Текст книги "Паргоронские байки. Том 6"

Огромный мясной вулкан. Пульсирующая серая громада. Гламмгольдриг и Саа’Трирр словно врезались лбами – при том, что их разделяло немалое расстояние. Два самых могущественных существа в Паргороне сцепились не на жизнь, а на смерть – и пока что были на равных.

Пока что. Ярлык Мазекресс стремительно растворялся, она отзывала свой образ. И когда он исчез совсем – это не заняло много времени! – в воздухе раскрылся портал. Из черного провала вылетел упругий хобот, исторг море слизи и вцепился в бок Гламмгольдрига.

С другого конца Чаши Мазекресс немногим могла помочь Саа’Трирру. Ее могущество очень локализовано и имеет преимущественно мирный характер. Но отвесить при нужде хорошую плюху Матерь Демонов могла.

Гламмгольдрига пошатнуло. Он не рассчитывал, что здесь будет Мазекресс. Не предполагал, что та вступится за Саа’Трирра. Вдвоем Мозг и Сердце без труда одолеют Желудок… но Гламмгольдриг приберегал еще один козырь.

– РАСКРОЙСЯ, ПОКРОВ!!! – проревел он.

Свет померк. Центральный Огонь скрылся из виду, когда с Призрачной Тропы сошел Мизхиэрданн. Он простерся над Гламмгольдригом, над Саа’Трирром, над порталом Мазекресс. Накрыл их словно громадным покрывалом – и стал смыкаться.

Но на самого Саа’Трирра Мизхиэрданн не напал. Он принялся поглощать кэ-миало. Притягивать всей поверхностью тела, переваривать, словно хищное растение – летучих насекомых. Во всем Паргороне нет никого громадней Кожи Древнейшего – и сегодня эта тварь вступила в союз с Гламмгольдригом.

Мысли гибнущих детей нарушили мышление Саа’Трирра. Он перенес часть внимания наверх, обратил его к Мизхиэрданну. Его разум был доступней, чем у Гламмгольдрига, Саа’Трирр быстро нащупал узловые точки и начал брать Кожу под контроль.

Но для этого ему пришлось отвлечься от Желудка… и тот мгновенно этим воспользовался. Сверкнуло кольцо клыков, пасть-кратер перекусила хобот Мазекресс – а следующий гравитационный толчок смял Саа’Трирра, как желе.

Но он тут же принял прежнюю форму. Космический Разум задействовал все нейронные связи, и его мозговая активность стала… болью. Пронзила Мизхиэрданна и Гламмгольдрига, ворвалась в самые глубины их сознания. Мизхиэрданн затрясся, как простыня на ветру, его исполинское тело утратило равновесие.

Гламмгольдриг же… Гламмгольдриг хрипло расхохотался.

– Я ЖДАЛ, ЧТО ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ! – грохнул он, перебарывая боль.

Саа’Трирр добрался до самого его нутра. До центрального нервного узла. Скрутил его, точно кулаком… и Гламмгольдрига накрыло агонией. Секунд десять такого воздействия – и Желудок бы просто лопнул, расплескался, как раздавленный бурдюк с дерьмом.

Но уже на пятой секунде у него открылась язва.

Гламмгольдриг был среди тех, кто родился отравленным. Мазеда этот врожденный недуг медленно убивал, Худайшидан жил с ним постоянно, а Гламмгольдриг… Гламмгольдриг загнал его в самые глубины. Постоянно сдерживал свою язву, прятал на дне себя.

Сейчас она открылась – и из пасти Желудка излилась калакута.

Чистая смерть. Тьма предельной концентрации. Убийца миров, убийца бессмертных. Убийца Древнейшего.

Она убила и Саа’Трирра. Сожгла его живьем.

Гламмгольдригу тоже было страшно больно, он клокотал, трясся всем телом и подвывал… но он стерпел то, что изверг. Вынес, выдержал.

А Саа’Трирр превратился в дымящиеся развалины.

Эти развалины Гламмгольдриг пожрал. Втянул в себя с жадным урчанием. Хобот Мазекресс скрылся в портале, а Мизхиэрданн высосал оставшихся кэ-миало. В миг гибели своего породителя те будто оцепенели, содрогнулись в общем пароксизме – и Покров Плоти вобрал их всей поверхностью.

Все кэ-миало по всей Чаше почувствовали это. Ощутили, как умирает Саа’Трирр, как почти сразу после него гибнут сотни их сородичей. В том числе четверо первородных, четверо тех, что стали предками для всех остальных.

Из первой пятерки Великих Умов выжил только один. Ге’Хуул в тот день не был с Саа’Трирром, он наблюдал за битвой при Башне Душ. Собирал сведения, вбирал каждый глоток информации… он прервался, когда почувствовал гибель отца и братьев. Все кэ-миало соединены в единую сеть, и их смерти Ге’Хуул ощутил, как собственную.

А Гламмгольдриг хохотал. Раскатисто, глумливо смеялся, вбирая остатки своего главного соперника. Когда от Мозга не осталось ни волоконца, ни единой живой нити, он грохнул:

– МОЛОДЕЦ, МИЗХИЭРДАНН! КОГДА Я СТАНУ ВЕРХОВНЫМ ВЛАДЫКОЙ ПАРГОРОНА, ТЫ БУДЕШЬ ПО МОЮ ПРАВУЮ РУКУ!

А затем его мысль обратилась к вожделенной монаде, к потускневшей жемчужине, упавшей вниз, словно самая обычная жемчужина. Она валялась там, среди вспаханной и раздробленной земли, раскаленного песка, средь которого десять тысяч лет жил Саа’Трирр. Гламмгольдриг уставился на нее и жадно облизнулся, уже предвкушая…

Воздух задрожал. Из ниоткуда появился хрупкий стройный юноша… Гламмгольдригу сначала показалось, что это Оргротор, но он тут же понял ошибку. Просто его младший сынок, Кошленнахтум. Желудок на одно мгновение опешил, промедлил – и этого мгновения Кошленнахтуму хватило. Он перенесся прямо к жемчужине, схватил ее… и исчез.

Небо раскололось от рева Гламмгольдрига. Мизхиэрданн стремительно поднялся выше, ушел к самому Центральному Огню, чтобы не попасть под гнев Темного Господина. Взъярившись, тот запросто мог напасть и на союзника.

Но приступ бешенства длился недолго. Гламмгольдриг быстро взял себя в руки, разверз землю и ушел на Призрачную Тропу. Он не умел телепортироваться так мгновенно, как гхьетшедарии, но он был таким же владыкой пространства, он закручивал его, как пожелается – и теперь пошел сквозь глубинные измерения, помчался на другой конец Чаши, прямо ко дворцу Оргротора…

…Где только что появился Кошленнахтум. Дрожащей рукой он сжимал жемчужину размером с кулак, вглядывался в ее ауру и уже слышал нарастающий гул. Несколько минут – и Гламмгольдриг разнесет тут все вдребезги.

– Она у тебя? – раздался шепот. – Ты сумел?

– Да, но… время… я не успею! Мазекресс…

– Забудь о ней. Здесь гораздо большее. Она и остальные Органы вернутся к тому, чем были изначально. Просто делай, что я скажу. Отправь ядро в свой анклав.

Кошленнахтум с сомнением посмотрел на бледную тень. Камтстадия все еще не до конца его убедила. Но… теперь колебаться было некогда. Земля дрожала все сильнее.

Кошленнахтум поднес жемчужину ко рту. Сделал глотательное движение. Перламутровый шар был слишком велик и не помещался во рту, но гхьетшедарии легко пожирают целые здания… однако не в этот раз. Жемчужина осталась лежать на ладони, она даже не дернулась.

Кошленнахтум потянул сильнее. Сущность в его руках – божественная монада, кристаллизовавшаяся душа Древнейшего. Конечно, ее не удается проглотить так же легко, как котлету или даже гохеррима. Но она воплощена в куске камня, она не может сопротивляться, так что надо просто приложить больше усилий…

– Ты уверена, что все получится?.. – прохрипел он напоследок.

– Вы станете едины, – кивнула Камтстадия. – Мы все снова станем едины. И ты будешь центральным компонентом.

Дворец затрясло. Гламмгольдриг был уже совсем близко. Разъяренный, ополоумевший от злобы Желудок вышел с Призрачной Тропы и ломал теперь земные пласты, вот-вот уже мог вырваться на поверхность…

– Давай! – крикнула Камтстадия, вздувая стены сотней рук, сотней лиц. – Сделай это!

В последнее мгновение Кошленнахтум снова заколебался. Он все-таки сомневался, хочет ли становиться просто частицей чего-то… пусть чего-то великого и прекрасного, пусть это будет сам Древнейший… но быть всего лишь его частицей?..

Камтстадия убедила его. Камтстадия умела быть бушукски убедительной. Но тут Кошленнахтум вдруг представил отца и мать своего, Оргротора, вдруг подумал, захотелось бы ему снова становиться… тем, кем он был…

Дворец раскололся. Рассыпался вдребезги. Гламмгольдриг вырвался наружу, заполнив все вокруг диким ревом. Кошленнахтум одновременно с этим взмыл в небо, усилием воли раскидал камни и обломки, сделал невероятно мощный глоток…

…И жемчужина исчезла у него во рту.

Свет перед глазами померк. Звуки исчезли. Гламмгольдриг куда-то пропал, Камтстадия тоже исчезла…

…А потом пришла боль.

Вспышка света была ярче всего, что видел в жизни Кошленнахтум. Он ослеп. Его рвануло во все стороны… его просто разорвало на части! Весь мир трясся и ходил ходуном, вся вселенная будто рушилась в бездну!..

А когда Кошленнахтум проморгался, то понял, что смотрит тысячей крошечных глаз разом. Так он смотрел, когда переходил в истинную форму, когда превращался в чудовище, громадный живой куст с сотнями щупалец.

Он… перешел в истинную форму?.. Он не собирался. Как это случилось? Почему?..

Потом Кошленнахтум осознал, что его дворец разрушен до основания, а на обломках копошится Гламмгольдриг.

Темного Господина оглушило. Контузило. Победитель Саа’Трирра, самая убийственная тварь Паргорона ворочалась, словно безногий калека, и жалобно хныкала.

– Камтста… – издал шипящий звук Кошленнахтум. – Камтст… тст…

Ответа не было. Тень исчезла. Кошленнахтум попытался вернуться в обычный облик, снова стать двуногим и двуруким… но у него не вышло. Второе тело… оно тоже исчезло.

Погибло.

Однажды распавшееся воедино уже не собрать.

Чей это голос?.. Кошленнахтум видел сейчас все вокруг себя, но на этой фигуре не мог сосредоточиться. Он переместил щупальца, сфокусировал взгляд в тех глазах, что смотрели в нужном направлении, и наконец разглядел… что это за тварь?..

Тележка?.. Тележка с кривым деревом… и отрубленная голова на ветке?.. Кошленнахтум абсолютно точно не видел этого прежде, но почему-то оно было ему смутно знакомо…

Отрубленная голова открыла глаза. Разомкнула рот. Уголки губ изогнулись в печальной улыбке. Нелепая конструкция смотрела на Кошленнахтума с жалостью и сочувствием… ее взгляд был чем-то похож на взгляд отца… матери… Оргротора…

– Кто ты? – прошептал Кошленнахтум.

Бго.

Это прозвучало беззвучно. Снизошло из ниоткуда… и словно отовсюду. Выражение лица не изменилось, на мертвых губах по-прежнему играла печальная улыбка.

А потом они разомкнулись.

– А-а-а-а-а-а-и-и-и-и-а-а-а-а-а-о-о-о!!!

Истошный крик прорезал Паргорон, безжалостно хлеща по ушам. Кошленнахтум завыл и затрясся, его щупальца невольно пронизали почву, он ушел глубже, еще глубже… лишь бы скрыться от этого дикого крика, от этой душераздирающей песни агонии!

А Гламмгольдриг даже не дернулся. Он казался мертвым. Исполинская туша осталась недвижима, пока мимо катилась скрипучая тележка. Этот… Бго двигался ужасно медленно, но каким-то образом он в мгновение ока преодолел огромное расстояние… и безумный крик стих.

– Это… и есть… оно?.. – прошептал Кошленнахтум. – Этого ты хотела… Камтстадия?..

– Нет, – раздался бесплотный голос. – Это… не то. Это… я ошиблась… прости.

Кошленнахтум только усмехнулся. Простить. Простить смерть… у гхьетшедариев две жизни, они умирают дважды… и Кошленнахтум сегодня пережил первую.

Тем временем у стен Башни Душ продолжалось месиво. Еще более страшное, чем битва гохерримов и нактархимов, сражение грозило опустошить весь Паргорон. Истребить пусть не всех, но львиную долю его обитателей.

Ибо силы в этот раз оказались почти равными. Превосходство альянса было безусловным, но не таким уж значительным. Гохерримы слишком хорошо умели сражаться, слишком любили это делать, а кульминаты… кульминаты были кульминатами.

Мазед стонал, в отчаянии разрывая когтями кожу. Он недооценил гохерримов, недооценил этих полоумных вояк! И в то же время переоценил силу своего тайного оружия, своего Банка Душ! Самонадеянно он решил, что собранного за многие века хватит, чтобы стереть гохерримов в порошок… не хватило!.. Не хватало!.. Все эти миллионы душ уже сожжены, и гохерримов погибло множество, но ларитры, бушуки и гхьетшедарии тоже гибнут в огромном числе!

Гхьетшедарии утратили одну из первородных. Последнюю из дочерей Оргротора, Исмельду. Ларитр стало на три колена меньше – три из них выпили гохерримские клинки! И сам Мазед тоже потерял… он боялся узнать, скольких из своих детей он сегодня потерял, сколько их погибло в этой проклятой бойне!

В то же время вексиллариев не стало меньше ни на голову. Как будто и впрямь только нактархимы умеют убивать этих ублюдков! Даже кульминаты понесли потери, даже у них сегодня погибли два первородных… последние первородные, не считая Агга и Гегга! Последние из Костей Древнейшего!

– Вперед! – взревел Эррешидан, раскручивая меч. – Клинки, гохерримы!.. Энергию мне!..

Он взлетел, пробежал по воздуху, и с его Кровожада сорвался безумный всполох. Наперерез ступил Аркродарок в своем драконьем облике, огромный гхьетшедарий гаркнул, поглощая жар меча Эррешидана, и словно две молнии, они врезались друг в друга.

В то же время Мардзекадан пробежал по шипастой спине, вонзил копье в толстую шею… о, как закричал Аркродарок!.. Старший сын Оргротора дернулся, попытался уйти, телепортироваться, но гохерримы держали крепко! Мардзекадан вогнал копье поглубже, стиснул древко и хищно оскалился.

Сейчас он поглотит душу гхьетшедария!

Одно мгновение. Одного мгновения ему не хватило. Раздался беззвучный… взрыв, все затопило тишиной, а следом… следом раздался крик. Вонзающийся в уши, сверлящий раскаленным сверлом, омывающий мозг чистой болью…

– А-А-А-А-А-А-И-И-И-У-У-И-А-А-А!!!

Битва остановилось. Все разом упали, скорчились. Даже Бекуян затрясся в поднебесье, даже Согерахаб заскреб лапами землю. Агг и Гегг рухнули на колени, зажимая ладонями уши. Рвадакл обмяк и скрючился. Худайшидан дрожащей рукой потянулся к маске…

А потом крик смолк. Рассыпался. Снова все затопило тишиной, и в этой тишине раздался суровый глас:

– Плоть да не убьет Плоть.

И все разом увидели тележку с корявым деревом, на вершине которого торчала мертвая голова. Это существо было крохотным в сравнении даже с гохерримами, не говоря уж о гигантских Согерахабе и Рвадакле, о колоссальных кульминатах, о раздувшейся туче Кхатаркаданна. Но каким-то образом оно сразу же привлекло общее внимание и вызвало подсознательное почтение.

Колеса тележки чуть слышно скрипели по песку. Мазед вытер со лба испарину. Рядом сформировались два дымных клуба, обратившихся старушкой в очках и благообразным старичком.

– Ты узнаешь его? – спросил Све Роаг. – Это тот, кто мне кажется?

– Это символ Древнейшего, – ответила Лиу Тайн. – Саа’Трирр сказал бы больше.

– Саа’Трирра больше нет, – раздался голос Бекуяна. – Саа’Трирр мертв.

Взгляды всех четверых снова устремились к мертвой голове на тележке. Мазед, Бекуян и ларитры с недоверием смотрели на то, что было… они понятия пока не имели, что это такое, но уже чувствовали – ничто теперь не будет как прежде.

И вместе с ними это почувствовали все, кто здесь был.

54196 год до Н.Э., Паргорон, Башня Душ.

Переговоры шли почти полгода. Почти полгода ларитры обсуждали произошедшее со всеми заинтересованными сторонами. И сегодня представители семи демонических народов сошлись здесь, в месте, в котором полгода назад едва не уничтожили друг друга дочиста.

Бушуков представлял сам Мазед. Ларитр – Лиу Тайн. Гохерримов – Сильдибедан. Кэ-миало – Ге’Хуул. Гхьетшедариев – Гариадолл. Нактархимов – Фар’Дуватхим. Кроме того, по обеим сторонам башни стояли Агг и Гегг, а из Органов присутствовали Бекуян, Ралев, Рвадакл, Кхатаркаданн, Согерахаб, Гламмгольдриг и Ярлык Мазекресс.

Тишина стояла гробовая. Чтобы собрать всех этих существ за одним столом, понадобилось полгода. Да, большая их часть и до этого состояла в альянсе, но этот альянс объединял только общий враг – гохерримы. Всем было понятно, что как только гохерримы будут повержены, альянс распадется, и все снова станут друг другу врагами.

– Не думал, что это произойдет вот так, – проскрипел Мазед, тщетно пытаясь убаюкать малыша. В его ладони лежал младенец, совсем крошечный бушучонок, и он тихо хныкал, с опаской глядя на разместившихся в зале чудовищ.

– Какого хера ты тут с ребенком? – раздраженно осведомился Ралев. – Что это за балаган?

– Это мой внучек, Бхульх, – зло ответил Мазед. – Родители погибли… на этой вашей [цензура] войне, которую вы ведете непонятно зачем.

Все взгляды скрестились на Сильдибедане. Тот только хмыкнул, протирая тряпицей молот. Раньше у него был топор, но под Башней Душ он сломался – и Судья сменил именной клинок.

С этим молотом он и явился представлять свой народ.

Да, гохерримы упирались дольше всех, их до последнего не удавалось убедить сесть за стол переговоров. Они опешили, когда явился Бго, они прекратили боевые действия, они вернулись в свои лагеря и полгода с тех пор не обнажали клинков… но миролюбивей не стали ни на йоту.

Вот кульминаты… кульминаты – дело другое. Уразумев, кто есть Бго, и уразумев, что тому неугодно, если одни демоны убивают других демонов, кульминаты почтительно склонили головы. Кости Древнейшего перестали быть союзниками гохерримов… и только из-за этого, вероятно, те и прекратили свою бесконечную войну против всех.

– Господа, мы тут уже полгода все это обсуждаем… – проворчал Мазед, подпирая рогатую голову кулаком. – Я, ларитры и Триумвират… его оставшиеся две трети…

Мазекресс окинула Гламмгольдрига холодным взглядом. Тот лишь издал самодовольное урчание, не обращая внимания на ментальное напряжение вокруг Ге’Хуула.

– Ни для кого уже не секрет, что мы с моими детишками создали кое-что интересненькое, – проворчал Мазед. – Душеэнергетика. Для вас это не новинка, верно? Знаю, что многим тут не нравится это слово, мы его старательно избегаем, но чего уж греха таить – мы демоны. Мы все демоны, господа. Древнейшего это вряд ли бы порадовало, но как уж вышло. С фактами не поспоришь.

– Переходи к делу, Оратор, – лениво бросил Гариадолл.

– Мы можем продолжать сражаться вечно, – продолжил Мазед. – А можем попробовать найти общий язык. Но чтобы достичь успеха, нам придется многое сделать. И прежде всего – составить общественный договор, исключающий междоусобицы и попытки одного народа или Органа доминировать над прочими.

Гламмгольдриг гулко расхохотался, Кхатаркаданн зажужжал всеми своими частицами, Сильдибедан криво усмехнулся, и даже Гариадолл улыбнулся так, словно услышал остроумную шутку.

– Вам это кажется смешным, – хрустнул пальцами Мазед. – Вот что, господа. Всегда будут ситуации, когда кто-то на коне, а кто-то не очень. Но это не должно становиться причиной раздоров. Мы все – Паргорон. Мы все – дети Древнейшего. К успеху мы можем прийти только сообща. Оставим все как есть – и навсегда останемся кучкой грызущихся уродцев. Мы демоны, господа. Нам свойственны… некоторые характерные признаки. Но на разумном эгоизме можно построить даже более процветающее общество, чем на бестолковом альтруизме. Именно поэтому я и мои дети предлагаем вам всем доступ к… Банку Душ. Конечно, при условии, если мы договоримся. Все мы. Присутствующие и отсутствующие.

Демоны загомонили. На просто всеобщий мир им было плевать, и каждый хотя бы втайне желал подмять под себя остальных. Но это изобретение бушуков, распределенная душеэнергетика, которую можно делить и хранить в огромных количествах, с помощью которой можно быть сильнее… гораздо сильнее… о, от этого почти у всех потекли слюнки.

Также все поняли и невысказанное. Доступ к Банку Душ получат только те, кто подпишет договор. Те, кто войдет в этот новый, всеобщий альянс. Остальные останутся за бортом – и будут обречены на гибель.

Гуманность, родственные чувства, любовь к ближнему и прочая чепуха не могли примирить Паргорон. Для демонов все это – пустой звук. Зато их могли примирить жадность и страх за свою шкуру. Если жить в мире означает быть живыми и богатыми, а воевать означает бесславно сдохнуть… они будут жить в мире.

– С Органами мы уже все обсудили, – продолжил Мазед, обводя взглядом присутствующих. – Пусть выскажутся послы. Кто согласен подписать договор? Пока что идет предварительное обсуждение, сам договор еще предстоит доработать.

– Согласен, – первым сказал Ге’Хуул. – Как последний из Великих Умов, я говорю от лица всех кэ-миало. Мы согласны.

– Мы тоже согласны, – кивнула Лиу Тайн. – Ларитры участвуют все.

– Мои братья поручили мне передать, что мы согласны, если нам оставят наши гхьеты, – сказал Гариадолл.

– Нактархимы согласны, – присоединился Фар’Дуватхим. – Мы все единодушны в мнении…

– Ха!.. – осклабился Сильдибедан. – Ха-ха!.. Нактархимы?.. Какие еще нактархимы?..

Фар’Дуватхим медленно повернулся к гохерриму. Не веря ушам, отчаянно надеясь, что неправильно понимает услышанное, Фар’Дуватхим спросил:

– О чем ты, Судья?

– Ты зря явился на эти переговоры, Посланец, – хмыкнул Сильдибедан. – Невозможно договариваться с народом, которого больше не существует.

Фар’Дуватхим вскочил с места. Сильдибедан держал молот наготове и широко ухмылялся. Остальные демоны ощутимо напряглись – Гариадолл приоткрыл рот, Лиу Тайн начала расплываться, Рвадакл выдвинул вперед свою тушу…

Но Фар’Дуватхим не напал на Сильдибедана. Он выпрыгнул в окно, выпрыгнул из Башни Душ – и унесся так быстро, что оставил дымящийся след. Посланец Погибели мчался быстрее молнии, мчался в Ледовый Пояс, мчался к Крепости Миражей… и уже понимал, что не успеет, что ничего не успеет исправить…

– Все-таки как это было подло… – покачал головой Дегатти. – Янгфанхофен, тебе вообще не стыдно за отца?

– Стыдно, но не мне его судить, – вздохнул Янгфанхофен. – Между гохерримами и нактархимами слишком много всякого было. И это сделал не мой отец в одиночку, а все гохерримы. Я считаю это ошибкой, мир был бы разнообразней с нактархимами… даже Джулдабедан сейчас считает, что это была ошибка. Но сделанного не воротишь.

54195 год до Н.Э., Паргорон, Башня Душ.

Следующие переговоры состоялись еще через полгода. И на этот раз на них явились все крупные фигуры, без исключений. Даже Мистлето покинул Центральный Огонь, даже Сорокопута вытащили из его берлоги, даже Ксаурр заглянул посмотреть, что происходит. Договор наконец-то был составлен в своем окончательном виде, и никто не хотел остаться без своего куска пирога.

Та выходка гохерримов… уничтожение Крепости Миражей, истребление нактархимов… да, все были в ярости, что гохерримы плюнули на перемирие и тайком напали на своих заклятых врагов. Но от нактархимов остался только Фар’Дуватхим, а прочие демоны не собирались начинать новый виток войны ради мести.

Куда важнее было все-таки заключить мир. Слишком долго все к этому шли.

К тому же всех только порадовало уменьшение числа дольщиков. В особенности гохерримов – эти отморозки и сами крепко пострадали в Крепости Миражей, потеряли двух вексиллариев. Эррешидан и Джойнайшидана навсегда остались лежать в снегах Ледового Пояса.

И все равно гохерримы вели себя вызывающе, дерзко. У них все еще было целых шесть первородных – и они требовали себе шесть кусков пирога. Шесть равноценных долей в Банке Душ.

– Очевидно, что доли не будут и не могут быть равными, – сварливо заметил Мазед. – Я проявляю неслыханное великодушие, давая вам доступ…

– Наполнять твой Банк Душ будем все мы, так что не так уж ты и великодушен, – заметил Согерахаб. – Но я согласен, что Десница Древнейшего не может иметь такую же долю, что и какой-то Ноготь или Зуб.

Десница. Он назвал себя Десницей. Многие уже заметили, что после убийства брата Согерахаб как будто вобрал в себя некоторую его часть – и речь шла не только о могуществе, не только о способностях. Он словно стал разом обеими Дланями и порой сам путался, который он из двух – Десница или Шуйца.

– Ты прав, ты прав, – покивал Мазед. – Но мое великодушие проявляется не только в этом. Несмотря на все ваши [цензура] войны, у меня все еще остались дети… одиннадцать сыночков и девять дочурок. Но если все они получат значимые доли, правление Банка Душ почти наполовину будет состоять из бушуков…

Демоны протестующе зашумели. Мазед поморщился, вскидывая покрытые язвочками руки.

– Вы, ублюдки, на это никогда не согласитесь, я знаю, – сказал он. – Поэтому мы получим только одну долю – для меня. Для отца всех бушуков. Но взамен я выдвину два условия. Первое – я, а после моей смерти один из моих детей будет директором Банка Душ. Пожизненным и несменяемым. Контроль над душевыми потоками. Управление структурой. Разумеется, с ограничениями… мы все пропишем в договоре.

Демоны некоторое время шумели, обсуждали, но в конце концов приняли это условие. Оно было справедливым, да и необходимым – Мазед и его бушуки держали в секрете технологию Банка Душ, не желая упускать из рук непосредственный контроль.

– Принято, – сказал за всех Ге’Хуул. – Каково второе условие?

– У каждого из вас будет бухгалтер из числа моих детей… или их детей, потому что вас тут больше двадцати. Банкир-бушук. Он будет помогать вам работать с Банком Душ, а за это иметь свой процент прибыли.

Это демоны приняли с гораздо меньшим энтузиазмом. Многие запротестовали, принялись возмущаться. Однако иные, наоборот, отнеслись к предложению с благосклонностью, поскольку в противном случае им пришлось бы управлять своими счетами самостоятельно.

– Ничего не имею против, – подал голос Мизхиэрданн, явивший в Башню Душ только свой Ярлык. – Бухгалтер так бухгалтер. Но могу ли я рассчитывать на его полную лояльность?

– Можешь, разумеется, можешь, – оскалился Мазед. – Вот малыш Каген с удовольствием займется твоим счетом.

Бушук в цилиндре и с тросточкой оскалился так же, как его огромный отец. Здесь их было двадцать восемь, бушуков – двадцать первородных и восемь самых старших из второго поколения. Они уже прикидывали, обсуждали, кто к кому пойдет, распределяли между собой будущих господ.

После этого началось другое обсуждение, куда более склочное и душераздирающее. Процентные доли. В какой-то момент стало казаться, что демоны вновь начнут уничтожать друг друга – с такой яростью они грызлись за размеры будущих счетов.

– Не спорьте, не спорьте, не спорьте! – наконец закричал Мазед, колотя об пол костылем. – Идиоты! Тупицы! Мы же не установим железные границы раз и навсегда! Прямо сейчас размер ваших счетов будет впрямую зависеть от того, сколько вы на них положите! В дальнейшем – от того, сколько вы на них будете класть! Вы сами будете их пополнять, как вы не понимаете?! Конечно, мы установим правила, какой-то процент добычи будет распределяться между всеми, но прямо сейчас… я тут не подарки раздаю! Никто не получит ничего, кроме того, что у него уже есть – я предоставляю только сундук, где вы сможете все это хранить и использовать максимально эффективным образом!

Слова Оратора угомонили демонов. Свара утихла так же быстро, как и разгорелась. Но теперь гохерримы стали прикидывать, сколько у них в клинках, остальные – высчитывать размер накопленного… кто-то уже совещался со своим бушуком, поскольку эти коротышки явно лучше всех разбирались в финансовых и душеэнергетических вопросах.

– А это что же, гохерримы получат целых шесть мест в правлении? – недовольно спросил Сорокопут.

– Что-то имеешь против, сурдит?! – перехватил поудобнее шест Джулдабедан. – Целых шесть!.. Всего лишь шесть!.. Едва ли пятую долю!

Фар’Дуватхим и Сорокопут переглянулись. Последние нактархим и сурдит, они теперь мало что собой представляли и мало на что могли рассчитывать. Возможно, их бы вообще оставили за бортом, но первородных гохерримов выжило слишком много, требовались какие-то противовесы.

– Итак, все, кто остался от Тела, – вкрадчиво произнес Ксаурр. – Еще я, не так ли?.. и два наших безумных божества… а кроме того…

– Мы с Лиу Тайн, – произнес Све Роаг. – Последний из детей Саа’Трирра. Сыновья Оргротора.

– Их же целых трое, – хрустнул костяшками Худайшидан.

– Нас было двенадцать, – раздался сдавленный голос. – А теперь… теперь всего трое. Спасибо вам, гохерримы. Спасибо, что нас всего трое.

Это сказал Кошленнахтум. Он единственный не присутствовал ни лично, ни Ярлыком – вместо этого он раскрыл крохотный портал прямо в Башню Душ и просунул в него одно из щупалец. Младший сын Оргротора, которого кто-то уже прозвал Омерзительным Господином, все еще был очень слаб, он наполовину закопался в землю и не покидал своего гхьета.

– Может, хотя бы этого исключим? – предложил Ралев, брезгливо морща огромный нос.

– На каких основаниях? – осведомилась Лиу Тайн.

– Он мне не нравится.

– А мне не нравишься ты, – заметил Ярлык Мизхиэрданна. – Из-за тебя у меня дырка в самой сердцевине.

– Это было недоразумение, – отмахнулся Ралев. – Что старое поминать?

– А я согласна, целых трех гхьетшедариев многовато, – присоединилась Руналодана.

– Вас вообще шестеро, – с угрозой произнес Аркродарок. – Вдвое больше.

– Чем больше-е-е, тем лучше-е-е!.. – провыл Мистлето, впервые за много веков покинувший недра Центрального Огня. – Я согла-а-асе-ен!..

Это собрание длилось еще очень долго. Оно длилось безумно долго. Почти шесть дней сильнейшие твари Паргорона обсуждали будущее своего мира. Обсуждали мирный договор, обсуждали устройство Банка Душ. Свои права и обязанности. Спорили, ругались, были на грани от того, чтобы вцепиться друг другу в глотки.

Их всех сдерживало только присутствие мертвой головы на тележке. Бго, воплотившаяся в материальной форме божественность Древнейшего, вызывал у них нервозность. За ним маячила слившаяся со стеной Камтстадия, а по бокам ссутулились ларитры, Лиу Тайн и Све Роаг. Втроем они кое-как сдерживали Того, Кто Кричит Во Тьме – так уже прозвали Бго простые демоны, которым он внушал нешуточный ужас.

– МЫ ВСЕ ОЧЕНЬ БЛАГОДАРНЫ ТЕБЕ, ОРАТОР, – прогромыхал Гламмгольдриг, занимающий добрую треть огромного зала. – ВОИСТИНУ ТЫ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ СТАТЬ РАСПОРЯДИТЕЛЕМ НАШЕГО ОБЩЕГО ДОСТОЯНИЯ. Я ПРЕДЛАГАЮ ВРУЧИТЬ ТЕБЕ САМУЮ БОЛЬШУЮ ЕГО ЧАСТЬ… ПОСЛЕ НАС С МАТЕРЬЮ ДЕМОНОВ, КОНЕЧНО.

– А почему это вы должны получить больше всех? – осведомился Кхатаркаданн. – Я – такая же часть Древнейшего, как вы…

– ТЫ?! – грохнул Гламмгольдриг. – ВОЛОСЫ?! АХ-ХА-ХА-ХА-А-А!.. НЕ СМЕШИ МЕНЯ, СМРАДНОЕ НИЧТОЖЕСТВО! ТЫ ПРОСТО ТУЧА МОШКАРЫ!

Кхатаркаданн в гневе начал расползаться. Миллионы летающих насекомых утратили сходство с двуногим силуэтом, разошлись парой жужжащих щупалец…

Бго открыл глаза. Мертвая голова со скрипом повернулась к Кхатаркаданну. Под этим взглядом тот стушевался и вновь слился в сверхплотный клуб, в густое месиво.

– Итак, позвольте озвучить наш состав, – вздохнул Мазед. – Всех подписантов мирного договора и мажоритарных акционеров Банка Душ. В алфавитном порядке. Агг, Аркродарок, Бго, Бекуян, Гариадолл, Гегг, Ге’Хуул, Гламмгольдриг, Джулдабедан, Камтстадия, Кошленнахтум, Ксаурр, Кхатаркаданн, Лиу Тайн, Мазед, Мазекресс, Мардзекадан, Мизхиэрданн, Мистлето, Ралев, Рвадакл, Росканшидан, Руналодана, Све Роаг, Сильдибедан, Согерахаб, Сорокопут, Фар’Дуватхим, Худайшидан.