Текст книги "Я понял Японию. От драконов до покемонов"

Однако далеко не все вокруг него разделяли эти идеалы; точнее – почти никто. Всё-таки это были самураи, вне зависимости от того, за кого они сражались; система сёгуната была привычной и вполне всех устраивала, а строить мифический Хэйан, в котором военному сословию могло вовсе не найтись места, никому особенно не хотелось. Поэтому, несмотря на одержанную победу и свержение бакуфу, идти дальше за императором никто не пожелал.

Кто-то в итоге должен был претворить общее недовольство в действие и покончить с шаткой властью Годайго, – и этим человеком стал когда-то сражавшийся на его стороне воин по имени Асикага Такаудзи, бывший союзник Масасигэ.

Преданность не являлась сильной чертой Асикаги – на протяжении своей жизни он несколько раз менял политические идеалы, выбирая сторону в зависимости от того, какая была выгоднее. Не дождавшись от Годайго должной награды, он выбрал подходящий момент и выступил против него, собрав вокруг себя всех недовольных самураев, а их было немало.

Вместе с военной силой на сторону Асикаги перешла удача: он выигрывает битвы одну за одной, заставляет отступить войска Нитты Ёсисады, и наконец настаёт время битвы с главным героем реставрации Кэмму – Кусуноки Масасигэ. Заключительная битва состоялась в яркий солнечный день летом 1336 года у реки Минато.

Масасигэ был против этого сражения: весь его военный опыт подсказывал, что выиграть невозможно и лучше отступить к горе Хиэй, дать Асикаге войти в столицу, а затем атаковать его всеми объединёнными силами. Но Годайго требовал сражения, а противиться приказу императора Масасигэ не мог.

Силы были очевидно неравны: генералы Асикаги вели на бой около 35 тысяч человек, а в императорских войсках было вполовину меньше воинов. Когда с моря начал наступать брат Такаудзи, стало понятно, что исход предрешён, и к вечеру вой-ска роялистов были почти полностью уничтожены. Масасигэ и его брат Масасуэ укрылись в маленьком крестьянском домике для совершения сэппуку.

Предсмертный разговор двух братьев, подобно другим важным легендам, оказался чудесным образом известен за пределами этого домика и представляет своего рода квинтэссенцию японского духа. Масасигэ спросил у брата о его последнем желании, на что тот ответил: «Я хотел бы возродиться семь раз в этом мире людей, чтобы суметь уничтожать врагов двора». Лозунг сичисё хококу («служить императору в семи жизнях») был любим и неоднократно использован японскими милитаристами в XX веке, был создан даже отряд камикадзэ под названием сичисё бутай («отряд семи жизней»). А братья вспарывают себе животы, подводя итог бесплодным надеждам амбициозного императора вернуть себе власть.

Смерть Кусуноки Масасигэ приблизила начало новой эпохи, начинавшейся весьма неспокойно. Император Годайго сперва бежал на гору Хиэй и искал там приюта у боевых монахов, затем спустился из убежища и передал регалии своему преемнику – императору Комё, а через пару месяцев объявил, что регалии были поддельными, а настоящие, дескать, остались у него.

С этими регалиями он укрылся в 70 километрах южнее захваченной самураями столицы, в Ёсино – месте, славящемся красотой цветущих вишен, – и основал там альтернативный «южный» императорский двор. А Асикага Такаудзи тем временем получил от нового императора долгожданный титул сёгуна и перенёс военную ставку в Хэйан-кё, где самураи торжественно провозгласили основание «северного» двора. Впервые в стране было два императора, а значит – ни о каком мире не могло быть и речи.

Годайго бесславно умер через год после этих событий, и уже к моменту его смерти было понятно, что централизованная и сильная власть в стране осталась где-то в прошлом, а в будущем её ждут кровопролитные войны и непрекращающиеся сражения.

Период Намбокучё – Период борьбы Южного и Северного дворов (1333–1392) – крайне необычное время в японской истории. Когда в стране два императора, пойди разбери, кто из них настоящий, а кто нет, и решает всё в таких случаях, разумеется, не убедительная аргументация, а военная сила. Противостояние закончилось тем, что Южный император Го-Камэяма, покорившись и признав власть сёгуната, в 1392 году вернул императорские регалии в Киото, а значит, фактически признал власть северной династии. Впоследствии, однако, историки обсуждали, какая ветвь в действительности была более легитимной, и пришли к выводу, что Южная – та, что шла от Годайго[25]25
  Пользуясь этим, вскоре после окончания Второй мировой войны бизнесмен и по любопытному совместительству буддийский священник из Нагои по имени Кумадзава Хиромити объявляет себя 19-м прямым потомком императора Го-Камэяма, а значит – более законным претендентом на императорский престол, нежели правивший тогда Хирохито. Впрочем, в период американской оккупации страны японцам явно было не до восстановления исторической справедливости многовековой давности, и попытка Кумадзавы стать императором провалилась.


[Закрыть]. Впрочем, когда в стране фактическая власть продолжала оставаться у военных, едва ли историческая справедливость была столь уж важной.

Сёгунат, основанный Асикагой Такаудзи, носит название Муромачи – по названию одного из северных районов Киото, где и находилась воинская ставка. И на это тоже следует обратить внимание: впервые самураи не только вступили в аристократическую столицу, но и обосновались там; можно представить себе удивление, сопровождавшее привыкание друг к другу двух столь разных социальных классов. Это найдёт отражение и в удивительном расцвете культуры и искусства, который характеризует этот период, несмотря на все политические сложности и огромное количество военных конфликтов самого разного масштаба.

Сёгунат Муромачи (1336–1573) – сложное время в японской истории, характеризующееся отсутствием сильной власти, междоусобными войнами и небывалыми переменами в жизни страны. Практика раздачи частных земельных владений и почти неограниченная власть на местах привели к тому, что локальные кланы обрели небывалую до этого военную силу и самостоятельность. Изначально предполагалось, что они, обладая властью у себя в провинциях, останутся при этом верны бакуфу; но едва ли можно было предполагать, что эта система будет эффективна без надлежащего твёрдого и жёсткого управления.

А его, к сожалению, так и не получилось. Асикага Такаудзи скончался в 1358 году, и его модель управления, просуществовав какое-то время, начала слабеть. Последним сильным правителем из рода Асикага можно считать объединившего Южный и Северный дворы Ёсимицу, который стал сёгуном в десять лет и управлял страной до своей смерти в сорок девять. А вот после его смерти система передачи власти стала принимать всё более странные формы. Шестой сёгун Асикага по имени Ёсинори был назначен сёгуном волею выпавшего жребия (!), хотя ещё в десятилетнем возрасте постригся в монахи. Власть в итоге не пошла ему на пользу: он вошёл в историю как «лихой сёгун» – деспот и тиран, а в 1441 году был убит на представлении театра Но. Его сын Ёсикацу стал сёгуном в восемь лет, но через два года умер при падении с лошади. С такими верховными правителями процесс скатывания страны в политический хаос становился необратимым.

В 1467 году в предместьях Киото вспыхивает гражданская война Онин. Хотя официальной причиной был спор относительно фигуры следующего сёгуна, было понятно, что его личность всё равно уже давно ничего не решала, просто два могущественных рода – Ямана и Хосокава – решили выяснить, кто из них сильнее. Страшное зрелище представляла тогда «столица мира и спокойствия»: на улицах ставят баррикады, дома предают огню, за схватками следуют грабежи, люди спасаются бегством, северная часть города постепенно превращается в руины. Война Онин не закончилась в столице: перекинувшись в провинции, она длилась около десяти лет и ознаменовала начало нового периода японской истории.

Теперь главными в стране становятся даймё (大名, буквально «большое имя»), которые благодаря выстроенной политической системе получили столько власти, что уже не могли остановиться. Они между собой вели споры о том, кто главнее в стране, совершенно не считаясь с тем, что об этом думает сёгун. Он однозначно главным больше не был.

Сам сёгун был такого же мнения, понимая, что противопоставить военной силе ему по большому счёту было нечего. Власть бакуфу теперь стала такой же формальной, как в своё время власть императора, когда всем правили Фудзивара: находясь в Киото, они предавались искусству, поскольку к политике их всё равно не подпускали.

Удивительным образом многие из сёгунов Асикага оказались в значительно большей степени людьми искусства, чем государственными деятелями. Они строили храмы, которые сегодня являются архитектурными жемчужинами Киото, поддерживали культурные связи с Китаем, покровительствовали живописи и изящным искусствам. Именно в то время растёт влияние дзэн-буддизма, заложившего основы многих искусств – от икэбаны и разбивки садов до чайной церемонии. Период междоусобных войн, который должен был сопровождаться упадком культуры, парадоксальным образом оказался связан с её возрождением.

А вот императорский двор находился в плачевном состоянии. Постоянные войны лишили его источников дохода, и потомки Солнечной богини еле сводили концы с концами. Когда император Го-Цучимикадо скончался в 1500 году, его тело больше месяца лежало в дворцовой кладовке: денег на похороны не было, пока монахи не сделали подношение. Когда его внук, император Го-Нара восходил на престол, церемония тоже проводилась за счёт пожертвований: казна была пуста. Сам он вынужден был продавать свою каллиграфию и автографы, чтобы заработать себе на жизнь.

Примерно с середины XV и по XVII век Япония была далеко не самым спокойным местом для жизни, и если выпадало там родиться, то даже в глухой провинции у моря нельзя было быть спокойным за свою жизнь: она могла оборваться в любой момент. Жестокие кровопролитные войны велись без перерыва, и вероятность погибнуть, не достигнув зрелых лет, была у большинства мужчин, да и женщинам едва ли жилось спокойнее. Историки называют этот период Сэнгоку дзидай — «Эпоха воюющих провинций».

Идея верности верховному лидеру, которую пытался выстроить Ёритомо, сменилась верностью главе своего клана. Однако за счёт этого феодализм стал куда прочнее – местные лидеры могли управлять своими самураями эффективнее, чем далёкий сёгунат. Княжества теперь стали и автономными, и хорошо организованными: военное время требовало создания новых условий.

Изменения происходят и среди самураев – на смену отдельным бесстрашным воинам, бросающимся на укрепления врага, приходит безликая масса пехотинцев асигару. Поскольку воинствующим кланам требовалось много солдат, самураями становятся почти все, кто сколь-нибудь был для этого пригоден. Крестьяне и лесорубы берут оружие в руки и идут воевать за своих господ.

Суровое время «воюющих провинций» насыщено предательствами и кознями, наполнено событиями, сложными как для запоминания, так и для изложения, поэтому подробное их описание с перечислением имён и географических названий могло бы несколько утомить читателя. Однако отдельные истории заслуживают того, чтобы быть рассказанными, во-первых, потому что помогают передать характер и нерв того времени, во-вторых – потому что во многом за них мы и любим самураев.

К ним относится, например, знаменитая «история о соли», связанная с двумя выдающимися военачальниками того времени – Такэда Сингэном и Уэсуги Кэнсином.

Они были врагами и неоднократно сходились в бою – причем всегда в одном и том же месте, на равнине Каванакадзима. Их сражения можно было уподобить партиям в японские шахматы – сёги, в которых вместо фигур на поле встречались громадные армии. Ни один из них так и не мог одержать окончательную победу, и с каждой новой битвой их уважение друг к другу лишь усиливалось.

Это уважение проявилось в непростое для Сингэна время, когда в результате конфликта с домом Имагава к нему в замок прекратились поставки соли. Казалось бы: соль и соль, можно и потерпеть, но не стоит недооценивать важность этого микроэлемента для нашего организма. В стане Сингэна начало расти недовольство, боевой дух падал. Что делать, было совершенно непонятно.

Именно в этот момент растерянности к северным воротам замка (тем, что со стороны Уэсуги) прибыл необычный груз – пять обозов, доверху набитых мешками с солью. К одному из них мечом была приколота записка, и в ней – всего одно предложение: «Я воюю не солью, а мечом».

Впрочем, таких историй было подавляющее меньшинство. Про мифический «кодекс чести самурая» никто не был в курсе, а кровавые войны за власть с тысячами погибших воинов стали суровой новой реальностью. Потребовалось не одно столетие, чтобы вновь воцарился мир, и процесс объединения страны связан с тремя великими именами: Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу. Эти воины родились с разницей в несколько лет, сражались как на одной стороне, так и друг против друга, но в итоге смогли объединить множество самостоятельных гордых провинций в единый государственный организм.

Первый из этой тройки – Ода Нобунага – в семнадцатилетнем возрасте унаследовал владения отца и сделал всё, чтобы этот капитал приумножить. Для этого он не гнушался ничем: плёл заговоры и строил козни, чтобы убирать мешавших ему людей, выдал дочь и младшую сестру замуж за своих противников ради нужных военных альянсов, жестоко убивал врагов и сжигал буддийские храмы, за что и получил среди монахов прозвание Дайроку-Тэммао: («Демон-повелитель Шестого Неба»). Впрочем, с буддизмом он боролся не потому, что не разделял догмы этой религии, а потому, что буддийские монастыри тогда обладали огромной военной и политической мощью, а следовательно, мешали захвату власти.

Также в то время к неконтролируемым монахам-воинам прибавилась ещё одна проблема – религиозные восстания икко-икки. Икко-икки – народное движение, появившееся на основе буддийской школы дзёдо-сю («Школа Чистой Земли»), но превратившее веру в агрессивные протесты против существовавшей системы власти. Восстания, организованные различными икки (объединения бедных самураев, монахов и крестьян) периодически вспыхивали по всей стране, раскачивая и без того крайне шаткое положение сёгуната Асикага, но самое масштабное случилось в 1488 году в провинции Кага.

Тогда военный губернатор этой провинции заключил договор с буддийским патриархом по имени Рэннё: сектанты, представляющие собой мощную военную силу, помогают ему в борьбе против его младшего брата, а за это он им дарует привилегии и официальное разрешение на миссионерскую деятельность. Вполне деловое и разумное предложение: монахи включаются в борьбу и успешно одерживают победу, но вот губернатор своё обещание решил не исполнять и вместо привилегий начал репрессии. Тогда обиженные буддисты свергают его и устанавливают в провинции свою власть – первую в японской истории народную республику.

В общем, проблем много, порядка в стране нет; зато на стороне Нобунаги, помимо неоспоримых военных талантов, было ещё одно преимущество – важный аргумент во всех войнах: его пехотинцы используют огнестрельное оружие.

Маленький остров Танэгасима в 35 километрах к югу от Кюсю по форме похож на рисовое зёрнышко и находился бы в безвестности на обочине японской истории, если бы не одно событие, случившееся в 1543 году. Тогда у его берегов потерпела крушение китайская джонка, на которой плыли португальские моряки. Волею судеб и стихии они стали первыми европейцами, попавшими в Японию.

Когда местные жители вышли к берегу посмотреть, что случилось, они увидели существ, сталкиваться с которыми им ещё никогда не доводилось. Они выглядели очень странно: их рельефные лица и вытянутые носы делали их похожими на чертей они из детских сказок, поэтому японцы вначале подумали, что к ним из-за моря приплыли черти. К тому же чужаки довольно вызывающе пахли: благодаря рациону, включавшему молочные и мясные продукты, вырабатывался особый запах, непривычный для японцев (впоследствии это будут называть бата-кусай – «воняющие маслом»), да и недели, проведённые в море, придавали пикантности аромату.

Зато у этих неприятно пахнущих чертей было множество самых разных необычных предметов. В том числе и это:

«В руках они держали нечто в два или три сяку[26]26
  Три сяку составляют около метра в длину.


[Закрыть] длиной, снаружи прямое, с отверстием внутри, сделанное из тяжёлого материала. Сквозь него проходит отверстие, которое, однако, с одного конца закрыто. А сбоку есть другое отверстие, которое служит для прохождения огня. Его форму нельзя сравнить ни с чем, что я знаю. Чтобы использовать это, наполните его порохом и маленькими свинцовыми шариками, установите маленькую белую мишень на берегу, возьмите эту вещь в руки, примите стойку и, закрыв один глаз, поднесите огонь к отверстию. Шарик попадёт прямо в цель. Взрыв напоминает вспышку молнии, а грохот выстрела подобен грому».

Безусловно, японцы знали о существовании изобретённого в Китае пороха, но аркебузы стали первым настоящим огнестрельным оружием, попавшим в Японию. И, как можно догадаться, в век непрерывных междоусобных войн это было настоящим даром небес.

Японцы обладают одним важным качеством, определяющим их отношение ко всему новому: если это им нравится и они чувствуют его пользу, то более прилежных учеников не найти. Уже через три года на Танэгасиме построили маленький заводик, который изготовлял те же аркебузы, даже с некоторыми японскими нововведениями, такими как, например, водонепроницаемый щиток для запального отверстия, или футляры, чтобы ружья не отсырели во время дождя. Новое оружие так и назвали: танэгасима.

Описания необычной страны заинтересовали любознательных европейцев, и вскоре в Японию стали приезжать не только купцы, но и христианские миссионеры: обращение чужаков в свою веру было традиционным и проверенным способом наладить взаимодействие, а потом подчинить. Однако сложно в одном предложении описать всю сложность судьбы христианства в Японии, она заслуживает более детального рассказа. История христианства в Японии – сложная, трагичная и поучительная история – не только о том, как политика определила взаимоотношение двух столь разных религий, но и шире – о знакомстве японцев с внешним миром, таким большим и таким непохожим на их.

Но Нобунага не дожил до тех времён, когда отношения испортятся, а на европейцев обрушатся суровые казни. Он к ним благоволит (и это взаимно: те видят, как он старательно борется с буддийскими монастырями и не могут нарадоваться на это), приобретает у них мушкеты и аркебузы и с помощью этих приобретений одерживает одну победу за другой.

В 1568 году Нобунага помогает прийти к власти сёгуну Асикага Ёсиаки, но отказывается принимать от него какие-либо должности: этот ход был нужен ему для того, чтобы триумфально войти со своей армией в Киото. Отношения между ними были весьма натянутыми, и через пять лет Нобунага прогоняет его из столицы, тем самым свергнув сёгунат Асикага, так и не сумевший достойно распорядиться верховной властью.

А Нобунага продолжает триумфально продвигаться по всей стране, одерживая победу за победой. В 1579 году заканчивается трёхлетнее строительство главной его цитадели, свидетельства неоспоримого могущества – замка Адзучи. Это было огромное семиэтажное строение, гордо возвышавшееся над озером Бива, каждый из этажей которого был отделан и украшен великим придворным художником Кано Эйтоку. Несмотря на название «замок», он был не столько военным сооружением, сколько роскошным дворцом, украшенным снаружи фигурами тигров и драконов, с просторными залами для официальных приёмов и поражающей воображение сокровищницей.

Нобунага находился в зените могущества, и теперь у этого было наглядное подтверждение – величественный замок, которого был достоин самый главный и влиятельный человек в стране. Однако этот зенит не был долгим: жить ему оставалось всего несколько лет.

В июне 1582 года Ода Нобунага отправлялся с войсками на помощь Хидэёси, осаждавшему в то время замок Такамацу на юго-западе страны. Это обещало быть серьёзной военной операцией, поэтому, отправив впереди себя войска, сам он решил немного передохнуть и остановился на ночлег в храме Хоннодзи в Киото. Покой великого военачальника охраняли лишь несколько самураев, остальные силы были брошены на фронт.

Ночью к храму Хоннодзи приблизилось войско, которое вёл верный сподвижник Нобунаги – Акэчи Мицухидэ. В это время он должен был, следуя приказу Нобунаги, двигаться на помощь Хидэёси, но для неожиданного нападения момента лучше было не представить, – и его войска вдруг поменяли направление и двинулись к столице. Акэчи с десятками яростных воинов врывается в Хоннодзи, перебивает немногочисленную охрану, и у Нобунаги остаётся совсем немного времени – лишь на то, чтобы совершить сэппуку и перед смертью попросить своего слугу поджечь храм, чтобы никто не смог завладеть его головой.

В качестве возможных причин этого демарша приводятся разные версии, среди которых одна кажется наиболее вероятной. Якобы Ода Нобунага, захватив замок, в котором находилась в заложницах мать Акэчи Мицухидэ, отдал приказ убивать всех, никого не жалея, – и пожилая женщина тоже оказалась убита разъярёнными воинами. Наверное, были и другие причины – и зависть, и личная неприязнь, есть даже история о том, как Нобунага, напившись, однажды стучал по лысой голове Акэчи своим веером и хохотал, что нашел себе новый барабан. Правду мы едва ли узнаем, но Хоннодзи навсегда остался связан в японской истории с великим предательством – столько же коварным, сколь и непродуманным.

Захватив замок и уничтожив своего господина, Акэчи отправляет императору весьма амбициозное и самонадеянное послание, в котором просит назначить его сёгуном, а сам тем временем готовится держать оборону, понимая, что месть за содеянное должна непременно воспоследовать. Так и случилось: прибывшая вскоре огромная армия под предводительством Тоётоми Хидэёси положила конец и его надеждам править страной, и его жизни.

Пик славы и карьеры Акэчи Мицухидэ, которого он достиг благодаря предательству, продолжался всего тринадцать дней. После его смерти народная молва сократила это время поговоркой Акэчи-но тэнка микка – буквально «царствование Акэчи – три дня».

После смерти Нобунаги дело всей его жизни не закончилось. Прибывший отомстить за своего господина Тоётоми Хидэёси только того и ждал: теперь именно он мог взять на себя эту почётную обязанность – покорять врагов и объединять страну.

Для него это был шанс один из миллиона: сын лесоруба, выходец из самых низов японской социальной лестницы, сперва он был простым пехотинцем асигару в армии Оды Нобунаги, но его выдающиеся воинские качества помогли ему сделать головокружительную карьеру. Нобунага умел замечать таланты и возвысил Хидэёси, даже не подозревая, как далеко тот пойдёт.

Когда-то самураями становились представители знатных родов, возводившие своё происхождение к императорам древности: эта должность предполагала помимо военной доблести ещё и аристократические корни. Но теперь, когда страна всё глубже погружалась в пекло междоусобных войн, ситуация поменялась. Стать самураем означало увеличить свои шансы выжить, поскольку простые безоружные крестьяне чаще всех остальных становились жертвами грабежей и разбоев. Более того, благодаря своей отчаянной борьбе за жизнь самураи нередко добивались значительных военных успехов, и поэтому всё больше людей выбирало этот путь. Так социальный состав военного сословия Японии претерпевал серьёзные изменения.

Этот феномен в японской истории носит название гэкокудзё, буквально – «низы побеждают верхи». Тоётоми Хидэёси – возможно, наиболее яркое его проявление: это единственный представитель «низов», сделавший настолько головокружительную карьеру.

Будучи жестоким и отчаянным воином, но при этом небольшого роста и с лицом немного похожим на обезьяну, он как будто слегка стыдился своего простого происхождения, поэтому сделал своим советником чайного мастера Сэн-но Рикю и вообще увлекался чайной церемонией – не в последнюю очередь мы обязаны её развитию в Японии именно Хидэёси.

После смерти Нобунаги он немедля взялся за дело: успешно провёл несколько военных кампаний на юге страны – на Кюсю и Сикоку, взял замок Одавара, уничтожив род Ходзё, покорил Малинового демона войны – Санаду Юкимуру, известного своими тесными связями с ниндзя. В 1586 году он получил от императора должность «великого министра» (дадзё дайдзин) и закончил строительство своей резиденции – замка Осака.

Последним покорившимся объединению даймё был Одноглазый дракон Датэ Масамунэ на севере страны. Глаз у него действительно был только один, но это не помешало ему стать величайшим самураем и политиком своего времени. Масамунэ сегодня известен всей Японии своим стильным шлемом с элегантным лунным полумесяцем, а также тем, что основал город Сэндай, ныне – центр всего северо-восточного региона Тохоку. Он был мудрым и дальновидным правителем: покровительствовал христианам и даже направил первую дипломатическую миссию в Европу задолго до того, как это сделал сёгунат. Говорят, родись он лет на десять пораньше, всё могло бы сложиться по-другому – вплоть до того, что Сэндай мог бы оказаться столицей Японии. Но сложилось как сложилось: одноглазый дракон покорился, и Хидэёси фактически завладел всей страной.

В историю Тоётоми Хидэёси вошёл не только благодаря одержанным военным победам, но и благодаря жестоким и импульсивным решениям, суровой политике и весьма эксцентричному нраву. Именно он взял курс на ужесточение отношения к европейцам и миссионерам: если Нобунага видел в них потенциал для развития и стремился использовать его, то его преемник – опасность и риск с учётом очевидной военной мощи, которую при желании можно было использовать и против Японии.

Ближе к смерти он становился всё менее адекватен: строил огромные и ненужные крепости, параноидально подозревал всех в заговорах, собрал гарем из нескольких сотен двенадцатилетних наложниц, вызывал к себе в замок даймё из разных провинций для того, чтобы играть с ними любительские пьесы, и однажды даже приказал своему советнику, великому чайному мастеру Сэн-но Рикю, совершить сэппуку за то, что тот ему подал чашу не того цвета[27]27
  Говорят, впрочем, что противоречия между ними имели более глубокие корни, и чаша стала лишь поводом. Сложным отношениям Хидэёси и его чайного мастера посвящено несколько фильмов, в том числе «Рикю» Хироси Тэсигахары (1989) и «Смерть мастера чайной церемонии» (1989) Кэя Кумаи, где Сэн-но Рикю сыграл Мифунэ Тосиро.


[Закрыть].

В придачу к этому он затеял первую внешнеполитическую кампанию в истории Японии: разработал план, приказал южным даймё мобилизовать войска, собрал 300 тысяч человек и в 1592 году напал на Корею.

Главной целью амбициозного Хидэёси была даже не она: военачальник лелеял планы захватить Китай. Однако война не стала успешной: сперва корейцы переиграли японцев на море, пока неуклюжий флот пытался перебросить могучее войско на материк, да и дальше не стало легче. Продвигаясь в глубь материка, японцы были вынуждены воевать в незнакомых условиях, а корейцы оказались неожиданно сильны в партизанской войне. Потерь становилось всё больше, боевой дух падал.

После смерти Хидэёси войну пришлось свернуть, и японские солдаты радостно вернулись домой. И с этим связана ещё одна любопытная история, показывающая японцев с такой стороны, с какой мы, возможно, предпочли бы их не знать.

Их корабли возвращаются набитые доверху отрезанными ушами и носами убитых корейских солдат. Изначально намеревались везти с собой по японской традиции головы поверженных врагов, но такой груз оказался слишком большим и неудобным для транспортировки. Уши же стали отличным компромиссом: с одной стороны, не занимают много места, с другой – дают представление о том, сколько человек убил тот или иной самурай.

Мимидзука. Киото, преф. Киото, Япония

© Sanga Park / Shutterstock.com

Проблема была в том, что головы можно было красиво насадить на колья и выставить, чтобы они внушали ужас, а уши и носы, как ни старайся, ужаса не внушают. Поэтому их просто пришлось аккуратно сложить в одном месте, и в итоге там образовался небольшой холмик. Он находится там и поныне – в предместьях Киото, покрытый землёй, заросший травой, – называется Мимидзука («холм из ушей»). Так и не скажешь, что это не обычный холм, а странный памятник японской жестокости.

Таким было окончание той войны, бессмысленной и беспощадной. Пожалуй, единственным хорошим её итогом для Японии стало то, что удалось пленить и привезти в Японию корейских мастеров по керамике: японской чайной утвари высокого качества мы в некоторой степени обязаны амбициозным геополитическим планам Хидэёси.

Но пока шла эта утомительная война, он всё отчётливее понимал, что не вечен. Незадолго до своей смерти Хидэёси собрал совет из пяти преданных ему людей и поручил им помогать его сыну, малолетнему Хидэёри, править страной, пока тот не достигнет совершеннолетия. Умирая, он, вероятно, пребывал в уверенности, что обеспечил своему роду господство над страной на долгие годы вперёд.

Но едва ли кто-то из его охочих до власти соратников всерьёз собирался ждать больше десяти лет, чтобы в итоге передать правление его сыну. Хидэёри после смерти великого отца оказался никому не интересен, и военные разборки за господство над страной продолжились без его участия.

Промозглым октябрьским утром 1600 года на огромной равнине Сэкигахара встречаются две огромные армии: прежние 260 раздробленных княжеств поделились теперь на две коалиции, и в этой битве им предстояло выяснить, кому достанется власть. Это значит, что объединение страны почти произошло: оставалось лишь последнее сражение. И ещё характерно, что обеими этими армиями командовали воины, которым Хидэёси доверил будущее своего сына, – его самые доверенные люди. Во главе Западной коалиции стоял Исида Мицунари, во главе Восточной – Токугава Иэясу.

Несмотря на численное преимущество Запада, не все самураи оказались на деле столь верными, как должны были: один из соратников Мицунари, двадцатишестилетний Кобаякава Хидэаки со своими войсками, остававшийся сперва нейтральным, решает по ходу боя присоединиться к армии Токугавы и атакует своих бывших союзников с тыла. Пока большие силы брошены на борьбу с предателем, войска Токугавы прорывают центр Западной армии, и вскоре становится понятно, кто выйдет победителем из этого сражения. И вот уже пятидесятивосьмилетний Иэясу устало и довольно садится на низкий походный стул, наблюдая, как его воины отрубают головы противникам.

Токугава Иэясу, в своё время воевавший бок о бок с Одой Нобунагой, был типичным представителем своего времени – бесстрашным воином в юности, грозным и опытным полководцем в зрелости; ему приходилось и проявлять верность, и нарушать договорённости ради собственной выгоды. Не менее важным оказались умение дождаться и удача, – несмотря на бесстрашие, не погибнуть в бою до этого момента. Ему принадлежат мудрые слова: «Жизнь человека можно уподобить долгой дороге, по которой шагаешь с тяжёлой ношей; однако не следует торопиться».

После победы в этой битве он стал почти полноправным правителем Японии. Почти – потому что оставалось последнее препятствие его безраздельной власти: Тоётоми Хидэёри – мальчик, о котором все забыли, вырос и хотел вернуть себе законную власть.