Текст книги "ИНЖЕНЕР"

– Только не факт, что в наших цветах.

– Да, скорее всего, что не совсем в наших. А вы представляете, Дмитрий Николаевич, – внезапно рассмеялся Сергей, – судя по тому, что животные видят лучше нас, уж ночью абсолютно точно, слышат лучше нас, обоняние у них лучше нашего, я не удивлюсь, что и цветовая гамма их восприятия мира тоже богаче, чем у нас.

– Абсолютно в этом уверен, – подтвердил Дмитрий Николаевич, отправляя в рот кусочек селедочки.

– Да, кстати, селедка вкусная, да и картошечка вам сегодня удалась. Далее… Нам с вами удалось сделать прибор, который издавая звуки, и сканируя окружающее пространство, выводит картинку на экран. Решили мы с вами и другую задачу, спроектировав прибор и…

– И в этом целиком ваша заслуга!

– А вы его собрали и довели до ума, так что заслуга общая, и не будем меряться размерами заслуг. Итак, спроектировав прибор и установив его на тело человека, добились того же, что и наша землеройка – т.е. получили картинку окружающего нас мира. Вы прекрасно паяли с завязанными глазами, ничего не испортив, а я, когда отключали свет, бродил по всему институту, ни разу, кстати, не упав.

– Да, только наш охранник потом из туалета полчаса не вылезал, когда целый час крался за вами по всем коридорам, думая, что в институт забрались воры.

– Да, и дяде Ване мы выставили бутылку нашего фирменного за то, что он, от испуга, забыл вызвать наряд полиции. А что касается воров, то в наше время, они, совершенно не таясь, в элегантных костюмах, проходят через центральную проходную, в аккурат мимо дяди Вани, и им нет необходимости проникать в наше учреждение по ночам. Таким образом, оба прибора показали свою высочайшую эффективность!

– Ну, судя по тому, что ни наш директор, ни военные, к которым вы ездили в Москву, нашим первым прибором не заинтересовались, этого не скажешь.

– Вот именно поэтому, наш второй прибор я никому больше и не показывал – целее будем. Налейте-ка мне рюмашку. Выпьем за наши, никому не нужные успехи!

Выпили, крякнули – на этот раз коньяк оказался какой-то ядреный, помолчали.

– Ну что ж, кое-каких успехов добились: усовершенствовали прибор определения источника звука в воздухе, добились того же при прохождении сигнала под землей…

– Сыровато, правда…

– Зато, дополняя первый, делает систему абсолютно точной. Это, что касается пассивных звукоулавливателей. Посылая сами звуковые сигналы, получили картинки на экране, и, что особенно фантастично – в вашей и моей головах. Примерно такие же, как у наших славных слепых ребят.

– Кстати, иногда картинка была даже цветной, но не более трех цветов.

– Да, но над этим придется еще много поработать. Здесь пока не все ясно. Откровенно говоря, здесь ничего не ясно и каким образом происходит преобразование звукового сигнала в видео картинку в наших головах мне вообще не понятно.

– Совсем?

– Совсем! Когда звуковые импульсы переходят в импульсы нервных клеток головного мозга – это всего лишь теория. Для меня этого недостаточно. И это я понял, разговаривая с тем мужиком из Кузбасса, которого завалило в шахте и три дня откапывали, и этого пацана – Юрия: велосипедиста, пианиста, шахматиста и вообще, хорошего парня.

– А что с ними не так? Вроде вы мне Сережа ничего не рассказывали!

– А зачем мне было вас отвлекать от работы? С толку сбивать! Ведь мы с вами работали над звукоулавливателями! А дело в том, что они как раз никаких звуков не издавали!

То есть, как?

А вот так! Говорят: «чувствую я, дядя Сережа, куда еду». Понимаете? Чувствует – а объяснить не может. Все видит – а объяснить не может. Вон… даже цвет галстука различил, у того чмошника, что из Ленд Ровера вывалился – а как объяснить… не знает. « Вижу, дядя Сережа, и все»! И еще – он обо мне… все – все знал! Поэтому, так доверительно со мной и разговаривал. Они вообще не издают ни инфра, ни ультра, ни каких либо других звуков. Но при этом, будучи слепыми, все видят.

– Эта задачка не по нашей зарплате, как вы говорите. Давайте оставим ее будущим поколениям.

– Или нашим институтским дамам, даром, что ли они у нас все кандидатские поназащищали? Вон, Шустрик лежит – все слышит, все видит… только объяснить не может.

– Может, и он о нас все – все знает? Как вы думаете?

– Наверняка. Коты, или кошки, в человеке такое чувствуют, что он даже сам в себе этого не подозревает. Вообще… человек недостоин того мира, который предоставлен в его распоряжение. Поэтому наши чувства столь ограничены, по сравнению с животными – для нашей же безопасности.

ГЛАВА 14

С тех пор прошло три года.

Вечером Сергею, на работу, позвонила мама, и попросила его зайти в магазин, рядом с домом, и купить хлеб. Она так и не сумела сделать это днем, т.к. в ванной потребовалось устранить протечку, и она, сначала, долго дозванивалась в ЖЭК, потом ждала сантехника. Он обещал прийти еще утром, часов в одиннадцать, но пришел, когда время клонилось к четырем вечера – молодой, энергичный и уже немного пьяный. Стал что-то затягивать, сорвал и вода полилась уже маленьким ручейком. Он несколько раз бегал в ЖЭК за какими-то частями; залил весь пол в ванной водой, и еще боролся со стихией, когда Любовь Николаевна, наконец, решилась позвонить сыну.

Трамвай останавливался совсем недалеко от их любимого магазина, и Сергею не составило никакого труда туда зайти. Он только был неприятно удивлен, когда погрузив в тележку хлеб, гречку, сахар и апельсины, только у самой кассы обнаружил у себя отсутствие денег. Такое случилось с ним впервые в жизни, и от неожиданности он растерялся. Человек он был нетребовательный, поэтому и денег-то с собой сколько-нибудь больших никогда не носил – так… мелочь больше. На одежду тоже не обращал никакого внимания; поэтому вещи носил долго, лет по двадцать и если бы не мама, то до сих пор ходил бы во всем студенческом. В этой изрядно поношенной, но мягкой и очень удобной одежде, он был уверен, что не привлекает к себе ничьего внимания, и никакой ценности для трамвайных воров не представляет. Таким образом, с чисто научной точки зрения, вероятность, что его обворуют, приближалась к нулю в бесконечности, но теперь, как он догадался, теория резко разошлась с практикой. В науке это ничего… это бывает. Поэтому он спокойно, как во время научного эксперимента, откатил тележку с продуктами от кассы и стал неторопливо, но обстоятельно проверять карманы брюк, рубашки, куртки. Ничего не найдя, еще раз прошелся по всем карманам, и начал было уже дивится на такое странное обстоятельство, как к нему подошла девушка и тихо шепнула:

– Извините, но вас обворовали. Я все видела, но испугалась.

Он поднял глаза. Рядом с ним стояла невысокая, очень симпатичная девушка, с тележкой, доверху набитой туалетной бумагой, и участливо глядя на него большими глазами, печальным голосом рассказывала: « как она все видела, но вмешаться не решилась, хотела закричать, но горло перехватило, хотела подойти, но ноги отказали, что сейчас ей стыдно за этот ужасный, недостойный страх». Она протянула руку, и почти насильно, всунула в его кулак недостающую сумму, решительно сказав: « что виновата, что зовут ее Рита, деньги ни при каких условиях не возьмет, а живет здесь, совсем недалеко, и если он захочет, сможет вернуть ей деньги в любой момент».

– Да, в любой момент… что вы смотрите? – вдруг обратилась она к двум теткам, стоявшими рядом со своими тележками и с любопытством слушавшими все это захватывающее повествование, – Что вам… кино что ли? Идите домой – там смотрите!

Когда обе тетки удалились, Сергей было попробовал вернуть деньги, но Маргарита была тверда, как скала и непреклонна – и деньги взять отказалась.

– Вы ведь можете мне деньги вернуть, хоть завтра, я как раз, в это время здесь бываю, – в ее глазах что-то на мгновение сверкнуло, но, быстро прикрылось скромно опущенными длиннющими ресницами.

В Сергее на мгновение шевельнулась осторожность бывалого холостяка, но быстро погасла. Уголки губ ее чуть дрогнули, еле заметной улыбкой… но на мгновение. Осторожность еще раз шевельнулась, но теперь уже погасла окончательно. Все было на ее стороне: и благородство поступка, и красота, и некоторая напористость, но так… чуть-чуть, да и вообще – деньги оказались очень кстати. Они вышли из магазина, он спросил ее адрес. Действительно – совсем рядом. Он поблагодари ее от всей души, пообещал, что завтра, в восемь часов вечера, в этом самом магазине вернет ей деньги и, весело покачивая тяжелыми пакетами, устремился домой… к маме. Девушка же, с двумя пакетами, наполненными туалетной бумагой, с некоторым удивлением посмотрела ему вслед.

За чаем, всегда спокойные Рукаловы, перебивая друг друга, с увлечением рассказывали невероятные приключения прошедшего дня. Но если происшествие Любови Николаевны было хоть и неожиданное, но вполне житейское, то происшествие с сыном она выслушала более чем внимательно. Она, действительно, всю жизнь мечтала, чтобы ее сын женился, но когда ему перевалило уже далеко за пятьдесят, поняла, что уже все, поздно – внуков она уже не увидит. Переживавшая за него всю жизнь, и внезапно осознавшая этот факт, вдруг как-то даже успокоилась и – смирилась. Поэтому, это событие должно было бы ее обрадовать, несмотря на его незначительность и эфемерность, но Любовь Николаевна была мудрая женщина… и знала жизнь… и женщин.

– Она тебе сама деньги предложила? – спросила она нахмурившись.

– Да мам, ты представляешь, я главное стою, что делать… вообще не представляю – положение глупейшее, и вдруг она, как говорится: «средь шумного бала – случайно»!

– Адрес сама дала, или ты сам попросил?

– Не помню мам, нет…. Сейчас вспомню: так, мы вышли, я еще ее успокаивал, чтобы он не волновалась!

– Ты ее еще и успокаивал?

– Ну да, не каждый день увидишь, как у кого-то деньги вытаскивают! Бедная, я ее, помню, как мог, утешал. Пообещал, что деньги верну. А она только рукой махнула! Представляешь, какое благородство, какая широта души – у столь прекрасного создания!

– Да, действительно…, бедная. И широта души просто необычайная. – задумчиво проговорила мать, раскалывая в руках только что купленную Сергеем сушку. – Ладно, как у тебя на работе-то дела?

– Да все нормально, мам…

И разговор принял их обычный, будничный характер. Вскоре оба разошлись по своим комнатам спать.

В городе была уже глубокая ночь. Спали все герои нашего романа, и только в одном окне последнего, пятого этажа, старенькой пятиэтажки до утра не гас свет. В хорошо отремонтированной, но невероятно захламленной всякими шмотками комнате, резались в дурака два старинных приятеля: Кореш и Обруч. Шумно и пьяно переговаривались и бранились, шлепая засаленными картами и дивились. Тысяча, которую сегодня в трамвае Обруч вытащил у какого-то фраера, никак не хотела уходить к его дружку, и все время болталась между ними – переходя от одного к другому… и обратно! Так и разошлись, под утро, когда уже темень растворилась в утренней синеве; шибко недовольные игрой… и друг другом. Никто не выиграл ни копейки, и Обруч удивленно засунул эту тысячу обратно в свой карман – случай, в его смешной жизни невероятный, даже пить больше не хотелось. Заснул он с твердым решением вернуть эту бумажку ее владельцу, в соответствии с полученными инструкциями.

ГЛАВА 15

Вечером в лаборатории сидели Сергей, Дмитрий Николаевич, Илья и Шустрик и с интересом наблюдали за носящимся под потолком детским летательным аппаратом, величиной с воробья, с четырьмя пропеллерами по бокам. За корпус аппарата был взят детский вертолетик, четыре винта с движками приобретены у китайцев, а прибор управления был свой, тут ничего не скажешь – спроектированный Сергеем и собранный умелыми руками Дмитрия Николаевича, с помощью Ильи и под пристальным наблюдением Шустрика. Так что в его изготовлении принимали участие все! С потолка свешивались на тонких проволочках и на разной высоте теннисные мячики, купленные в местном магазине «Детской игрушки». Теперь потолок напоминал собой космос, с расположенной по всей его плоскости кучей планет, одинакового, веселенького, желтого цвета, похожих на маленькие солнышки. А в данный момент, между этими планетами носился этот аппаратик, получивший кодовое наименование « летучая мышь», или просто «мышь», как называли его между собой сотрудники лаборатории. Сергей всегда выбирал для важных испытаний вечернее время, после пяти часов, когда все уже разбежались по домам, подальше от любопытных ушей и глаз. Охранник дядя Ваня был не в счет, он не интересовался, видимо, проблемами звука, считал это за баловство, и его вполне устраивало, что он еще, слава Богу, слышит, и этого достаточно.

– Испытываете? Ну-ну, – говорил он, заглядывая на секунду, и продолжал свой вечерний обход института.

«Мышь» на довольно большой скорости огибала все планеты, сердито жужжала, задевая одной из лопастей мячик, или проволочку, останавливалась, отлетала в сторону и неслась дальше, к всеобщей радости. Что и говорить, что Шустрик был в полном восторге! Он еще днем чувствовал, что вечером будет интересно и весь день ходил в праздничном настроении. Иногда «мышь» конечно падала, но с каждым испытанием, это становилось все реже и реже. Во всяком случае, это было несравнимо с испытаниями первых аппаратов, когда «Мыши» собирали по пути все мячи, не пропускали ни одной проволочки, норовили пробить собой стены и столы. Нет, сейчас прогресс был явно на лицо – а ведь ушло на эту игрушку не менее трех лет! Эта, рожденная в этой лаборатории «мышь», была как долгожданный ребенок в семье. Конечно, она была далека от своих живых прототипов – летучих мышей, но даже в нынешнем виде превзошла все ожидания маленького коллектива.

– Нашим бы летчикам и вертолетчикам такую систему, чтобы уворачиваться, – проговорил Илья, – им никакие ракеты бы не были страшны.

– Да им бы не помешало и на борт поставить с пяток таких малышей, набитых взрывчаткой, которые бы выстреливались навстречу ракетам.

– Да, неплохая игрушка получилась,– задумчиво отозвался Сергей, – Дмитрий Николаевич, вы займитесь доводкой, а я подготовкой чертежей и документации – к архивации. Все равно она сейчас никому не нужна. Ты как думаешь, Шустрик?

Он погрозил коту пальцем, заметив, что тот попытался сбить лапой слишком близко пролетевший от него аппарат; но тот увернулся и, весело жужжа полетел дальше.

– Ну что, выпьем нашего 13? – хлопнув в ладоши, весело сказал Дмитрий Николаевич.

– Да вы что, мы так тут все сопьемся. У нас почти каждый день какие-то испытания. Вот примут на вооружение – тогда еще можно. Давайте, Дмитрий Николаевич «мышь» в коробку, сегодня мы ее хорошо погоняли, и по домам. Мне тут еще подумать нужно.

Оставшись один, он разжег камин, так… чуть– чуть, для вида, потому что было тепло, позвонил домой и сказал маме, что сегодня не придет. Выслушал от нее длинное наставление, что ему нужно приготовить на ужин, машинально, думая о своем, налил маленькую двадцати граммовую рюмочку фирменного… так, по традиции. Этой малышки ему хватит на весь вечер – и задумался. В плане разработок все шло хорошо. Ну, как хорошо? Его разработки никому не были нужны – но это пока, он был в этом уверен. Денег ему на новые разработки никто не давал, и давать не собирался – но и это ерунда, он всю жизнь сидел на подножном корме и привык обходиться малым. Все свои аппараты они собирали из всякого хлама, который Бог весть на каких помойках собирал Дмитрий Николаевич, даже Шустрик участвовал в этом деле, принося откуда-то с улицы всякие железки. Вообще, удивительно конечно, но этот черный, с белыми брюшком, грудкой и лапками кот, среди сотрудников был в авторитете, несмотря на свою молчаливость. Илья как всегда был на подхвате, но этот подхват носил столь широкий характер, что к концу дня парень еле ноги волочил.

Что касается проекта «Мышь» – тут все сейчас было понятно и уже его пристального внимания не требовалось. Дмитрий Николаевич справится и без него. Его же в данную минуту занимало совсем другое. Им, после долгих мучений, удалось найти устойчивые частоты, которые свободно распространялись по бетонным и кирпичным конструкциям. В этом, безусловно, не было никакой новизны. Интересным оказалось другое – Сергею, совершенно случайно, удалось на теле человека обнаружить участок, который отвечал за эхолокацию. Результатом чего, после долгих проб и ошибок, на свет появился приборчик, совсем маленький, который просто генерировал и усиливал сигнал. Эффект получился достаточно необычный! Теперь, можно было, прикрепив его к себе и прислонив руку, или даже палец к стене, допустим на первом этаже здания, прослушивать и получать представление, что происходило на остальных этажах. Сергею нужно было сегодня, в спокойной обстановке, продумать дальнейшую модернизацию его, и на ближайшее время договориться о проведении испытаний на одном из полигонов, предназначенных именно для таких целей. Не вызывало сомнений, что такой прибор остро необходим всем, кто своим хобби выбрал штурм зданий. Эта ерундовинка давала существенное преимущество перед оппонентами. Было огромное количество нюансов, которые теперь, в голове, перебирал Сергей, ища пути их решения. Например: приборчик приборчиком, конечно, но не все люди обладали способностью к эхолокации. «Видимо, у этих людей поставлены слишком серьезные преграды, преодолеть которые я пока не в силах, – размышлял он». Но, допустим, у него, у Дмитрия Николаевича и Шустрика, эти способности были, а вот у Ильи – нет. Проведенные неофициально исследования с другими сотрудниками института, которых Сергей зазывал к себе на чай с тортом и которые даже не догадывались, что их сканируют, к удивлению всех выявили, что таких людей нет и среди них. А вот, зато, сторож дядя Ваня, такими способностями обладал… причем, в ярко выраженной форме.

– Что вы хотите, – сказал по этому поводу Дмитрий Николаевич, – это его профессиональная черта, как прирожденного охранника – он и без нашего приборчика через стены услышит, особенно если речь будет идти о повышении ему зарплаты. После чего, дядя Ваня поступил под совершенно секретное изучение его способностей, удивляясь, чего это Сережкины ребята постоянно стали звать его на коньяк с тортом, ибо приглашение на чай не вызвало у него никакой ответной реакции – тоже загадка! А так как Сергей был всегда очень обстоятельным и ответственным ученым, то на дядю Ваню была заведена особая папка и тема получила кодовое название «Гурман».

При соединении обеих, находящихся на данный момент в их распоряжении систем: ориентации по звуку в темноте и ориентации при касании стен зданий солдаты, обладающие ими, становились непобедимы. Как шутил Дмитрий Николаевич: « наши уважаемые партнеры будут всегда чувствовать, по их образным выражениям, ствол у своей задницы. И угроза самому дорогому, что у них есть, будет их нервировать».

И последнее, что непременно требовало обдумывания – это дальнейшая судьба всего этого богатства. У него было много своей плановой работы по звукоулавливающим системам, уже стоявших на вооружении и которые постоянно требовали улучшений, рекомендаций, в общем, много монотонной работы, которая, в основном, в технической ее части, лежала на Илье, под чутким руководством и наблюдением его и Дмитрия Николаевича. Больше начальство ничего не интересовало, поэтому Сергей пользовался некоторой свободой в выборе направлений своего движения. Никто в институте и подумать не мог, что группе неудачника Рукалова удалось продвинуться столь далеко и занять одно из лидирующих мест в мире по разработке оборудования данного направления. Если не лидирующее, то уж одно из ведущих точно, т.к. информацией такого уровня в интернете никто не делился и Сергей сам не знал, где они находятся. Однажды, во времена абсолютного бардака, когда всем вокруг было наплевать на все степени секретности, он, по неосторожности – молодой еще был – выдал одну статью в одном научном журнале. Она, безусловно, кто ее прочел, давала представление о том, на каком уровне разработок он находился. Но никто не заинтересовался, откликов не последовало, и он дал себе слово больше таких глупостей не допускать. Сейчас он думал иначе: кто-то все-таки увидел, кто-то все-таки оценил, решил своровать идею, но видимо не получилось. «Не с этим ли связано появление в моей жизни Генки?, – размышлял Сергей, перемешивая картошку с маслом». Вечер раздумий как-то незаметно перетек в ужин.

« Являются ли наши изобретения вещью, обладающей особой ценностью для государства? – думал он, – Безусловно! Безусловно – в этом нет никакого сомнения. Следовательно, являются они ценностью и для других государств! Могу ли я это свое детище доверить, ну допустим директору? Я отвечаю сам себе – нет. Это смешно. Все, кого я знаю, в лучшем случае, в лучшем – просто угробят его. Во всех других случаях, на нем начнут делать деньги, карьеру, защищать кандидатские и докторские; столько напустят кругом грязи и мути и, в конце концов, это в любом случае окажется на западе. Да, на западе, где это, как всегда происходит с русскими разработками, это выдадут за свое, начнут производить, продавать по налаженным схемам по всему миру, а на вырученную часть прибыли подкупать наших придурков, чтобы они гнобили меня, вместе с моей лабораторией, и таких как я. Нет – я такого удовольствия им не доставлю».

Сергей знал о многих таких случаях, заканчивавшихся подчас гибелью людей, которые бы могли обогатить страну, если бы им была предоставлена не просто защита, но широчайшее внедрение их изобретений, чтобы даже гибель одного, не нанесла вреда другим.

Он подошел к окну. Там была ночь, луна по-прежнему равнодушно серебрилась вдали.

« Плохо ли, хорошо ли, но обстоятельства сложились так, что я никому не верю. А это плохо… так нельзя. Я должен верить тем, с кем работаю целыми днями, из года в год – и не оскорблять их излишней подозрительностью. Но и лопухом быть не надо. Мы продолжим свои работы, но мысли по дальнейшему развитию надо придержать в себе, пока не рассеется туман. И еще – мне нужен союзник. Один я не вытяну. Когда я мог не высовываться – меня не трогали. Сейчас… все изменилось. Пока да, незаметно, но я это чувствую. Сохранить в секрете не удалось, на меня, похоже, вышли серьезные люди, рано или поздно, но они себя проявят более активно. Поэтому надо выработать некую программу. Итак, меня все считают за неудачника и недотепу, впрочем, почему считают – так оно и есть на самом деле. Тем более – прикинусь наивным дурачком; с головой ушедшего в науку ученого-отморозка, нет, не так – ученого – маньяка… так будет точнее. Далее – успокоиться и вести себя так, как будто все окружающее меня не касается. Простака победить невозможно, потому что, объясняясь с ним, всегда поневоле выдашь себя с головой. И последнее – надо немедленно искать союзника. Перед серьезной организацией я ноль без палочки. Мне нужна палочка… чтобы опереться».

ГЛАВА 16

– Меня интересует, на какой срок у вас сняли этот дом?

Алексей сидел в большой, богато обставленной всякой мишурой гостиной частного дома и разговаривал с хозяином. Хозяином был бывший журналист, много лет проработавший в США, Михаил Львович – считавшийся раньше большим экспертом по международным отношениям, занимающий ныне пост председателя местного филиала одного из столичных фондов « по развитию демократии в России».

– О конкретном сроке разговора не было, – скосил хозяин глаза в одну сторону, – но примерно, разговор шел о двух годах. И потом, это не сдача в наем, а, просто дружеская услуга – он будет оплачивать только коммунальные, ну и всякие там другие текущие расходы, как-то: электричество, канализация, вода…

– Вывозка мусора, – подсказал Алексей.

– Да, вывозка…, и еще там охрана всякая и уборка, другие услуги, по мелочи.

– Скажите, а как вы познакомились с Геннадием Николаевичем?

– Очень просто, мне его порекомендовал мой давний друг и коллега Борис Соломонович.

– Очень хорошо. А ему кто порекомендовал?

– А я этого не знаю, – скосил Михаил Львович глаза в другую сторону, – это вы у него у самого спросите.

– Мы-то спросим. Но он должен был как-то его вам представить.

Глаза Михаила Львовича разъехались в разные стороны.

« Переживает старичок, – догадался Алексей».

– Да, вот сейчас вспомнил. Вот вы спросили… и сразу вспомнил. Он сказал, что он его хороший знакомый, по работе в США… вот.

– Хм, а вы ведь тоже работали в США, если я не ошибаюсь?

– Да, работал, – старичок поднял плечики и изобразил удивление, – но я никогда не думал, что это преступление. И Геннадия я там не знал, – он подумал и добавил, – и не встречал.

– Хм, ну хорошо, а с кем встречались, с кем знакомились? Ну, например…

– Молодой человек, у меня там был очень большой круг знакомств, я же журналист – международник, – глаза опять съехали в одну сторону. Шепотом добавил, – и потом, я же уже докладывал.

– А вот к этому большому кругу ваших знакомых, имел честь принадлежать Борис Соломонович?

– Да какие там знакомые, – деланно засмеялся бывший журналист, – так, парой фраз перекинешься. Но Борис Соломонович действительно, имел честь… принадлежал.

– А с ним вы где познакомились, тоже в США?

– Что значит тоже? – он опять недоуменно пожал плечиками. – Но познакомился я с ним действительно, в США, – скосил глаза в другую сторону, – на симпозиуме.

– Как назывался симпозиум – не помните?

– Конечно не помню… столько лет прошло! « Воздействие демократических начал на формирование личности в развивающихся странах» – кажется так.

– Хм, простите, а вы на нем какой доклад делали?

Глаза съехали в другую сторону.

– Я? Да какой там доклад, так… пару слов сказал. Я уж и не помню. Буквально пару каких-то слов. Можно сказать, только вышел, никто и оглянуться не успел, а я уже снова сел.

– Та-а-ак, – протянул Алексей, – а мне говорили, что вы минут сорок распинались, как хорошо и весело в Америке, и как скучно в России. Руками… говорят, махали.

Алексей, внимательно наблюдавший за хозяином дома, с интересом пронаблюдал, как у него, упорно не хотевшего встречаться с его взглядом, глаза полезли в разные стороны. Он опять хотел пожать плечиками, хотел что-то сказать и – не смог.

– Вы сели, – безжалостно продолжил он, – а рядом с вами сел Геннадий… так?

– Что вы меня путаете? – взвизгнул вдруг Михаил Львович, тут же сам и испугался своей выходки и замолчал, опять уставившись куда-то в угол.

По– человечески Алексею было жаль старика. Невооруженным глазом было видно, что он врет, как сивый мерин, причем врет на протяжении всего разговора. Было понятно, что он нюхом старого пройдохи, почуял грядущую для себя неприятность и всеми силами пытается откреститься от всяких связей с Геннадием. Теперь его прежнее тщеславие в отношении большого круга знакомых обернулось против него. Ребенку было понятно, что если им заинтересовалась контрразведка – то это неспроста, и теперь они схватят его за эти самые знакомства, которыми он всегда очень гордился и настойчиво, с любовью расширял, и начнут трясти, пока все не вытрясут. Он еще не понял степень опасности в лице этого молодого, но хваткого сотрудника, и как человек с нечистой совестью, интуитивно старался выставить себя, как лицо совершенно постороннее.

– Вы меня извините, товарищ, – он запнулся, – господин из КГБ, но во мне зреют смутные сомнения, что вы меня в чем-то подозреваете!

– Пусть зреют, – опять безжалостно отозвался Алексей, – вообще-то я пришел к вам, чтобы услышать честную-пречестную правду о Геннадии, но видя, что правду вы говорить упорно не хотите, вижу, что вот и вы меня очень начинаете интересовать!

Тут бывший специалист по международным знакомствам вдруг действительно испугался.

– Я-я? Вас? – фальшиво удивился он, и от волнения даже прямо взглянул на опера, как он про себя окрестил Алексея.

– Что вы так удивляетесь? Да, вы! И вообще, я думаю, что мы с вами продолжим наше интересное знакомство. Во всяком случае, если вы по-прежнему будете отрицать свое близкое знакомство с Геннадием.

– Послушайте, я не хочу продолжения никаких знакомств. Я уже пожилой человек, тем более с вами, – он испугался так сильно, что заморгал и прямо и удивленно уставился на Алексея – не обиделся ли тот?

« Да-а, – протянул про себя Алексей, – хороши у нас журналисты – международники! Демократизаторы хреновы! Жаль, что некогда тобой заниматься, а надо было бы! Говори, сволочь, пока я тебя не расстрелял, как собаку! – вспомнил он фразу из какого-то фильма про войну и чуть не рассмеялся».

– Послушайте, товарищ, начал он внушительно, – у меня к вам простой вопрос и я хочу получить на него такой же простой ответ. Как и где вы познакомились с Геннадием, ну, если хотите, Николаевичем? Пока я вас по-человечески спрашиваю!

И наконец, окончательно сломленный Михаил Львович, вытирая глаза чистеньким платочком и в него же сморкаясь, пожимая плечиками, поведал миру, что действительно, познакомился с Геннадием на этом, будь он неладным, симпозиуме. Что Геннадий, действительно, подсел к нему; они разговорились. Оказалось, что взгляды у них на демократизацию России одинаковые, и чтобы эти взгляды закрепить, он предложил продолжить знакомство у него дома, за рюмкой отличного виски.

– Он что, завербовал вас что ли? – прямо в лоб брякнул вдруг Алексей, почти уже уверенный, что так оно и было.

– Что вы? Что вы? – замахал руками журналюга, – мы просто очень мило побеседовали. Ну, посмотрите на меня, – вдруг опять взвизгнул он, так, что оба даже вздрогнули.

« Да, – подумал про себя Алексей, – нервы у тебя ни к черту».

– Ну, посмотрите на меня, – опять испугавшись, почти шептал он, – ну какой из меня, старика, шпион? Ну, посмотрите на меня, кому я нужен? Я даже жене своей давно не нужен. Ее интересуют исключительно мои деньги, исключи-итель-но! Какие я могу знать секреты, если я уже имя первой жены постоянно забываю!

– Хорошо, допустим, вы не агент, я говорю – допустим! Тогда о чем вы с ним договорились?

Эта манера вести разговор, вроде бы соглашаясь с собеседником, и все время возвращаясь по кругу, к одному и тому же, пока все не встанет на свои места и обратила на него внимание одного человека, давно искавшего себе ученика. Человек этот был контрразведчик с большой буквы «К», можно сказать – легенда советской противо разведовательной службы. Именно он сделал так, что Алексей, для всех, попал в контрразведку вроде как по блату, только никто не мог понять… по какому. Так бывает. Но надо сказать, что для этого были и свои основания. Отец Алексея был хотя и армейский полковник, но судьба сложилась так, что он выполнял самые деликатные поручения Советской Армии в разных частях земного шара. Несмотря на невзрачный вид, он приобрел обширный круг знакомств в армейской среде, особенно среди тех, кто служил заграницей. Он был умен, интеллигентен, лично храбр и самое главное, что ему не могли простить армейские карьеристы – талантлив… как военачальник. Поэтому, его посылали в те места, где стараниями своих командиров отдельные подразделения попадали в самые критические ситуации. Он приходил, и с наименьшими потерями выручал попавших в беду. Прадед Алексея, что скрывалось в семье, был казачьим генералом, еще тем… царским, и в Первую Мировую командовал конным корпусом. Так что в Алексее прочно сидели гены целого поколения русских офицеров. Именно эту особенность и сумел в нем различить человек из контрразведки. Он стал его тайным ангелом – хранителем и учителем. Именно он, развив в Алексее хорошие природные данные, спрятал их под ликом неприметного и простоватого парня.