Текст книги "ИНЖЕНЕР"

– А вот, к примеру, вы знаете, что вы рисуете? – задал он вдруг нелепейший вопрос, удививший его самого.

– Знаю, – ответила красавица, даже не обернувшись, – картину.

– Тогда объясните мне… кому он кланяется?

– Вопрос настолько поразил ее, что она сначала удивленно посмотрела на него, затем на картину:

– Как к кому? Пришедшим к нему людям.

– В благодарность, что ли?

Диалог приобретал какой-то дикий характер.

Девушка нахмурилась и промолчала, решив не разговаривать более в таком тоне с этим типом, как она сразу определила его про себя.

– Неужели вы не понимаете, всю нелепость этого. Вот, вы будете мне кланяться, если я приду просить вас нарисовать мой портрет?

– Вам точно нет.

– Хорошо… не доходит. А вы будете мне кланяться в ноги, если вы врач, а я пришел просить вылечить меня от смертельной болезни?

Сначала, она решила было обидится на «не доходит», но задумалась и внезапно, неожиданно для себя, рассмеялась.

– Неужели вы, перерисовывая, не видите, что он кланяется лесу, возможно солнцу, но никак не этим крестьянам?

Теперь они оба уже уткнулись в картину, внимательно ее разглядывая, после чего она, отклонившись назад, уже с удивлением уставилась на него.

– Вот видите, – сказал с отчаянием Сергей, – он меня уже измучил!

– Знаете, а ведь я даже ничего не замечала!

– Это ладно, я тоже не сразу заметил. Делать-то, что будем? – опять выдал Сергей.

И сказал он это таким тоном, что стало ясно, делать действительно, что-то надо и немедленно, пока все не разбежались.

– Оля, – протянула узкую ладошку девушка.

– Сергей Викторович, – отмочил тот.

– Может, все-таки Сергей? – мягко спросила она.

– Можете. – махнул он рукой, вспомнив, что выглядит молодо, – Ну?

–Что… ну?

– Делать-то, что будем?… Вы кто?

– Я? – девушка внутренне уже вся веселилась, – я зам. зава этого музея, по художественной части. А вы кто?

– Я, – он опять махнул рукой, видно было, что эти досадные церемонии раздражают его, – я, этот… как его… просто инженер, из этого… как его… СОС, который на Стаханова… у леса.

– Знаю, – кивнула она, – у меня на улице Стаханова, у самой реки дача… очень приятно.

– Мне тоже… но вы, зав. зама, да еще по художественной части, надо же что-то делать с этой неизвестностью. Поднять документы, наконец, чтобы никто не ходил в городе… в неведении.

– Знаете что, Сергей Викторович, в неведении у нас в городе ходите только вы… остальных все устраивает. Вернее – устраивало. Пожалуй, вы правы – я теперь с вами. Ну что… если я, зам. зава ничего не знаю, то поверьте мне, значит, никто не знает. Может, письмо напишем, куда-нибудь?

– Я вижу, вы разыгрались, а мне не до шуток.

– Простите, просто все очень необычно. Постойте, я знаю, что делать.

– Что?

– Видите ли, в нашем музее, так заведено, что если кто чего не знает, то обращается прямиком к дяде Коле.

– О Господи… только не это!

– Нет… только это! А если уж дядя Коля не знает, ну, тогда уж я не знаю, – развела она руками.

– Давайте вашего дядю Колю, – смирился, наконец, Сергей. Было видно, что запал его закончился.

Пошли искать дядю Колю. Нашли его неподалеку. Он шел позади ватаги пятиклассников и, по обыкновению, ухмылялся той ерунде, которую, по его мнению, молоденькая девушка экскурсовод рассказывала школярам. Оля приволокла дядю Колю к картине и отворачивая несколько лицо от несшегося от него, впрочем, несильного перегара, задала ему вопрос: « Знает ли он, о чем картина, и почему она так странно называется?». На что дядя Коля ответил:

– Знаю, картина о том, как один из московских патриархов, вызвал к себе отца Николая, из лесов дальних, а он, проходя мимо наших мест, и не имея возможности сделать крюк в двести верст, чтобы повидаться с подвизавшемся в наших лесах отцом Алексеем, просто поклонился ему, и попросил благословения на дальнюю дорогу. А, наш отец Алексей, в это же самое время, поклонился ему, и попросил у него, в свою очередь, благословения. Вот эта встреча двух старцев и изображена на этой картине.

– Скажите, дядя Коля, а где же здесь отец Николай? – спросил, сразу вдруг поверивший и повеселевший Сергей, как будто это его, в эту минуту, благословил отец Николай.

– А как ты его изобразишь-то, если он за двести верст отсель? – Удивился дядя Коля, – Вон, видимо в той стороне, где солнце восходит, изобразил его художник. На рассвете дело-то было.

– Дядя Коля, миленький, – заговорила Ольга, – как же так, вы все знаете и молчите, так же нельзя, миленький.

– Ну, вы даете, Ольга Николаевна, – изумился он, – да я сколько раз пытался экскурсию провести, когда эти девчонки опаздывают. Сколько раз я им говорил: «Слушайте меня, дуры, что я вам скажу, а не книжки свои дурацкие, неизвестно кем написанные читайте», а они смеются. Ну, дуры, они и есть дуры, во главе с нашей заведующей Нин…

– Так, дядечка Колечка, – быстро перебила его Ольга, – я ничего этого не слышала, а какие вы хотите экскурсии водить, если вы и сейчас под шафе?

– Под каким таким шафе? Я и выпил то всего стопку перед этой экскурсией, которую сейчас Любка ведет, чтобы не расстраиваться…

– Так, подождите, дядя Коля, – встрял Сергей, – вы без меня разберетесь, потом… может быть… завтра. А сейчас ответьте мне, а откуда вы-то это знаете, а вот, допустим, эти музейные работники нет?

Тебе, какие доказательства Серега, нужны? Если я, как электрик, постоянно по этой проводке ползаю: то отключаю сигнализацию, то включаю, то перевесить что-то надо, то дополнительно осветить. Этого же никто не видит, не ценит и, между прочим, все за одну зарплату, а я не помню, когда ее уже и повышали, а эта наша заведующая хренова, Нин…

– Так, дядя Колечка, – опять встряла Ольга, – я просто не могу вот это слышать.

– Подожди, ну вот Серега меня же спрашивает, я и отвечаю.

– Вот вы дядечка Коля, и отвечайте, а не отвлекайтесь.

– Короче, Серега, ну их, этих баб… извиняйте, Ольга Николаевна, а название картины на обороте написано. Я, когда ее переворачиваю, всегда его и лицезреть изволю.

– И что там написано?

– То, что я вам сейчас и рассказал, что, мол, встреча отцов Николая и Алексея, при следовании первого в Москву, ну и так далее. Что повторяться– то?

– А художник там не указан? – спросила Ольга.

– Почему не указан? Указан, – Тропинин, кажется… Василий Андреевич.

Сергей и Ольга, как открыли рты, так и остались стоять.

– А почему спереди название стерли и автора, – откуда я знаю, видать, большевики после революции баловались. Но кто-то видимо знал правду, ну и пометил, чтобы, значит… для потомства сохранилось. А эти курицы, под командой этой хреновой заведующей Нин…

– Слушать не хочу, – вскричала Оля, зажимая уши.

– Мне экскурсии проводить не дают! – закончил дядя Коля.

Так Сергей и познакомился с Ольгой.

ГЛАВА 8

В годы войны из Ленинграда в городок были эвакуированы старенький профессор и его более молодой помощник, с семьями. Их привели на пустырь, на краю города; выгнали с него пару коров со стадом шипящих гусей, обнесли забором; и за три дня построили два деревянных сарая. Так в городке возник институт «СОС», или, как их сразу местные окрестили – «сосунки». Профессор и его помощник потирая озябшие руки и ежась от залетавших за шиворот снежинок за несколько дней установили какую-то немудреную аппаратуру совершенно не обращая внимания, как буквально за неделю: вокруг них возвели дощатые стены, установили крышу, выложили печи, подвели электричество и обнесли все это благолепие деревянным забором, с колючей проволокой по верхней кромке. А, когда рядом с воротами поставили деревянную проходную и посадили туда сердитого дядю Максима, с деревянным протезом вместо ноги и винтовкой времен первой мировой войны, учреждение приняло действительно вид настоящего оборонного предприятия. Счастливые от того, что ужасы ленинградской блокады закончились, профессор с помощником бодро взялись за дело, и через полгода, опытные образцы звукоулавливающих приборов, для нужд противовоздушной обороны и борьбы с артиллерией противника, пошли на оборонные предприятия страны, вместе с технической документацией. Начал постепенно выдавать на-гора институт и другие, не менее полезные и интересные разработки, такие например: как котелки, для работы партизанских радиостанций, различные хитрые мины-ловушки и т.д. Коллектив к тому времени насчитывал уже пятьдесят человек, крепко стоял на ногах, был преисполнен большим количеством идей и планов, и настроен на победу. Через год старенький профессор умер, видимо, сказался год блокады, но оставил после себя небольшую научную школу, сложенный рабочий организм, а директором института стал его помощник. В послевоенное время институт хоть и переехал в знакомое уже нам П-образное кирпичное здание, но как-то не вырос и, дотянув еле-еле до численности своего состава в сотню человек, так и не обзавелся ни мощным опытным производством, ни полигонами. Правда, деревянные сараи снесли, но на их месте построили лишь сараи каменные, в одном из которых разместили несколько станков, а в другом склад радиодеталей… вот, пожалуй, и все. Удивлению достойно, как он умудрился сохраниться в перестроечные и лихие девяностые годы, но это уже другая история. Сергей, как вернулся после окончания института в свой город и устроился на работу к «сосункам», так и проработал почти до старости, уткнувшись в свои приборы, в своей комнатке и даже не заметил, как пронеслась его жизнь, а вокруг него все что-то продавали, пилили, гуляли и веселились. Коллектив, как-то, само собой так образовалось, стал в основном женским, а из пятнадцати мужчин одни вошли в историю института, как пьяницы и бузотеры, другие, как бабники, зато три оставшихся, да, действительно, оказались героями трудового фронта. Именно на их, неприметных на первый взгляд, труде и уме, и держалась вся тематика образцов вооружений. Несомненно, одним из них был и Сергей, только в такой, как-бы завуалированной, неявной форме. Ну, сидит там, где-то в углу, какая-то серая мышка, да… умный, ну что ж с того, как говорится: « есть ум, да пустосум». Значительный перевес в институте женского народонаселения сказался и на его манере жития бытия и стало носить исключительно светский характер. До обеда обсуждались все новости российской эстрады, потом городские происшествия и наконец, как взошли огурцы и помидоры на даче. Хорошим тоном считалось приступать к работе после обеда, поэтому на Сергея и еще двух трудоголиков смотрели с некоторым недоумением, как на не умеющих вести себя в приличном обществе. Но, с другой стороны, на них смотрели, как на неизбежное зло, с которым, хочешь, не хочешь, надо мириться, и надо отдать должное, работать не мешали. Если, кому-то из этой троицы удавалось нечто изобрести, то это изобретение немедленно, как старое полотенце на тряпочки, раздергивалось на темы по написанию диссертаций. К чести сотрудников института, надо сказать, что это был самый кандидатски насыщенный коллектив на душу населения в Советском Союзе. Исторически сложилось так, что именно отдел, который возглавлял Сергей, перенял всю звуковую тематику, которая зародилась здесь в военные годы. Тема была старая, заношенная, неперспективная, поэтому в нее никто особо нос не совал и ему давали работать относительно спокойно. Недавно, в институт был спущен крупный заказ на модернизацию стоящих на вооружении звуко улавливающих приборов. Сергей вытащил с книжной полки комплект чертежей, сдунул с них толстый слой пыли и отдал директору. Разработанная много лет назад им аппаратура и много раз отвергавшаяся этим же самым директором очень понравилась заказчикам и институт забегал, как разворошенный муравейник, готовя конструкторскую документацию для изготовления опытного образца, написания подробной инструкции пользователя и т.д.

–Ну-у, им теперь работы на полгода вперед хватит, – довольно хлопнув в ладоши сказал Дмитрий Николаевич.

– Да, – задумчиво произнес Сергей, внимательно наблюдая, вместе с котом Шустриком, за действиями землеройки, перекапывающей свой огород в большом ящике с землей в углу комнаты, – мне шеф сказал, что я заслужил за быстро сделанную работу поощрение – сделает для меня все, что ни попрошу.

–Он что, не помнит что ли, как три раза тебя с этими самыми чертежами разворачивал и даже грозился больше не пускать в приемную?

– Дмитрий Николаевич, люди помнят только то, что хотят помнить, поэтому, думаю, что на этот раз он был искренен.

– Конечно, искренен, потому, что ничего не понял, что вы ему тогда приносили, – и тоже уставился на копошившуюся землеройку.

– Сколько вам осталось для сборки аппарата «земля»?

– Неделя, максимум две, не очень удачно скомпоновали, неудобно паять.

– Даю неделю, Дмитрий Николаевич, неделю… не смотрите на меня. Сейчас заказчик получил то, что мы спроектировали и опробовали десять лет назад, кто знает, может им вскоре понадобится уже эта, более совершенная версия, а мы еще испытания толком не проводили.

– Да все нормально, Сережа, все наши предварительные испытания показали высокую эффективность обнаружения не только стреляющих орудий, но и куда и какая модель танка поехала. Подземное улавливание звуков на этом приборе позволяет видеть практически все поле боя, я уж не говорю о сорокатонных, лязгающих по земле чудовищах.

– Все равно, поторопитесь, мы уже давно переросли и этот уровень, надо на следующей неделе уже на практике заняться с этим копающемся в земле малышом, тем более, что я попросил у директора самое дорогое, что нужно нам, и самое ненужное с его точки зрения – время. Поэтому он так легко согласился и обещал не дергать по пустякам ближайшие полгода, за исключением плановых работ, конечно.

Занимаясь приборами улавливания звука, Сергею удалось не только значительно улучшить их характеристики, но и определить, сформулировать и начать работы сразу по нескольким направлениям в этой области. Одним из них было то, о чем шел разговор, то есть определение точных координат ползающей бронетехники по звуковым волнам, распространяющимся под землей в разных звуковых диапазонах. Во всяком случае, надо было видеть расплывшееся от удовольствия лицо Дмитрия Николаевича, отслеживающего на мониторе карту местности, на которой ползали две точки – это были два танка на полигоне в двадцати километрах от него. Танки, из уважения к Сергею разрешил погонять местный командир танкового полка.

– Не звук – симфония, – улыбался Дмитрий Николаевич, слушая в наушниках лязг и скрежет.

– Не обращайте внимания, это у него профессиональная деформация, – пояснил Сергей окружающим.

Другое направление вывело группу Сергея на акустику. Здесь было все уже гораздо серьезнее. Была разработана аппаратура и изготовлен один образец, который посылал акустические сигналы в том же диапазоне частот, в котором их испускают летучие мыши, землеройки, или дельфины. В этом случае был не только слышен, как в звуко– улавливателях ползающий танк, но и виден; стоящий, с выключенным двигателем; не только слышно стреляющее орудие, но и видно орудие, ни разу не выстрелившее и стоящее на позиции. Начало этому было положено несколько лет назад с изучения того, каким образом в абсолютной темноте, между ветвями деревьев, на огромной скорости, летучая мышь обнаруживала комара, или мотылька, сближалась с ними, закладывала вираж и атаковала.

– Смотрите, – показывал Дмитрий Николаевич, водя пальцем по экрану, – вот она эту мошку сожрала, р-раз, перевернулась, легла на другой курс, о-оп, вираж и уже опять кого-то жрет. И так, скажу я вам, до бесконечности.

– Это ночной истребитель какой-то, – изумлялся Сергей, просматривая видеоматериалы, привезенные Дмитрием Николаевичем из командировки, в которую он его отправлял в пещеры на Урал.

– Кстати, ее щелчки, отличаются от щелчков нашей землеройки Мыськи, – продолжал он, – удивительно, такое зрение во все стороны одновременно, в полной темноте и пусть мне больше не заливают всякие недоучки про теорию большого взрыва. Не-ет, этот мир создали крутые инженеры и ученые. На тебя, когда ты снимал, ни одна не налетела?

– Да нет, Бог миловал, а они вам ответят, что это они так приспособились за миллионы лет эволюции.

– Как же это они, бедолаги, пока миллионы лет-то приспосабливаясь, от голода не поумирали? Самое интересное, что эти говоруны, за всю свою жизнь, так и не эволюционировали свои кривые руки и не научились делать ими что-либо качественное.

– Да, я тоже на них насмотрелся, мужик всю жизнь что-то писал, что-то преподавал; гвоздя забить ровно не научился, – эволюционеры хреновы.

– На директора намекаете?

– На соседа… но ход ваших мыслей мне понятен.

– Ты знаешь что, Дмитрий Николаевич, нам теперь абсолютно ясно, что видят наши друзья меньшие, в отличии от нас: и в темноте, и предметы мельчайшие, и на скоростях огромных… да еще в добавок во все стороны на триста шестьдесят градусов. Подумайте до завтра, нужно соорудить какое-то приспособление, задача которого – определить максимальное расстояние их видимости. Если ничего не придумаете, я подскажу… кое-какие мысли есть.

– Что, мне опять на Урал ехать, когда прибор сделаем? Я уже старый Сережа, по пещерам ползать.

– Не надо никуда ездить, мы оба не молоды. Вон у нас есть землеройка Мыська, на худой конец Шустрика будем изучать. На нем одном, дамы нашего института диссертаций не одну тысячу защитить смогут, впрочем, это относится ко всем животным. Вон, мы летучую мышь изучаем, как это она ловко комаров жрет. А этот комар, целый боевой корабль: виртуозно летает, оснащен, видимо, тепловизором, механизмом выкачивания крови – убийца.

– Может он еще и в группах крови разбирается?

– Кстати, вы зря шутите, для меня так оно и есть. Кстати, факт, что комары не на всех людей садятся – эстеты.

– Нет, капризничают, людей слишком много развелось.

– Где ж много? Я вот, допустим, не женат, значит совсем людей не много. Вы, к примеру, со своей женой разводились, но ведь потом опять соединились. Значит не нашли никого. А говорят, много, мол, людей.

– Нет, ну у нас с женой не совсем так получилось…

– Короче, когда будете обдумывать, подумайте еще и насчет того, что наша мышь еще и хороший материаловед. Сто процентов, летая между проводами отличает алюминиевые от медных; плотности то разные, значит и отраженный звук разный. Нам это пригодится для определения различных марок танков, так сказать отдельной темой.

– Это не мышь, а летающий профессор какой-то.

– Кандидат точно. Во всяком случае, то, что она умеет гораздо больше наших институтских кандидатов – это истина.

Разговор этот состоялся три года назад. Так, изучая летучих мышей, стрижей и Мыську Сергей, ничего больше никому не говоря, открыл новую тему, по акустике, которая получила рабочее название «профессура». Эта живая профессура, летающая и вечно что-то роющая, дала много идей и ему и Дмитрию Николаевичу и теперь, спустя три года, постаревшие, они смотрели на монитор прибора и видели, кто по ночам ворует огурцы с грядок соседа, кто, оглядываясь, тащит браконьерскую сеть к реке, кто лезет в окно соседки, но об этом и говорить срамно. В общем – насмотрелись. От этих направлений отпочковалось еще десятка два отростков, так, что Сергей был просто в отчаянии. Потому что выходило, пшеницы много, а жнецов мало. « Да, – мысленно мечтал Сергей, – мне хотя бы еще с пяток сотрудников, а еще лучше десяток, мы бы столько наворотили, а так… и жизни не хватит».

– В общем так, други, – подъитожил он, – ты, Илья, будешь сверлить, точить и собирать, помогая Дмитрию Николаевичу. Все свое пока по боку.

– А я?

– Вы, Дмитрий Николаевич, будете безвылазно паять, испытывать, перепаивать и снова испытывать… пока не получится.

– А вы? – поинтересовался Илья улыбаясь.

– А я, – я буду думать.

ГЛАВА 9

– Здравствуйте, – невысокий, приятный парень, улыбаясь, протянул Сергею руку, – Алексей.

Сергей сидел в своей комнатке за столом, накрытым старой зеленой скатертью и заваленным горами книг, справочников, и папками с чертежами. Стопка справочников все время куда-то кренилась, все время пыталась свалиться со стола, но в последний момент передумывала и со вздохом съезжала на чертежи. После чего Сергей, обреченно вздыхая, водворял ее на место, торопливо ровняя по краям. Стопки книг были менее интеллигентны и падали на пол, никого не предупреждая. Но убрать их куда-нибудь было абсолютно невозможно по нескольким причинам. Во-первых, некуда, а во-вторых, зачем, если через час опять доставать что-то из них. Поэтому с бардаком на столе все смирились, как со злом, конечно, но злом неизбежным. Когда Алексей так приятно вошел, так приятно представился, ему казалось, весь мир должен был бы броситься в его объятия. Но, опять это но… сводящее на нет все благие начинания « человеков». Сергей сидел за столом, держа в одной руке дымящийся паяльник, а в другой, какую-то ма-аленькую деталюшку. По его лицу Алексей как-то сразу понял, что деталюшка не давалась и припаиваться не желала, от чего Сергей был хмур, не приветлив, и к визитам не готов. Он сначала растерянно посмотрел на протянутую руку, затем на свои занятые руки, потом на стол, куда бы это все ему положить, пока оба не поняли, что задача абсолютно не решаема. Алексей, поняв, что он не вовремя, быстро убрал свою руку и улыбку с лица, а чтобы доказать свою благонадежность, спрятал руку даже за спину, чтобы она никому глаза не мозолила.

– Здравствуйте… Сергей, – махнул он паяльником в сторону стоящего по другую сторону стола стула со сломанной спинкой, – присаживайтесь.

Алексей, уставясь на стул, который был не только со сломанной спинкой, но и грязный и замасленный, как-то неожиданно отупел, пока не услышал:

– Газеты возьмите, сзади вас, со шкафчика, постелите.

Сергей, прижал деталюшку осторожно пальцем к какой-то плате и тыкал вокруг него дымящим и шипящим паяльником.

Прошло минуты три – Алексей, сидя, сцепив ладони, то сжимал, то разжимал пальцы, внимательно наблюдая за этим процессом, и казался себе двоечником, которого привел в свой кабинет директор школы, в то время, как Сергей шипел и дымил.

– Так, вы собственно кто, практикант что ли? – наконец произнес Сергей, выдергивая шнур паяльника из розетки.

– Нет, – неожиданно пискнул он, прокашлялся и снова, уже басом, – нет.

– Что-то у вас с настройкой – то высокие, то низкие частоты берете. Попробуйте еще раз.

– Нет, – уже нормальным тоном ответил Алексей и даже обрадовался – получилось.

– Стараться надо, молодой человек, тогда все получится, – назидательно проговорил Сергей, – как вам стул, не качается?

– Нет, спасибо.

– Совсем хорошо. Ну-с, чем же вы нас порадуете, молодой человек? Если вас прислали в мой отдел, то у меня вакансий вроде бы нет.

– Нет, Сергей Викторович, но, я вижу, вы не намного меня старше, хотя, судя по документам… может, я буду называть вас Сергеем, если вам это более приятно?

– Ну, если вас назначили президентом нашей страны, или, на худой конец, министром, то, пожалуй, можете называть меня Сережей – мне это будет даже лестно. Если же нет… то, лучше Сергеем Викторовичем.

– Хорошо, тогда Сергей Викторович.

Сергей коротко кивнул, как бы давая понять, что он весь внимание.

– Меня, Сергей Викторович, зовут просто Алексей и я назначен быть вашим куратором со стороны контрразведки. Ну, там, понимаете – безопасность всякая со стороны нашего ведомства; как ваших работ, так и вас самих. Короче говоря, моя задача обеспечить защиту вашей интеллектуальной собственности и вас лично.

– А моих сотрудников?

– Что… ваших сотрудников?

– Ну, я спрашиваю, а кто будет обеспечивать безопасность моих сотрудников? Ведь знают они нисколько не меньше моего.

– Знаете, Сергей Викторович, меня прислали одного, и только к вам. Должен признаться, что вы вообще мое первое задание – можете меня поздравить.

– Да, я вижу, нас всех можно поздравить.

– Да? Спасибо! Признаться, я так волновался, когда шел к вам. А вы так меня встречаете! Такой знаменитый конструктор, и вдруг, меня, так запросто встречает – с паяльником.

– Кто – знаменитый конструктор? – Сергей оглянулся, – может вы дверью ошиблись?

– Нет, ну что вы, Сергей Викторович. Я думал, что Рукалов, такой, знаете, старенький профессор с седой шевелюрой, как у Энштейна, с несколько не здоровым взглядом…

– Ну да, ну да… язык, наверное, высунул, да? А, скажите, молодой человек, эти вот представления об учен…, э-э, научных работниках, у вас что, в ваших институтах вам навязывают? Или вы сами, так сказать, по книжкам, такие представления о нас вынесли?

– По книжкам, исключительно по книжкам. У нас в институте о вас вообще ничего в таком плане не преподают. Так что это – сугубо мое, личное мнение.

– А сколько вам лет, Алексей? – задумчиво глядя на бойца невидимого фронта спросил Сергей.

– Двадцать три. Я понимаю, что я тоже выгляжу моложе своих лет, как и вы. Но моя мама мне говорит, что когда я женюсь, это пройдет.

– Да, моя мама мне тоже это говорила – первые лет тридцать. Ну-с, ладно, молодой человек. Мне просто не терпится спросить – и с чего мы с вами начнем?

– Ну, Сергей Викторович, так как я о вас и так все знаю, из вашего дела, а теперь и вы обо мне все, то наше знакомство я считаю состоявшимся. А раз так, то я хочу сообщить вам, что в ваши дела я влезать не собираюсь, и мешать вам и отвлекать вас от важных государственных дел не буду.

– Здорово, – Сергей привстал, протягивая над столом руку, – вот за это огромное ученое спасибо.

Мужчины обменялись совершенно искренним дружелюбным рукопожатием.

– А поэтому, – продолжил Алексей, снова усаживаясь на покачнувшийся стул, – чтобы приступить к своим делам не тревожа более вас, я хотел задать бы вам, с вашего соизволения, несколько вопросов.

– С моего соизволения! Здорово! Соизволяю!

– Сейчас, – Алексей вынул из кармана пиджака маленькую записную книжку и ручку, – скажите, уважаемый Сергей Викторович, обращался ли кто-нибудь к вам с предложением купить у вас, что-нибудь из ваших разработок, составляющих военную и государственную тайну?

– Нет, моими разработками вообще никто не интересуется. Ни министерство обороны, ни шпионы, ни даже наш директор.

– Хм, хм, – похмыкал этот взрослый ребенок.

Вообще, этот бесхитростный боец невидимого фронта нравился ему все больше и больше. Такие простые ребята встречались ему среди военных, причем, именно среди самых отчаянных и опасных для врага воинов.

– Скажите, Сергей Викторович, а из ваших сотрудников может кто-нибудь работать на потенциального противника?

– Нет, это исключено! По двум причинам. Первая – у нас очень маленький коллектив. Всего три человека. Мы с утра до вечера работаем бок о бок, хорошо знаем недостатки и достоинства друг друга и предателей среди моих сотрудников – нет. Вторая – у нас постоянно бубнит радио. Мы в курсе всех политических новостей, да-с. Постоянно слушаем Михеева, и разногласий по политическим соображениям у нас тоже нет. Я вам больше скажу – я, изо всех троих, самый умеренный патриот.

– Хм, хм, может ваши жены, или, хм, подруги жизни?

– Нет у нас никаких подруг. Я вообще не женат. Дмитрий Николаевич, только недавно сошелся со своей бывшей и если бы даже и захотел, просто физически не успел бы передать шпионке такой объем информации. Илья все время в поиске. Последней, он говорил, только семнадцать исполнилось, и она вряд ли еще завербована. Нет, это исключено!

– Простите, хм, Сергей Викторович – а у вас?

– Что… у меня?

– У вас – есть подруга, или, хм, простите меня, любовница?

– Вы курите? Нет? Я закурю, – он нервно закурил, – вы знаете что, Алексей, вы меня, знаете…, поменьше величайте. Что вы все заладили… Сергей Викторович, Сергей Викторович. Так время уходит, а это самое большое богатство на земле – время. Время и звук. Вот так батенька. Что вы на меня так смотрите? Да – я за всю свою жизнь никакой любовницей не обзавелся! Не верите – можете проверять.

– Да что вы! Это я вообще брякнул. Так… не подумав. Может, знакомая? Хм.

– Знакомая? Да, вы правы. Знакомая есть. Зовут Ольга. То ли зав. зама нашего музея, то ли зам. зава – я не очень разбираюсь. Художница, да-с, портреты, между нами говоря, у нее так себе, а вот пейзажи получаются получше – трогают, некоторым образом. Что вы на меня смотрите? У нас с ней чисто дружеские отношения.

– Хм, хм, Серг…, простите, а сколько ей лет?

– Двадцать шесть, кажется, или двадцать пять, не помню. Что вы на меня уставились, как солдат на вошь. Да – она мой друг. Мы с ней об искусстве рассуждаем. Последний раз – она Моне восхищалась.

– Хм, а Вы?

– Да ну… мазня! Я люблю четко прорисованные произведения. Должны быть видны все детальки – как на чертеже. Это я вам как инженер говорю. Все должно быть исполнено аккуратно и с уважением к людям, а не так – набросал краски так, сяк, наперекосяк – и пошел себе довольный, домой. А ты стой с умным видом и думай – что это такое изобразил этот гений? И не разберешь. То ли дом стоит, то ли на тебя кто-то из лесу смотрит. Вот представьте себе, если мы, инженеры, такое проектировать будем? Подойдете, к примеру, вы к своей машине, и не знаете, что это такое перед вами стоит – кругом болты, гайки торчат, ремни какие-то висят. И в какую дырку тут залезать надо? Может мы, инженеры, тоже хотим свободными художниками быть!

– Значит, Ольгу мы с вами тоже исключаем?

– Категорически! Да она и не знает ничего.

– Хм, а что вы скажете насчет вашего окружения?

– Какого окружения?

– Ну, кому вы подчиняетесь?

– Вы про директора что ли? Да он вообще не понимает, чем мы занимаемся. Он болт нарисовать не может. Так… по верхушкам скачет.

– Ну, все же – доктор наук.

– Как? Уже? Когда он это успел?

– Простите, кандидат, это я не туда посмотрел.

– Вы, Леша, смотрите в следующий раз, поаккуратней, у вас работа такая – надо внимательнее в бумажки смотреть. Уф! А я уж обрадовался.

– Обрадовались?

– Конечно! Подумал, может, переведут куда-нибудь – с глаз долой, из сердца вон.

– Недолюбливаете?

– А вы? Вот вы… как к своему начальнику относитесь?

– Не знаю. Я ведь новенький.

– Ну, хорошо… новенький. Но соображать-то должны!

– То есть?

– Да нет… что есть, то и есть. Теперь вы мне на вопрос ответьте. Что это вас ко мне прибило? Я, кстати, у вас даже документы не посмотрел.

– Вот, пожалуйста. Извините, что сам не предложил, смотрите… вот печать, подпись, фотография – сличайте, сличайте.

– Что… сличайте? На фотографии, между прочим, вы плохо похожи. Что это вас так перекосило?

– Ничего особенного – это я, просто, после тяжело перенесенного гриппа. Поэтому выгляжу действительно – неважно. Хм.

– Неважно он выглядит. Меня не проведешь! У меня глаз на портреты наметанный! У меня даже знакомая художница есть – Ольга. Ну, мы об этом уже говорили, кажется.