Текст книги "Дневник офицера КГБ"

Глава 7
Кабул

Как и планировалось, после ноябрьских праздников со Стасом вылетели в Кабул за продуктами. Стас ответственный, я на подхвате.

В Кабуле остановились в гостинице – обычной панельной пятиэтажке. Разместились в одной из комнат «трешки». Кроме нас – еще пять человек. Трое ребят уезжали в Союз по замене, двое – новенькие, один из Сибири, другой из Орла. Полтора месяца назад я был таким же, как они. Все интересно, все жутковато… Всего полтора месяца прошло, а кажется – целая жизнь. Недаром в Афганистане год за три считают.

Предложили новичкам к нам, в Кандагар, но они уже распределились. Завтра улетают: один в Джелалабад, другой в Файзабад. Удачи вам, братишки.

На следующий день отметились в дежурке.

– Ты готов к подвигу? – спрашивает меня Стас.

– Готов, – бодро отвечаю я.

Поездка в Кабул за продуктами действительно была сродни подвигу. Необходимо со всей группы собрать заказы на деньги, продукты, товары, оформить доверенности на их получение. Потом несколько деньков поездить в аэропорт, узнавая, будет ли борт на Кабул. В столице Афгана устроиться в гостиницу, в которой не всегда есть свободные места. Можно остановиться у знакомых, но неудобно стеснять людей.

Далее, получив в кассе деньги, отоварить их в представительском магазине, а на это уходит часа два, если народу немного. Весь этот товар нужно доставить в гостиницу. Потом, со всем этим добром, денька два – три помотаться в аэропорт в надежде «поймать» борт на Кандагар… В общем, хлопотное это дело – поездка за продуктами…

– Всегда готов! – бодро ответил я.

* * *

Нам повезло. В магазине почти никого не было. Отоварились быстро.

Разгрузив в гостинице продукты, сели со Стасом перекусить.

– За проделанную работу не грех и по рюмочке «Столичной» принять, – произносит Стас, наливая водку в стаканы.

«Столичная» водка экспортного исполнения (согласно этикетке) в дуканы поставлялась из Пакистана. На обратной стороне этикетки, как сейчас помню, была напечатана дата выработки: «24.04.84 г.» и номер смены. Водку с такой датой мы употребляли и в 1985, и в 1986, и 1987, и в 1988 году. Сколько же ее произвели в Союзе в 1984 году? А сколько в Пакистан вывезли?

– Ну, Санек, – Стас довольно хлопает себя по животу. – На правах победителей нам отдаются два часа на «разграбление» дуканов. Рафтим (пошли)!

Пройтись по дуканам хотелось. В сентябре толком нам не удалось это сделать. Жили на Яковлевской вилле, далеко от дуканов. Возили нас в автобусе с занавешенными шторками. Держали на коротком поводке. Может, чтобы в Союз не сбежали?

В Кандагаре есть дуканы, но товара мало, и цены на них раза в два выше, чем в Кабуле. Да и по Кандагару, как по Арбату, не пройдешься. В Кабуле другое дело – есть где раздышаться.

* * *

Дуканы Кабула поразили меня изобилием и блеском товара. Руки сами собой так и тянутся к ним. Дуканщики помогают, чуть ли не в карманы вещи тебе суют. Невозможно удержаться от покупок!

– Ты что там рассматриваешь?

– Зажигалку присмотрел. Вроде ничего. – Кручу в руках красивую зажигалку, такую в Союзе с руками оторвут.

– То-то и оно, что ничего, – Стас берет из моих рук зажигалку, чиркает. – Да ей прикурить всего на пару сигарет.

– Э! Зачем так говоришь, уважаемый, – дуканщик понимает по – русски. – Хорошая зажигалка, жапановская (имеется в виду японская).

– И сколько она стоит? – спрашивает Стас.

– Пятьсот афгани, – называет цену афганец.

– Сколько, сколько? – переспрашивает Стас. – Пятьсот? Пошли отсюда, Санек. За такие деньги мы тебе пять таких зажигалок купим. Пятьсот!

Стас уверенно идет к выходу. Я в недоумении следую за ним. У меня были разные зажигалки, так что в них я немножко разбирался. Зажигалка, которую выбрал, мне понравилась сразу, хорошая. Но возражать не стал. Стас знает, что делает.

Дуканщик, видя, как уходят живые деньги, хватает его за руку:

– Зачем торопишься? Называй свою цену.

– Называть? Не нужна нам твоя зажигалка. Точка. – Стас открывает входную дверь.

– Четыреста пятьдесят, – бросает нам в спину дуканщик.

– Хуб аст (хорошо), – Стас поворачивается к дуканщику, который довольно потирает руки, в предчувствии прибыли.

Четыреста пятьдесят афгани – хорошая цена, очень хорошая.

Выдержав паузу, Стас добавляет:

– За сто пятьдесят – возьмем.

Лицо торговца вытягивается, восторг сменяется разочарованием. На него жалко смотреть.

– Зачем обижаешь, уважаемый? Из Пакистана товар дорого везти. Пакистан берет, душман берет, шурави берет. Все берет деньги. Бача кушать хочет, – ноет дуканщик.

– Ты это кого с душманами сравниваешь? – Стас грозно смотрит на афганца.

– Нет, нет! – машет продавец руками, понимая, что дал маху. – Шурави хорош. Очень хорош.

– Без тебя знаем, какие мы… И на жалость нечего давить. За счет шурави и живете. Двести пятьдесят афгани даю за зажигалку, последняя цена.

Дуканщик выпрямляется, куда делся его жалкий вид? Уверенный, спокойный взгляд. Артист! Купился я на твою игру. Впредь – наука. Да, торг – это великое искусство!

Сошлись, на двухстах восьмидесяти афгани. Заплатив, выходим из дукана. Продавец что-то ворчит себе под нос.

– Стас, у меня голова разболелась от ваших разборок. Стоило торговаться? Сам же сказал, что зажигалка плохая.

– Стоило, стоило! Говорить – не значит думать! Зажигалка хорошая. Такую меньше чем за четыреста афгани не отдадут, можешь проверить. Запомни: в Афганистане хорошую вещь можно за полцены купить. Зажигалка – это так, мелочь, что-то вроде урока для тебя.

– Хороший урок, спасибо!

* * *

Стас еще в течение часа давал мне урок и по «разграблению» дуканов.

После покупок зашли в шашлычную. Съели по паре шашлыков, по лепешке – с пылу с жару они очень вкусные. Запили все баночным пивом.

У нас было традицией, будучи в Кабуле, заходить в заведение.

Шашлычные – маленькие, на три – четыре столика, но по афганским меркам чистые, уютные. Всегда играет восточная музыка, тихая и очень мелодичная. Лепота! Душа отдыхает. Официантами там работали бачата двенадцати – четырнадцати лет. Как только очередной посетитель покидал шашлычную, они тут же ныряли под стол, заглядывали под стулья, проверяя, не оставлен ли там «подарок», и только потом убирали со стола. Шустро работали. Нашим официантам у них бы поучиться сервису.

Однажды мы зашли в шашлычную и встали как вкопанные. Из динамиков японского магнитофона доносился хриплый голос Владимира Высоцкого: «Ах, какая же ты близкая и ласковая! Альпинистка моя, скалолазка моя!»…

Ком застрял в горле. Родиной дохнуло. У многих из нас Высоцкий в Афганистане был популярен. Его песни удивительным образом вписывались в нашу жизнь. Кассеты с его песнями свободно продавались в дуканах. Афганцы, которые в свое время учились в Союзе, тоже их уважали, а вот на ташкентской таможне кассеты с песнями Высоцкого изымались. Запрещено было их ввозить в Союз. Не глупость ли?

* * *

Удалось пообщаться с Олегом и Женькм. У них все нормально. Работают в зоне «Центр» (окружение Кабула). Живут в общежитии, но до Нового года каждому обещали по трехкомнатной квартире. Не хило!

Узнал новости про ребят. Серега в Фарахе, Виктор в Хосте. Остальные кто на востоке, кто на севере Афганистана. По всему Афгану разбросало нашу группу. Через Олега познакомился с земляком, Виктором, он тоже в зоне «Центр» работает. От него я и узнал, что был распределен в Кабул. Виктор предложил помощь с переводом в столицу, но я, поблагодарив, отказался.

– Витек, спасибо за предложение, но на войне лучше выгоду не искать – собственно, как и в мирной жизни. У меня свои принципы, стараюсь их не менять. Опасно в Кандагаре? Да. Но и в Москве можно от поноса помереть. Видимо, судьбой дано, чтобы я служил в Кандагаре. Сложно, но ничего. Ребята хорошие, надежные. Шеф толковый, лишний раз не напрягает. С афганскими товарищами проблем нет. Работаем. С военными у нас полный контакт. Они нам, мы им помогаем. А какая баня в «Урагане»! Давай лучше ты к нам. Не пожалеешь!

– Нет. Я уж лучше здесь, в Кабуле, послужу.

Послужил…

– Сел в машину, начал сдавать назад – взрыв, – рассказал мне Виктор через год при встрече. – Больше ничего не помню. Два часа пролежал без сознания, потом полгода в госпитале лечился. Сильная контузия. Голова постоянно гудит, словно рой пчелиный, болит – мчи нет. Хорошо, что дали дослужить, хоть немного денег подзаработаю. Спишут, и что тогда? У меня жена и двое детей. Вот такие дела, земляк.

Вот она, судьба. Я в Кандагаре гепатитом отделался, а Виктор… Чего скрывать, в Афганистане я боялся оказаться нетрудоспособным. На помощь государства рассчитывать не приходилось…

За два дня управились со всеми делами. На третий день в восемь часов утра вылетели в Кандагар. До свидания, Кабул. Мира и спокойствия тебе.

Глава 8
У Белуджей[19]19
  Народ в Пакистане, Иране и Афганистане (около 4 млн. человек, 1983 г.).


[Закрыть]

В Кандагаре приземлились часов в десять. В аэропорт приехала почти вся группа, был выходной день.

– После того как разгрузимся, шеф велел собраться у него на вилле, – предупредил всех Женька – борода.

– А в чем дело? – спросил кто-то.

– Не знаю. Шеф сам все объяснит.

Что еще за новости? Не люблю я эти неожиданные вводные. После Кабула неплохо бы отдышаться. Что гадать? Через час все узнаю.

Часам к двенадцати Стас раздал всем продукты, деньги, заказы. Забрали пайку шефа и пошли к нему на виллу. Собралась почти вся группа – и «старички», и «молодые». Нас, недавно прибывших, оказалось четверо.

Шеф был серьезен. Таким я его еще не видел. Что же случилось?

– Надо выполнить одно мероприятие. Не скрою, дело серьезное, даже опасное, но приказывать никому не могу. Нужно пять – шесть добровольцев. Со мной поедут Евгений, Тахир и Стас. Остальные – решайте сами.

Молчание. Все обдумывают слова шефа. Я тоже. Честно говоря, героической личностью я себя не считал, но и трусом не хотелось выглядеть.

– Игорь Митрофанович, можно мне? – робко спрашиваю я.

Посмотрел на Тахира. Тот ободряюще подмигнул.

– Если, конечно, можно, – добавляю увереннее.

– Хорошо, – сказал шеф. – Еще кто?

Вызвались Володя и Петр Сергеевич.

– Кто не задействован, – свободны. Остальные – «по коням».

Взяв автоматы, сели в машины. В первой – за рулем шеф, во второй – Стас.

Спрашиваю Тахира:

– Объясни, в чем дело. Шеф уж больно серьезен был, меня терзают смутные сомнения.

– Правильно терзают. До сих пор еще не изучил шефа? – вопросом на вопрос отвечает Тахир. – По лицу вижу, всерьез воспринял его речь.

– Аж мурашки по коже пробежали. На «вшивость» проверял? Тоже правильно. А все-таки, в чем дело? – переспросил я.

– К белуджам – едем. Мы у них уже пару раз были. Есть на что посмотреть. У нас с ними договор по охране дороги на Кандагар. Хорошо работают. Последнее время значительно спокойнее стало.

К белуджам так к белуджам. Героические подвиги оставим на потом.

* * *

На выезде с территории гарнизона нас ждали комбриг и Наталья – директор бригадного магазина. Шеф пригласил их поехать с нами.

К селению белуджей подъехали минут через тридцать. Навстречу вышел сам вождь – Якуб Хан. С ним два сына, переводчик и человек двадцать аксакалов из племени.

Якуб Хан – крепкий мужик лет пятидесяти, с темной, как смоль, окладистой бородой (белуджи пользовались хорошей краской для волос).

Поздоровались. На Востоке принято здороваться, прижимаясь щекой к щеке, при этом, не слушая друг друга, спрашивать: «Как здоровье? Как самочувствие? Как жизнь? Все ли хорошо?»

После взаимных приветствий Якуб Хан пригласил нас на свадьбу одного из своих многочисленных родственников. Интересно было узнать, что собой представляет белуджская свадьба! Это вам не по «ящику» «Клуб кинопутешествий» смотреть.

Автоматы при себе оставили только Тахир и Женька – для солидности. Они вроде телохранителей шефа.

Свадебное торжество проходило метрах в пятистах от селения, фактически в пустыне. Народу было много, но ни столов, ни закуски, как это принято на свадьбах, я не увидел. Народ чинно сидел в большом кругу. Метров за сто до празднующей публики прямо над моим ухом раздается оглушительный выстрел. От неожиданности даже приседаю к земле. Поворачиваю голову назад. Молодой белудж, подмигивая мне, перезаряжает «бур». Снова выстрел.

Мне доводилось стрелять из различного вида стрелкового и охотничьего оружия, но такой грохот, который издавал «бур», слышу впервые. Жуть!

Жмусь ближе к Якуб Хану. Похоже, стрельба над ухом ему тоже не очень. Машет рукой на молодого белуджа: «Пошел вон!» А тот, не слушая вождя, знай себе палит в воздух. Палят белуджи из «буров». Палят Женька с Тахиром из автоматов. Грохот стоит неимоверный.

Минут через пять активной стрельбы все затихает. Тахир поясняет:

– У белуджей, и не только у них, на свадьбе принято приветствовать молодых стрельбой.

Хороший обычай… А как кого спьяну качнет?

Навстречу нам с земли поднялись человек тридцать белуджей, поздоровались. Подбежали не менее сорока сопливых ребятишек. Пришлось облобызать и их. А если бы пришлось здороваться с крепким поцелуем, как это было принято в Политбюро?.. Остальных участников торжества приветствовали просто кивками.

Расселись прямо на земле возле Якуб Хана. Жених с невестой в национальных одеждах сидят напротив нас метрах в пятидесяти. Вокруг них ближайшие родственники.

После того как вождь благословил молодых, началось свадебное торжество. Белуджи что-то говорили, пели. Минут через двадцать около тридцати молодых белуджей образовали круг, взявшись за плечи. Высоко поднимая ноги и выкрикивая: «Ох! Ах! Их! Ух!», они начали медленно двигаться по кругу, постепенно набирая скорость. Все быстрее, быстрее, быстрее… И вот они уже слились в одно целое. Зрелище завораживающее! Снова начинается стрельба. Причем стреляют не только зрители, но и танцующие, которые, похоже, слабо понимают, что происходит. Они в трансе! Что-то захотелось на виллы, домой… Смотрю на шефа, Стаса. Похоже, они думают о том же. Якуб Хан встает, давая понять, что нам пора. Попрощавшись, уходим. За спиной слышны крики, выстрелы. Снова иду рядом с вождем. Мало ли чего?

– Быстро ориентируешься, – говорит Тахир, также стараясь держаться ближе к Якубу.

Кому охота получить шальную пулю? Да еще на свадьбе?

* * *

Минут через десять зашли в резиденцию вождя племени. Резиденция! Сарай, сложенный из саманного кирпича. Дверь и окно. Внутри пусто. На стене портреты: В. И. Ленин, справа от него Якуб Хан, слева М. С. Горбачев. Чем не Маркс, Энгельс, Ленин?

Принесли подушки, чтобы удобнее было сидеть. Белуджи сняли с себя покрывала и расстелили на пол – это стол. Покрывало белуджей, афганцев – универсальная вещь. Оно спасает от дождя, холода. Служит и столом, и кроватью. Им можно вытираться как полотенцем и протирать машину. Одним словом, вещь…

На «стол» белуджи поставили стаканы, в которые, кажется, можно наливать кипяток без заварки. Кучками выложили восточные сладости.

Сергеевич недоверчиво берет стакан в руки, смотрит на меня: «Как из него пить?» Ставит стакан на место. Моментально молодой белудж берет его стакан, немного поплевав, протирает тем же покрывалом и ставит на «стол». «Русский чисто любит». Вот это реакция!

За время пребывания в Кандагаре я уже успел отметить, как четко афганцы фиксируют любое наше изменение в поведении, любую интонацию в голосе, и не дай Бог, если они почувствуют, что ты с ними неискренен. Внешне ничем себя не проявят, наоборот, будут говорить, какой ты «великий и ужасный», но при случае…

«Вот так теперь и пей», – так же молча улыбаясь, отвечаю Сергеевичу.

На подносе принесли мясо – «шашлык по – белуджски». По вкусу это что-то невероятное. К сожалению, съели немного. Для белуджей мясо – праздник, неудобно их объедать.

Впоследствии я много раз пытался изучить процесс приготовления шашлыка. Как можно приготовить такие большие, граммов по четыреста, куски мяса? Но белуджи вежливо скрывали свой секрет. Единственное, что мне удалось увидеть, – это большие куски мяса, насаженные на деревянные колы, воткнутые в землю вдоль канавок с углями.

Принесли три бутылки водки на двадцать человек. Тахир, он сидит слева от меня, справа – Наташа, шепчет:

– Санек, это впервые. Раньше только чай подавали.

– Тахир, вождь понимает, какой важный гость к нему пожаловал, – шутливо распрямляю грудь.

Выпили. Якуб Хан начал рассказывать шефу о своих проблемах. Просил машину, оружие, продовольствие. Шеф в свойственной только ему манере обещал помочь.

– Якуб Хан, – говорит он, – я вылетаю в Союз, руководству о твоих проблемах обязательно расскажу. Считай, что «уазик» у тебя уже есть.

Принесли еще водки. Снова выпили.

– Что там «уазик», я тебя в Москву возьму для встречи с Горбачевым.

Белуджи – да и афганцы – почему-то считали, что любой из нас мог запросто встретиться с руководителем страны.

На «столе» появились еще две бутылки. Игорь Митрофанович разошелся.

– Да что там Москва! Мы с тобой, Якуб Хан, еще в космос полетим!

Кусок мяса выпал из широко открытого рта вождя. Белуджи замерли, взялись за «буры».

Тахир шепчет:

– Игорь Митрофанович, не нужно про космос.

– А что такое?

– Потом объясню, но, прошу, не нужно.

В переводе с языка дари «кос» – это женский половой орган. Представляете? Вы пригласили друзей в гости. Кормите, поите, развлекаете, а в итоге? В итоге вместо слов благодарности вас отправляют подальше к маме. Дома еще можно стерпеть, в крайнем случае дать в лицо! Но на Востоке со словами женского рода надо очень аккуратно обращаться.

Тахир что-то пояснил Якуб Хану, тот громко засмеялся, за ним остальные белуджи. Нехорошая ситуация разъяснилась.

– Что-то произошло? – настороженно спрашивает меня Наташа, вытирая руки носовым платком.

– Да так. Ничего особенного. Еще немножко, и из нас самих бы шашлык приготовили… Шутка. Я вижу, тебе мой платочек пригодился? А ведь это у меня последний был. Где теперь брать? В магазине вы нас не отовариваете, – шутливо ворчу я.

– Не переживай. Решим вопрос, – отвечает Наталья. – Завтра приходите в магазин.

Вышли покурить. Возле дома аксакалы доедают мясо. Что-то поднос и кости мне знакомы… Как-то стало не по себе.

На виллы вернулись часов в пять.

– Как? – спросили сотоварищи.

– Еле отбились, заработали по ордену…

На следующий день были в магазине с Тахиром и Стасом. Я сфотографировал продавщиц на рабочих местах и через пару дней отнес фотографии. Контакт был налажен.

Глава 9
Снова в Кабуле

– Ну? Пришла? Нет?

С надеждой смотрим на Володю – шифровальщика. Тот отрицательно качает головой:

– Пишут.

– Ты же нас без ножа режешь! Сегодня уже 27 декабря, – мы с Тахиром наседаем на Володю.

– Без вас знаю, какое сегодня число. В чем я виноват, если эти… нехорошие начальники в Кабуле про нас совсем забыли? Уже четыре телеграммы отправил. Может, мне охота встречать Новый год без продуктов и шампанского? – Махнув рукой, Володя пошел к себе.

За последние десять дней это была уже четвертая телеграмма в Представительство с просьбой разрешить вылететь в Кабул за продуктами. Но ответа не было. Как известно, без разрешения покидать место дислокации мы не имели права.

Да, ситуация… А через четыре дня Новый год – а в холодильнике, кроме холода, ничего, а Тахир в отпуск собрался… Сплошные «а».

– Поликарпович, надо что-то делать.

– Хорошо, – соглашается Володя. – Если завтра телеграммы не будет, полетите под мою ответственность.

– Завтра?! – переспрашивает Тахир. – Завтра уже двадцать восьмое число. Мне, что, Новый год в «родном» афганском небе встречать? Нет, не согласен я. Завтра, – смотрит на меня, – будет телеграмма, не будет – летим любым рейсом!

Я развожу руками – надо так надо.

Откровенно говоря, желания лететь в Кабул в таком цейтноте у меня не было. Отсутствие разрешения меня не пугало – дальше Кандагара не пошлют. Просто в ноябре я со Стасом уже летал в Кабул за продуктами. Хлопотное это дело. Да и лишние взлеты – посадки тоже ни к чему. Но я обещал Тахиру проводить его в отпуск и помочь с покупками подарков для родственников, а родственников у него – половина Таджикистана, а с учетом того, что он парень щедрый, то работы дня на два, не меньше.

* * *

Утром следующего дня мы с Тахиром, прихватив на всякий случай вещички, были в аэропорту. Нам не повезло: комендант сказал, что борта не будет. Афганцы обнадежили, пообещав борт, но не ранее пяти часов вечера.

Нам категорически было запрещено летать на афганских самолетах, но обстановка не оставляла выбора. Как говорится: впереди – огонь, позади – море. Поликарповичу про самолет решили не говорить, зачем лишний раз волновать хорошего человека. Среди афганцев тоже не стали афишировать свой полет, предупредили только двоих наших сотрудников из Управления МГБ, которые летели на учебу в Союз.

По техническим причинам вылет задерживался. Наконец, около семи часов вечера началась посадка. Сначала загрузили два больших ящика.

– Боеприпасов нам еще не хватало, – проворчал я.

Настроение было скверное. Еще бы, целый день мотались с виллы в аэропорт, с аэропорта на виллу… Нет ничего хуже, чем ждать да догонять.

– Не переживай. Эти боеприпасы уже не взорвутся, – ответил на мое ворчание Тахир.

Удивленно смотрю на него. Наконец до меня доходит, что это за груз. Афганского «Черного тюльпана» нам недоставало…

Тахир молча смотрит на меня: «Тебе решать. Можешь не лететь. Я один полечу».

– А чего решать? Все уже решено, отступать некуда. Слово мужчины – закон, – вслух отвечаю я. – Но, по – моему, это полнейший идиотизм – из-за продуктов лишний раз испытывать судьбу… Молчу, молчу, больше ни слова. Язык голову бережет, – поймав взгляд Тахира, подмигиваю. – Не сердись. Давай со Стасом на дорожку по пять капель примем.

Выпили, закусили, попрощались. Стас – на виллу, мы – в Кабул.

Самолет загрузился под завязку. Рампа грузового люка закрылась, но не до конца – осталась щель с кулак; с ней и полетели. Летим. На высоте шесть тысяч метров почти всех пассажиров – афганцев начинает тошнить. Причем сильно. Афганцы вообще плохо переносят полеты.

«Боеприпасы» оказались не первой свежести. Воздуха не хватает. Запах стоит столбом, аж глаза режет! Хорошо, что перед полетом приняли по рюмочке, на свежую голову лететь – беда. Скорей бы посадка!

В Кабуле приземлились около десяти часов вечера. Спросили у афганских летчиков, в какой стороне советская диспетчерская. Те, удивленно посмотрев на нас – «откуда взялись?» – махнули рукой в темноту, и мы пошли.

Идем по взлетной полосе. Не видно ни зги. Вдруг раздается клацанье затвора автомата и душераздирающий окрик афганского постового:

– Дри – и-и – ш! (Стой!)

В ночной тишине от этого крика становится не по себе. Холодок тонкой струйкой сползает по спине вниз. Не хватало получить пулю в лоб от перепуганного афганского часового. От волнения, что там говорить, не только персидские, но и русские слова забыл.

Хватаю Тахира за руку.

– Родненький, ответь что-нибудь! Он же, придурок, нас со страху пристрелит.

– Запросто. Да не тряси за руку. У меня самого пятки вспотели. Надо же так орать?!

Громко, по – русски, начинаем материть часового. С русским матом афганцы еще с декабря 1979 года хорошо знакомы. Из темноты появляется фигура перепуганного часового. Увидев, что перед ним действительно шурави, он радостно здоровается.

– Салам, салам, – отвечает Тахир. – Впереди есть посты?

Афганец говорит, что еще два поста, но нам лучше заранее себя обозначить. Это мы, дорогой, и без тебя сообразили. Простились с часовым, дав ему пачку сигарет – так, на всякий случай… Другим часовым также дали по пачке сигарет.

В дежурку добрались к одиннадцати часам. Нам объяснили, что представительского автобуса уже не будет. По плану последний борт прилетел из Газни часа четыре назад. Тахир попробовал дозвониться своим знакомым, но безрезультатно. У меня тоже ничего не получилось. Все готовились к встрече Нового года.

– Что будем делать? – Тахир с прищуром смотрит на меня.

– Даже и не думай, – говорю я, глядя на него в упор.

Мы неплохо понимали друг друга. Его вопрос означал: «Надо ехать на такси».

– Даже и не думай, – повторил я, качая головой. – За один день истратить весь запас нервных клеток? Мне еще служить и служить. Не поеду, и точка.

– Нет так нет, – спокойно говорит Тахир. – До утра как-нибудь перекантуемся. Тема закрыта.

– Тахир, не обижайся. Ты – вылитый афганец. А я, хоть с бородой, хоть в чадре – шурави.

К этому времени я уже отпустил бороду.

– Думаешь, мне охота по ночному Кабулу на такси судьбу испытывать? – продолжает рассуждать Тахир.

– Ну, хитрый таджик, ты и зараза! Вроде меня и не напрягаешь, а свою линию гнешь… Хорошо. Едем на такси. Но с тебя бакшиш…[20]20
  Дар, подношение, подарок. В Афганистане одно из самых употребляемых слов. Любят они бакшиши.


[Закрыть] нет, два – за моральный ущерб.

– Заметано, – улыбается Тахир.

Честно говоря, перспектива провести ночь в аэропорту меня тоже не устраивала.

Такси поймали без проблем. Перед посадкой Тахир бросил мне:

– «ПМ» держи наготове. На всякий случай. Я пустой. По – русски лучше не говори.

– А где твой пистолет? Что на склад сдавать будешь?

– Я его когда-нибудь брал?

Действительно. Зачем нужна эта пукалка? Словом нужно убивать. Словом!

Сели в такси. По дороге Тахир с водителем о чем-то разговаривают на пушту. Вдруг он обращается к нему на английском языке. Таксист качает головой – мол, по – английски не понимаю. Тахир, поворачиваясь ко мне, тоже по – английски что-то говорит.

Что за цирк? Но интуитивно отвечаю:

– Ес оф кос, – зачем-то добавляю: – май лител френд. – И уже по – персидски: – Фарда, пандж саат бадаз зохр (завтра, в пять часов вечера)…

– …Санек, «май лител френд», – это гениально! Я чуть от смеху не описался. Хоть понял, о чем речь? – спросил меня Тахир, когда мы вышли из такси.

– Ни слова. Сам чего комедию разыграл, заподозрил что?

– Да, в общем, нет. Так, на всякий случай. Береженого бог бережет.

– Это правильно! Но со стороны мы, наверное, смотрелись как два идиота, решившие поиграть в шпионов. Кому рассказать – засмеют. Подумаешь, в час ночи по Кабулу на такси проехались…

– Лучше быть идиотами, чем покойниками.

– Очень правильная мысль. Надо запомнить. Нет, лучше записать.

Больше в Кабуле я на такси никогда не ездил. Ни днем ни ночью. Мне в Кандагаре и без этих поездок впечатлений хватало.