Текст книги "Любовь колдовская..."

IX

Фрол Бородин с вечера ушел с ночевкой на рыбалку. Неспокойно было у него на душе. Перед этим к нему заходил Тит Фролов и рассказал о своем разговоре с Дарьей Гришиной. Фрол не разделял уверенности своего дружка, что девушка никому не расскажет о них. По своей сущности этот казак был труслив. В детстве предпочитал не ввязываться в драки, потому что боялся, что его побьют. Бывало, что и бивали. Особенно доставалось ему в юности, когда стал женихаться. Он был видным парнем, и девки липли к нему. Но хуторским парням не нравилось, что их подруги заглядываются на другого. Потому и ходил частенько Фрол Бородин с разбитым лицом.

Этот страх и послужил причиной тому, что он долго не мог жениться. Жена Фролу попалась некрасивая и желчная. К тому же оказалось, что она не может иметь детей. Много раз порывался он уйти от нее, но страх опять не давал ему этого сделать. Он боялся ее многочисленной родни, боялся осуждения, да и самой жены, которая частенько била его. Даже другую бабу не мог себе завести из страха, что жена узнает. Так и жил, пока не грянула война…

Фрол попал на австрийский фронт. Ему совсем не хотелось лезть под пули. Большими стараниями ему удалось устроиться в обоз, где и прослужил до рокового семнадцатого года, и пороха-то не нюхав толком. А потом судьба закрутила, завертела его…

До войны Фрол считался зажиточным хозяином, держал работников. Понятно, что с большевиками ему было не по пути, поэтому, когда казаки окрестных станиц восстали, он присоединился к ним. Но воевать ему не больно-то хотелось. Ненавидя большевиков лютой ненавистью, Бородин пристроился к карательному отряду. Расправлялся с красноармейцами, попавшими в плен, с теми казаками, которые покидали свои части, не желая воевать.

Среди карателей Фрол отличался своей звериной жестолькостью. Поэтому, когда белое движение потерпело поражение, Бородин с опаской возвращался в родной хутор. На его счастье не было никого, кто знал бы о его «славном» прошлом. Пленных, которые попадали в его руки, живыми он не отпускал, а среди сослуживцев не было ни одного земляка…

Хозяйство было разрушено: крыша в хате текла, амбары, конюшня, курятник и другие постройки обветшали, скотина частью передохла, частью находилась у тестя. Там же жила и жена. Все пришлось начинать с нуля. У Фрола был кое-какой капиталец, накопленный им за время службы в карательном отряде. Он-то и послужил первым камнем в его хозяйстве. Фрол нанял батраков, драл с них три шкуры, не давая пощады, благо в то голодное время тем некуда было деваться. Сам не работал, только надзирал…

Постепенно дело стало выправляться. Скоро уже Бородин имел столько же, сколько и до войны. Но жил в его душе страх. Страх перед тем, что кто-нибудь его раскроет, что его арестуют. Этот страх Фрол вымещал на своих работниках, отличаясь особой лютостью в отношениях с ними.

А бояться ему было чего. Через некоторое время после его возвращения объявился на хуторе Тит Фролов. Он знал, что Фрол был в карательном отряде, о чем дал ему недвусмысленно понять. Ох, и ненавидел же его Бородин! Ненавидел и боялся… Можно было, конечно, заставить его замолчать навсегда, но Фрол никак не мог на это решиться. Да и слишком похожи они были. Оба одинаково сильно ненавидели Советскую власть и делали все, чтобы навредить ей. Утаивали зерно, помогали бандитам продуктами, даже составили список активистов из бедноты, кого, по их мнению, следовало уничтожить в первую очередь. Не успели…

Банда Харламова была разгромлена, им тогда чудом удалось отвертеться. На их счастье не было никого, кто мог бы свидетельствовать против них. Харламова убили при захвате, его «правую руку» бывшего хорунжего Лисового они самолично утопили в реке, когда тот прибежал к ним искать спасения. А больше никто и не знал об их сотрудничестве, если не считать членов семей. Но в их молчании они были уверены…

Покушение на Вострякова Бородин считал их главной ошибкой. Слишком осторожным был секретарь партийной ячейки, чтобы его можно было взять голыми руками. Той ночью пуля зарылась в землю прямо перед самым носом Фрола, заставив отползти назад, проворно работая локтями и коленями. Им бы помочь Фролову, но они с Курковым поспешно ретировались. Как ни ругал их потом Фролов, они лишь огрызались, ссылаясь на то, что на выстрелы сбежалось почти полхутора. А на самом деле Фрол и его дружок Курков просто испугались, что их поймают…

А теперь вот, оказывается, Дарья Гришина знала об их участии в неудавшемся покушении на Вострякова. Конечно, Степана взяли, план Фролова прекрасно сработал. Но они не могли чувствовать себя в безопасности, пока был хотя бы один человек, знавший об этом. Тит утверждал, что Дарье никто не поверит, поэтому опасаться ее нечего. Но на душе у Фрола было неспокойно. Уверенности не придавал даже обрез, который он прихватил с собой… Надо было убрать Дашку! Но тогда они раскрыли бы себя. ГПУ стало бы копать и рано или поздно добралось бы до них…

Ночь вступала в свои права. Рядом у костра храпел его свояк Демид Ушаков. Еще с вечера наловив окуней и сварив в котелке наваристую уху, они выпили много самогона. Но Фрола спиртное не брало. Он ворочался с боку на бок, пока не понял, что уснуть не сможет. Бородин сел у костра, подкинул веток, набранных в ближайшем лесу, и стал размышлять о своей невеселой жизни…

Перед ним лежала зеркальная водная гладь шириной метров пятьдесят. Этот плес называли Маришкиным. Никто уже не помнил, откуда взялось название. Место это славилось хорошими поклевками, поэтому неслучайно Бородин с Ушаковым выбрали его для рыбалки, хотя оно и располагалось довольно-таки далеко от хутора.

На лодке они перебрались на противоположный, пологий берег плеса. Здесь хоть было, где разместиться. А на другой стороне берег был обрывистым, крутым, по его верху вплотную к самому обрыву подступал смешанный лес: кряжистые дубы, карагачи, вязы вперемежку с дикими яблонями, вербы, тополя и осины. Этот массив с густым подлеском темной громадой тянулся вверх и вниз по течению реки, вселяя в него подсознательное чувство тревоги. Фрол ощутил, как зашевелился внутри липкий беспричинный страх. Мелькнула шальная мысль: бросить все, сесть в лодку и уплыть отсюда подальше. Но он отогнал ее. Смешно было бояться неизвестно чего. И, тем не менее, Бородин непроизвольно сильнее сжал теплое ложе обреза…

– Дядя Фрол! – услышал вдруг он голос, звучавший, казалось, внутри его головы.

– Кто это?

Бородин испуганно огляделся по сторонам, но никого не заметил, отчего его паника усилилась.

– Это я, дядя Фрол, Дарья Гришина, дочка того самого человека, какого вы отправили в тюрьму заместо себя.

– Где ты? Покажись!

Фрол напряженно вглядывался в темноту, пытаясь определить местонахождение девушки. Казалось, она должна была стоять рядом с ним, но ее нигде не было видно, и это еще больше пугало его.

Огонь внезапно погас, хотя за секунду до этого пламя весело плясало, пожирая большую охапку ветвей, брошенную им туда незадолго до этого. Стало очень темно. Пространство вокруг освещалось лишь светом луны, желтым пятном вырисовывающуюся на небе.

– Дядя Фрол, я ить знаю, что это ваша троица покушалась на Ивана. Ты, дядя Тит и дядя Афанасий… Это вы подкинули моему отцу винтарь и сапоги!

– Брешешь, ничего мы не подкидывали! – крикнул Бородин.

– Твоя неправда, дядя Фрол! Себе-то хоть не врал бы!

– Это правда! Я не стрелял и ничего не подкидывал!

Невидимый собеседник рассмеялся.

– Вот это уж точно! Кишка у тебя тонка, дядя Фрол, чтоб стрелять в человека!.. Но ты помогал в этом своим дружкам…

– Чего тебе надобно от меня?

– Ты пойдешь в ГПУ и обо всем поведаешь его начальнику, – ответил голос.

– Я что, совсем глупой, что ль? Никуды я не пойду!

– Тогда я сама тебя туда приведу.

В голосе Фролу послышалась угроза. Он еще сильнее стал озираться, пытаясь обнаружить невидимого собеседника. Никого не было видно…

В тот вечер комары особенно сильно досаждали ему. Но сейчас творилось вообще что-то невообразимое. Создавалось ощущение, что эти паразиты слетелись сюда со всей окрестности. Тучи надоедливых насекомых кружились над ним, он то и дело давил этих кровососов, не прекращая озираться по сторонам в поисках Дарьи. Но девушки нигде не было видно, даже голос куда-то пропал.

И тут вся эта туча комаров напала на него. Насекомые густо облепили тело, забираясь даже под рубаху в поисках свободного места, чтобы можно было воткнуть свой хоботок и вволю напиться кровушки. Фрол ничего не видел, потому что не мог открыть глаз, так как паразиты сразу же лезли на глазные яблоки. Нечем было дышать, ноздри были забиты шевелящейся массой. Даже рот нельзя было открыть, так как эти кровососы сразу лезли туда, и ему приходилось отплевываться. Ужас заполнил все его сознание, им овладела паника. Фрол замахал руками, давя комаров десятками, сотнями, но место погибших сразу же занимали их собратья.

– Пойдешь в ГПУ? – услышал он знакомый голос.

– Иди к черту! – крикнул он, отплевываясь.

– Что ж, – вздохнула девушка, – ты сам напросился.

В очередной раз смахнув с лица комаров, Фрол вдруг увидел ее стоящей в нескольких шагах от него. Доведенный до полубезумного состояния, он разыскал на земле обрез, передернул затвор и выстрелил в ненавистную фигуру…

Человек зашатался и рухнул на колени. Сразу вдруг ярко вспыхнул костер, который погас перед разговором с Дарьей.

– Фрол, за что? – услышал он голос Демида.

Ушаков упал лицом вниз. Бородин бросил обрез и подбежал к свояку. Опустившись на колени, он перевернул его на спину. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Демид мертв: пуля попала прямо в сердце. И комары куда-то подевались…

Фрол поднял лицо к небу и завыл по-звериному, с надрывом.

– Будь ты проклята, ведьма!

Ответом ему был тихий смех, как ветер прошелестевший над ним…

Титу Фролову этой ночью снились кошмары. Во сне к нему приходили сотрудники ГПУ, чтобы арестовать. Он убегал, отстреливался, его настигали и, в конце концов, убивали. Он умирал долго и мучительно. Просыпался в холодном поту, но как только закрывал глаза, все повторялось заново.

В какой-то из моментов этого бесконечного кошмара ему вдруг привиделась Дарья Гришина. Девушка стояла перед ним и, молча, глядела на него. Ее появление напугало его больше, чем сон об аресте. Где-то в глубине души жил страх, что она все-таки выдаст его. Отсюда, наверное, и этот ночной кошмар.

– Чего тебе надобно от меня!

Ему показалось, что он крикнул, но на самом деле губы лишь беззвучно шевелились.

– Сознайся, дядя Тит, ить это ты пытался убить Ивана!

– Сгинь, нечистая сила! – отмахнулся он от нее.

– Сознайся, пока за тебя это не сделали другие.

– Кто?

– К примеру, дядя Фрол.

– Ты, видать, совсем ополоумела, девка! Фрол никогда не сдаст меня!

В ответ Дарья рассмеялась.

– Сам увидишь!

И пропала.

Тит проснулся. В окошко кто-то отчаянно барабанил, спущенный на ночь с цепи пес во дворе заливался отчаянным лаем.

– Стучит что ль ктой-то? – встревожилась жена, тоже проснувшаяся от стука. – Тит, выглянь-ка, кого это нечистый принес в такую пору?

Фролов нехотя слез с кровати и пошел к окну, на всякий случай прихватив с собой наган, который всегда клал под подушку, когда ложился спать. Особенно после неудавшегося покушения на Вострякова…

Он приподнял занавеску, выглянул в окно и отпрянул. Ладони сразу вспотели, лоб покрылся холодной испариной. Из темноты на него смотрела ужасная, распухшая рожа.

– Тит, это я, Фрол, – услышал он знакомый голос.

Фролов пригляделся. Это действительно был Фрол Бородин, только изменившийся до неузнаваемости. Все лицо его распухло до такой степени, что от глаз остались одни маленькие щелки. Тит открыл окно и поинтересовался:

– Кто это тебя так?

– Комары, язви их в душу! – выругался Фрол. – Тит, выдь на-час, разговор до тебя есть.

Фролов закрыл окно, задернул занавеску и вернулся к кровати. Увидев, что он одевается, жена поинтересовалась:

– Ты куды?

– Спи, не твово ума дело! – довольно-таки грубо ответил ей Тит. – Скоро возвернусь.

Он вышел на улицу, где его поджидал Бородин.

– Ну, что стряслось? Чего спать не даешь?

– Беда, Титушка! – чуть не плача, ответил Фрол. – Ить я свояка свово завалил!

У Фролова все оборвалось внутри от нехорошего предчувствия.

– Погодь, давай-ка закурим, – предложил он Бородину, доставая кисет. – Успокойся и обскажи все по порядку…

Они скрутили по самокрутке и закурили. Фрол, сбиваясь и путаясь, рассказал о том, что произошло, не утаив ничего.

– Н-да! – только и смог сказать Тит. – И много ль вы с ним выжрали первача?

– Да порядочно, – ответил Фрол. – Только, Титушка, я ить не пьяный был!

Фролов поморщился. От Бородина несло таким перегаром, что в его слова верилось с трудом.

– Это ты бабе своей будешь рассказывать! Нажрался самогону, вот с пьяных глаз тебе и привиделась всякая чушь!

– Вот те крест! – Бородин перекрестился. – Гляжу, Дашка передо мной стоит. Я в нее из винтаря пальнул, а оно вишь, как получилось! Чего же теперича делать?

– Чего? – глаза Фролова недобро сузились. – Пойдем, покажешь…

На лодке Бородина они довольно-таки быстро добрались до места преступления. Костер уже прогорел и потух. Тело Демида лежало там же, где его оставил Фрол…

Фролов осмотрел труп и убедился, что человек – мертв. Он поднялся с корточек и повернулся к Бородину.

– Где винтарь?

– Да где-то тута должон быть, – ответил Фрол, не сводивший испытующего взгляда со своего дружка.

– Ищи, – приказал Тит.

В его голове бродили темные мысли. Он не доверял Бородину. Дарья была права: этот человек мог сдать их всех с потрохами. Уж его-то Тит хорошо знал. В том, что Бородина возьмут, у него не было сомнений. Кроме Фрола с Ушаковым на рыбалке никого не было…

Это натолкнуло его на одну мысль. Когда Бородин принес ему обрез, он уже знал, что делать…

– Вот, нашел, – сказал Фрол, отдавая ему оружие. – Что дале будем делать? Сховать бы надобно тело куда-нибудь…

Тит щелкнул затвором, досылая патрон в ствол, и направил обрез на Бородина. Тот смертельно побледнел, поняв, что тот собирается сделать.

– Титушка, ты чего удумал? Не надо!

– Ить ты выдашь нас, Фрол! – сказал Фролов, глядя на него.

– Нет, Титушка! – воскликнул тот в отчаянии. – Я буду нем, как рыба!

Фролов покачал головой.

– Я должон быть уверен, что ты никому не скажешь…

Поняв, что ему не удастся уговорить своего дружка, Фрол рухнул на колени и завыл по-звериному. Хлопнул одинокий выстрел, оборвавший этот рвущий душу вой…

X

Дарья явилась домой лишь под утро. Ужасно хотелось спать, но надо было работать. Она подоила коров, потом выгнала скотину пастись. Когда вернулась в дом, мать уже встала.

– Ты опять не ночевала дома, дочка? – спросила она, пытливо заглядывая Дарье в глаза.

– Так надо, мама, – ответила девушка, обнимая ее. – Поверь мне.

– Ох, дочка, гляди, как бы не было хуже…

Откуда ей было знать, что увидела Дарья в ту ночь в водной глади, гадая на будущее! Девушка поняла одно: если не предпринять решительных действий, их ожидало большое горе. И она нанесла удар…

– Дарьюшка, надо бы съездить в станицу, узнать, как там отец, – говорила ей тем временем мать. – Заодно и передашь ему поесть. На казенных-то харчах, поди, не больно-то разживешься.

– Конечно, мама, – ответила та.

– И ишо одно, дочка… Одним нам трудновато будет вести хозяйство. Ты тама, в станице-то, загляни в батрачком, узнай насчет работников. Нам надобно двоих, чтоб управиться с делами.

– Хорошо, мама.

Управившись с делами, Дарья быстренько собралась, сменив старую повседневную кофтенку и юбку на новое платье, запрягла в бричку лошадей и поехала. За хутором ее догнал Иван верхом на коне.

– Здорово, Дарья! – поприветствовал он ее.

– Здравствуй, Иван, – ответила она, почувствовав, как учащенно забилось сердце.

– Куда путь держишь?

– В станицу, отца проведать.

– Значит, нам по пути. Не возражаешь, ежели я пристроюсь рядом?

Дарья удивилась этой просьбе, но кивнула, соглашаясь. Она не знала наверняка, но догадывалась, что в душе Ивана что-то творилось…

У него действительно в душе бушевала буря. Он не знал, что ему делать. Всю ночь опять снилась Дарья, и во сне Иван по-прежнему любил ее. Целовал, обнимал, ласкал… Проснувшись, с ужасом обнаружил, что на этот раз сон оставил в душе неизгладимый след. Нестерпимо потянуло увидеть Дарью, поговорить. Но он не решился зайти в ее дом после того, что случилось за последнее время, понимая, что там вряд ли будут рады его видеть…

На дороге впереди себя он заметил бричку, управляемую девушкой. При виде ее у Ивана учащенно забилось сердце. Ему была хорошо знакома эта стройная фигура… Да и бричку он тоже узнал. Это была, несомненно, Дарья…

Привязав коня к бричке, Иван устроился на козлах рядом с девушкой.

– Ну-ка, дай-ка я буду править!

Он взял у нее вожжи, Дарья не возражала. Так они и сидели бок о бок. Сидели и молчали… Дарья выжидала, понимая, что не стоит торопить события. Сердце бешено колотилось в груди, щеки пылали. Голова кружилась, словно от дурмана. Впрочем, то, что рядом с ней сидел любимый человек, было посильней любого дурмана…

Иван тоже молчал, но по другой причине. Ему просто было хорошо сидеть так, рядом с Дарьей, хотя причина такой перемены в отношении к девушке была ему не совсем ясна. Где-то внутри в подсознании жило чувство вины перед Аленой за этот, в сущности, безрассудный поступок с его стороны… Нет, это не было предательством. Он по-прежнему любил свою невесту, хотя и появилось что-то новое, не очень хорошее в отношении к бедной девушке. Иван понимал, что ему не следовало общаться с Дарьей, особенно после того, что между ними было раньше. Но он не мог сдержать этот подсознательный порыв и теперь мучался, не зная, как быть.

– Дарья… – начал было Иван, но тут его внимание привлекла группа всадников, появившаяся на горизонте и стремительно приближающаяся к ним по дороге.

На всякий случай он достал из кармана брюк наган и положил руку с зажатым в ней оружием на колено, держа в свободной вожжи…

Это был начальник районного отделения милиции Давыдов со своими милиционерами. Все они были вооружены, что указывало на серьезность положения.

Давыдов, немолодой, но энергичный мужчина, осадил своего коня рядом с бричкой. Иван натянул вожжи, останавливая лошадей, и поздоровался:

– Здорово, Семен Михалыч!

– Здорово, Иван! – ответил тот, удерживая на месте разгоряченного скачкой коня.

– Куда это ты направляешься со своими орлами с утра пораньше?

– К вам на хутор.

Иван встревожился.

– Что-то стряслось?

– Стряслось, – ответил Давыдов. – А ты что, не в курсе?

– Нет, – признался Иван, мучительно пытаясь угадать, что на хуторе могло произойти такого, чтобы туда заявились начальник районного отделения милиции и все, имевшиеся у него в наличии люди.

– Нынешней ночью кулак Фролов убил Бородина и его свояка Ушакова. По имеющимся у нас данным у него дома спрятано оружие.

Если бы они в это время посмотрели на Дарью, то увидели бы, как блеснули торжеством глаза девушки. Но Иван и Давыдов были слишком заняты разговором, чтобы обращать на нее внимание…

– Откуда такие сведения? – поинтересовался Иван.

– На рассвете в станицу примчался казак с вашего хутора и все обсказал. Он видал, как Фролов убивал их.

– Кто таков?

– Михаил Грачев.

Иван кивнул.

– Знаю такого. Где он теперь?

– У меня сидит, дожидается, – ответил Давыдов.

Иван соскочил с брички, отвязал коня и одним махом закинул свое тело в седло.

– Поехали, – сказал он, но тут вспомнил, зачем ехал в станицу и выругался. – Ах, черт!

– Что такое? – удивленно посмотрел на него Давыдов.

– Меня ж пригласили на бюро к десяти!

Начальник районного отделения милиции махнул рукой с зажатой в ней нагайкой.

– Да не колготись ты! Без нас все равно не начнут.

– Тогда поехали.

– Сначала давай заедем на место преступления, поглядим, что к чему, – предложил Давыдов. – Знаешь, где находится Маришкин плес?

– Знаю, – ответил Иван.

– Тогда вперед!

Давыдов пришпорил коня, и все всадники сорвались следом за ним…

Дарья проводила их взглядом, пока они не скрылись за горизонтом, потом тронула лошадей и поехала дальше. На ее губах играла улыбка. Кое-что из сказанного Давыдовым, конечно, явилось для нее полной неожиданностью, но, в общем и целом, все шло по ее плану. Плану, который должен был привести Фролова к признанию своей вины и освобождению ее отца…

Когда Иван с Давыдовым добрались до места, их глазам предстала следующая картина: Бородин с Ушаковым лежали рядом на земле у прогоревшего костра лицом вверх. Оба были мертвы. У Демида вся рубаха спереди пропиталась кровью, растекшейся вокруг пулевого отверстия в области сердца. Фрола убили выстрелом в лоб. Рядом валялось и орудие убийства – обрез от винтовки. Оружие было мокрым и опутанным речными водорослями, словно его совсем недавно извлекли из реки.

Мертвецы были перемазаны в земле. От тел к ближайшим зарослям кустарника вел странный след, словно трупы кто-то тащил оттуда к месту, где их обнаружили. Спешившиеся Давыдов и Иван прошли по этому следу и нашли яму, в которой, видимо, до этого были закопаны убитые.

– Кто-то постарался, чтобы мы обнаружили тела, – заметил начальник районного отделения милиции.

– Может, это дело рук Грачева? – предположил Иван.

Давыдов в сомнении покачал головой.

– Мне он ничего об этом не говорил. Да и представь себе сам: человек видит, как на его глазах убивают двоих не слабых казаков. Неужто ты думаешь, он останется, чтобы досмотреть все до конца, а потом разрыть могилу и перетащить трупы на видное место?.. Мне он не показался храбрецом.

– Тогда кто мог это сделать?

– Не знаю.

Они вернулись к трупам.

– Семенов, останешься здесь охранять место преступления! – приказал Давыдов одному из своих милиционеров. – Никого не пускать сюда, при необходимости – стреляй. Ты мне головой отвечаешь за эти трупы!

Семенов, совсем молодой парень, у которого еще только пробивались усы, спешился. Остальные помчались в хутор…

Перед хутором Иван остановил своего коня и сделал знак рукой, чтобы остальные тоже остановились.

– В чем дело? – поинтересовался Давыдов.

– Нам нельзя такой ватагой являться в хутор, – ответил Иван. – Спугнем Фролова, как пить дать, спугнем!

– Что ты предлагаешь?

– Я съезжу на хутор, разведаю обстановку. Надобно узнать, дома ли Фролов, опосля ужо нагрянуть к нему.

– Дело говоришь, – согласился с ним Давыдов. – Давай, дуй!..

Как вихрь промчался по хутору Иван, распугивая прохожих. Старухи крестились, старики грозили палками вслед, казаки крепко ругались, грозясь намять ему бока, несмотря на его партийность.

Он спешился у дома Кирзачевых, бывших соседями Фроловых, привязал коня к плетню и вошел в хату. Иван знал, что Мирон Григорьевич страдал бессонницей, и хотел выяснить у него, дома ли Тит и не заметил ли он чего-нибудь необычного этой ночью.

– Здорово живете! – поздоровался он, входя.

– Слава Богу! – ответил ему старик Кирзачев, чинивший сапоги.

– Ванечка! – бросилась ему на шею Алена. – Ты ж поехал в станицу?

– Я вернулся, – ответил Иван, поцеловав девушку. – Мирон Григорьич, а ить я до тебя. Дело есть.

Хозяин нехотя отложил молоток и сапог с колодкой в сторону.

– Ну, я слухаю.

Алена с тревогой посмотрела на своего возлюбленного. Любящее сердце подсказало ей, что случилось что-то из ряда вон выходящее, что-то нехорошее, заставившее его вернуться обратно в хутор. Это что-то должно было быть достаточно серьезным, раз он отложил свою поездку в станицу…

– Мирон Григорьич, не знаешь, дома ли Фролов?

У старика Кирзачева недоуменно взлетели вверх брови. Такого вопроса от будущего зятя он не ожидал и даже почувствовал раздражение за такую глупость с его стороны.

– Какое мне дело до Фролова? Он ить мне не родня и даже не добрый сусед… С подобной сволочью я не общаюсь!

– И все же, Мирон Григорьич… Это очень важно!

Хозяин задумался.

– Да, вроде, не видал, чтобы он нибудь куда намыливался. Должон быть дома… Хотя черт его знает! Я ить за ним не слежу!

– Ладно, а ночью ты ничего не заметил необычного?

– Дался тебе этот Фролов! – вздохнул Мирон Григорьевич. – Ну, было… Заявлялся к нему Фрол Бородин, погутарили они трошки и вместях куда-то отправились.

У Ивана учащенно забилось сердце. Вот оно! Все сходилось. Фролов был последним, кто видел Бородина живым…

– Вот спасибочки, Мирон Григорич! – поблагодарил он старика. – Крепко выручил ты меня!

– Да не на чем, – ответил Кирзачев и добавил, словно оправдывая свое любопытство. – Я ить чего выглянул-то… Больно уж сильно брехала собака у Фроловых. Гляжу, а это Фрол стоит под окном у них. Потом вышел Тит. Они о чем-то пошептались и куда-то отправились. Мне показалось, что Фрол был чем-то напуган…

– С чего это? – насторожился Иван.

– А бог его знает. Просто Фрол дюже размахивал руками, и вообще…

Теперь Иван был точно уверен: убийство Бородина и его свояка Демида Ушакова было делом рук Фролова. Он попрощался с хозяевами и вышел. Встревоженная Алена, приникнув к окну, видела, как ее жених подошел к хате Фроловых, о чем-то поговорил с хозяйкой, потом вскочил на коня и умчался прочь.

У Тита Фролова было неспокойно на душе с того самого момента, как он вернулся на рассвете домой. После того, как всадил пулю в лоб Фролу, он оттащил трупы в ближайшие заросли и там закопал, замаскировав могилу сухими ветками. Потом замел следы, ведущие к этому месту, и оглядел свою работу. Никто не смог бы догадаться, что здесь что-то произошло…

Тит утопил обрез, а затем и лодку, после чего со спокойной совестью отправился домой. Но чем ближе он подходил к хутору, тем сильнее становилось беспокойство. Он успокаивал себя тем, что никто ничего найти не сможет, он потрудился на славу, но у него было предчувствие какой-то беды.

Потом вообще начались чудеса. Ему стало казаться, что он сходит с ума. Кошка, живущая в хате, его пес, вся домашняя скотина вдруг заговорили человеческим языком! И каждый из них напоминал ему о том, что это он пытался убить Ивана Вострякова и что убийство Фрола Бородина – его рук дело! Это вызвало в нем сильный приступ гнева. Не в силах выносить этот сводящий с ума гомон, Тит перерезал всех кур, зарубил топором кошку. Прибежавший по зову его жены Афанасий Курков с помощью его сынов с трудом утихомирил своего дружка, после чего Тит уснул, сказав напоследок:

– Знаю, чьих это рук дело… Проклятая ведьма хочет свести меня с ума! Врет, не возьмет!..

Проспал он недолго, где-то около получаса. За это время тревога слегка притупилась, но не ушла. Он занялся делами по хозяйству. Рядом стонала и охала жена по поводу загубленных им кур и кошки, ему даже пришлось прикрикнуть на нее, чтобы успокоить. Но Наталья Григорьевна не унималась, и тогда Тит пообещал купить ей новых. Жена поворчала еще для порядка и утихомирилась…

Когда он увидел Ивана, спешившегося у хаты Кирзачевых, тревога вспыхнула с новой силой. Тит знал, что секретарь партийной ячейки уехал в станицу. Он не мог так скоро вернуться оттуда, значит, что-то остановило его по дороге. А когда Иван вышел от Кирзачевых и направился к его хате, Тит совершенно отчетливо осознал, что тот приехал по его душу.

– Скажи, что меня нет дома, поняла? – сказал он жене.

Послышался стук в дверь. Наталья Григорьевна пошла открывать.

– Хозяин дома? – услышал он голос Ивана.

– Нету его, поутру ишо уехал, – ответила жена.

– А куда?

– В Гремячий к куму.

Некоторое время было тихо, потом Иван сказал:

– Ладно, зайду в другой раз.

– Передать ему чего? – поинтересовалась жена.

– Да нет, не надо.

Послышались шаги спускающегося по крыльцу человека, потом звук закрывающейся двери. Осторожно выглянув в окно, Тит увидел, как Иван вскочил на коня и помчался по улице.

Вошла Наталья Григорьевна.

– Ты чего опять натворил, злыдень?

– Не твово ума дело, баба! – ответил Тит. – Слухай меня внимательно… Мне придется сховаться на некоторое время. Зайдешь к Афанасию, скажешь, чтоб вечером пришел в лес с харчами. Он знает, где меня искать.

Жена вдруг завыла тонким голосом, но он оборвал ее:

– Цыц, баба! Будя тут мокроту разводить! Даст бог, все обойдется.

Не слушая причитаний жены, Тит вышел из хаты и направился в конюшню. Оседлал своего любимого коня, потом взял ломик и вытащил несколько досок, скрывающих тайник. Запустив руки в яму, он достал оттуда длинный брезентовый сверток, перевязанный веревками…

– Ну, как? – поинтересовался Давыдов, когда Иван осадил коня около ожидавших его возвращения милиционеров.

– Порядок! – ответил тот и коротко рассказал о своем разговоре с Мироном Григорьевичем и визите к Фроловым.

– Ты уверен, что Тит дома?

– Уверен. Я видел его обутки, да и куревом воняло, словно там только что выкурили цигарку.

– А что, сыновья у Фролова не балуются табачком? – спросил Давыдов.

– Может, и балуются, но, насколько мне ведомо, дома курит один Тит, – ответил Иван.

– Тогда поехали, – решительно сказал начальник районного отделения милиции, садясь на коня. – Надобно бы поторопиться, боюсь, своим появлением ты мог спугнуть Фролова.

Милиционеры вскочили на коней, готовые сорваться в галоп.

– Ишо одно, – остановил Иван Давыдова. – На обратном пути я встренул Грачева.

– Да ну?! – удивился тот. – Значит, не стал дожидаться моего возвращения?

– В том-то вся и закавыка, что он утверждает, будто не был у тебя!

– Как так?! Я ж…

– И никакого убийства он не видал. Говорит, всю ночь проспал под боком у жены, – сообщил Иван.

Давыдов в ответ только выругался.

– А все это я выдумал сам? Трупы есть, состав преступления, так сказать, налицо!.. Скорее всего, его запугали, вот он и открещивается от сказанного мне… В любом случае, мы уже знаем достаточно, чтобы взять Фролова.

Иван пристально посмотрел на него и сказал:

– Есть одна махонькая закавыка… Видишь ли, Грачев, конечно, трус, его могли запугать и все такое прочее, но… Он не мог так быстро вернуться из станицы, как не мог приехать туда утром опосля убийства, факт!

– Это по какой такой причине?

– По той простой причине, что у него нету и никогда не было коня, а на своих двоих, сам понимаешь…

– Он мог взять у кого-нибудь…

– Ежели так, то тогда весь хутор уже знал бы об убийстве, – возразил Иван. – Уж мы-то с Атаманчуковым точно. И вообще, удивительно, что до се никому не проболтался.

– Боялся, что Фролов прознает, – ответил на это Давыдов.

Иван ухмыльнулся.

– Но тому, у кого брал коня, он должон был сказать, по какой надобности ему нужон конь? Не думаю, что кто-нибудь ночью даст своего коня просто так!

Давыдов махнул рукой.

– Ладно, не будем зря ломать головы. С Грачевым после разберемся. Поехали!

Они промчались по хутору и остановились у подворья Фроловых. Жители хутора, попадавшиеся по пути, удивленно смотрели им вслед, гадая, чем вызван приезд такого количества милиционеров.