Текст книги "Россия: страна негасимого света"

Калужский кудесник[30]30
  2015, № 15, 16 апреля.


[Закрыть]

Я только что вернулся из Калужской губернии, которой управляет знаменитый Анатолий Дмитриевич Артамонов. Мне хотелось понять природу калужского чуда.

Разве не чудо, что за 9 лет в области построено 170 великолепных заводов? Это темпы, которыми развивался Советский Союз во время первых предвоенных пятилеток, используя всю силовую мощь государства – в надрывах, в скрипе машин и костей. И не чудо ли, что сегодня в условиях кризиса, когда во многих регионах остановлено развитие, а кое-где наблюдается замедление роста экономики, в Калужской губернии сохраняется годовой прирост в два с половиной процента? И в минувшем году калужане построили 800 тысяч квадратных метров жилья, что превышает темпы советского строительства.

В чем природа калужского чуда? Может быть, в том, что губернатор Артамонов прекрасно овладел методикой индустриальных парков? Когда среди лесов, полей отводятся земли, к ним подходят железные и шоссейные дороги, газопроводы, электроэнергия. И на эти пустые пространства, как на космодромы, спускаются космические корабли чужой заморской цивилизации. Вся область уставлена стального цвета кристаллами: Германия, Швеция, Бельгия, Сербия, Китай. Может быть, в этом чудо? Но тогда почему такого чуда нет в соседних губерниях? Почему это открытие Артамонова не используется другими губернаторами?

Мне показали множество производств. Завод «Фольксваген» недалеко от Калуги. Когда входишь в него, тебе кажется, что ты попал на съемочную площадку «звездных войн». Сверкание, грохот, мелькание вверх-вниз, скрежет металла, танцы роботов. Огромные роботы напоминают звероящеров или фантастических страусов. Они наклоняются над автомобильными корпусами, вонзаются в них своими электродами. Скрежет, брызги электрических искр. Потом роботы отваливаются, секунду ждут. И вновь набрасываются на следующую добычу. «Фольксваген» укоренен в одном из индустриальных парков, как укореняется куст смородины. Он пускает побеги. И вот уже вблизи построены предприятия, производящие шины, выпускающие комплектующие части. Тут же находится завод по производству инсулина. А вокруг этого ареала промышленности создаются коттеджные поселки для специалистов, отели, прекрасные дороги. Иностранцы, что прибыли сюда вместе с первыми станками и занимались налаживанием производства, уже уступили место нашим специалистам, которые работают инженерами и менеджерами.

Неподалеку построен прекрасный международный аэропорт, соединяющий Калугу с Ганновером, Берлином, Парижем, а также с Сочи и Крымом.

Или завод по производству цемента, принадлежащий французской фирме «Лафарж». Цементные заводы, которые я видел в Советском Союзе во время строительных бумов, это уродливые, громоздкие предприятия. Они расшвыривали вокруг себя леса, пространства, заливали все белой жижей, от которой ручьи и реки становились грязно-молочного цвета. Леса покрывались пылью. Это производящее цемент чудовище, лязгающее и дымящее, уничтожало природу вокруг себя.

А как сажался на калужские земли цементный завод компании «Лафарж», сразу за пределами которого цветут цветы, зеленеют озими, растут сосняки? Чтобы посадить этот завод, необходимо было убедить население окрестных деревень, что это не смерть для их полей, для их грибных и ягодных мест. Устроители завода собирали на сходы деревенских жителей, а некоторых из них на самолетах возили в Европу, чтобы те увидели, как работают эти заводы в самом сердце европейской цивилизации, среди городов, реликтовых лесов и полей.

Или удивительное биотехнологическое производство, построенное предпринимателем Львом Черным. Возведены сооружения, напоминающие города будущего Корбюзье. Огромные сверкающие серебряные чаны, как купола невиданных храмов. В эти чаны складывается зерно. Из него производят продукты для пищевой промышленности, парфюмерии, фармацевтики – продукты, которые прежде никогда не выпускала Россия. Мы завозили их из-за рубежа. Они стоили очень дорого. А теперь такое производство создается у нас, в России. И фермеры окрестных сел, предвидя запросы на зерно, расширяют посевные площади, распахивают пустующие поля.

А в Обнинске мне показали фармацевтическое производство германской фирмы Штада. Удивительный завод, напоминающий таинственный музей или храм. Внутри царит абсолютная белизна, от которой слепнут глаза. Ты идешь по белоснежному коридору, справа и слева – лаборатории. И за зеркальными стеклами ты видишь машины, как будто они явились из других галактик. Это сияющие, наполненные сверканиями, индикаторами исполины. И операторы, работающие у этих машин, напоминают жрецов, скульпторов, которые создают свои поразительные шедевры.

Я думаю, как люди, работающие в таких условиях: в этой чистоте, в стерильности, с этой потрясающей технологией, – как они сами меняются. Способен ли человек, выйдя за пределы такого уникального завода, сквернословить или бросать на землю окурок, или вступать в грубую склоку и свару с ближними и дальними? Как проецируется эта технологическая культура в человеческое сознание, в человеческую психику и уклад?

Там же, в Обнинске, я побывал в НПО «Технология», которая создает композитные изделия из синтетических смол и волокон. Эти материалы идут на оперение сверхскоростных самолетов, на изготовление кожухов и оболочек для новых сверхмощных космических ракет. Производство этих материалов напоминает странные соединения ткацких станков, типографских печатных машин и хлебопекарных печей. Исходные материалы для композитных структур мы получали из-за рубежа. Теперь, во время санкций, поставки прекратились. И завод, обращаясь к своим головным предприятиям, срочно налаживает собственное производство этих смол, пропитывающих веществ, таинственных синтетических нитей.

Предприятие «Вега» специализируется на создании гребных винтов и валов для гражданских и военных кораблей, для подводных лодок. До последнего времени это производство покрывало лишь треть потребности в винтах и валах нашего бурно развивающегося флота, а две трети мы получали от зарубежных поставщиков. Во время санкций нам отказали в поставках. И завод спешно стремится наладить это производство. Увеличивается станочный парк, строятся новые цеха, где рождаются фантастические винты из сияющей бронзы, похожие на многолепестковые цветы. Я видел только что построенный испытательный бассейн, в котором кипела и бурлила вода, – там испытывался винт для подводной лодки.

Так все-таки, что я увидел? В чем калужское чудо? В том ли, что на калужскую землю опустилось огромное количество производств, и все они стягиваются в ткань нового технологического уклада? Я наблюдал, как калужская земля переходит с одного уровня цивилизации на другой. Эта новая цивилизация пропитывает человеческое бытие, человеческие отношения. Не явился ли я свидетелем того долгожданного рывка, о котором говорил президент, говорили все мы, рывка, который устраняет технологическое отставание России? Рывок этот произошёл без надрыва, без пены у рта, произошел гармонично и плавно. Мы присутствуем при новом варианте развития, который может быть использован на всей остальной территории страны. Однако, почему его нет?

Мне показалось, что главным в калужском чуде является чудо руководителя, чудо лидера, в душе и сознании которого среди его бесконечных забот, рациональных усилий, изнурительных хлопот возникает сияющее откровение. Желание сделать свою область самой прекрасной, самой развитой, самой гармоничной. Желание видеть свой народ самым просвещенным, благополучным народом.

Я надеюсь, что в ближайшем будущем здесь же, на калужских пространствах, будет построен завод не по производству инсулина, не по производству автомобилей, гребных валов и винтов, а по производству лидеров. Кудесников, которые одухотворены творчеством, подвижничеством, энтузиазмом. Истинных сынов Отечества.

Город-цивилизация[31]31
  2015, № 17, 30 апреля.


[Закрыть]

Я только что из Новосибирска. Великий город. Сгусток могучих заводов. На одном из них с восхищением наблюдал, как создаются лучшие в мире фронтовые бомбардировщики Су-34. На другом, подземном, видел, как собираются длинные, словно чудовищные карандаши, реактивные снаряды для установок залпового огня. На третьем, оптическом, изучал, как складываются наборы волшебных стёкол, и лазерный луч наводит на цель стремительную ракету.

В Академгородке, среди сосновых боров, создан мощный сплав наук, синтез научных институтов и школ, где собрались лучшие теоретики и фундаменталисты России. Одни учёные объясняли мне тайны гиперзвука, позволяющие создавать летательные аппараты, самолеты и ракеты, неподвластные перехватам. Другие учёные, археологи, рассказывали, как нашли в степях захоронение «Алтайской принцессы» – молодой знатной женщины, несущей тихую весть о древних народах. Третьи учёные, геологи, показывали карты Заполярья, открытые ими месторождения – элементы и руды, по которым тоскует мировая индустрия и которыми изобилует русский Север. Четвёртые, философы, делились теориями о грядущих путях России.

Новосибирск стоит на великой реке, на великой дороге, от него можно дотянуться до полюса, дотянуться до Тихого океана. Новосибирск стремится дотянуться до неба.

В советское время сюда явились тысячи молодых учёных: знатоки химии, физики, астрономии, ботаники, истории, этнографии. Множество направлений должны были питать друг друга, проникать одно в другое. Готовилась вспышка небывалого знания, новый взгляд на мир и на человечество. Предполагалось, что здесь, в Новосибирске, должен был появиться новый человек – свободный от бремени предшествующих страшных лет, чудовищной войны, гражданских расколов и трат, надрывных трудов и усилий. Этот новый человек сбросит свои ветхие ризы и положит начало новому народу, новому человечеству.

Это была мечта, о ней говорили, её воспевали, её носили под сердцем. Ей не суждено было сбыться – распалась великая страна, рухнула великая наука, остановилась великая индустрия. Люди отвернулись от неба и погрузились в изнурительные земные труды и заботы. Но в Новосибирске, в этих сосняках, в научных институтах и лабораториях мечта сохранилась, стартовая площадка сбереглась. Новосибирская мечта вновь стала брезжить. Я видел огромный технопарк-инкубатор, состоящий из вновь отстроенных корпусов, фантастических архитектурных сооружений, наполненный лабораториями, исследовательскими центрами. Сюда, в этот инкубатор, съезжаются со всей Сибири талантливые молодые люди, вчерашние студенты, которые в своём научном поиске нащупали авангардные открытия, создали уникальные изобретения. Эти студенческие группы организуют маленькие фирмы, и в «инкубаторе» им за ничтожную плату предоставляются помещения, приборы, мастерские, где они смогут изготовить свои опытные модели.

В этих мини-лабораториях, где угнездились малые фирмы, денно и нощно идёт плодотворная работа: создаются приборы, небольшие узлы, программы, которые затем встраиваются в деятельность крупных фирм или могучих предприятий. Этот инновационный центр похож на улей, в котором гудит множество деловитых рачительных пчёл, и в сотах скапливается мёд уникальных изобретений и открытий.

Здесь гордятся нанотехнологическим центром, в котором усилиями новаторов созданы волшебные технологии. Они превращают хрупкий пластик в изделия прочнее дамасской стали. А изолятор, если в него добавить ускользающе малое количество открытого элемента, этот изолятор превращается в прекрасный проводник.

В Новосибирске я встречался со множеством замечательных людей, подвижников. Удивительный кружок, в который входят художники, музейные работники, предприниматели и политики. Эти люди случайно обнаружили на окраине Новосибирска, в отдалённом заброшенном туберкулёзном диспансере, среди разросшихся кустов и деревьев, бюст Пушкина – настоящий шедевр, созданный известным скульптором Верой Штейн, ученицей Родена. Этот Пушкин – строгий, зоркий, задумчивый, глядящий в грядущее, прозревающий в этом грядущем таящиеся опасности и ослепительные взлёты. Ревнители привезли изуродованный, осквернённый вандалами памятник в город. На собственные средства отреставрировали его и теперь готовятся установить по соседству с художественным музеем, совершив в Год литературы дарение родному городу.

Эта находка напоминает чудесное обретение иконы и трактуется как знак близкого русского возрождения, ибо Пушкин в русской истории то сиял, как солнце в минуты народного торжества, то его вдруг забывали, сбрасывали с корабля современности, и он погружался в сумерки. Теперь, в день рождения поэта, Новосибирск вновь увидит Пушкина, и ему отдадут воинские почести, его окропят святой водой. На открытие приедут городские мужи, и ученик младшего класса прочитает перед памятником «Клеветникам России».

Я посетил владыку Тихона, могучего духовидца и ревнителя веры, вокруг которого собралось множество жарких и активных людей: предпринимателей, военных, разведчиков, педагогов, художников. Они сложились в православное братство и являют пример того, что современная церковь вышла за пределы церковной ограды и проникает в народную жизнь, как свет проникает в сумрачный камень. Это они остановили поползновение либеральных режиссёров-осквернителей поставить на сцене городского театра спектакль, хулящий православные ценности. Это они дают отпор либеральной «культуре осквернения», попыткам либералов превратить Новосибирск в столицу либеральной политики и культуры.

Замечательный сибиряк Алексей Юрьевич Джулай, успешный предприниматель, строящий на обширных площадках многоэтажное «доступное жильё», помимо своего главного доходного дела увлечён разведением осетров. На берегу Оби он создал свой собственный рыбный завод, где в колбах, в чанах, в прудах и бассейнах выращивает уникальных рыбин, которыми раньше изобиловала Обь. Но после строительства Новосибирской ГЭС осётр почти исчез. И теперь этот рыбовод каждый год выпускает осетровую молодь в реку. Делает это не за деньги, не за награды, а просто по наитию, по любви к этой великой студёной реке, к этим таинственным реликтовым существам. Поздней осенью, незадолго до снегов, тысячи осетров из прибрежного хозяйства уходят в реку. И люди превращают этот осетровый исход в своеобразный обряд. Прощаются с осетрами, дети поют песни, читают стихи, спускают на воду венки из осенних листьев, словно просят у природы прощения за тот урон, что принесли ей люди, восполняют эти траты.

Новосибирск живёт, громоздится, дышит, осваивает вертикаль, соединяющую небо и землю.

«Полюшко-поле…»[32]32
  2015, № 21,28 мая.


[Закрыть]

Побывайте на Прохоровском поле, как только что побывал там я. Побродите среди студеных, влажных трав, вдохните аромат черемух, который долетает с опушек окрестных рощ. Пускай на вас прольются сначала холодные дожди, а потом брызнет солнце. И вы увидите, как над полем, из края в край, нависает двойная радуга. Это поле – таинственное, волшебное. Над ним витают незримые духи. Летними ночами воздух над полем светится, и от земли к небу возносится едва заметный серебристый столб света. Не верится, что здесь летом 43-го года рвалась земля, грохотали моторы, горящие «тридцатьчетвёрки» шли на таран и взрывались вместе с «тиграми». Здесь стояла такая пыль, что штурмовики, которые нависали над полем, не находили целей из-за завесы пыли и мглы. Сегодня это поле продолжает жить, продолжает дышать.

На этом поле решались судьбы не только войны, не только нашей родины, а всего рода людского. И дыхание той битвы, той победы реет над полем. Это дыхание, эта тайная энергия из года в год воплощаются в дела. Поле покрывается храмами. Один из них – высокий, стройный, с золотой горящей вершиной, с тихим пламенем света, напоминает оплавленную свечу, покрытую капельками застывшего воска. А вот – звонница, построенная по эскизам знаменитого Вячеслава Клыкова. Каждые 20 минут печально бьет колокол. На высоких стелах – картины битв, ангелы света, Георгий Победоносец. И тут же – советские воины, огненные атаки. Клыков передал мистическое значение той войны: священной, грозной, победоносной.

Рядом с храмами, один за другим, возводятся памятники. Замечательный «Танковый десант» с фигурами советских пехотинцев на броне. Этот танк и теперь летит среди ветра и трав. Монумент «Танковый таран»: Т-34 своими уступами, гусеничными траками врезается в фашистский «тигр» и опрокидывает его.

Всего несколько дней назад здесь открылся танкодром. Горы, увалы, низины, наполненные грязью. По этой пересеченной местности движутся броневые машины: и почти забытые, и ультрасовременные. И огромное количество людей – ветеранов, детей, любителей танковых состязаний – с восхищением смотрят на потрясающее действо.

И только что здесь был открыт и освящён памятник патриарху Алексию II, который вдохновлял устроителей «Прохоровского поля». Изумительный строгий пастырь, возносящий руки над танковыми монументами.

Это поле духовное. Оно собирает духовидцев, теоретиков, мыслителей. Сюда съезжаются на свои конференции историки. Открывают все новые и новые картины этой огромной и грозной битвы, выявляют концепции проведения Курской операции, концепции войны. Дают отпор хулителям и осквернителям нашей истории, сражаясь с теми, кто хочет замалевать черной краской светоносную звезду победы. Сюда приезжают русские писатели. Им присуждают Прохоровские премии, словно само поле от имени павших назидает, напутствует художников, наставляет их служить высоким идеалам русской словесности. Здесь, на этом поле, мыслителями создаются новые представления о минувшей войне, о священном русском оружии, представления о чудесных силах, которые способствовали нам в нашей победе.

Прохоровское поле – это сокровище Белгородской земли. Это не просто памятное место, не просто святыня. Оно живет, оно одухотворяет людей, привносит в человеческий труд благородство, благодать. Не потому ли здесь, на Белгородчине, каждый клочок земли заботливо возделан человеческими руками? Не потому ли на этой земле, где в недрах покоится такое количество пуль, такое количество осколков, здесь возносятся дивные колосья, расцветают цветы? Это поле облагораживает труд людей, наполняет их любовью и усердием. В мировоззрении сегодняшних белгородцев – от губернатора до самого скромного земледельца – благоговение перед жизнью, благоговение перед трудом, перед добрым человеческим поступком.

Но почему в эти майские дни я оказался на Прохоровском поле? Потому что майские дни на нашей Родине – это дни непрерывного чествования. Дни непрерывных воспоминаний о великой победе. Дни непрерывного празднования. Это дни нашего триумфа, нашей силы и красоты. И мы не можем остановиться в прославлении нашего подвига. Вот почему я на Прохоровском поле. Вот почему вместе со мной в эти дни множество людей пришли на Мамаев курган, на Саур-Могилу. Прохоровское поле – одна из святынь великой священной войны.

Поле, впитавшее такое количество страданий, смертей, оно волею таинственных сил русской истории превращает тьму в свет. Превращает страдания в благодарность, превращает смерть в бессмертие.

Я двигался по этому восхитительному полю, окруженный огромным количеством людей. Взрослые и дети, матери с чудесными младенцами на руках, согбенные старцы, усыпанные орденами и медалями столь обильно, что кажется, это ордена гнут их к земле. Мы все движемся по священному Прохоровскому полю.

Какое счастье идти по этому полю!

Какое счастье жить среди своего народа!

Какое счастье быть его сыном!

Какое счастье чувствовать, что и ты причастен к великой неодолимой русской истории!

Хвала Ижорским заводам[33]33
  2015, № 21,28 мая.


[Закрыть]

С юности меня волновал пушкинский стих:

 
Подъезжая под Ижоры,
Я взглянул на небеса
И воспомнил ваши взоры,
Ваши синие глаза.
 

И вот, теперь я на реке Ижора в окрестностях Санкт-Петербурга в чудесном городе Колпино. Здесь много одинаковых, в стиле «сталинский ампир», двухэтажных домов, построенных сразу после войны на месте руин руками пленных немцев. Эта старая послевоенная часть города переходит в новую, современную, состоящую из широких проспектов, из фонтанов, сияющих вод, изумительных домов, культурных и торговых центров. В городе Колпино нет помпезных дворцов, известных всему миру музеев, нет памятников вельможам и императорам. Но в этом городе есть гигантские заводы, именуемые Ижорскими.

«Ижорские заводы» – это группа расположенных на огромной территории предприятий, создающих изделия, которые определяют суть современной цивилизации. Реакторы для атомных станций. Элементы для нефтеперегонных заводов – гигантские, словно их строили руки великанов. Колоссальных размеров экскаваторы, работающие на всех карьерах России и близлежащих стран.

Здесь, на Ижорских заводах – культ стали, культ тяжеловесного железа, культ «хеви-метал».

В огромных печах плавится металлолом. Остатки изношенных машин, которые ещё недавно летали в небесах, плавали в пучине океанов, стремительно мчались по автострадам, сегодня изрезанные, измельчённые опускаются в печь, где электроды с вольтовой дугой превращают их в алую, в бесцветно-белую жижу, выплёскивающую пузыри и тяжеловесные брызги.

Сваренная сталь похожа на огненный суп, в который добавляются таинственные специи, в нём выпадают осадки, из него истекают ядовитые пары. Сталь льётся жарким потоком в изложницы, где медленно застывает тяжеловесными многотонными слитками. Из этих слитков с помощью прессов выдавливаются, лепятся, мнутся колоссального размера стаканы, цилиндры – стенки будущего реактора. Они проходят множество самых разных обработок. Их режут резцами, шлифуют, просвечивают рентгеновскими лучами. Эти стаканы, каждый из которых весит десятки тонн, соединяются в громадного размера трубу. Эта труба – корпус будущего реактора.

Медленно, месяц за месяцем, год за годом создаётся реактор. Требуется три года, чтобы собрать эту сложнейшую машину, в которую вживляется огромное количество элементов: труб, патрубков, решёток. Эти стаканы должны выдерживать температуры огромных величин, давление воды, пара, радиоактивное излучение. Такие изделия, каждое из которых своими размерами напоминает статую великана, чрезвычайно дороги. Над их обработкой, шлифовкой работает множество рук и машин, множество сверхточных резцов. Малейшая непрочность, даже лёгкое отклонение от норм и профилей – это гибель дорогостоящей детали, которая идёт в переплав и сводит на нет трёхлетнюю работу завода.

Такие машины могут создаваться только в недрах великих цивилизаций. Три-четыре страны в мире способны изготовлять подобного рода реакторы. И сегодняшняя Россия – это цивилизация, которая может производить такого рода изделия.

«Атомный проект-2», который был провозглашён несколько лет назад как продолжение великого советского атомного проекта, требует, чтобы Россия каждый год закладывала три энергоблока. Ижорские заводы справляются с этой задачей.

Наступает величественный и волнующий момент, когда эти стальные, исполинских размеров младенцы покидают лоно завода. К предприятию подгоняются платформы, стоящие на десятках колёс. Изделия грузятся на платформы и ночью медленно движутся через город. И все жители знают, что в эту ночь мимо их домов двигается стальной исполин туда, где река Ижора вливается в Неву, и на берегу построен причал. Готовый реактор с платформы перегружается на баржу. Та, оседая, медленно движется по Неве в Балтийское море или в Ладогу и отправляется по внутренним водным артериям на какой-то наш атомный объект. Или уходит в открытое море, в океан, идёт через Гибралтарский пролив в Средиземное море и дальше, через Суэцкий канал в Индийский океан. А то и через Атлантику вокруг Мыса Доброй Надежды в Индию и Китай.

Здесь, под Колпино, у слияния Ижоры и Невы Александр Невский в 1240 году, в те стародавние времена, одержал свою первую громкую победу над шведами, отшвырнув их от новгородских земель. Именно здесь в честь той победы он назван Невским. На месте битвы построен дивный храм. И когда я смотрю на стальные громадные изделия, мне чудится, что в этих реакторах есть частица стали, перешедшая в них из шлема, меча или доспеха Александра Невского.

Тут во время Великой Отечественной войны проходил рубеж обороны. Сразу же за Колпино стояли фашистские подразделения, которые не сумели перейти черту города, и Колпино, Ижорские заводы стали передним краем сражений. Рабочие Ижорских заводов – ижорские батальоны – прямо из цехов шли в бой. А заводы на протяжении нескольких блокадных лет подвергались бомбардировкам и обстрелам.

В память о тех героических временах город Колпино удостоился недавно звания «Города воинской славы».

В 60-е-70-е годы Ижорские заводы работали с большой нагрузкой, участвуя в создании великого советского океанского подводного флота. Со стапелей Северодвинска, с других военных верфей Советского Союза одна за другой сходили лодки различных классов. Ижорский завод изготовлял для них реакторы, число которых доходило до десятков в год. Ижорские заводы создавали ракетно-ядерный щит, предотвративший нападение на СССР нашего извечного стратегического соперника.

Ижорский завод избежал гитлеровского плена. Гитлеру не достались эти великолепные цеха, пролёты, эти небывалые мощности и технологии. Однако уцелевший в 1941 году Ижорский завод после 1991-го попал в плен Кахе Бендукидзе – этому воротиле, который, подобно другим лукавым богатеям, захватил бесхозное народное хозяйство. Бендукидзе скупил заводы по немыслимо низким ценам. И первое, что он сделал, – расчленил эти заводы, разделил на части единый заводской комплекс и стал торговать частями по отдельности, получая за каждую из них суммы, в разы превышающие первоначальную стоимость всего предприятия. Завод на глазах погибал: разворовывалось оборудование, выжимались все соки. Так во время войны из пленных советских солдат добывали кровь, выкачивая её из вен до тех пор, пока обескровленный человек не погибал.

Завод разлагался, исчезал. Но вот очнувшееся государство, набиравшее мощь, сознающее свою ответственность за великое наследие Советского Союза, выкупило заводы обратно в свои руки и стало заниматься модернизацией производства. Покупались новые станки, строились новые линии, модернизировались цеха. Возрождающийся атомный проект требовал новых рук, новых технологий.

Эра Бендукидзе опровергала миф о том, что частный владелец эффективнее и достойнее государства. Эра Бендукидзе – это печальная история об уничтожении великой советской техносферы.

Сегодня завод восстановил свои мощности, он модернизирован и готов к новому экономическому рывку. Однако этот рывок, ожидание прорыва остановлено разразившимся в мире кризисом. Заказчики в различных частях света, поражённые кризисом, откладывают или замораживают проекты. И развитие завода сдерживается этими негативными тенденциями. Предприятие работает, цеха наполнены заготовками, однако темп производства снизился, и люди с нетерпением ожидают завершения мучительного вредоносного спада.

Рабочие и инженеры создают циклопические машины, своими усилиями оживляют реакторы, колоссальных размеров блоки для нефтеперегонных заводов, гусеничные ковшовые экскаваторы. Эти люди своими трудами меняют образ страны, образ цивилизации, образ технического оснащения мира. Их труд великолепен и значителен. И они осознают это. Они видят в труде выход своим представлениям о технике, о стране, о политике, об идеологии. Они – государственники, инженеры – справедливо полагают, что профессия инженер, которая почти растворилась, почти исчезла среди распространившихся в 90-е годы профессий брокеров, риэлторов, диск-жокеев, среди звёзд и кумиров шоу-бизнеса, эта профессия в период второй индустриализации России вновь обретёт своё значение и займёт в иерархии профессий очень высокое, если не главное, место.

В цех, который скрывается в металлической туманной дали, в цех, куда сквозь затуманенные стёкла падают косые лучи солнца, пришли школьники. Им показывают завод, показывают производство, показывают реакторы. Один из учеников восторженно приблизился к громадному, как туннель, стакану реактора и крикнул в него что-то детское, звонкое, неразличимо весёлое. И я подумал, что детский крик разбудил этого спящего великана, одухотворил грандиозную машину. И она, отправляясь в дальнее странствие, быть может, на другой континент, во время своих денных и нощных трудов, вырабатывая колоссальные потоки энергии, будет нести в своих недрах этот мальчишеский крик..