Текст книги "Любовь вопреки судьбе. Александр Колчак и Анна Тимирева"

А после службы мы у отца Звездинского пили чай в его маленьком домике близ церкви – какие пироги с гречневой кашей и луком! При доме маленький садик с кустами черной смородины и пруд, в котором дочка отца Иоанна купалась ото льда до льда, что нас очень впечатляло.

Мама была тоже религиозный человек. С приятным отсутствием ханжества…

В нашем детском мире – над ним – существовали взрослые. Где-то на Олимпе (в консерватории) существует папа; он всегда занят, видим мы его только за столом.

Завтрак. Открывается дверь из консерватории в нашу столовую, входит папа и всегда приводит с собой кого-нибудь. За столом общий разговор – нам лучше помалкивать. Иногда нам капают в воду красное вино, оно не смешивается с водой, а лежит сверху – это «интересное винцо». После завтрака надо подойти к папе, и он дает тебе «копарик» – кусочек сахара из черного кофе. Ах, как вкусно!

Мама – та ближе. Утром она встречает нас в столовой, на ней халат с широкими рукавами, можно залезть туда головой – сердце тает, такая она милая.

Есть еще тетя Настя Кабат, папина сестра. Она живет в Петербурге, и когда приезжает, это праздник, так как она рассказывает сказки из «1001 ночи» в собственной интерпретации. Мы слушаем, затаив дыхание. Она настоящая Шехерезада: всегда прерывает на самом интересном месте – и вдруг уедет. А мы ходим завороженные до другого раза.

Все кругом имело несколько волшебный вид. В почтовом отделении дверь заклеена бумагой под витраж – кто ее знает, куда она ведет? Рядом во дворе лежит груда стеклянных слитков – это плоды из подземного дворца Аладдина. Кто-то таинственный живет в чулане под лестницей – страшновато, но очень интересно. И лучшая игра – волшебная история, где мы попадаем в самые фантастические положения.

Мы – это Варя и я, и братья Сережа и Ваня. Сережа – неистощимый фантазер. Ваня – каверзник, от него всегда можно ждать подвоха. Мы объединяемся то с одним, то с другим братом. Между собой они отчаянно дерутся. Сережа очень добрый, возбудимый и нервный, Ваня толст и музыкален.

Непререкаемый авторитет – старший брат Илюша, его слушают все и очень любят. Он уже почти большой, играет на виолончели, и в сумерках хорошо слушать его игру в гостиной.

Иногда поет мама – когда думает, что одна. У нее прекрасный голос, она окончила Петербургскую консерваторию по классу Эверарди, когда они ездили в турне по России. Но десять человек детей и мамина скромность – так мало кто и знал, какая она прекрасная певица. Пела она итальянские вещи, романсы Чайковского и Грига. Нам – детские песни Чайковского, казачью колыбельную, «Как по морю, морю синему» – очень было жалко, когда ястреб убивал лебедушку, и приходилось прятаться за мамину спину, чтобы не было видно, что плачешь.

И все мы пели хором – больше казачьи песни…

Мне не хочется создать впечатление, что мы были идеальные дети: восемь человек детей разного возраста и разных характеров – это была довольно буйная компания. Всего бывало – и ссор, и драк, и бранились мы со зла. Но и это относится к общему духу семьи – вранье было не в ходу, и бездельниками мы не были. Я не помню, чтобы кто-нибудь из нас слонял слонов. И если папа хотел смешать нас с грязью за какой-нибудь проступок, у него не было худших слов: «Это – неуважение к труду». И слушать это было очень стыдно.

Папиного идеала кротости и послушания достичь было невозможно. К этому идеалу приближалась мама. Но, помню, мы говорили ей: «Почему папа хочет, чтобы мы были такими кроткими, – ведь мы же его дети!»

А он был человек крутой и страстный и возбуждал вокруг себя страсти. Были люди, которые его обожали, и другие – которые его ненавидели: удел всех превышающих средний человеческий уровень. Он постоянно был в разъездах, в турне, вся семья лежала на маме, а нас было восемь человек.

– Я не могу обо всех вас сразу беспокоиться, но о ком-нибудь из вас всегда. Тот болен, у того с ученьем плохо, тот проявляет дурные склонности, эти ссорятся.

И помимо этого, ей приходилось иметь дело со всеми артистами, бывавшими у нас в доме, поддерживать огромное знакомство, вести наш большой дом. Мама была очень тактичный человек. Помню, как она ходила по комнате после оперы Ипполитова-Иванова «Измена» и первое время концертировала с папой и виолончелистом Давидовым. Михаила Михайловича она любила, папа был с ним дружен долгие годы, а опера была скучнейшая.

– Ну что я ему скажу? – А сказать было необходимо. Наконец решилась и взяла телефонную трубку.

Мы слушали с восхищением:

– Знаешь, мама, это просто фокус – как тебе удалось сказать столько хорошего и при этом нисколько не наврать?

На папиных концертах в Петербурге ей приходилось сидеть в первом ряду с Юлией Федоровной Абаза, которая ни одного не пропускала. На моей памяти это была уже старая дама в каких-то серых вуалях – настоящая Пиковая Дама, так ее и звали. Она отличалась необыкновенной бесцеремонностью и очень громко высказывала маме свое мнение о выступавших артистах, далеко не всегда лестное. Бедная мама не знала, куда деваться: ведь ей с ними приходилось постоянно иметь дело, а артисты – народ обидчивый. Мы панически боялись этой Абаза – приходилось подходить к ней здороваться, а она что-нибудь да скажет: «Quelle coiffure vous avez m-lle!» или «Je ne savais pas, que votre fille est si jolie» [ «О, какая у вас прическа, мадемуазель» или «Я не знала, что ваша дочь такая миленькая» (фр.)], отчего хочется немедленно провалиться сквозь землю.

Мама была умница. Помню, как-то мы все сидели за столом и разговаривали. Она слушала, слушала, рассмеялась и сказала:

– Эх вы, даже сплетничать не умеете!

И правда, сплетни как-то не были в ходу у нас в доме.

Папа вообще любил цирк и дома иногда говорил нам за обедом: «Ну, дети, мы сегодня поедем в цирк Чинизелли!» Мы в восторге. Затем он ложился на диван – на минутку – и закрывался газетой. Увы! Дело часто этим кончалось. А у мамы при виде зверей с укротителем холодел от ужаса нос. Папин любимый анекдот: укротитель кладет голову в пасть льву и спрашивает: «Почтеннейшая публика, лев бьет хвостом?» – «Нет, не бьет». Тогда он вынимает голову и раскланивается. Но раз публика кричит радостно: «Бьет, бьет!» – «Прощай, почтеннейшая публика!»

Иногда папа любил дразнить маму. Сидим мы все за обедом – вдруг он начинает: «Дети, хотите, я вам расскажу, как мама расставляла мне сети?» Мама в негодовании. «Дело было в Карлсбаде; у Варвары Ивановны очень болела нога, и она все отставала…» Мама: «Василий Ильич!!!» – «Ну, я как вежливый человек, конечно…»

Или другая вариация: «Дети! Хотите, я вам расскажу, как мама мне делала предложение?»

Тот же эффект, продолжения не следует.

Больше всего мама негодовала, видимо, потому, что для этого рассказа имелись веские основания: сестра уже после смерти и отца и мамы нашла в его письменном столе мамино письмо, полностью его подтверждающее.

Или на вокзале. Папа уезжает; мама и все мы стоим на перроне, 2-й звонок, папа стоит на площадке вагона и ждет 3-го. Три удара колокола. Тогда папа спускается с площадки и начинает прощаться с мамой. Поезд трогается. «Васенька, ради Бога», – мама в панике. Папа медленно влезает в вагон, страшно довольный, что напугал.

Так как отец постоянно был в разъездах, то телеграммы были у нас делом самым обычным; из-за границы он любил посылать русский текст латинскими буквами. Помню телеграмму из Лондона в Кисловодск: tuman, syro, saviduju wam – туман, сыро, завидую вам.

Или лаконичное извещение после концерта: Bonbenerfolg [сногшибательный успех (нем.)].

В Петербурге у него был даже условный петербургский адрес для телеграфа: С.-Петербург, Фонофас.

St. Petersbourg, Fonofas [Fonofas – обратное чтение фамилии Safonoff]».

Анна Васильевна: «…Помню, как папа взял меня с собой в заграничную поездку; было мне неполных 16 лет (1908). Ехали мы на пароходе до Стокгольма, потом в Копенгаген и затем к маме в Берлин, где она лечилась. Тут папа и стал вычитывать маме все мои промахи: Аня не умеет себя вести и т. д. Мама с некоторым страхом спросила: «Да что же она такое сделала?» Кажется, главное мое прегрешение было то, что, когда мы с папой были у русского посла в Копенгагене, я на его вопрос, учатся ли мои братья в лицее (он был папиным товарищем по лицею), ответила, что мои братья не хотят учиться в привилегированном заведении, что было совершенной правдой.

Тут мама вздохнула с облегчением: «Ну, это еще ничего».

Интересная это была поездка. На пристани меня пришел провожать мальчик, в которого я была влюблена, и принес мне большую коробку конфет. Наутро, выйдя на палубу из каюты, я увидала такую картину: на шезлонге лежит папа с самым небрежным видом, рядом на кончике стула сидит какая-то дама и смотрит на него с подобострастным восхищением, а папа скармливает двум детям, которые мне показались омерзительными, мои драгоценные конфеты.

По дороге из Гельсингфорса в Стокгольм папа познакомился с финским композитором Каянусом (Каянус, Роберт (1856–1933) – финский композитор и дирижер, один из создателей финской национальной музыки. Организовал в 1882 г. первый в Финляндии симф. оркестр и руководил им до 1932 г. Муз[ыкальный] директор (профессор) Университета в Хельсинки (1897–1926). Широко использовал в своих произведениях народные финские мелодии, а в программных сочинениях – сюжеты национального фольклора), очень красивым человеком с золотой бородкой, и сразу объединился с ним за бутылкой коньяку – так они и просидели в каюте до поздней ночи, пока я смотрела в свете белой ночи на розовые шхеры, поросшие редкими соснами, слушая, как волны от парохода разбиваются о гранитные острова. Это было очаровательно.

Под Стокгольмом острова становятся все выше, все в зелени и в пригородных виллах, очень красивые. Поездили мы с папой по городу, были на какой-то выставке, купили маме какой-то подарок, и день закончился обедом в ресторане (первый раз в моей жизни) – с тем же Каянусом – и цирком, где мы смотрели на львов и казачью джигитовку, – стоило, конечно, для этого ехать в Стокгольм.

В Копенгагене мы были с папой в Тиволи, парке с разными аттракционами (все их перепробовали, папа забавлялся больше меня), в Берлине – в Винтергартене, варьете. Вероятно, это была хорошая разрядка после большой работы и музыки высокого стиля».

В юности Анна увлекалась стихами. Но никому из своих родных не признавалась в этом. После ее кончины в бумагах Анны были обнаружены листочки со стихами. В 1993 г. в Кисловодске местные краеведы собрали средства и выпустили маленькую книжечку стихов последней любви адмирала Колчака – правда, на обложке имя автора указано как «Анна Книпер».

Глава 3. Брак с С.Н. Тимиревым и знакомство с А.В. Колчаком

На праздновании дня рождения своей бабушки Варвары Федоровны Вышнеградской Анна познакомилась с морским офицером Сергеем Николаевичем Тимиревым, за которого и вышла замуж в 1911 г. Она писала: «Восемнадцати лет я вышла замуж за своего троюродного брата С.Н. Тимирева. Еще ребенком я видела его, когда проездом в Порт-Артур – шла война с Японией – он был у нас в Москве. Был он много старше меня, красив, герой Порт-Артура. Мне казалось, что люблю – что мы знаем в восемнадцать лет!» «Брак случился нежданно-негаданно. Суженый явился, как с неба свалился: герой, овеянный славой Порт-Артура, сорокалетний адмирал, весь в орденах и ослепительных позументах, было отчего сойти с ума восемнадцатилетней девчонке, жаждущей вырваться наконец из-под родительской опеки и зажить своей, свободной от родственных обязательств жизнью». В ноябре – декабре того же года Тимиревы совершили свадебное путешествие по Франции.

А.В. Тимирева и С.Н. Тимирев. 1910-е гг.

Преимущественно офицерская линия Тимиревых восходит к подполковнику Ивану Степановичу, сын которого Иван Иванович, будучи в чине капитан-лейтенанта, в 1845 г. получил дворянское звание и стал, таким образом, родоначальником дворянского рода Тимиревых. В 1857–1859 гг. его избрали предводителем дворянства Тихвинского уезда. Один из двух его сыновей, также ставший капитан-лейтенантом, Николай Иванович Тимирев женился на Лобойковой Екатерине Порфирьевне, которая состояла в родстве с семьей Вышнеградских – вышневолоцких священников. Она была родной племянницей И.А. Вышнеградского и, следовательно, двоюродной теткой Анны Васильевны.

Одним из сыновей этого семейства и был Сергей Николаевич, родившийся в 1875 г. В 1895 г. он окончил Морской кадетский корпус 3-м по успеваемости. Ему присуждена премия адмирала Нахимова в размере 300 рублей. В корпусе познакомился с А.В. Колчаком, который был старше одним выпуском; в последний год его учебы оба состояли в одной роте: Колчак – фельдфебелем, Тимирев – унтер-офицером. В 1895–1897 гг. он плавал в Средиземном море и Тихом океане младшим штурманом на крейсере «Россия». Затем зачислен в Гвардейский экипаж, где состоял до 1911 г.

Замужество Анны продолжалось недолго. На своем жизненном пути она встретила другого адмирала – Александра Васильевича Колчака. Мы не будем давать его полную биографию, а ограничимся лишь краткими справками, которые позволят читателю получить представление о том, каким он был до знакомства с нашей героиней.

Род Колчаков относился к служилому дворянству Российской империи и был довольно обширным. В разных поколениях его представители очень часто оказывались связанными с военным делом. Предки более близкие – бугские казаки, потомственные дворяне Херсонской губернии. Многие в роду служили в армии и на флоте.

В источниках времен Павла I и Александра I упоминается прадед А.В. Колчака – сотник созданного в 1803 г. для охраны границы России по Днестру Бугского казачьего войска Лукьян Колчак, который вместе со своими братьями получил земельные наделы в Ананьевском уезде Херсонской губернии, близ Балты, Жеребково и Кантакузенки. Три сына сотника, Иван (1790), Антон (1802) и Фёдор (1817), после смерти отца разделили между собой его имение. Фёдор Лукьянович стал военным и дослужился до чина полковника. Иван Лукьянович продал свою часть имения и уехал в Одессу, где приобрёл дом и поступил на гражданскую службу. Антон Лукьянович семьи не имел и потомства не оставил. Указом Сената от 1 мая 1843 г. Колчаки утверждены в потомственном дворянстве и внесены в родословную книгу дворян Херсонской губернии.

Иван Лукьянович был отцом многодетного семейства: он воспитал троих сыновей и нескольких дочерей. Все сыновья – Василий, Пётр и Александр выбрали для себя военную карьеру, став морскими артиллеристами. Младший сын, Пётр, дослужился до капитана 1-го ранга; Александр, от которого взяла начало средняя линия Колчаков – помещиков Тамбовской губернии, закончил службу в чине генерал-майора.

Отец Колчака – Василий Иванович, воспитывался в одесской Ришельевской гимназии, служил в морской артиллерии. Защищал Малахов курган, был ранен и взят в плен французами. После освобождения прошел курс в Институте корпуса горных инженеров, изучал металлургию, практиковался на Урале, был приемщиком Морского ведомства на Обуховском заводе. Уйдя в отставку в чине генерал-майора, остался на заводе в инженерной должности. В 1894 г. выпустил «Историю Обуховского завода, в связи с прогрессом артиллерийской техники» и на самом склоне лет – книгу «Война и плен, 1853–1855 гг. Из воспоминаний о давно пережитом» (С.-Петербург, 1904). Умер в 1913 г.

Мать Колчака – Ольга Ильинична (урождённая О.И. Посохова; 1855–1894), происходила из одесской купеческой семьи. Ее отец Илья Михайлович был почетным потомственным гражданином, многолетним гласным Одесской городской думы. Красивая и добрая, Ольга Ильинична имела спокойный и тихий характер, отличалась набожностью и стремилась всеми силами передать ее и своим детям. Получила воспитание в Одесском институте. Александр Васильевич ее очень любил и на всю жизнь сохранил память о долгих вечернях, на которые он ходил мальчиком со своей матерью в церковь.

После женитьбы в начале 1870-х гг. родители А.В. Колчака поселились около Обуховского завода, в с. Александровском, практически за тогдашней городской чертой. Супруга была на 18 лет моложе своего мужа. 4 ноября 1874 г. у них родился сын Александр. Кроме Александра, родились еще две дочери.

В 1888–1894 гг. юноша Александр проходил обучение в морском училище – Морском кадетском корпусе, в который перевелся из 6-й Санкт-Петербургской классической гимназии. Кроме военного дела, увлекался точными науками и заводским делом. Слесарить выучился в мастерских Обуховского завода, штурманское дело осваивал в Кронштадтской морской обсерватории. 12 мая 1890 г. он впервые вышел в море на броненосном фрегате «Князь Пожарский».

Учебная программа Морского корпуса предусматривала экскурсии на Обуховский сталелитейный завод для получения общего представления о «последовательных процессах полной фабрикации орудий… а также и о приготовлении стали». Александр часто бывал у отца на заводе и стремился досконально изучить производство. Приехавший на Обуховский завод английский изобретатель и пушечный король У. Дж. Армстронг предлагал Александру уехать в Англию, изучить дело на его заводах и стать инженером. Но желание «плавать и служить в море» в мечтах молодого Колчака взяло верх.

В 1892 г. гардемарин Александр произведён в фельдфебели как лучший по наукам и поведению, в числе немногих на курсе, и назначен наставником в младшую роту. Кадет той роты М.И. Смирнов вспоминал о том времени: «…Здесь я с ним впервые познакомился, будучи воспитанником младшей роты. Колчак, молодой человек невысокого роста, с сосредоточенным взглядом живых и выразительных глаз, глубоким грудным голосом, образностью прекрасной русской речи, серьёзностью мыслей и поступков, внушал нам, мальчикам, глубокое к себе уважение».

В 1894 г., выпускном для молодого офицера, в его жизни произошли еще два важных события: на сороковом году жизни после долгой болезни умерла мать, в этом же году на престол вступил император Николай II, с которым Колчак в течение своей жизни несколько раз встречался и чей уход от власти впоследствии определил и окончание военно-морской карьеры Колчака. Приказом от 15 сентября 1894 г. в числе всех выпущенных гардемаринов он был произведен в мичманы, получив премию адмирала П.И. Рикорда с вручением 300 рублей, полагавшуюся «отличнейшему во всех отношениях воспитаннику».

Выйдя из Морского корпуса, Колчак в 1895–1899 гг. находился в дальних заграничных плаваниях на крейсерах «Рюрик» и «Крейсер». Во время плаваний в водах Тихого океана соприкоснулся с миром Востока. Пытался самостоятельно изучить китайский язык. Начал заниматься наукой (океанографией, гидрологией, картами течений у берегов Кореи). Готовил себя к южнополярной экспедиции, мечтал продолжить работы Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.П. Лазарева, дойти до Южного полюса. К этому времени прекрасно владел тремя европейскими языками, хорошо знал лоции всех морей Земли. Командир «Крейсера» Г.Ф. Цывинский оставил такой отзыв о молодом офицере: «Одним из вахтенных учителей был мичман А.В. Колчак. Это был необычайно способный и талантливый офицер, обладал редкой памятью… знал хорошо лоции всех морей, знал историю всех почти европейских флотов и морских сражений».

5 декабря 1898 г. «Крейсер» отправился из Порт-Артура в распоряжение Балтийского флота, 6 декабря Колчак был произведён в лейтенанты. В этом звании из-за перевода в Императорскую академию наук Колчак пробудет около 8 лет (в то время лейтенанты могли командовать крупными судами).

Во время плавания по Тихому океану Колчак узнал, что к походу на Шпицберген в составе русско-шведской экспедиции готовится судно «Бакан», а новейший, мощный ледокол «Ермак» готовится отплыть в путешествие в глубины Арктики под руководством вице-адмирала С.О. Макарова. Колчак стремился попасть в экспедицию. Но служебные обстоятельства не позволили ему этого сделать.

Колчак знал, что в Академии наук готовится Русская полярная экспедиции с задачей пройти Северным морским путём от Кронштадта до Владивостока, исследовать район Северного Ледовитого океана к северу от Новосибирских островов и попытаться отыскать легендарную Землю Санникова. Но тем временем был назначен на броненосец «Петропавловск» и отправился на нем на Дальний Восток.

Служба на новейшем броненосце увлекла молодого офицера, однако вскоре он увидел, что и здесь «есть служба, но нет практики, нет возможности плавать и жить». Он решил принять участие в начавшейся осенью 1899 г. Англо-бурской войне. К этому его толкало не только романтическое желание помочь бурам, но и стремление получить опыт современной войны, совершенствоваться в своей профессии. Но когда корабль стоял в греческом порту Пирей, он получил телеграмму из Императорской академии наук от Э.В. Толля с предложением принять участие в экспедиции на шхуне «Заря» – той самой, в которую он так стремился попасть еще в Петербурге. Толля, нуждавшегося в трех морских офицерах, заинтересовали научные работы молодого лейтенанта в журнале «Морской сборник». Колчак сообщил о своем согласии и был временно переведен с военной службы в распоряжение академии. В начале января 1900 г. он прибыл в Петербург, а 8 июня путешественники вышли в путь. Пройдя Балтийским морем, обогнув Скандинавский полуостров и загрузившись углём в Екатерининской гавани (Кольский залив), 5 августа они держали курс на Таймырский полуостров, и 22 сентября 1900 г. экспедиция остановилась на зимовку на западном побережье Таймыра. А.В. Колчак заведовал гидрологическими исследованиями, занимался гидрохимическими исследованиями и наблюдениями по земному магнетизму, топографическими работами, проводил маршрутную съёмку и барометрическое нивелирование, а во время ночей с ясным небом определял широты и долготы различных географических объектов. На протяжении всей экспедиции он составлял подробное описание берегов и островов Ледовитого океана, изучал состояние и развитие морских льдов. Он сопровождал Э.В. Толля в двух его санных поездках в малоисследованную восточную часть полуострова Таймыр, на полуостров Челюскина (15–19 октября 1900 г. и 6 апреля – 18 мая 1901 г.). Во время первой поездки, проходившей в 30-градусные морозы, ему, производившему по дороге астрономические уточнения ряда точек, удалось внести существенные уточнения и исправления в старую карту, сделанную экспедицией Ф. Нансена в 1893–1896 гг. Весной за 41 день они с Толлем преодолели 500 верст пути, занимаясь маршрутной съемкой и геологическими изысканиями. Из-за нехватки собак часто приходилось самим впрягаться в собачьи упряжки.

Навигация 1901 г. продолжалась ровно 25 суток, за которые яхта прошла 1350 миль. 19 августа «Заря» пересекла долготу мыса Челюскин, став 4-м судном после «Веги» Норденшельда с ее вспомогательным кораблем «Лена» и «Фрама» Нансена, обогнувшим северную точку Евразии.

10 сентября 1901 г. началась вторая зимовка экспедиции у западного побережья острова Котельный (Новосибирские острова). Колчак, как и во время первой зимовки на Таймыре, старался не терять времени даром и при любом удобном случае с товарищами или самостоятельно отправлялся изучать остров Котельный, а весной – еще и Бельковский.

Тем временем, отчаявшись найти Землю Санникова, Толль решил хотя бы провести изучение неисследованного острова Беннетта. 23 мая 1902 г. он с тремя спутниками отправился с места зимовки в сторону острова. После окончания работ полярников (группу Толля и группу А.А. Бялыницкого-Бирули, ушедшую 29 апреля на о. Новая Сибирь) должна была подобрать «Заря».

Лишь 8 августа оставшиеся члены экспедиции смогли, освободившись из ледового плена, отправиться отсюда на «Заре» в направлении островов Беннетта и Новая Сибирь, но за две недели не смогли пробиться через льды и были вынуждены повернуть на юг, к материку, поскольку иначе угля на возвращение уже не хватило бы.

25 августа 1902 г. искалеченная льдами «Заря» еле доползла до устья Лены и подошла к берегу в бухте Тикси – на вечную стоянку. Все наиболее ценные коллекции и оборудование перегрузили на борт пришедшего парохода «Лена», на котором путешественники добрались до Якутска.

В начале декабря 1902 г. Колчак с другими участниками экспедиции добрался до столицы.

Руководитель экспедиции отмечал энергию и преданность делу науки Колчака и называл молодого лейтенанта «лучшим офицером» экспедиции. Толль увековечил имя А.В. Колчака, назвав его именем один из открытых экспедицией островов в Таймырском заливе и мыс в том же районе. При этом сам Колчак во время своих полярных походов назвал другой остров и мыс именем своей невесты – Софьи Фёдоровны Омировой, дожидавшейся его в Санкт-Петербурге. По договоренности с Колчаком они должны были пожениться после его первой экспедиции. Но столь ответственное поручение привело к тому, что Колчаку пришлось отложить свадьбу.

Невеста родилась в 1876 г. в Каменец-Подольске Подольской губернии Украины. Ее отцом был действительный тайный советник Фёдор Васильевич Омиров – сын подмосковного священника, ученик и друг М.Н. Каткова и академика Я.К. Грота. Мать Дарья Фёдоровна, урожденная Каменская, была дочерью генерал-майора, директора Лесного института Ф.А. Каменского, сестрой скульптора Ф.Ф. Каменского.

Потомственная дворянка, Софья Фёдоровна воспитывалась в Смольном институте и была образованной (знала семь языков, французский и немецкий в совершенстве), красивой, волевой и независимой по характеру (во многом это в дальнейшем сказалось на её отношениях с мужем).

Ожидание растянулось на несколько лет. 9 декабря 1902 г. Академия наук дала Колчаку средства на проведение санно-шлюпочного похода к о. Беннетта, хотя его шлюпочное предприятие обещало быть не менее рискованным, нежели сам пеший поход барона Толля. Он писал: «…Другого выхода не было, по моему убеждению. Когда я предложил этот план, мои спутники отнеслись к нему чрезвычайно скептически и говорили, что это какое-то безумие, как и шаг барона Толля». И комиссия АН согласилась, когда Колчак предложил самому взяться за выполнение этого предприятия.

По существу, Александр Васильевич возглавил спасательную экспедицию. В отчете перед АН А.В. Колчака и Ф.А. Матисена говорилось и о пешем переходе Э.В. Толля на о. Беннетта. Учитывая отсутствие каких-либо вестей о судьбе исследователей, которых не удалось забрать при завершении экспедиции, их судьба крайне беспокоила Академию наук, Императорское Русское географическое общество и самих вернувшихся участников экспедиции. Острое чувство ответственности и товарищеский долг толкали А.В. Колчака на быстрые и решительные действия. И он лично возглавил экспедицию.

9 февраля 1903 г. Колчак отправился в Иркутск, к 8 марта спасатели собрались в Якутске. Пройдя по р. Алдан и ее притоку Нёре, они достигли Верхоянска, перевалили через хребет Кулар и 10 апреля были в с. Казачий на Яне. Одновременно с продвижением спасательной партии к Новосибирским островам отправлен один из вельботов «Зари» вместе со снаряжением и продовольствием для спасателей. Общая численность экспедиции составляла 17 человек, в том числе семь человек так называемой вельботной команды (нач. экспедиции, два матроса и четыре мезенских помора). 5 мая 1903 г. она выступила с материка в направлении Новосибирских островов, имея своей конечной целью о. Беннетта. 23 мая путники добрались до о. Котельный. В середине июля продолжили путь на вельботе по морю. На мысу Высокий на о. Новая Сибирь и на о. Беннетта были обнаружены записки Толля. В последней был краткий отчет президенту АН о проделанной на острове работе. Она заканчивалась словами: «Отправляемся сегодня на юг. Провизии имеем на 14–20 дней. Все здоровы. 26 октября 1902 г.». Колчак провел на острове трое суток, побывав во всех трёх его концах, но следов группы Толля нигде не нашел. Вероятнее всего, полярники погибли во время перехода с Беннетта на Новую Сибирь. Оставленные для них на южном направлении запасы продовольствия оказались нетронутыми.

7 августа 1903 г. экспедиция отправилась в обратный путь, и в начале декабря путешественники пришли в Казачье (Усть-Янск). Там для Александра Васильевича оказалось неожиданностью, что с осени экспедицию ожидает какая-то дама. Это была его невеста – Софья Фёдоровна Омирова, доставившая провизию путешественникам. С о. Капри, из Италии, она с отцом Колчака – на судах, поездах, лошадях и оленях, преодолев тысячи верст, приехала его повидать вдогонку за экспедицией в Заполярье, на Север, не испугалась трудного и долгого пути и сибирских морозов, в это время здесь доходивших до -55 °C. По ее словам, после отъезда Колчака в Петербурге склонились вернуть экспедицию с гибельного маршрута, но спасатели к тому моменту ушли за пределы досягаемости.

Завершив в Казачьем дела по сдаче имущества экспедиции, в начале января 1904 г. Колчак со спутниками добрался до Верхоянска. 26 января 1904 г., приехав в Якутск, он дал телеграмму президенту Академии наук (АН), в которой сообщил, что партия Толля покинула о. Беннетта осенью 1902 г. и исчезла без вести. Экспедиция Колчака достигла цели и вернулась без потерь в своём составе, чем её начальник мог гордиться. Кроме поиска группы Толля, экспедиция решала и важные исследовательские задачи. Колчак открыл и описал неизвестные до него географические объекты, уточнил очертания линии берегов, внёс уточнения в характеристики льдообразования. Знаменитый путешественник П.П. Семёнов-Тянь-Шанский оценивал экспедицию Колчака как «важный географический подвиг».

По прибытии в Якутск стало известно о нападении японского флота на русскую эскадру на рейде Порт-Артура и о начале Русско-японской войны. 28 января 1904 г. Колчак телеграфировал в академию просьбу о своем отчислении в Морское ведомство, и направлении его в район боевых действий. Так как АН была против, он стал добиваться своего через ее президента, Великого князя Константина Константиновича, и получил разрешение о его направлении в Порт-Артур.

Пока суть да дело, в конце февраля Александр Васильевич с невестой прибыли в Иркутск и, где провели около двух недель. В местном географическом обществе он сделал доклад «О современном положении Русской полярной экспедиции». А предварительный отчет о своей экспедиции написал и отправил в АН.

В условиях начавшейся войны Александр Васильевич и Софья Федоровна решили свадьбу далее не откладывать и буквально на ходу 5 марта 1904 г. обвенчались в местной морской Михайло-Архангельской (Харлампиевской) церкви Иркутска, откуда через несколько дней, 9 марта разъехались: она – в Санкт-Петербург, он, поручив своему знакомому закончить дела по экспедиции, – на Дальний Восток, в Порт-Артур, прибыл 18 марта 1904 г.