоне. Мы летели на небольшой высоте. Облачности не было, по курсу видны горы. Весь полёт я любовался увиденным зрелищем необычайных просторов земли. Рядом летел 04-й. Отчетливо видел лётчика и Серёгу Ходакова, который помахал мне рукой. Николай разрешил немного поуправлять самолётом. На экране я удерживал модель изображения самолёта. Если шло небольшое отклонение, выравнивал его рычагом управления.

После пересечения Афганской границы, с нами связались их диспетчера. На аэродроме был наш переводчик и представители военного атташе. В армии Афганистана практически отсутствовали средства противовоздушной обороны и локации. Военная авиация имела на вооружении летательные аппараты советского производства. На Кабульском аэродроме размещались транспортный и вертолётный полки. Истребительная авиация размещалась на аэродромах Баграма и Кандагара.

Перед Кабулом резко набрали высоту и пошли на снижение. Нам дали разрешение на посадку. Приземлились мягко и сразу порулили к большому ангару, где уже стояли 1-й и 2-й. Наш самолёт заходил во второй ангар. Когда заглушили двигатели, разгерметизировали кабину и вышли, я почувствовал, что нахожусь очень далеко. Так мало летели и так далеко залетели. Вокруг бегали бородатые люди, одетые во что попало. Единой формы не было. Некоторые были наполовину в форме и в халатах. Такая пестрота сразу бросилась в глаза. Значит, дисциплины и чёткого руководства здесь нет.

Встречали представители нашего атташе и военнослужащие армии Афганистана. Наших офицеров сразу было видно по цвету кожи, одежде и выправке. Все в светлых костюмах и галстуках. Афганские техники, принимавшие самолёты, говорили так быстро, что я не смог ничего разобрать. До меня долетали только отдельные слова, по смыслу, а в основном по жестам я разбирал сказанное. Тут нужно будет учиться языку. Хорошо, что наши военные их понимали и помогли нам при первом общении. Самолёты зачехлили и опломбировали в присутствии какого-то чиновника из правительства. Он ходил в окружении местного начальства. Наши лётчики вообще ни одного слова не понимали. Через открытые ворота ангара были видны очертания гор со снежными вершинами. Жара стояла плюс 35 градусов. В ангаре было очень душно. Хотелось перенестись в горы к снежной прохладе. Мы переоделись в афганскую форму, которая была безукоризненно сшита в московском ателье. Местные военные с улыбкой смотрели на нас. Мы были молоды для такого звания. Афганские капитаны были в возрасте примерно 40 лет.

Сел АН-26. Выгрузив наши вещи, летчики попили с нами чай со сладостями, попрощались со всеми, и самолет снова пошёл на взлёт. Я стоял возле полосы и взглядом провожал его, пока точка не скрылась за горизонтом. Улетела наша последняя связь с Родиной. Теперь мы одни в чужой стране.

Осмотревшись вокруг, я увидел башни минаретов, раскиданных по всему городу. У подножья гор всё подходящее для застройки пространство было занято глинобитными саклями. Это было убогое жильё. На аэродроме стоял недавно пригнанный из Союза президентский ТУ-154, с флагом Афганистана на хвосте. Рядом стояли АН-24 с надписью «Аэрофлот». Здание аэропорта напоминало глубинку России. По внешнему виду было видно, что страна бедная. Надо время, чтобы привыкнуть к этому пейзажу. Главная проблема – жара. Солнце палит немилосердно, и от зноя никуда не скрыться.

Нас провели к микроавтобусу «Toyota», где нас уже ждали наши военные атташе и представитель ХАДА, который назвался Хабибом. Это наш начальник в охране Президента, он родственник Амина. На первый взгляд он показался далёким от военного дела, что впоследствии и подтвердилось. Хабиб – сугубо гражданский человек, он даже не служил в армии, окончил Московский университет дружбы народов. Занимая в ХАДе высокую должность, получил звание майора. Родственные связи на Востоке много значат.

Мы поздоровались, сделав небольшой поклон головой, как учили на инструктаже. Хабиб улыбнулся, ответил с восточной почтительностью и обратился к нам на русском языке. Он хорошо знал русские обычаи и традиции. Нашу служебную деятельность должен регулировать полковник Федулов, проживающий на территории посольства.

– Вы будете жить на президентской вилле, а потом перейдёте во дворец, – сказал заместитель главного военного советника.

– Ясно.

– Выполняйте все приказы Хабиба, вы поступаете в его полное распоряжение.

– Есть.

– Ваша задача – охранять Президента в заграничных поездках. К вам присмотрятся. Прибудут с обучения Афганские лётчики, с ними будете летать.

– Как с вами связь держать?

– Надо будет, вызовем. В экстренном случае обратитесь к официанту в центральном ресторане по имени Рашид. Это наш человек, он всё передаст мне. Вот его фото, хорошо запомните.

Федулов, огромного роста мужик, крепко пожал на прощание всем руку. Хабиб в военном френче с чалмой на голове пригласил разместиться в автобусе, сам сел на переднее сиденье в салоне. Рядом с ним сел бородатый боец с американской винтовкой М-16.

В кабине рядом с водителем сидел такой же боец. Мы поставили свои брезентовые сумки в салон и сели по двое. Рядом со мной сел Серёга Ходаков, он был мне другом ещё с училища. Троцкого и Коваля я знал хорошо, но дружбы между нами не было. Серёга физически был здоровее всех, но арабский язык знал слабо. Он выступал на чемпионатах Вооружённых сил и занимал призовые места. Троцкий хорошо владел каратэ и нунчаками. Его рост был около двух метров, но язык тоже знал слабо. Они были чисто силовики, надежду в общении возлагали на нас с Ковалем. Мы с Володей хорошо владели арабским языком, но практики у нас тоже не было. Хабиб предупредил, что только он владеет русским. Живёт он в Кабуле, так, что на загородной вилле нам самим придётся общаться с обслугой.

– Вы не имеете проблем с языком? – спросил Хабиб.

Я ответил по-арабски. Охранники пристально посмотрели мне в лицо. Я подумал, что надо было к ним таджиков посылать, у нас учились несколько человек. Их язык очень схож с афганским. Мы же только месяца через два получим языковую практику, чтобы свободно разговаривать на бытовом уровне.

– Главная ваша задача – в случае переворота вывезти президента Тараки в СССР, – сказал Хабиб.

– Понятно, – ответил я.

А сам подумал, что мы частично владеем навыками запуска истребителя, летной практики у нас нет совсем. Тараки не долетит с нами до Союза. Главное взлететь, а там катапульта покажет. Надо сбросить скорость, чтобы при выброске голову не оторвало воздушным потоком. Почему нас на инструктаже никто об этом не предупреждал? Теперь я понял, зачем на наших сумках был выбит код запуска МИГ-29. У меня на сумке код с 03-го. О нашей безопасности, похоже, никто не заботился. Какие-то недомолвки, поспешность отправки зелёных юнцов говорили о том, что есть какой-то другой, тайный смысл в этой операции. Действительное наше предназначение мы можем узнать в любой момент. Вывозить Тараки в СССР, похоже, не было в планах советского руководства с самого начала нашего внедрения.

Я вспомнил, как на инструктаже в ГРУ генерал Жевакин Анатолий Петрович, сказал:

– Если будет угроза жизни Тараки или Амина, вы не их прикрывайте, а свои шкуры спасайте, вы молоды, а вместо них другие найдутся. Пусть их свои прикрывают. Ближе вас к ним никого не допустят. Войдите в доверие. Если президент пойдёт против нас, то возможна его ликвидация. Будьте готовы к такому повороту событий.

Я тогда подумал: «Бредит генерал, кто же такую команду даст». Теперь призадумался. Ведь не зря же нас инструктировал сам серый кардинал диверсионных и ликвидационных операций ГРУ. Жизнь покажет, что будет дальше, а пока же я думал, что нас послали на погибель.

Американцы и англичане активизировали свои действия по свержению президента Афганистана. Об этом нам говорили на инструктаже во внешней разведке. В этой стране переворот возможен в любой момент. В карусели революции гибель четырёх офицеров ГРУ для СССР будет незаметна. Наградят посмертно. Горе будет только родным. Надо вести себя очень осторожно и побыстрее войти в курс дел. Для этого нужно со всеми познакомиться и завоевать доверие.

От аэродрома поехали на виллу не через город, а в противоположном направлении, отдаляясь от него. Вилла находилась в 20 км от Кабула. Так началась наша служба в ХАДе Афганистана.

Глава II
Служба в охране президента Афганистана

Шикарная двухэтажная вилла утопала в зелени. Высокий белый забор скрывал её этажи. Было видно только крышу и верхушки деревьев. Широкие черные ворота открывали часовые с винтовками М-16 наперевес. На территории в несколько гектаров был разбит парк и сад. Аккуратные аллейки между ухоженными клумбами были очень чистыми. Рядом с виллой находилось несколько одноэтажных зданий, в которых жила прислуга. Все здания – с плоскими крышами.

Нас разместили в гостинице, при входе в которую сидел дежурный в военной форме, вооруженный пистолетом. По обе стороны длинного коридора располагались комнаты на два человека. Внутри – две кровати с тумбочками, шкаф, стулья возле небольшого стола. В конце коридора – умывальник и туалет. Никого не было видно, поэтому мы не знали, кто ещё здесь живёт. Хабиб сказал:

– Располагайтесь в четвёртой и двенадцатой комнатах, чтобы жить друг против друга. Через полчаса вас пригласят на обед.

Я поселился с Серёгой. В комнате было прохладно от вентилятора. К неприхотливой армейской обстановке мы были привычны, удручала только жара, надо было привыкать. Пошли умыться с дороги. Вода в умывальнике теплая, значит, идёт из резервуара. После умывания телу стало легче, мы прилегли на кровати. Ровно через полчаса дежурный пригласил нас на обед. Столовая и кухня размещались в здании рядом с гостиницей. В обеденном зале, устланном коврами и уложенном подушками подле стен, стоял достархан – длинный стол на коротких ножках. Мы сели, скрестив ноги, как показывали на инструктаже, подложив под бок подушку. Вышел мальчик, поклонился, в руках он держал медный таз и кувшин с водой, на плече висело полотенце.

– Это слуга, зовут его Реза, он будет прислуживать вам во всём, – сказал Хабиб. – Живёт он в угловой комнате. Хочу предупредить, вход в эндерун – женскую половину дома, запрещён под страхом смерти. Законы Востока суровы и жестоки, нарушать их никому не позволено.

– Мы знаем об этом, проинструктированы по всем правилам.

– Вот и хорошо.

Хабиб щелкнул пальцами, Реза поставил таз и полил на руки. Хабиб вытер руки полотенцем и направил слугу к нам. Реза обошёл всех и удалился. Перед вкушением пищи Хабиб начал читать молитву, благодарность Аллаху. Мы смотрели на него и делали как он, держали руки ладонями к лицу. После окончания молитвы Хабиб подал знак рукой, чтобы разливали чай. По их обычаю, только выпив чашку, тут же Реза наливал снова. Полную чашку наливали нежеланному гостю, это был знак – выпить, подняться и уйти. Все эти мелочи жизни нам изложил Ицсхаков. Обычно за чаем велись спокойные, размеренные разговоры. Сейчас говорил Хабиб, а мы слушали.

– Я недавно стал военным и дорожу высоким доверием дженабе Тараки.

Удивительно, он называет президента как короля – ваша светлость. Ох, эта раболепская преданность Востока.

– Президент знает, что вы прилетели, он всё контролирует. Хочет скорее посмотреть на новейшие истребители, лидеры в мировой авиации.

Более совершенных машин на то время не было. Для Советского Союза было непросто отдать новейшие самолёты, которые только пошли в серийное производство и ещё не поступили в военно-воздушные силы. О продаже таких истребителей в другие страны не могло быть и речи. Но в Афганистан направили, исходя из сложившейся ситуации, поставив условие исключения угона. Ангары с МИГами усиленно охранялись. Тараки гордился, что в поездках его будут сопровождать такие истребители.

– Через два месяца вернутся наши лётчики, до этого они летали на Ф-4. Сейчас переучиваются, – продолжал Хабиб.

Напившись чая и наевшись сладостей, мы поблагодарили Аллаха. Если не хочешь больше чая, переверни пиалу вверх дном или накрой её рукой, при этом надо сказать «рахмат», тогда слуга не будет больше наливать. Чай на Востоке пьют со сливками и без сахара. Реза доливал мне пять раз. Когда чай заканчивался, слуга шёл на кухню за новым чайником.

– Пойдёмте, прогуляемся по саду, пока накроют обед.

Беседу продолжали, стоя в тени гранатового дерева. Хабиб не спеша вводил нас в курс дел:

– На вилле иногда проводятся совещания военного совета, но в основном Тараки приезжает сюда по выходным отдыхать.

Хабиб обрисовал сложность обстановки в стране как в политическом, так и в материальном плане. Всё это мы уже слышали в Москве. После двадцатиминутной прогулки мы пошли обедать. Столы были уже накрыты, в основном мясными блюдами с острыми приправами. Реза опять принёс кувшин и тазик, и все вымыли руки. Короткая молитва Хабиба. Все выпили гранатового вина. Ложек не было, все ели руками.

– Рекомендую есть мясо с фесенжоном, ореховым соусом и пряностями. Очень вкусно, – посоветовал Хабиб.

Поели очень сытно. После перелёта немного расслабились, вино сняло напряжение, появилась усталость.

– Я понимаю ваше положение, – продолжал разговор Хабиб, – у вас своё начальство, вернётесь в Союз, продолжите службу. Здесь всё для вас чужое, но пока вы переданы в распоряжение начальника президентской охраны генерала Сохраба и должны ему беспрекословно подчиняться.

Мы ответили, что понимаем это и готовы выполнять любые приказы. Ответ Хабибу понравился. Поблагодарили за вкусное угощение. Хабиб снова произнёс короткую молитву.

– Через полчаса здесь опять будем пить чай, а пока пойдёмте в караульное помещение, получите личное оружие.

Сытые и довольные, мы пошли за ним к вилле. Хабиб подошёл к двери, находившейся под лестницей, нажал на кнопку звонка. Это был вход в караульное помещение. Дверь открыл заместитель начальника караула, как я понял из доклада. Мы вошли в коридор, везде работали вентиляторы. Нас пригласили в оружейную комнату, где мы получили пистолеты «ТТ» китайского производства, а также патроны и по две кобуры. Одна – для скрытого ношения под одеждой. Расписались в книге выдачи оружия и в накладной.

– Оружие должно быть постоянно при вас. На виллу незамеченными никто проникнуть не может, персонал подобран и проверен, взять ее никто не сможет. И всё-таки следите, ответственность лежит на вас.

После получения оружия Хабиб показал виллу. Подняться ко входу в неё можно было по лестнице с правой и левой стороны грота, в котором находилась караулка. Широкие ступеньки с перилами из белого мрамора, металлические двери, массивные с встроенным смотровым окном. Хабиб позвонил. Часовой узнал начальника и впустил нас, приставив к ноге М-16. На его портупее висела кобура с пистолетом «ТТ», одет он был в парадную форму. Войдя в фойе, мы почувствовали прохладу от кондиционеров.

Справа располагался кабинет, который больше был похож на библиотеку. Огромные окна были занавешенные шторами коричневого цвета. На полу лежали персидские ковры. Левая сторона до самого потолка закрыта шкафами с книгами. Между окнами висели чучела голов сайгаков, горных баранов и маралов. Через весь кабинет протянулся стол со стульями по бокам. С торца стоял стол президента. Над большим креслом-троном висел портрет президента Тараки. На столе стояли несколько телефонов и письменные приборы. По виду переговорного устройства я понял, что здесь есть внутренняя связь и коммутатор. Скорое всего, он стоит в караульном помещении за дверью с надписью «Вход воспрещен», значит, там есть спецсвязь. Чтобы выжить в чужой стране, нам надо знать всё. Армейская поговорка «Меньше знаешь, лучше спишь», на разведчиков не распространяется. Одной из поставленных задач был сбор информации и передача в донесениях через полковника Федулова. Для этого нам выдали ручки с двойным корпусом, куда можно было заложить шифровку. В углу я заметил картину, висевшую не на стандартной высоте, значит, там сейф, при случае надо посмотреть, какой он системы.

Вернулись в фойе, где вдоль стен стояли диваны, а в больших ящиках росли декоративные пальмы. Прошли в столовую, располагавшуюся слева от входа. Она была таких же размеров, что и кабинет. Столы расположены буквой «П». Вдоль глухой стены стояли серванты с дорогой посудой – китайский и японский фарфор, хрусталь, серебро. На столах стояли вазы с цветами. Помещение было светлых тонов, уют придавали шторы салатного цвета. Из фойе поднялись по лестнице на второй этаж, где располагались четыре спальни с санузлами и душевыми комнатами. В коридоре Хабиб сказал:

– Вам сюда входить не позволено ни при каких обстоятельствах.

– Ясно.

Снова спустились вниз. Хабиб провёл в комнату для приёмов. Вход в неё располагался справа от лестницы. Посреди комнаты стоял огромный круглый стол со стульями, два дивана, небольшая тахта и два маленьких столика с креслами по бокам. Полы и стены все в коврах. Между окнами развешаны картины с пейзажами гор. На всех столах стояли вазы с цветами.

Слева от центральной лестницы был вход в коридор, из которого можно было попасть на кухню, в туалеты и ванные комнаты. На кухню нам тоже вход был воспрещён. Вход на виллу для нас разрешался только с пропуском от начальника караула, или при сопровождении президента. После ознакомления с территорией Хабиб спросил:

– Есть вопросы?

– Можно нам бегать в парке и в саду, заниматься спортом? – спросил я.

– Нет проблем, это даже хорошо, что вы будете поддерживать хорошую физическую форму. Но в дни приезда президента бегать по территории запрещено.

– Понятно.

– Я живу в Кабуле. Старшим в моё отсутствие будет Зухраб. Все бытовые вопросы решайте с ним. Он не офицер, вы ему не подчиняетесь.

– Есть, товарищ майор.

– Учтите, что в моё отсутствие на вилле нет ни одного человека, кто бы владел русским или английским языком. Сами быстрее переходите на пуштунский диалект. Здесь почти все из северных племён.

– Не переживайте, освоим.

– А теперь до завтра, идите, отдыхайте.

– До свидания.

Мы поклонились и удалились в гостиницу. В наших комнатах стояли старые английские приёмники. Мы быстро настроили их на станцию «Маяк». Теперь звучали позывные нашей страны, родная речь и знакомая музыка.

Мне нравилась экзотика Востока. Уклад жизни сильно отличался от нашего. Всё было другое – и природа, и еда, и отношения между людьми. Просыпались мы обычно в шесть часов. Умывались, делали пробежки, зарядку, обливались холодной водой, потом шли пить чай. Реза вставал ещё раньше нас, он всегда готов был прислужить. Мы его почти не тревожили, он сам подходил и спрашивал:

– Что нужно, Исмаил Ага?

– Не называй меня господином, просто Исмаил.

– Хорошо, Исмаил Ага.

– Вай, баба (ой, батюшки), да тебе в голову вбили, что вокруг господа и ты всю жизнь будешь рабом.

Что-то ему объяснять, менять его сознание, не было смысла и времени. Господа так господа. Серёга имел псевдоним Аббас, Толик – Арби, а Володя – Абубукар.

Хабиб приехал через два дня и вручил нам зелёные корочки офицеров ХАДа. Фото в офицерской форме мы привезли из Союза. ХАД – это самая сильная силовая структура в Афганистане, как у нас КГБ. Ещё он сообщил, что завтра выезд на стрельбище, там будут наши военные атташе.

– Выезд в город только с моего разрешения. Вас будут сопровождать, в Кабуле небезопасно.

– Как часто мы будем ездить на стрельбище? – спросил я.

– Два раза в месяц, это пожелание вашего руководства.

Я подумал, что Федулов обязательно приедет, и решил написать донесение. В шифровке составил подробный план всего помещения, описал систему охраны и внешние данные обслуживающего персонала и другие данные, заслуживающие внимание. Записку запрессовал в ручку, подписавшись псевдонимом ГРУ «Соломон».

Общевойсковое стрельбище находилось в небольшом ущелье в семи километрах от виллы. Повёз нас туда Зухраб с двумя охранниками на микроавтобусе. Мы дали ему кличку «жирный» за бочкообразную фигуру. Эти трое тоже жили в гостинице.

Наши атташе и советники уже стреляли. Федулов поздоровался:

– Салам.

– Здравия желаем, товарищ полковник.

Он крепко пожал всем руки, вынул ручку из кармана и спросил:

– Кому нужна замена?

– Мне, – ответил я и передал свою ручку.

Остальные замешкались, никто не составил донесения, все подумали, что для этого нужны особые указания. Я сработал интуитивно на опережение ситуации.

– Молодец, Саша.

Мы незаметно поменялись ручками.

– Не хвалите заранее, может, там нет ничего особенного.

– Я на всех ручек привёз, – укорительно сказал полковник. – Из всего, что вам кажется незначительным, можно вытянуть и выстроить такую цепочку, которая потянет сенсацию. Тем более четыре разных взгляда.

– Учтём, товарищ полковник, – оправдывались ребята.

– Идите, постреляйте.

– Есть.

– Ну, ты, Саня даёшь, я даже не видел, когда ты шифронул, – сказал Серёга, когда мы вышли на линию огня.

– Долго в туалете сидишь. Ты же знаешь, что в нашей системе каждый умирает в одиночку, а коллективных донесений не бывает.

– А что ты там заметил? Вроде ничего особенного, что заслуживало бы внимания.

– Значит, так оно и есть, Серый, если ты ничего не приметил.

– Ты, Саня, чего-то недоговариваешь, зря бы не писал.

– Посмотрим на реакцию Федулова. Есть один нюанс под большим знаком вопроса. Ты не торопи события, всему своё время, расскажу обязательно. Давай постреляем, отведём душу.

Ограничения в патронах не было. Хорошо придумал шеф, с пользой для дела провёл встречу. Мы получили хорошую тренировку и разрядку. После стрельбы попили чай, попрощались с нашими офицерами и уехали домой. Вилла теперь наш дом. Ребята всю дорогу молчали, дулись на меня. Я был весел, но не показывал своего душевного подъёма. Надо уметь скрывать свои чувства, не проявлять лишние эмоции, они выдают человека, обнажая слабые места. Разведчик должен быть хладнокровным и таинственным для окружающих, это нужно пронести через всю жизнь.