Текст книги "Вся правда о войне. Причины. Итоги. Потери"

В большинстве из этих отраслей и их сегментов немецкие конструкторы, изобретатели и фирмы добивались приоритета, пожалуй, чаще, чем представители любой другой страны. Лишь в авиации немцы, возможно, поначалу несколько отставали от достижений американцев и французов. Зато в 30-е годы прошлого века и в этой сфере они вырвались вперед во многих ее направлениях, создав, например, первые практически применимые реактивные самолеты, вертолеты и даже первые ракеты различных типов.

Были, конечно, в ХІХ веке и начале ХХ века и в России выдающиеся физики, химики и изобретатели, но немалая их часть имела иностранное, особенно часто, кстати, немецкое происхождение (например, Э.Х. Ленц, Б.С. Якоби, Г. Гесс), а их достижения, как правило, уступали успехам ученых, конструкторов и изобретателей Германии, а если и не уступали, то не находили должного практического применения.

Ну а по числу нобелевских лауреатов в основополагающих науках Германия намного опережала все другие страны мира. Так, с 1901 по 1939 год Нобелевская премия присуждалась немецким ученым (с учетом австрийцев) за работы в области физики 14 раз, столько же, сколько физикам США и Великобритании вместе взятым, и 15 раз – в области химии, столько же, сколько ученым всех других стран мира вместе взятым (некоторые годы премия никому не присуждалась). К сожалению, наши соотечественники за это время ни разу не были удостоены этой самой престижной международной награды за достижения в указанных науках. Можно, конечно, здесь говорить о некой дискриминации отечественных ученых, но вряд ли она имела в этом отношении значение решающего фактора. Разумеется, большевиков на Западе, в том числе и в Cкандинавских странах, очень не любили, да и русских там некоторые недолюбливали, но то, что за первые 17 лет ХХ века, когда Россия жила без большевиков, никто из наших ученых не получил такой награды, свидетельствует в первую очередь все-таки об объективном характере сильного отставания отечественной науки в это время.

Можно также говорить о том, что Нобелевская премия вообще слабо отражает истинные заслуги ученых. Возможно, в последние годы эта премия и в самом деле «измельчала». Однако список нобелевских лауреатов по физике и химии довоенного времени воистину впечатляет: Э. Резерфорд, А. Эйнштейн, М. Планк, В. Гейзенберг, Н. Бор, Э. Шредингер, Х.А. Лоренц, М. Склодовская-Кюри, П. Кюри, В.К. Рентген, Дж.У. Рэлей, Э. Ферми, В. Нернст, П. Дирак, Э. Фишер, А. фон Байер, Дж. Томсон, К.Ф. Браун, Я. вант Хофф, А.А. Беккерель…

Характерно, что в послевоенные годы, несмотря на «холодную войну» и обвинения СССР в нарушении прав человека, в период с 1956 по 1978 год, то есть во время некоторого улучшения советско-западных отношений, этих престижных наград в указанных отраслях были удостоены 8 советских ученых: П. Капица, Н. Семенов, Л. Ландау, А. Прохоров, Н. Басов, И. Тамм, П. Черенков и И. Франк. При этом Нобелевских премий наши соотечественники скорее «недополучили» в послевоенный период, чем в довоенный, а тем более в дореволюционный.

Кто из русских физиков и химиков мог реально претендовать в свое время на эту награду? Разве что А. Ляпунов, П. Лебедев, Н. Жуковский, возможно, еще Н. Умов и Д. Чернов. Сделавшие свои главные научные открытия и разработки еще до революции Н. Зелинский, А. Крылов и С. Чаплыгин по обычаям Нобелевского комитета реально могли претендовать на эту награду только в советское время, а С. Тимошенко и В. Зворыкин своих наибольших научных успехов добились после эмиграции в США.

Зато потом, в основном уже в более позднее советское время, при условии меньшей закрытости многих советских научных изысканий и лучшего отношения к нашей стране на Западе, Нобелевские премии вполне могли получить такие выдающиеся советские ученые, как И. Курчатов, М. Келдыш, А. Александров, В. Челомей, Ю. Харитон, Б. Никольский, Е. Патон, Б. Патон, Н. Боголюбов, Я. Зельдович, С. Вавилов, А. Иоффе, А. Лебедев, И. Артоболевский, Л. Арцимович, И. Кикоин, А. Виноградов, В. Энгельгардт, Д. Скобельцын, Е. Забабахин, А. Сахаров, Е. Завойский, Б. Введенский, А. Фрумкин, Л. Мандельштам, А. Шальников, С. Лебедев, В. Вологдин, Б. Долгоплоск, А. Несмеянов, Н. Курнаков, А. Логунов, Г. Флеров, Б. Розинг, И. Петрянов-Соколов, М. Миллионщиков, К. Щелкин, М. Садовский, Е. Велихов. И вряд ли этот список получился полным.

Очевидно, что их успехи были бы невозможны без политики целенаправленного и весьма активного стимулирования научно-технического прогресса, которая проводилась советскими властями в 30—70-е годы, да и в другие тоже.

Пользуясь случаем, невозможно удержаться, чтобы не назвать здесь имена не менее выдающихся советских конструкторов военной, космической, авиационной и иной техники, которые по правилам Нобелевского комитета и в силу иных обстоятельств не могли претендовать на эту престижную награду: С. Королев, С. Ильюшин, А. Туполев, В. Шухов, А. Яковлев, В. Грачев, В. Уткин, М. Янгель, А. Шипунов, П. Сухой, А. Черемухин, Н. Попов, В. Глушко, М. Гуревич, Н. Миль, О. Антонов, М. Тихонравов, Н. Пилюгин, Н. Никитин, Н. Камов, П. Грушин, С. Лавочкин, Н. Поликарпов, В. Макеев, Р. Алексеев, Н. Доллежаль, В. Грязев, Н. Духов, А. Целиков, В. Климов, Д. Козлов, Ю. Кондратюк, Ф. Цандер, А. Исаев, В. Бармин [111]. Забегая вперед, нельзя не отметить и то, что многие успехи советских ученых и конструкторов в немалой части были связаны с использованием полученных в качестве трофеев в поверженной в 1945 году Германии секретных научно-технических документов и материалов и привлечением к соответствующим работам ее специалистов.

И только после развала СССР Нобелевские премии вновь стали вручаться российским ученым: Ж. Алферову, А. Абрикосову, В. Гинзбургу (с натяжкой к ним также можно прибавить К. Новоселова и А. Гейма), правда, за научные открытия, сделанные еще в советское время либо за рубежом. Но это уже несколько иная история.

Тем не менее все эти советские успехи в научно-техническом и индустриальном прогрессе были достигнуты впоследствии, а к началу Великой Отечественной войны Германия еще явно превосходила нашу страну в этих сферах, хотя, конечно, далеко не так сильно, как в годы Первой мировой войны. К началу Великой Отечественной войны превосходство Германии в этом отношении было в основном качественным, а в годы Первой мировой войны эта страна имела над нашей еще и огромное количественное превосходство. Так, в течение этой войны начала ХХ века в России по сравнению с Германией пулеметов было произведено в 10 раз меньше, артиллерийских орудий – почти в 6 раз меньше, самолетов – почти в 14 раз меньше, автомобилей – более чем в 3 раза меньше, а выпуск танков в нашей стране так и не был тогда начат (и как же при таких делах русским солдатам было не дезертировать и не бунтовать!) [112]. При этом надо учесть еще и то обстоятельство, что российская техника того времени была произведена в основном на «отверточных» предприятиях, то есть технологически была нероссийской. Для сравнения еще можно вспомнить о том, что в нашей стране автомобильная промышленность стала развиваться как отрасль, базирующаяся на собственных (да и то не вполне) технологиях, только в начале 30-х годов. В Германии же, которая была родиной автомобилестроения, эта отрасль возникла еще в конце ХIХ века.

Таким образом, Германия, а также Франция, Нидерланды, Бельгия, а также в меньшей степени Австро-Венгрия и Италия, территории и народы которых потом также стали одними из важных геополитических элементов фашистского блока или, по крайней мере, служили важными составными частями его ресурсной базы, имели в первые десятилетия ХХ века гораздо более развитые по сравнению с нашей страной автомобильную, авиационную, химическую, электротехническую, радиотехническую, тракторную (тракторно-бронетанковую) и другие передовые для того времени виды техники и промышленности.

К сожалению, несмотря на все успехи первых советских пятилеток в индустриализации и технической реконструкции, на достигнутые в эти годы весомые результаты в создании и промышленном освоении новых видов техники и вооружения, а также в масштабном наращивании объемов их производства, наша страна не смогла к началу Великой Отечественной войны еще полностью преодолеть это отставание. Оно проявлялось прежде всего в недостаточном развитии соответствующей инфраструктуры, проигрыше в характеристиках промышленно-технических образцов и качестве продукции, проблемах подготовки научных и технических кадров. Для преодоления этого отставания прежде всего не хватило времени, хотя уровня немецкого качества нашей промышленности не удалось достичь и в последующие годы.

И все-таки в годы Великой Отечественной войны, несмотря на изначальное отставание, потерю значительной части ресурсов и проблемы эвакуации, СССР в целом существенно превзошел Германию по количеству выпущенной боевой техники и вооружения. Однако превосходить промышленность противника по совокупному производству военной техники, вооружения и боеприпасов Советский Союз начал не ранее последнего квартала 1942 года, да и то, по-видимому, лишь в количественном выражении, без учета ее качества, сложности и стоимости. А безусловного существенного превосходства над врагом отечественная промышленность достигла только ближе к концу войны. Этот скачок был достигнут за счет быстрой и радикальной перестройки экономики и научно-технической сферы страны на военный лад, более интенсивного использования имеющихся ресурсов, большей ориентации на низкозатратные технологии, а также специфических особенностей советского социально-экономического строя, характеризующегося беспримерно высоким уровнем управляемости и системности.

И это, кроме всего прочего, лишний раз доказывает, что побеждает в подобных войнах чаще всего тот, кому удается достигнуть технического и экономического превосходства над врагом.

Не имея возможности в этой работе много внимания уделять причинам сложившегося на протяжении столетий научно-технического отставания нашей страны от Германии и Западной Европы в целом, можно только выделить и обозначить наиболее важные и бесспорные обстоятельства объективного и глубинного характера:

1) более выгодное географическое положение стран зарубежной Европы, особенно западной ее части, выражающееся прежде всего в их меньшей военной уязвимости, лучших возможностях для торговли и иного социально-экономического обмена и кооперации, а также большей близости передовых в научно-техническом отношении стран, а значит, и доступности их достижений;

2) более благоприятные природно-климатические условия Европы по сравнению с Россией для жизни населения и ведения хозяйства;

3) лучшая освоенность территории Западной и Центральной Европы; напротив, крайне низкая плотность населения во многих регионах России, более частое перемещение на ней населения и более позднее начало освоения большей части из них.

Правда, А. Гитлер и его учителя и сподвижники считали, что эти успехи немецких научных и технических деятелей обусловлены в первую очередь особыми качествами арийской (германской) расы, к которой они принадлежали. Но вряд ли мы можем с ними в этом согласиться, тем более что наши героические предки как раз в этой войне и доказали, чего стоит их хваленая раса, да еще которая будто бы принципиально отличается от восточнославянской (восточноевропейской) или иных рас.

Примерно то же самое, что касается танков, относится к самолетам и авиации в целом. Несмотря на преобладающие представления о якобы значительном перевесе к началу войны советских ВВС в численности самолетов над вражескими, столь же традиционными являются и высказывания о том, что в начале войны гитлеровская авиация захватила полное господство в воздухе [113]. «В результате господства немецкой авиации любое сопротивление сухопутным войскам Германии на линии соприкосновения подвергалось штурмовым ударам Ju-87 (Ю-87), а выдвижение резервов бомбили Ju-88 (Ю-88), He-111 (Хе-111)», – справедливо указывает в своем исследовании В.В. Белогруд [114]. Об этом свидетельствуют и гораздо большие потери отечественной авиации в этот период, которые не только гораздо превышают потери противника, но и советские потери в последующие годы войны (во всяком случае, в относительном измерении) [115].

Чем же объяснить этот, казалось бы, парадокс? А никакого парадокса, пожалуй, здесь и нет, и все опять-таки достаточно просто: сильнее они были нас в воздухе, причем намного. Чтобы это понять, достаточно, наверное, по достоинству оценить слова генерал-майора авиации И.П. Лебедева, который в ответах на вопросы редакции «Военно-исторического журнала» сказал: «Война застала нашу авиацию в тот момент, когда перевооружение на самолеты, соответствующие по боевым качествам немецким машинам, еще только начиналось. Поэтому советская авиационная техника на первом этапе войны по своим показателям значительно уступала немецкой …» [116]

Но дело не только в этом. Вообще причины немецкого перевеса в мощи боевой авиации были почти те же самые, что и превосходства их сил в танковых войсках. С той прежде всего разницей, что их преимущество в подготовленности и опыте летчиков, численности и мастерстве обслуживающего технического персонала было еще больше, а это, в свою очередь, имело еще большее значение ввиду большей сложности и уязвимости авиационной техники по сравнению с бронетанковой. Также, пожалуй, более важное значение приобретал фактор худшего оснащения радиосвязью наших самолетов, особенно в начале войны. И если РККА, вероятнее всего, и имела небольшой перевес в числе самолетов, то он с лихвой перекрывался немецким превосходством в их качестве и оснащении, гораздо лучшей подготовкой летчиков люфтваффе, большей интенсивностью использования нашим врагом своей авиации, обусловленной, в свою очередь, лучшей радиосвязью и аэронавигацией, лучшей отработкой взаимодействия родов войск, большими возможностями по их техническому обслуживанию.

Сколько же на самом деле было у нас в западных округах накануне войны самолетов и в каком состоянии они находились? В том же статистическом исследовании, как уже говорилось, это число определяется как 9,2 тыс. против 5 тыс. вражеских [117]. Однако, вероятно, гораздо ближе к истине известный исследователь военной авиации В.И. Алексеенко, который не просто приводит общие цифры количества самолетов, находившихся на вооружении у советских войск, а с опорой на архивные источники конкретно определяет их численность в войсках, четко дифференцируя произведенные промышленностью самолеты и реально находившиеся в войсках. Итак, всего, по его мнению, в западных военных округах в строевых частях ВВС Красной Армии к началу войны находилось отнюдь не «более 9 тыс.» боевых самолетов, а 6781 самолет, и в общей сложности «боевых самолетов нового типа было не 2739 единиц, как «официально» считается, а 706… А в пяти западных пограничных округах их было всего 377, а не 1540, как также «официально» считается … При этом по числу самолетов нового типа немцы сильно превосходили наши ВВС [118].

Далее он в этой же работе пишет о техническом состоянии советской боевой авиации времен начала войны так: «Отсутствие на наших самолетах радиоспецоборудования, а на земле специальных средств земного обеспечения самолетовождения значительно ограничивало тактические и боевые возможности Советских ВВС, особенно истребительной авиации: крайне снижалось маневрирование групп самолетов, сосредоточение их в нужных направлениях, отыскание целей, исключало организованное ведение групповых воздушных боев (не было связи между экипажами и управления с земли), отсутствовала связь с наземными войсками, для которых авиация должна обеспечивать продвижение и т.д. и т.п.». Эти технические проблемы ВВС Красной Армии он объясняет следующим образом: «Такое тяжелое положение в нашей авиации с радиоспецоборудованием самолетов и специальным наземным оборудованием сложилось в силу того, что наша радиотехническая промышленность накануне войны еще находилась только в стадии становления, и она не могла обеспечить советскую авиацию всеми необходимыми специальными изделиями». Кроме того, он отмечает низкое качество отечественных авиамоторов того времени. Характеризуя состояние немецкой авиации, этот автор убедительно показывает ее большое преимущество в качестве самолетов, особенно их двигателей, удобстве их эксплуатации, оснащении радиостанциями, радиокомпасами, оборудованием для «слепой» посадки и целого ряда другого оборудования, а также лучшим состоянием ее радиомаячной и радиопеленгаторной службы [119].

Весьма показательным также является высказывание другого специалиста в этой сфере, В. Кондратьева, который пишет о том, что «по степени радиофикации советские истребители» «догнали люфтваффе» только к 1944 году, «хотя германские радиостанции вплоть до конца войны оставались более надежными и обладали более широким диапазоном настроек» [120].

Еще один знаток военно-воздушной проблематики, Д. Хазанов, пытаясь разобраться в причинах неудач советской авиации в начале войны, особое внимание обращает на недостатки управления в ней на самых разных уровнях. Он же пишет о плохой слаженности советских пилотов в групповых боях, их недостаточном летном опыте, упущениях в их тактической подготовке, запаздывании с освоением новой техники и строительством аэродромов в западных округах накануне войны, а также о целом ряде недостатков в конструкции советских боевых самолетов и их оборудовании [121].

Наконец, целесообразно привести мнение еще одного исследователя авиации военного времени, А. Смирнова, который, в частности, отмечает, что «…в течение трех из четырех лет войны все советские истребители, а в 1945 г. – большая их часть уступали немецким по важнейшим летным характеристикам: скорости, скороподъемности и вертикальной маневренности» [122]. Аналогичные выводы этот автор сделал и при сравнении боевых и технических характеристик штурмовой и бомбардировочной авиации противоборствовавших сторон [123].

Данные о силах и средствах сторон, которыми они обладали к началу войны, можно систематизировать в таблицу. При этом надо отметить, что эти данные автором определены оценочным путем на основе сведений, опубликованных в энциклопедических и иных трудах. Большинство из них уже упоминалось выше по тексту: многотомная «История Второй мировой войны», «Великая Отечественная без грифа секретности» и др.

Вместе с тем приходится констатировать, что представленные в них сведения имеют неполный, разрозненный, противоречивый и нередко оценочный характер, а многие их источники вызывают серьезное сомнение. Например, одни авторы указывают на цифры предвоенных планов производства боевой и иной техники и вооружения, другие приводят сведения о том, сколько их было произведено в эти годы, третьи – на их общее количество во всех войсках или же только на фронте и т.д. Особенно много неясностей возникает с тем, какие конкретно войсковые соединения на момент начала войны можно отнести к действующей армии, сколько их было во втором эшелоне и сколько боевой и иной техники находилось тогда в войсках в исправном состоянии. Меньше всего конкретной информации опубликовано по автомобилям и пулеметам, а также ряду других средств, не включенных в составленную автором таблицу.

Очевидно также, что для воссоздания полной и точной картины соотношения сил и средств сторон необходима долгая и кропотливая работа в архивах, которая до сих пор так никем и не была сделана. Но и сами архивы, вероятно, не сохранили всей полноты информации, а многие хранящихся в них документы должны рассматриваться критически и сопоставляться с иными источниками, а также неоспоримыми фактами войны. К сожалению, определенные в этой ситуации информационного дефицита данные являются оценочными, весьма приблизительными и столь же спорными. Однако автор все же надеется, что они могут служить неплохими ориентирами на пути к созданию в будущем полной и, насколько возможно, точной картины соотношения сил и средств сторон на момент начала Великой Отечественной войны.

В публикуемой таблице автор выводит количественные показатели почти всех наиболее важных видов боевой и иной техники и вооружения, которыми обладали сухопутные силы сторон к началу войны. Сведения о боевых машинах и иных средствах, которые находились на линии фронта и во втором эшелоне, даны только по исправным из них, а при определении общего их количества они учитывались в полном объеме, независимо от исправности и места нахождения.

Итак, в начале Великой Отечественной войны преимущество Германии и ее союзников над СССР в силах, средствах и ресурсах было подавляющим, что и стало самой важной причиной наших поражений 1941 года. По используемым силам и средствам превосходство вторгшейся немецко-фашистской группировки войск над противостоявшими им советскими войсками составляло разницу примерно в 1,9—2 раза (с учетом их качества). В сложившейся ситуации предпринятые советским военно-политическим руководством активные мобилизационные мероприятия и переброска войск могли только помочь Красной Армии избежать полного и быстрого разгрома, но не многочисленных поражений и отступлений.