Текст книги "БП. Между прошлым и будущим. Книга вторая"

Я знал, что по возвращении из Москвы меня ждут обычные вопросы друзей: «Ну, как там?» Подразумевают они при этом: заметны ли перемены? И какие? Готовясь к ответам, я вспоминал прошедшие сорок дней, а они вместили в себя не только Москву, но и две недели в Израиле – там я оказался совершенно неожиданно и ровно двадцать пять лет спустя после первого знакомства со страной. Об этом – в другой раз. Пока же упомяну самые теплые пожелания и приветы редакции и читателям «Панорамы», их просили меня передать наши друзья, писатели, живущие там – Алексин, Губерман, Камянов…

А вот, что касается Москвы – тут не все просто, и не все однозначно. Что-то может порадовать, а что-то…

Ну, например, такое. В дороге домой, растянувшейся на сутки, вместо ожидаемых 12 часов (но и об этом – как-нибудь потом), я вспоминал телевизионную передачу, показанную центральным каналом телевидения за день, до моего отлета. Я её хорошо запомнил и, как оказалось, очень кстати. И вот почему: меня ждал дома подарок – книга Самуила Файна, не одна из тех нескольких научных изданий доктора, профессора медицинских наук, обращенных к специалистам, коллегам Самуила, нет – это его воспоминания.

Прочел я ее быстро – не пропуская ни главы, ни страницы. И мне казалось, что я заново знакомлюсь с этим человеком, хотя я знаю его и ценю наши дружеские отношения вот уже четвертый десяток лет.

Вообще-то, на самом деле, – это две книги под одной обложкой: первая – биографическая: его воспоминания, от детских лет и до нынешних дней, американских, о соратниках, о непростой и не всегда легкой судьбе хирурга. И другая – я бы сказал, просветительская: в ней автор отдает должное своей профессии. Здесь – советы, изложенные доступным и хорошим языком, выполнение которых поможет читателю сохранить здоровье и продлить свои дни в определенных случаях, которых лучше бы и не не было вообще. Однако, жизнь – есть жизнь…

Но и в той, и в другой частях, автор возвращается (трижды!) к отрывку из романа Юлиана Семенова, в котором тот «повесил» Самуила Файна, знаменитого профессора, спасшего не одну жизнь за годы практики в СССР, и якобы не нашедшего себя в эмиграции и в отчаянии покончившего собой. В Книге первой этого издания был приведен отрывок из моей беседы с Семеновым, оказавшимся в конце 80-х в Лос-Анджелесе, в котором упомянут и этот «эпизод», целиком им придуманный. И – заметки по тому же поводу Марка Поповского и Ильи Суслова, опубликованные в «Панораме».

Здесь уместно вспомнить и о российском телефильме из цикла «Наши за границей» – упомянутый эпизод из книги Семенова вполне вписался бы в такую передачу: ведущая, с состраданием и чуть ли не со слезой в глазах, на протяжении часа сочувственно вещала о наших бедах – оказывается, эмигранты, оставившие в разные годы СССР и потом Россию, другие республики, все, поголовно, испытывают постоянно жестокую ностальгию, проклиная тот день и час, когда они оставили родину, они жадно ловят вести оттуда и мечтают вернуться, будь у них такая возможность. Но как – впустить-то впустят, пожалеют, наверное, да откуда взять денег на дорогу? Нету их, нескольких сотен долларов на билет…

Так-то.

Честное слово, – я видел эту передачу каких-то две недели назад, при свидетелях, которым можно доверять, если кто усомниться в достоверности сказанного. Не думаю, что ее показали в Штатах – пусть меня поправят смотрящие здесь программы российского телевидения. С меня же вполне хватает недель, когда я имею доступ к ним, находясь в Москве. Тем, кто не видел эту передачу, но и тем, кто знаком с ней, я от чистого сердца рекомендую книгу Самуила Файна, она называется «Моя жизнь. Два берега у одной реки». Именно о ней я хотел рассказать сегодня, пока впечатление свежо.

А о поездке – я и так не забуду, расскажу как-нибудь потом. Хорошо все же знать, что мы – на этом берегу.

Глава 2
Из зала…

СПЕКТАКЛЬ «ПРЕКРАСНОСТЬ ЖИЗНИ».

СОВКОВЫЙ ВИНТАЖ ПО РАССКАЗАМ ЕВГЕНИЯ ПОПОВА, —

так анонсировали премьеру на афише московского Театра Пушкина

Прекрасность жизни? Да, прекрасность, талантливо и уверенно отвечает своим спектаклем Попов, а с ним и Театр Пушкина. Я думал ограничить эти заметки спектаклем, а вот что получилось. Много чего происходит в России, а культура как-то выживает.

При абсолютной самобытности видится мне в его почерке что-то аксеновское, «дух» что ли 60-х…

Сегодня мне и не вспомнить, кто и где познакомил нас с Евгением Поповым, сейчас для меня просто – Женей, дружны мы уже много лет: он живал у меня в Лос-Анджелесе, мы и в Москве видимся – там нам случалось встретиться у Беллы Ахмадулиной и Бориса Мессерера дома – они с Поповым соседи, почти дверь – в дверь, а прошлой зимой – у Кузов-левой Татьяны, тоже дома. Встреч по разным случаям – в ЦДЛ, на церемонии вручения «Русского Букера», где-то в другом публичном месте – их не счесть…

В этот мой приезд в Москву мы навестили Майю, жену Аксёнова – она сегодня живет надеждой, что поправится Василий Павлович, а пока он остается в больнице… В небольшой квартире в высотке на Котельнической набережной, полученной Аксеновыми взамен когда-то отнятой у них при вынужденной эмиграции, я бывал и в прошлые приезды, правда, при более благополучных обстоятельствах, а теперь…

Мы провели у Майи с Поповым часа полтора, может, два, и потом, пока Женя вёл машину, мы больше молчали, каждый о своём, оставаясь под впечатлением завершившейся встречи. А расставаясь, условились встретиться на его спектакле в Московском театре им. Пушкина, на Тверском бульваре – рядом с Литинститутом, не ставшим в свое время «Альма-матер» Попова. «Меня туда «дважды не приняли»», – вспоминает Попов. Пригласил нас с Татьяной на премьеру спектакля. Его спектакля – он теперь и пьесы пишет, и ставят их не только в Москве…

Отошло в прошлое время, когда Попов, а с ним Аксенов, Ерофеев… стали в советской литературе персонами нон-грата после участия в самиздатовском неподцензурном журнале «Метрополь». Это после «Метрополя» Аксенова принудили эмигрировать, те же, кто оставались, ощущали себя «внутренними эмигрантами» – они были надолго отлучены в стране от печатного слова. А Евгений, именно он подал мысль о «Метрополе»… – но это отдельная история, благополучно завершившаяся со временем, как завершилась и сама советская власть.

Удивительная внутренняя связь сохраняется и поныне в творчестве этих замечательных художников слова – наверное, само то время породнило и сблизило их творчество, что даже и в слоге заметно, хотя Попов совершенно самостоятелен. Но вот вслушайтесь в название спектакля, поставленного в Амстердаме где-то в конце 90-х, – «Хреново темпирированный клавир» (вскоре прозвучала и радиопостановка по нему) – разве не слышится за этим аксеновская «Затоваренная бочкотара»?..

* * *

Снова встретились мы с Поповым уже после спектакля, дома – он рассказывал о том, как создавался спектакль, оставил мне страницы газет с рецензиями, текстами бесед с ним.

Сегодня я заново листаю их, открываю в интернете «сайты», приводящие интервью с Евгением Анатольевичем, как к нему уважительно обращаются журналисты. Он рассказывает им о том, как родился спектакль – сначала были короткие рассказы, написанные им в 70-х годах в Красноярске. Рассказы эти были тогда же не просто замечены, но и высоко оценены Шукшиным, Ахмадулиной, Аксеновым…

Так вот, «Совковый винтаж» поставлен по ироничным рассказам самого веселого анархиста российской словесности Евгения Попова, как назвал его один из рецензентов. Короткие истории связаны общей темой: любовь, секс и женское одиночество. В костюмах, песнях, танцах и образах воскресает ушедшая эпоха 70-х.

Говоря о постановке «Прекрасности жизни» в Пушкинском театре, Попов особо отмечает роль режиссера, Марины Брусникиной, поставившей спектакль – ей же принадлежит и обозначение жанра, в котором выполнена постановка, – «совковый пейзаж»: «…Она лучше всякого патентованного литературного критика растолковала мне суть того, чем я, собственно занимаюсь всю жизнь…» – вспоминает Женя.

Ее прочтение рассказов Попова и родило спектакль, в котором заняты молодые, но уже известные актеры. Это обстоятельство отмечают все рецензенты, «Культура», например: «…такой классной актерской «смены», как в Пушкинском, вы мало в каком столичном театре найдете, разве что в «Сатириконе»…

– А ведь они родились примерно в те годы, когда писались рассказы – и ведь как прочувствовали время, его специфику! – восклицал Попов, перебирая передо мной снимки сцен спектакля.

И теперь, собственно, о постановке. Всё её действие происходит в ресторане с ностальгическим названием «Север» – он и декорирован ностальгически, приметами «совка» – белые скатерти на массивных столах, колонны, пятиконечные звезды… В меню – «салат столичный», одежда актеров, соответствующая времени, ну и музыка, конечно, сопровождающая танцевальные вставки.

А состав труппы – они молоды, они хороши и в монологах, и в танцевальных сценках – постановка и здесь выразительна до предела… Все они, появлявшиеся в эпизодах ресторанными певичками, официантами, пропойными оборванцами, – превосходные актеры, но и танцоры… И всё же постановка однозначно заявляет, независимо от времени и обстоятельств, которые мы проживаем, – да жизнь прекрасна!

И теперь не лишне вспомнить, что это не первый спектакль, поставленный по произведениям Попова: в Голландии в 90-х был поставлен «Хреново темперированный клавир». А этот, «Прекрасность жизни», ставился и в Саратове, в театре Академии театральных художеств – театр весьма избирательный в подборе репертуара, там ставили Беккета, Ионеско, Хармса… и вот Попова. А еще раньше, в 70-х, было намерение Олега Ефремова поставить во МХАТе пьесу Попова «Плешивый мальчик» – не случилось «по цензурным соображениям»:

– Там, – вспоминает Попов, – была изображена всяческая сибирская пьянь, рвань и коммунисты.

Примечательно и то, что, как раз в то время, когда Попова изгнали из Союза писателей из-за участия в «Метрополе», в студенческом театре ГИТИСа состоялся спектакль, в котором играл и будущий алтайский губернатор Михаил Евдокимов, выпускник этого ВУЗа.

О чём-то мы успели поговорить, но столько осталось за бортом, вот мы и после моего возвращения в Штаты, продолжили беседу – уже с помощью электронной почты – да будет благословенно имя его в веках – того, кто ее придумал, как сказали бы на Востоке… А Попов за эти дни успел побывать в Италии, где, по его словам, «проповедовал учащимся славистам современ…», и теперь нам помогает электронная почта не утратить связь.

От постановки его спектакля мы постепенно перешли к вопросам житейским. Так, в одном из писем, Попов недавно замечал – приведу оттуда почти дословно выдержки:

«Для спасения культуры роль театра в нынешние времена огромна, в силу его специфики». В кино затраты огромны, нужны миллионы зрителей, чтобы они окупились. И это не телевизор – продолжает Попов, – с Максимом Галкиным, хохмачами, гламурными сучками и о…ими от всего этого зомбированными зрителями. И это даже не эстрада с ее вокально-инструментальными идолами! В театр приходят тысячи, в лучшем случае, и это мало привлекательные угодья для пропитания ПОПСЫ… Театр умнее, интеллигентнее и человечнее других зрительских искусств.

Нормальные люди ходят в театры, причем, – замечает Попов, – процентов 10 так называемых интеллектуалов, остальные – так называемый простой народ. Люди смеются, плачут, хлопают, переживают… Так и на моей премьере… И ведь это не только в Москве, потому что театр для людей такая же отдушина, как, например, радио. А ведь в начале 90-х залы были полупусты, казалось, театру приходит конец».

Попов рассказывает, что в поездках по стране он часто слышит на встречах с читателями: «…Ну, а телевидение – мы мало что смотрим кроме канала «Культура», радио слушаем, там есть толковые передачи – там с нами хоть разговаривают по-человечески».

Есть сейчас интересные театры и спектакли не только в Москве: одним из театральных центров стал Екатеринбург, например, великолепен оперный театр в Новосибирске. Ну, а в Москве – здесь работают и старые мастера (Табаков, Додин, Виктюк) и новые: «Особо, – говорит Попов, – я бы отметил Марину Брусникину, Романа Козака, главного режиссера Театра им. Пушкина.

В кино тоже: там есть сверхталантливые кинорежиссеры – Вадим Абдрашитов, в первую очередь, Петр Тодоровский, Алексей Герман, Сергей Соловьев – но и они встречаются с теми проблемами, которые легко решают попса и лизоблюды…

Такая жизнь.

Помните замечательный монолог Дорониной из старого фильма?… «Любите ли вы театр, как люблю его я?» Если вас спросить, вы, скорее всего, ответите: «Театр? Конечно, люблю!» И теперь сами спросите себя: «А когда я был последний раз в театре?» Боюсь, многие затруднятся с ответом. «Не помню…». И это при том, что Там, до перемены страны проживания и даже, может быть, до самых последних предотъездных дней, вы не пропускали театральных новинок, память о которых храните и поныне.

А что же теперь, Здесь? Язык? – да неправда! У вас, живущих не первый год, а то и не первый десяток лет в Штатах, хватает языка не только на выяснение отношений с лендлордом или с остановившим автомобиль полицейским – конечно, он не прав, потому что вы точно остановились у знака «Стоп», с чем он почему-то не согласен! И ещё для общения со своим дитём языка тоже хватает, когда оно на ваши замечания упорно возражает вам на превосходном английском, и вы его понимаете – хотя не всегда с удовольствием… Но ведь объясняетесь, да?

Мне до последних дней казалось: не ходят «наши» в американский театр. Но вот, посмотрев спектакль «Room service», я больше так не думаю: потому что после аплодисментов, завершавших каждый акт, а было их всего три, минут по сорок каждый, в зале и потом в фойе я слышал русские голоса: «Какие молодцы!»

Совсем недавно я вернулся из недолгой поездки, побывав на спектаклях в московских театрах – хорошо! И спустя несколько дней по возвращении, оказался приглашен на этот спектакль: да, зал здесь поскромнее большинства московских, всего на сотню мест – и ни одного пустого! И пусть после этого говорят наши бывшие соотечественники, побывавшие в Штатах (а правильнее было бы сказать, в торгующих дешевыми шмотками с «лейблами» хороших фирм «Маршалле» или в «Росс» – дресс фор лесс), о бездуховности «америкосов». Что с них взять – знали бы они, что в Нью-Йорке, в Бостоне, в Чикаго… да в любом крупном американском городе испокон века существуют и даже процветают многоместные театры.

А что в остальных городах? Да в любом, даже самом заштатном, городишке есть свои театрики – как этот «Open Fist», составляющие гордость его жителей и, как правило, не пустующие. В них обычно нет своей постоянной актерской труппы и нет постоянного репертуара. Это недостаток? – вряд ли… Играются там спектакли по несколько недель, им на смену сразу же – новая постановка и, чаще всего, с другими актерами. И так – по всей стране.

И ведь выживают, хотя не обязательно процветают. Что же побуждает актеров (если судить по этому спектаклю, весьма профессиональных, иногда – так даже замечательных!), тратить свое время, свой талант на показ для заведомо не многочисленной аудитории? Хотя, иногда спектакли, в составе той же труппы, вскоре перемещаются в другой такой же театрик или в другой город.

Обо всем этом мы беседовали с Ильей Баскиным, который занят в этом спектакле и позвал меня на его просмотр.

– Многим из нас, обычно занятым в кино и на телевидении, бывает просто интересно «размяться» на театральной сцене, – рассказывал он.

Вот так и случилось, что актер Илья Баскин, за плечами которого десятки сыгранных в кино и в театре ролей, оказался участником спектакля, первые показы которого состоялись когда-то, еще в тридцатых годах, на бродвейской сцене.

С выхода Баскина спектакль начинается – а дальше действие набирает обороты, возникают забавные ситуации (как же иначе – жанр-то «фарс»!), появляются новые действующие лица, зрители как бы втягиваются в закручивающуюся спираль действия, и вот они уже чувствуют себя соучастниками событий, сопереживая героям: «Как же они выпутаются из непростой ситуации, в которую сами же себя загнали?»

– А бывает, – продолжает Баскин, – знакомый режиссер-постановщик просит выручить, когда нужно для успеха известное имя. Заработки при этом, конечно, копеечные, – но ведь не всегда в них дело! И к тому же еще есть немало актеров начинающих или просто пока не нашедших себя, своей роли, – они надеются, что в этой постановке их заметят режиссеры, продюсеры и, возможно, за этим последуют предложения, которые выведут их на первые роли, на большую сцену… И ведь случается – их находит режиссер, которому нужен именно этот актер, это лицо, этот голос, этот типаж.

Наверное, так произойдет и с этим спектаклем, на который была благоприятная пресса: были хорошие отзывы рецензентов в газетах и уже заходили нерядовые сотрудники продюсерских компаний… Больше того: предполагавшееся завершение его показа в первых числах марта перенесено на его конец – на ближайшие дни билеты распроданы.

Что ж, в час добрый участникам и постановщикам спектакля «Room Service» – новых им успешных встреч со зрителями!

2011 г.

Глава 3
Моим людям

Пишется мне сегодня легко, потому что – о Татьяне Кузовлевой.

В простом пересказе биографии можно уложиться в несколько строк – как это делается издательствами на задней стороне книжной обложки: «…Родилась в Москве, училась на историческом факультете Московского государственного педагогического института, окончила Высшие литературные курсы при Литинституте. Автор 17 книг стихов и двух десятков книг переводов, член правозащитного Русского ПЕН-центра, секретарь Союза писателей Москвы, главный редактор литературного журнала «Кольцо А». Лауреат литературных премий «Венец» и «Имени Анны Ахматовой…».

Семнадцать книг… А в их числе был и однотомник «Избранное», выпущеннный издательством «Художественная литература» в 1985-м по-настоящему массовым тиражом – как это бывало в те годы… Здесь я ставлю многоточие – еще и потому, что, хочется надеяться, вернётся в России к людям в прежних масштабах потребность в поэтическом слове, и тогда цифры тиражей станут снова завершаться множеством нулей. Только когда это еще будет.

Но многоточие еще и потому, что надеюсь: выйдут и 18-я, и 19-я книги стихов Татьяны Кузовлевой. Она и теперь много пишет – бывает, в самых не располагающих к тому обстоятельствах: стихи у нее рождаются, по-моему, даже и не всегда от нее зависяще – кажется, они приходят к ней из того сакрального хранилища, откуда черпать дано не каждому пишущему. А ей – дано.

Характерно, что в опубликованных ею сборниках – всегда большинство стихотворений новых, написанных в промежутках от книги к книге.

Нельзя не заметить и такое обстоятельство: при философичности, глубоком подтексте, строфы ее не только не тяжелы, но воздушны, они, действительно, как бы парят «между небом и небом» – так назван недавний сборник стихов Кузовлевой, выпущенный престижным издательством Деком, весьма взыскательным в выборе авторов.

Эссеисты, перечисляя современных российских Поэтов (пишу с большой буквы не случайно, и это не описка), имя Татьяны Кузовлевой ставят в одном ряду с шестидесятниками. Сведения о ней содержат ежегодные книги-каталоги «Знаменитые люди Москвы»; издаваемый в Швейцарии ежегодный справочник «Who is who». Творчеству Татьяны Кузовлевой были посвящены статьи в «Литературной газете», в «Книжном обозрении», в «Культуре», в «Независимой газете», в журналах «Знамя», «Новый мир», «Дружба народов», «Москва», «Новое время»…

И еще, может быть, даже главное – судьба одарила Татьяну не просто отменным литературным вкусом, что заметно из нечастых эссе, которые она отдает журнальным или газетным редакциям, и не просто талантом поэтическим, но и бесконечной добротой и отзывчивостью по отношению к людям. Она открыто обращается с этими чувствами к человеку, априори, еще не зная, достоин ли он того. Но она бескомпромиссна в тех случаях, когда человек оказывается ниже мерок, предъявляемых ему. И тогда тот, кого она назвала или только еще готовилась назвать своим другом, перестает для нее быть таковым.

Она умеет дружить – бескорыстно, ненавязчиво, ее дружбы ищут многие, бывает, и дотоле с ней не знакомые люди. И уж если она кого одарит своей дружбой – это надежно, это самоотверженно: жизнь нередко проводит ее близких через испытания, и в нужный момент Татьяна всегда оказывается рядом: «… За всех прошу, кто тёмен прегрешеньем: \ Прости, Господь, не знаем, что творим, \ А тех, кто знает, образумь прощеньем…… Заступничество, сопереживание, прощение – лейтмотив не только её творчества, но, кажется, и самой жизни.

Это тоже одна из причин, отчего искренне любящими ее друзьями стали и мы, живущие в Штатах. Тесно связанная с российским миром литературы, Татьяна «привела» в «Панораму» немало новых авторов. А на страницах литературного журнала Союза писателей Москвы «Кольцо А» появились стихи, рассказы, повести, эссе не только наших нынешних соотечественников – Льва Бердникова, Виталия Бернштейна, Александра Борисова, Леона Вайнштейна, Бориса Кушнера, Владимира Матлина, Владимира Нузова, Владимира Фрумкина и других, но и талантливых поэтов и прозаиков, живущих в Германии и в Израиле.

Возвращаясь к ее творчеству, замечу: у неё не часто встретятся стихи, которые принято называть «гражданственными». Для нее «гражданственность» – суть нравственность, и проявляется она (разве что её гражданская, человеческая позиция вдруг проявляется) во многих лирических стихах, но особенно чётко в таких, как «Беженцы России», «Из этих лет, взметённых Русью», «Старики», «За то, что не всех схоронили солдат…», «Последний пассажир», «Бомж». «Родиться в России»…

И еще одна характерная для понимания жизненной позиции поэта цитата:

 
Да светится правило земное:
Жить, не разрушая, а творя,
И того, что создано не мною,
Не губить и не тревожить зря…
 

Обращаясь к Иерусалиму, – это стихотворение публиковались в «Панораме» не так давно: «Прости, Иерусалим, \ Была моя бы воля, \ Губами бы сняла с твоих камней слезу. \ Здесь вертикаль любви с горизонталью боли \ Образовали крест, и я его несу» – Татьяна, христианка, придерживающаяся, по её признанию, экуменических, объединительных идей между религиями и людьми, пишет:

 
…Но истина одна,
Светла и непреложна —
Одна у нас земля,
Один у нас Господь…
 

Эта мысль продолжена и в стихотворении, эпиграфом к которому послужило мандельштамовское «Нет, ты полюбишь иудея…». Тут её строки «И я встаю с тобою вровень, \ И как бы ни была слепа \ Всей русской, всей не русской кровью \ В тебя вросла моя судьба…» перекликаются с хрестоматийными строками Евгения Евтушенко о трагедии Бабьего Яра: «Еврейской крови нет в крови моей. Но ненавистен злобой заскорузлой \ я всем антисемитам, как еврей, \ и потому я настоящий русский!».

10 ноября 2009 г.