Текст книги "Актированные дни"

Тыщ Зотов

Геннадий Васильевич Зотов, преподававший нам диалектологию, был человеком оригинальным. Весь внешний вид Зотова необъяснимо отличал его от других: безукоризненно строгая чёрная тройка с золотистыми орлёными пуговицами в два ряда, как у чиновника Российской империи, всегда галстук, белая рубашка и необычные очки в позолоченной тонкой оправе с маленькими половинчатыми стёклышками были почти не видимы на его глазах.

Кандидат филологических наук, давно работая в институте, бывал и проректором и зав. кафедрой русского языка, сейчас же доцент этой кафедры. Когда он появлялся в аудитории – сразу наступала тишина. Неизвестно с чего мог начать занятие Зотов.

– На чём мы остановились в прошлый раз? – мог спросить он любого студента, поэтому каждый сидел смирно, стараясь не привлекать к себе внимания.

Но чаще всё начиналось с переклички. «Тыщ Берденникова,… тыщ Бурдым,… тыщ Валежанина,… тыщ Волкова…» Не сокращенное «товарищ», а именно «тыщ» – чётко выговаривал Зотов…

Говорили, что он не любит девушек (я думаю – наоборот), – они ходили сдавать зачёты и экзамены к Зотову по многу раз. Он слушал их, не прерывая и не делая замечаний в ходе ответа. Затем ласковым голосом (обращение всегда у него было именно ласковым), говорил: «Вы не знаете предмета! Вам нужно хорошенько подготовиться и прийти ко мне еще раз».

К нам же, парням (а нас в группе было целых двое – я и Сергей Чернышев), Зотов относился иначе.

Так же, выслушав наш лепет (ни в какое сравнение не идущий с ответами наших девушек), Зотов спрашивал: «Ну что, в школу-то пойдешь работать?»

– Да! Конечно! – отвечали мы ему, сами, так же как и Зотов, не веря своему ответу.

– Ну что ж, – говорил Зотов, – молодец! Занятия не пропускал! – Иди! – и выдавал зачётную книжку с уже проставленной тройкой…

Каждая летняя сессия совпадала с моим днём рождения. В последние числа июня наше общежитие по улице Карла Маркса, 1-а уже пустело. Оставались в нём в основном литераторы, так как экзаменов и зачётов у нас всегда было больше, чем на других факультетах (мы и учились на 1 год меньше).

– Не бери ничего в магазине! – посоветовал мне Паша Неказаченко в преддверии дня рождения, – Здесь договоримся, – в столовой общаги. Купим люля-кебаб с рожками, какой-нибудь салат, – тут же вкусно готовят!

Отмечать день рождения решили оставшимися силами, вчетвером: я, Паша Неказаченко, Толик Сухов и Паша Сердюк.

Я купил две бутылки какого-то бренди, из столовой принесли целый котёл рожек засыпанных люля-кебабами, салат из капусты. Подоконник у нас ещё с зимы был завален соленой горбушей, привезённой ребятами с Чукотки. И праздник начался! На улице светило уже летнее солнце. Мы открыли второе окно, откуда заходил свежий магаданский воздух. К нам приходили и уходили ребята из других комнат, и бренди вскоре стало подходить к концу.

– Тут сейчас Зотов в общежитии! – сказал нам кто-то, – Его, видимо, назначили сегодня сюда дежурить?!

Мы закрыли дверь на замок, включили телевизор, чтобы не было слышно наших голосов.

А тут бренди… Кончилось!

– Ну что Паша, – сказали мы Сердюку, как самому младшему в нашей компании, – придется идти в магазин!

– Как я пойду? – ответил нам раскрасневшийся Паша, – Там Зотов на вахте! Он сразу поймет, что я выпивал.

– Кто тебя посылает через вахту? – ответил ему Толик Сухов, – Вон окно, – будьте любезны!.. Мы же не на пятом этаже живем…

– Ну ладно! – согласился Паша, – Давайте деньги!..

Прямо под нашим окном была тумба – вентиляционная отдушина из подвала. Паша с подоконника и по тумбе легко спустился вниз и пошёл в магазин в Шанхай – самостройный посёлок, примыкающий к нашему общежитию. Назывался он так, наверное, потому, что как и в китайском Шанхае пересчитать его жителей не представлялось возможным.

Вскоре раздался условный стук в дверь. «Паша вернулся!» – сразу решили мы, пряча, на всякий случай, пустые бутылки под длинную скатерть стола.

Но в дверь неторопливо и важно вошёл Геннадий Васильевич Зотов.

– Здравствуйте тыщщи! – с улыбкой сказал он, сразу по нашим лицам определив наше состояние.

– Вы, наверное, к экзаменам готовитесь? Все с книжками и конспектами в руках! – ласковым голосом произнёс он.

– Да вот у Александра сегодня день рождения, мы немножко отметили! – поняв, что от Зотова всё равно ничего не утаишь, сказал Павлик Неказаченко.

– Поздравляю! – протянул мне руку Зотов, – И сколько же тебе годов исполнилось?..

В этот момент молниеносно в открытое окно вошёл и, перепрыгнув через кровать, оказался рядом с Зотовым Паша Сердюк. Осмотревшись в комнате, после уличного яркого света, он встал по стойке «смирно» и лицо его сразу стало пурпурным.

– Ты, наверное, за бутылкой бегал? – снова ласково спросил его Зотов. – Ну, принёс, так доставай, чего уж там?! Нужно поздравить именинника!

Паша резким движением достал из внутреннего кармана бутылку «Плиски». – Где стаканы? – спросил он смело.

Маленькая бутылка «Плиски» разлилась по стаканам полностью. Зотов, сделав глоток – поставил стакан. – Ну, вы не шумите! – сказал он напоследок и вышел из комнаты.

Всё это произошло так быстро и естественно, что мы без всякой тревоги в душе, допили «Плиски» и завершили наше грандиозное пиршество.

Заочники

За дверью я услышал знакомые голоса. И тут дверь в мою комнату распахнулась, и ко мне вошли Александр Федоринов и Иван Ткаченко.

– А! Вот ты где живешь! – сказал Федоринов.

– Здравствуйте! Как вы здесь оказались? – удивился я их появлению в нашем студенческом общежитии.

– Поступать приехали в институт! – ответил мне Александр Семёнович, как называли мы Федоринова, когда он вёл у нас физкультуру в Арэсовской восьмилетней школе.

– У меня Тоньку тоже отправили поступать, – сказал Иван Ткаченко, – и я за компанию решил попробовать. Иван работал в нашем поселке на шахте, а его жена Антонина была учительницей начальных классов.

– А где жить будете? – спросил я их.

– Сюда, в общежитие, отправили. А тут говорят, что мест нет. Женщин ещё устраивают. Тоне дают место, а нам придется идти в гостиницу.

– Да вот – у нас в комнате две свободные кровати! – сказал я им, – Недавно одного из комнаты отчислили, а другой переселился в соседнюю комнату…

Мы тут же пошли к коменданту общежития и вопрос с заселением Ивана и Саши в нашу комнату быстро решился…

Первый экзамен для поступления заочников состоялся дня через два. Больше всех волновался Иван Ткаченко. Это было заметно по его поведению, в отличие от Федоринова, который был абсолютно спокоен. Постоянные занятия в спортзале сделали Сашу человеком уравновешенным и уверенным в себе. Он постоянно подшучивал над Иваном, который старался до последней минуты ещё что-то прочитать и вспомнить. Иван, через видимое волнение, заранее оправдывался: «Да мне до лампочки это поступление! Если бы Тоньку не отправили поступать я и не поехал бы сюда…»

Первый экзамен не сдала Тоня. Узнав утром результаты, – она со слезами стала собираться домой.

– Дура! – услышал я голос Ивана, зайдя в свою комнату, – Целый год готовилась, зубрила – и не смогла написать сочинение! Я вон вообще не готовился и то сдал на трояк! Езжай теперь домой, а мы тут с Саней будем дальше балдеть – тут, вон, сколько девок, молодых, красивых…

Тоня плакала ещё сильнее. После обеда она пошла в институт, забирать свои документы. Но в приёмной комиссии, узнав, что она учительница, ей посоветовали попробовать повторно написать сочинение с другой группой…

Второй подход для неё оказался успешным, и она получила даже четвёрку…

Через несколько дней, когда они пошли сдавать устный экзамен по русскому языку и литературе, – то с двойкой вернулся Иван.

– Да на фиг он мне нужен – этот институт! Я и не собирался быть педагогом! В шахте в четыре раза больше платят, чем в школе! – хорохорился Иван, но по его глазам было видно, что говорил он неискренне и был очень расстроен, что так всё вышло. Его угнетало больше всего то, что теперь Федоринов с его Тоней будут раз в полгода вместе ездить на сессию и ревность уже сейчас переполняла Ивана.

– Вам-то делают поблажки! – оправдывался Иван – Вы же в школе работаете. А я кто? Шахтер! Вот меня и зарубили… Надо же кого-то заваливать!..

– Ничего, Ванька, не бери близко к сердцу! – смеялся над ним Федоринов, – Давай я тебе сейчас справку напишу, что ты тоже учитель?!

– Какой я учитель? Кто меня в школу возьмет без специальности? – обречённо говорил Иван.

– Бутылку мне потом поставишь, когда зачислят! – сказал Федоринов и достал из сумки тетрадку, на каждом листе которой была проставлена печать Арэсовской школы.

– Ну, Ванька, я не буду писать, что ты работаешь директором школы, выберем тебе должность поскромнее, например, запишем, что ты ведёшь уроки пения и труда. Согласен? – со смехом предлагал ему Федоринов.

– Да мне по фиг! – делал безразличный вид Иван, хотя было видно, что забрезжившая перспектива на пересдачу его очень обрадовала. И как только справка была готова, Иван не откладывая, умчался в институт. Вернулся он счастливым.

– Прокатило! – сказал он нам и пошёл в читальный зал снова готовиться к экзамену.

Когда, на следующий день, я пришёл в институт на занятия, мне вдруг сказали, чтобы я зашел на кафедру литературы к Соколовой.

Там Соколова, маститый преподаватель и ветеран педагогического труда, увидев меня, спросила: «Вы же кажется из посёлка Арэс Сусуманского района?»

– Да! – ответил я, удивившись таким познаниям моей биографии.

– Вы знаете Ивана Ткаченко с вашего посёлка?

Тут я всё понял, – к чему эти вопросы.

– Да не так сильно знакомы! Просто посёлок маленький и знаю, что есть такой Ткаченко.

– Он что, в школе работает? – продолжала выпытывать Соколова.

– Да нет! – сказал я для большей достоверности, – Он работает в шахте, простым шахтёром. А в школе, так, немного подрабатывает, – играет на баяне – ведёт пение и, кажется, труд. Жена у него там работает в младших классах.

– Спасибо! – сказала мне Соколова, – Значит всё правильно…

Последним вступительным экзаменом у заочников был иностранный язык. Иван до последнего дня надеялся, что сдавать этот экзамен ему не придется – ведь когда-то ещё у себя в Донецке он изучал французский. А здесь при поступлении нужен был английский или немецкий. Но ему вдруг сказали, чтобы он готовился. Хоть таких преподавателей в институте нет – но у него примут ответ на французском…

Уже после благополучной сдачи, расслабившись, Иван со смехом хвастался, как ему пришлось выворачиваться – вспоминать и выговаривать какие-то французские фразы, которые смутно помнил с далеких школьных времён. В своем диалоге он много раз употреблял слова «пэр» и «мэр», но чувствовал, что слова получаются какими-то украинскими. Потом с горя не сдержался и выдал вспомнившуюся фразу: «Як впэр, аж вмэр…», отчего комиссия пришла в восторг и после продолжительного почти истерического хохота – даже попросили Ивана ещё раз прочитать свой диалог на «бис». После чего поставили ему положительную отметку…

Так, трое моих посельщиков стали студентами—заочниками, и каждые полгода, пока я учился, стали приезжать в Магадан на сессию. И каждый их приезд был для меня очень радостным и запоминающимся событием.

Практика

После окончания Магаданского пединститута я не собирался идти работать в школу. «Пойду в милицию!» – решил я ещё до поступления в институт. Вуз в те времена в Магадане был один – поэтому большого выбора для поступления не было.

И вот, уже на четвёртом курсе, – практика! В школе нужно провести внеклассное занятие и дать два урока по русскому языку и литературе.

На практику мы попали в Магаданскую школу по ул. Карла Маркса, 1. Нас двоих парней и двух девушек прикрепили к учительнице (назовем её условно) Зое Петровне, лет тридцати пяти, которая была уже сложившимся и опытным педагогом, отлично знающим свой предмет.

Мы быстро сориентировались, как можно провести внеклассное занятие. Я выбрал политинформацию и как когда-то ещё в школе, наделав вырезок из газет, ознакомил учеников с политической обстановкой в стране и мире…

Провести урок по русскому языку, тоже оказалось несложно. Несложно нам, – парням. Мы к проведению урока так тщательно не готовились, как наши девушки. Те разрабатывали темы заранее, красиво оформляли свои конспекты, согласовывали их с учительницей. Мы же, просто списали у них эти разработки, и пару раз прочитав всё это перед уроком, шли «преподавать». И всё это проходило как во сне.

Урок же по литературе, оказалось, давать сложнее. Это не просто технический рассказ по теме, – тут нужно знание изучаемого произведения, любовь к нему, а также красноречие для донесения этой темы до учеников. Тут не будешь тупо читать разработанный материал с тетрадки, а нужно, рассказывая своими словами, заложить интерес к произведению твоим подопытным школьникам.

И всё равно, к этому важному предмету я готовился «на скорую руку», списав конспект и прослушав эту тему в предыдущий день на уроке Зои Петровны в параллельном 5 классе.

Сегодня же, придя со своим конспектиком заранее, и выяснив по расписанию, где будет проводиться урок, я с волнением ждал в коридоре звонка на перемену.

Когда же звонок прозвенел и из всех дверей в коридор хлынули ученики, из моей классной комнаты почему-то никто не выходил. Подождав немного, я попытался приоткрыть дверь. Но с той стороны Зоя Петровна, придерживая дверь, почему-то нервно сказала мне: «Подождите немного!»

Я продолжал ждать. Перемена проходила быстро. Вдруг дверь приоткрылась и из класса стали выходить ученики 6 класса. Мой же, 5 класс уже толпился в коридоре рядом со мной.

Когда все уже вышли, я снова попытался войти в класс, но Зоя Петровна, какая-то раскрасневшаяся, снова закрыла передо мною дверь.

Ничего не понимая, я продолжал отсчитывать последние минуты перемены.

И тут, чувствуя, что скоро раздастся звонок, Зоя Петровна, приоткрыв дверь, позвала меня: «Зайдите, пожалуйста, мне нужна ваша помощь!»

Войдя в класс, я увидел, что с нею всего один ученик. Он стоял возле парты, а учительница говорила ему, протягивая ластиковую резинку: «Стирай!»

– Это не я написал! – отвечал он ей нагло и весело.

– Я тебе сказала: «Стирай!» – повторяла учительница.

– Это не я написал!» – отвечал он ей тем же тоном.

– Ну, может, вы хоть что-нибудь сделаете? – сказала мне учительница и густо покраснела.

Я подошел к парте, на которой было написано: «Зойка…», а рядом стояло гнусное матерное слово. С моим приближением, весёлость пацана заметно исчезла. Я взял резинку и протянул ему: «Сотри!»

– Это не я написал!» – ответил он мне как попугай.

– А стирать будешь ты! – сказал я ему спокойно.

Он безропотно взял резинку и начал стирать эту гадкую надпись – и она быстро размазалась по парте.

– Стирай – как следует! Чтобы не осталось никаких следов! – повторил я ему.

Он тер усердно, не поднимая на меня глаз.

Когда он стёр и уже вышел, учительница вспомнила о моем уроке.

– Вы же не успели подготовиться?! – сказала она мне, – Можете не проводить урок, я и так зачту вам его.

Я не стал отказываться от ее предложения…

Военное дело

Учиться военному делу настоящим образом – призывал нас В.И.Ленин в одном из своих многочисленных сочинений. Цитата эта висела у нас на военной кафедре Магаданского пединститута. Но учиться настоящим образом не получалось. Мешала этому магаданская ветреная погода…

– Сегодня, учитывая погодные условия, мы будем заниматься в классе, – говорили нам на разводе отцы-командиры, – но учтите, что в следующий раз, какая бы погода ни была, мы выедем в поле.

Это произносилось каждую неделю, ведь самим нашим отцам-командирам не очень-то хотелось мёрзнуть на ветру. Нам же, выросшим в посёлках на Колымской трассе, где морозы были более 50 градусов, – ссылка на мороз в 15—20 градусов, казалась смешной…

Для разминки нас отправляли убирать снег с плаца, и к следующей неделе всё повторялось, – плац уже снова был завален снегом, а командирам снова не хотелось мёрзнуть…

Иногда всё-таки они решались на выезд – полдня разогревали наш БТР-152 старого образца, напоминающий крокодила, потом принимали решение выезжать на крытой тентом бортовой машине ГАЗ-66.

Наш взвод загружался в этот автомобиль. По пути мы подъезжали к дому командира, который шел утепляться (ведь он до последнего надеялся, что выезд не состоится), после чего мы ехали за город.

На примитивном, бог весть когда оборудованном полигоне, командир, построив нас спиной к ветру, ставил боевую задачу, с каждой минутой всё больше коченея, ведь ветер дул ему прямо в лицо. Охота ждать выполнения нами поставленной задачи у него вскоре пропадала. И он говорил: Всё! К машине! Дальнейшее занятие продолжим на кафедре…

Через 4 года, завершив свое военное образование, мы поехали на 3 месяца на офицерские сборы.

До этого такие сборы проводились на Камчатке, и мы предвкушали знакомство с необычной камчатской природой. Но нам не повезло. В тот год было принято решение организовать сборы под Хабаровском, совместно с выпускниками хабаровских вузов.

Мы прилетели в Хабаровск 30 июня. Хотя было уже темно, – нас обдала хабаровская жара. После сырого магаданского климата – здесь показалось просто невыносимо. Нас встречал майор Муханов. Он выехал сюда заранее, чтобы решить вопросы с нашим размещением и доставкой к месту проведения сборов. Потом мы тряслись в автобусе, мечтая о казарме и вечернем ужине.

Автобус остановился в поле. Была полная темнота, и остановились мы у какого-то костра.

Выходите! – сказал нам майор, – Приехали!

Костер жгли два солдата, чтобы обозначить место нашей высадки. Здесь были военные полигоны, но мы приехали первыми, поэтому конкретного места нашей дислокации ещё не было определено. Под лагерь был выделен пустырь, на краю которого были из досок сделаны два основания под палатки.

Мы сложили свои вещи в эти будущие палатки.

– Всё, – отбой! – скомандовал приехавший с нами командир, подполковник Коржов, – достал из портфеля простыню, обернулся ею и лёг на нары. Мы же стали у костра доедать то, что взяли с собой из дома и не успели съесть в самолете.

Было жарко и много комаров. Спать, если бы и хотелось, – было негде…

Постепенно начало светать. Парни, чтобы отвязаться от комаров, пошли играть в футбол. Другие, и я в том числе, пошли обследовать полигон. В обзор попадали какие-то вышки с вертолётами наверху, для обучения стрельбе с воздуха. Когда мы пошли к ним, неожиданно обнаружили танк. Он был действующим, его пригнали для проведения наших сборов. Позже сюда нагнали много техники и был создан целый парк.

Парни залезли на танк, пытаясь открыть люки, потом кто-то проник в танк снизу и открыл все люки изнутри. Хотя мы по специальности мотострелки, но нашлись специалисты, которые сумели завести танк. Поездить же на нём не успели, – увидели, что к нам приближается ещё один такой же танк. Поэтому двигатель заглушили и пошли обследовать полигон дальше…

Утром пришла машина, и нас повезли в баню. Мы ехали по полигонам и просёлочным дорогам и наконец подъехали к двум палаткам. «Баня» – было их условным наименованием. В палатках было вещевое имущество. Мы переодевались тут же у палаток. Прапорщик спрашивал размеры одежды и обуви и быстро бросал тебе требуемый комплект. Когда уже переоделись – привезли студентов спортфака хабаровского пединститута. Они тоже стали получать форму.

Богатырь

Среди их студентов – один выделялся своим внешним видом – это был просто сказочный богатырь, – человек большого роста и веса, состоящий из одних мышц. Потом мы узнали, что он мастер спорта по метанию молота, но его выставляли и на соревнования по различным видам борьбы, и соперники ему редко находились. Переодевание богатыря в солдатскую форму превратилось в шоу. Мы и его сокурсники с интересом смотрели на это действо.

Штаны, зауженные снизу, не подходили к размеру его накаченных голеней, – он откидывал одну пару за другой. Наконец, ему нашли подходящие штаны. Началась примерка гимнастёрок. Исполин надевал гимнастёрку, резко напрягал мышцы спины и она лопалась по швам.

– Что ты мне фуфло пропихиваешь! – говорил он прапорщику. Ему давали другую, третью гимнастёрку – и с ними он проделывал тот же трюк. Прапорщик взмолился: «Не рви! Сейчас найду тебе что-нибудь». Он принёс ему гимнастёрку образца 1943 года, и этот фасон понравился богатырю, и хотя стоячий ворот не застегивался на его мощной шее, он не стал ее рвать.

Даже пилотку ему подобрали с трудом, выдав какую-то необычную, отличающуюся по цвету от наших. Надевая ремень с солдатской бляхой, он напрягал живот и бляха слетала с ремня. Потом ему выдали ремень матерчатый с серой (партизанской) бляхой. Размер же обуви у него не был большим, – 43-й, он сзади разрезал голенища и надел сапоги…

Позже, когда богатырь стоял в строю неподалёку от нашего взвода, ему делали замечание: Почему не застёгнут ворот? Застегни сейчас же! – Сам застегни! – отвечал он командиру, – Попробуй, если получится!..

Возмущались командиры и его разрезанными сзади сапогами. Потом к присяге ему привезли юфтевые сапоги, которые он носил гармошкой. И уже через месяц подошвы сапог его были проношены до дыр. Он мало ходил строем. Ему поручили выдавать патроны, и он ездил на стрельбы на броне БТРа с цинками патронов. Патронами у него были заполнены карманы. Иногда он подходил к нашей курилке, бросал горсть патронов в костёр. – Курить вредно! – говорил он при этом и все разбегались в разные стороны…