Текст книги "Территория счастья. Большая книга о волшебной любви, земных радостях и неземном вдохновении"

Соблазнить любой ценой

Эдик гулял по частному пляжу, играя мускулами, и по десять раз за минуту намазывал их различными кремами от солнца, от шелушения кожи, лосьоном «Лошадиная сила. Для роста бицепса». В воду он не заходил, чтобы не испортить идеально уложенную с утра прическу.

На море Эдик всегда ездил отдыхать один. Ему не нужны были конкуренты в поиске подходящей кандидатки для вечерних утех, да и друзья-неудачники тоже не способствовали интересному досугу. Эдик брал на абордаж исключительно обворожительных и состоятельных, так как сам в жизни состоялся лишь в охранника сельского супермаркета. А еще девушкам должно было быть слегка за тридцать – для уязвимости перед молодым и перспективным во всех смыслах самцом.

Наконец взгляд его упал на подходящую кандидатуру: бронзовый загар, шелковистые волосы, подтянутые формы, слегка перекачанные (но это не страшно) губы. Девушка лежала на шезлонге под большим зонтом и через огромные солнцезащитные очки читала книгу в яркой обложке.

«Ухоженная, может позволить себе аренду шезлонга и зонт, читает какую-то бульварную любовную муть», – словно Терминатор провел сканирование цели Эдик.

– Добрый день. Разрешите угостить вас порцией приятного, ни к чему не обязывающего общения, – подсел Эдик на шезлонг и нежно провел пальцем по руке девушки.

Схема была простая: девушка говорила либо «да», либо «нет». Если «нет» – Эдик шел к следующей жертве. И так до победного. Но если «да»…

Девушка слегка поерзала на шезлонге, положила на себя книгу, уронила голову в сторону Эдика и, приоткрыв слегка пухлые губки, громко всхрапнула.

Эдик аж подпрыгнул от неожиданности, задев головой огромный зонт.

– Что такое? Снова пришли, гады мохнатые? А ну, кыш! Кыш, кому говорю! – закричала девушка и запустила в нос Эдику твердым переплетом. Нос был расквашен в мгновение.

– Ой! Ой-е-ей! О-о-ой! Простите ради бога! Я думала, это еноты! Давайте я вам помогу, у меня тут аптечка.

Девушка достала из-под головы огромную сумку и начала ее потрошить, перечисляя вслух содержимое:

– Так: жгуты, противоожоговое, противогрибковое, декомпрессионные иглы, физраствор, от радиации, от диареи, пенициллин… О, нашла! – радостно выудила она целый валик ваты и чуть ли не весь разом затолкала Эдику в нос. – Еще раз прошу прощения! Я уснула, чтиво такое… захватывающее!

– Ничего-ничего, я сам виноват. Вот, держите, – протянул Эдик упавшую книгу. Он мельком прочитал название «Съедобные грибы», но не придал этому никакого значения, решив про себя, что никогда не понимал всех этих литературных выкрутасов.

– Я так виновата перед вами, – продолжала тревожиться девушка.

«Это точно… Угораздило же так попасть. Теперь, наверное, все распухнет и будет некрасивым. Отдых испорчен», – злился про себя Эдик.

– Я хотела бы загладить вину! Может, сходим ко мне, я угощу вас вкусным чаем? – предложила внезапно девушка, и Эдик резко повеселел. Кажется, все складывалось не так уж и плохо. – Меня, кстати, Анфиса зовут, – улыбнулась девушка, собирая зонт и шезлонг.

– Меня Эдуард, – представился Эдик, с тревогой поглядывая на происходящее. – Оставьте, их потом работники пляжа уберут.

– Зачем это? Я ничего дарить им не собираюсь, – удивленно сказала Анфиса и, взвалив курортный набор на плечи, пошла прочь с пляжа.

– Так это все ваше? – спросил на ходу Эдик.

– Ну да. Я люблю отдыхать с комфортом, – улыбнулась девушка, поправив под мышкой зонт.

Они шли по набережной. Эдик смотрел на веранды дорогих кафе, холодные лимонады, голландские вафли. Анфиса же что-то высматривала на стороне отелей.

– Может, перекусим? А то нос что-то побаливает, – начал давить Эдик на совесть и намекать на фешенебельный ресторан с морской кухней.

– Вот, – выудила Анфиса из своей бездонной сумки пластиковый контейнер с гречкой. – Хлеб надо?

Эдик взглянул на контейнер округлившимися от удивления глазами и вежливо отказался.

– О, пришли, – обрадовалась Анфиса.

Эдик тоже обрадовался. Перед его взором раскинулся один из самых дорогих отелей этого сектора. Белоснежные колонны, огромные балконы, кожаные диваны в лобби и даже портье.

Анфиса повела его в сторону входа. Эдик уже представлял, как попивает холодный коктейль в джакузи, когда Анфиса вдруг резко свернула и пошла в обход здания. Эдик поплелся за ней, надеясь, что они направляются к другому входу. Но они направлялись к выходу. В дурно пахнущих зарослях Анфиса провела Эдика к кованому забору, где через небольшую дыру уже пытался пролезть какой-то упитанный дядька.

– Мы что, уходим с пляжа? – расстроился Эдик.

– Да, я остановилась на горе́, – кивнула Анфиса. – А тут вход только для постояльцев местных отелей.

Эдик уже было совсем расстроился, но тут вспомнил, что на горе стоят самые престижные гостиницы, и попробовал заново воспрять духом.

В гору они поднимались около часа. Эдик уже сто раз пожалел о своем решении. Он обливался по́том, натер мозоли, скинул лишние калории. Анфиса, к слову, держалась вполне бодро. Она без конца болтала о бессмысленной ерунде вроде шоу какого-то неизвестного Эдику Беара Гриллса и о не менее неизвестном ему то ли Коровине, то ли Конюхове – этих гламурных дам с их вкусами не разберешь. Наконец они поднялись на самую вершину, где стоял самый престижный отель и откуда открывался потрясающий вид на курорт. Мужчина облегченно выдохнул, но тут Анфиса радостно предупредила, что еще минут десять – и они на месте. Эдику хотелось все бросить и вернуться на пляж. Он так и собирался сделать, пока Анфиса не сказала, что это совершенно удачное знакомство и теперь ей есть с кем вместе принять душ. И Эдик снова сдался.

Постепенно их путь стал пролегать через какие-то заросли. Эдику начало казаться, что его ведут куда-то на убой, подальше от свидетелей, но тут Анфиса объявила, что они пришли.

Перед Эдиком предстали небольшая палатка, мангал, сложенный из кирпичей, топор и навес из полиэтилена.

– Это что? – спросил он в ужасе.

– Это мой отель. Олл инклюзив, – хихикнула Анфиса.

– И давно ты тут живешь?

– С мая, кажется, – прикинула в уме девушка. – Ну что, чайку́?

Эдик хотел было разразиться страшными словами и обложить ими Анфису с ног до головы, но тут она взяла в руки топор и одним махом разрубила пополам огромное полено. Эдик понял, что лучше не рисковать.

«Что ж, приму с ней душ, сброшу напряжение в палатке, выпью, так и быть, чаю и пойду обратно», – решил он про себя.

– Помоги дров натаскать, – попросила Анфиса.

– Чего? – переспросил Эдик.

– Валежника. А то воду для чая не на чем греть.

Эдик начал собирать сухие ветки, бубня себе под нос ругательства. Схватив очередную палку, он почувствовал резкую боль. Через секунду он понял, что его укусили. Эдик зарыдал, как первокурсница в день отчисления. На вой прибежала Анфиса, вооруженная поленом. Поняв, в чем дело, девушка успокоила Эдика, найдя подходящее описание змеи в своем справочнике.

– Это оливковый полоз, он не опасен, – заключила Анфиса.

– Надо отсосать яд! – не унимался Эдик.

– Не нужно ничего отсасывать, я же говорю: не опасен!

– Ну хотя бы в качестве моральной компенсации… – хныкал Эдик.

Так и не получив первую помощь, он вернулся к палатке, где Анфиса уже развела огонь, самостоятельно натаскав дров. Через пять минут чай был готов. Анфиса достала из палатки пастилу и протянула Эдику вместе с кружкой.

– Тебе нужно снять стресс, а потом пойдем в душ, – ласково сказала она, и Эдик немного растаял.

Пока пили чай, Эдик решил подмаслить девушку разговорами о ее внешности.

– У тебя очень красивые губы. Где делала? – спросил он, надкусывая пастилу.

– А… – махнула рукой Анфиса и захихикала, – это меня муравьи покусали, когда я пастилу ела. Вот и распухли.

Через секунду Эдуард уже плевался пастилой, обливаясь при этом горячим чаем и громко крича от боли и уныния.

– Ты весь в ожогах! Давай я тебя скорее древесным углем посыплю, это помогает! – вскочила с места Анфиса и бросилась к костру.

– Не-е-ет! – испуганно отскочил Эдик. – Все нормально. Этот волдырь уже был, не трогай, пожалуйста!

– Ну хорошо, пойдем тогда в душ. Мне нужно, чтобы кто-то потер мне спинку.

«Ну наконец-то!» – обрадовался Эдик, в глубине души чувствуя, что лучше бы он сбежал.

Душем Анфиса называла большой пакет, наполненный водой и подвешенный на сучок.

– Главное – действовать быстро, пока вода не закончилась, – предупредила она Эдика. – Сначала ты меня намыливаешь, потом я тебя, по команде. Все понял? – наливая гель для душа на мочалку, спросила Анфиса.

Растерявшийся Эдик не успел даже кивнуть, как отчаянная туристка дала отмашку:

– Давай! – и проткнула пакет.

Наружу тут же потекла струя воды.

– Быстрее, вода уходит! – крикнула Анфиса, снимая с себя купальник.

Испуганный Эдик начал быстро тереть спину своей новой знакомой. Он не успевал разглядеть ее без одежды, так как пена от геля отслаивалась большими облаками и залепляла ему глаза.

– Теперь я тебя! – скомандовала Анфиса и, развернув Эдика к лесу передом, стянула с него плавки, а затем начала быстрыми движениями намыливать ему спину. – Черт, вода закончилась, – с сожалением констатировала Анфиса. – Я успела, а вот на тебя не хватило. Сейчас наберу еще пакет, тут озеро недалеко, – сказала она и умчалась, оставив голого намыленного Эдика в одиночестве.

Понимая, что надо срочно сваливать, нерадивый альфонс натянул плавки и помчался прочь. Вот только дороги он не запомнил. Тропа выходила из каких-то кустов, а кусты здесь были повсюду. Выбрав направление наугад, Эдик бросился в растительность и тут же полетел кубарем вниз, раскидывая по округе пену и мат. Сознание покинуло Эдика еще на половине спуска с горы, а вернулось поздно вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом, а воздух насквозь пропах костром и гречкой с тушенкой.

– Проснулся? А я уже и ужин приготовила, – улыбалась Анфиса. – Ты не туда за водой пошел. Там только колючие кусты, – показала она Эдику на свежие раны, уродливо рассекающие его бицепсы. – Не подташнивает от удара? У тебя вполне может быть сотрясение.

Эдик молча замотал головой. Он боялся, что Анфиса начнет предпринимать очередное лечение.

– Вот, тебе надо поесть, – протянула девушка плошку с кашей.

Пахло аппетитно. У Эдика в памяти даже проклюнулось что-то из детства, когда он ходил в походы с дедом. Он принял тару и, благодарно кивнув, принялся есть.

– Вкусно?

– Очень, – искренне сказал Эдик.

– Я туда грибов добавила, сама собирала, по справочнику, – снова улыбнулась Анфиса. Эдик тут же начал вспоминать содержимое аптечки девушки, гадая, как далеко она убрала «закрепляющее» и адсорбенты.

– Ну что, пора на боковую, – предложила Анфиса.

Уже забыв, зачем пришел, Эдик хотел было запереться в палатке и проспать там до утра, чтобы с первыми лучами солнца попросить отвести его обратно на пляж. Но палатка оказалась слишком мала даже для него одного. Анфиса смогла сложиться в какую-то труднодоступную асану и крабом заползла внутрь. Эдик же устроился на разложенном шезлонге.

Как только в костре дотлел последний уголек, пришли ночные звери и начали свои бесчинства. Что-то чавкало, хрустело, шипело. Эдик не мог сомкнуть глаз, боясь проснуться утром без ног. Сквозь полудрему ему казалось, что пришла Анфиса и начала облизывать его мощный торс, но, открыв глаза, Эдик заметил на груди какую-то черную кошку, что слизывала остатки тушенки, в которой он извозился.

Вопль Эдика разлетелся эхом по всему курорту. Сшибая на пути шезлонг, сумку, деревья, колючих ежей, несчастный устремился в темноту. Ему было плевать, получится у него найти выход или нет. Он не собирался больше возвращаться и бежал что было сил.

Дорога оказалась верной. Ноги несли Эдика по знакомой тропке, и вскоре он достиг отеля на горе, где срочно потребовал вызвать скорую помощь. Эдика успокоили, дали стакан воды и закрыли перед ним двери.

До своего номера бедолага добрался лишь к утру. Он был изможден, потрепан и плохо пах. Все, о чем он мечтал, – это скорее упасть лицом в подушку и забыть весь этот кошмар. Но стоило ему зайти в свою комнату, как в окно протиснулась нога, затем рука, а затем показалась и голова.

– Ты у меня телефон свой забыл, – протянула Анфиса смартфон.

– К-к-как ты меня нашла?

– По запаху. Ты, видно, был сильно напуган.

– Оставь меня в покое! – Эдик вооружился табуретом.

– Ладно, ладно, остынь, ненормальный, – сказала Анфиса и повернулась обратно к окну.

– Стой! – окликнул ее Эдик. – Это же четвертый этаж!

– Да? А я и не заметила, – пожала плечами девушка. – Неудобно как-то через парадный, я же здесь не проживаю.

– Ну… – Эдик замялся, прикидывая в голове, что он пожалеет о следующих своих словах. – Я провожу тебя утром до выхода, а то разобьешься еще, а мне потом отвечать.

– Хорошо, спасибо, – улыбнулась Анфиса.

– Только мне нужно нормально поспать.

– Я не буду мешать.

– Спасибо.

Эдик лег на кровать и закрыл глаза. Сквозь сон он услышал вопрос:

– А какой пароль от Wi-Fi?

– От одного до девяти, тебе зачем? – ответил он.

– Хочу почитать в интернете, как вправлять переломы. Кажется, ты, пока бежал, сломал палец на ноге и не заметил этого из-за адреналина в крови.

– Что?!

Хрясь.

– А-а-а-а!

Наталья Третьякова

Уйти нельзя остаться

Марина с размаху открыла дверь подъезда и без раздумий в пижаме и тапках выскочила в июльский ливень. Пижама мгновенно намокла, пушистые помпоны на тапках грустно поникли, и, будь она книжной героиней, то осталась бы стоять, подняв лицо к небу, а слезы бы, смешиваясь с дождем, уносили печаль.

Марина же вернулась под козырек подъезда и, разглядывая мокрые помпоны на тапках, почему-то вспомнила, что получила их в подарок на Восьмое марта от мужа. Он всегда дарил хорошие подарки – как правило, золотые украшения, но обязательно к подарку прилагалась какая-то приятная мелочь – белые пушистые рукавички на Новый год или вот эти милые тапочки на Восьмое марта. И с горечью подумала, что на это Восьмое марта Андрей покупал подарок уже не только ей.

Как это могло случиться с ними? Мозг, отказываясь принимать ошеломляющую правду, лихорадочно придумывал оправдания, одно нелепее другого. Очень хотелось стать героиней мыльной оперы, где у мужа внезапно нашелся брат-близнец, и они, встретившись, перепутали телефоны. Недоразумение разрешилось, все счастливы, все танцуют.

Вышла бы она за него замуж тогда, молодой девчонкой, если бы знала, как все закончится?

Андрей был красавец, душа их студенческой компании, девчонки сами на него вешались.

А Марина не вешалась, гордая слишком, да и считала, что шансов у нее в этой конкурентной борьбе нет. Не особо красавица, из красивого – золотистые волосы, прозрачная кожа, зеленые глаза, тонкая талия. Остальное на любителя – широкие полные бедра, веснушки и круглые колени. Рубенс бы восхитился и тут же бы начал писать с нее картину, а вот одногруппники восхищения великого художника не разделяли. Но равнодушными тоже не оставались: Марина была остроумной и веселой хохотушкой, мужского внимания всегда хватало. Были в ней какая-то манкость и притягательность.

Андрей не сразу, но разглядел и неожиданно запал. Несколько раз звал погулять вдвоем, она отказывалась, чем раззадоривала его еще больше. На ее день рождения заявился без приглашения с огромным букетом из ста одной розы, по тем временам это была невиданная роскошь. Букет был тяжеленный, не помещался ни в какую вазу, только в ведро. Первый и единственный ее такой огромный букет, больше просила таких не дарить. Первый и единственный ее мужчина – Андрей.

Десять лет жили душа в душу, много путешествовали, часто встречались с друзьями. Были, конечно, и ссоры, но у кого их не бывает. Камнем преткновения, что не особо удивительно, стал быт. Удивительнее было другое: за беспорядок и невымытую тарелку в раковине ворчал Андрей, а не она. Он оказался педантом, слегка, как думалось Марине, повернутом на домашнем порядке и чистоте. Мог вспылить из-за мокрого полотенца в ванной, которое она забыла ровно развесить на полотенцесушителе, или из-за мусора в решеточке слива кухонной раковины.

Но Марина легко подстроилась, она и сама любила чистоту и порядок, хоть и не так фанатично. Раньше могла спокойно лечь спать, не вымыв посуду, а песок в прихожей просто стряхивала с голых ступней, не бросаясь в ту же секунду за пылесосом. С Андреем ее несколько расслабленное отношение к быту изменилось, но ей это даже нравилось, Андрей умел хвалить и замечал ее старания.

А потом родилась дочь. Сашка…

У них с Андреем не было мучительного ожидания беременности, когда пары высчитывают дни, сдают анализы, а она стоит «березкой» и постоянно засматривается на детские коляски. Беременность была запланированной и осознанной: решили, что пора, они готовы впустить в свою жизнь третьего. Или третью. И сразу все получилось.

Период беременности был волшебным. Казалось, они стали любить друг друга еще больше. Он целовал ее живот и оберегал от малейшей нагрузки, а она с воодушевлением скупала ассортимент магазинов для новорожденных, представляя уютные вечера со спящей в колыбели малышкой.

Реальность оказалась слишком другой. Сашка как родилась, так и повисла на груди, не отпуская Марину даже в туалет. А если хоть на секунду ее отрывали от груди, орала так, что звенело в ушах. Андрей уходил утром на работу – она кормила, сидя на кровати, возвращался с работы – и находил жену в той же позе и в том же месте.

Бабушки жили далеко, за тысячи километров, еще и работали, помощи ждать было не от кого.

Андрей помогал как мог. Возвращался с работы и впрягался в быт: готовил, убирал квартиру, купал малышку. Первый год родительства они почти не помнили из-за смертельной усталости и недосыпа, жили только ожиданием того, что станет легче.

Но легче не становилось, Сашка даже к году большую часть времени предпочитала проводить на руках у Марины, плохо спала, не интересовалась игрушками, редко улыбалась и, что самое тревожное, не всегда отзывалась на имя. Много еще всяких мелочей было, каждая по отдельности ничего не значила, но все вместе в итоге сложились в диагноз.

Аутизм.

Вернее, расстройство аутического спектра, которое с возрастом может компенсироваться, и ребенок начнет ходить в обычную школу, превратившись из ребенка с особенностями в обыкновенного ребенка. Только, возможно, чуть более замкнутого, чем другие, или, наоборот, слишком непосредственного.

И Марина начала борьбу за здорового ребенка: искала врачей, возила Сашку на консультации, терапию, процедуры и занятия.

Успехи сменялись откатами, и тогда хотелось выть, но Марина с удвоенной энергией находила специалистов и новые методы лечения.

За всем этим их с Андреем любовь трансформировалась в нечто другое: они стали как будто напарниками.

У напарников есть цели, планы, обязанности, а любви и нежности нет. Просто крутятся две шестеренки рядом в огромном механизме, не пересекаясь.

Вместе с дочерью в их жизнь пришли постоянные ссоры и недовольство.

Он был недоволен бытом, вечно замотанной, ничего не успевающей женой, а она – его безынициативностью в борьбе с диагнозом, придирками к быту, к этим полотенцам несчастным, криво висящим.

Даже иногда думала, что в заболевании дочери он и виноват, потому что эта страсть к ровным стопкам белья не совсем норма.

Так и жили, со стороны казалось, что все у них хорошо: муж зарабатывает, жена занимается ребенком и домом.

Марине и самой казалось, что в целом все нормально, у других лучше, что ли.

Вон, у Юли, подружки институтской, муж дома не помогает, зарабатывает копейки, вечно у него дела какие-то. Юля, может, и недовольна, но разводиться не собирается – а кто будет пацанов на тренировки возить? Да и вообще, с мужиком всяко лучше, чем одной.

Марина сравнивала Андрея с мужьями подруг и считала, что ей еще повезло. Просто нужно немного подождать, и станет легче, снова появится время друг на друга.

Сашка растет, становится все самостоятельнее, уже начали пару раз в неделю водить ее в обычный садик. Ей там было некомфортно, она замыкалась и сидела в углу одна, игнорируя даже воспитателей, но в целом прогресс был.

И особенно заметен он был на творческих занятиях: дочь оживлялась, как только в поле ее зрения появлялись краски, фломастеры или карандаши.

Сашкины рисунки – это не просто мазня и каракули четырехлетки. Это как будто картины абстракционистов, которые завораживают, их хочется разглядывать: яркие цветовые пятна, разбросанные на цветном фоне, соединяются между собой в какой-то причудливый орнамент.

Почти как картинки в калейдоскопе.

Но сейчас это все уже не важно, потому что Марина нашла у мужа в телефоне переписку.

Андрей вернулся домой поздно слегка выпивший с какой-то деловой встречи, принял душ и мгновенно уснул, забыв отключить телефон.

Марина тоже почти уснула, когда тот брякнул. Раздраженно переползая через спящего мужа, дотянулась до телефона на его тумбе и замерла, увидев высветившееся сообщение: «Уже скучаю!»

Перевернулась на свою половину кровати, не выпуская из рук телефон, и начала читать переписку. Руки тряслись, сердце колотилось так, что ей казалось, Андрей проснется от этого бешеного стука.

Переписка была такой горячей, что каждое прочитанное слово будто оставляло ожог. А какие знакомые ласковые прозвища. Когда-то они были ее прозвищами, потом часть перешла по наследству дочери, часть забылась, а сейчас все они были собраны в этом невозможном диалоге.

И так много фотографий: он и она в ресторане, она на пляже, она выбирает платья, она корчит гримаски, она шлет поцелуи. А вот, не стесняясь, в одном белье, сидит на Марининой кровати в Марининой спальне, которую, между прочим, Марина так долго выбирала, потом еще два месяца ждала, когда привезут из Италии. Ругалась с прорабом, который наложил дизайнерскую штукатурку изголовьем кровати абы как и уверял, что «так даже еще лучше». Но дара убеждения ему не хватило, поэтому был оштрафован на сумму новой штукатурки. Судя по улыбке, и спальня, и штукатурка «этой» понравились.

«Видимо, приводил ее, когда мы с Сашкой уезжали на терапию в Москву, – подумала Марина. – Надеюсь, хоть простыни поменял».

Та, другая, была полной противоположностью Марине – высокая худая брюнетка. Ноги, как у пластмассовой Барби, – длинные, гладкие, без единого синячка. Красивая, но неприятная. Хотя, если подумать, может ли быть соперница приятной?

Долистав до самого начала переписки, поняла, что уже год живет в этом треугольнике.

Слезы душили, хотелось рыдать в голос, разбудить Андрея и трясти его, трясти, вытрясти из него и эту другую, и, может быть, даже жизнь.

Встала с кровати и, как была в пижаме и в тапочках, вышла в подъезд и полетела вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Стояла под козырьком подъезда и задавалась вопросом, на который не могли найти ответа даже великие классики: что делать?

Уйти от Андрея? И куда? После декрета так и не вышла на работу, посвятив себя лечению дочери. До беременности была редактором небольшого журнала, писала тексты для нескольких других издательств и могла бы снова вернуться к этому делу, но кто будет заниматься Сашкой?

Рассказать Андрею, что все знает, и заставить расстаться с той, другой? А если он не захочет? Судя по переписке, там такая любовь пылает.

Так ничего и не решив, вернулась в квартиру и до утра просидела на кухне с кофе и мыслями.

Утром Андрей, собираясь на работу, даже не заметил, что Марина вся бледная и опухшая от слез. Он пил кофе и улыбался в телефон, что-то в нем читая. На его ноге висела Сашка, но он смотрел как будто сквозь нее, погруженный в свои мысли.

– Андрей, – хрипло прошептала Марина, запрокинув голову к потолку, чтобы остановить предательские слезы.

– Что? – не отрываясь от телефона, спросил муж.

– Ты меня любишь? – голос предательски задрожал.

Андрей оторвал глаза от телефона и внимательно посмотрел на жену:

– Конечно, люблю, Мариш, что за вопрос, ты же знаешь. Плачешь? Что случилось, рассказывай! – и, подняв Сашку на руки, подошел к Марине.

– Ничего, просто устала очень, плохо спала.

Андрей подошел вплотную и обнял ее, а Сашка, сидевшая у него на руках, обняла их обоих.

– Мы как клубок, да? – засмеялась дочь, коверкая слова так, что понять могли только они с мужем.

– Да, милая, клубок, который не распутать, – прижавшись к мужу, прошептала Марина.

Муж ушел на работу, а она, взяв пакет с орехами, вышла с дочерью на прогулку в парк недалеко от дома покормить белок и как-то собраться с мыслями.

Солнечные лучи пробивались сквозь утреннюю дымку, в парке стояла тишина, нарушаемая только пением птиц и отдаленным гулом машин с дороги. Сашка бежала впереди Марины, временами забавно подпрыгивая, но постоянно оглядываясь, не отстала ли мать. Совсем недавно даже потеря мамы из поля зрения в комнате была для Сашки поводом для паники, но в последнее время дочь стала чуть самостоятельнее и спокойнее. Возможно, это результат последней терапии, а может быть, все-таки она понемногу «перерастает» свои особенности, как осторожно обещали специалисты.

Навстречу им из-за поворота дорожки, громко лая, выбежала большая светлая собака, похожая на лабрадора. Хозяина рядом не было. В два шага догнав дочь и задвинув ее за спину, Марина остановилась перед собакой, ища глазами какую-нибудь палку или камень. Но та, судя по вилянию хвоста, была настроена дружелюбно, хотя и не переставала лаять.

– Чего разлаялась, белок всех нам распугаешь, – упрекнула собаку Марина, пытаясь разглядеть, что было написано на бирке ошейнике. – Рита тебя зовут?

Собака гавкнула, как будто соглашаясь, и побежала по дорожке в ту сторону, откуда пришла, постоянно оглядываясь. На повороте снова начала лаять.

Сашка спросила:

– Она нас зовет с собой, да, мам?

– Хм, возможно, ты и права, – удивилась Марина догадке дочери. – Ну пошли, нам все равно туда.

Собака нетерпеливо переминалась на месте и, увидев, что Марина с дочерью идут за ней, скрылась за поворотом.

Подгоняемые любопытством, они быстрым шагом последовали за собакой, которую вскоре нашли около лавочки. На ней, закрыв глаза и откинув голову назад, сидел мужчина. Он тяжело дышал, но, услышав шаги, посмотрел на Марину с дочерью.

– Вам плохо? – Марина присела рядом и вытащила из сумки бутылочку с водой. – Скорую вызвать?

– Нет, – прошептал мужчина и для убедительности помотал головой. – Сейчас пройдет.

На вид ему было чуть за сорок, белая футболка обтягивала спортивный торс. «Не похож на сердечника», – подумала Марина. Как будто услышав ее мысли, мужчина с извиняющейся улыбкой сказал:

– Со мной все в порядке, не переживайте. Давление долбануло, добегался. Совсем недавно даже и не знал, что у меня вообще есть давление и что его можно измерить. А теперь и тонометр есть, и таблетки. Вот если немного лишка дам нагрузку, то вот такая фигня бывает. Рита сразу пугается, – кивнув в сторону «проводника», усмехнулся мужчина.

Собака, которую в этот момент гладила Сашка, встрепенулась, услышав свое имя. Потом снова прилегла, не сводя глаз с хозяина. Девочка продолжала ее гладить, перебирая длинную шелковистую шерсть.

– Не укусит? – забеспокоилась Марина.

– Нет, что вы, дети могут с ней что угодно делать, она даже не рыкнет. Мы ее щенком крохотным подобрали на улице, она с сыном вместе росла. Он, когда маленький был, как только ее ни терзал – вцепится в шерсть и визжит от радости. А Ритка терпит, только на нас так смотрит умоляюще, мол, прекратите уже.

– А какая это порода?

– Дворянка она. Помесь лабрадора с кем-то, шерсть длинновата для породы. Характер точно от лабрадора, умнейшая собака.

– И правда умная, она же нас позвала. Прибежала и давай лаять и показывать, чтоб за ней шли.

– Да вы что! А я думаю, куда она удрала. Ритка, да ты паникерша, – обращаясь к собаке, засмеялся мужчина.

Собака подскочила и, виляя хвостом, подошла к мужчине.

– Иди, иди играй, – ласково приказал он и, повернувшись к Марине, спросил, как зовут ее девочку.

– Саша, – ответила Марина, и ей показалось, что мужчина вздрогнул.

– Вот, поиграй с Сашей, – достал из рюкзака небольшой мячик и дал собаке.

Та, взяв его в зубы, подошла к Сашке и положила мячик около ее ног. Девочка удивленно смотрела то на него, то на собаку, то на мать.

– Ты кидай мячик, а она будет приносить, – подсказал мужчина.

Саша, до этого не игравшая с собаками, неуверенно бросила мячик, за которым молнией рванулась Рита.

Мужчина повернулся к Марине.

– Спасибо, что пошли за Ритой и хотели помочь, в наше время это дорого стоит. Но на месте вашего мужа я б не хотел, чтоб вы с дочерью бегали по парку за какими-то незнакомыми собаками, – рассмеялся он. – Меня Евгений зовут, Женя.

– Меня Марина, будем знакомы.

И, взглянув на визжащую от восторга дочь, добавила:

– У вас чудесная собака, так здорово они играют.

– Ритка соскучилась по детям, – грустно вздохнул Евгений.

– Сын вырос, да? Дети так быстро растут, – сочувственно улыбнулась Марина.

– Не успел вырасти, – глядя куда-то под ноги, ответил мужчина.

– Извините ради бога, – смутилась Марина.

– Да ничего, три года уже прошло.

– Простите, – сгорая от стыда за свою бестактность, Марина засобиралась домой.

Сашка с неохотой отдала мяч Евгению и крепко обняла на прощанье собаку. Всю дорогу домой спрашивала, когда они снова увидятся с Ритой, а Марина не знала, что и сказать. Пообещала, что как-нибудь обязательно встретятся.

Пообедав, дочь вмиг уснула, хотя обычно засыпала долго, успев измотать матери все нервы.

Вечером за ужином Марина смотрела на мужа. На то, как красиво он ест, как изящно держит столовые приборы. А в голове калейдоскопом мелькали картинки: ноги Барби, руки мужа, ничего определенного, как рисунки дочери, но цепляет.

От того, чтобы не разрыдаться в тарелку, спасала Сашка, которая бесконечно тараторила про собаку. Это было даже удивительно, обычно из нее слова не вытянешь. А Марина мечтала уставать от болтовни дочери и жаловаться другим мамам, что от этой бесконечной болтовни голова не соображает.

– Что за история с собакой? – заинтересовался Андрей, который был категорически против собаки в доме.

Марина рассказала про Риту и Евгения и, вспомнив, как хорошо уснула дочь после общения с собакой, заметила:

– Не зря специалисты советовали нам собаку завести.

– Ой, ну не начинай, Марин. Она набегалась просто, вот и уснула. Я работаю с утра до вечера, вы с Сашкой вечно на занятиях или в разъездах, кто с собакой гулять будет?

– Да я и не начинаю, Андрей, не злись, рассказала, и все.

Марина только казалась мягкой и уступчивой. Но ровно до момента, пока ее все устраивало. Близкие и коллеги знали, что под внешним ватным слоем Марина твердая и принципиальная. Терпение ее можно испытывать долго, но только до определенного времени, а потом все: жестко принимала решения, расставалась с людьми, которые исчерпали лимит терпения или доверия.