Текст книги "Шумерские ночи. Том 2"

Может, поспрашивать уже, есть ли в городе вдовы, да чтоб не слишком старые… да чтоб не слишком гулящие… небогатые одинокие вдовы, конечно, зарабатывают известно чем. Но то время от времени, а так обычно всяким шитьем, вязанием, стиркой еще.

Надо будет еще корня щавеля купить. Или лекаря к матери позвать, пусть посмотрит. Хорошо бы, конечно, мага из Ура, да на него у Куталлу сиклей не хватит.

А на лекаря хватит, но и то – что он скажет? Что маму в Куре заждались?

Да и маг бы то же самое сказал. Судя по тому, что маги тоже и стареют, и болеют, и умирают, лекарства от всех болезней у них нет.

Ладно, когда Куталлу состарится и не сможет ходить в море, будет корзины плести. Да и отложит уж что-нибудь себе – вчера, вон, сколько сиклей заработал. Почаще б такие удачные дни выпадали.

Когда он проснулся следующим утром, то невольно вздрогнул. Мать стояла над циновкой и смотрела немигающим взглядом. Куталлу даже испугался, но и обрадовался – поднялась, ходит.

– А я тебя уж будить хотела… кха-кха!.. – закашлялась мама. – Вставай, я лепешек напекла.

Лепешки маме сегодня не удались. И пахли неаппетитно, и вкус странный. То ли не пропеклись, то ли мука испортилась. Но Куталлу ничего не сказал, потому что мама все-таки хворает, незачем ее лишний раз расстраивать.

А нормальной еды он в каре купит, у дядюшки Хаблума. Еще и маме принесет, а то что все рыба, да каша, да лепешки. Дядюшка Хаблум так мясо жарит, что язык проглотишь. Рыба и похлебки у него тоже есть, но в основном к нему идут за мясом.

Хотя похлебку тоже можно взять. Для мамы, если совсем расхворалась. Попросить у дядюшки Хаблума понаваристей, с самого дна.

Конечно, каждый день вот так готовую еду не укупишь. Особенно мясо. Но… а ну как мама и вправду скоро отойдет? Пусть хоть хорошо поест, а то в Куре, говорят, еда на вкус как пепел.

К вечеру мама еще не отошла, но была плоха. Когда Куталлу вернулся, она сидела на циновке, смотрела в угол комнаты и что-то бормотала.

Так она себя раньше не вела.

– Мам… – опасливо окликнул ее сын. – Ты поешь… Я мяса принес… и похлебку еще… абрикосов вот… Травок, может, тебе заварить еще?

Мама не ответила. Только перевела взгляд правее и забормотала громче. Она словно с кем-то говорила… но сразу замолчала, когда сын подошел поближе.

Куталлу положил ей руку на лоб – вроде теплей обычного, но не очень сильно. Может, все-таки пройдет еще? Пусть поест.

От мяса мама отказалась, но похлебку начала неохотно хлебать. Куталлу придерживал миску – руки у старухи заметно дрожали. Она съела почти все… но потом покачнулась и согнулась в мучительных спазмах. Изо рта хлынула гадкая жижа – маму вырвало.

В луже извивались крохотные червячки.

Вот теперь Куталлу испугался. Его самого слегка замутило, он едва тоже не выпростал желудок. Проверил похлебку – вроде не испорчена. Пахнет хорошо, а червей уж точно нет.

Похоже, все серьезней, чем думалось – мама расхворалась не на шутку. Куталлу сходил за лекарем, но тот, как назло, ушел принимать трудные роды и не мог вернуться до утра. Так что Куталлу просто разбудил травницу и набрал корешков и целебных снадобий. Попросил чего-нибудь от червей.

– Что, Кута, плохо рыбу прожарили? – ворчливо спросила Ралина. – Или малосольную сделали? Говорю, говорю рыбакам – не солите, а жарьте! Или варите! Черви только огня боятся! А теперь маяться будешь, выводить! Кто болеет-то?

– Мама…

– Эх…

Половину ночи рыбак сидел у маминой циновки, приносил пить и утирал испарину с лица. Потом бороться со сном стало невозможно. Куталлу устал за день, голова отяжелела, глаза слипались. Держа руку матери, он видел сны наяву… что это там, в углу?.. нет, просто показалось…

Все-таки уснув, Куталлу погрузился в кошмары. В царстве Сисига его поджидали ночные демоны, неописуемо омерзительные твари с шевелящимся покровом. Проснувшись уже засветло, Куталлу поначалу не был уверен, что бодрствует. Еще с пару секунд перед глазами стояла кошмарная мерзость, а в ушах – влажные потрескивания и звук копошащихся червей.

Мама лежала, таращась в потолок. Куталлу замер в дверях – по ее глазу ползала муха, а мама даже не моргала. Неужто все, кончилась старуха?

Сначала Куталлу решил, что надо не за лекарем идти, а к жрецам, погребальную заказывать. Но потом мама все-таки моргнула и молча поднялась. На Куталлу посмотрела, как на чужого, и вышла во двор.

Ослик при виде ее истошно закричал и начал рваться. Когда мама двинулась к нему на негнущихся ногах, дернулся особенно сильно – а веревка-то была старенькая. Оторвался, пометался по двору и вылетел в сени, а уж из них – на улицу. Куталлу, будучи вчера в смятенных чувствах, забыл задвинуть засов.

– Куда?! – кинулся он следом.

– Бегун, Бегун, куда ты, Бегун, – безжизненным голосом заскрипела мама. – Иди домой, Бегун, куда ты убегаешь.

Где-то завыли собаки, в воздух поднялись птицы. Куталлу с минуту гнался за осликом, но тот словно взбесился и несся так, что не догнал бы и священный ламассу. На земле оставались белые капли – от страха Бегун пускал пену.

Домой Куталлу вернулся растерянный и расстроенный. Теперь еще и единственного осла потеряли. Бегун ведь был не старый, всего-то лет восемь прожил.

– Мам, я за лекарем схожу, – устало сказал он. – А осла уж потом поищем.

Мама ничего не ответила. Она так и стояла посреди двора, глядя вверх. Куталлу тоже поднял взгляд – и увидел летящую птицу… нет, не летящую. Падающую. Она шлепнулась на землю, но мама опять-таки даже не дернулась.

Неладное творится. Утро жаркое, солнышко палит, а Куталлу бьет озноб. Возможно, он тоже заболел, хотя и не так сильно, как мама. Или ему просто боязно… творится-то и впрямь неладное!

До лекаря Куталлу не пустили. Вышла его жена и велела ворочаться вечером, а сейчас господин лекарь спит, умаялся за ночь. Есть еще другой лекарь, при главном храме, но он дороже, у Куталлу столько и нет. Он на этого-то еле наскребает.

Пробегав по городу и снова вернувшись, Куталлу пошатнулся, едва открыв дверь. В сенях-то еще ничем не пахло, и во дворе тоже, а вот внутри аж смердело.

Похлебка протухла?..

Не, не могла она так быстро все завонять. Ужасный запах. Прелый какой-то, смрадный. Словно труп гниет, и уже давно – а Куталлу всего-то пару часов не было.

Что это такое в миске?.. какая гадость… оно что, шевелится?!

Куталлу с отвращением отпрыгнул. В миске извивались черви. Нет, рыбаку не привыкать к червям, но Куталлу привык видеть их в земле или на другом конце удочки. Уж не у себя на столе, не в миске… тут он привык видеть рыбу, а не наживку!

Куталлу выбросил эту дрянь в яму за домом. А вернувшись, стал искать мать – и нашел в кладовой. Она лежала скрючившись, и Куталлу испугался еще сильнее. Похоже, все-таки…

Но мама была еще жива. Куталлу без труда ее поднял – старуха почти ничего не весила. Сын понес ее на циновку, но по пути почувствовал что-то странное… пальцы будто проваливались в кожу… нет, во что-то влажное, склизкое… и подергивающееся.

Лишь страшным усилием воли Куталлу не разжал руки. Он положил маму на циновку и с ужасом на нее уставился. Там, где он ее держал, остались продавленные раны, из которых сочилась словно расплавленная плоть… а в ней извивались черви.

Они сыпались на циновку, и Куталлу не мог оторвать от них взгляда. Его сковал животный ужас.

Он не знал таких болезней. Так не бывает. Может, лекарь знает?.. Надо бежать, надо быстрей бежать… даже к дорогому… даже к магу… к кому угодно, куда угодно, лишь бы подальше отсюда!..

– Мам, я колдуна приведу!.. – всхлипнул Куталлу. – Ты только не умирай!

Мама резко раскрыла глаза. С неожиданной прытью она вскочила на ноги и схватила сына за плечи! Куталлу невольно закричал, оттолкнул старуху, но та держала с нечеловеческой силой!

А под кожей у нее будто скручивались веревки. Руки пошли буграми, все тело мамы заходило ходуном… и кожа лопнула еще в нескольких местах! Оттуда тоже хлынула слизь пополам с червями – длинными, тонкими червями!

Они ринулись прямо на Куталлу! Вонзились в плоть, прорвали теперь уже его кожу! Он попытался закрыть хотя бы лицо, но они стали кусать руки!

Чувствуя, как они лезут внутрь, Куталлу страшно закричал, пнул мать что есть мочи и бросился к жаровне! Голыми пальцами он схватил угли и принялся жечь червей, жечь собственные руки!..

Он кричал от отчаяния и боли, покрываясь все новыми ожогами, когда сзади подошла мама… и обрушила на голову точильный камень.

Когда Куталлу очнулся, черви были везде. Они покрывали стены, ползали по потолку. А в основном они были рядом с опрокинутым котлом, пожирая остатки пищи… и рядом с мамой.

С тем, что от нее осталось.

Но теперь Куталлу это не беспокоило. Он поднял руки к глазам и увидел, что они стали другими. Ощущая в теле удивительную легкость, он поднялся и участливо посмотрел на маленькие создания.

Им нужно больше есть, чтобы семья стала больше. Чтобы хозяин стал сильнее. Чтобы он мог облагодетельствовать и других, не только их с мамой.

Хозяин ласково прикасался своей волей к Куталлу. В голове копошились личинки, а под кожей уже трепетала новая семья. Большая, полная, любящая. Та, о которой Куталлу всегда мечтал.

Больше он не будет печалиться о том, что умрет в одиночестве. Теперь он никогда не будет один.

Теперь у Куталлу есть и мама, и папа, он же хозяин.

И много-много маленьких детей.

Тело теперь наполняла жизнь, как и положено хорошему слуге. Мама снова зашагала к кладовой – и Куталлу поглядел на нее с любовью. Теперь ее вид и состояние не пугали и не печалили Куталлу, ибо он стал видеть гораздо больше.

Он видел, что она тоже полна жизни, о которой ранее не смела и мечтать. Что хозяин живет и в ней, а вместе с хозяином – его бесчисленные дети.

Мама почувствовала внимание Куталлу и обернулась. Она улыбнулась, и изо рта полезли жирные, блестящие личинки. Челюсти задергались, по подбородку потекла слизь, и вырвалось невнятное шамканье… как показалось бы кому-то другому.

Но Куталлу слышал голос мамы отчетливо. Звонкий и чистый, как во времена ее молодости. Он раздавался прямо у Куталлу в голове.

– Надо наполнить кладовую, – сказала мама. – Принеси побольше рыбы. Мы заполним ее детьми. Тогда все, кто поест, тоже станут счастливыми.

Куталлу задумался, как стоять за прилавком, если их тела стали такими нечеловечески прекрасными? Люди не будут понимать, как не понимал Куталлу, пока хозяин его не коснулся. Будут бояться. И уж точно не пожелают брать подарки Царя Червей, изобильнейшего и дающего жизнь Тсав’Муму.

Но хозяин в мудрости своей предусмотрел и это. Куталлу новая жизнь пока что наполняла незримо для окружающих. Не так, как маму. Если скрыть ожоги и раны на руках, никто ничего не заметит.

Куталлу улыбнулся, подавая покупателю рыбу. Отличный окунь. Хозяин щедр, он повелел снизить цены, и рыбу у Куталлу разбирают так быстро, как еще никогда прежде. Другие рыбаки недовольны, но они просто пока не знают. Они еще думают о своем, мирском. О сиюминутном доходе смертного существа.

Когда Царь Червей сделает их своими подданными, они уже не будут думать о презренных сиклях. Они будут думать только о семье и любимых.

– Как дешево! – с подозрением воскликнула женщина. – Почему так дешево? Пахнет вроде хорошо…

– Домой спешу, добрая госпожа, – ответил Куталлу, стараясь не выпускать червей изо рта. – Мама прихворнула, надо поскорей распродать и возвращаться.

– А-а-а!.. Ты ведь сыночек Шару и Варды? Передавай маме, что я помолюсь за нее Инанне. Пусть скорее выздоравливает.

– Конечно. А это не у вас ли невестка днями разродилась?

– Ой, да, – кивнула женщина. – Даже лекаря звали, повитуха одна не справилась. Тяжело, но разродилась.

– Ну пусть рыбки поест свежей, – сказал Куталлу. – Чтобы молоко хорошее было, чтобы здоровья прибавилось. Будет больше жизни в маме – будет больше и в ребенке.

– Ой, Кута, ты и сам бы семью завел, – вздохнула женщина. – Хороший ты человек, но Варде лет-то уж много… А один ты пропадешь.

– Я не один.

– Ну да, ну да…

Хозяин слушал это и довольно улыбался. Куталлу теперь и видел его. Единственный в каре – он видел, как хозяин смотрит на своего избранника сотнями глаз. Те словно пузырились на бледном, прекрасном теле, издающем неслышные шорох, плеск и шелест.

Под кожей у Куталлу копошились черви, а в душе жило тихое счастье.

…Креол остановил колесницу. Вот он, Эреду, этот ничтожный вшивый городишко, в котором нет ничего, кроме той же самой рыбы, что в изобилии ловится на всем побережье.

– Темные предзнаменования, – раздался тихий голос Хиоро. – Знаешь, что я видел во внутренностях жертвенной свиньи?

– Кишки? – хмуро спросил Креол.

– И это тоже. А знаешь, что еще?

– Не знаю. Что? Цепня?

– А ты откуда знаешь?.. – удивился Хиоро.

– Угадал. Это не дурное предзнаменование, просто свинью всяким дерьмом кормили.

– Это жертвенная свинья, она чиста… была. Но помимо цепня… цепней было еще кое-что. Она будто заживо сгнила изнутри! Могу покляться, мухи не могли ее тронуть, но ее желудок был полон опарышей. А когда я все-таки разложил ее внутренности, чтобы понять, где быть беде… мне было видение, что свинья закричала.

– Пфе, – только и сказал Креол. – Гадания.

– Брат, зря ты недооцениваешь видения Хиоро, – сказал Шамшуддин. – Это мы с тобой не видим ничего, кроме того, что видят наши глаза. А он порой видит мир таким, каким его видят духи. И боги.

– Человеку не дано смотреть на мир глазами бога, – покачал головой Хиоро. – Поэтому мы видим только то, что со стороны кажется нелепицей.

– Вы просто нюхаете храмовые курения и видите сны наяву, – отмахнулся Креол. – Какой была свинья, когда ты очухался?

– Снова чистой, – признал Хиоро. – Но дело не в этом. Я не узнал, где происходит дело, и стал слушать духов Семи Сфер.

– Это уже интереснее, – согласился Креол. – Духи почти всегда врут, но что-то по существу сказать могут. Ты и правда умеешь слушать духов Семи Сфер?

– Да, надо просто отрешиться от материального мира и…

– Потом меня научишь, – перебил Креол. – Сейчас же у нас… гм…

Вокруг уже выстраивались мечники и копейщики. Лугаль в остроконечном шлеме мрачно смотрел на стены Эреду.

Если бы этот вшивый городишко лежал подальше, где-нибудь в захолустье, о загадочной заразе могли не узнать еще долго. Но отсюда всего пара часов пути до блистательного Ура, и слухи поползли быстро. На полях прибавилось гусениц, сады обжирали слизни и личинки, а на берег выносило тухлую рыбу. Даже скотина бежала отсюда в ужасе, а та, что не сумела – начала болеть и дохнуть.

Все выглядело так, словно эти места накрыло массовым проклятьем. И что особенно плохо – мор быстро расползался. Так что лугаль Морита собрал стражу, кликнул всех свободных магов и отправился делать то, что должно.

– Как думаете, что здесь случилось? – подошел Хе-Кель, руководивший разгрузкой.

– Я думаю, какой-то чернокнижник споткнулся о камень, – рассудительно сказал Шамшуддин.

– Споткнулся о камень?.. – не понял Креол.

– Споткнулся о камень, упал и разбил голову. Насмерть. А падая, в сердцах выкрикнул: да чтоб черви пожрали этот Эреду!.. Вам ли не знать, насколько могущественны бывают предсмертные проклятья?

– Шамшуддин, не зли меня, – поморщился Креол.

– Маги! – окликнул их лугаль. – Вы поняли, что здесь произошло?

– Вымирание менее успешного городка рядом с более успешным растущим городом, – хмыкнул Хе-Кель, оглядывая ветхие стены Эреду. – Мой отец сказал бы, что это закономерное развитие событий.

– Я не об этом, и ты это прекрасно знаешь, – навис над ним могучий Морита. – Меня интересует, не новое ли это нашествие куклусов. Или иные проявления… зла.

– Мы только что приехали, – бросил ему Креол. – Даже маг не может сходу сказать, что…

Вдалеке пробегала облезлая шавка. При виде магов она замерла, обернулась, вывалила язык и шумно задышала. Ее глаза походили на слепые бельма, но каким-то образом было ясно – она их видит.

– Мне это не нравится, – сказал Шумамедху, опускаясь на землю. – Город встречает нас дурным знамением.

Из пятерых явившихся к стенам Эреду магов он был самым опытным и могущественным. Креол, Шамшуддин, Хе-Кель и Хиоро носили звания мастеров, Шумамедху же был магистром. Поэтому здесь они должны были ему подчиняться, хотя в иное время тот же Креол разве что сквозь зубы выказывал некоторое уважение.

– Ничего здесь не есть и не пить, – стал распоряжаться Шумамедху. – Только то, что взяли с собой. Ничего из рук местных не брать. Лучше вообще близко к ним не подходить. Из города никого не выпускать. Даже животных.

Морита кивнул, разбивая своих людей на две части, отправляя их к обоим воротам. Война с куклусами закончилась больше двадцати лет назад, но Морита уже тогда был лугалем, и прекрасно помнил, как опасны подобные твари. Первое, что нужно сделать при подозрении на демоническую заразу – оцепить поселение, перекрыть все входы и выходы.

– Если кто-то пытается пройти – остановить голосом! – приказал Морита. – Если не подчиняется – убивать на месте! Луки держать в готовности!

Креол недолюбливал урского лугаля, но чисто по-человечески, потому что тот все время чего-то от Креола хотел, а платить не любил. Но в то же время на него всегда можно положиться, и Ур он защищает уже третье десятилетие – а это чего-то да стоит.

– Разделимся, – сказал Шумамедху, вступая в ворота. – Мы с почтенным Моритой зайдем в гости к эну. Креол и Хиоро – в храмовый квартал, Шамшуддин и Хе-Кель – в кар.

– Храмовый квартал? – фыркнул Креол. – Громко сказано.

В любом городе Шумера есть храмовый квартал. Так называют лучший район города, в самом центре или на возвышении. Оттуда город когда-то начинали строить, там стоит городской зиккурат и другие храмы, если город большой. Все самые знатные и почтенные горожане живут обычно в храмовом квартале.

Но в городишке вроде Эреду это, конечно, одно название, что храмовый квартал. Да, тут есть небольшой аккуратный зиккурат, посвященный владыке Энлилю, а вокруг площадь, на которой живет люд побогаче, но это просто неплохо справленные домишки. С роскошными дворцами урской знати им не равняться.

Креол брезгливо морщился, шагая по этому захолустью. А он-то когда-то думал, что Симуррум – маленький и убогий город.

И ведь всего в двух часах езды от Ура!

Ну ничего, и среди такой безнадеги люди живут. Ничтожные черви.

Шумамедху не раздал им конкретных указаний. Они все мастера, такие же члены Гильдии, и сами прекрасно знают, что делать.

Особенно Креол, который два года назад в одиночку победил архимага. После возвращения из Содома о нем многие заговорили. Подающий надежды, опасный… невыносимый.

– Хиоро, я невыносимый? – спросил Креол.

– Да, – кивнул Хиоро, глядя сквозь Креола. На его челе лежала тень. – М-м-м… духов нет. Ни одного не вижу.

Креол сосредоточился. Он не так ясно видел духов, как Хиоро. Но его навыка хватило, чтобы тоже заметить – эфир… пустоват. Обычно духов вокруг побольше.

Что бы с ними ни случилось – это часть общей картины. Креол не чувствовал прямых признаков скверны, но Хиоро то и дело указывал на косвенные.

Вон лежит дохлая чайка. Вроде и ничего особенного, но это уже двенадцатая за сегодня. А живых птиц Креол пока не замечал.

Деревья плохо выглядят. Их не так-то и много в городах, конечно, деревьям место в лесу, а не рядом с людьми, но рядом с храмами их обычно высаживают, ибо боги любят смотреть на то, что растет и цветет.

Эти не очень-то растут и совсем уж точно не цветут. Листья изъедены гусеницами, кроны окутаны тенетами и усыпаны бесчисленными коконами. В траве валяются пустые раковинки – на улиток словно напал мор.

– Даже кузнечики не стрекочут, – заметил Хиоро. – И цикады не поют. Тишина…

Один звук тишину все-таки нарушал. Цоканье копыт. Осел тащил тележку с глиняными амфорами, а рядом шагал водонос.

– Вода, вода, – раздавался скрипучий равнодушный голос. – Холодная свежая вода. Водички не хотите?

Креол смерил старика пристальным взглядом и коротко мотнул головой. Глядя, как тот с кряхтением поднимает амфору и тащит ее в храм, маг бросил Хиоро:

– Видишь что-нибудь?

– Аура… нормальная, – медленно кивнул тот. – Просто усталый старик. Он болен и проживет недолго… я попробую потом ему помочь.

Креол покосился на одного из немногих людей, которых мог считать своими друзьями. С Хиоро он познакомился во время войны с куклусами, когда оба были еще учениками, и уже тогда проникся почтением к его таланту целителя.

В отличие от Шамшуддина и Хе-Келя, Хиоро не жил постоянно в Уре, а странствовал по всему Шумеру, везде леча людей. За деньги – тех, у кого их много, и за так – тех, кому нечем заплатить. Друзья в шутку называли его святым подвижником, подтрунивали над его залатанной туникой, но когда приходилось бороться с мором или массовым проклятьем, радовались, если Хиоро оказывался неподалеку.

Хотя сам Креол не был бессеребренником, и немногие назвали бы его милосердным (очень немногие), в других он эти качества уважал.

Конечно, если лично ему это ничем не мешало.

– Пойду в храм, – сказал маг, обходя одноногого нищего. – Посмотрим, что скажут жрецы.

Взрослых жрецов внутри не оказалось, только храмовый служка с метелкой. Бедные люди отдают детей в храм, когда не могут прокормить их сами. Жрецы отсыпают родителям немного сиклей, а взамен получают бесплатных помощников, почти что рабов.

Как и велел Шумамедху, подходить маги к мальчишке не стали. Чума куклусов – очень опасная дрянь. Пособники демонов в любой момент могут выкинуть что-то неожиданное, даже если кажутся здоровыми.

Всем памятен случай с одним куклусом, у которого волей Дагона на лице не было ни язв, ни струпьев, а ниже шеи он все закрыл одеждой. Он сумел обратить мастера Гильдии, поскольку тот не заподозрил в нем отродье Лэнга и неблагоразумно подпустил слишком близко.

Слава богам, что обращенный в куклуса маг утрачивает Искусство, иначе это грозило бы великими бедами.

Креол вообще остановился на пороге и осенил себя знаком Мардука. Хиоро же прошел дальше и окликнул служку:

– Да благословит тебя Властелин Кудесников, отрок. Не скажешь ли, где мне сыскать старших жрецов?

– Старших жрецов… – задумчиво шмыгнул носом мальчик. – То есть… да благословит тебя Энлиль, путник. А почтенные Дару-Мухта и Эрмамму пошли искать место для нового храма.

– Какого еще нового храма? – нахмурился Креол.

– А… я… а я не знаю, – растерянно ответил служка.

Креол и Хиоро переглянулись. Новый храм?.. В этой дыре? Здесь и старого-то слишком много, да он к тому же на удивление неплох. Далеко, конечно, до Вавилонской Башни, но для городка в пару тысяч жителей – очень даже прилично. И место хорошее, на возвышении, с видом на море, где Энлиль владычествует. По периметру террасы с разросшимся садом. Чего еще желать?

Может, ближе к морю хотят? Но это неподобно. У воды место для кара, для торговли, а не для божьих служителей.

Да и храм – это вам не шатер поставить. Не лачуги местной бедноты. Храм – постройка серьезная, ее лучше возводить на твердой почве.

Энлиль же – бог суровый и требовательный. Не понравится ему что – критика будет беспощадна. Случится шторм или даже сильный прибой – и уйдет в море и храм, и вся земля под ним.

– А странного ничего не было в городе? – спросил еще Хиоро.

– Странного-то? – сунул палец в ноздрю служка. – Скотина дохнет, говорят. Но я не знаю. Это надо спрашивать у отца моего. Он коз разводит.

– А кроме скотины? О чем люди Энлиля просят?

– Да как всегда – о здоровье, о деньгах, о милости. О погоде хорошей и чтоб рыбу в сети посылал.

Креол и Хиоро снова переглянулись. Оба подумали, что поговорить лучше со взрослыми жрецами. Если кто и сможет сказать что полезное, так это они.

Не по домам же ходить, спрашивая, не притаились ли внутри куклусы.

– Да нет тут, поди, ничего по нашей части, – проворчал Креол, выходя из храма. – Просто год плохой. А скотина из тухлой лужи воды напилась, вот и околела.

– Нам в любом случае зачтут илькум, но если мы пропустим новую вспышку куклусов, император будет разгневан, – сказал Хиоро.

– Да знаю я, знаю.

…Шамшуддин и Хе-Кель тем временем шагали по кару, и им все меньше нравилось то, что они видели. Торговцев вокруг было множество, но то-то и странно. День, самый солнцепек, весь Шумер в это время обычно отдыхает или занимается домашними делами под прохладой глиняных крыш. Настоящая торговля начинается вечером, когда спадает жара.

Особенно это касается мяса, рыбы и молока. Земные плоды от зноя, конечно, не так страдают, но их тоже нет смысла выставлять в это время. Днем мало кто шарахается по кару, да и самому торговцу не в радость сидеть под палящим солнцем.

Но здесь торговля идет вовсю, и даже рыбаки уже вернулись с лова, стоят у причалов.

– О-о-о, акулята! – блеснули глаза Хе-Келя. – Это я люблю!

– Не думаю, что будет благоразумным что-то тут есть, – сказал Шамшуддин. – Говорят же люди: колодец не высох – жажда терпима.

– А еще говорят: хозяин жалует – собака не кусает, – заметил Хе-Кель. – Вот и с желудком так.

– Ну тогда купи то, что тебе желается, Хе-Кель, – согласился Шамшуддин. – А когда ты умрешь, я скажу, что ты был глуп и тебя не жаль.

Хе-Кель рассмеялся. Конечно, он не собирался ничего тут брать.

– Зря, почтенные абгали, зря, – сказал седой рыбак. – Рыбка-то только что из моря. Смотрите, эта еще живая.

Он с надеждой следил за перебранкой магов, и когда те передумали – словно бы сдулся. А Хе-Кель на него пристально уставился… а потом не пристально. Он скосил глаза, глядя как будто сквозь рыбака, и на мгновение вдруг увидел…

Хе-Кель не умел так ясно прозревать окружающее, как Хиоро. Он предпочитал алхимию и иную прикладную магию. Будучи сыном богатого зодчего, он с детства готовился унаследовать дело отца и потому учился тому, что может пригодиться в градостроительстве.

Потому и с Шамшуддином дружил. С Креолом тоже, но больше потому, что Креол тоже богат. А Шамшуддин, этот дивно одаренный телекинетик, уже сейчас в одиночку заменяет сотню каменщиков.

– Почем, говоришь, скаты? – спросил Хе-Кель, как бы невзначай отступая на шаг и продолжая всматриваться в рыбака.

Шамшуддин бросил на друга быстрый взгляд. Лицо Хе-Келя, обычно лукаво-хитроватое, сейчас выражало сложную смесь сосредоточенности, недоверия и отвращения. Кушит-полукровка тоже как бы невзначай встряхнул пальцами, телекинетически осязая и рыбака, и его рыбу, запуская под кожу магические щупальца… и невольно вздрагивая.

– Да свежие скаты, свежие, – не заметил ничего рыбак. – Или вы акул хотели? Скатов два всего осталось, отдам чуть дешевле. Но за акулят не меньше пяти сиклей меди, а вот за эту большую – сикль серебра, и только из уважения к вам.

Рыбак протянул Хе-Келю еще трепыхающуюся рыбину. Тот смерил ее пустым взглядом.

– Да вы в руки-то возьмите! – потянулся к нему рыбак. – Все посмотрите! Жабры-то хорошие, и все хорошее!

Он впаривал свой товар навязчиво и противно, но в этом ничего странного не было. Это совершенно нормально для рыночных торговцев. А вот что было странно…

– Не нравится мне эта рыба, – произнес Шамшуддин. – Несвежая она, кажется.

– И то, лучше в трактире поесть, – согласился Хе-Кель.

Отойдя на несколько шагов, Хе-Кель пихнул Шамшуддина и чуть слышно спросил:

– Ты это видел?

– Видел.

Они оба это видели. Когда рыбак наклонился к корзине, из его ноздри высунулся червяк. Всего на секунду, он тут же втянулся обратно, но маги это прекрасно заметили и теперь мысленно перелистывали бестиарии, вспоминали, что за нечисть отличает подобный признак.

Конечно, на ум сразу приходит нежить. В ходячих трупах черви заводятся почти так же легко, как в обычных. Если только поднявший мертвеца некромант не защитил его от подобного.

Но этот человек не был ходячим трупом. Он был жив, цел и здрав, уж это-то по ауре скажет даже подмастерье.

Даже как-то… чересчур жив.

– Это не куклус, – со знанием дела сказал Шамшуддин.

– Да ну? – хмыкнул Хе-Кель. – Пойдем отсюда… и побыстрее.

На них уже открыто пялились. В крохотном городке вроде Эреду все знают всех, и разом два незнакомца всегда привлекают внимание. Но на магов смотрели не так, как смотрят на просто двух чужаков – странников, торговцев или паломников. На них смотрели, как на…

– …Женщина, жрецов видела? – без обиняков спросил Креол.

Прохожая обернулась и неприветливо зыркнула на Креола.

– Не видела. Ни жрецов этих проклятых, ли лекаря, ни травницу… никого!

Интересно.

– Уважаемая, а для какой надобности ты искала всех этих людей? – учтиво спросил Хиоро. – Так вышло, что я милостью Мардука знаю некоторый толк во врачевании…

– Правда?! Слава богам! – всплеснула руками женщина. – Муж, муж у меня сильно болеет! Я с утра бегаю по городу и никого не могу найти, никакой помощи, ничего!.. Никого нет!..

– Ну так пойдем скорее к твоему мужу, – благожелательно сказал Хиоро.

– Да не дорого ли возьмешь? – сразу заволновалась женщина. – Для мужа ничего не жаль, но вдруг не расплачусь…

– О цене не беспокойся, – отмахнулся Хиоро. – Веди.

Креол забурчал себе под нос. Это вообще не их дело. Их дело – понять, что происходит в этом проклятом богами городе, и попытаться это исправить. А лечить задаром Нергал знает кого…

Но когда женщина стала взахлеб рассказывать, чем захворал ее муж, Креол невольно насторожился и достал из сумы книгу заклинаний.

– Прямо с червями? – недоверчиво переспросил он.

– Это бывает, – сказал Хиоро. – Бывает, что если человек тяжело болен и в теле его ранее жили паразиты, то они бегут от болезни и лихорадки, терзающей тело хозяина. Еще так бывает, если червей очень много…

– Вот поэтому я и не стал целителем, – кивнул сам себе Креол. – Вы все время возитесь с какими-то отвратительными вещами.

– Креол, ты демонолог и некромант.

– Да, я знаю. А при чем тут это?

Они зашли в просторный двор с обширным виноградником и фонтаном. Домик зажиточный, не хуже, чем был у старого Халая.

– Не расплатишься, говоришь? – осмотрелся Креол.

Женщина густо покраснела и промямлила:

– Вы же из столицы… маги, да? Я не знаю, сколько вы берете… Вдруг и мужа, и дома лишусь…

Креол закатил глаза.

– Вот, пойдемте, он в комнате, с утра не встает…

Она провела их в дурно пахнущее помещение. Палас был изгваздан в рвоте и дерьме.

– Вот поэтому я и стал демонологом, – указал на него Креол. – Даже Тей себе такого не позволял.

Креол вспомнил Тея и захотел кого-нибудь убить.

– Здесь нет твоего мужа, добрая женщина. – озвучил очевидное Хиоро. – Но далеко он вряд ли ушел…

– Или это ловушка! – резко развернулся Креол. На кончиках его пальцев зажглись огоньки.

– Нет!.. – отшатнулась женщина. – Он в священном дворике, наверное!.. Я за ним!

Она убежала, а Хиоро с укоризной сказал Креолу:

– Друг мой, отчего ты так не доверяешь людям?