Текст книги "Любовь колдовская..."
Автор книги: Александр Рибенек
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
III
Когда-то у Кирзачевых была добротная хата и большая семья. Революция и гражданская война все перечеркнули. Старший сын пропал в германскую, а его жена сбежала с хорунжим проходившего через их хутор казачьего полка. Другого сына зарубили белые во время гражданской войны, его жену изнасиловали и убили каратели. У него детей не было, а у старшего все померли от тифа. Вот так и осталась у стариков Кирзачевых одна Алена. Без мужских рук хозяйство постепенно пришло в упадок, заниматься-то этим было некому. Так Кирзачевы превратились в бедняков…
Когда образовалась сельскохозяйственная артель на хуторе, Кирзачевы одними из первых вступили в нее. Терять им было нечего, а вот приобрели они много. По крайней мере, не приходилось так голодать, как раньше. Подросла Алена, тоже стала работать в артели. Родители мечтали, что она выйдет замуж за хорошего казака, который поможет им поправить подворье…
Иван с родителями и самой известной на хуторе свахой Ильиничной остановились перед хатой Кирзачевых. Мать придирчиво осмотрела сына, поправила воротник нарядной рубахи и удовлетворенно кивнула.
– Ну, пошли, что ли? – сказал отец и откашлялся в кулак.
Дружной толпой вошли они в хату Кирзачевых.
– Здорово живете! – поздоровался с хозяевами Андрей Михайлович.
– Слава богу, – ответил ему отец Алены, Мирон Григорьевич, высокий и худой престарелый казак.
Он уже догадался, зачем пришли гости. Да и как не догадаться-то! Едва увидев Ильиничну, Мирон Григорьевич понял все. Впрочем, это не было для него неожиданностью. Алена уже рассказала родителям, что встречается с Иваном. Только он не думал, что это произойдет так быстро…
– Принимай гостей, Мирон Григорич! – продолжал тем временем отец Ивана.
– Ну, что ж, гостям мы завсегда рады. Лукерья, дай людям на что присесть!
Мать Алены обмахнула тряпкой табуреты и подала их гостям. Все расселись, и только тогда Андрей Михайлович начал разговор.
– А мы ить к вам по делу.
– По какому такому делу?
– У вас – девка невеста, у нас – жених… Может, породнимся каким образом?
Далее потек обычный в таком деле разговор. Иван не слушал их. Какое-то странное чувство зародилось в его душе. Ему вдруг показалось, что совершенно напрасно пришли они в этот дом. И чего это ему вдруг приспичило жениться на Алене? Можно было бы и повременить, повстречаться еще… Но словно какая-то сила толкала его на этот поступок, не давая свернуть в сторону…
Ему вдруг стало душно. Захотелось выйти на свежий воздух, но положение жениха обязывало оставаться в хате…
А тем временем два семейства уже сговорились.
– Кличь дочку, Мирон Григорич! – предложил Андрей Михайлович.
– Алена! – позвал дочку отец.
В дверях показалась смущенная невеста, явно обрадованная сватовством, но пытающаяся скрыть свою радость, опустив глаза в пол.
– Хороша девка! – выдохнули, как один, родители Ивана и сваха.
– Вот и ладненько, вот и сговорились! – обрадованно всплеснула руками Ильинична.
Тут мать Ивана, Наталья Дмитриевна, вытащила откуда-то высокий белый хлеб и положила его на стол, а Андрей Михайлович извлек из-под полы на свет божий бутылку самогона.
– Давайте теперича, дорогие мои сваты, выпьем и поговорим про наших деточек и про уговор…
В этот день Иван напился так, что родителям пришлось вести его до хаты. Вроде, должен был радоваться, но на душе было так муторно, хоть вой. Словно сегодня он сделал большую ошибку, посватавшись за Алену Кирзачеву…
Дарья довольно-таки быстро пришла в себя, но чувствовала себя очень слабой. Сердобольные бабенки помогли ей дойти до дому.
– Даша! – встревожилась Аксинья, увидев бледно лицо дочери с лихорадочно блестевшими на нем глазами. – Что стряслось?
Соседка Гришиных, Анна Коршунова, подошла к ней и что-то зашептала на ухо. Мать с жалостью посмотрела на Дарью, и та поняла, что соседям уже все известно.
Когда все разошлись, Аксинья подошла к дочери. Дарья лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Мать молча присела на постель рядом с ней, потом девушка почувствовала ее ласковую руку у себя на голове. Она перевернулась на спину, явив Аксинье заплаканное лицо, и прижалась щекой к ее ладони.
– Тяжко тебе, доченька, – сказала мать, поглаживая ее другой рукой. – Дюже любила его?
– Я люблю его, мама! Жизни без него не чаю!
– Ничего, доченька, все перемелется. Люди сказывают, время лечит. Забудешь ты свово Ваньку, полюбишь другого и выйдешь за него замуж.
– Нет! – вскрикнула Дарья и заревела в голос, забилась в истерике.
– Что ты, Даша, что ты? – забеспокоилась Аксинья и вдруг страшная догадка промелькнула у нее в голове. – Дашка, да ты никак?..
– Да, мама, да! – крикнула дочь ей в лицо.
Мысли лихорадочно забегали в голове. Аксинья пыталась сообразить, что можно сделать в данной ситуации, но ничего путного на ум не приходило.
– Господи, что же делать?.. Ты, главное, отцу не говори, а то убьет!
В этот момент хлопнула входная дверь, по дому загрохотали кованые сапоги, и в спальню ввалился разъяренный отец.
– Ну, что, дочка, догулялась? А ить я предупреждал тебя!
– Не шуми, Степа, – Анисья тихонько прикоснулась к нему рукой. – Вишь, ей и так плохо.
– Плохо? – взревел отец. – А мне каково? На весь хутор ославила! Все только и судачат о том, что Ванька Востряков обгулял нашу Дашку и смылся к другой. Правда это, аль нет?
Дарья ничего не ответила, но он и сам догадался, каков мог быть ответ.
– Так! – сказал Степан Прокопьевич и сел на табурет. – Догулялась, значит!..
Некоторое время он молчал, обдумывая ситуацию. Мать с дочерью с тревогой следили за каждым его движением. Они знали, каков бывает Степан Прокопьевич в гневе…
Наконец, он хлопнул себя руками по коленям и встал на ноги.
– Значится так! Зараз я пойду к Ваньке и погутарю с им. Я не дозволю позорить свое семейство!
– Не надо, батя! – запротестовала Дарья.
– Цыц, девка! – прикрикнул на нее отец. – Ты свое поганое дело уже сделала. Теперича надо думать, как выправить положение.
И вышел из спальни. Они слышали, как прогрохотали его сапоги, и хлопнула входная дверь. Анисья подошла к окну, приподняла занавеску и посмотрела на улицу.
– Пошел… Ох, как бы не было какой беды! Уж больно не сдержан Степа на гнев. Как бы не разодрался с Ванькой! Упекут ишо в тюрьму!
Дарья лежала и смотрела в потолок. Девушка знала, что поход отца не увенчается успехом. Могло стать только хуже… В одном он был прав: надо было срочно исправлять положение! Она не могла и не хотела жить без Ивана. Во что бы то ни стало, необходимо было вернуть его. И Дарья уже знала, что она предпримет для достижения своей цели…
Они вернулись со сватовства изрядно подвыпившими. Сговорились быстро, решили сыграть свадьбу через две недели. Конечно, родители были недовольны такой спешкой, но и Алена, и Иван настаивали именно на таком сроке…
– Здорово живете, хозяевы! – поздоровался Степан Прокопьевич, заходя в хату.
– Слава богу! – откликнулись родители Ивана.
– Иван, выдь на-час, погутарить надобно.
Андрей Михайлович и Наталья Дмитриевна встревоженно переглянулись. Они догадались, зачем пришел Степан Прокопевич…
Родители Ивана никогда не одобряли его встреч с Дарьей. И не из-за того, что она была из зажиточной семьи, нет. Всему виной была дурная слава ее бабки. Им совсем не хотелось, чтобы их сын связал свою судьбу с внучкой колдуньи. Как парень не пытался объяснить родителям, что это – поповские выдумки, все было напрасно. Андрей Михайлович и Наталья Дмитриевна, несмотря на положение сына, были верующими людьми…
Иван тоже понял, что разговор будет не из приятных, но медленно поднялся с табурета, на котором сидел, и, пошатываясь, пошел вслед за Степаном Прокопьевичем.
Пожилой казак вышел из хаты и остановился, повернувшись к Ивану.
– Ты что ж делаешь, поганец? – еле сдерживая клокотавший внутри гнев, сказал он.
– Степан Прокопьич!.. – начал было Иван, но тот оборвал его.
– Что ж это ты, Ванька, Дашку мою спортил, а теперича сватаешься к другой? Это как понимать?
– Я люблю Алену.
– А нам чего делать? Опозорил девку и в кусты?
– Погодь, Степан Прокопьич, давай разберемся…
– А тута и разбираться нечего. Отменяй свадьбу и женись на Дашке!
– Нет.
– Нет?!
Степан Прокопьевич побелел от гнева, руки сжались в кулаки, казалось, еще мгновение, и он бросится на Ивана и станет бить его. Но пожилой казак сдержался и сказал уже спокойнее:
– Значится так, Иван, свадьбы не будет! Это я тебе заявляю со всей ответственностью. Ты иди домой и подумай хорошенько. Ежели все же будешь стоять на своем, тогда… – Степан Прокопьевич недобро усмехнулся. – Тогда пеняй на себя!
– Ты что, Степан Прокопьич, мне угрожаешь? – Иван пристально посмотрел ему в глаза.
Некоторое время они глядели друг на друга. Степан Прокопьевич с плохо скрываемой враждебностью, Иван – с упрямой твердостью во взгляде.
– Расценивай, как хошь, – ответил пожилой казак и, не попрощавшись, пошел прочь с база Востряковых…
– Что, секретарь, рассерженный папаша прибегал? – ехидно поинтересовался Яшка Рыжий, все время разговора простоявший за плетнем.
– Не твое собачье дело! – зло отозвался Иван, недолюбливавший «первого комсомольца на селе», как тот именовал себя. – Иди, куда шел!
– Ладно тебе, секретарь, не кипятись. Я ж по-дружески…
И тут Иван сорвался. Одним махом перепрыгнув через плетень, он встал напротив Яшки, схватил его за рубаху и притянул вплотную к себе.
– А ну, вали отседова! – прохрипел он в лицо комсомольскому лидеру. – Я тебя, паскуда, наскрозь вижу! Затесался в комсомол ради свово интересу, ходишь гоголем, да баб по темным углам щупаешь! Вот я подыму о тебе вопрос в райкоме! Нам такие комсомольцы без надобности!
– Но-но! – Яшка сбросил его руки. – Кто бы говорил! У самого-то рыльце в пушку!.. Иди, ставь свой вопрос. Только неизвестно, как там ишо поглядят на твое поведение, недостойное секретаря партийной ячейки! Я-то хоть баб по углам щупаю, а ты…
Иван сразу сник.
– Уходи, Яшка, – тихо попросил он. – Уходи, не доводи до греха…
– Ладно, я добрый, зла на тебя не держу, – сказал тот, самодовольно улыбнувшись. – Прощевай, секретарь…
Отлежавшись и успокоившись, Дарья отправилась разыскивать свою бабушку. Бабки Василисы дома не оказалось, но девушка знала, где ее можно отыскать…
Она нашла ее за хутором, в пойме реки. Вокруг простиралась буро-желтая от высохших под жарким солнцем трав степь. И лишь около реки еще сохранились разнообразные растения.
Бабка Василиса собирала какие-то травы, связывая их в пучки. Иногда она зачем-то нюхала сорванное соцветие, качала головой и выкидывала его. Иногда, наоборот, удовлетворенно цокала языком, словно найденная травка обладала какими-то особыми, одной ей известными свойствами.
– Здравствуй, бабушка! – поздоровалась, подходя к ней, Дарья.
– Здравствуй, внученька! – откликнулась бабка Василиса, разгибаясь. – Травку вот целебную собираю…
– Давай подсоблю, бабушка! – предложила девушка.
Старуха загадочно улыбнулась.
– Думаешь, это так просто? Нет, Дарьюшка, нелегкое энто дело. Не всякая травка сгодится.
– А ты расскажи, бабушка, – попросила Дарья.
– Может, как-нибудь и поведаю тебе тайну трав, – ответила бабка Василиса. – Но ты ить не за энтим пришла… Могешь не сказывать, что стряслося, – поспешно добавила она, увидев, что девушка раскрыла рот, собираясь что-то сказать. – Знаю про твою беду, Дарьюшка.
– Что мне делать, бабушка? Подскажи!
Старуха покачала головой.
– Чем же я тебе могу пособить? Советом?.. Дык, в энтом деле только сердце могет быть хорошим советчиком…
– Ты много чего знаешь, бабушка. Могешь то, что не под силу обычному человеку… Пособи мне возвернуть Ивана!
Бабка Василиса пристально посмотрела на внучку.
– Приворотное зелье?.. Это не помощь, а сплошной вред, внученька, палка о двух концах…
– Но другие-то вполне счастливы!
Старуха покачала головой.
– Дарьюшка, можно, конечно, заставить человека любить тебя. Но есть кой-чего, о чем мы никогда не сказываем людям.
– О чем?
Бабка Василиса вздохнула.
– Человечья душа, Дарьюшка, не терпит принужденья. Чем больше ты давишь на нее, тем сильнее она противится. Душа завсегда будет стараться вырваться с-под заклятия, и рано или поздно ослобонится от него. Аль помрет…
– Неужто нету такого средства, какое могет навовсе приворожить человечью душу?
Старуха испытующе посмотрела на нее.
– Есть одно средство… Ишо моя бабка работала над одним зельем. Только она его так и не довела до конца…
– Что за средство, бабушка?
– Сильное зелье, но чегой-то в ем не хватает… Я всю жизню билась над ним, но так и не смогла найтить…
– А откуда ты, бабушка, знаешь, что это средство будет действенным? – поинтересовалась Дарья.
– Дык, это зелье и без энтой добавки заставляет человека подчиниться твоей воле. Но через какое-то время все проходит. То бишь, евонное действие недолгое…
Дарья была разочарована. Но тут в ее голове промелькнула спасительная мысль.
– Бабушка, научи меня колдовству! Я найду эту добавку!
Старуха покачала головой.
– Не могу, Дарьюшка. Ежели твой отец сведает про то, он убьет меня.
– Что такое ты говоришь, бабушка? – ужаснулась девушка. – Разве ж такое возможно? Почто ты так про отца?
– Ты его вовсе не знаешь, – ответила старуха. – Это страшный человек. В гражданскую войну он своими собственными руками зарубил своих братьев-красноармейцев! Нешто ж ты думаешь, что он пощадит меня?
Дарья затрясла головой.
– Нет, этого не может быть! Отец не такой!
– Ты его вовсе не знаешь. Ежели б он не был моим зятем, я давно бы ужо разобралась с ним по-свойски. А так приходится терпеть. Ради тебя, ради Аксиньи…
– Но почему, бабушка?
Бабка Василиса улыбнулась.
– Когда мы приехали сюда, он запретил мне заниматься колдовством. Поселил в отдельной хатке и сказал, чтоб я не вздумала привлекать тебя к своим ведьмовским штучкам. Грозился, что порешит меня…
– Но ить ты не перестала колдовать?
– Не в той мере, внученька, как было раньше. Теперича я всего лишь гадаю на картах, толкую сны, иной раз даю какое-нибудь снадобье. А когда-то…
– А чего ты умеешь, бабушка?
– Могу лечить лучшее всякого дохтура, яды разные из человека выводить. Могу вывести из хаты любую живность, вызвать дождь или обратно солнце. Могу руду заговаривать, клады указывать…
– Клады? – удивилась Дарья.
– Да, – подтвердила бабка Василиса. – А ты думала, твой отец за здорово живешь разбогател? Нет, внученька, это я пособила ему богатство заиметь. На то золото, какое он нашел по моей указке, твой отец купил всю живность и разные другие вещчи… Забыл, забыл Степан, кому обязан своим добром!
– Но почему он так относится к тебе?
– Вишь, какая штука получается, Дарьюшка… Я ить не только могу помогать людям. Ежели меня обидеть чем, так я запросто могу свести человека в могилу. Аль разорить… Вот он и боится, что накликаю беду на евонное семейство.
– Бабушка, научи меня своему ремеслу! – попросила Дарья, которую очень заинтересовал рассказ бабки Василисы. – Отец ничегошеньки не узнает, обещаю!
Старуха улыбнулась.
– Ладно, Дарьюшка, как смеркнется, приходи ко мне…
IV
Дарья с трудом дождалась, когда солнце скроется за линией горизонта. Она загорелась новой идеей. Ей казалось, что если она выучиться колдовству, то без труда сможет вернуть себе Ивана. Девушка согласна была ждать год, два, три или дольше, лишь бы только он принадлежал ей одной…
Подождав, пока в доме все уснут, Дарья потихоньку выбралась из хаты и проскользнула в избушку своей бабушки. Бабка Василиса уже ждала ее. Они пошли за хутор, на то же самое место, где днем колдунья собирала травы.
Ночь вступила в свои права. Степные хищники с наступлением темноты вышли на охоту. Гулко ухнула сова, пролетая неподалеку, где-то далеко в степи завыл волк.
– Вставай супротив меня, – приказала бабка Василиса.
Она вынула откуда-то маленький пузыречек и дала ей.
– Выпей.
– Что это?
– Ничего такого, что могло бы навредить тебе.
Дарья пожала плечами и отхлебнула из пузырька. Горьковатая жидкость обожгла горло, приятное тепло разлилось по всему телу. В следующее мгновение разнообразие звуков, запахов, красок нахлынули на нее. Мир вокруг расширился, обретя качества, которые она не знала раньше. Теперь девушка чувствовала то, чего раньше не могла, не способна была ощущать. В ноздри ворвался запах высохших трав, иногда перебиваемый дурманящим запахом еще цветущих, не выгоревших цветов. Она слышала, как пролетела сова, рассекая воздух. Она слышала, как прошуршала, пробегая среди травы, мышь, и почти сразу же запищала, когда хищница спикировала на нее и вонзила в тело острые когти. Ночная степь жила своей жизнью: кто-то погибал в когтях или на зубах хищников, те, в свою очередь, набивали свои желудки свежим мясом, чтобы не умереть самим.
– Возьми меня за руки, – услышала она голос бабки словно откуда-то издалека.
Дарья прикоснулась пальцами к холодным морщинистым рукам старухи. Та вдруг схватила ее кисти и сжала так сильно, что у девушки невольно навернулись слезы на глаза. Она попыталась вырвать руки, но у нее ничего не получилось. Бабка Василиса цепко держала их…
Старуха что-то быстро зашептала, ее глаза вдруг сверкнули каким-то бесовским зеленым огнем, зрачки вытянулись, превращаясь в подобие кошачьих. Дарья испугалась и закричала, но сама себя не услышала. Только настойчивый бабкин голос лез ей в уши, проникая в самые потаенные уголки сознания. Смысл слов не доходил до нее. Да она и не смогла бы понять их, потому что язык, на котором говорила старуха, был настолько древним, что даже память о нем стерлась с лица земли…
Вверху что-то сильно грохнуло, яркая вспышка молнии ослепила девушку. По степи пронесся ветер, гоня перед собой шары перекати-поля. Начался сильный ливень (что было совсем необычным в это время для этих мест), и скоро вода потоками стекала с тел. Сплошная пелена дождя скрыла их от случайных взглядов тех путников, которые могли оказаться поблизости в эту зловещую ночь…
В эту ночь над хутором разразилась сильная гроза. Затянутое черными тучами небо то и дело прорезали молнии, косой ливень хлестал по земле тугими струями. Ураганный ветер валил деревья, выворачивая их с корнями, сносил крыши у домов. Надрывно лаяли хуторские собаки, лошади бесились, ломая стойла. Жалобно блеяли овцы, быки и коровы ревели, надрывая глотки…
Людям тоже не спалось. В этих местах никто ничего подобного не видел. Поговаривали, что это, должно быть, появилась на свет ведьма…
В доме Гришиных тоже не спали. При первых же раскатах грома Аксинья проснулась, как от толчка. Села на кровати, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Что-то тревожно было на душе у женщины, но причину появления этого чувства она не могла объяснить.
Аксинья потихоньку встала и прошла в комнату дочери. Осторожно открыв дверь, она проскользнула внутрь и подошла к кровати Дарьи. Одеяло было откинуто в сторону, а смятая постель – пуста. Девушка исчезла!
– Степа, вставай! – затрясла она спящего мужа, вернувшись в свою комнату. – Хватит дрыхнуть! Дарья пропала!
Степан Прокопьевич сел, спустив ноги на пол, и потер глаза.
– Ну, чего ты орешь, как заполошная? Что стряслось?
– Дашка пропала!
Сон сразу как рукой сняло.
– Погоди, мать. Как пропала?
– Ее нигде нету! – заявила обеспокоенная Аксинья.
– Погоди, мать, не колготись. Может, она до ветру побегла…
– Ой, Степушка, чует мое сердце беду!
– Цыц, баба! Не каркай!
Рассерженный Степан Прокопьевич встал и принялся одеваться. В этот момент хлопнула дверь, и в хату ворвалась мокрая, растрепанная Дарья.
– Беда! – сказала она, обессиленно прислонившись к дверному косяку. – Бабушке худо!
– Что стряслось? – нахмурился Степан Прокопьевич.
– Помирает!
Аксинья заголосила.
– Где она? – поинтересовался Степан Прокопьевич, натягивая сапоги.
– За хутором, – ответила Дарья, бледная и дрожащая.
– Что вы там делали в такую погоду?
Дарья не ответила. Степан Прокопьевич вдруг выругался.
– Черт! Неужто старая сызнова взялась за свое?.. Веди, показывай!
Девушка выбежала на улицу, Степан Прокопьевич последовал за ней. Аксинья подалась было за ними, но он прикрикнул на нее:
– А ты, мать, оставайся в хате. Нечего тебе с нами таскаться, и без тебя управимся!
Разбудив своего работника, спавшего на сеновале, Степан Прокопьевич быстро запряг лошадей в повозку, и скоро они уже мчались за хутор, разбрызгивая грязь.
Старуха лежала там, где ее оставила Дарья. Глаза были открыты, но, казалось, уже ничего не видели. Степан Прокопьевич прислонился ухом к груди и сказал:
– Ишо жива! Мишка, давай-ка уложим ее в повозку!
Мишка, дюжий парень, уже не первый год работавший у Гришиных, помог хозяину поднять и уложить старуху в повозку. Худая, иссушенная годами женщина показалась мужчинам почему-то очень тяжелой.
– Дашка, живо давай сюда! – крикнул Степан Прокопьевич дочери, которая стояла рядом с повозкой ни жива, ни мертва.
Как только девушка оказалась рядом с ними, ее отец огрел кнутом лошадей и помчался к дому…
Бабку Василису занесли в ее хату и положили на лежанку. Дарья заботливо укрыла ее теплым одеялом, Мишка разводил огонь в печке, потому что тело старухи было холодным, как лед.
Прибежала Аксинья с горячим отваром и попыталась напоить им мать, но старая женщина уже ни на что не реагировала. Крупные слезы полились из глаз дочери, когда она поняла, что та на самом деле умирает.
– Мишка! – вдруг крикнул Степан Прокопьевич. – Хватай топор, лезь на крышу. Надобно прорубить скрозь нее дыру в хату.
Работник удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал и вышел из старухиной избушки.
– А ты, мать, уведи отседова Дашку. Похоже, старая и в самом деле помирать собралась. Ты знаешь, что могет быть в таком случае…
Аксинья взяла дочь за плечи и силой увела ее из дома. Сверху послышался стук топора. Степан Прокопьевич посмотрел на тещу и вздрогнул. Старуха пристально смотрела на него осмысленным взглядом. Потом ее губы зашевелились, и он услышал скрипучий голос:
– Опоздал ты, Степка… Я успела передать свои знания…
Она захохотала так, что волосы на голове у казака встали дыбом и мурашки побежали по телу. Потом вдруг смех перешел в крик, старуха выгнулась дугой, на губах выступила пена. Ее глаза бешено завращались, пальцы судорожно вцепились в постель. По телу колдуньи волнами пробегали судороги. Пригвожденный к месту страшным зрелищем, Степан Прокопьевич, не отрывая взгляда, смотрел на мучения своей тещи.
Вдруг зазвенело разбитое окно, в хату ворвался сильный порыв ветра, затушивший даже огонь в печке. Стало темно, были слышны только крик старухи, да стук с крыши, где Михаил все еще прорубал дыру. И тут Степан Прокопьевич почувствовал, что в комнате еще кто-то есть…
Тьма в доме внезапно сгустилась, стало очень жарко. Появился какой-то посторонний запах. Но чем это пахло, Степан Прокопьевич определить не мог, хотя он и показался ему знакомым. Что-то темное заворочалось в том углу, где кричала старуха. Оглушительно прогремел гром, так, что стены хаты задрожали. Казака вдруг охватил панический ужас, он развернулся и бросился прочь из дома.
Дождь быстро охладил разгоряченное воображение Степана Прокопьевича. Рассудив здраво, он пришел к выводу, что совершенно напрасно проявил слабость, что то, что он видел, было наваждением. Казак зашел в хату и запалил каганец. Старуха была мертва.
– Мишка, подь сюды! – позвал он своего работника.
Вошел возбужденный, промокший до нитки Михаил.
– Как долбануло-то, Степан Прокопьич! Прямо в крышу долбануло, я через это едва жизни не лишился!
Степан Прокопьевич ничего не ответил. Он напряженно думал…
Бабка Василиса лежала, вытянув руки. Лицо ее было умиротворено, но ему показалось, что на губах старухи навеки застыла дьявольская ухмылка.
– Проклятая ведьма! – прошептал он с ненавистью. – Добилась-таки своего! Надо было давно тебя порешить!
– Степан Прокопьич, так мне продолжать, что ли, рубить крышу? – услышал казак голос своего работника.
– Нет, Михаил. Принеси сюда гасу. Надо сжечь это чертово жилище!..
Михаил принес керосин в большой стеклянной бутыли. Они облили полы, стены и труп старухи. Выйдя на улицу, Степан Прокопьевич зажег спичку и бросил ее внутрь хаты. В доме весело заплясал огонь. Потом вдруг пламя взревело, словно в него подлили керосину. Огонь был настолько сильным, что Степану Прокопьевичу и Михаилу пришлось отступить.
В мгновение ока домик колдуньи выгорела дотла, несмотря на сильный ливень, хлеставший до сих пор. На месте жилища старой ведьмы осталось лишь большое пепелище…
Степан Прокопьевич сидел в хате. Дарья, уморившись, спала. Аксинья лежала на кровати и тихонько всхлипывала.
В дверь постучали. Степан Прокопьевич подошел и открыл. На пороге стоял смущенный Михаил.
– Чего тебе? – строго поинтересовался Степан Прокопьевич.
Больше всего ему хотелось, чтобы его никто не тревожил.
– Степан Прокопьич, я это… Дайте мне расчет, я хочу уйти.
Пожилой казак не стал спорить. Он слишком устал и даже не спросил, почему его работник так поступает. Впрочем, он догадывался, почему…
Молча Степан Прокопьевич достал деньги, отсчитал причитающуюся своему работнику сумму и передал ему.
– Благодарствую, Степан Прокопьевич! – поклонился Михаил и собирался уже уйти, но бывший хозяин удержал его.
– Погодь, Миша… Ты вот чего… Ты, конечно, много тута видал чего непонятного. У меня к тебе просьба… Не сказывай никому, чего тут видел.
– Да что вы, Степан Прокопьич! Я ить…
– А будешь болтать лишнего, убью, как собаку! Понял?
В глазах молодого парня появился страх. Он знал, что эти слова его бывшего хозяина – не пустая угроза.
– Да что вы, Степан Прокопьевич! Я буду нем, как могила!
– Вот и ладненько! – сказал казак, и хищная улыбка промелькнула на его губах. – Теперь ступай. А ежели будут расспрашивать про старуху, скажи, что сама себя спалила. Мол, мы уже ничего не сумели поделать…
– Хорошо, Степан Прокопьевич.
– Ну, ступай, ступай…
Проводив своего бывшего работника, Степан Прокопьевич зашел в спальню к дочери. Он поглядел на нее, и его лоб пробороздила глубокая морщина. «Правду, аль нет сказала старая?» – мучил его вопрос.
Девушка спала беспокойно, постоянно ворочалась с боку на бок. Степан Прокопьевич еще постоял немного и вышел. А для себя решил, что будет наблюдать за дочкой. И если то, что сказала бабка Василиса окажется правдой…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?