Текст книги "Паргоронские байки. Том 4"

И проиграла.

Это нечестно.

О том же самом сейчас думала Асвантида. Ее тоже охватила горечь. Она оказалась победительницей, но ее не слишком это обрадовало. Открылась жестокая правда, и Асвантида с болью смотрела на соперницу… на лучшую подругу… на разъяренную великаншу, глядящую с такой ненавистью.

– Я посвятила ему жизнь.

Которая из двоих это сказала? Они сами толком не понимали. Обе думали об одном и том же.

Они обе отдали возлюбленному все. Обе отдалились от семьи, не вышли замуж, не завели детей. О них нельзя сказать, что они потратили зря молодость, поскольку обе были бессмертны, но эта история теперь навсегда останется с ними.

Все их достижения были ради него. Посвящены ему. Он был для обеих светом в окне, маяком на горе. Манящим идолом, к которому стекались их мысли.

И каждая наивно думала, что она – единственная.

А что если есть и другие?..

Правда, эта последняя мысль встревожила одну Асвантиду. Гласитариде было уже все равно. Возможно, она бы даже согласилась делить Космодана с кем-то еще – но он уже оставил ее, бросил. Сделал выбор не в ее пользу.

Это так несправедливо.

– Почему он выбрал тебя?! – выкрикнула Гласитарида.

– Я не знаю! – гневно ответила Асвантида. – Я спрошу у него… я у него о многом спрошу!

Это разъярило Гласитариду еще сильнее. У Асвантиды осталось право спрашивать, требовать объяснений.

А Гласитариде никто ничего не объяснил и уже не объяснит. Ее просто выкинули, как надоевшего питомца.

– Я сама у него спрошу! – стиснула она кулаки. – Спрошу… когда он придет сюда!

– Я не знаю, когда он снова придет… и ты здесь его ждать не будешь! Он сказал, что пойдет к другим богам, обсудить…

– Обсудить что?! – перебила Гласитарида.

Она уже поняла, что. Ее мысли снова метнулись к проклятому кольцу.

Вот так, значит. Все решила побрякушка.

И ей Космодан, значит, говорит о том, что делает и куда идет. Гласитариде он такого никогда не говорил.

– Он обманывал нас обеих, – произнесла она, ударяя кулаком по стене. – Но меня – сильнее и злее, чем тебя. Я… я не могу это так оставить…

На ее глаза навернулись слезы. Асвантида с жалостью смотрела на бывшую подругу. Хтонический гнев той по-прежнему пылал.

– Я не знала, что ты тоже с ним знакома, – попыталась объясниться она. – Мы с ним встретились случайно. Он… я не поверила, что он бог, а он показал мне…

– Что показал?

– Показал творение… создал для меня звезду…

– Он создал для тебя звезду?!

Внутри Гласитариды словно лопнула струна. Все это время он выделял Асвантиду сильнее. Все это время она была просто запасным вариантом.

И Гласитарида закричала. Не помня себя от гнева, бурля от внутреннего Хаоса, она ринулась на Асвантиду – и проломила ее головой стену. Великанши выпали из горы, покатились по полю, круша все на своем пути.

Асвантида сначала опешила, но тут же пнула Гласитариду обеими ногами, одновременно выдувая столб пламени. Ослепленная Гласитарида схватила ее за виски и принялась бить оземь… а потом ей по затылку ударило валуном.

Асвантида схватила его не руками, но мыслью, ударила что есть сил – и скинула Гласитариду с себя. Та на миг обмякла, но пробитый череп уже стягивало ледяной коркой, рана уже затягивалась.

Однако этого хватило, чтобы Асвантида поднялась на дрожащих ногах. В ее руке материализовался кузнечный молот. Не тот, ювелирный, которым великанша ковала колечки и сережки. Тот, огромный, что мог крушить горы.

И копье. Ее охотничье копье из цельного куска золота. Асвантида выковала его и зачаровала так, что золото стало прочней мифрила. Тоже войдя в хтонический гнев, великанша взревела и занесла копье над Гласитаридой.

В нее ударило бураном. Студеным ветром, что убил бы на месте мамонта. В руке Гласитариды вырос ледяной щит, она приняла на него удар копья, а затем молота. В глаза Асвантиде хлынула колючая ледяная крошка. Обе руки были заняты оружием, прикрыться она не смогла – и небо раскололось от крика.

С обеих сторон взметнулись бури. Снежная, способная заморозить что угодно – и огненная, бушующая жаром самого солнца. Они встретились, схлестнулись… и рассыпались. Уничтожили друг друга.

А Гласитарида выбила щитом молот из руки Асвантиды. Ударила в шею верхним краем. Ледяная поверхность резанула плоть, копье упало на землю – но и щит раскололся вдребезги. Гласитарида метнулась вперед, схватила Асвантиду за волосы, выдернула из-за пояса какую-то палку…

Вдали уже дрожала земля. На крики ярости и всплески Хаоса бежали великаны. Первородные услышали это все даже в Миран Дио – и неслись так, что с гор сходили оползни.

Но они опоздали. Когда к горе-кузнице примчался Таштарагис, когда встали рядом с ним Дормадос, Хиротарос и Лаградатес… Гласитарида стояла на коленях и смотрела на окровавленные руки.

А на земле раскинулась Асвантида. В виске у нее торчала… что это за штука?.. флейта, что ли?..

– Цветочек… что ты наделала?.. – прошептал Таштарагис.

– Прости меня… – бормотала Гласитарида, отвернувшись от своих рук и глядя куда-то в сторону. – Прости меня…

Хиротарос положил ладонь на плечо Таштарагиса. Глезторос схватил за плечи мертвую дочь и завыл, заголосил, отшвырнув Гласитариду.

– Впервые великан убил великана, – произнес мрачно Лаградатес. – Наш мир больше не будет прежним. Законы попраны.

– ПОЙДЕМ-КА, – дернул Гласитариду вверх Дормадос. – И НЕ УБЕГАЙ.

Он не смотрел на нее. Сильнейший из людогоров почти нес Гласитариду – но та и не пыталась вырваться. Ни жива ни мертва, она видела перед собой только мертвую Асвантиду, а слышала… она слышала кого-то, кого не слышал больше никто.

И само убийство было только первым актом трагедии. Впервые великанам пришлось устроить суд. Впервые пришлось решать, что делать с убийцей.

Тридцать лет назад ходили смутные подозрения насчет Астамигиса. Но никто не видел, как погибла его жена, и великаны предпочли не разбираться. Теперь же сомнений не было – и нужно было принимать непростые решения.

На Глезтороса и Эстентиду было страшно смотреть. Асвантида была их старшей дочерью, их первенцем. Лучшей из всех. Они были хтониками, а хтоники мельчают от поколения к поколению, это все уже поняли. Если дети первородных еще немногим уступали родителям, то внуки были уже заметно хлипче.

Но и внутри поколений тоже есть расслоение. Первенцы уже показали себя самыми-самыми. Они у всех были особенными.

И Гласитарида ведь тоже первенец. Таштарагис с трудом удерживался от крика, прижимал к себе заиндевевшую от горя Лептениду.

Их дочь… Лучшая из лучших… Их маленький ледяной цветочек… и стала убийцей…

Убила лучшую подругу. Почти сестру.

Лучше б она умерла сама.

Будучи патриархом, Таштарагис обязан был что-то предпринять. Они все четверо были обязаны, но он особенно, потому что она хримтурс и его дочь.

– Не дай им убить ее! – шептала Лептенида, судорожно вцепившись в его плащ. – Не позволяй!..

На Таштарагисе скрестились хмурые взгляды остальных патриархов. Все понимали родительские чувства, но не собирались позволить ему чинить несправедливость.

Хримтурс убил муспелла. Если такое спустить с рук, это может расколоть кланы. Начать братоубийственную войну.

Меж юными народами и так уже ощущается напряжение. Их становится все больше, и они начинают делить мир. Они уже не все друг другу близкая родня, начинает подрастать третье поколение. Недалек день, когда их число перевалит за тысячу.

– Что произошло между вами? – угрюмо спросил Хиротарос. – Рассказывай, девица.

Гласитарида не собиралась больше ничего скрывать. Ей стало все равно. Космодан вряд ли еще когда-нибудь здесь появится, навредить ему великаны вряд ли чем смогут… да и что теперь до него Гласитариде? Ее дальнейшая судьба коротка и незавидна.

Все, что у нее осталось – достоинство, чтобы принять ее.

И она рассказала историю с самого начала. По большей части свою, потому что не знала, как было у Асвантиды. Но и этого хватило – и слушая, великаны все сильнее ярились.

– БОГИ! – проревел Дормадос. – БОГИ СУЮТ НОС В НАШ МИР! ХОДЯТ ПО НЕМУ! СОБЛАЗНЯЮТ НАШИХ ЖЕНЩИН!

– С этим богом в наш мир пришел и грех убийства! – добавил Лаградатес.

Глезторос рвал волосы, вспоминая теперь все те моменты, когда Асвантида ставила его в тупик, говорила что-то странное… он думал, что просто не может понять дочь, но теперь многое прояснилось. Она просто не хотела перед ним открыться… почему она не хотела перед ним открыться?!

– Я иногда подозревала… – с трудом выговорила Эстентида. – Думала… что… что она сошлась с кем-то… из-за вуали мира… Но она была так счастлива… я гадала на жженых костях… связь не предвещала беды, и я не стала допытываться…

– Не предвещала беды?! – прорычал Глезторос. – Что же ты молчала, дура?!

Великаны угрюмо шептались, качали головами. Сама по себе связь с богом… они не знали, как к этому относиться, но Первозданные такого не запрещали. Если бы это божество просто явилось в Миран Дио и честь по чести посваталось к одной из великанш… возможно, им бы даже польстило такое.

Породниться с богом – дело не самое худое.

Но он избрал сразу двух, самых прекрасных. Причем обеих долго водил за нос, обманывал, являлся втайне. Отвращал от семьи и других мужчин.

И в результате Асвантида мертва, а Гласитарида стала убийцей! Ужасная трагедия накрыла Камень из-за того, что сластолюбивый божок не удержал штаны завязанными!

На столе лежала окровавленная флейта – и все глядели на нее с отвращением. Божественное… нет, не оружие. Просто вещь. Изделие. Но она убила бессмертного – и убила так, что уже не оживить.

Великаны пытались. Среди них были могучие целители. А сами они были почти неуязвимы, невероятно выносливы, заживляли большинство ран и могли ожить даже в случае гибели. Только другие хтоники убивали их окончательно… да еще вот, как оказалось, какая-то поганая дудка.

– Мы обратимся к Первозданным, – молвил Таштарагис угрюмо. – Пусть они решают – и я подчинюсь их воле.

Великаны закивали. Лептенида разревелась и выбежала на улицу, но остальные великаны согласились со словами генерала хримтурсов. Никто не сомневался, что он поступит по закону и по совести.

До решения Первозданных Гласитариду посадили в погреб. У великанов не было темницы. Они просто освободили одно из подземных овощехранилищ, наспех зачаровали его и завалили дверь камнями. Гласитарида никуда и не собиралась бежать – она смотрела в никуда, сама будто мертвая.

Асвантиду же приготовили к сожжению. Это были первые настоящие похороны в истории Миран Дио, так что собрались почти все взрослые великаны и большинство детей. Хиротарос, как патриарх муспеллов, говорил надгробную речь, а закончив – исторг великий жар. После смерти тело Асвантиды перестало быть огнеупорным, и великаны со скорбью смотрели, как его пожирает пламя.

– Навсегда… – шептала Эстентида. – Это навсегда…

Не смотрел один Глезторос. Но не потому что не мог, нет. Отец Асвантиды глядел по сторонам… выискивал что-то… и вот его глаза расширились.

Он увидел на скале орла. Для великана тот был не больше воробушка, но Глезторос его отлично разглядел.

– Ты пришел, – процедил он, медленно поднимая камень. – Хватило же наглости. Вот дело твоих рук.

Камень со свистом впечатался в скалу. Глезторос всмотрелся в поднявшуюся пыль – птица исчезла без следа.

Мертва?.. Или…

Закончивший с кремацией Хиротарос положил Глезторосу руку на плечо. Поглядев на расколотую скалу, патриарх муспеллов сказал:

– Это был просто орел, брат. Но я тебя понимаю.

Однако это не был просто орел. Космодан, все еще не веря произошедшему, мчался вниз, летел в глубины Камня. Туда, где еще не бывал, ибо не было повода.

В недра мироздания, в загробный мир.

К престолу Савроморта.

Основная резиденция бога смерти там, в Сальване. Костяной дворец Кокалополид, прекрасный в своей кошмарности. Но в загробном мире Камня он тоже создал себе резиденцию, ибо иных владетелей у мертвецов юного мира пока что нет.

Тут вообще пока еще очень пустынно. В основном духи животных, да немногие хтоники. Бессмертные и почти неуязвимые, они погибали редко и не всегда спускались в загробный мир. Многие так и оставались наверху, становясь Кошмарами.

Но не все. Внимание Космодана привлек дух одного из Первозданных… кто-то из них успел погибнуть?.. ах да, у них же была страшная война с демонами…

– Что ты делаешь? – спросил бог бесформенного духа.

– Строю, – ответил призрачный Первозданный. – Место, куда будет тянуть.

– Ты так охотишься? – нахмурился Космодан. – На духов?

– Хм!.. В некотором роде!.. Подманиваю на теплый очаг и угощение!

Космодан отступил и окинул взглядом воздвигаемые серые стены. Кажется, это что-то вроде… трактира.

– Скучно мне тут, – сказал словоохотливый Первозданный. – А так вроде и заняться будет чем. И поболтать.

– Думаешь, это будет работать?

– Ну ты же пришел. И мы болтаем.

– Ладно, когда достроишься – пришли весточку. Загляну в гости.

– Буду рад, буду рад… – ухмыльнулся Первозданный.

– И этим Первозданным был Янгфанхофен! – загоготал Бельзедор.

– Суть Древнейшего, Бельзедор, да заткнись ты уже! – возмутился Янгфанхофен. – Не все корчмари во вселенной – я!

– Но это тот самый твой приятель, у которого ты цепляешь истории от духов? – догадался Дегатти.

– Неважно, история не об этом. Я просто немного отклонился в сторону.

Далее задерживаться Космодан не стал, больше одной минуты на случайную встречу не потратил. Молнией он вспыхнул перед троном Савроморта, и похожий на насекомое бог мертвых обратил к нему зияющие дыры на лице.

– Космодан Громовержец, – бесстрастно произнес он.

– Ты знаешь, зачем я здесь.

– Знаю. А ты знаешь законы. И мы предупреждали тебя, чтобы ты держался подальше от великанов.

– Это так. Но я люблю ее, Савроморт.

– Только ее?

Космодан замолчал и отвел взгляд.

– Видимо, все-таки ее, – продолжил Савроморт равнодушно. – Ибо ты здесь, пришел просить за ту, для которой все уже кончено, когда наверху осталась та, чья судьба еще не предрешена.

– Я бог, – угрюмо сказал Космодан. – Мне проще помочь мертвому, на котором нет вины, чем живому, что запятнал себя.

– Иронично, – согласился Савроморт. – Именно поэтому я не лезу в дела живых. И именно поэтому я тебе отказываю.

– Проси что хочешь, – сказал Космодан. – Требуй все, что пожелаешь. Но знай, что без нее я не уйду.

Он вырос. В чертогах бога мертвых загремел гром, в руке Космодана возникла молния, а на пальце засиял бриллиантовый перстень.

Но величественный инсектоид тоже разросся – и от него изошел мертвенный холод с гнилостным смрадом. Савроморт был старше Космодана – и он был у себя дома.

– Хватит сцен, юнец, – проскрипел бог смерти. – Ты знаешь законы. Мы боги, а не уличные сорванцы. Мы существуем, чтобы следить за порядком в мироустройстве, а не чтобы нарушать его, когда нам вздумается.

– Я не уйду! – повторил Космодан, возвышая голос. – Я искал ее! Где она?! Зачем ты ее сокрыл?!

– Затем, что она не хочет тебя видеть.

– Я хочу хотя бы попросить прощения! Неужели ты и в этом мне откажешь?!

– В этом никому не может быть отказа, – молвил Савроморт. – Но есть одно затруднение…

Тем временем Гласитарида сидела в погребе, глядя в крохотное оконце под самым потолком. Наверху уже зашло солнце, спустилась ночь. К Первозданным уже отправили гонца – завтра он вернется либо с ответом, либо с тысячеглавым судьей, что решит ее участь.

Хотя Гласитарида почти не сомневалась, каким будет приговор. Ее казнят в назидание остальным.

Ее не стерегли. При желании она могла разворотить выход и скрыться. Но убитая горем Гласитарида не шевелилась, не трогалась с места.

Возможно, втайне она все еще надеялась на появление Космодана. Она не призналась бы в этом даже себе самой, да и не ожидала она этого вовсе… кто знает? Чужое сердце – всегда потемки.

И вместо Космодана к ней пришел кое-кто другой. Тот, кого она уж тем более не ждала и очень удивилась, его увидев.

Астамигис, один из первородных хримтурсов. Тот единственный из них, у кого уже тридцать лет не было детей. Он в одиночку разобрал завал и спустился к Гласитариде.

Та вздрогнула, когда тьму погреба разогнали лучи негасимого фонаря. Такие делают муспеллы, и они освещают ночами Миран Дио. С этим светом в погреб спустился длиннобородый хримтурс в накидке из шкур белых медведей.

– Гласитарида… – раздался взволнованный голос.

Великанша промедлила, не зная, что сказать. Она давно знала, что Астамигис положил на нее глаз – это было очевидно, хоть он и старался этого не показывать. Отец еще лет двадцать назад заговаривал о нем, спрашивал, что дочь думает на его счет, но даже, кажется, обрадовался, услышав, что ничего.

– Уходи, пока тебя не увидели, – холодно сказала Гласитарида. – Тебе нельзя здесь быть. Никому нельзя.

– Нет, я…

– Или ты пришел, чтобы отвести меня на казнь?

– Нет… нет… я… я наоборот. Сейчас все спят, стражи нет. Беги, пока не явились Первозданные… давай сбежим вместе!

Гласитарида смотрела с изумлением. Ей вдруг подумалось, что она и впрямь могла в свое время сойтись с Астамигисом, если бы не встретила Космодана. Он, видно, отчаянно ее любит, раз сейчас здесь. Раз готов пойти против Первозданных.

И сбежать с ним… не так уж и плохо. Камень огромен, на нем можно затеряться даже великанам…

– Если я соглашусь, ты тоже станешь преступником, – все же сказала Гласитарида. – И я убью таким образом еще одного великана.

– Ничего, – криво усмехнулся Астамигис. – Мне не привыкать. Я уже преступник.

Гласитарида моргнула. А Астамигис, подойдя ближе, схватил ее за руки и начал страстно рассказывать… как погибла тридцать лет назад его жена. Слова лились из него бурным потоком, он явно давно держал это в себе, втайне жаждая с кем-нибудь поделиться.

Он действительно убил ее сам. Все слухи и подозрения оказались правдой. Как и Гласитарида, он не хотел этого делать – просто они поссорились, когда были вместе на дальней заимке, а ссора переросла в драку. Хаос взбурлил в его жилах, и когда он пришел в себя – Иссентида была мертва. Он убил ее охотничьим ножом, перерезал горло.

Он мог отнести ее в Миран Дио. Возможно, великаны-целители смогли бы вернуть ее к жизни. Но Астамигис испугался наказания и скрыл содеянное. Он похоронил тело и сказал, что Иссентида пропала, что он не знает, что с ней сталось.

Таким образом он убил ее дважды.

– Мы с тобой похожи, – закончил он. – Каким-то образом я почуял это еще тогда… когда впервые увидел тебя… Давай уйдем ото всех и будем жить вместе!

– Мы не похожи! – вырвала руку Гласитарида. – Уйди! Я никуда с тобой не пойду!

– Я защищу тебя!

– Защитишь от самой себя?..

– Они тебя убьют!

– Я это заслужила. И ты тоже это заслужил, но… живи с этим, коли можешь.

Астамигис замолчал. Его лицо окаменело, челюсти плотно сомкнулись.

Отказ… даже сейчас отказ. Даже стоя у края черты, даже когда альтернатива – смерть, она не хочет быть с ним.

И что еще хуже – она теперь знает его тайну. Знает, что он совершил.

И может рассказать другим.

Мысли смешались в голове Астамигиса. Гнев отвергнутого мужчины и страх разоблачения слились в безумную ярость – и Хаос снова ударил ему в голову. Первородный хримтурс бешено взревел – и ударил.

В погребе было тесно. Четыре шага от двери до стены. Гласитарида отшатнулась – но куда она могла тут убежать? Кулак Астамигиса врезался ей в лицо – и он мог расколоть айсберг.

– Ты… никому… не скажешь!.. – пыхтел великан, сдавливая ей шею.

Гласитарида и так бы не сказала. Но Астамигис ей бы не поверил… да и не до разговоров сейчас. Она судорожно молотила ногами, пыталась как-то отлягаться, но это было все равно, что пинать гору.

Великанша покрылась ледяной коркой, от нее исходил безумный хлад, но что это для другого хримтурса, тем более первородного? Астамигис и сам уже заиндевел.

Гласитарида знала толк в ледяном колдовстве. Она могла направить холод внутрь, заморозить саму кровь… но это годилось против кого угодно, кроме других хримтурсов. Тут бы куда больше пригодилось пламя Асвантиды…

Но огненная магия для хримтурса невозможна. Как и ледяная для муспелла. Гласитариде оставалось хрипеть, задыхаться, тщетно бороться с могучими ручищами Астамигиса…

Ее собственные руки беспорядочно дергались. Пальцы сжимались и разжимались. Жизнь угасала в великанше, она бессильно цеплялась за Астамигиса… и вдруг коснулась костяной рукояти.

На поясе великана висел охотничий нож. Большой длинный нож из нетающего льда. Еще до того, как сыграть свадьбы, до того, как обзавестись детьми, первородные великаны обзавелись оружием огромной мощи. Позвали его из Хаоса. Из небытия. Каждому явилось то, что отражало его темперамент.

Астамигис получил заветный нож Иссубрий.

И сейчас Гласитарида схватила его, выдернула из ножен – и начала колоть. Колоть не глядя, задыхаясь, теряя уже сознание…

А потом хватка на шее ослабела. Астамигис издал булькающий всхлип и сполз, хватаясь за воздух, за платье Гласитариды… царапая ногтями пол.

Под ним расползалась кровавая лужа.

Гласитарида с трудом поднялась на ноги. Она с отвращением отбросила ледяной нож – ей не нужно это злое оружие. Наверное, оно проклято Хаосом, раз убило уже двух великанов.

На мгновение она замерла. В голове все смешалось. Выход открыт, она может уйти. Наверху ночь, ее не хватятся еще несколько часов.

Но хочет ли она бежать? За убийство Астамигиса еще сильней ее не накажут… да и не сожалела Гласитарида о его гибели.

Но вот об Асвантиде… глядя на запачкавшую сапожки кровь, она вспомнила убитую подругу и разрыдалась. Почему это произошло с ней? Почему это произошло с ними?

Она может хотя бы попросить прощения. Асвантида мертва, но у Космодана может. Хотя бы у него. Из-за него все это случилось, он тоже виноват немало – но удар нанес не он. Асвантиду убил не он.

И он, судя по всему, действительно любил подругу Гласитариды.

Они были бы счастливы в браке… если бы не она.

Великанша прошла по спящей деревне. Вот у этого колодца они болтали с Асвантидой, когда были совсем девчонками. Вон в том доме она жила с родителями… окна темны, но в одном горит свет. Кто-то не может уснуть…

Гласитарида шагала к Мировому Древу. Ноги переступали с трудом, груз вины давил на плечи. Внутри поселилась холодная, мертвая тяжесть.

Она не знала, встретит ли там Космодана. Докличется ли до него. Он бог, он может явиться куда угодно… наверняка мог услышать и там, в погребе… но, может, он услышит лучше, если она сделает это в особенном месте.

К тому же ей хотелось в последний раз туда сходить. Ее больше ничто не держит. Следующего заката она не увидит – так посмотрит хотя бы на рассвет. Встретит его в красивом месте, а не в грязном погребе, на трупе сумасшедшего изверга.

А тем временем в Миран Дио явился Светофесорос, Законник. Когда к нему прилетел ворон с письмом, тысячеглавый колосс немедля выступил в путь – и прибыл еще до рассвета.

Творение познало грех. Началось. Рано или поздно это все равно бы случилось, как случается со всеми, но до сего дня великаны жили, как взрослые дети – честно трудясь, радуясь миру и любя друг друга.

Теперь идиллия нарушена, и Светофесоросу придется разрешить дело ко всеобщей пользе.

Он не вошел в саму деревню. Рядом с этим Первозданным, что уступал только Малигнитатису и Бамброгурдусу, чертоги великанов казались собачьими конурками. Исполинская туша подползла так близко, как только смогла, развернула тысячи щупальцев с переливающимися когтями, взметнула тысячу голов на длинных шеях, и провозгласила:

– ПРИВЕДИТЕ КО МНЕ ПРЕСТУПНИЦУ!

Вокруг хтонического чудовища кипел воздух. Великаны выходили из домов, почтительно склоняли головы перед владыкой. Кто-то уже бежал будить патриархов, другие отправились к погребу с Гласитаридой… и вскоре оттуда донесся вопль.

Сначала доложили патриархам. Таштарагис, Хиротарос, Дормадос и Лаградатес загомонили, принялись обсуждать, спорить, с опаской поглядывая на будто гигантский цветок, что воздвигся над деревней.

Светофесорос взирал на эту суету меланхолично, со снисхождением. Терпеливо дожидался, пока патриархи разберутся и явятся к нему с поклоном.

Великаны получились не такими крохотными и торопливыми, как Низшие, но они все равно маленькие и занимаются какими-то пустяками. Все-таки они искусственные хтоники, не такие огромные и могущественные, как Великие Змеи, Гороподобные или Пауки-Осьминоги.

– Светофесорос, могучий повелитель! – воззвал Лаградатес. – Твои слуги подвели тебя!

– ДА ГОВОРИ УЖ КАК ЕСТЬ! – проревел Дормадос. – МЫ ВСЕ ПРОСРАЛИ!

Светофесорос вытянул полсотни шей, опустил к великанам полсотни голов. Несмотря на такое их количество, разум у него был один, пусть и сложный, рассредоточенный. Первозданный мог обдумывать сразу несколько мыслей, мог делать сразу множество дел… но сейчас он полностью сконцентрировался на этих великанах.

– ПОПОДРОБНЕЕ, – потребовал он. – ЧТО У ВАС СЛУЧИЛОСЬ?

Таштарагис угрюмо молчал, глядя в сторону. Дормадос рассерженно топал ногами и искал, что бы сломать. Так что говорили в основном Хиротарос и Лаградатес – только они не могли сойтись во мнениях.

– Гласитарида убила еще одного из нас! – говорил Лаградатес. – Первородного, Астамигиса!

– Не Гласитарида! – перебил Хиротарос. – Не могла глупая девчонка убить первородного! То был тот проклятый бог!

– БОГ?..

– Да ни при чем он тут! – ударил Хиротароса в плечо Лаградатес. – Его убили собственным ножом! Это была Гласитарида!

– Она бы не справилась одна! Это бог явился и закончил…

– Да как Астамигис вообще попал в тюрьму?! Зачем он туда пришел, когда все спали?!

– Неважно, кто убил Астамигиса! – рявкнул Таштарагис. – Моя дочь убила деву Асвантиду, о Первозданный! Это важно! А с Астамигисом разберемся позже!

В отличие от остальных патриархов, Таштарагис сразу понял, зачем Астамигис явился туда ночью, чего он хотел. Не знал только, предлагал ли он Гласитариде бежать с ним или желал совершить с ней дурное, утолить свое влечение.

Если первое – его дочь отказалась… а потом между ними что-то случилось. Если второе – Гласитарида защищалась и сумела выхватить нож.

– В любом случае мы имеем труп Астамигиса, а преступница бежала, – подытожил Лаградатес. – Но я чувствую ее след.

– ПОВЕДАЙТЕ МНЕ ВСЕ С САМОГО НАЧАЛА, – потребовал Светофесорос.

Выслушав, он сжал все свои шеи и головы будто в огромный бутон и несколько минут высился неподвижной горой. Потом снова раскрылся и степенно произнес:

– БУЙСТВО ХАОСА – ТО, ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ С КАЖДЫМ. НО ВАМ НЕ ДОЛЖНО ПРОЩАТЬ ТАКОЕ. ТОЛЬКО КРОВЬЮ ВЫ СМОЕТЕ КРОВЬ И ИЗБЕЖИТЕ БОЛЬШЕЙ КРОВИ. ПРИГОВОР – СМЕРТЬ.

– Я сам смою этот позор, – мрачно сказал Таштарагис, берясь за рукоять меча.

– МЫ С ТОБОЙ, БРАТ! – саданул его кулаком в спину Дормадос.

Таштарагис окинул его странным взглядом, натянуто улыбнулся и кивнул.

– Он ведь хотел ее отпустить? – спросил Бельзедор. – Обмануть остальных?

– Да, хотел, – сказал Янгфанхофен. – Но ему бы не позволили.

Земля дрожала, и небо покрывалось тучами, когда шли по равнине четыре генерала великанов, четыре первородных патриарха. Вчетвером они могли одолеть даже Первозданного – совершенно чрезмерная сила для казни какой-то девушки.

Но Таштарагис вызвался первым. А остальные… Дормадос искренне хотел его поддержать, Лаградатес Таштарагису не совсем доверял, а Хиротарос единственный из них помнил о Космодане.

След вел в долину Муравьев, в центре которой растет гигантское древо. Там они Гласитариду и нашли. Она стояла на коленях, с заплаканным лицом… а на ветвях сидел орел с золотыми глазами. Он что-то говорил великанше, и та с надеждой слушала…

– Опять ты! – проревел Хиротарос, швыряя огромный камень.

Птица взлетела, точно самая обычная птица. Несколько веток сломались, на Гласитариду посыпались листья. Она обернулась, хотела что-то вымолвить… но тут же передумала. Лица патриархов были так искажены гневом, что сейчас они бы ничего не услышали, ничего не поняли.

Они выглядели в точности, как сама Гласитарида, когда напала на Асвантиду.

– Беги, – донеслось из ниоткуда. – Живи.

И великанша бросилась наутек – а за ней ринулись ревущие в ярости первородные. Ледяной меч, огненный кнут, каменная дубина и железный молот – в едином порыве великаны-хтоники набросились на преступницу…

…И в землю ударила молния. Земля оплавилась, превратилась в стекло – и на пути великанов встал Космодан.

Бог во плоти явился помешать правосудию!

Он не произнес ни слова – не сказали ничего и великаны. Гигантский молот Расстебред прочертил воздух – и волна чистого уничтожения накрыла Космодана.

Хтонические чудовища неподвластны божественной силе. А исходящие от них эманации Хаоса не дают влиять на реальность, удерживают в стабильном состоянии.

Делают уязвимым.

Хтоники – худшие противники для богов. Но Космодан сражался с Пожирателем Звезд. Он вскинул руки – и призвал молнии на головы великанов.

Но те лишь затряслись, заклацали зубами… и тут же все прошло. То, что взорвало бы целый город, едва обожгло четырех Всерушителей.

Свистнул кнут Верберус. Обхватил запястье Космодана, впился в него солнечным протуберанцем. Снова ударил молот Расстебред – и лишь на волосок разошелся с головой бога. Космодан чуть сместился в пространстве, исчез… но тут же снова воплотился. Появился позади Дормадоса, обхватил его за плечи – и вскинул в воздух.

Он сам был ростом с великанов сейчас, Космодан Громовержец. Но ни на йотуна, ни на кого другого из их рода был уже не похож. Под солнцем Камня стоял последний из двал’уна – с оливковой кожей, золотыми глазами, треугольными ушами и пышной гривой волос. Те спускались до самого крестца, бежали вдоль позвоночника меховым гребнем.

Шестьдесят лет Космодан не вступал ни с кем в бой. Шестьдесят лет не встречал равных противников. Но сейчас его плечо задело каменной дубиной, брызнул прозрачный ихор – и он словно опять оказался там, на пылающей пустоши, на раскалывающейся планете. Словно опять увидел перед собой Пожирателя Звезд… а вокруг опять гудел Хаос.

На нем появились силовые доспехи. В руки будто сам собой лег боевой электролазер – и все утонуло в молниях. Заряд был такой мощи, что Лаградатес отлетел на целую вспашку, с неба попадали птицы, а долина покрылась сетью трещин. Дормадос страшно закричал, держась за уши – из них хлынула кровь.

Кое-где земля стала осыпаться. Появились овраги. Только Мировое Древо осталось островком спокойствия – сила Космодана огибала его, не причиняла даже опосредованного вреда.

– Беги за ней!.. – раздался крик Хиротароса. – Мы задержим!..

И Таштарагис отделился от остальных. Побежал за Гласитаридой, пока Хиротарос, Дормадос и Лаградатес бились с разъяренным богом. Космодан резко к нему развернулся, вскинул божественный электролазер, стал смещаться в пространстве, множиться и делиться… и его шею захлестнуло огненным кнутом.