Текст книги "Паргоронские байки. Том 2"

Александр и Ксения Рудазовы
Паргоронские байки. Том 2

Магия крови

6625 год до Н.Э., Парифат, империя Великого Змея, Ильтохидена.

С болота поднимались испарения. Душистые лианы склоняли щупальца прямо к веранде. Госпожа Эстерляка возлежала на раскаленном топчане, и ее капюшон чуть заметно раздувался.

Кеннис опасливо держался поодаль. С самого утра хозяйка была не в духе, и юноша боялся привлечь ее внимание. Боялся прогневить.

О, за пятнадцать лет рабства у кобринской чародейки он прекрасно научился бояться! На собственной шкуре узнал, что это такое – страх перед чешуйчатой госпожой!

– Кеннис! – раздалось старческое шипение. – Кеннис, негодный мартышонок, куда ты запропал?! Подай мне молока!

Юноша торопливо подлетел с кувшином и наполнил плошку. Эстерляка приникла к ней безгубым ртом, со свистом всасывая жидкость. Раздвоенный язык кобринов слишком тонок, и пить по-человечески эти холоднокровные не могут.

Кеннис смотрел на хозяйку с собачьей преданностью. Во всяком случае, так казалось самой хозяйке.

Эстерляка, как и большинство кобринов, плохо разбиралась в гримасах лишенных чешуи. Мягкая кожа на лице Кеннисе казалась ей противной, как лягушачье брюхо, и первое время она лупила своего раба просто так – потому что вызывал гадливость.

Но потом Эстерляка привыкла и стала даже находить удовольствие в поглаживании теплого человеческого тела. Также ей нравилось оставлять царапины на его нежной шкурке, хотя раздражало, что Кеннис от этого вскрикивал, а иногда плакал. Шестилетний ребенок не мог взять в толк, отчего его забрали у матери и отдали новой хозяйке.

Но потом Кеннис привык, что он теперь любимец высокородной чародейки. Ему понравилась сытная еда, просторный дом и возможность нежиться на пуховой перине. Эстерляка, у которой раньше не было разумного питомца, смотрела на него с насмешкой. Сначала она собиралась поиграть с человеческим детенышем годик-другой, а там выкинуть на улицу или отдать кому-нибудь из подруг.

Но потом как-то раздумала. Сама не заметила, как привыкла к этому нелепому существу. Он так смешно бегал на своих кривых ножках, так потешно лопотал своим толстым языком. К тому же подруг очень веселили его ужимки и попытки говорить на истинном наречии.

Со временем Кеннис, конечно, научился говорить. Даже очень складно для мягкоротого. А по мере того, как он взрослел, Эстерляка все сильнее к нему привязывалась. Ее стали развлекать беседы с питомцем, она ходила с ним на прогулки и играла в подвижные игры.

Спустя еще некоторое время оказалось, что Кеннис – существо сообразительное. Ради забавы Эстерляка попробовала научить его читать – и Кеннис очень быстро запомнил все буквы, а затем и начал складывать их в слова.

После этого у него появилась обязанность. Мальчик читал хозяйке вслух. Эстерляка полюбила засыпать под его тоненький голосок, и страшно злилась, если Кеннис прерывал чтение прежде, чем ее уносили крылья Повелителя Сна.

А поскольку бесполезную литературу старая чародейка не переносила, читал Кеннис в основном исторические хроники, книги по волшебству, энциклопедии и бестиарии. Иногда Эстерляке приходило желание расспрашивать, понимает ли он сам что-нибудь из прочитанного – и он высказывался на удивление толково. Кобринка впервые видела такой интеллект в млекопитающем.

– Унеси это, – велела Эстерляка, допив молоко. – Смешай мне болеутолитель.

Кеннис молча отошел к лекарственному стеллажу. Он уже несколько лет знал наизусть все травы, а самые простые снадобья мог делать почти с закрытыми глазами.

Кора белой ивы, корень имбиря, розмарин, душица, перечная мята и мандрагоровы яблоки. Все перемешать, истолочь, заварить в кипятке, добавить каплю меда – и готов отвар, на несколько часов отгоняющий самую сильную боль.

Эстерляка уже не могла без этого средства. Старухе недавно перевалило за триста. Конечно, кобрины живут вдвое дольше людей, а кобрины-чародеи вообще редко умирают раньше двухсот, но три полноценных века даже для них – срок изрядный.

– О, отлично!.. – торопливо приникла она к пиале со снадобьем. – Мне это было нужно. Ты нашел ответ на мою загадку?

– Прана, госпожа, – мягким голосом ответил Кеннис. – Я убежден, что верный ответ – прана. Энергия жизни.

– Ты так думаешь? – приподнялась на топчане Эстерляка. – И почему же?

– Любая другая эфирия недостаточно плотна и густа. А магия крови…

– А-а!..

– Виноват, змеиное колдовство, – торопливо поправился Кеннис. Хозяйка не любила, когда волшебство кобринов называли магией крови. – Змеиное колдовство требует отдавать не меньше, чем принимаешь. По крайней мере в равных пропорциях, а лучше – больше, чем получаешь…

– В самом деле? – чуть раздула капюшон Эстерляка. – И в чем же тогда прибыль подобной волшбы?

Кеннис запнулся. Это что – вопрос с подвохом? Он не был уверен.

Теперь, когда ему уже двадцать лет с хвостиком, хозяйка редко поднимает на него руку, но иногда все еще случается. И особенно ее гневит, если он не преуспевает в заданных ею уроках.

– Конечно, в чем-то ты прав, – подняла взгляд кверху костлявая старуха. – Жизнь – суровая госпожа. Она всегда забирает больше, чем дает. Энтропия сопровождает любые наши действия. Едва ты родился, как сразу начинаешь умирать. Мы не чувствуем хватки смерти на своем горле, но она никогда не уходит, и с каждым годом только усиливается. Какие бы усилия мы ни прилагали, сколько бы ресурсов ни тратили, мы всегда оказываемся в проигрыше. Хотя бы чуть-чуть. Поэтому единственное, на что мы смеем надеяться – свести потери к минимуму. Именно этому посвящено змеиное колдовство.

– Очень пессимистичный подход, госпожа, – деликатно произнес Кеннис.

– Я стара и одной ногой в могиле, – глотнула еще снадобья чародейка. – Но вернемся к твоей задаче. Прана, ты говоришь. Что это значит? Как осуществляется жертвоприношение?

– Самый простой метод – прямой. Кровь. Она течет по всему телу, и в ней больше праны, чем где бы то ни было. Выпустить ее – и выпустишь силу. Обернешь эфирию энергией.

– Хм-хм… вижу, ты подготовил свой урок, волосатый мартышонок… Но сможешь ли ты это показать?

Кеннис глубоко вдохнул и достал ритуальный нож. Он боялся этих занятий, хотя когда-то сам их спровоцировал. Еще в детстве, читая книги вслух, он все чаще рисковал сам открывать рот, задавать вопросы – и если вначале старуха грубо его обрывала, то потом начала изредка отвечать. Ей стал любопытен живой интерес раба-питомца. И по мере того, как Кеннис узнавал новое, она и сама все охотнее его учила.

Теперь он уже не выпрашивал знания по крупицам. Теперь их в него вливали полной мерой. Эстерляка будто задалась целью выяснить – может ли человек приобщиться к тайнам Змея.

Вообще-то, это никогда не запрещалось. Никто же не станет запрещать учить кролика рисовать? Просто кобрины считают теплокровных неполноценными. Не способными овладеть волшебством.

Кеннис собственной кровью доказывал, что это не так.

Алая жидкость капала из его запястья – и вспыхивала, не долетая до земляного пола. Эстерляка следила за этим с жадным любопытством. Когтистые пальцы чуть заметно подрагивали, раздвоенный язык подергивался – чародейка безмолвно вторила чарам ученика.

Сначала ничего не происходило. Но потом земляной пол треснул, и из него показался стебель. Очень быстро проросший, он поднялся по стене лианой, выпустил ветви и тут же раскрыл огромные белые цветы.

– Это для тебя, госпожа, – промолвил Кеннис.

Эстерляка прерывисто заклекотала, словно птица. Так кобрины выражают удовольствие. Смеются, можно сказать.

– Хорошо, хорошо, – сказала она. – Да, так действует змеиное колдовство. Магия жизни. Отдавая – получаешь. Чем больше отдашь – тем больше получишь. Прана – ценный ресурс, и энергии в ней много. Но… если хочешь получить что-то серьезней цветка, отдать придется очень много…

– А это обязательно должна быть собственная прана? – с деланным безразличием спросил Кеннис.

– Не обязательно. Но чужая гораздо хуже. Нет ощущения сродства. Нет истинной жертвенности. Чтобы вырастить такой цветок, тебе пришлось бы выпустить чью-то кровь до капли… или отдать всего несколько капель своих.

– А сколько нужно отдать, чтобы вернуть тебе молодость, госпожа? – спросил Кеннис, внимательно глядя на старуху.

– У тебя столько нет, мартышонок! – рассмеялась Эстерляка. – Ты молодой, сильный… ты проживешь еще несколько десятилетий… Думаю, если я прирежу тебя, то продлю себе жизнь на добрых полгода… но это какой-то неравноценный обмен, ты не согласен? Десятки лет в обмен на полгода…

– А если я отдам эти десятки лет добровольно? – еще внимательнее уставился на нее Кеннис.

– Хм… тогда дольше, конечно… Но такому колдовству ты еще не выучился. Кобрин сложнее растения… но все, хватит. Поди прочь, я устала.

– Почитать тебе перед сном, госпожа?

– Не надо… сегодня не надо…

Эстерляка оперла голову на костяшки пальцев, и на ее глаза опустились белесые пленки. Старуха уже много лет не линяла, а это значило, что она носит последнюю чешую. Ее зрение с каждым годом ухудшалось. Она оттягивала неизбежное колдовством, но его требовалось все больше и больше, а сил оставалось все меньше и меньше.

Глядя на хозяйку, Кеннис попятился и вернулся в свою каморку. Тут было чуть менее жарко и влажно, чем в остальном бунгало. Стены и пол из камня, почти что сухо, а на кровати даже перина.

На ней лежал Тварька. При виде Кенниса он повернул клювастую башку, противно зашипел и попытался убить взглядом.

– Ты опять напрудонил на постель? – устало спросил юноша, поднимая василиска за мясистый гребень.

Тот зашипел еще свирепее. На редкость злобная рептилия, совершенно необучаемая и тупая. Он жил у Эстерляки еще до Кенниса и даже спустя пятнадцать лет страшно ревновал к новому питомцу.

– Маленький урод, – заглянул Тварьке в глаза Кеннис. – Если убьешь меня – кто будет кормить тебя и менять лоток?

Несущие смерть очи василиска не моргали. Он изо всех сил старался убить Кенниса. Он старался убить всех, кого видел. Однажды чуть не убил себя самого, забравшись на трюмо и заглянув в зеркало.

Когда-то у Эстерляки была утятня. Как и все кобрины, старуха обожала яйца. Но потом туда проник Тварька и с остервенением уморил всех уток. Эстерляка в тот раз чуть не утопила василиска в болоте, а у Кенниса появилась пуховая перина.

Единственная польза от Тварьки за все эти годы.

Когда Кеннис в самый первый раз встретился с ним взглядом, то чуть не умер. Сердце на секунду остановилось – а потом Эстерляка отдернула Тварьку.

Но во второй и третий раз было уже менее болезненно. А где-то к седьмому разу у Кенниса просто немного посвербело под загривком.

Неприятная это процедура – привыкать ко взгляду василиска. Да и рискованная очень. Но это был единственный способ для Эстерляки держать под одной крышей обоих питомцев. Это у кобринов иммунитет врожденный – потому они и держат василисков дома, разводят как охотничьих зверей.

Кеннис слышал, что если сбегает раб-человек, по следу просто пускают василиска. Сам он их взглядов давно уже не боялся, но о побеге никогда не думал. Что ему делать там, на болотах Ильтохидены? До другого селения брести несколько часов, и это тоже будет кобринское селение. Возможно, плантация, где его просто схватят и заставят резать рогоз. Кобрины делают из него муку.

Так что он отволок Тварьку к мискам, подлил ему воды и сыпанул сушеной рыбы. Как обычно, василиск едва не откусил ему палец, когда начал клевать корм. Встал он при этом так, что задница оказалась в поилке – и не преминул туда какнуть. Потом начал пить оттуда как ни в чем не бывало.

– Как вы еще не вымерли-то, тупые твари? – вздохнул Кеннис. – Кабы не кобрины, давно бы вас не было уже.

Тварька почувствовал, что Кеннис обращается к нему, и клюнул в палец ноги. Его страшно бесило, что рядом ходит что-то живое. Дикие василиски истребляют вокруг себя все, поэтому живут обычно в пустынях.

Они просто сами их создают. Убивают всех взглядом, да вдобавок источают смертельный яд. Но домашним василискам ядовитые железы удаляют еще в детстве, пока те слабые.

Кроме кормления Тварьки у Кенниса была еще куча обязанностей. Нужно было менять травяной настил, чистить от тины сваи и подводные кладовые, проверять сети, готовить хозяйке еду и встречать все более редких пациентов. Раньше к Эстерляке часто ходили за снадобьями и на лечение, но сейчас старая чародейка практически отошла от дел.

– Киль мраганаш! – донеслось снизу клокочущее шипение. – Эстерляка тарши!

Кеннис торопливо сбежал по лестнице. У порога стоял один из последних пациентов старухи – господарь Иссенк. Он жил неподалеку, страдал от грибка и каждую луну приплывал за порцией снадобья.

– Мир вам, господарь, – поклонился Кеннис. – Сегодня ваша кожа выглядит лучше.

– Иссешк тихара, – довольно ответил Иссенк. – Суррушу ти трааш. Менхе, Кеннис, менхе!

Толстый кобрин принадлежал к жреческой касте и принципиально не говорил на низком кобринском. Только на драконьем, священном языке Великого Змея. Кеннис его худо-бедно понимал, но свободно изъясняться все еще не выучился.

– Одну минуточку подождите, господарь, – попросил он. – Госпожа Эстерляка уже приготовила вашу эссенцию, сейчас я ее принесу.

На самом деле приготовил ее сам Кеннис, еще утром. Эстерляка уже две луны не вставала с постели и не прикасалась к своим порошкам. Всю работу за нее выполнял раб-питомец.

Но пациентам об этом не говорили. На Кенниса большинство из них смотрели благожелательно, как на смышленого зверька, но вряд ли согласились бы принять от него лечение. Это как-то дико.

Получив снадобье, Иссенк оттолкнулся от дна шестом и поплыл в сторону базара. Остров Ильтохидена – это сплошные топи, которые так любят кобрины. Города они все же обычно строят на сухих участках, но мелкие селения раскидываются прямо на воде, во всю ширь. По ним плавают на лодках или ездят на гигантских варанах.

Кроме Иссенка за снадобьями сегодня никто не явился. Засобирался дождь, небо заволокло тяжелыми тучами. Закончив дела по дому, Кеннис уселся на веранде под навесом, закинул в рот горсть засахаренных бобов и стал смотреть вдаль. Время от времени он касался воздуха и оставлял тончайшее, чуть заметное чароплетение.

Под шум дождя Кеннис задремал. Проснулся, когда солнце уже почти село. Кобрины обычно спят в полдень, когда жарче всего, и ночью, когда всего прохладней. Их время жизни – утренние и вечерние сумерки.

Странно, что хозяйка его не разбудила. Кеннис знал Эстерляку, она непременно ела после пробуждения пару сырых яиц, и если раб с ними запаздывал – визгливо верещала на все бунгало.

И в самом деле странно. Кеннис заволновался, еще раз посмотрел на солнце, и побежал к другой веранде – той, где стоял топчан госпожи.

Ему даже не понадобилось подходить вплотную. Судя по неестественной позе и выпавшему изо рта языку, старая кобринка отдала Великому Змею душу.

Кеннис замер. Внутри все похолодело.

Его забрали от родителей в пять лет, и он их практически не помнил. Госпожа Эстерляка была единственным существом, которое он мог назвать своей семьей. Она часто была с ним груба, порой и поколачивала, но в целом относилась лучше, чем могла бы кобринская чародейка к жалкому теплокровному.

А теперь ее нет. Конечно, она и без того прожила вдвое дольше, чем большинство кобринов, но он все же надеялся, что чар старухи хватит еще хоть на несколько лет.

Не хватило. И нужно позаботиться о похоронах. Нужно позвать кого-нибудь… родственников или хоть того же Иссенка. Он жрец, он осуществит ритуал погребения, принесет жертвы, позаботится об имуществе… минуточку.

А что будет с ним?

Во-первых, существует шанс, что его принесут в жертву богам ночи. Это часто делают с рабами после смерти хозяев. Но даже если нет, даже если жизнь ему сохранят… какой она будет? Большинство людей в Ильтохидене работает на плантациях. Домашних рабов держат немногие. И вряд ли новый хозяин позволит ему читать книги, изучать колдовство…

– Что будем делать, Тварька? – печально спросил он василиска, клюющего ногу хозяйки. – Да не жри ты ее! Тварька, урод, имей уважение к мертвым!

Не без труда оторвав Тварьку от трупа, Кеннис чуть истерично рассмеялся и снова задумался. Эту зверюгу точно либо принесут в жертву, либо выкинут в болото. Василиски все тупые и злобные, но Тварька – особенно выдающийся экземпляр.

Родни у Эстерляки почти не было. Друзей тоже. В былые годы к ней захаживали на чай подружки-чародейки – такие же старые мегеры, как она сама. Кенниса тогда еще часто ставили на стульчик и заставляли декламировать стихи – а бабки клекотали, раздували капюшоны от смеха.

Но это было пятнадцать лет назад. За это время две наперсницы Эстерляки скончались, а одна уехала куда-то в Эхидену, высиживать дочкины яйца. Последние года три хозяйка Кенниса вековала в одиночестве.

А родня… где-то у Эстерляки есть внук. Или даже правнук – она была такой древней, что чешуйки выцвели. Юные кобрины линяют три-четыре раза в год, взрослые – один или два раза, старики – раз в несколько лет, а совсем дряхлые вообще перестают это делать.

И Кеннис не знал, как с этим внуком или правнуком связаться. В последний раз тот навещал бабушку пару лет назад – приплыл, погостил несколько дней и уплыл восвояси. На Кенниса он смотрел, как на ходячий предмет мебели.

Немного подумав, Кеннис уволок Эстерляку на чердак. Кобрины высушивают и мумифицируют своих мертвецов, а потом погребают в стеклянных саркофагах.

Если спросят – он просто решил справиться своими силами. Он тупой раб, полуживотное. Он не знает правильных обычаев.

Кеннис все сделал как нужно. Выпрямил тело хозяйки, спрятал язык в рот, скрестил руки на груди и тщательно обмыл. Разжег огонь в жаровенке и бросил смесь душистых трав. Это прибьет запах разложения.

Пусть пока будет так. Кеннису нужно время подумать.

Когда он спустился и запер люк, Тварька жалобно заворковал, чего раньше не делал. Возможно, даже тупой василиск смекнул, что теперь только Кеннис стоит между ним и голодной смертью.

– Что, Тварька, жрать хочешь? – хмыкнул юноша. – Теперь уже не такой наглый? Ладно, на. Мы с тобой товарищи по несчастью… ай, тля, урод!..

Тварька вырвал у Кенниса крысу, едва не оттяпав при этом палец. Утащив добычу, он повернулся и бешено зыркнул на человека. Снова попытался убить взглядом.

– Не получается? – жалостливо ответил ему Кеннис. – Тварька, ты тупой. Тупой Тварька.

– Как же он ужасно обращается со своим животным, – неодобрительно произнес Дегатти.

– Сразу видно фамиллиарщика, – покачал головой Янгфанхофен. – А если бы у тебя было настолько тупое и злобное животное – как бы ты с ним обращался?

– У меня было, – сказал Дегатти. – Помнишь, я рассказывал про котенка? Когда он оклемался и подрос, то обоссал все углы и ободрал всю мебель. Я даже думал, что он болен, но он оказался просто мудилой.

На самом деле положение у Кенниса было незавидное. Он какое-то время мог делать вид, что хозяйка еще жива – она все равно давно ни с кем не общалась. Но рано или поздно кто-нибудь заметит неладное. И когда его спросят, почему он сразу не доложил о ее смерти – что он ответит?

Так что Кеннис решил попытаться бежать. Куда-нибудь подальше. На другой конец Ильтохидены или вообще на континент… хотя там тоже правят кобрины. Им принадлежит вся Сурения и все моря вокруг нее.

Так что бежать придется очень далеко. Нужны будут деньги, нужны будут припасы, нужно будет оружие… нужны будут объяснения, почему человек путешествует один, без хозяина-кобрина.

Ну или без объяснений, если будет стоящее оружие. Просто не заходить в поселения, передвигаться в полдень или глухими ночами, когда кобрины спят. Сторожевые василиски Кеннису не страшны… имеет ли смысл брать Тварьку с собой?

Если его тут бросить, он точно сдохнет. Ядовитые железы у него удалены, а убийственного взгляда кобрины не боятся. Начнет охотиться на скот и домашнюю птицу – сразу прибьют.

Да и не умеет Тварька сам о себе заботиться, он домашний василиск.

И Кеннису было его немного жалко. Все-таки пятнадцать лет делили стол и кров.

К тому же при всей его бесполезности василиск есть василиск. Даже без ядовитых желез – более смертоносного зверя еще поискать. Почти что живое оружие.

Оружия, кстати, Кеннис в доме не нашел. Только столовые ножи, да большой серп для рубки тростника. Оно и понятно – к чему оружие дряхлой чародейке?

Так что он собрал только припасы и ценности.

Утащить всю библиотеку Эстерляки Кеннис не надеялся, в ней было больше сотни книг. Он отобрал лишь несколько самых важных, самых полезных. В основном про волшебство и лекарственные травы – остальное пусть пропадает.

Золота и серебра у старухи оказалось мало. По меркам чародеев она была небогата. Кеннис опустошил и без того скудную кубышку, вскрыл сундучок с древними украшениями и присвоил скальпель с перламутровой ручкой. Другие колдовские инструменты тоже забрал.

Обыскав все, Кеннис сходил на базар и вернулся нагруженный, как гигантский варан. Лавочники хорошо знали раба-питомца Эстерляки и давно не удивлялись, что тот ходит за покупками один.

Было очень необычно готовить завтрак только для себя. Очень странно не слышать постоянно окриков старухи. Не носиться сломя голову то с молоком для нее, то с яйцами, то с болеутолителем, то с книжкой почитать. Делать что захочется.

Поев и передохнув, Кеннис уже собирался уйти, но тут заглянул клиент. Случайный странник, который маялся животом. Конечно, он ожидал, что его примет сама чародейка, но Кеннис заверил его, что госпожа Эстерляка ни с кем не видится, однако сейчас же сделает ему целебную микстуру.

Смешал он ее сам, конечно. Немного зверобоя, коры крушины, чабреца и ветрогонки. Один из самых простых рецептов. Выпив заваренную в воде смесь, странник сразу почувствовал себя лучше, расплатился и отбыл.

После этого Кеннис уже спокойно мог уходить, но тут как раз стал просить еды Тварька. Потом Кеннису показалось, что с чердака пахнет разложением, и он полез проверять. Сам не заметил, как задержался там, повторяя элементарное кровное чароплетение. Почему-то казалось, что Эстерляка еще может его видеть и слышать, что она кивает одобрительно, хвалит своего теплокровного ученика.

Потом лучшее время для побега прошло, и Кеннис решил остаться уж до завтра. Тем более, что он задумался насчет гигантского варана. Лодка у Эстерляки была, но маленькая, много не нагрузишь. Даже при том, что он бросает большую часть книг… жаль, кстати. «Хроники народа Великого Змея» ему могут в дороге пригодиться, там есть сведения по географии и даже карты. Сильно устаревшие, книге больше полувека – но это все же лучше, чем ничего.

А на следующий день Кеннис решил запастись в дорогу снадобьями. Магия кобринов способна на многое, но часто ее применять нельзя, а то кровью истечешь. Может, поэтому Эстерляка и предпочитала обычные травные настои, для которых никакие чары не нужны.

Так что он решил наварить их побольше. Тех, что могут долго храниться. Укрепляющие, придающие сил, отгоняющие сонливость… кое-каким нужно настаиваться несколько дней, но ему ведь спешить некуда. В селении никто не заметил, что живущая на отшибе чародейка скончалась.

И так Кеннис все откладывал и откладывал, находил все новые причины еще побыть в бунгало, в котором прожил пятнадцать лет… пока к веранде не подплыла лодка, с которой спрыгнул молодой рослый кобрин с огромным капюшоном.

– Бабусь!.. – весело окликнул он. – Встречай гостя!

У Кенниса оборвалось сердце. На негнущихся ногах он вышел к внуку (или правнуку?) Эстерляки, с трудом склонил голову и пролепетал:

– Госпожа почивает, молодой господин. Приняла снотворящий эликсир.

– А, ну пусть почивает, – махнул рукой кобрин. – Вещи мои в комнату отнеси. Тварька, отвали!..

Василиск радостно пытался оторвать гостю палец ноги. Тот без жалости пнул его, и злобный ящер с шипением отпрыгнул.

– Что ж она никак не утопит эту гадину? – проворчал внук, потрясая ногой.

Кеннис торопливо отнес его вещмешок в гостевую комнату. Лодку загнал под мостки и привязал. В его голове метались мысли. Он выиграл всего час-другой, внук быстро заметит неладное. Надо либо хватать в охапку все ценное и бежать куда подальше, либо… взгляд упал на крошечный пузырек с алой жидкостью.

– Не желаете теплого взвара? – поднес он внуку дымящуюся чашу. – Дожди сегодня холодные…

– Давай, – приник к чаше губами кобрин. – М-м, неплохо. Как тебя там… Кинис?.. сваргань-ка мне что пожевать. Бабка долго еще проспит? Дело у меня к ней.

– Думаю, еще пару часов, господин, – спокойно ответил Кеннис, глядя на подрагивающее горло человекоящера. – Вы пока тоже можете отдохнуть… прилечь. Сейчас приготовлю вам обед.

– Ишь ты, распоряжается тут… – хмыкнул внук. – Хотя мысль хорошая. Устал я что-то с дороги…

Капюшон стал опадать, глаза кобрина заволокло белыми пеленами. Растянувшись на топчане, он заснул – и проспит точно до самого вечера. Кеннис подлил в напиток такую дозу снотворящего, что хватило бы на виверну.

В какой-то миг у него мелькала мысль и о смертельной отраве. Но ее он отбросил. Одно дело – беглый раб, укравший хозяйские вещи; и совершенно другое – беглый раб, убивший свободного кобрина. Во втором случае искать будут гораздо усерднее, и если найдут – на пощаду можно даже не надеяться.

Так что он просто покидал вещи в лодку, которую давно приготовил. Хурджин с чистой водой, сушеную рыбу и мясо, рогозовые сухари, фляги с эликсирами, деньги и ценности, узелок с книгами, ножи и другие инструменты, самодельную пращу и, немного поколебавшись, Тварьку. Пригодится, а то в этих болотах аллигаторы встречаются.

Тварька не преминул прыснуть на хурджин с водой. Хорошо, что тот был плотно закрыт.

Шестом Кеннис работал быстро. У него есть несколько часов форы – потом хозяйский внук проснется, начнет искать его или бабушку, в конце концов заглянет на чердак… В бунгало не так уж много помещений, найти высохшую мумию будет несложно.

Поэтому весь первый день Кеннис вообще не отдыхал. К счастью, план побега он разработал уже давно, просто непростительно затянул с его выполнением. Он сразу взял курс в сторону от селений, но не слишком далеко от большой дороги. Нужно добраться до побережья, а сделать это по топям и бурьянам будет невозможно.

Увы, местность Кеннис знал плохо. Почти всю жизнь провел в этом конкретном селении… Кеннис так и не узнал его названия.

– Кеннис прожил там пятнадцать лет, но не знал названия селения?.. – приподнял бровь Дегатти. – Янгфанхофен, ты это сейчас серьезно?

– Ладно, ладно, подловил, – развел руками Янгфанхофен. – Это я названия не знаю.

– Янгфанхофен, ты что же, пытался нас обмануть? – поразился Бельзедор. – Ввести в заблуждение деталями своего рассказа? Как же не стыдно, ай-яй-яй.

Неважно, как называлось то селение. Оно больше не имеет значения, Кеннис его покинул. Безвозвратно.

Но это была единственная часть империи Великого Змея, которую он худо-бедно знал. Что за его пределами – только слышал. Ему было известно, что они с Эстерлякой жили в Ильтохедене – огромной островной провинции, сплошь покрытой мангровыми болотами. Она отделена проливом от континента Сурения, который весь принадлежит кобринам. На другом берегу большой полуостров Эхидена, и где-то там находится столица.

Какие есть на свете другие континенты и острова, Кеннис понятия не имел. Кобринов это не интересовало, так что узнать было неоткуда. Но ему вполне хватит и Сурении. Надо только найти местечко, где кобринов поменьше, а людей – побольше.

Первое время ему везло. Он двигался пустынными водами и вовремя прятался в манграх, когда замечал вдали лодку или варана. Пожертвовав толикой крови, Кеннис окутал себя отводящими взгляд чарами – очень слабыми, но все-таки рассевающими ненужное внимание.

Ни с кем встречаться он не собирался. У кобринов нет понятия «свободный человек». Людей в их империи не меньше, чем самих кобринов, но все без исключения – рабы. Так что Кенниса обязательно спросят, почему он один, где его хозяин.

Он добрался до побережья на четвертый день пути. Вода понемногу становилась все чище и глубже, потом лодку как-то незаметно подхватило течение небольшой речки – а на закате Кеннис увидел впереди море.

Припасов у него было еще много. Он пополнил запасы пресной воды, отдал Тварьке подстреленную из пращи птицу и направил лодку на большую воду.

Кеннис быстро понял, что плавать по морю – это совсем не то же самое, что по болоту или даже реке. Шест здесь сразу стал бесполезен. Дно скрылось где-то в глубине. Пришлось доставать из нижнего отделения весла, а шест вставлять в гнездо на носу и крепить на нем парус. Попутный ветер Кеннис наколдовал сам – капли крови срывались с ранок на запястье и обращались воздушными порывами.

На карте пролив, разделяющий Сурению и Ильтохидену, казался совсем узким. Но оказалось, что карта даже отдаленно не передает реальных масштабов. Кеннис три дня плыл на запад, держал курс на заходящее солнце – и совсем выбился из сил, когда впереди наконец замаячила полоса тверди.

Тварька при виде ее радостно защелкал клювом, заметался вдоль бортика. Морские просторы его пугали.

По другую сторону пролива местность была уже не такая болотистая. Причалив, Кеннис задумался, бросить ли лодку и пуститься пешком или же поплыть севернее, поискать реку. Плыть южнее он не собирался – там точно будет много рек, но именно там начинается Эхидена, где кобрины кишмя кишат.

Во всяком случае, Кеннис так слышал.

Он все-таки поднялся севернее, добрался до реки и поплыл вверх по течению. Но река оказалась совсем короткой – уже на второй день превратилась в широкий ручей, а к началу третьего Кеннис сел на мель. Пришлось все-таки оставить лодку с частью припасов и идти пешком.

Так начались долгие и трудные странствия Кенниса. Пять лет он бродил по просторам Сурении, нигде не находя приюта. В восточных степях, с которых он начал путь, людей жило довольно много, но они говорили на непонятных языках, странно одевались и либо служили кобринам, либо платили им дань.

Кеннис среди них выглядел домашней уткой, попавшей в стаю диких. Слишком сытый, слишком ухоженный, слишком образованный. Когда люди узнавали, что он был кем-то вроде питомца, над ним издевались, называли кобринским отродьем. В одном селении забросали камнями, и они с Тварькой еле сумели спастись.

Для Тварьки Кеннис соорудил колпачок с наглазниками. Злобный василиск по-прежнему пытался убить всех, кого видел. Кеннис не раз и не два порывался его бросить, прогнать, но Тварька противно шипел и тащился следом. В каком-то смысле он привязался к человеку, и его каждый раз становилось жалко.

Чем дальше Кеннис уходил на запад, тем реже встречались кобрины. Это все еще была империя Великого Змея, но здесь господа-рептилии уже только владычествовали над бесчисленными рабами-теплокровными. Люди трудились на полях, растили скот, покорно кланялись чешуйчатым хозяевам, но по факту были скорее крепостными, чем рабами.