Текст книги "Вся правда о войне. Причины. Итоги. Потери"

5. О внезапности нападения Германии, боеготовности Красной Армии и просчетах ее руководства в 1941 году

Как уже выше отмечалось, фактор внезапности германской агрессии не был самым важным в неудачах Красной Армии в начале войны, хотя и недооценивать его было бы неправильно. Тем не менее многие исследователи и авторы мемуаров этот фактор, по сути дела, ставили и ставят во главу угла, во всяком случае выделяя его среди объективных обстоятельств. Однако настолько ли внезапным было нападение Германии и ее союзников на СССР и настолько ли важен был этот фактор, по крайней мере через несколько месяцев после начала войны? Ведь даже спустя год после того, как она началась, враг продолжал побеждать Красную Армию в большинстве сражений.

Можно вполне согласиться с ответственным чиновником немецкого Генштаба сухопутных войск, а затем командующим одной из армий вермахта К. фон Типпельскирхом, который пишет о том, что «на стратегическую внезапность германское командование не могло рассчитывать. Самое большее, чего можно было достигнуть, – это сохранить в тайне срок наступления, чтобы тактическая внезапность облегчила вторжение на территорию противника» [124]. Это означает (на что уже обращалось внимание выше), что СССР в целом был достаточно хорошо готов к войне практически во всех отношениях: экономическом, научно-техническом, организационно-политическом, создал достаточно мощные, довольно хорошо вооруженные армию и флот, успел сосредоточить на предполагаемом театре военных действий значительную и неплохо оснащенную группировку войск. Говоря по-другому, военно-экономический и военно-технический потенциал СССР успешно развивался и достиг значительного уровня и объема, а вооруженные силы нашей страны имели высокую степень боеспособности. Но поддерживалась ли в них высокая степень боеготовности, то есть непосредственная готовность войск выполнять боевые задачи? По-видимому, все-таки нет, о чем, судя по высказываниям К. фон Типпельскирха, было достаточно хорошо известно немецкому командованию. На это им и был сделан расчет при подготовке внезапного мощного удара по всей линии противостояния и одновременного введения в действие на всем протяжении фронта почти всех сил вторжения.

Таким образом, немцы считали важной и реальной задачей нанести неожиданный первый мощный удар, чтобы застать войска прикрытия нашей границы врасплох и захватить инициативу, причинить за счет внезапности этого удара как можно бульшие потери обороняющимся советским войскам, чтобы увеличить свое превосходство в силах и средствах. Для достижения внезапности нанесения первого удара по нашей обороне и максимальному повышению его эффективности немецкое руководство использовало, как показали происшедшие события, целый ряд обстоятельств, среди которых можно назвать следующие:

1) прикрытие своей неожиданно начавшейся агрессии двусторонними договорами с нашей страной, в которых Германия брала на себя обязательства добрососедских отношений и сотрудничества во многих сферах;

2) непредъявление перед нападением каких-либо претензий властям СССР, не говоря уже об объявлении войны;

3) продолжение, хотя и в уменьшающейся степени, сотрудничества с СССР по ранее начатым программам практически вплоть до момента нападения;

4) выбор максимально неблагоприятного для обороняющейся стороны времени нападения: ночью, под утро выходного дня, когда ее готовность к отражению удара потенциально должна достичь минимума;

5) проведение в течение нескольких месяцев до начала войны дезинформационных пропагандистских, дипломатических, специальных и иных мероприятий, направленных на дезориентацию советского военно-политического руководства относительно своих внешнеполитических и стратегических планов (в частности, объяснение переброски своих войск с запада Европы на восток стремлением обезопасить их от ударов британской авиации, распространение ложных сообщений о дате начала войны, которые в указанный срок, разумеется, не подтверждались);

6) устройство множества различных провокаций против СССР в мае – июне 1941 года, в основном связанных с незаконными перелетами его границы немецкими самолетами, которые держали в напряжении советское руководство и Красную Армию, но одновременно притупляли их активность.

Фактор внезапности нападения был усилен целым рядом запланированных действий гитлеровцев и их союзников, в частности:

1) нанесением одновременного мощного удара всеми основными видами вооруженных сил и родами войск на протяжении почти всей западной государственной границы СССР с их стремительным вторжением в пределы нашей страны;

2) нанесением в первые же часы войны мощных, массированных авиационных ударов по многим важным объектам, находившимся в глубине советской территории: аэродромам, железнодорожным узлам, портам, складам и т.д.;

3) совершением в первые дни войны многочисленных диверсионных акций в расположении советских войск, в прифронтовой полосе и на важнейших объектах в ближайшем тылу;

4) активным применением с первых же дней войны тактики стремительных прорывов танковых и моторизованных ударных групп при массированной поддержке бомбардировочно-штурмовой авиации, которые благодаря быстро захваченной стратегической инициативе и господству в воздухе позволили немецким войскам быстро вклиниться далеко в глубь советской территории на большинстве направлений.

И успешности своих действий в начале войны им в итоге достичь в основном удалось. При этом на главном направлении вторжения – центральном (белорусском, или московском) указанная задача была выполнена почти максимально удачно. Разгромив без значительных собственных потерь за несколько дней практически весь Западный фронт, насчитывавший к 22 июня 1941 года около 650 тыс. бойцов и командиров (включая пограничные и другие войска НКВД) и составлявший центральное звено в советской обороне, немцы прочно и надолго овладели стратегической инициативой, не давая долгое время нашему командованию организовать сплошную и прочную линию обороны как на этом направлении, так и на других, а тем более нанесение эффективных контрударов, постоянно угрожая выходом своих войск во фланги других фронтов. Но и на других направлениях немцы и их союзники нанесли довольно большой урон нашим войскам, воспользовавшись неожиданностью первого мощного удара, наряду с иными благоприятными для себя обстоятельствами. И тем самым они увеличили и без того свой большой перевес в силах и средствах над Красной Армией.

Многие объясняют разгромное поражение Западного фронта тем, что немцы сосредоточили против него свою самую мощную группировку войск. Другие считают, что наши поражения на всех фронтах в это время были почти одинаковыми. Однако это было далеко не так.

Во-первых, перевес немецко-фашистских войск в силах и средствах на этом направлении был ненамного большим, чем на других. Более того, по данным М. Мельтюхова, немецкая группа армий «Север» превосходила по численности личного состава противостоявшие им советские войска Северо-Западного фронта в 2,1 раза, а группа армий «Центр» войска Западного фронта – лишь в 1,8 раза [125].

Во-вторых, нигде не было нанесено нашим войскам таких больших потерь, особенно в относительном выражении. Например, ежесуточные безвозвратные потери Северо-Западного фронта в первые недели войны составляли 4,9 тыс. чел., Юго-Западного – 16,1 тыс. чел., в то время как Западного – 23,2 тыс. чел. [126].

В-третьих, на этом направлении немцы продвигались вперед намного быстрее, чем на других. Глубина отхода советских войск за 18 суток боев здесь составила 450—600 км, притом что на Северо-Западном фронте наши войска за это время отошли на 400—450 км, а на Юго-Западном – на 300—350 км [127].

В-четвертых, это направление является самым трудным для прорывов, обходов и стремительных маршей войск ввиду наиболее сложных природных условий (обилие болот, лесов, рек и озер) и плохих дорог, по сравнению с другими направлениями. Разве что многие районы Северо-Запада РСФСР, включая большую часть Смоленской области, где вначале «застряли» немцы, а потом наши долго их обратно не могли «выбить», были столь же сложны для активных подвижных боевых действий, да еще отдельные участки Карпат и в меньшей степени некоторые районы Прибалтики и украинского Полесья. Впрочем, в Карпатах нашим войскам в 1941 году, когда фронт стремительно продвигался на восток, закрепляться было самоубийственно. Зато в подобных белорусским лесах и болотах Калининской и Ленинградской областей они сумели практически полностью остановить немецкое продвижение еще в августе 1941 года.

Важно еще здесь отметить и то, что в 1943 году и первой половине 1944 года, когда наши войска успешно наступали на Украине и в Молдавии, перенеся на этом направлении войну за пределы СССР уже в марте 1944-го, они не смогли взломать немецкую оборону в Белоруссии до конца июня этого года, отставая от большинства наших фронтов на Украине и в Молдавии на несколько сотен километров. Вот насколько там местность позволяла хорошо обороняться, и чего не сделал летом 1941 года фронт Д. Павлова. Что нашим войскам на этом направлении требовало около года боев и маневров, то немцам удалось сделать ранее за 2—3 недели их проведения. Хотя на Украине и большинстве других территорий как немецко-фашистские, так и наши темпы наступления-отступления были почти сопоставимыми.

В-пятых, нигде не было в самом начале войны таких крупных окружений наших войск, как под Минском и Белостоком, в «котлах» которых взято в плен около 300 тыс. советских солдат и офицеров или даже несколько более.

В-шестых, нигде не было тогда столь массовой дезорганизации выхода, сбора и сосредоточения войск, вывода техники и получения оружия, боеприпасов и других средств, которая произошла на Западном фронте, а также срыва работы связи и управления войсками. Особенно трагической ситуация была в 4-й армии, сосредоточенной в районе Бреста, многие соединения которой находились в пределах досягаемости немецких артиллерийских орудий в первые же часы войны. Нигде не было брошено без боя или почти без боя столько техники, оружия и других материальных средств, оставлено столько солдат и офицеров без должного управления их действиями и без реальной возможности их организованного сопротивления врагу. Вот какой, по-видимому, характерный пример подобных событий приводит А.Б. Широкорад: «На окружной полигон (бывший польский) юго-западнее Барановичей в мае 1941 года было доставлено прямо с завода 480 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20 с 10 боекомплектами на каждое орудие. В конце лета 1941 года гаубицы-пушки должны были пойти на укомплектование десяти артиллерийских полков РГК. Все они 23—24 июня 1941 года целыми и невредимыми достались немцам» [128].

Много вопросов к командованию Западным военным округом (фронтом) и 4-й армией возникает, когда читаешь в различных трудах о том, что конкретно происходило на этом направлении в последние дни накануне войны и в ее первые дни, например, о том, почему большая часть артиллерии приграничных армий округа в момент начала нацистской агрессии оказалась отведенной в тыл, на стрельбы, не были заминированы мосты через Западный Буг и другие пограничные реки, казармы 4-й армии в первые же часы войны оказались под прицельным огнем немецкой артиллерии, слабо охранялись различные коммуникации, тылы наших войск успешно атаковали многочисленные немецкие диверсионные группы, не была проведена надлежащая маскировка аэродромов, с немалой части боевой техники сняты вооружение, боеприпасы и аккумуляторы, много офицеров находилось в отпусках и т.д. и т.п. [129].

Принципиальную разницу в исходе боев на 3-х основных направлениях в первые дни войны хорошо видели и немецкие историки. К примеру, генерал Э. фон Бутлар писал следующее: «В отношении масштабов захваченной территории итоги пограничных сражений в России можно было признать удовлетворительными, но что касается успехов в уничтожении сил противника, то они заслуживают более скромной оценки. Хотя группа армий “Центр” в результате двух сражений за Белосток и Минск добилась решающей победы, приведшей к уничтожению основной массы войск противника, однако две другие группы армий попросту гнали противника перед собой, не имея возможности навязать ему решающее сражение» [130].

Итак, хотя и на других направлениях наши войска были вынуждены отступать в начале войны, но все же не столь быстро, как на центральном (белорусском), и при гораздо меньших потерях. Нетрудно понять и причины этого отступления: помимо существенного преимущества в силах и средствах с самого начала военных действий у нашего противника, была опасность выхода прорвавшихся вражеских войск в центре советской обороны во фланг войск других наших фронтов, да и слишком большую часть резервов и мобилизованного пополнения советское командование вынуждено было бросать все на то же центральное направление, на котором ситуация для нас начиная с первых дней войны и до конца ноября 1941 года постоянно была близка к катастрофической. Очевидно, что при таких делах для других фронтов их оставалось слишком мало.

Более того, как отмечает Р. Иринархов, «…после неудачного исхода приграничных сражений на Западном фронте Генеральный штаб РККА 27—28 июня 1941 года отдал приказ о срочной переброске соединений 16-й и 19-й армий на западное направление, тем самым ослабив украинскую группировку войск» [131]. Одновременно вследствие этого разгрома враг вскоре после начала войны мог себе позволить направлять часть своих войск с центрального (московского) направления на другие. Например, командующий германской группой войск «Центр» Ф. фон Бок писал в своем дневнике 18 июля 1941 года о переброске с этого направления на ленинградское сил в составе корпуса и дивизии [132].

Но и потом, спустя недели, попробуй организуй на этом центральном направлении оборону, если почти все кадровые части Красной Армии здесь были разгромлены еще до переброски войск из других регионов страны и массовой мобилизации военнообязанных, почти вся боевая и иная техника и большая часть вооружения и боеприпасов утрачены, а основные искусственные, как и почти все самые важные естественные, оборонительные рубежи противник уже преодолел, да еще и без больших потерь. К тому же значительная часть советской территории с ее существенной долей социально-демографического и экономического потенциала страны была быстро оставлена, а наши предприятия не могли увеличить выпуск военной и другой необходимой для ведения войны продукции в условиях эвакуации многих из них. Напротив, во второй половине 1941 года происходило падение производства продукции военного назначения, не говоря уже о других ее видах.

Таким образом, в катастрофических неудачах Западного фронта (округа) под командованием Д. Павлова решающую роль сыграли субъективные факторы – в первую очередь откровенная слабость (не исключено, и чье-то персональное предательство) руководства фронта. Возможности у немцев и их союзников для достижения своего успеха на всех фронтах и направлениях были не сильно различающимися, но только здесь в первые дни войны они смогли добиться почти полного разгрома советских войск. Разумеется, это не означает, что субъективные факторы в столь грандиозной и продолжительной войне были важнее объективных, но, как мы видим, в отдельных случаях, чаще всего непродолжительное время и на определенной территории, они могут становиться решающими.

В последнее время стал широко доступным приказ особой важности командующего Прибалтийским особым военным округом Ф.И. Кузнецова № 00229 от 18 июня 1941 года, который условно можно назвать приказом «о быстрейшем приведении в боевую готовность театра военных действий округа» (Ф. 221, оп. 7833сс, д. 3, лл. 17—21). В этом приказе предписывалось руководителям всех родов и видов войск и служб округа провести дополнительные, усиленные и ускоренные мероприятия по повышению боевой готовности этих войск и служб. Особое внимание в нем обращалось на усиление противовоздушной обороны, подготовку минных заграждений, охрану и маскировку баз, складов, коммуникаций и транспортных узлов, подготовку радиосвязи, бомбоубежищ в городах Литвы и Латвии, обеспечение должного взаимодействия различных служб и войск и их взаимодействия с пограничными войсками, бесперебойного движения железнодорожного транспорта, минирование мостов через приграничные реки, подготовку для переправ через реки вспомогательных плавсредств, ускорение ремонта танков, автомобилей и тракторов, организацию должного обеспечения техники горючим и запчастями и т.д. Большинство мероприятий в соответствии с приказом должно быть проведено до 21—25 июня, но отдельные из них – в первый же день или до 1 июля 1941 года.

В частности, в приказе говорилось: «С целью быстрейшего приведения в боевую готовность театра военных действий округа ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Начальнику зоны противовоздушной обороны к исходу 19 июня 1941 г. привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону округа, для чего:

а) организовать круглосуточное дежурство на всех постах воздушного наблюдения, оповещения и связи и обеспечить их непрерывной связью;

б) изготовить всю зенитную артиллерию и прожекторные батареи, назначив круглосуточное дежурство на батареях, организовав бесперебойную связь их с постами, тщательно подготовив в инженерном отношении и обеспечив огнеприпасами;

в) организовать взаимодействие истребительной авиации с зенитными частями;

г) организовать бесперебойную связь постов воздушного наблюдения, оповещения и связи с аэродромами истребительной авиации;

д) к 1 июля 1941 г. закончить строительство командных пунктов, начиная от командира батареи до командира бригадного района.

19.6.41 г. доложить порядок прикрытия от пикирующих бомбардировщиков крупных железнодорожных и грунтовых мостов, артиллерийских складов и важнейших объектов.

До 21.6.41 г. совместно с местной противовоздушной обороной организовать: затемнение городов: Рига, Каунас, Вильнюс, Двинск, Митава, Либава, Шауляй, противопожарную борьбу в них, медицинскую помощь пострадавшим и определить помещения, которые могут быть использованы в качестве бомбоубежищ;

е) максимально форсировать все организационные мероприятия, закончив их не позднее 1 июля 1941 г.

Лично и через работников управления проверить выполнение изложенных выше мероприятий.

2. Начальнику связи округа привести в полную готовность все средства связи на территории округа, для чего:

а) не позднее утра 20.6.41 г. на фронтовой и армейские командные пункты выбросить команды с необходимым имуществом для организации на них узлов связи. Иметь подводы готовыми к немедленному включению.

Систематически производить проверку связи с командными пунктами, иметь на узлах связи ответственных командиров;

б) организовать и систематически проверять работу радиостанций согласно утвержденному мною графику.

Особое внимание обратить на радиосвязь с пограничными корпусами и дивизиями, с пограничными войсками, авиацией и службой воздушного наблюдения, оповещения и связи» [133].

Не подлежит ни малейшему сомнению то, что издать такой приказ командующий военным округом без соответствующего приказа либо указания из Москвы или по крайней мере согласования с руководством РККА был не вправе. Однако нельзя исключить, что подобная директива из центра могла быть более общего характера или даже устной.

Правда, кое-кто, даже зная о существовании этого приказа, все еще продолжает верить в то, что в подобных вопросах командующие на местах накануне войны могли проявлять полную самодеятельность, а руководство Генштаба, НКО, Правительства, Политбюро и даже сам товарищ Сталин для них указом не были. Видимо, и нужны были только для портретов, чтобы украшать свои кабинеты. Вот что, к примеру, пишет Р. Иринархов: «Прекрасно знало о неизбежности фашистского нападения и большинство руководящего состава войск Красной Армии, и командование западных военных округов. Но если командующие Западным и Киевским Особыми военными округами были еще спокойны, имея в наличии огромные силы войск, то командующий Прибалтийским Особым военным округом… проявлял понятное беспокойство» [134]. И далее, продолжая комментировать этот приказ и его исполнение, он отмечает: «…все отданные командованием Прибалтийского Особого военного округа распоряжения свидетельствуют о том, что его руководство было прекрасно осведомлено о дате нападения Вооруженных Сил Германии и пыталось проводимыми мероприятиями повысить боевую готовность своих войск» [135].

После таких слов трудно сдержаться, чтобы не воскликнуть: вот ведь, оказывается, какой проницательный и бдительный анархист, а заодно, наверное, и мужественный конспиратор был генерал Ф.И. Кузнецов! А вообще картина событий кануна войны, нарисованная Р. Иринарховым в этих и связанных с ними иных рассуждениях своей книги получается хорошо знакомой: если советские командующие на местах совершали правильные поступки, то вопреки Сталину и другим руководителям СССР и НКО, а если неправильные, то потому, что не могли их ослушаться. Одним словом, привычка – великая сила!

Гораздо ближе к истине представляются рассуждения С. Кремлева, который, опираясь на воспоминания маршала К. Мерецкова, контр-адмирала К. Деревянко и другие источники, доказывает, что в период с 14 по 19 июня 1941 года из Москвы во все западные округа отдавались различные распоряжения о проведении мероприятий по повышению боеготовности. Вот только исполнили их все по-разному [136].

Были ли предусмотренные этим приказом Ф.И. Кузнецова меры достаточными и своевременными? Нет, они по своему содержанию и объему были не вполне достаточными и уже успели довольно сильно запоздать. Хотя не все уже было в силах советского военного руководства. Кроме того, ему так и не были точно известными ни время начала военных действий против нашей страны, ни форма развязывания войны. Да и вообще не было и точной уверенности, что агрессия против СССР тогда состоится. Потому и приказ был недостаточно категорическим, и исполнялся он не слишком рьяно. Тем не менее он все-таки позволил войскам Северо-Западного фронта не допустить своего разгрома и существенно задержать продвижение врага на Ригу, Великие Луки, Псков, Таллин, Новгород, Ленинград и другие города Прибалтики и Северо-Запада РСФСР.

Конечно, никакими приказами уже было невозможно в тот момент преодолеть достигнутое к лету 1941 года большое преимущество Германии и ее союзников в силах и средствах, а тем более ее превосходство в ресурсах. Впрочем, весь масштаб этого ресурсного рывка фашистского блока, как уже говорилось, еще не был до конца известен советскому руководству или же полностью еще не был им осознан.

В то же время нельзя согласиться с М. Ходаренком и В. Славиным, которые считают, что советские войска в Прибалтийском военном округе (и в других тоже) к 22 июня 1941 года «…находились уже не в пунктах постоянной дислокации, а в боевой готовности в районах, определенных планом прикрытия госграницы, полностью обеспеченные запасами материальных средств, знали поставленные им задачи, организовали противовоздушную оборону и усиленно вели разведку мест предстоящих действий» [137].

Скорее всего, такие мероприятия действительно начали выполняться, да и то, по-видимому, не во всех войсках они начались своевременно, и в большинстве соединений они наверняка не были закончены в срок. А сами эти сроки в большинстве своем были определены на более поздний момент, чем реально состоялось нападение Германии. Но по-другому быть и не могло, так как и без того они были слишком жесткие, а время нападения не было точно известно. Что касается утверждения о полном обеспечении «запасами материальных средств» войск накануне войны, то оно вообще, конечно, «ни в какие ворота не влезает», ну да ладно, небось немного погорячились уважаемые авторы. И уж точно, судя по происшедшим после нападения событиям, в Западном военном округе подобные мероприятия проводились из рук вон плохо.

Так что нападение фашистов было не только вероломным, но и в высокой степени внезапным. Самое главное, советское военно-политическое руководство не знало о точном времени нападения, как и не было у него уверенности в том, что оно состоится вообще, да еще именно в июне 1941 года. Об этом свидетельствуют, в частности, многочисленные оговорки в приказах и директивах, которые были отданы в войска до 22 июня 1941 года, а также конечные сроки их исполнения. Разумеется, в такой ситуации выполнять с энтузиазмом все положения таких приказов было трудно, как, вероятно, и командиры не решались на жесткий контроль реализации отданных ими распоряжений. Например, те же авторы, цитируя текст приказа № 0033, отданного командиром 12-го механизированного корпуса Прибалтийского военного округа во исполнение указанного выше приказа командующего этим округом, приводили и такие характерные строки: «…тревоги не объявлять… Марши совершать только в ночное время …» [138] Кроме того, как уже сказано, в соответствии с приказом командующего Прибалтийским военным округом большинство мероприятий по повышению боеготовности войск планировалось закончить в 20-х числах июня. Такая уж громоздкая и сложная эта военная машина, не сразу ее можно полностью завести, и такая еще слабая у нас была инфраструктура. В конце концов, было почти совсем нереально поддерживать в условиях мирного еще времени повышенную, а тем более полную боевую готовность войск в течение многих дней, не зная точного времени выступления врага.

Даже обвинители И. Сталина в чинимых якобы им помехах в подготовке к войне и то вынуждены признавать, что политическим и военным руководством СССР указания в западные военные округа о повышении их боеготовности и подготовке к возможному нападению немецких войск все же давались. Например, авторы упомянутого коллективного труда «1941 год – уроки и выводы» писали: «12 июня командование приграничных военных округов под видом учений и изменения дислокации летних лагерей приступило к скрытному развертыванию войск вторых эшелонов округов в соответствии с планами обороны государственной границы» [139]. И далее в этом же труде отмечено следующее: «Соблюдая меры предосторожности в условиях нарастающей угрозы непосредственного нападения противника, военное руководство продолжало с запозданием проводить мероприятия по стратегическому развертыванию. С 14 по 19 июня командование приграничных округов получило указания к 22—23 июня вывести фронтовые (армейские) управления на полевые пункты. Так, в телеграмме начальника Генерального штаба от 19 июня командующему войсками КОВО указывалось: “Народный комиссар обороны приказал: к 22.06 1941 г. управлению выйти в Тернополь, оставив в Киеве подчиненное Вам управление округа… Выделение и переброску управления фронта сохранить в строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа”. 16 июня ЦК ВКП(б) и СНК СССР принимает запоздалое постановление “Об ускорении приведения в боевую готовность укрепленных районов”» [140].

Но наиболее активно проводило эти приготовительные мероприятия, как следует из этого коллективного творчества, руководство Прибалтийского округа: «Командующий Прибалтийским особым военным округом в приказе от 15 июня требовал выполнения мероприятий по рассредоточению авиации, максимальному повышению боевой готовности частей и соединений. 18 июня Военный совет ПрибОВО отдал приказ о приведении в боевую готовность театра военных действий» [141].

Впрочем, развитие событий на Северо-Западном фронте после нападения Германии происходило для нашей страны тоже далеко не самым лучшим образом. И хотя разгрома, как на Западном фронте, здесь не произошло, свою территорию наши войска на этом фронте оставляли противнику почти так же быстро. Правда, в отличие от других приграничных округов здесь негативную роль сыграл и такой немаловажный дополнительный фактор, как неустойчивость, ненадежность прибалтийских территориальных военных формирований. Так, М. Ходаренок и В. Славин отмечают очень важное значение для развития ситуации на этом фронте фактической сдачи своих позиций врагу литовскими частями [142].

Не меньшую роль сыграла и переходящая в измену неустойчивость латышских и эстонских частей. Вот что, к примеру, об этом пишет Ю. Емельянов: «Успехам немцев способствовала и “пятая колонна”, сохранившаяся в приграничных республиках страны… Созданный в октябре 1940 года и имевший постоянный контакт с Германией подпольный Литовский фронт активистов (ЛФА) к лету 1941 года насчитывал 36 тыс. человек. 22 июня члены ЛФА захватили радиостанцию Каунаса и провозгласили создание временного правительства Литвы… 28 июня латвийская подпольная группа временно завладела радиостанцией в Риге. Ряд бывших военных подразделений Латвии в полном боевом порядке выступили на стороне немцев. В Эстонии в тылу у советских войск действовали несколько тысяч боевиков… В июле ими был захвачен город Тарту» [143].

Нельзя также забывать, что советское политическое руководство, как уже говорилось, обоснованно опасалось спровоцировать Германию на эскалацию военных приготовлений и усиление недоверия к СССР ее военно-политического руководства, поскольку не знало истинных намерений А. Гитлера и К°, а также не желало давать повода к обвинениям с его стороны в подготовке Красной Армии к нападению. Нельзя было исключать и использования подобных обвинений для возможного сговора Великобритании с Германией, чего надо было опасаться, пожалуй, в еще большей степени. Вследствие этого до начала германской агрессии так и не была начата мобилизация, далеко еще не была окончена переброска необходимого пополнения в западные округа и передислокация их ближе к границе, как и не было окончено их сосредоточение и развертывание. Эти мероприятия начали проводиться, но делалось это слишком скрытно, медленно и постепенно.

Обобщая, можно отметить, что в первые дни и недели войны складывалась примерно такая ситуация: немцы имели у наших границ отмобилизованную, укомплектованную и развернутую армию, которая намного превосходила в силах и средствах сосредоточенную здесь группировку советских войск. Начав внезапно войну тотальными боевыми действиями и застигнув в основном врасплох соединения советских войск, немцы и их союзники сразу же нанесли по ним мощные удары, сумев в значительной мере разгромить их, еще больше увеличив свое преимущество в силах и средствах и сильно дезорганизовав действия наших войск.

В свою очередь, начав с момента нападения Германии и ее союзников мобилизацию и переброску войск на запад, ввиду довольно слабого развития транспортной инфраструктуры, большой протяженности коммуникаций, низкой плотности населения, огромной территории и большого рассредоточения соединений, частей и учреждений внутренних округов и мобилизационных резервов, советское военно-политическое руководство не смогло быстро, еще до разгрома основных сил на Западном фронте, а также крупных поражений на других фронтах, укрепить сражающуюся группировку. Уж слишком громоздкой и неповоротливой, причем прежде всего по объективным причинам, была отечественная мобилизационная и транспортная система. При этом ситуация на центральном направлении довольно быстро становилась угрожающе катастрофической. В результате этого подтянутые резервы вводились в бой не вполне подготовленными, по частям, разрозненно, без налаженного взаимодействия с продолжавшими сражаться соединениями фронтов, на неподготовленные позиции. Наши войска на центральном направлении и в значительной мере на северо-западном и юго-западном направлениях представляли собой в этот период конгломерат разрозненных, плохо управляемых соединений, в то время как немецкие войска действовали как единый слаженный механизм по единому плану. Часть наших войск на Западном фронте в этот период продолжала удерживать оборону на своих позициях, в том числе и в окружении, другая их часть находилась почти в непрерывном и беспорядочном движении: кто-то отступал, кто-то выходил из окружения, кто-то пробивался из окружения с боями, кто-то подъезжал к фронту из тыла, кто-то выдвигался навстречу прорвавшемуся противнику из глубины расположения войск, кто-то занимал боевые позиции для боя, кто-то с ходу принимал бой и т.д. Ничего похожего на сплошную линию фронта, в которой бы не было зазоров между державшими оборону частями, создать на этом направлении, как отчасти и на других направлениях, долго не удавалось. Не были использованы как следует, а то и совершенно, ни естественные, ни искусственные оборонительные рубежи, а для подвижной, активной обороны, которая, по мнению А. Исаева, являлась бы более эффективной [144], было совершенно недостаточно ни сил и средств, ни опыта ведения подобных боев и масштабных операций против сильного противника. Напротив, попытки мощными контратаками сбить наступательный порыв врага были тогда чаще всего губительными для нашей армии, так как они не были и не могли быть в той ситуации достаточно подготовленными, а, самое главное, проводились при большом перевесе его войск в силах и средствах.