Текст книги "Хранитель Времени"

– Это первый заряд. Теперь перерыв, а вот к вечеру завоет основательней. Поэтому надо спешить. У перевала ночь надо встретить во всеоружии. Сколько вы там пробудете – неизвестно, – Григорич говорит быстро, точно только от этого зависит: успеем мы доехать или нет. – В горах холоднее. Там без палатки не выжить, а её ставить – тоже уйма времени. Давайте уже трогаться.

– Спасибо за заботу, – то ли серьёзно, то ли с издёвкой отвечает Потапов. И, чтобы его слова не были двояко истолкованы, уже благодарным тоном повторяет: – Спасибо.

В нашем распоряжении не более пяти часов, чтобы до-браться до цели. Ехать всего ничего – должны успеть. Метель дала возможность плотно позавтракать, поэтому ехать можем без остановок, если, конечно, ничего не случится.

Лес кончился внезапно. Мы свернули в сторону от речки и, проехав немного вверх по какому-то притоку, вдруг явственно ощутили – начался небольшой подъём. Через несколько километров стало понятно, что находимся у подножия горы.

– Ищите место для палатки, приехали. Отсюда до перевала километров десять, – перекрикивает шум двигателей Рожин, – выше места голые, соваться туда нет смысла.

Остановка. Потаповы отправились на поиски места для лагеря. Рожин молча уставился на серое небо, Егор осматривает нарты. Мне же ничего не остаётся, как последовать примеру либо одного, либо другого. Выбираю первый вариант: только не небеса сейчас меня интересуют, а открывшийся вид на вершины Уральских гор.

Пейзаж настолько дик, что наше присутствие здесь кажется неуместным...

Глава 24

Оставив подготовку лагеря на команду Потапова, я отправился в разведывательный рейд. Мощный «Поларис» заправлен под самую горловину: в мягком рокоте его двигателя иногда явственно слышались нотки рвущегося на волю тигра. Конечно, за последние дни я в достаточной мере освоил эту технику, но всё это как-то в строю, в колонне, где мало места для манёвра. Сегодня мне, наконец, официально вручены самые широкие полномочия, а к ним впридачу карабин, патроны. Михалыч лично проверил рюкзак с неприкосновенным запасом и к литровой армейской фляге спирта добавил и свою изящную ёмкость с чудесным коньяком.

Покинув лагерную стоянку на опушке леса, перед пологой горой, ухожу вправо, намереваясь вкруговую обследовать скорбное место, враз унёсшее девять жизней в этих безлюдных местах. Снегоход идёт ровно, сильная машина управляется легко и на удивление устойчива. Снег залепляет глаза. Чертыхнувшись, останавливаюсь. Перерыв вещмешок, только на самом дне нахожу заветный футляр с модными и удобными защитными очками. Водрузив это роскошное сооружение на нос, я лихо трогаю технику с места.

Если уж сказать правду, удержаться удаётся только чудом. Аккуратно упакованный карабин от резкого рывка срывается и буквально тонет в рыхлом снегу. Найти и достать оружие удаётся с превеликим трудом. Хорошо, всё это случилось не на глазах лагерных строителей, а то мой прежде незыблемый авторитет опустился бы на уровень плинтуса. Затаив дыхание, считаю до пяти и, сказав себе: «Сергей Викторович, не торопись», начинаю торить маршрут.

Первое время и в самом деле держу скоростной режим. Морозный чистейший воздух с трудом, но пробивается через толстую маску и охлаждает мой пыл. Приноровившись к темпу и визуально проложив направление по кромке леса, начинаю поглядывать по сторонам. Картина застывшего каменного моря в пенных шапках белоснежных снегов вызывает трепет и восторг. Такой суровой красоты мне никогда раньше видеть не приходилось. Перед промёрзшим камнем как-то поневоле меркнут солнечные пляжи тёплых югов.

Гора отнюдь не поражает воображение. Лишённая растительности, она больше похожа на старый отвал с вкраплениями негабаритного камня, неровными кучками рассыпанного по вершине. Некоторое время чистое любопытство толкало заехать на самый верх, но осторожность взяла своё.

Езда пусть и по пологой высоте, усеянной торчащими из сугробов камнями, опасна, поэтому не гарцую. У меня конкретное задание: осмотреть округу на предмет постороннего присутствия – лишние свидетели не нужны никому. Не считаясь со временем, осматриваю всё внимательно.

Пройдено уже больше половины пути, и исследовательский восторг постепенно гаснет. Вокруг ни души, и разнообразят это безжизненное снежное королевство только следы невиданных зверей. Почему невиданных? Да просто я не охотник. Конечно, вживую легко отличу допустим лося от кабана, но по следам – увольте.

Всё, пора отдохнуть. Подъехав к каменной россыпи, покидаю седло хорошего японского коня и первым делом мучаю рацию. Связь склеилась быстро, и в наушнике целый гвалт. Команда хочет знать новости и поделиться своими.

– Потапов, организуй аудиторию! – кричу в микрофон.

Шум с той стороны быстро стихает.

– Ну что, Михалыч, нового? У меня всё в порядке; в округе полная тишина. Я ещё не закончил объезд, но до сих пор ни одного намёка на постороннее присутствие.

– Тишина – это всегда хорошо. Лишние глаза и в самом деле ни к чему. У нас, между прочим, всё готово, и теперь на базе можно смело зимовать. Ребята постарались: они у нас, за последнее время опыта в таких делах набрались. Да, кстати, на костре вовсю готовится обед; ты не представляешь, какой аромат вокруг! – восторг Потапова вызывает обильное слюнотечение. – Вот только наш невольный попутчик совсем плох. То ли без сознания, то ли спит. Не пойму. Хоть бы до завтра дотянул, иначе нечаянно рождённый план прикажет долго жить.

Последнюю фразу Саша произносит шёпотом, исключив даже малейшую вероятность прослушивания.

– Ладно, сейчас тоже перекушу и, если ничего не случится, через пару часов буду в ваших краях! – мой оптимизм удивляет меня самого.

После недолгих поисков и сравнений выбираю камень поровнее и, расстелив походное полотенце, выкладываю на импровизированную столешницу обед. Центр каменной плиты занимает термос с кофе; к его никелированному боку уютно прижалась заветная фляжка. Ещё пара термосов с первым и вторым устраиваются поближе к краю.

С ложкой получилась заминка. Прекрасно помню, что положил её вместе с лёгким ножиком: он на месте, а она словно сквозь землю провалилась. Ну и какой это, прости Господи, обед? Перетряхнув мешок ещё на раз, убеждаюсь, что основного рабочего инструмента как и не бывало. В таких спорных случаях действую по годами наработанной методике: начинаю, как ни в чём ни бывало, заниматься другим делом, оставляя разгадку на потом. После такой паузы пропажа обычно находится сама.

Режу хлеб крупными ломтями, сняв перчатки. Достав солонку, обильно посыпаю чёрную краюху крупной солью. Зуммер рации. С трудом извлекаю из чехла аппарат и боковым зрением вижу – что-то падает рядом со столом. Нагнувшись, поднимаю пропавший инструмент. Как есть – полтергейст. Ну как ложка без рук, без ног могла перекочевать из сидора в карман куртки?

– Аллё! У меня, между прочим, обед, и прерывать его без острой надобности впредь не советую! Что случилось?

– Батя! – голос Егора. – Тебе лагмана оставить?

На горло вновь накатывает волна слюны. Потапов мастер готовить это блюдо, причём по рецепту авторской переработки. Видимо, желая побаловать ребят, он не рассчитал прожорливость голодных от мороза сыновей. Порции получились маленькие, и теперь они желают их пополнить за счёт отсутствующего. Что ж – это правильно. Оставляют спящему, предполагая, что гулящий и так нагуляет.

– Ешьте, ребята. К моему приезду всё остынет, а разогревать это блюдо очень неудобно. Смело доедайте, только не давайте Михалычу – будет точнее порции рассчитывать!

– Хорошо, папка! Не задерживайся.

Термос с супом открывается с характерным звуком и, хотя в колбе и не лагман, но аромат наверняка собирает по округе всю живность. Красный борщ собственного приготовления обильно, очень обильно приправленный сметаной, да с крошевом чёрных сухарей, просто бесподобен. Не успеваю мысленно досчитать до трёх, как ложка вовсю скребёт полированное дно. «Что-то я не понял, а сколько эта ёмкость весит?» – в голове мелькает дурацкая по своей природе, но правильная по сути мысль.

Чпок! Открывается банка со вторым. Оно явно не стоит восторженного описания. Распаренная баночная картошка да кусок жареного мяса – это весь скромный ассортимент, правда, для кислинки я бросил туда парочку корнишонов, чтобы как-то разнообразить пресное варево. Дабы не подавиться продукцией фаст-фуда, наполняю солнечной жидкостью крышечку фляги и, ухнув, принимаю на грудь граммов тридцать. После этого и горячая картошечка идёт на ура. Оставленные было на закуску огурчики теряются в желудке вместе с мясом. Что ж, приходится ещё один колпачок закусить посыпанным солью хлебом.

С сожалением оглядываю враз опустевший стол. Чувство голода немного отступило, но далеко не ушло. Мелькнула мысль пошарить в НЗ, но банальная предосторожность без труда погасила порыв. Ну тогда, от греха подальше, в дорогу.

Дальнейшее путешествие не сулит неожиданностей. Глаза поневоле часто пробегают по гребню горы мертвецов. Она ничем не примечательна; кроме того, что у её подножия получили своё сразу девять душ. Очень пологий склон. Плотный, вбитый ветром в камень снег сглаживает все резкие линии. В общем – это холм, нет, пожалуй не холм, а лысая гора. А каково предназначение лысых гор? Совершенно верно, быть местом ведьминых шабашей. Мой чуть расслабленный коньяком мозг тут же рисует уродливые картины похождений жутких старух. А что, это не намного идиотичнее тех россказней, которыми аборигены без зазрения совести пичкают заезжих туристов.

Зачихавший мотор вгоняет в ступор. Не дай Бог что с техникой. На произвол судьбы, конечно, не бросят, но перспектива одному мёрзнуть неподалёку от странного места не радует, тем более, зонд вот-вот активируется.

– Ну давай, самурай, не шали, – обращаюсь к снегоходу чисто по-человечески, и, надо сказать, машина прекращает ненужное тарахтение.

Низкий посторонний звук заставляет насторожиться. Верчу головой во все стороны, но минуту спустя большой военный транспортник инверсионным следом, как карандашом, перечёркивает высокую небесную синь. Отлегло. Засмотревшись на небо, едва не налетаю на присыпанные снегом камни. Мало того, странная полоса чистого от снега каменного основания тянется метров на тридцать, а ширина достигает полутора-двух метров. Разгадывать задачки сегодня мне совсем не обязательно, хотя, конечно, эту аномалию беру на заметку.

Чтобы объехать препятствие, приходится брать ближе к лесу и поневоле нырнуть в тень высоких деревьев. Сразу становится ощутимо темнее, зато странная полоска камня остаётся позади. Навигатор на крохотном дисплее рисует удивительно чёткую картинку и с точностью до метра выдаёт мои координаты. Согласно карте, я почти замкнул круг и совсем скоро буду рядом с лагерем. День постепенно клонится к вечеру, но шальная мысль не даёт покоя. А может, подняться уже наверх? В округе никого, а без обеда я уже точно остался, так почему не рискнуть?

«Поларис» с некоторой неохотой принимает внезапные коррективы в маршрут: это особо заметно по изменившемуся тембру голоса мотора. Хоть и понимаю, что мероприятие это совершенно излишнее, но что-то тянет наверх. Помаявшись с полчаса, выезжаю на более-менее ровную площадку, где оставляю снегоход, и уже ножками, спотыкаясь через шаг, иду к стоящим на вершине глыбам. На самой большой издалека виден белый монумент, очень напоминающий нацеленное в небеса остриё копья. Но путешествие пора заканчивать: в сумерках в здешних местах можно запросто сломать шею. Сегодня я не добрался до мемориальной таблички с именами девяти свердловских туристов. Что ж, поклонюсь павшим в следующий раз. А он совсем не за горами.

– Викторыч, ты где? – оживает станция.

Похоже, внизу забеспокоились. Меж тем снегоход на пониженных оборотах несёт вниз, и, хотя приходится всё время быть начеку, устойчивость выше всяких похвал.

– Минут через десять буду! – рация исправно доносит мои слова до нужных ушей.

Зимой темнеет быстро, и приходится включить фары. Нет, японцы молодцы. У такой, на первый взгляд нешоссейной техники очень серьёзная иллюминация. Поток света буквально заливает дорогу. Наконец замечаю всполохи далёкого огня. Сидя у костра, меня поджидает вся команда: не терпится узнать, что найдено интересного.

Меня встречают как героя-разведчика, ушедшего в неизвестность и добывшего дорогой ценой необходимую информацию.

– Ну что, народ, соскучились? – сделав круг почёта вокруг стоянки, говорю, покидая наконец изрядно поднадоевшее сиденье.

Вечер проводим в беседах на разные темы. Поговорили обо всём, только о завтрашнем дне не было сказано ни слова.

Глава 25

Рассвет встречаем на ногах. Сегодня знаковый день, и сон беспощадно гонится из озабоченных проблемами спасения мира голов. Зонд должен активизироваться. Об этом сообщает Комплекс, просканировав всю прилегающую территорию. В который раз уточняем возможные координаты выхода, но ответ слегка разочаровывает: зонд за всю историю своего существования ни разу не выходил из недр в одном и том же месте. Задачка, а как подстроиться под такую гибкость? Где устраивать подставной лагерь из мёртвых туристов?

– Слышь, батя! – Потапов-младший останавливает наши пустые дебаты. – Я вот что думаю: сверхзадача нашего противника – определить состояние сегодняшних биоресурсов, а значит, где бы мы ни соорудили ложный лагерь, будьте уверены, зонд туда доберётся. Кстати, мне кажется, надо от греха подальше уйти в тайгу, предварительно установив видеокамеру. Может, для проверки информации зонд по лесам на живность охоту устроит с помощью неких мобильных устройств. Кроме того, я посмотрел карту всех выходов щупалец: основной район – это круг с радиусом в полкилометра от вершины горы. Поэтому подставу можно организовывать в любой точке этого кольца. Пусть чудо внеземных технологий сам думает, как ему найти образцы.

Мы с Михалычем некоторое время смотрим друг на друга и молчим. Первым срываюсь я:

– Знаете, молодой человек, ваши мысли просто блестящи, и не думайте о том, что вам ответит отец. Похоже, он в состоянии, близком к шоку, и на данный момент может только грубить.

– Дожил, старый! Ну, раз моё мнение никого не интересует, тогда пойду работать. Все стали умными, а лопату лишнюю бросить некому! – Александр и в самом деле глубоко задумался.

Над правдоподобностью туристического бивуака голову особо не ломаем; не думаю, что железные мозги зонда обнаружат подвох – это пусть и инопланетная, но всё же машина, с определённой программой; мало того, она банально старая и морально изношена. Из всей бутафории настоящими должны быть только палатка да костёр. Он будет ориентировать подземного монстра по тепловому излучению и греть нашего добровольного помощника.

Рожин, что про него ни думай, – человек слова: не отказался играть роль подопытного кролика, несмотря на все наши уговоры. За несколько дней, проведённых в нашем кругу, он стал восприниматься нами как-то по-другому. Что ж – выбор смерти – это его право. Дай Бог, чтобы у каждого в конце пути была такая альтернатива. Единственное, на чём мы настояли, – это взять с собой кислородную маску.

Размышляя над происшествием, которое случилось на этом перевале в далёком 1959 году, я вот что подумал. Для успешного отбора проб зонду необходимо взять лишь образец крови, ну, может, совсем немного плоти, и всё. На деле же все, попавшие под действие поземной техники, а это наверняка случилось и с группой туристов Игоря Дятлова, гибнут от сил стихии, в данном случае от холода. Почему такое происходит? Скорее всего, это сделано для конспирации, если этот термин уместен для машины, находящейся в режиме слежения тысячи лет. Думаю, события развивались следующим образом: людей обездвиживают при помощи некоего усыпляющего газа, берут материал для анализа и оставляют умирать. Некоторые, в силу своей природной сопротивляемости яду, умирают не сразу, а успевают в горячке ужаса уйти на какое-то расстояние. Под действием отравы они теряют, полностью или частично, зрение и осязание. Такая версия объясняет почти всё: это и бегство людей в непонятном направлении, без одежды, даже без попытки оставить хоть какое-то сообщение для других.

Само обустройство поставного лагеря не занимает много времени. Что ни говори, а прошедшие дни нас многому научили. Палатку разбиваем на склоне, в четырёх с половиной сотнях метров от вершины, практически на границе зоны действия зонда. Место выбрано далеко не случайно, а с таким расчётом, чтобы у нас была возможность вести постоянное наблюдение за происходящим, а, приняв доводы Потапова-младшего, мы первым делом нашли поблизости высокую ель, на которой устанавливаем приёмную антенну, чтобы телесигнал от камеры проходил без помех. Дальше: завозим дрова, много дров и особо обустраиваем место для Петра. Мы уверены, что он не жилец: умрёт либо от ранения, либо зонд постарается.

Устроив Рожина со всеми возможными удобствами, чуть позже начинаем свозить туда же и покойников. Рассаживаем тела усопших вокруг места будущего костра, не зажигая его: опасаемся, что сами не успеем отойти на безопасное расстояние.

Беготня заканчивается неожиданно: оглядевшись, понимаем, что запланированное сделано. Остаётся только поджечь дрова. Несколько минут просто молчим: нас здесь трое битых жизнью мужиков – мальчишки в это время доводят до ума камеру слежения.

– Всё, идите... – Рожин нас почти гонит, – зажгите огонь – и покедова; нечего теперь разводить антимонии. Да, кстати, и похороните потом всю нашу компанию вместе...

– Ладно, – говорю я, – как скажешь...

Тонкая струйка бензина льётся на ветки. Спичка, пробежав по шершавому боку коробка, зажигается, и через секунду костёр пылает, а мы, не оборачиваясь, на максимально возможной скорости покидаем скорбное место. Трудно смотреть в глаза человеку, когда он в шаге от Божьего суда...

Пока солнце не спряталось в горах, камера показывает всё, что мы сотворили, в мельчайших подробностях. К ночи, когда стемнеет, видимость, вероятно, будет значительно хуже. К тому же, судя по поднявшейся опять позёмке, погода обещает быть наисквернейшей. Температура уже сейчас далеко за двадцать, а нестихающий ветер обещает пургу. Рожин ещё утром предупреждал, что буйство стихии будет нешуточным. Перекинувшись с ним по рации парой слов, ждём.

Наша маленькая палатка с трудом вмещает четверых, но у нас принцип – в тесноте, да не в обиде. Здесь уже не так холодно и нет пронизывающего до костей ветра.

– Только бы электростанция не подвела, – Егор внимательно прислушивается к шуму двигателя. – Батя, мы ведь её первый раз завели, ещё не обкатанная. Такая изящная, миниатюрная, как игрушка. Нам остаётся лишь довериться рекламе, что японская техника не подводит никогда.

Сына всегда тянуло к технике. Ещё в босоногом детстве он странным образом умел давать вторую жизнь разбитым вдрызг старшими братьями игрушкам. Маленькие худые пальчики ловко ставили на место даже крошечные детали. Чуть позже в его жизни появились велосипеды – сначала простенькие, а позже и супернавороченные колёса. Парень часами возился с ними, что-то чистил, подтягивал. Мне кажется, катался он на порядок меньше, чем ремонтировал. Как-то незаметно весь наш двор оказался завален всевозможным железом: от разбитого детского транспорта до мотоциклетных моторов. Сюда тащили всё то, за что не брался ни один автослесарь. Поняв бесперспективность борьбы с этим увлечением, я разрешил парню заниматься техникой, но поставил целый ряд условий, одним из которых была чистота, и, к чести Егора, она всегда поддерживалась безукоризненно.

– Не боись, ребята, прорвёмся, – Михалыч прячет в многодневной щетине улыбку, – Викторыч, давай-ка по соточке, за успех нашего безнадёжного предприятия.

– Хроник! – не могу удержаться от сарказма, но, впрочем, соглашаюсь сразу. – Наливай!

После дня, проведённого на морозе, крепость коньяка почти не ощущается, только на языке остаётся его чуть терпкий вкус. Но через пару минут алкоголь поступает в кровь, и становится теплее; мало того, значительно повышается настроение. Теперь очередь кофе: наливаем всем без ограничений – бодрствовать придётся всю ночь. Пьём горячий напиток, не отрывая глаз от экрана ноутбука.

Мне почему-то кажется, что всё закончится именно сегодня. Пока там тихо, но ветер постоянно усиливается; кроме того, Хранитель сообщает, что активность зонда растёт с каждой минутой. Сколько это продлится? Ответа пока нет, хотя, раз монстр уже давно в режиме готовности, долго ждать не придётся.

– Пап, смотри! – Сашка указывает на ряд цифр в углу экрана. – Комплекс засёк непонятное радиоизлучение. Источник потока у костра, но это не происки зонда, это телефон!

– Вот тварь! – ругается Михалыч, – мы этого жалкого инвалида как следует и не обыскивали, только пушку отобрали. Наверняка со своими связался, ишак!

Потапов, схватив карабин, пытается выбраться из палатки, но я его останавливаю:

– Поздно, Саш, поздно. Всё уже сделано и ничего не исправить, – привожу в чувство друга, а у самого рука сжимает револьвер. – Может, это и к лучшему... Зато теперь без вариантов – враг он. Сдохнет, падаль, – не жалко.

– Пусти, Серёга, я пристрелю эту суку...

Договорить Потапов не успел. Землю под нами чуть колыхнуло – тихонько, потом сильнее.

– Началось! – я взглянул на экран и увидел, что костёр накрыло странное облако фиолетового пара, – что ж, так я и думал, – газ!