Текст книги "Анимация от Алекса до Я, или Всё включено"

Между тем, погода на средиземноморском побережье менялась. Дневная жара нарастала, а вечера перестали быть прохладными, и из лобби бара мы перебирались на улицу, поближе к сцене или заползая на неё. Появились вечерние кружки турецкой самодеятельности, которые гордо носили несоответствующее по всем параметрам название «анимационное шоу». Во время подобных мероприятий мы выбирали мисс и мистера отеля, лучшую пару отеля, или проводили программу «угадай мелодию без Пельша». Боб в роли главного лизуна микрофона, топтался на сцене. Считал себя равным Элвису по неотразимости, но публику, уже состоявшую большей частью из наших соотечественников, он приводил в бешенство тем, что разговаривал исключительно на немецком и турецком. Да ещё проделывал это крайне затянуто. Егор участь перевода не облегчал, так как большей частью хихикал в микрофон. Поэтому, не понимая сути происходящего, народ, с ворчанием о напрасно проведённом времени, расходился и на следующий вечер вовсе не горел желанием явиться для просмотра «шоу» вновь. Кроме того, в конкурсах Трахтенбоб откровенно подсуживал иностранным делегатам, и пару раз после «шоу», шефу пришлось спасаться бегством от подвыпивших гостей. Поддерживая своих, несправедливо обойдённых вниманием ведущего, они из справедливости хотели макнуть его в ночной бассейн.

Вечером, эти резервуары с водой выглядели весьма привлекательно. Зажигались встроенная в стенки подсветка, вода окрашивалась в нежно-зелёные и бирюзовые тона, поэтому лежаки возле бассейна использовались для романтических встреч влюблённых парочек. Но Боб в данном случае безошибочно полагал, что недостоин нарушать их уединение незапланированными водными процедурами, поэтому улепётывал от погони как мог. Впрочем, худоба порой играла ему и верную службу. Повернувшись боком, он становился почти что невидим для преследователей, пробегающих мимо. И шипел им вслед нелестные эпитеты.

Нельзя сказать, что Боб не любил людей. Он мог испытывать умиление при виде слабоумных, калек, людей с крайней степенью ожирения, то есть ко всем тем, кому жилось в их физических телах хуже чем ему. Так же он проникался своеобразными тёплыми чувствами к страдающим людям, неважно по какой причине. Будь-то перепившие накануне и опоздавшие на самолёт лузеры, потерявшие ребёнка на пляже родители, подавившийся в ресторане куриной костью обжора или обычный гость, случайно разбивший стакан. Тогда улыбка освещала его лицо, сглаживая острые углы и снимая с глаз чертополоховые иглы. К остальным же, более ловким, сильным успешным он заранее проникался неприязнью и называл их «факин пипл».

Изначально, отдыхающих он воспринимал как зло, явившееся чтобы нарушать его покой, принуждая его действовать, работать, что-то планировать, устраивать праздник против своего желания. Что он делал в этом бизнесе, с таким отношением к жизни и к своей работе, я не понимал.

Ещё одно антирабочее качество представителя семейства зернобобовых, что он был совершенно невосприимчив к критике и анализу ошибок. Примерно к середине «шоу»зал пустел, мы выступали перед пустыми пластиковыми стульями, а Боб продолжал разводить демагогию на языке осман. Затем в сценической гримёрке он ярился, злился, орал: «Факин пипл, йя», – колотил башмаками по стенам, пиная развешанные для выступлений костюмы. Мы присутствовали рядом, поскольку всё же он оставался шефом, и ждали, когда его гнев утихнет. Я попытался было один раз разъяснить очевидную причину провала, но был встречен такой волной эмоций, что увольнение замаячило передо мной во всей неприглядной действительности, и я плюнул на это неблагодарное занятие – объяснять дураку, что он дурак, потому что он дурак. Остальные сопричастные к анимации закрывали глаза на Бобское самодурство. Егор по причине перевыполнения плана по выкуриванию стратегических психотропных запасов, Джан по причине пофигизма. А Мусти не хотел заваривать кашу и менять ненапряжный распорядок чемпиона ракетки или – шампиньона, как здесь говорят, отвечающего только за теннисные шарики и ничего сверх. Всё понятно, Боб покрывал их тунеядство, а они покрывали его самодурство. Я же благосклонностью начальства не пользовался и не собирался, поэтому и восставал.

Тем более, выслушивать справедливые упрёки отдыхающих о том, что турецкая пародия на вечернее развлечение с ведущим, который ёмко определялся как «дистрофан-кретин», есть подлинная дурость и верх идиотизма, не в силах повлиять на ситуацию в одиночку, было в тягость. Пламенного слова и трибуны для свершения революции и анимационного переворота мне никто не предоставлял, сторонников среди однопартийцев не было. Но ситуация вскоре неожиданно разрешилась сама собой.

Отработав чуть больше недели, я задумался, вдруг случится так, что приступ эстетической страсти вкупе с физиологическими потребностями молодого организма овладеют мной, что тогда? Где я смогу проявить свои нежные чувства с пассией, к которой проникнусь ответным горячим чувством и жаждой обладания? Понятно, что правила регламентируют запрет на отношения подобного рода между аниматорами и отдыхающими. Но все мы люди, в том числе и те, кто эти правила создавал. И должна же комиссия по исполнению наказаний понимать, что 6 месяцев воздержания может и не предел лишения для религиозно-настроенного фанатика, евнуха после определённой операции или имбецила с атрофией зон коры головного мозга, отвечающей за определённые функции. Ни к какой из этих трёх групп я себя отнести не мог, как не пытался. Следовательно, мне надо быть в стратегическом и тактическом всеоружии. В том числе – знать предполагаемую дислокацию – место для проведения тайной операции по нарушению запрета на личную жизнь.

Хотя рабочий день у нас был длинный, но и в нём имелись серьёзные бреши в виде официальных перерывов. Например, послеобеденное время. При отсутствии репетиций к вечернему шоу, оно составляло часа два. Это если рассматривать обед с точки зрения восполнения энергетических ресурсов, а не удовлетворения гастрономических интересов. Другим словом, чем курицу быстрее гложешь, тем больше времени на сон. Хотя, конечно, размеренно поглотительный аспект обеда являлся порой важным делом, который не требовал спешки. Зарядка, аквааэробика, да и температурный режим рабочих условий, переставший опускаться ниже 30 по цельсию, отнимали силы, которые следовало основательно восполнить и восстановить. Поэтому обед, как правило, состоял у меня из лёгкого первого – пара ложек салата «реальный», так я называл аналог нашего мясного. К нему же прилагались свеженаструганные огурцы-салаталыки и помидоры со сметаной, которая здесь имела более кислый вкус. На второе, попадалось что-нибудь мясоотбивное или мясофаршированное с рисовым гарниром, сдобренным соусом или та же картошка фри с майонезом кетчупом и курятиной. Жаль, рыбу потомки янычар готовить не умели вовсе. Привкус у неё оставался специфический, да и костьми богата, как рентгенограмма. Пара стаканчиков прохладной минералки для восполнения потери жидкости. Не пропускал я и десерты, выявив у организма склонность к сладкоедению. Что-что, а кондитерские изделия мало кого оставляли равнодушным. Выбор был богатейший. Одновременно выставлялись на подносах несколько вариантов тортов. Заполняли пространство десертного столика эклеры с белковым кремом и варёной сгущёнкой, медовые пирожные, сочно-пропитанная пахлава, шоколадные ёжики с кокосовой присыпкой, конфеты, не помещающиеся во рту целиком. Но мне особенно приглянулись кремовые рулеты с нежным бисквитным тестом, политые топлёным шоколадом. С горячим насыщенным чаем каркадэ угощение воспринималось на ура. Поправиться не опасался, так как с моей нагрузкой уже за первую неделю то немногое лишнее что было из верблюжьих запасов – переработалось, ушло, и затем я уже метал сладкое ложками, лишь для того, чтобы не превратиться в подобие мистера Боба.

Фрукты являлись полезным дополнением, но иногда, уже не в силах проглотить что-то сверх, я прихватывал их с собой, на полдник. От того обед в иной раз мог занять у меня и полчаса, но от вкусного неспешного перекуса организм рассылал такие тёплые волны благодарности, что это стоило того.

Что касается следующего перерыва, то у меня он заканчивался после йоги на пляже, в районе пяти часов. Опять же при отсутствии часто бестолкового совещания по текущим положениям дел в команде, имеющего название «митинг» и вечернего «энтранса» этот перерыв мог составлять до трёх с половиной часов и длится вплоть до вечернего приёма пищи. И время отводимое для восстановления – с полночи и до звонка будильника, который я устанавливал обычно на пол девятого – тоже являлось частной собственностью, на которую претендовал только сон. Но если успеть прикорнуть в один из дневных перерывов или в оба сразу, что случалось реже, то и сон не являлся конкурентом для проявления чувств к противоположному полу.

Таковы были мои нехитрые расчёты, препоной и загвоздкой пока являлось только место для трепетных встреч с предполагаемыми пассиями. Как я упоминал, поселили нас в малой трёхэтажной Розе. Пост охраны, похожий на двухместную телефонную будку советских времён, с втиснутым в её пространство обшарпанным столом и табуретом, хоть и был закреплён территориально под сенью корпуса, но в данную пору, при отсутствии жильцов, являл собой объект заброшенный. И я не видел верблюжьих сынов, стремящихся стать временными жильцами. В самом корпусе также охранников не наблюдал, он оставался большей частью пустым и безлюдным, за исключением нашей бригады и утренних прачек.

В виду этих фактов, я вполне серьёзно рассматривал наши апартаменты как место для древнейшего ритуала двух представителей разных планет. Первый представитель земного происхождения это я, вторая – творение Венеры – моя пассия. Надо сказать, что вектор мыслительному процессу в данном положении сориентировала одна симпатичная полячка.

А дело было так… Я проводил первое занятие по йоге на пляже. Пляж был выбран не случайно. Здесь и вид морского побережья, с дальними бухточками, сосновыми борами, приглушённо-смазанные туманом расстояния. С поясом гор, куда ты кажется способен перенестись вслед за дыханием. Этот вид, рождающий гармонию, способствующий ненавязчивому созерцанию, и шелест волн, пробуждающий внутренние силы, сливались воедино. Пляж, в то время, когда солнце переваливает за зенит и начинает остужать живительный пыл, создан для подобных упражнений. Ещё ощутимое тепло от «жёлтого карлика» согревает кожу. Приятные, заслуженные напряжением мышц, капельки пота увлажняют её. Тело наливается тонусом, и в периоды расслабления, ты начинаешь дышать в такт волне. Она поднимает тебя над песком накатывающей силой и мягко опускает обратно, чуть щекоча русалочьим смехом.

Так вот, после первого занятия, я собирал коврики, и компанию мне составила одна из пришедших на занятие женщин. Мы разговорились о йоге, обменялись видами эффективных упражнений, затем перешли на всякие мелочи – но за этой беседой я видел смотревшие на меня чудные глаза. С маленькими искорками – отражениями солнца, вспыхивающие в глубине. Они не давали мне уйти, как гипнотические омуты, затягивали в себя, словно прикасаясь к той части меня, что сокрыта от материального мира звёздным покрывалом. Я любовался ею, черноволосой красавицей. Похожая на богиню охоты пьянящими изгибами, с лицом, выточенным искусным скульптором из благородной породы византийского мрамора. И некая нить единения, жизненной тайны, протянутая меж нами, заставляла романтическую ауру трепетать вокруг, придавала знакомую, но в то же время такую неразгаданную за тысячелетия человеческих встреч, сердечную сладость. Мы общались не за счёт слов, звуки нашей речи текли мимо нас, мы общались на языке животных, природы, языков пламени, прикасающихся друг к другу в извечном танце. Я был оглушён, потерян для самого себя.

Пляж уже опустел, сумерки длинными кинжальными тенями подступали к нам, море овевало тела прохладой. Она уезжала в этот вечер, и мы простились, но этот мимолётный сладостный поцелуй успел пробудить во мне дремлющие порывы юности, вдохнул жизнь в тлеющие угольки, затоптанные башмаками быта. Я пробуждался.

Глава 6

Которая могла бы стать финальной, не сложись всё по другому.

Содержит сцены жестокости и насилия. Лицам с слабой психикой рекомендуется читать главу через марлю, смоченную в нашатырном спирте и при выключенном свете луны.

Егорка, несмотря на увлечённость травяными ингаляциями, был не чужд и рядовым удовольствиям. В последнее время я лицезрел его в обществе юной модной леди, ведущей себя соответственно возрасту – раскованно и непринуждённо. Егорка стал чаще появляться в отеле и даже как-то раз соизволил провёсти дартс. Назвать это полноценным активити было бы чересчур смело, поскольку на нём присутствовали только он и кокетничающая барышня. Позвать других отдыхающих и тем самым нарушить тет-а-тет флирта Егорка не удосужился.

То, что мистер Боб не чурался двойных стандартов, никак не реагируя на зарождающийся романчик, меня ничуть не удивляло. Моё же – дружеское общение с москвичками вызывало приступы гнева, обвинения в порочащих репутацию каждого заслуженного работника культуры грехах, тогда как этот откровенный флирт, с поцелуйчиками на глазах у многих, ничего не значил. Возможно, причиной двойственности подхода был тот факт, что мало кто из гостей принимал Егорку за аниматора ввиду его неприметной деятельности в роли массовика-затейника. Или факт того, что я посмел своей посредственной личностью затмить великого стручкового Казанову до такой степени, что столичные барышни в его сторону и не глядели. Я не утруждал себя поисками ответов, которых не добиться ввиду особенностей человеческой породы. Мы часто лжём сами себе, что уж говорить про наши беседы с окружающим миром.

И вот однажды вечером мне представился случай проверить, надёжны ли наши апартаменты как гнёздышко для любовных утех. Очередное «анимационное шоу», по недоброй, но ожидаемой традиции, закончилось фиаско. Мы дежурили на дискотеке, выполняя роль заводил. Кто-то вяло, кто-то – потому что надо. В отличие от шефа Джана – человека которого я не знал, диджей Джан был весьма недурственен. Он миксовал отличные летние песни, в которых чувствовалась и солнечная сила отдыха, и скрытая грусть от того, что всё когда-нибудь пройдёт и призывы в позитиве прожить этот миг, выплеснуть свою энергию в танце. Мне эта подборка зарубежных, турецких и даже наших, с пылу жару и из недавнего прошлого хитов нравилась, как впрочем и большинству присутствующей молодёжи. Конечно, кто-то постарше возмущался, требовал Аллегрову с младшим лейтенантом, Газманова и вообще: «Чё-нить нормальное, для души, да». Джан в такие минуты закрывал изнутри ставни на щеколду. И мне, как единственному русско-говорящему из персонала, приходилось объяснять танцевальные тенденции этого лета, входить в положение и за руку отводить посетителя к барной стойке, чтобы приглушить вином горечь истинного ценителя «приличной музыки».

Мне же наша отельная дискотека казалась неплохим местечком, где можно хорошо развлечься, будучи немного выпившим гостем. Мы находились там с момента окончания вечернего шоу и до 12 ночи. Дальше шёл свободный график – рабочий день официально завершался. Когда «Пентхаусдиско» посещали «симпотитьки», то Мустафа и Боб задерживались допоздна, ожидая, что барышни поднаберутся градуса в баре и им что-нибудь обломится от щедрот земных. Меня же Боб в такие вечера отправлял спать пораньше и даже водружал на лицо вымученную от неприязненного напряжения улыбку.

– Алекс, йя. Работать бюгюн карашо, давай – спать. Гель, йя.

«Наш начальник – такой душка, – подумал бы кто-нибудь другой, – он заботится, чтобы ценный работник выспался и свежим явился завтра на службу».

Как бы не так. По Бобиной физиономии подноготная читалась отчётливей, чем начальные титры в одном известном фильме о «далёкой, далёкой галактике». Якобы из лучших побуждений, но я видел истинную подоплёку, что он опасался оказаться за бортом, ежели девушки заметят Алекса на танцполе. Но, как я видел по хмурым утренним лицам сыновей востока, эта уловка не сильно помогала. Это была одна из причин, почему Мусти с утра часто пребывал в полном нерабочем состоянии, не в силах даже выдать желающим поиграть в теннис между собой гостям инвентарь. А Боб являлся после 11-ти в состоянии перманентного дурного раздражения на весь белый свет и на «факин пипл» в частности, которые приходят в мини-юбках и прочей возбуждающей бутафории на дискотеку, но не имеют желания вступать в близкие контакты с турко-бобоями.

Если я задерживался до полуночи, то старался бодрить народ трелями свистка, обучал несложным танцевальным па, ну и добавлял веселья как мог. Мустафа, к удивлению британских учёных, не считал пляски работой и оказался незаменимым помощников в добавлении драйва со своей харизматичной ленцой. Мы разучили с ним несколько танцев под наиболее популярные хиты, передавали эти уроки гостям и превращали на некоторое время танцпол в подобие последних танцевальных клипов Мадонны, где десятки людей двигаются синхронно в энергичном ритме.

Да, мы производили впечатление. Даже Джан, оставляя в такие моменты пульт на автопилот, перелезал через распахнутые ставни к нам, лихо отплясывая. Толстячок умел двигаться, в этом умении ему не откажешь. В такие моменты чувствовался дух команды, и я был счастлив, ибо подобные минуты ощущения коллективного единства дают силу противостоять потере веры, сомнениям и унынию, неизбежно присутствующим в спиральном цикле развития личности.

Лишь Боб, как чёрный кардинал, не поддавался общей эйфории веселья с «факин пипл». Он держался холодно, лишь взгляд его на миг загорался огнём вожделения, останавливаясь на танцующих барышнях, но и в эти мгновения он выглядел святошей, предающим анафеме девиц, соблазняющих его бессознательным зовом плоти.

Бывало и такое, что в этот оплот ритма и децибел случалось забредать перебравшим и перепившим особям с дурными намерениями – устроить дебош «чисто по-русски». С обязательным битьём колоритных иностранных физиономий, погромом оборудования и отдельным пунктом раскаянного братания в завтрашнем трезвом эпилоге. Такого рода попытки пресекались бдительной охраной, работающей безукоризненно вежливо, но настойчиво. Плотным кольцом собираясь вокруг очага смятения, за счёт численного превосходства им удавалось увести безобразника под белы рученьки незаметно для остальных гостей, которые и не подозревали о нависавшей над ними опасности.

Но однажды одной хромой овце удалось миновать верблюжьих сынов и проявить дурные наклонности на танцполе. Первым под горячую руку, сжатую в пресованное ядро кулака, вернее, вследствие крайнего везения от сбитости прицела, под ветер из-под крутанувшейся лопасти попал Боб. Не успел понять, «что это йя», откуда и почём, как его сдуло на колонку. Вторым мог стать Мусти, но я накинулся на бойца, почувствовал под ладонями мышечную мощь ВДВешника и испытал неслучайные опасения, что также могу украсить собой вторую колонку. Поэтому применил другую тактику. Вися на могучем бойце спрятал бейдж за ворот майки:

– Сёрега! Ты куда пропал?

Тот на миг прекратил ворочать вокруг бычьей головой, даже не заметив, что потяжелел на 70 с гаком килограмм.

– Ъа-ыв-за. Хто-ик Срёга? Я ъять, не Срёга.

– Блин братан, точно, не Серёга. Ты Серёгу не видел?

– Иъи, … ъят-ма, не видел-ик.

– Блин, он собирался у бассейна местным чертилам вломить. Поможешь?

– Оъеть.. Пшли-ик.

Мы вышли к тихому бассейну, где было тихо и безлюдно. Заманив покачивающегося товарища к кромке воды, я по-предательски, испытывая дрожь в коленках, только с третьей попытки, сумел столкнуть его в воду. Не давая ему выбраться и разобраться с причинами столь недостойного поведения, отпихивал грозное тело пластмассовым лежаком, словно багром от бортика, попадая больше по лицу вдв-шника. Ему удалось схватить лежак, который я вовремя выпустил из рук, и отобрать. Я схватил следующий. К тому моменту, когда подоспело подразделение секьюрити во главе с Мухаммедом, мокрое тело свирепого гризли, без капли раскаяния в налитых кровью глазах, отплёвываясь и рассыпая бранные угрозы, ворочалось среди десятка поломанных лежаков в подсвеченной воде. Я же был немного напуган от мысли, что помощь не подоспеет вовремя, и я окажусь на месте лежака, разорванного нечеловеческой силищей русского халка надвое. Ещё пара тревожных минут в неравной борьбе с разъярённым хищником, и репутация моих подштанников могла бы пострадать.

Следующим днём, позабыв об инциденте, я проводил аква аэробику. Увлечённо и самозабвенно выкрикивал призывы женщинам не сачковать и «арбайтен» по полной. Как вдруг ощутил на талии два механических зажима с каждой стороны и прибавил в росте полметра, приподнявшись над уровнем бортика. Провисев так пять тревожных секунд в непонимании, откуда взялась у меня суперспособность к левитации, и не является ли этот звук хрустом моих рёбер, я услышал хриплый голос:

– Что, приятель, готов полетать? Привет от Серёги.

Я мысленно прочитал мантры и молитвы, отчаявшись разорвать железную хватку. Затем обдумал, какие вчерашние угрозы из бассейна будут осуществимы. Самые безобидными из них были – раскатать меня по асфальту и поместить мою заранее обесплеченную голову в, на мой скептический взгляд, весьма неподходящее место для мыслительной деятельности. Опять же, на мой взгляд, водружение модельки парусника в стеклянную бутыль, кажется гораздо более простым делом, чем последняя угроза, но что-то общее в процессе есть.

Сейчас же, оценивая медвежью силу, удерживающую меня в подвешенном состоянии, я не сомневался, что такая задача вполне по силам богатырю. Женщины, должно быть, воспринимали мои попытки освободиться, как продолжение занятия, так как усердно копировали махи руками и ногами вкупе со скручиваниями корпуса по сторонам. В такой важный для моего существования момент я даже поразился своему хладнокровию, так как вместо призывов о помощи и мольб о спасении, я использовал необычное положение, в котором пребывал, для создания новых тренировочных элементов, комбинаций движений и связок в водной гимнастике.

– Слушай, это же традиция турецкая – всех прибывших в бассейне купать, – начал попытку спасти себя от мучительной, но скоропостижной смерти.

– Да ну. А лежаки зачем в меня кидал?

– Так мне показалось, ты ко дну идёшь, спасательных кругов рядом не было, а лежаки в воде не тонут – пластмасса.

– Ну а потом, когда меня держали, зачем показывал туркам как морские узлы надо вязать?

– Давай минут через пять спросишь, я ответ придумаю. А? – осторожно попросил я.

Меня опустило на бортик, и хватка исчезла.

– Ладно, Алекс, ты молодчик. Перебрал я вчера по причине отпуска, вот и не рассчитал. Меня Никитой звать.

Не веря в неожиданное спасение, чувствуя твёрдую опору под ногами, я возблагодарил небесную канцелярию.

– А ты тут что? – спросил русский медведь. – Тёток тренируешь?

– Тренирую, Никитыч, тренирую, – отвечая любопытному, я вернул себе улыбку и вновь принялся гонять женщин.

– А среди них и ничего такие крали есть, – отметил Никита, как большой ньюфаундленд, путающийся под ногами, мешая мне работать. – Можешь познакомить?

Он видно не понимал, что я тут вообще-то делом занят и особо болтать не настроен.

– Да запросто. Ты сам откуда?

– Из Йобурга.

– Ага. Внимание, внимание, ахтунг, ахтунг! Это Никита из Екатеринбурга. Присматривает себе невесту. Прошу любить и если что, то не жаловаться, – с этими словами мне вновь удался подвиг достойный Геракла.

Опешивший от столь прямого представления его персоны, Никита, не оказав сопротивления, плюхнулся в воду. А я уже удирал без оглядки, сквозь хохот сообщая присоединившимся к смеху женщинам, брызгающим на Никитку водой, что занятие окончено, и я жду их на йогу в четыре.

А теперь нам вновь предстоит перенестись на дискотеку, посвящённую празднику жизни под названием «отдых за рубежом». Закрываем глаза, вдох-выдох, через дыхание пробиваются низкие басы «упса-упса», томный девичий вокал, затруднённая возня башмаков, кожаный скрип сандалий, бодрое отстукивание женских острых каблучков по танц-площадке, сквозь веки вибрирующими пятнами прорывается светомузыка, доносится довольный смех, возгласы, трель свистка.

Представили?.. Нет… И я нет. Но тем не менее, так оно и происходило. Я занимался созданием заводного хоровода из людских тел. Когда закончил, с меня градом сходил пот, и, пропитывая футболку, вынуждал её неприятно приникать к разгорячённой спине. Меня за рукав с площадки вытащила девица, та самая, которую я видел с Егоркой.

– Что такое? – спросил я.

– Понимаешь, мы сегодня ночью выезжаем. Ты не мог бы Егорке передать, что я его ищу.

– А он в курсе, ну, что ты уезжаешь?

– Да, мы с ним уже попрощались, но наш рейс отложили, и у меня три часа свободных оказалось. Ну, ты понимаешь.

Естественно я понимал. За три часа можно многое успеть, при желании. А в том, что желании есть, я не сомневался. При всей нашей странной конфронтации, следует признать, что Егорка был парнем видным, третье-пятое место на деревне держалось бы за ним, особенно с подведёнными-то глазами. Хотя более зрелым дамам он мог бы показаться чересчур смазливым, этаким мальчишкой-выпендристом с обострением нарциссизма. Но молодые девушки, не перешедшие определённый рубеж, ещё вчера сидевшие за школьной партой, проявляли интерес разгадать, что скрывает эта снисходительная ухмылка, не сходящая с его лица.

Сам я не испытывал большого желания быть посыльным в любовном романчике, но свежий воздух манил меня прогуляться, и я утвердительно кивнул, обещая передать пожелание адресату. На дискотеке Егорки не было. Следовало проверить в номере. Так я и поступил. Адресат уже принял душ, обвязался полотенцем и лениво щёлкал пультом телевизора, безмятежно развалившись на кровати, при моём приходе. Глаза как обычно слегка затуманены, с тёмными прожекторами зрачков.

– Тебя девчонка ищет, рейс задержали. Ждёт на дискотеке.

– О, Алекс! Супер. Приведи её сюда.

Блин, да вы, любовнички, совсем совесть потеряли. Может за виноградиком с винцом сбегать, комнату сервировать и невесту перед возлежанием умаслить. Нет, я понимаю, если бы мы с Егором были приятелями, да или просто в состоянии нейтрального общения. Так ведь нет. Когда я его поначалу просил просветить меня в отельных делах, уже ему известных, он притворялся парнем с прикушенным языком или немым олигофреном. Ну да ладно, пойдём навстречу испорченности, посмотрим, способны ли люди меняться к лучшему.

– А охрана?

– Пусть Вика из отеля одна выйдет, перейдёт дорогу, ты её здесь встретишь и к комнате проведёшь.

Ну что же, умно. Девушка захотела прогуляться, в этом ничего подозрительного нет. Ведь за каждым гостем вне отеля следить не будут. «Всё что с вами может произойти вне отеля, это уже не наш страховой случай», – утверждают известные гостиничные правила.

– Резинкой не поделишься?

В этом вопросе я выставил себя жмотом, довольно поблажек на сегодня. Тем более средства, противостоящие повышению курортной беременности, как я успел заметить, здесь на вес золота. То ли сказывались глубокие религиозные корни продавцов, то ли изделия, также используемые морскими пехотинцами от попадания влаги в ствол штурмовой винтовки, очень быстро раскупались, что наиболее вероятно. И вследствие покупательского ажиотажа цена была неприлично заоблачная. Я, как всякий здравомыслящий молодой человек, ещё не обременённый нежданным отцовством и не спешащий получить его в роковой дар, прихватил блок запаски, но впереди у меня было несколько месяцев работы. Без статистических выкладок я не мог рассчитать – хватит ли его до конца сезона, или нет. Опять же, отношения между нами далеко не приятельские. Была у меня и собой пара штук, в заднем кармане, как символ мужской предосторожности и сознательности. Своего рода талисман на удачу и с ним я расставаться был не намерен. А вдруг война и дождь? Что я на ствол штурмовой винтовки одену?

Я нашёл Викторию, так звали эту молоденькую длинноволосую воздыхательницу у барной стойки. «Девочка-припевочка» – так можно было бы охарактеризовать подружку Егора.

Не знаю, как она успела набраться за тот короткий промежуток времени, что я отслужил связным, но уровень её храбрости подскочил вверх, в отличие от уровня трезвости.

– Егор тебя ждёт. В номере, у себя.

– О… ик, а где этот номер… и-ик-искать?

Я несколько раз объяснил, каким образом пройти по прямой 40 метров и не сбиться с курса. Нарисовал план на салфетке в масштабе 300 к 1 и напоследок заставил её повторить.

Через минут 15-ть, описывающая траекторию воздушного шарика под меняющими направление порывами ветра, Виктория в платьице – колокольчике небесного цвета перешла через дорогу. На наше счастье дорожного трафика в это время уже не было. Я позвал её из тени сада.

– О, Алекс, а куда мы и-ик-идём? – да, девочка хорошенько набралась.

Получится ли прощание поистине незабываемым или перепойно-конфузным, можно было только догадываться. Туфельки молодой барышни издавали звонкий перестук по холодным плиткам фойе, и звуки, разносимые гуляющим эхом, отскакивали от стен. Я обеспокоился, как бы на этот шум не прибежали охранники из большой Розы и не застали меня под руку с туристкой. До зарплаты оставалось ещё много дней. Я предложил ей разуться в целях конспирации. Вика отказалась, утверждая, что так намного сексуальней и желая подтвердить сказанное, упала на меня. Затем несказанно удивилась, узнав, что никакого прилива возбуждения я не испытал и попыталась повторить трюк с падением вновь. Пришлось напомнить ей конечную цель нашего путешествия и про ожидающего её Егора.

При выключенном свете безжизненность и необитаемость корпуса нарастала, проявляясь в чувстве слежения и повышенной чуткости к ночным шорохам. Спускаясь в подвал, мне казалось, что за нами кто-то наблюдает. Турецкий дружелюбный каспер – представил я себе возможного наблюдателя. Цокая и покачиваясь, Вика, с моей помощью, добралась до нужного номера.

– Ваш ведущий и-ик ко мне приставал.

– Ведущий какой – Боб?

– М-да.. Бобчик.. в банане, х-ха, в бандане, который.

– Как приставал?

– Нее, не так.. неппонятно.. про тебя что-то спрашивал.. Алекс, да ик-Алекс..

Интересно, что это Боб пытался разузнать такого. Может, видел, как я с ней разговариваю, и подумал, что Икалекс пострел везде успел, уже имеет дерзость Егоркину девушку соблазнять. Мда, как бы не влипнуть в йапыстырджи с чужими амурными делами.