Текст книги "Паргоронские байки. Том 6"

Два орбитальных лифта уже отстыковались, два роителя были полностью загружены. Оставался третий. На него грузно взошел Поползень, вступил Свиристель. Все остальные сурдиты были уже там – сегодня последние из них покинули Туманное Днище, ушли подземными туннелями.

– Мы спросим еще раз, – негромко произнес Штаб. – Ты желаешь остаться здесь?

– Да, – подтвердил Фар’Дуватхим.

– Это ваше общее решение? Никто из вас не желает присоединиться?

– Мы долго это обсуждали. Нет. Мы не побежим.

– Это ваш выбор. Мы уважаем его. Но второго шанса не будет.

– Мы знаем. Прощай, ла-ционне.

– Прощай, нактархим.

Штаб расправил все конечности. Последний орбитальный лифт отстыковался, и теперь только этот суперкомплекс был здесь, внизу. Фар’Дуватхим и Кор’Скатон знали, что последует – они переместились как можно дальше, частично ушли в Тень, и оттуда смотрели, как вспыхивает повсюду Магистратум.

Штаб уничтожал наследие ла-ционне. Кровь ничего не желала оставлять гохерримам. Эти дикари умеют только разрушать, они недалеко ушли от первобытных существ, от диких зверей. Их кровожадность и злоба сумели поставить на колени весь Паргорон – пусть же они торжествуют в своей пустыне. Технологий и заводов ла-ционне они не получат.

– Они приближаются, – сказал Кор’Скатон Фар’Дуватхиму. – Ты видишь?

Нактархим посмотрел вдаль, на мерцающий горизонт. У него не было такого ментального восприятия, как у кэ-миало, но и он почувствовал пылающие ауры. Гохерримы обнаружили, что королевство Поползня опустело, и всей лавиной ринулись вдогонку – но они не успевали.

Взметнувшийся огненным вихрем Штаб обрушил перед ними землю, выпустил ядерные ракеты – и нанес последний удар по Магистратуму. Столица ла-ционне превратилась в пылающий ад, искореженную груду обломков. От центра взрыва волнами расходились оплавленные металлические скалы. Бывшие здания, бывшие фабрики и транспортные пути.

Описав еще один круг, суперкомплекс ушел в небо и исчез в пасти роителя-флагмана. Колоссы замерцали, загудели – и скрылись в космическом мраке. Им вслед летели бесчисленные вспышки, гохерримы разрывали пространство и бежали прямо по воздуху… но их злоба была бессильна.

Эту добычу Зубы упустили.

55223 год до Н.Э, Паргорон, Серый Монастырь.

Подземный Паргорон весьма обширен. Чаша вся источена ходами и туннелями, и эти червоточины также полны жизни. Однако даже гохерримы не решаются гулять здесь свободно – слишком легко заблудиться во тьме, а бесконечный лабиринт полон опасностей. И если всяких поргулов и варкамов бесстрашный воин встретит клинком, охотно поглотит душу и подкрепит силы мясом, то совсем иное дело – те, для кого ты сам лишь закуска.

Ларитры. С тех пор, как они вырвались из двойного трупа Легких, родились из этого колоссального сиамского близнеца, они тоже не переставали развиваться. Легкие были неразумны, они были почти растением – и таковы же изначально были и ларитры. Безмозглый ядовитый дым, высасывающий всех, кого удавалось сцапать.

Но чем больше ларитры напитывались чужой энергией, тем больше поглощали и чужих чувств, мыслей, знаний. Постепенно это формировало их разумы – чуждые и холодные, но разумы. Постепенно у них образовывались личности.

Изначально их было всего девятнадцать, но со временем они стали делиться на множество малых особей. Они стали подражать другим существам. Научились общаться. Имитировать поведение плотских существ.

Их все больше интересовала жизнь живых. Они не разделяли их глубинных эмоций, зато внимательно следили за их внешними проявлениями и обстоятельствами, при которых те проявляются. Ларитры анализировали каждый шаг тех, кто обитал на поверхности, подражали сурдитам и ла-ционне, гохерримам и нактархимам, бушукам и гхьетшедариям, кэ-миало и даже Органам. От всех они брали то, что их больше интересовало, но внутри оставались все теми же клубами токсичного дыма.

– Лахджа назвала бы их психопатичными, – заметил Дегатти.

В конце концов ларитры сформировали для себя «шкурки». Не вторые тела, как у гхьетшедариев, но и не чисто иллюзорные маски, Ярлыки, как у Мазекресс, Мизхиэрданна и Саа’Трирра с его детьми. Что-то среднее. Они изначально делились на женские и мужские особи – в них не было ничего женского и мужского в анатомическом смысле, но была некоторая разница в самоощущении и восприятии мира.

И сегодня девятнадцать ключевых, «материнских» и «отцовских» ларитр собрались в месте, которое они называли Серым Монастырем. Оно не было монастырем, оно вообще не имело отношения к религии, но ларитры дали ему имя, когда еще смутно понимали саму концепцию словесных обозначений.

– Осуществляю руководство, – негромко произнесла сильнейшая из «материнских». – Буду зваться Лиу Тайн.

– Руководство два, – не отстал сильнейший из «отцовских». – Именуюсь Све Роаг.

В отличие от прочих демонов, чьи имена имели на старопаргоронском вполне конкретные значения, ларитры просто взяли в качестве обозначений случайные наборы звуков. Они усвоили концепцию и предназначение имен, но не поняли, откуда те берутся и по каким принципам конструируются.

Точно так же у них получилось и с внешними обликами. За образец они взяли биологическую принадлежность паргоронского бога-прародителя – человека. Лиу Тайн и Све Роаг, как самые авторитетные, приняли наиболее старообразную и уважаемую внешность, остальные – разных возрастов и телесных форм.

– Повестка, – произнесла Лиу Тайн. – Хочу обсудить. Ла-ционне и сурдиты покинули этот мир. Нактархимы разбиты и зализывают раны.

– Принято. Информация соответствует моей, – согласился Све Роаг. – Мы следующие? Поделись мыслями.

– Возможно. Гохерримы пока не решаются нас тронуть, но рано или поздно посчитают достойным вызовом.

– Мы уже достойные. Но они слишком слабы. Эти существа в глубине трусливы.

– Необходима коррекция. Что подразумевается под глубиной? Вертикальное погружение в почву или скрытые черты характера?

– То и другое сразу. Шутка.

– Шутка смешна.

Все ларитры одновременно растянули губы в улыбках, обнажив зубы так, как положено, когда смешно. Эту часть жизни существ поверхности они все еще не понимали в полной мере, но подражали очень убедительно.

Так казалось ларитрам.

Другим так не казалось. Кроме самих ларитр здесь присутствовали два посла – бушук и гхьетшедарий. И им было откровенно неуютно в окружении этих глубинных тварей, воплощенной демонической силы.

– Гохерримы планировали сделать сурдитов и ла-ционне своими рабами, – произнесла Лиу Тайн.

– Желаю уточнения, – чуть повернул голову Све Роаг. – Что подразумевается под рабами?

– Существо, полностью подчиненное другому существу.

– Это что-то из области половых отношений?

– Социальных. Они желали переложить на сурдитов и ла-ционне определенные функции, чтобы не выполнять их самим.

– У них не получилось. Делаю вывод: им понадобятся другие рабы.

– Вывод корректен.

Семнадцать менее значимых ларитр молчали, переводя спокойные взгляды с Лиу Тайн на Све Роага и обратно. Дыхание Древнейшего очень иерархично, именно поэтому им плохо понятны концепции «рабства» и «подчинения». Для них очевидно, что воля более сильного закон для более слабого, и никакие споры и сомнения тут неуместны. Лиу Тайн и Све Роаг – сильнейшие особи, поэтому они примут решение за всех, и остальные будут согласны.

Они не могут быть не согласны. Они все – Дыхание Древнейшего, а Дыхание, как известно, идет либо на вдох, либо на выдох, но не туда и сюда одновременно.

– Если мы едины на этот счет, следует решить, что мы предпримем, – произнес Све Роаг.

– Будет забавно забрать то, чего хотят все остальные, – сказала Лиу Тайн.

– Власть?

– Власть.

– А почему забавно?

– У нас будет то, чего хотят все остальные, хотя нам это не очень-то и нужно.

– Согласен, это забавно. Меня это рассмешило.

Ларитры в унисон засмеялись, потому что их лидеры сказали, что это забавно.

– Сейчас нас боятся, – произнес Све Роаг. – Остерегаются и держатся далеко. Нам этого не нужно.

– Выгоднее, если нас перестанут бояться, – согласилась Лиу Тайн. – Мы совершили ошибку, не оставляя живых и создав себе негативный имидж. Это следует исправить.

– Мы больше не будем нападать на других демонов?

– Не на всех подряд. Не без разбора. Мы создадим себе позитивный имидж. Станем добры и приветливы.

Ларитры одновременно приветливо улыбнулись. Десять женщин и девять мужчин сделали настолько добрые лица, насколько могли.

– Знаете, вам стоит еще над этим поработать, – заметил стоящий поодаль гхьетшедарий.

– Спасибо за критику, – произнесла Лиу Тайн, поднимая уголки губ пальцами. – Как стало теперь?

– Зловеще и чужеродно, – проворчал стоящий рядом с гхьетшедарием бушук. – Подойдет, чтобы пугать существ за Кромкой, но за живых вы не сойдете.

– Мы живые, – возразил Све Роаг. – Как и вы, особи.

– У нас есть имена, – сварливо буркнул бушук. – Вы даже не удосужились ими поинтересоваться, и это еще один вам минус.

– Спасибо за критику, – повторила Лиу Тайн. – Каковы ваши обозначения? Назовите.

– Я Каген, с вашего позволения, – снял цилиндр и раскланялся бушук. – Младший из детей Мазеда, да будет благословенно имя его.

– А мое имя – Гариадолл, – лучезарно улыбнулся гхьетшедарий. – Барон Гариадолл. Я представляю союз детей Оргротора… и внуков… и правнуков… нас уже много, у нас большая семья.

Гариадолл не упомянул, что именно он этот союз фактически и создал. Гхьетшедарии давно поняли, куда ветер дует, но что нужно делать, первым смекнул именно он. В отличие от бирюка Кошленнахтума и латифундиста Аркродарока, Гариадолл был любопытен как никто, носился по всему Паргорону, везде совал нос, со всеми знакомился и все подмечал.

И задолго до того, как гохерримы напали на нактархимов, задолго до появления туннеля Джойнайшиданы он понял, как будут развиваться события – и стал первым гхьетшедарием, вступившим в контакт с ларитрами.

Бушуки телились дольше. Их мало волновали внутренние потрясения Паргорона, они занимались освоением закромочных пространств, все шире раскидывали свои торговые сети. Их собственная страна была крохотной, всего лишь небольшая область вокруг башни Мазеда, которую все чаще называли Башней Душ… но их не интересовали земли и территории. Не в размерах дело.

И бушуки до последнего полагали, что их услуги будут востребованы всегда, и неважно, кто победит. Но после бегства ла-ционне они с ужасом осознали, что гохерримы могут предпочесть разумным деловым отношениям грубый и жестокий грабеж. А их новой любимой потешкой может стать потрошение богатых карликов.

А удирать из Паргорона, как ла-ционне, бушуки не собирались. Их не привлекала бесплодная толща Тьмы, но не хотели они и разбегаться по другим мирам. За три тысячи лет своей истории некоторые пробовали, с концами переселялись за Кромку… их кланы в итоге захирели и зачахли, а потомки утратили бессмертие, став просто жалкими крохотными уродцами.

Смертное существование. Каген попытался представить это… почувствовать, как плоть заживо портится, как медленно увядают тело и разум. Как тикают внутри безжалостные часы, отмеряя срок твоего существования. Скорбно и бессмысленно.

Представил – и содрогнулся.

Бушуки вообще не видели ничего плохого в том, чтобы скупать у смертных их души. Подобные мимолетные жизни не казались им представляющими ценность. Энергия души может быть использована гораздо эффективнее, чем просто поддерживать угасающий уголек, постепенно умирающего мотылька.

Тятенька Мазед сам страдал от этого, и никому такой участи не желал. А потому бушуки с готовностью избавляли от нее несчастных смертных.

– Ярыть накир… – только и сказал Дегатти.

И сегодня три демонических народа заключили трехсторонний договор. Ларитры, бушуки и гхьетшедарии уговорились, что не разделят участи нактархимов, сурдитов и ла-ционне. Не позволят ни истребить себя, ни изгнать.

55210 год до Н.Э, Паргорон, дворец Гламмгольдрига.

Темный Господин пребывал сегодня в благодушном настроении. Он принимал гостью – и не абы какую, а последнюю из дочерей Оргротора, прекрасную Исмельду. После гибели Биллаона, своего мужа, она бежала от гохерримов, ютилась сперва у отца, а потом перебралась к брату, Аркродароку. Пару веков назад вновь вышла замуж за кого-то из бесчисленных племянников, родила парочку детей, потом поссорилась с новым мужем и якобы случайно прикончила его, унаследовав гхьет… у красотки была бурная биография.

– Подожди-ка, – перебил Бельзедор. – А Исмельда – это разве не мать Хальтрекарока?

– Тезка, – ответил Янгфанхофен. – Ты же не думаешь, что у всех гхьетшедариев уникальные имена? Они часто называют детей в честь кого-то из предков. Вспомни, сколько у Хальтрекарока сыновей по имени Хальтрекарок.

Теперь она пришла к Гламмгольдригу, просить о патронаже. Во время войн гохерримов и сурдитов гхьетшедариев тоже то и дело задевало. Они образовали союз взаимовыручки, давали друг другу убежище и приходили на помощь – но этого им показалось мало, и в какой-то момент они обратились к Органам. Лишенные намека на гордость, гхьетшедарии обещали целовать этим всемогущим монстрам ножки и исполнять любые прихоти, лишь бы те защищали их от проказников-гохерримов.

Многие согласились. Многих заинтересовала возможность получить таких слуг. Органам тоже становилось уже неуютно по соседству с озверевшими гохерримами, и они не возражали против вассальных союзов. Для одних гхьетшедариев патроном стал Рвадакл, для других – Согерахаб, для третьих – Мизхиэрданн. Кто-то пошел в подчинение к Ралеву, Бекуяну, Кхатаркаданну и даже Камтстадии.

Данников не было у Мазеда и Саа’Трирра – этим хватало собственного потомства. Не было и у Мазекресс – она всем отказывала. А вот Гламмгольдриг, к которому попросту никто не обращался, неожиданно почувствовал себя обделенным.

Чем это он им нехорош?!

Но сегодня все менялось. Его милости наконец попросили – и не абы какой захудалый помещик, а сама Исмельда, последняя из дочерей Оргротора. Сыновей у Фаллоса осталось целых трое, а вот дочь выжила всего одна – и теперь она принадлежит ему, Гламмгольдригу!

При мысли об этом он невольно облизнулся.

Девица была не в его вкусе. Слишком тощая, а раскормить двуформенного гхьетшедария невозможно. Но Гламмгольдриг и не собирался ее есть… не сразу же, по крайней мере. Он милостиво говорил с ней и пообещал заступу, пообещал покровительство. Разрешил даже пользоваться паутиной своих Призрачных Троп, укрываться на них от гохерримов, если те возжелают учинить зло бедной гхьетшедарийке.

– НО ЗА ЭТО ТЫ БУДЕШЬ КОРМИТЬ МЕНЯ! – потребовал он. – ТВОИ ВЛАДЕНИЯ… ЧТО ТАМ ПРОИЗРАСТАЕТ? ИЩИ ИЗЫСКИ, ДАБЫ Я ВСЕГДА БЫЛ СЫТ! У МЕНЯ ТРЕБОВАТЕЛЬНЫЙ ВКУС!

Исмельда сочла подобную сделку справедливой и пообещала отсылать Гламмгольдригу десять процентов всего, что будет произведено или собрано в ее гхьете. Ее патрон остался этим доволен и отпустил гостью живой.

Гламмгольдриг не подал вида, но теперь его настроение стало хорошим. Он повеселел, у него улучшилось пищеварение, а напомнившая о себе недавно язва перестала зудеть.

– Рад, что у тебя наконец-то появился вассал, о Темный Господин, – раздался невнятный, мямлящий звук.

– А Я РАД, ЧТО ТЫ НАВЕСТИЛ МЕНЯ, СПЛЕТНИК, – благодушно сказал Гламмгольдриг.

То был Бекуэрроз. Правое Ухо Древнейшего. Неповоротливый моллюск, похожий на рыхлую толстую улитку, он с трудом передвигался, зато слышал все и вся. Если в Паргороне что-то произносилось вслух – Бекуэрроз об этом знал. Если кто-то ронял со стола булавку – Бекуэрроз точно знал, где это случилось и в какое место булавка упала.

Левое Ухо погибло давным-давно – не то восемь, не то девять тысяч лет назад. И после его смерти слух Правого обострился, но он, в отличие от глупого Геллетьюда, не стал трепать языком. Наоборот, Бекуэрроз, прекрасно осведомленный о своей слабости, давно сделал то же, что сделала сейчас Исмельда – обзавелся патроном.

Точнее, патронами. Он служил всем, кто имел вес в этом мире, но каждый из них полагал, что Бекуэрроз предан ему одному. Почти все Органы, половина вексиллариев, Фар’Дуватхим, сыновья Оргротора, Агг и Гегг, а до недавнего времени короли сурдитов и суперкомплекс ла-ционне – все получали информацию от Правого Уха.

Тщательно выверенную и взвешенную информацию. Бекуэрроз всегда рассчитывал, кому что сказать, а о чем умолчать. Он давал ровно столько сведений, чтобы его ценили, чтобы считали полезным… и чтобы всегда рассчитывали получить еще. Поэтому даже гохерримы его не трогали.

– Я прослышал кое о чем, что тебя заинтересует, о Темный Господин, – невнятно пробормотал Бекуэрроз, ковыляя к Гламмгольдригу на трех ногощупальцах. – Космический Разум… ты знаешь, что его мысли так громки, что иногда их удается услышать?

– ТЫ СУМЕЛ ПОДСЛУШАТЬ МЫСЛИ МОЗГА?! – восхитился Гламмгольдриг. – О-О-О!.. И О ЧЕМ ЖЕ ДУМАЕТ МОЙ СТАРЫЙ ПРИЯТЕЛЬ САА’ТРИРР?! НЕ ПОМИНАЕТ ЛИ МЕНЯ ДУРНЫМ СЛОВОМ?! СКАЖИ, ЧТО НЕТ, Я БЕСПОКОЮСЬ!

– Что ты, о безжалостный и грандиозный, – прошепелявил Бекуэрроз. – Ему до тебя и дела нет, он никогда о тебе не вспоминает.

Воздух ощутимо сгустился. Гламмгольдриг с трудом сдержал ярость, с трудом остался хотя бы внешне невозмутим. Он предпочел бы любую брань, любую хулу со стороны Саа’Трирра – лишь бы не слышать, что тому вовсе нет дела до Желудка.

Гламмгольдриг был жаден. Гламмгольдриг был завистлив. Гламмгольдриг желал иметь все, до чего мог дотянуться, и его грызло, что в так называемом Триумвирате он всего лишь второй… если не третий. Темный Господин не обращал внимания на суету всей этой мелочи, жалких гохерримов и нактархимов, сурдитов и ла-ционне, но Саа’Трирр был выше него.

Желудка это не устраивало.

– ТОГДА О ЧЕМ ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ МНЕ ПОВЕДАТЬ? – недовольно спросил Гламмгольдриг. – ТЫ ВЕДЬ ЖДЕШЬ НАГРАДЫ ЗА СВОИ СПЛЕТНИ И СЛУХИ, ВЕРНО?

– О величайшей ценности, о могущественный и непостижимый, – пробубнил Бекуэрроз. – О ценности, которую я сам не сумел бы достать, а потому преподношу знание о ней к твоим ногам.

– У МЕНЯ НЕТ НОГ.

– Нет, но если бы были – то были бы самые сильные и прекрасные ноги в созвездии всех миров. И поистине правду говорят, что хоть ты и Желудок, а не Сердце, но сердечности в тебе больше, чем…

– А ТЫ УХО, А НЕ ЯЗЫК! – рявкнул Гламмгольдриг. – Я НАГРАЖУ ТЕБЯ, ЕСЛИ ТВОЕ СОКРОВИЩЕ ТОГО СТОИТ, НО НЕ ТРАТЬ МОЕ ВРЕМЯ ЗРЯ. С КАЖДОЙ МИНУТОЙ Я СТАНОВЛЮСЬ ВСЕ ГОЛОДНЕЕ.

– Ты забудешь о еде, когда я расскажу тебе…

– ГОВОРИ!!!

– Саа’Трирр владеет величайшим сокровищем Древнейшего.

– У ДРЕВНЕЙШЕГО БЫЛИ… СОКРОВИЩА? – заинтересовался Гламмгольдриг.

– Как у всех! Как у каждого, кто имеет… душу!

– ХО-О-О… НО РАЗВЕ НЕ КАМТСТАДИЯ СТАЛА…

– Она всего лишь Тень, о жирнейший и благодушнейший! Тень, отброшенная пламенем души!

– ПЛАМЯ НЕ ОТБРАСЫВАЕТ ТЕНЬ. ОТБРАСЫВАЕТ ФИГУРА В СВЕТЕ ПЛАМЕНИ.

– Воистину ты мудрейший среди нас! – восхитился Бекуэрроз. – Ты мудр, а я ничтожен, я всего лишь жалкое Ухо! Ты бесконечно прав, только фигура отбрасывает тень… и это фигура Древнейшего! А что до пламени… то именно пламя и заполучил Саа’Трирр. Уголек… погасший, но все еще хранящий в себе… искру. Монаду тепла.

– МОНАДУ! – восхитился Гламмгольдриг. – МОНАДУ БОГА!

У него выделилась слюна. Из зубастого кратера потекла желтоватая слизь, глаза на стеблях выпучились и уставились на Бекуэрроза с нескрываемой симпатией. Воистину ценную информацию принесло ему Правое Ухо!

– ТЫ ГОВОРИЛ КОМУ-НИБУДЬ ЕЩЕ? – спросил Гламмгольдриг.

– А… а эти сведения я не продаю, – поспешил сказать Бекуэрроз.

– ЗНАЧИТ, НЕ ГОВОРИЛ, – с шумом втянул воздух Гламмгольдриг.

– Я поклянусь, что не скажу! – скороговоркой протараторил Бекуэрроз. – Подумай, о величайший мудрец, сколько раз я уже тебе помогал!

Гламмгольдриг снисходительно зарокотал. Да, Сплетник весьма ценный слуга. Было бы разумно сожрать его для полной уверенности – но тогда он больше не принесет никакой пользы, кроме краткого насыщения. Живым он полезнее.

– РАССКАЖИ МНЕ ВСЕ, ЧТО ЗНАЕШЬ, – потребовал Гламмгольдриг. – В МЕЛЬЧАЙШИХ ПОДРОБНОСТЯХ. И НЕ СТРАШИСЬ, Я НЕ НАВРЕЖУ СВОЕМУ ДОБРОМУ ДРУГУ. НАПРОТИВ, ТЫ БУДЕШЬ ЩЕДРО ВОЗНАГРАЖДЕН.

Дослушав, Желудок остался очень доволен. Он облизнулся от удовольствия, немного отрыгнул кислоту от перевозбуждения и спросил:

– КАКОЙ СЕЙЧАС ГОД?

– Девять тысяч девятьсот восемьдесят шестой от разделения, – с готовностью ответил Бекуэрроз.

– О, ТАК СКОРО БУДЕТ РОВНО ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ? – ухмыльнулся Гламмгольдриг. – КАКАЯ КРУГЛАЯ ДАТА!

– Да, очень круглая… но…

– САА’ТРИРР БЕССОВЕСТНО ПОСТУПИЛ, СОКРЫВ ОТ НАС ТАКОЕ СОКРОВИЩЕ, – угрюмо сказал Гламмгольдриг. – Я СЧИТАЮ, ЧТО МОНАДА ДРЕВНЕЙШЕГО ДОЛЖНА ХРАНИТЬСЯ В САМОМ ЕГО… ЧРЕВЕ.

– Разве… к душе не ближе… разум… а, хотя нет, ты бесконечно прав, ведь в темные времена именно желудок управляет любым живым существом! – поспешил заверить Бекуэрроз. – Да и в светлые, просто незаметнее!

– И НИКОГДА ОБ ЭТОМ НЕ ЗАБЫВАЙ.

Бекуэрроз остался доволен встречей. Он долго думал, кому продать случайно услышанное знание. Гламмгольдриг вызывал сомнения, Бекуэрроз очень рисковал, но остальных это не заинтересовало бы так же сильно. Просто потому, что никто другой не осмелится бросить вызов Саа’Трирру – ну и какой им прок в знании, что у него есть подобная ценность?

Он размышлял только насчет Мазекресс, но она в последнее время потеряла интерес к внешнему миру. Замкнулась в себе, никого не принимает. В ее обители сейчас все заполнено душными флюидами… и там видели каких-то тварей, похожих на первородных Кишок. И о причине всего этого Бекуэрроз прекрасно знал, он слышал последний разговор Мазекресс и Оргротора, так что лезть к Сердцу со своими пустяками не стал.

Он рискнул, выбрал Гламмгольдрига – и риск того стоил. За свои сведения Сплетник получил свободный доступ ко всем Призрачным Тропам, возможность мгновенно путешествовать по всему Паргорону – а ему это было очень нужно.

Обитал Бекуэрроз в Ледовом Поясе, на вершине одной из этих громадных промерзлых скал. Тут он чувствовал себя в безопасности, сюда не добирался никто, кроме Ксаурра, а Смеющийся Кот заглядывал только послушать сплетни. Бекуэрроз с удовольствием рассказывал ему то, что хотел разнести по всему Паргорону.

– Разве для этого нужно рассказывать Ксаурру, а не Янгфанхофену? – насмешливо хмыкнул Дегатти.

– Не было тогда еще Янгфанхофена, – сказал Бельзедор. – Приходилось Ксаурру отдуваться.

Правое Ухо походило на ухо не больше, чем гохерримы – на зубы. Моллюскоподобный монстр ковылял по заснеженной тропе и не переставал слушать, вбирать в себя эхо паргоронского эфира. Дикая разноголосица, какофония триллионов звуков – все это сливалось внутри него в единую мелодию, и иногда прорезалось чем-то интересным.

Он сожалел, что пришлось дать Гламмгольдригу клятву. Такой ценной информации у Бекуэрроза не было с тех пор, как он услышал о планах гохерримов начать войну. Он успешно продал часть этих сведений Мазеду, а другую часть – нактархимам, но тщательно позаботился, чтобы никто не получил больше, чем нужно. Разразившаяся война была выгодна Бекуэррозу, он помогал всем, кто в ней участвовал, но не слишком усердно. Узнай демоны о том, насколько глубоко проник во все их тайны Сплетник – и лишь вопрос времени, когда кто-нибудь придет по его душу.

Возможно, пришла пора выбрать себе одного покровителя, и держаться только его. Гламмгольдриг подходит лучше всех. Рвадакл все-таки заметно ему уступает, а у Мазекресс и Саа’Трирра есть свои источники информации. Стать для Гламмгольдрига незаменимым, исчезнуть на Призрачных Тропах… хотя жаль будет расставаться с этими горами.

Отсюда замечательный вид. Бекуэрроз выбрал гору, лежащую в своеобразной щербине, выбоине на краю Чаши. Около восьми тысяч лет назад тут состоялась большая драка кульминатов, в которой погибла дюжина первородных, включая обе Плечевые Кости. Они разворотили всю округу, включая хороший кусок Ледового Пояса, и с тех пор Чаша в этом месте немного искривляется. Течения Кровавой Пены огибают этот участок, и из пещеры Бекуэрроза видна вся внутренняя сторона – с Центральным Огнем, с пустыней Пекельной Чаши, со скальными нагромождениями Каменистых Земель.

Все как на ладони. Жаль расставаться с такой панорамой. Бекуэрроз обожал сидеть на пороге своего скромного жилища, внимать музыке сфер, слушать тысячи бесед сразу и любоваться Паргороном во всем его мрачном великолепии. Он прожил тут семь тысяч лет и собирался продолжать в том же духе.

Он замер. Поджал под брюхо складчатые ноги. Весь превратился в слух – и словно погрузился в шумное море. Отовсюду неслись сигналы, звуки, обрывки голосов… иногда даже мыслей.

Нактархимы. Растерянные и озлобленные. Сотню лет уже прячутся в своей Крепости Миражей, и за это время их число удвоилось, но их все еще очень мало. Они не теряют даром времени, они жаждут мести, у них сейчас повсюду кладки с яйцами, но они не могут плодиться со скоростью ла-ционне. Растить новых нактархимов дело небыстрое – особенно в промерзлой крепости, где толком нечего есть.

Гохерримы. Эти, наоборот, торжествуют, уже полагая себя абсолютными господами Чаши. Конечно, остались ларитры, кэ-миало, бушуки и гхьетшедарии, но что они в сравнении с бесчисленным и гордым народом Зубов? Вексилларии уже строят планы, как раздавят этих выскочек, напитают клинки душами и заберут богатства. А затем придет черед и Органов. С этой их поддержкой клинками вексиллариям хватит мощи на кого угодно – даже на Триумвират.

Гхьетшедарии. Очень недооцененные твари. Их привыкли считать малахольными и изнеженными, но они сильны, они очень сильны. В колдовстве почти не уступают бушукам, а их поглощающей способности мало что можно противопоставить. Гхьетшедарии способны пожирать даже ларитр, а этот их Аркродарок однажды сожрал целиком кульмината. К тому же в своем сластолюбии они заткнут за пояс кого угодно, так что их численность растет изо дня в день.

Бекуэрроз слушал, и слушал, и слушал… а потом воздух рядом исказился, и в нем будто распахнулось окно, зловещая черная дыра! Правое Ухо вздрогнул, его мясистое тело пошло ходуном, он начал подниматься – но не успел. Из пространственной дыры вылетели какие-то хлысты, стебли, усеянные крошечными зубками и мерцающими жемчужинками… глазами!

Бекуэрроз не успел ничего понять. Его обхватило со всех сторон, миллионы зубчиков впились в мягкую кожу – и Сплетника затянуло в окно.

Там он предстал перед обладателем этих хлыстов. Колышущейся тварью, похожей на гигантский бутон, растение на кривых толстых щупальцах и с бесчисленным множеством стеблей. Оно уступало в размерах громаде Гламмгольдрига, но было в несколько раз крупнее Бекуэрроза.

А потом оно исчезло. Втянулось в куда менее крупный объем, отрастило руки-ноги и обернулось молодым человеком… нет, гхьетшедарием. Теперь Бекуэрроуз узнал его – по дыханию, по сердцебиению. Видел Сплетник не лучше любого другого, но звуки… о, звуки были его стихией.

– Кошленнахтум, – подпустил любезности в голос Бекуэрроз. – Как мило, что ты пригласил меня в гости, но право же, не стоило так настаивать. Я с удовольствием заглянул бы и сам… или принял бы тебя у себя…

Кошленнахтум молчал. Он перетащил Бекуэрроза к себе – во дворец, который раньше принадлежал Оргротору. Во тьме мерцали фосфоресцирующие лианы, воздух был душным от ядовитой пыльцы, а вдали горел багровый огонек – эта придумка сурдита Свиристеля, Нижний Свет.

– Что за сокровище хранится у Саа’Трирра? – вдруг спросил Кошленнахтум.

Бекуэрроз опешил. Он был уверен, что не говорил никому, кроме Гламмгольдрига. Даже если Кошленнахтум узнал откуда-то еще… откуда он знает, что об этом знает Бекуэрроз?

Но в отличие от Гламмгольдрига, Кошленнахтум – не Орган. Даже не изначальная Плоть, как вексилларии гохерримов и короли сурдитов. Он всего лишь порождение Оргротора… первородный сын, но самый младший и чахлый из них. Так что Бекуэрроз справился с нервозностью и почти дерзко бросил:

– Откуда мне знать? Даже если б знал – не твоего ума дело.

– С Гламмгольдригом ты был повежливей, – безучастно сказал Кошленнахтум. – А ведь между нами не такая уж большая разница. Я тоже могу тебя сожрать.

– Попробуй! – вытянулся во весь рост Бекуэрроз.

В негласной иерархии Органов он стоял на самом последнем месте. Но он все равно был Органом и уж точно не страшился какого-то гхьетшедария, этой ожившей капли мочи. У него были средства себя защитить…

Кошленнахтум щелкнул пальцами. Пространство сжалось, Бекуэрроза сдавило со всех сторон. Сплющило. Стиснуло. Как будто сама земля под ногами обратилась против Сплетника, сам воздух стал его врагом.

– Я повторю вопрос, – сказал Кошленнахтум, пока Бекуэрроз корчился. – Что такое прячет от всех Саа’Трирр?

– Я… я не знаю!..

– Неправильный ответ. Ты знаешь – и ты скажешь.

Конечно, Бекуэрроз сказал. Звук скомканного пространства был невыносим. Кошленнахтум свернул его так, что эхо отражалось само от себя и многажды усиливалось, превращаясь в какофонию.

Для Бекуэрроза это было худшей из пыток.

– Значит, монада, – подытожил Кошленнахтум, когда Сплетник отчаянно выкрикнул все, что знал. – В чем ее сила?

– С-с-сила?.. – промямлил Бекуэрроз. – Это д-душа бога!..

– Я говорю не об этом. Для чего она? Саа’Трирр же ради чего-то ее стережет.

– Я… я не знаю… на этот раз правда не знаю! Но она… из нее можно… я не знаю! Может… может, в ней много энергии!..

Кошленнахтум замолк. Задумался. Он три тысячи лет прожил здесь, во дворце отца, который теперь перешел к нему. Три тысячи лет общался в основном с родителем. С Оргротором. Они подолгу беседовали о самых разных вещах – и в том числе о том, как появились на свет бушуки… и кэ-миало. Кошленнахтум хорошо помнил, что рассказал ему Оргротор по большому секрету. Помнил о загадочной искре, которую использовал Саа’Трирр.

Сам Оргротор не придавал ей большого значения. Но ему все же было любопытно. Он долго думал, что же это такое. Задавался вопросом, высказывал предположения. Энергия, что он тогда почувствовал, сильно его взволновала – и волнение передалось его младшему сыну.

Вот, значит, что это такое.

– Что еще ты знаешь? – спросил Кошленнахтум. – Энергия этой монады… с ее помощью можно убивать?

– Убивать?.. – не понял Бекуэрроз. – Кого?..

– Кого-то очень сильного. Великого Органа. Рвадакла, например, или Мизхиэрданна…

– …Или Мазекресс, да?..

Кошленнахтум смерил Бекуэрроза пустым взглядом. Сплетник воистину заслуживает свое прозвище. В Паргороне опасно раскрывать рот, когда Бекуэрроз… просто существует. Именно из-за него, из-за этого убогого моллюска самые важные беседы ведутся телепатически, мыслепередачей.

Если, конечно, поблизости нет кэ-миало. Всегда следует заранее убедиться, что нигде не пророс один из кэ-аксонов, что ниоткуда не торчит бледно-розовый стебелек. Дети Саа’Трирра – настоящие тайные господа этого мира, их влияние мягко и почти неощутимо, но абсолютно бесспорно.