Текст книги "Ленин и Клеопатра"

Просинец

На гвозде боком висит репродуктор. Тяжелый стул в глубине. Полусвет.

Фигура в шинели (майор), стоящая неподвижно, спиной к залу.

Репродуктор четко щелкает – включается. Долгое шипение. Треск.

Репродуктор. Указ!

Шипение. Треск. Свист. Вся возможная гамма звуков, обозначающих нарушенную связь с миром. Музыкальный винегрет. Окрошка из стихов. Новости. Плач: кто-то плачет, скулит безнадежно, долго. Он, плачущий, знает, что его никто и никогда не услышит, поэтому слушать это страшно.

Майор не выдерживает этой муки, подходит к репродуктору и выдирает из него шнур.

Входит баянист, садится на стул, играет. Затем поет. Входят женщина с грудью, длинный и маленькая кудрявая женщина, становятся полукругом перед баянистом, слушают. Затем садятся на землю. Облокачиваются. Ложатся.

Баянист тихо, на цыпочках, уходит. Майор подходит к спящим, трогает каждого за плечо, и каждого уводит со сцены. Возвращается.

Майор. Русская армия погибла.

Уходит. Снова появляется баянист. Он играет поппури на темы солдатских и армейских песен – от «Солдатушек» до «Вещего Олега» и «Соловьев» Соловьева-Седова. Во время игры по одному появляются первоначальные персонажи и становятся полукругом. Затем садятся на землю. Облокачиваются. Ложатся.

Баянист тихо, на цыпочках, уходит. Майор за ноги утаскивает со сцены длинного. Потом возвращается и долго смотрит на женщин. Возникает где-то за сценой, далеко, на улице мотив. Кто-то высвистывает марш, как оказывается при вслушивании – немецкий. Потом что-то испанское звучит, итальянское.

Майор. Мы воевали в Европе. Сильные армии били друг друга хвостами, как киты. Небо удивленно смотрело на русских богатырей. Альпы покрыли славой Ганнибала лукавого старика. Но неуклюже разгуливая в крохотной спальне Нибелунгов, мы ждали в ответ только одного – братства. Мы, заброшенные в тундру и тайгу, в степи Джунгарии и горы Тянь-Шаня, в байкальские хрустали, в седой Урал, в даурские сопки, в лишайники Сихотэ-Алиня, в глазурь Бухары и Самарканда, мы, покорившие потомков Чингизхана, Тамерлана, Дария и Атиллы, мы, стальным обручем соединившие самую страшную и огромную сушу в мире, мы припадали к ногам Варшавы – и Варшава хлестала бичом, мы ставили германский каблук на темя – и Германия бросала на нас эскадрильи, мы забывали родную речь ради музыки Франции – и Наполеон жег Москву, мы боготворили Армстронга – и Бжезинский грозил стереть нас с карты мира. Мы устали любить, устали пугать, устали ждать. Русская армия погибла. Русская армия погибла! Русская армия погибла!!

Тишина.

Входит длинный в форме солдата 41 года, со скаткой и винтовкой Мосина. Женщины берут его под руки, гуляют. Баянист за сценой наигрывает «барыню».

Играет сбор военная труба. Длинный с трудом отрывает от себя женские руки. Уходит. Женщины повязывают черные платки. Вкатывается на тележке безногий баянист. Играет Баха.

Майор. Они добились своего: наши русые витязи с узкими и стальными запястьями, наши надменные княгини с глазами непокоренной сини ушли, растаяли в утрах Малоярославца и Перемышля. Пришли пучеглазые вожди и сломленные поколения. Вы этого добивались там, на Темзе? Вы ждали этих чудищ, чтобы трястись от страха? Вам нравится быть бессердечными? Тогда – гордитесь. Эстонец и мадьяр вам рукоплещут, бедные.

Выходит длинный, в костюме, в сапогах и кепке. Сбоку на него виснут двое в крепдешиновых платьях. Баянист играет «Ландыши», перемежаемые «Ванинским портом». Длинный лапает женщин. Те визжат. Баянист тихо играет похоронный марш.

Все уходят.

Майор. Но глубоко и незыблемо, как тот былинный град, как крейсер на рейде Чемульпо, как самокрутку по кругу перед смертным боем, мы храним наше спокойствие. Наше спокойствие властно останавливало бегущие в панике полки. Наше спокойствие вставало как утес и враг разбивал о него победоносную главу. Наше спокойствие – это единственное оружие, которое нельзя украсть. Потому что человек, допустивший его в свое сердце, уже никогда не станет нашим врагом.

Майор делает знак и баянист за сценой вступает. Майор поет «Прощайте, друзья», «Дороги» и другие песни. Потом баянист замолкает. Длинный и две женщины выходят, слушают одинокого майора.

Майор вдруг падает на полуслове. Тишина.

Вкатывается баянист. Играет «Прощание славянки». Длинный берет майора под плечи, женщины – за ноги. Уносят.

Баянист замолкает, плачет.

Ставит баян на пол.

Уезжает.

Вампир

Крошкин

Крошкина

Таня

Светка

Николаева

Онучин

Михайлов

Сержант

Рядовой

Комната и прихожая в однокомнатной квартире.

Крошкин смотрит телевизор. Таня читает. Крошкина на кухне готовит ужин.

Звонок.

Крошкина (из кухни). Отец, открой!

Крошкин идет в прихожую, открывает дверь.

Входит Онучин. Молча ногами стаскивает туфли, идет в носках в комнату, выключает телевизор. Садится. Жестом предлагает сесть ошеломленному Крошкину. Таня наблюдает за его действиями с интересом.

Крошкина (из кухни). Что, телеграмма?

Онучин пальцем просит вызвать ее из кухни. Крошкин подчиняется, ничего не понимая. Он идет на кухню. Возвращается вместе с женой. Онучин жестом предлагает всем сесть. Супруги садятся. Онучин медленно, дирижерски делает рукой и поет первые строки.

Онучин. «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская земля…» Ну? Ну, товарищи?..

В его поведении такая сила, что Крошкина, а затем и Крошкин следующие строки поют вместе с ним. У Тани лицо становится мучительно недоумевающим.

Онучин. «Холодок бежит за ворот, шум на улицах сильней. С добрым утром, милый город, сердце родины моей». Достаточно.

Достает из кармана блокнот.

Онучин. Так. Квартира номер один. Первый этаж. Фамилия как?

Крошкин. А что, собственно…

Крошкина. Крошкины.

Онучин. Крошкины… (Записывает.) Имя, отчество?

Крошкина. Валентина Васильевна.

Онучин. Валентина… Васильевна…

Крошкина. Евгений Федорович.

Онучин. Евгений… Федорович….

Крошкина. Татьяна. Студентка университета. Географ.

Онучин. Татьяна… Евгеньевна… Студентка… университета… географический факультет…

Крошкина. Я работаю в управлении культуры горисполкома. Редактор.

Онучин. Управление… культуры… горисполкома… редактор…

Крошкина. Муж – заместитель начальника отдела на заводе прессового оборудования.

Онучин. Заместитель… начальника… отдела… завода… прессового… оборудования… Так. (Захлопывает блокнот.) Спасибо, товарищи.

Идет в прихожую, надевает туфли.

Онучин. Закройте за мной, пожалуйста.

Выходит. Крошкина закрывает дверь. Прислушивается к его шагам на лестнице. Возвращается.

Крошкина. Кто это?

Таня смеется.

Крошкин. Тебе лучше знать.

Крошкина. Ты что, отец? (Тане.) Ну, успокойся, успокойся! (Крошкину.) В каком смысле – лучше?

Крошкин. Это ты ведь с ним разговаривала.

Крошкина. Здравствуйте… (Садится.) А что он хотел?

Крошкин. Я думал, ты его знаешь.

Крошкина. Но ты же его впустил!

Таня смеется.

Крошкина. Замолчи, я тебе сказала! (Крошкину.) Объясни мне – кто этот человек.

Крошкин бурно дышит от бессилия и гнева. Идет на кухню.

Таня. Это сумасшедший приходил. А ты с ним пела.

Крошкина. Может, ты мне объяснишь?

Таня. Я тебе объяснила.

Крошкина. Ну как это… Вы что с ним, не разговаривали?

Таня. Конечно, нет! Откуда? Вы сразу начали петь.

Смеется.

Крошкина. Нет, обожди. Обожди. Значит, вы его не знаете?

Таня. Интересно, если бы он потребовал рублей двести, ты бы ему дала?

Крошкина. Ты как с матерью говоришь? Я тебя спрашиваю?

Таня (отмахивается). А ну тебя!

Крошкина. Я в последний раз спрашиваю… (Идет на кухню.) Кто этот человек?

Голос Крошкина. Я хоть раз в жизни на тебя поднимал руку?

Голос Крошкиной. Что?!

Голос Крошкина. Так вот – не доводи меня!

Входит в комнату. Следом за ним входит Крошкина.

Крошкина. Что ты сказал? Повтори!

Крошкин становится в угол и рыдает. Крошкина пугается.

Крошкина. Женя!.. Женя, что с тобой?!

Трогает его за плечо. Он дергается.

Крошкин (кричит). Оставь меня в покое! Оставь! Уходи отсюда!

Крошкина, побледнев, уходит на кухню. Таня испугана.

Таня (осторожно). Что, пап? Что случилось?

Крошкин (трет лоб, бормочет). Действительно… что это я… (Идет в прихожую.) Сейчас пойду… (надевает туфли) и все это выясню… Или меня просто разорвет на клочки!..

Уходит. Входит Крошкина.

Крошкина. Где он?.. Таня! Где отец?

Таня. Пошел искать этого… психа.

Крошкина идет в прихожую, надевает босоножки.

Крошкина. У меня там картошка варится, посмотри минут через пять.

Таня. Ладно.

Крошкина выходит.

Таня какое-то время сидит с растерянным лицом, затем иронически хмыкает. Снимает трубку, набирает номер.

Таня. Але, Свет?.. Слушай, сейчас у нас в семье произошло такое – со смеху помрешь! Слушай! Раздается звонок. Папа идет открывать…

Звонок.

Таня. Обожди! Не клади трубку, они, наверно, ключи не взяли…

Идет к двери. Открывает. Входит Онучин. Пройдя мимо остолбеневшей Тани, снимает туфли ногами.

Онучин. Закройте двери.

Таня поспешно закрывает. Она в ужасе, воля парализована. Онучин проходит в комнату, садится, достает блокнот.

Онучин (кричит). Ну?

Таня входит. Онучин жестом предлагает садиться. Она садится.

Онучин. Родители где?

Таня. Сейчас они придут! Они сейчас!.. Они уже давно пошли, сейчас они вернутся!

Онучин (захлопывая блокнот). И времени у меня нет… А что это трубка лежит?

Таня. Э-это?.. Не знаю…

Медленно тянет руку к трубке. Бросает ее на телефон.

Онучин (вздыхает, оглядывается). Времени у меня мало… А?

Таня. Что?

Онучин. Времени (стучит пальцем по стеклу часов) совсем мало… А что это вы?

Таня. Что?

Онучин. Такая бледная. Или это сейчас модно?

Таня. Что?

Онучин. Вы же студентка. А?

Таня. Д-да…

Онучин. А что так односложно отвечаете? Как со словарным запасом? Совсем уже пущено на самотек? А улица воспитает. Она так воспитает, что последствия трудно себе представить.

Звонок телефона. Таня смотрит на Онучина. Телефон звонит.

Онучин. Ну?

Таня. М-можно?.. (Берет трубку.) Д-да?.. Н-нет… (Смотрит на Онучина.) П-потом… Я тебе позвоню… Я позвоню!

Кладет трубку, смотрит на Онучина, как бы отчитываясь перед ним в примерном поведении.

Онучин. Да, с речью у вас, девушка, заминка… Н-да… Ну, расскажите-ка что-нибудь. Для тренировки.

Таня. Д-для тренировки?

Онучин. Ну да.

Пауза.

Онучин. Слушаю.

Таня. О… себе?

Онучин. О себе. О себе, о поколении. Как думаете дальше.

Таня. Что?

Онучин. Куда идем. Какие идеалы за собой тянем в пропасть.

Таня. Ну… в общем… Что плохо, да?

Онучин. Что плохо. Конечно. Что хорошо – всегда на виду. А что плохо – (поднимает палец) то, думают, можно. Не обнародуют. Напрасно.

Таня. Ну… Значит, у нас в группе студентка одна… в общем, легкого поведения, и зарабатывает больше тысячи…

Онучин (шепотом). В месяц?!

Таня. Да.

Онучин. Почему?!

Таня. Ну… не знаю… Платят…

Онучин. Кто?!

Таня. Эти… ну… мужчины.

Онучин вскакивает, быстро ходит по комнате, заложив руки за спину.

Садится, достает блокнот.

Онучин. Фамилия?

Таня. Её?.. Ну. Николаева. А зачем?

Онучин. Зачем?.. З-зубами… в горло!..

Вскакивает, бежит в прихожую, вбивает ноги в туфли. Исчезает. Таня стремительно несется в прихожую, закрывает дверь на замок и на цепочку. Обессиленно прислоняется к ней спиной.

Затем вспоминает что-то, летит в комнату, дрожащим пальцем набирает номер.

Таня. Это я!.. Да нет, обожди! Слушай! Слушай, Свет! Ты не знаешь телефон Николаевой?.. Ну, нашей Николаевой?.. Ну да, этой самой… Я объясню потом, понимаешь? Это очень срочно надо!.. Да… Записываю… Так… Все! Я тебе потом позвоню! Здесь… здесь такое творится! Ужас!

Нажимает на клавишу телефона, набирает номер Николаевой.

Таня. Але?.. Мне Николаеву, пожалуйста, Людмилу!.. Это… В общем, подруга… Вы не шутите, мне совсем не до шуток!.. Ну, Таня меня зовут… Слушайте, здесь вопрос о… Я вас очень… я умоляю!.. (Пауза.) Л-людмила?.. Это Татьяна Крошкина… Да мы вместе… Ну да… В общем… как это… Люда! Ты двери никому не открывай!.. Да здорова я! Люда! Обожди, не бросай трубку! Выслушай! Сейчас я все объясню! К нам в квартиру пришел один сумасшедший!.. Ну да! Псих, понимаешь? Папа ему открыл, а он зашел, снял туфли и с моими родителями начал петь, но это неважно… Ну, не знаю почему!.. Ты не смейся, Люда, я тоже сначала над ними смеялась, а потом… а потом, слушай, они оба ушли, родители, психанули, а я звоню Светке, чтобы рассказать, тоже, знаешь, посмеяться, а тут – звонок. Я думала, что кто-то из моих, ключи забыли, а это – снова он!.. А-а! вот видишь! Теперь понимаешь? В общем, я в полном трансе, а он говорит: давайте девушка, для тренировки, понимаешь? расскажите что-нибудь плохое о себе или о поколении!.. Лет, наверно, сорок или больше… Ну вот… Я тоже так подумала… И надо же было мне… не знаю даже как… В общем, я о тебе рассказала, что ты… Ну, ты говорила, помнишь, что у тебя больше тысячи выходит… Ну, за это!.. Но ты же сама говорила! И Светка слышала… Что ты ругаешься?.. В общем, как хочешь, но только он, по-моему, маньяк! Вампир!.. То-то и оно, что сказала я фамилию! А ты бы в моем положении?.. Ну что теперь ругаться?.. В общем, не открывай… Ну что теперь, язык свой откусить?.. А вот сама виновата! Да!.. Надо вести себя, тогда ничего… Сама дура!

Бросает трубку.

Таня. Ей же хочешь помочь…

Задумывается. Набирает номер.

Таня. Свет?.. Да, я. Слушай… Я посоветоваться… Да я потом расскажу, сейчас времени нет. Слушай: по городу ходит маньяк, вампир, понимаешь? И вот он под угрозой действия вынудил одного человека рассказать о другом человеке такое, что в общем-то абсолютно соответствует, но в то же время… как бы сказать… Ну, как ябеда в школе, понимаешь? Что ему делать теперь, в милицию звонить, как ты думаешь?.. Ну да, о Николаевой… Но ты бы слышала, как она меня обзывала!.. А если он снова придет?.. А вдруг?.. Да нет, о тебе я не говорила! Ты что!..

Звонок.

Таня. Снова! Свет! Обожди, не клади трубку! Ой! Ой, Свет, что делать?!..

Еще звонок, нетерпеливый.

Таня. Свет, я сейчас телефон спрячу, а ты слушай – если в течение двух минут я тебе не отвечу – вызывай милицию! Я пошла, Свет!..

Прячет телефон в тумбу для белья, не положив трубку.

Еще один звонок. Таня идет в прихожую.

Таня. Кто там?.. Кто?.. А вы что, ключи забыли?.. А вы одни или нет?.. Мама, это ты?.. Нет, мама, серьезно это ты?

Открывает дверь, с рыданием бросается матери на грудь. Следом входит Крошкин.

Крошкина. Таня… Что с тобой? Доча? Что… что случилось?

Таня (сквозь слезы). Он снова… приходил! Этот… маньяк!

Крошкина. Что? Что… да что случилось? Таня!

Отстраняет ее, осматривает.

Таня. Ничего… пока… Только… я так… испугалась…

Крошкина отводит ее в комнату, усаживает на диван.

Крошкина (мужу, со страстью). Ты видишь?

Крошкин (ходит). У-у, попался бы он мне… «нежным цветом…» (Жене.) Все выложила! И место работы! И государственные тайны выложила бы!

Крошкина. Очнись!

Крошкин. Это ты очнись! Чем вы там занимаетесь в управлении культуры, если сумасшедшие по квартирам ходят!

Крошкина. А при чем управление культуры?

Крошкин. При том! От вашей так называемой культуры люди сходят с ума!

Крошкина. Да при чем тут культура?!

Крошкин. Посмотри на свою дочь! Посмотри! Разве может обычный сумасшедший так человека напугать?

Крошкина (дочери). Что здесь произошло?.. Нет, ты мне расскажи по порядку – что здесь произошло? Он к тебе приставал?

Крошкин. Приставал?!.. Да попробовал бы он… (Вдруг до него доходит.) Он что – снова приходил?!

Таня. Приходил! Я же вам говорю! А вы только ругаетесь! Это вампир!

Крошкина. Что?!

Таня. Вампир.

Крошкина. О-о… О-о!.. Это уже такое!.. Это уже до такого дошли! За какие-то двадцать лет!

Крошкин. И что – пришел и ушел?

Таня. Ну, я ему сказала, он и пошел!.. И снова звонок. Я так перепугалась – до сих пор! Вот.

Вытягивает руки. Они дрожат.

Крошкина. Бедненькая!.. Бедненькая моя!

Обнимает Таню, целует ее.

Крошкин (принюхивается). Что там горит?

Крошкина. Ты картошку не выключила?

Таня отрицательно качает головой. Крошкина бежит на кухню.

Крошкина. Так что он хотел? Он что-нибудь спрашивал?

Таня. Конечно! Когда родители, говорит, вернутся! У меня, говорит, времени мало! А я ему говорю, говорю без остановки, я ведь понимаю, что только так можно как-то сохранить эту… стабильность. А потом он вдруг по одному поводу говорит: зубами, говорит, в горло! У меня так все и отвалилось.

Крошкин (бьет кулаком в ладонь). Ну, попадется он мне! Я в милицию не пойду!.. Я сам с ним…

Входит Крошкина со сковородой в руке.

Крошкина. Ну что, придется поджарить с яичницей…

Звонок. Все в оцепенении смотрят друг на друга. Затем Крошкин выхватывает сковороду из рук жены, становится за дверью, глазами приказывает ей открывать. Еще звонок. Крошкина открывает. Быстро входит Онучин, снимает туфли ногами. Крошкин бьет его сковородой по затылку. Онучин падает.

Крошкин. Давай веревку.

Крошкина. Какую веревку?

Крошкин. В кладовке! Шнур капроновый я покупал!

Крошкина. Какой шнур?

Таня. Да быстрей, мама, быстрей! Он сейчас очнется!

Крошкина бежит на кухню. Пауза.

Крошкин. Что ты там копаешься?

Голос Крошкиной. Ну не найду я ничего!

Крошкин. Иди сюда!

Крошкина прибегает из кухни.

Крошкин. Если очнется – держите!

Таня. Ой, нет, папа! Лучше ты! Я поищу!

Бежит на кухню. Пауза.

Крошкин. Да под зверобоем там! Под зверобоем! На стенке висит!

Из кухни слышится грохот, вбегает Таня с мотком капронового шнура. Крошкин начинает вязать Онучина. Крошкина бежит на кухню, возвращается с полотенцем.

Крошкин. Это зачем?

Крошкина. Чтобы… Укусит!

Крошкин. Да как же он укусит? Он же… Ладно, давай.

Забивает в рот Онучина кляп.

Крошкина. Куда его теперь?

Крошкин. Давай… на диван, что ли.

Крошкина. Что?! А потом диван выкидывать?.. Давай у стены положим.

Кладут Онучина у стены в комнате.

Звонок. Все вздрагивают, молча смотрят друг на друга.

Крошкин подходит к двери. Пауза.

Еще звонок.

Крошкин. Кто там?

Голос Светки. Это я, Евгений Федорович! Светлана!

Таня. Это Светка, папа! Открой.

Крошкин открывает. Входит Светка.

Светка. Что у вас тут? Ты живая, Танюх? А где этот?

Таня. Вон. Лежит.

Светка (шепотом). Да ты что?.. Вот это да!..

Подходит к Онучину. Осматривает его.

Светка. А я жду, жду – Татьяна не подходит. Ну, думаю, у них дела-а…

Это ж надо! Вот это событие. Вот это я понимаю – произошло так произошло!.. Кто это его так? Вы, Евгений Федорович?

Таня. Папа.

Светка. А чем?

Таня. Сковородой.

Светка. Да ты что? Вот это да! Вот это событие! А мне Татьяна звонит – у нас, говорит, вампир появился. Ну да, думаю, как бы не так. У нее какой-то шиз появится, а она со страху его в вампиры произведет… А тут прихожу и точно – вампир на полу валяется. Ну, вы молодцы!

Крошкина. Ну, ладно, Света. Нашла чему радоваться.

Берет сковороду, смотрит на нее, вздыхает. Идет на кухню.

Светка. А мне Николаева звонит – дай, говорит, адрес Татьяны Крошкиной. А я спрашиваю – а зачем тебе? Да она, говорит, меня какому-то вампиру продала.

Таня. И меня же еще дурой назвала. А я бы могла и не звонить, не предупреждать.

Светка. Ну ты ее тоже, Танечка, – под монастырь. Ей это от природы дано – пусть сама распоряжается, как хочет. Хоть за деньги, хоть… Ой! Здесь мужчины.

Крошкин. Что-то я его… Он хоть дышит, интересно?

Светка. Сейчас. (Достает из сумочки зеркальце, подносит к носу Онучина.) Зеркало потеет. Значит, жив.

Крошкин. Что-то он долго… Может, водой побрызгать?

Светка. Нет, лучше дать понюхать нашатыря. Нашатырь у вас есть?

Крошкин. Нашатырь?.. Нет, нашатыря нет. Ацетон есть.

Светка. Ацетон не годится. Ацетон для снятия лака с ногтей, запомните, Евгений Федорович!.. Вообще, я скажу, мужчины иногда как что-нибудь отмочат, так хоть стой, хоть падай. У меня один на улице спрашивает: вы не скажете, девушка, какой у вас размер колготок? Ну, я, естественно, готовлюсь к тому, что он таким образом хочет познакомиться и отвечаю: двадцатый. А он обрадовался и говорит: ой, спасибо, девушка, а то мне жена сказала купить, а я забыл номер.

Таня и Светка хохочут.

Крошкин (поражен). Неужели прямо на улице? Да в наше время…

Светка. Ой, Евгений Федорович! Это же совершенно невинный разговор ваших молодых современников!.. Да вы посмотрите, у вас в квартире вампир лежит! Вот это событие, я понимаю. Вы знаете, я по телевизору иногда смотрю, как что-то происходит где-то. Как дома горят, как земля трясется или тайфуны все там сдувают, а потом посмотрю в окно – а там такая скука! Ну, ни одного события!

Звонок.

Светка. Да у вас просто двери не закрываются!

Крошкин. Это еще кто? А? (Подходит к двери.) Кто там?

Голос. Откройте. Милиция.

Светка. Тоже мне – оперативность. Я же их еще из дома вызвала.

Таня. Зачем?

Светка. Мы же договорились с тобой. Если через две минуты ты не отзовешься – я вызываю милицию. Так ты представляешь – еле вытерпела эти две минуты.

Входят двое милиционеров – сержант и рядовой.

Светка. Вот он, товарищ сержант! Это я вас вызвала.

Сержант. Что случилось?

Светка. Вампир.

Сержант. Вампир?.. Кто потерпевший?

Светка (кивая на Таню). Вот она.

Сержант достает из планшета бумагу, садится к столу.

Сержант. Нападение? Или сами пригласили?

Светка. Да вы что?

Сержант. Вы тоже потерпевшая?

Светка. Нет. Я подруга.

Сержант. Тогда молчите. (Рядовому.) Семенов, посмотри, что там с ним.

Рядовой подходит к Онучину. Тот открывает глаза.

Рядовой. Глаза открыл.

Сержант. Хорошо. Посади его. Что он, как куль, валяется.

Рядовой. Развязать?

Сержант. Пока не надо.

Рядовой усаживает Онучина в кресло. Всем становятся видны глаза Онучина – в них очень живое чувство.

Сержант (Тане.) Так. Фамилия, имя, отчество, год рождения, место работы.

Таня. Крошкина Татьяна Евгеньевна, девятнадцать лет, студентка университета, второй курс.

Сержант пишет.

Сержант. Так… Значит, вы утверждаете, что гражданин… как его?

Таня. Не знаю.

Сержант….что неизвестный гражданин напал на вас…

Таня. Нет. Он не нападал.

Сержант. Тогда почему вы его связали?

Таня. Я не связывала.

Сержант. Но он же связан.

Таня. Это папа связал.

Сержант. Значит, при нападении были свидетели?

Таня. Да не было нападения!

Сержант. А почему вы позвонили в милицию?

Таня. Я не звонила.

Сержант. Ах, да. (Светке.) Почему вы позвонили?

Светка. Вы понимаете – здесь произошло грандиозное событие! Мне звонит моя подруга и говорит: у нас здесь такое произошло – со смеху помрешь! И вдруг через некоторое время она бросает трубку! А потом, когда я ей позвонила, она дрожащим от ужаса голосом говорит: я тебе п-потом позвоню! Я, естественно, тут же врубаюсь в эту ситуацию, чувствую, что на том конце происходит что-то из ряда супер и жду. И вот снова звонок! Снова звонок, я хватаю трубку, а она мне говорит: дай телефон Николаевой, это очень срочно, я потом все объясню! Я ей даю телефон, сама жду. Звонок. И тут уже она мне все рассказала. (Тане.) Говори.

Таня. Ну, в общем, он меня спрашивает: расскажите-ка что-нибудь для тренировки. Понимаете? Я сразу поняла, что ему надо, но переспросила: что плохо, да? Он говорит: конечно. И я рассказала про Николаеву… Ну, а он говорит: зубами! в горло! и убежал. Вот. И снова вернулся.

Все смотрят на Онучина.

Светка. Ой, а может Николаевой позвоним?

Сержант. Что за Николаева?

Светка. Да у нас в группе. Говори, Тань.

Таня. Я уже раз сказала. На свою голову.

Светка. Да ты что? Может, он с ней что-нибудь… (Смотрят на Онучина.) Говори, что уж тут.

Таня. Ну, Николаева нам как-то сказала, что в месяц она… ну…

Светка. Ну – женщина самой древней профессии, не понимаю, что здесь сногсшибательного? Милиция, кстати, обо всем этом во все времена знала…

Звонок.

Сержант (встает). Спокойно. Всем оставаться на местах. Семенов!

Подходит к двери, рывком открывает ее. Там стоит Николаева.

Светка. А вот и она! Слава богу. Ничего не случилось.

Николаева. А что тут…

Сержант. Входите.

Николаева. Да я… я ошиблась. Извините.

Светка. События просто идут лавиной!

Сержант. Вы – Николаева?

Николаева. Николаева.

Сержант. Входите.

Николаева. Да я ошиблась, я же говорю.

Сержант. Ничего. Мы извинимся, если вы не та Николаева. Входите.

Николаева входит.

Сержант (показывая на Онучина). Вам известен этот человек?

Николаева (вздрагивает). Нет. Не видала никогда.

Светка (шепотом, восхищенно). Вампир и жертва!

Сержант. Выйдите из комнаты.

Светка. Молчу.

Сержант (Тане). Так. Вы сказали, что Николаева однажды обмолвилась о том, что в месяц она… Ну? Слушаю.

Николаева (со слезами). Да я пошутила!

Сержант. Шутить не надо. Видите, какие здесь дела? Слушаю.

Светка. Интересно, – это-то при чем? Что это – нетрудовые доходы?

Сержант. Семенов.

Рядовой. Да.

Сержант. Выведи ее на кухню.

Семенов берет упирающуюся Светку под руку и выводит. Затем возвращается, закрыв спиной дверь в прихожую.

Сержант (Николаевой). Слушаю.

Николаева. Ну и что? Они сами дают! Незаметно сунет в карман пальто, прихожу домой – а там деньги!

Сержант. Я не о том. Где вы с ним познакомились?

Николаева. С кем? Да я впервые вижу!

Сержант. Зачем же вы пришли?

Николаева. Испугалась.

Сержант. Как понять? Испугалась и прямо в лапы к преступнику. Это уже из серии удав и кролик.

Николаева. Но она же сказала, что он пошел ко мне! Я и поехала все выяснить. А там его ждут (смотрит на Онучина) трое моих знакомых.

Сержант. Так. Трое ваших знакомых, говорите?

Николаева. Трое.

Сержант. Семенов, а где хозяйка квартиры?

Рядовой. На кухне.

Сержант. Позови ее.

Рядовой открывает дверь.

Рядовой. Хозяйка! Войдите.

Входит Крошкина.

Сержант. А вы почему на кухне?

Крошкина. Картошку жарю.

Сержант. У вас в квартире преступление, а вы картошку жарите. Завидное хладнокровие.

Крошкина. Слушайте, вы занимайтесь своим делом! И избавьте нас поскорее от этого кошмара. И его (кивая на Онучина) увезите куда-нибудь.

Сержант. Учить меня – не надо. Я вызвал вас затем, чтобы прояснить некоторые обстоятельства, которые здесь пытаются запутать ваша дочь и ее подруги. Кто этот человек?

Крошкина. Я была на кухне. Почистила картошку и поставила ее на газ. Потом приходит муж и зовет меня…

Сержант. Муж? Это он?

Показывает на Крошкина.

Крошкина. Он, конечно. Вы же видите, что я не удивлена тем, что здесь посторонний мужчина. Если бы я как-то удивилась, то это можно было бы видеть по моему поведению. Да я сама бы сразу спросила, кто он такой!..

Сержант. Можете идти на кухню! Довольно.

Крошкина уходит.

Сержант (Крошкину). Я за вами наблюдаю с самого начала. Почему вы молчите?

Крошкин. Я?

Сержант. Да, вы. Каковы ваши версии? Действия? С самого начала.

Крошкин. Нет у меня никаких версий. А действие было единственное – когда этот (кивает на Онучина) пришел в третий раз, я ему дал сковородой по башке. Надо будет – еще дам.

Голос Светки. А потом я уже присутствовала, товарищ сержант! Впустите меня!

Сержант. Впусти ее, Семенов.

Входит Светка. Быстрым взглядом она определила, что ничего необычного не случилось. Облегченно вздыхает.

Сержант. Но кто он? Зачем вы его впустили?

Крошкин. Я его не впускал. Он сам вошел.

Сержант. Что он, дверь сам открыл?

Крошкин. Нет! Я ему открыл! Что вы задаете дурацкие вопросы? Вы что сами – ждете, когда вас пригласят? Вы же сами мимо хозяев идете в квартиру! Не знаю, кто вас научил! И этот вошел! Вошел, снял туфли, выключил телевизор, заставил меня позвать жену из кухни, потом запел!..

Сержант. Что?!

Крошкин. Запел! И нас заставил подпевать!

Сержант. А зачем вы нас вызвали? Это уже другое ведомство. Видишь, Семенов, как мы дальновидно его не развязали. (Крошкину.) Дальше.

Крошкин. Что – дальше? Дальше мы допели, он записал наши фамилии, место работы. Как и вы, кстати.

Сержант. Странное у вас сопоставление.

Крошкин. Что есть!.. И – умчался… А почему вы его сами не спросите?

Сержант. Когда надо будет – спрошу.

Крошкин. Или документы проверьте!

Сержант. Если надо будет – проверю.

Светка. А давайте я проверю? Интересно, чем он занимается в нормальной жизни.

Сержант. Я вас впустил?

Светка. Молчу.

Сержант. Семенов, вытащи у него кляп. Только осторожно.

Семенов подходит к Онучину. Все с напряженным вниманием следят за ними.

Раздается звонок. Все вздрагивают.

Сержант жестом подзывает Семенова, двумя мягкими прыжками оказывается у двери, рывком распахивает ее. На пороге стоит Михайлов, в плаще, в шляпе, с папкой под мышкой.

Михайлов. А, моя милиция… Добрый вечер.

Сержант. А вы кто?

Михайлов. Я?.. Я, если можно так сказать, ваш косвенный руководитель, Михайлов.

Протягивает руку.

Сержант. Сержант Гриценко. (Руки не подает.)

Михайлов. Ну? Что у нас случилось в подведомственной квартире?

Входит. С изумлением некоторое время разглядывает Онучина.

Михайлов. Онучин! Ты что это?.. Кто это тебя так? (Оборачивается к сержанту.) За что вы его?.. Что он натворил?

Сержант. Да… Пел?

Михайлов. Пел? Пел… Ну, и что же? Что он пел? Это кстати, моя идея.

Сержант. Ваша?

Михайлов (вздыхает). Да развяжите вы его… Дело в том, что мы ищем новые формы работы с людьми. И одной из таких форм является непосредственный, душевный контакт с населением по месту жительства… Да развяжите вы его, я сказал!

Сержант. Семенов…

Семенов достает нож, подходит к Онучину. Перерезает веревку. Затем вытаскивает полотенце изо рта.

Онучин тут же начинает орать. Постепенно крик стихает.

Михайлов. Ладно, Онучин, ладно… Ты сколько квартир посетил?

Онучин. Все! (Снова орет.)

Михайлов. Ты, видимо, слишком формально подошел к новому делу. Ты, кстати, всегда грешил формализмом. Я так чувствую, что тебя не сразу так вот связали товарищи и засунули в рот кляп. Ты же, наверное, раза три сюда примчался, чтобы еще и партийность занести в анкету. Так?

Онучин. Так.

Михайлов. Вот видишь. Но человек ты добросовестный. Просто рука не поднимается наказать. Какова была идея?

Онучин. Какова?

Михайлов. Идея была: прийти к людям, вызвать у них доверие, расспросить людей об их проблемах, а затем уже тихо, ненавязчиво начать петь… А ты? А ты примчался, ни здравствуйте, ни кто я такой, выключил, наверно, телевизор без спроса, да еще и туфли не снял…

Онучин. Снял.

Михайлов. Ну, хоть это догадался сделать… Ошеломил всех, поставил галочку и дальше поскакал. Сколько у тебя квартир?

Онучин. Двести.

Михайлов. Вот видишь. Двести квартир. Конечно, за вечер охватить довольно сложно, но нужно же искать новые формы, Онучин! Если тебе не удается спеть со всеми в отдельности, то почему бы не организовать, допустим, хоровое пение? У всех в этом доме есть балконы, первые этажи могут открыть окна, август на дворе, и – пой! Это я утрирую, конечно. Но придумать выход всегда можно. Всегда… А что, друзья? Если все так благополучно прошло – вы же знаете, новое дело – это всегда перестройка мышления, привычек – так не спеть ли нам? Онучин, запевай!

Онучин (прокашлявшись). «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля…»

Михайлов взмахами рук вовлекает всех в коллективное пение.

В комнате начинается движение. Все воодушевленно дирижируют, маршируют, обнимаются.