Текст книги "Вся правда о войне. Причины. Итоги. Потери"

Какой же тогда элемент этой системы и всей системы общества был решающим для военных успехов? Простой ответ на этот вопрос, пожалуй, не будет безупречным по своей точности. Но все же в данном случае в целом скорее придется согласиться с советским вождем, который в свое время, как известно, провозгласил, что кадры решают все, правда, говоря о строительстве социализма и технической реконструкции в СССР. Вот также и в войне решающими были человеческие ресурсы, особенно наличие необходимых кадров, системы их подготовки, отбора, ротации, а также развитие в государстве и обществе процессов вертикальной мобильности. Военные, научно-технические, производственно-промышленные и иные кадры и создавали танки, и управляли ими на полях сражений. Как, разумеется, создавали они и прочие многочисленные виды средств ведения войны и воспроизводства социальной системы. Говоря схематично, не танки решали все, а кадры, степень их развития и уровень их подготовки, объективное количество и качество человеческого потенциала в целом.

Если же попытаться здесь уточнить вопрос о конкретной роли танков в Великой Отечественной войне, забегая несколько вперед, то можно еще привести справедливое мнение В. Гончарова, который, в частности, отмечал следующее: «Танками можно и должно совершить успешный маневр и дезорганизовать оборону противника, но задача по уничтожению разгромленного врага все равно ляжет на стрелковые части» [29]. К этому можно добавить не менее верные слова другого современного автора, А. Больных, о том, что в военных успехах немцев 1941 года едва ли не самое главное значение имело четкое взаимодействие всех родов войск, среди которых особенно важную роль, помимо танков, играли еще также авиация «поля боя» и подразделения связи [30]. Так что далеко не только от танков, тем более одного лишь их количества, зависел в войне исход боев и сражений, как, впрочем, и от других взятых в отдельности видов техники и вооружения.

Итак, принципиальный подход автора к причинам неудач СССР в 1941 году, а также и к другим причинам каких-либо грандиозных исторических событий и их результатов, в том числе и рассматриваемой войны, состоит в том, что определяющее значение среди них имеют объективные факторы (в широком смысле этого понятия), то есть не сводящиеся к поведению отдельных действующих лиц и не зависящие от нашего их восприятия и понимания. В числе этих объективных факторов особенно следует выделить очевидные, бесспорно установленные и наиболее важные обстоятельства. В частности, здесь конкретно речь идет о том, кто и как начал войну, чем она закончилась, кто и на чьей стороне принимал в ней участие, каковы были масштабы и ресурсы этих стран, общее соотношение сил и средств их вооруженных сил и т.д.

Кроме того, все эти обстоятельства следует рассматривать в системе, в их взаимосвязи, в контексте предшествующих и текущих событий и их результатов. При этом важнейшее значение имели факторы характера и степени организации и управления как в вооруженных силах, так и в государстве и в обществе в целом.

Таким образом, как бы ни было велико значение фактора внезапности нападения Германии, какую бы важную роль ни играли иные быстропреходящие или субъективные обстоятельства, главное значение в любом случае имело соотношение действующих сил и потенциал воюющих стран, а также характер и степень организации общества, государства и армии. В свою очередь, это выражалось прежде всего в количестве и качестве используемых в войне сил и средств, наличии и степени задействования ресурсов для их пополнения, возможностях по их сосредоточению и маневрированию ими. А главным мерилом и доказательством величины сил и средств в их количественно-качественном выражении являются достигнутые результаты.

Как по силам дерущихся можно чаще всего заранее определить, кто победит, так и по этой победе можно с высокой долей вероятности определить, кто имел больше сил. Разумеется, в отдельном бою и даже в нескольких сражениях победа может быть не всегда на стороне у того, кто имеет больше сил и средств, и у кого они качественнее, благодаря различным субъективным факторам (большем воодушевлении, самоотверженности, хитрости, расчетливости, подготовленности) и преходящим, второстепенным объективным (внезапности, опережению в нанесении первого удара, более удачной дислокации, концентрации, благоприятствующим в определенный момент той или иной стороне природно-климатическим и географическим условиям), а также везению. Однако в длительной, широкомасштабной, тотальной войне, которая ведется на фронте длиной в несколько тысяч километров и состоит из множества больших и малых сражений самого разного характера, отклонения от основных закономерностей постепенно уравновешивают друг друга и как бы затухают, сходят на нет.

Другое дело, что измерить это самое соотношение, как правило, бывает очень сложно, тем более по всем позициям, не говоря уже о том, что слишком много, вольно или невольно, в научный оборот было введено сомнительных, а возможно, и ложных источников этих данных, слишком много в науке и публицистике выступало лиц, которые были заинтересованы не в установлении истины, а в создании определенной выгодной, удобной или приятной для себя картины происшедшего, для чего они активно фактически (хотя и необязательно преднамеренно) занимались подтасовкой и тенденциозной интерпретацией различных данных. Одним нужно было оправдаться в поражениях (бывшим немецким генералам, шовинистически, антикоммунистически либо антирусски настроенным немцам и многим другим европейцам и американцам, в меньшей степени немалому числу и наших маршалов и генералов), другим надо было умалить нашу победу, чтобы нанести удар по славе или авторитету СССР, России и русского народа и потешить национальные и идеологические чувства определенной публики (огромному числу зарубежных и отечественных деятелей с самыми разными идеологическими убеждениями и политической ориентацией), кому-то надо было очернить И. Сталина и его сподвижников (Н. Хрущеву и его выдвиженцам, троцкистам, не говоря уже о потомках репрессированных и антикоммунистах), кому-то надо было ударить по советской державе и советскому строю (финансово-политическим элитам Запада, западным спецслужбам и их многочисленным помощникам, как в нашей стране, так и за рубежом, а также идейным антикоммунистам всех мастей), ну а кому-то очень хотелось возвеличить И. Сталина, Г. Жукова, либо русский народ, партию большевиков, советский строй и т.д. А тактика всех этих заинтересованных авторов, как правило, немудрена: за «деревьями» частных, мелких или сомнительных фактов, всевозможных отвлекающих рассуждений и предположений спрятать «лес» истины или по крайней мере не обращать на него внимание.

Важно также не забывать одну из аксиом традиционной военной мысли, что наступающие войска для гарантированного прорыва подготовленной обороны и закрепления успеха наступления должны иметь, как правило, 2—3-кратное количественно-качественное превосходство в силах и средствах. Нельзя забывать при этом и правило «тришкина кафтана», согласно которому никакое хитромудрое маневрирование войсками не может на длительный срок заткнуть сразу все «дыры», то бишь слабые места в дислокации войск, и восполнить элементарную их нехватку. Поэтому трудно придавать большое значение называемым в качестве решающих причин поражений наших войск в 1941 году субъективным факторам или даже такому фактору, как внезапность немецкого первого удара. Но еще неблагодарнее соглашаться с теми авторами, кто в числе главных причин наших неудач в начале войны усматривает «блестящие таланты» немецких генералов и их умелое маневрирование войсками. Мол, войск и техники у них в целом было не больше, чем у наших, но они так хорошо планировали операции и так быстро перебрасывали войска на наиболее важные участки фронта, что создавали многократный перевес в силах и средствах на направлениях главных ударов и поэтому почти все время побеждали. Или иногда рассуждают примерно так: вермахт побеждал в 1941 году Красную Армию за счет выбора неожиданных направлений главных ударов.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять несостоятельность таких утверждений. А кто мешал нашим генералам ударить по тем участкам фронта, которые немцы в результате своих маневров оголяли? Неужели опять вездесущий Сталин всюду и всегда успевал навредить, или наши военачальники все такими глупыми были? Да и чем бравые немецкие генералы могли стремительно маневрировать, если якобы танков у них было намного меньше, а другие моторизованные средства будто бы не имели действительно важного значения? Разумеется, ответ-то, как ни крути, может быть только один: летом и осенью 1941 года немцы и их союзники имели подавляющее количественно-качественное преимущество в совокупных силах и средствах: прежде всего в численности солдат и их технической подготовке, знаниях и опыте офицеров и генералов, числе транспортных и иных технических средств, качестве боевой и иной техники и оружия, оснащении войск, особенно танков и самолетов радиосвязью и другими техническими приборами и устройствами, обеспечении боеприпасами и снаряжением, вплоть до лучшего качества питания и обмундирования их войск и лучших транспортных коммуникаций, по которым они их снабжали.

Это и позволяло им создавать на решающих участках фронта необходимую концентрацию войск для прорыва советской обороны, не ослабляя другие его участки.

Но как же тогда зимой 1941 года Красная Армия смогла нанести первые крупные поражения врагу? Ну, во-первых, советские победы тогда еще были весьма скромны по сравнению с немецкими победами предшествующего периода. Во-вторых, к этому времени существенно изменились многие объективные и субъективные обстоятельства войны, к примеру, снизилась роль фактора технического превосходства фашистских войск. В-третьих, определенную роль могли сыграть на первый взгляд мелкие, субъективные, случайные обстоятельства происходивших событий. Вообще вопрос о причинах провала немецкого блицкрига и первых крупных победах Красной Армии, одержанных ею зимой 1941—1942 годов, требует отдельного внимательного рассмотрения, что и будет сделано далее.

Истинное количественное соотношение используемых сил и средств очень трудно еще определить и потому, что оно складывается из множества составляющих, причем далеко не вполне симметричных. Например, на вооружении советских вооруженных сил в начале войны было больше минометов, зато у немцев – артиллерийских орудий, особенно противотанковых; у нас, как принято обычно считать, было гораздо больше танков, во всяком случае легких типов, а у немцев, без всяких сомнений, – в несколько раз больше автомобилей различного вида и мотоциклов. Что уже говорить о соотношении орудий по их калибру, а тем более танков и самолетов – по их различным боевым и техническим характеристикам. Во многих же трудах о войне их, как правило, сваливают в «общую кучу», хотя разные типы и образцы одних и тех же видов вооружения и техники порой в разы отличались друг от друга по своим боевым и иным возможностям.

Еще более трудно установить соотношение качества этих сил и средств. В любом случае здесь не обойтись без основанных на логических рассуждениях оценок, базовыми фактами для которых будут результаты боев, сражений, кампаний и войн, с одной стороны, и численность личного состава войск, с другой стороны.

Что касается важности последнего показателя, то она определяется тем, что численность личного состава в разных армиях легче и корректнее сравнивать между собой, так как военнослужащие, особенно солдаты, в принципе мало различаются между собой по своему предназначению, да и за немногими исключениями и по своим основным качествам. Если солдат есть в наличии, здоров и невредим, то он примерно так же способен воевать, как и любой другой. Отдельные из них еще могут значительно отличаться друг друга по своим особенностям: росту, физической силе, выносливости, ловкости и т.д. Но в больших массах солдат эти индивидуальные различия обычно почти полностью нивелируются. И то, что солдаты одних стран в целом могут лучше воевать, чем солдаты других стран, обусловлено разницей в их боевой и технической выучке и воинском опыте, а также в организации и дисциплине в войсках. Но опять-таки в условиях тотальной, длительной войны эти различия довольно быстро стираются, становясь, как правило, незначительными.

Совсем другое дело – техника и оружие, особенно сложные их виды и образцы, которые не только могут сильно, порой на порядок, отличаться друг от друга по многим своим техническим и боевым свойствам, но и во многих отношениях непредсказуемее в своей уязвимости, чем люди. Танк вроде бы и есть, но использовать его по своему прямому назначению нельзя, допустим, из-за того, что его не успели вовремя заправить горючим или заменить на нем одну из многочисленных деталей. Солдат без пищи воевать может даже несколько дней, а танк без горючего и боеприпасов не годен и на минуту. Или, к примеру, у одних есть танк, а у других «развалюха» с израсходованным моторесурсом или недостаточным боезапасом под названием «танк». Но даже, допустим, есть вроде бы вполне исправные и не совсем старые танки, но много ли они принесут пользы, если на них нет радиостанции, приборы не позволяют вести меткую стрельбу или ориентироваться ночью, в экипаже нет заряжающего или обученного наводчика, снаряды и горючее вовремя не успевают подвозить, и даже при не самых больших повреждениях или поломках нет возможности их оперативно отремонтировать?

До сих пор не ослабевают споры о том, сколько же в Красной Армии было танков накануне войны, а самое главное, какую долю из них составляли устаревшие машины, легкие танки и танкетки, сколько из них было неисправных и в какой степени, сколько не укомплектованных людьми и снаряжением и насколько вполне боеспособные и современные танки соответствовали по своим характеристикам и качеству немецким танкам. Но о чем здесь спорить, если значительные победы немецких войск, их очевидное преимущество в мобильности и пробивной мощи, постоянное рассечение в 1941 году нашей обороны танковыми клиньями врага были вполне очевидными фактами, бесспорно доказывая их большое преимущество в силе танковых войск! Ведь немцы били наших предков тогда не «бумажными» танками, которых у Красной Армии, по преобладающему мнению современных авторов, было гораздо больше, а самыми что ни на есть реальными, боеспособными, которых на фронте на самом деле, вероятно, было все-таки больше именно у них в начале войны, не говоря уже о гораздо большей в целом мощи немецких танковых и моторизованных войск! Чему и кому надо больше доверять: фактам происшедших событий и, самое главное, их результатам или «бумаге», то бишь сомнительным источникам и их бездумным или лукавым интерпретаторам, делам или словам?!

Кроме того, нельзя забывать, что оснащение войск техникой и оружием, как правило, в значительной мере пропорционально численности войск с поправкой на экономические и научно-технические возможности страны и использование ресурсов других стран. Чем больше в них людей, тем больше должно быть и бывает на самом деле техники и оружия, чем больше имеется техники и оружия, тем больше направляется для управления ими людей.

Таким образом, если войска одной страны имеют, к примеру, меньше танков, чем приблизительно одинаковые по численности войска другой страны, находящейся на примерно том же уровне развития, значит, они обычно имеют настолько же больше пушек, бронемашин или другой техники и вооружения. А такая несимметричность оснащения войск различными видами техники и вооружения может объясняться не только разными оперативно-тактическими особенностями военного строительства и планирования в той или иной стране с учетом специфики ее научно-технического и экономического развития, но и особенностями боевых и технических характеристик указанных видов оружия и техники и их качества. Поэтому когда многие авторы приводят данные о почти 2-кратном перевесе в численности войск вторжения Германии и ее союзников над советскими силами обороны, но одновременно указывают на 2-кратное, а то и 3—4-кратное преимущество этой группировки РККА в танках, то они тем самым расписываются в отсутствии достоверных источников этих данных. В любом случае советские танковые войска в начале войны по многим показателям были гораздо слабее немецких танковых войск, прежде всего в качественном отношении. При этом танковые войска врага и другие силы вторжения были гораздо лучше оснащены артиллерийскими орудиями, бронемашинами, автомобилями и стрелковым оружием, а также обеспечены боеприпасами, ремонтной и материально-технической базой.

Итак, авторский подход к пониманию причин (факторов) поражений и побед воевавших сторон в тех или иных кампаниях Великой Отечественной войны и в ней в целом основывается на научно-философских исследовательских принципах. Крупномасштабные и продолжительные социально-исторические процессы происходят в целом объективно и закономерно, а общество и его основные элементы представляют собой сложные системные явления (образования). Решающее значение в них имеют объективные и объективно-субъективные (объективные явления, имеющие определенную меру субъективного содержания) факторы. Вместе с тем и собственно субъективные факторы, а именно политическая воля и конкретные поступки лиц, стоящих во главе этих процессов и систем, находится с ними в диалектическом единстве, приобретая порой решающее значение.

Кроме того, информация о числе сил и средств, использованных сторонами в войне, ввиду затруднительности точного и сопоставимого их учета и подсчета, методологическими и идеологическими проблемами проводимых исследований, должна подвергаться критическому осмыслению и проверкой соответствия их бесспорным, основополагающим фактам, логике и результатам развития событий.

3. Ресурсные возможности СССР и Германии, роль их союзников и других стран к началу войны и в ходе ее

К 22 июня 1941 года Германия и ее союзники имели большое преимущество над СССР, который противостоял им тогда практически в одиночку, и в общих силах и средствах вооруженных сил, и еще больше в силах и средствах сосредоточенной для вторжения своей группировки войск по сравнению с дислоцированной здесь советской войсковой группировкой, а также и в ресурсах для их пополнения. Это фактическое преимущество в силах и средствах противника было как количественным, так и особенно качественным. И такое положение сложилось тогда отнюдь не случайно или всего лишь по произволу отдельных субъектов, а в результате объективно обусловленного хода событий, политических, экономических и иных закономерностей развития стран Европы и отношений между ними.

Однако военное руководство СССР накануне войны самоуверенно преувеличивало силы и потенциал нашей страны, явно недооценивая возможности противника. Инерция этих заблуждений сохранилась и в послевоенное время, в том числе в трудах военных историков и публицистов, как сохраняется она у многих, даже у добросовестных исследователей до сих пор. Впрочем, эти реальные ошибки в оценках соотношения сил сторон довольно трудно отделить от пропагандистских действий советского руководства по поддержанию в Красной Армии высокого боевого духа и уверенности в ее мощи у населения страны. Очевидно, что такого рода пропаганда неизбежно сопряжена с намеренным преувеличением собственных сил и принижением сил противника.

Представляется, что одна из главных причин этой искаженной общей оценки сил сторон состоит в традиционном чрезмерном превознесении роли танков и придании слишком большого значения формальным показателям их производства. После того как в 30-е годы промышленность СССР добилась больших успехов в объемах производства танков, а наши ученые, конструкторы и инженеры – в создании их прогрессивных моделей, и это было подкреплено определенными успехами в конструировании и производстве самолетов и других видов техники и оружия, у руководителей Генштаба и Наркомата обороны, вероятно, возникли идеи военно-технического превосходства над Германией. К этому, скорее всего, добавлялась убежденность в бульших ресурсных возможностях СССР, обусловленная восприятием Германии как гораздо меньшей страны, верой в преимущества социализма и надеждой на солидарность трудящихся и силы сопротивления в оккупированных и подчиненных ей странах.

Все это привело к значительным просчетам в планировании и подготовке к войне и методах ее ведения на первоначальном этапе. Отсюда и доминировавшая перед войной, но оказавшаяся в целом несостоятельной в создавшемся положении наступательная стратегия оборонного планирования СССР. Предполагалось, что возможное нападение любого вероятного агрессора будет быстро отражено, после чего его войска должны быть разгромлены решительными наступательными действиями Красной Армии. Надежда была на то, что война будет быстро перенесена на территорию противника. В принципе это была правильная и оправданная стратегия, но к лету 1941 года она уже не соответствовала изменившейся военно-политической ситуации в Европе.

Вместе с тем превосходство СССР над будущим врагом в силах, средствах и ресурсах какое-то время действительно существовало. Не приходится сомневаться, что еще в 1936 году Германия как военная держава очень сильно уступала во многих отношениях Советскому Союзу, но последовавшие затем резкая милитаризация германского общества, прежде всего ее экономики и научно-технической сферы, бескровные установление контроля над Рейнской областью, присоединение Австрии, Судет и Чехии, завоевание «малой кровью» Польши, Франции, Бельгии, Нидерландов, Дании, Норвегии, захват при этом большого количества трофейного оружия, боевой и иной техники, боеприпасов, иных материальных ценностей этих государств и их армий, а также британских экспедиционных войск, привели к многократному увеличению сил и средств ее армии, а также ее ресурсных возможностей в количественном отношении. Ну а немецкое качество техники почти всегда было одним из самых лучших в мире, и уж точно намного выше отечественного. К этому добавилось вовлечение ею в союзнические отношения (фактически – в сферу своего доминирования) Румынии, Венгрии, Испании, Финляндии, Словакии, Хорватии, Болгарии.

Вот что писал о происшедшем накануне начала войны резком экономическом усилении Германии один из руководителей советской экономики в эти годы Н. Вознесенский: «Общая сумма богатства, награбленного гитлеровской Германией в оккупированных странах до 1941 года, составляет, по оценке Управления по делам экономической войны в США, 9 млрд. ф. ст., что вдвое превышает годовой национальный доход Германии до войны. Кроме того, гитлеровская Германия в широких масштабах эксплуатировала иностранных рабочих, численность которых в Германии достигала 12 млн человек, что позволяло немцам компенсировать изъятие из производства в армию значительного количества рабочих» [31]. Одной из форм фактического принуждения побежденных Германией в начале Второй мировой войны стран к финансированию ее дальнейших военных действий стало взимание с них контрибуций, размер которых постоянно увеличивался: с 8 млрд марок в 1940 году (11,4 % доли ее государственного бюджета) до 19 млрд марок в 1941 году (18,4 % его доли), продолжая расти и далее – до 48 млрд марок в 1944 году (26,4 % его доли) [32].

Конечно, благодаря стараниям своего политического руководства СССР в 1939—1940 годах также удалось заметно усилиться геополитически, но все же во много раз меньше, чем в это время Германии. Так, население присоединенных, завоеванных, вовлеченных в союзнические отношения Германией в 1938—1940 годах европейских стран и территорий составляло почти 200 млн человек, а население присоединенных в это время к СССР территорий – 20—22 млн человек. При этом, находясь начиная с сентября 1939 года в состоянии войны с Великобританией и другими странами, военно-политическое руководство Третьего райха имело необходимое оправдание для мобилизации и укомплектования армии военного времени. В результате ее армия с учетом сил союзников стала явно превосходить по большинству показателей Красную Армию, а личный состав вермахта смог в начавшейся войне накопить немалый опыт боевых операций в современных условиях. Подписанные в 1939 году договоры с Германией позволили оттянуть начало войны, но в какой-то мере сыграли с руководством СССР злую шутку, способствовав недооценке военной опасности с ее стороны.

Впрочем, возможности для дальнейшей милитаризации советской экономики и всего общества в целом, еще большего доминирования в структуре производства тяжелой промышленности или ускорения экономического роста к концу 30-х годов в СССР для условий мирного времени были практически полностью исчерпаны. Почти все это уже до предела упиралось в ресурсный потенциал нашей страны, а также «усталость» советского народа от напряжения форсированного развития базовых отраслей экономики и военного производства в годы первых пятилеток. Ведь оно происходило в значительной мере за счет недоразвития сельского хозяйства, легкой промышленности, жилищного строительства и сферы услуг, в первую очередь нужных для материального благополучия населения. Так, доля расходов на оборону в государственном бюджете с 25,6 % в 1939 году, что и так было очень много, выросла в 1940 году – до 32,6 %, а в 1941 году – до 43,4 % [33]. Тем более советские власти в сложившейся ситуации были фактически лишены возможности проведения заблаговременной мобилизации и полномасштабного сосредоточения войск вблизи границ с Германией и ее союзниками.

Можно предположить, что с осени 1940 года и особенно весной 1941 года И. Сталин и другие руководители СССР стали понимать, что военно-политическая мощь Германии значительно увеличилась, и, следовательно, военная опасность с ее стороны существенно возросла. Об этом, в частности, свидетельствуют переговоры и консультации, которые проводили в эти последние предвоенные месяцы советские руководители со своими коллегами из Германии и Японии, различные мирные инициативы, выдвигавшиеся в этот период властями СССР, попытки проведения дальнейших мероприятий по усилению армии, хотя и в основном завуалированного характера. Важным результатом этих усилий был заключенный 13 апреля 1941 года пакт о нейтралитете между СССР и Японией, который в дальнейшем помог избежать нашей стране войны на два фронта. Однако всего этого с учетом всей опасности сложившейся ситуации было, как оказалось, явно недостаточно ни для предотвращения войны, ни для достаточного усиления армии.

Сравнение ресурсов противостоявших сторон следует начать с сопоставления их людского потенциала, ибо люди есть главное богатство любой страны. Численность находящегося в распоряжении властей населения в решающей степени определяла кадровые возможности государств и блоков, а от этого зависела геополитическая, экономическая и в конечном итоге их военная мощь. Особенно важное значение имела подконтрольная сторонам противоборства численность военнообязанных, а также трудоспособного населения, которая, впрочем, в основном соответствовала общей численности населения.

Подсчет численности населения европейских стран, которую она составляла в исследуемый период, является весьма трудной задачей. Более того, точный ее подсчет вообще невозможен из-за сомнительного характера многих устных данных, разрозненности и противоречивости их источников, пристрастности многих исследователей, а также многочисленных перекроек государственных границ, депортаций, переселений и других миграций населения, которые происходили в эти годы весьма часто. Вызывают сомнения и приводимые в литературе сведения о естественном движении населения, происходившем тогда в этих странах. Однако в совокупности все эти данные все же позволяют беспристрастному исследователю дать достаточно точные оценки его численности.

Итак, население Германии и ее европейских союзников (с учетом оккупированных и присоединенных стран и территорий) насчитывало к началу Великой Отечественной войны приблизительно 302 млн человек, в том числе Германии (с учетом Австрии, Судет, Эльзаса и Лотарингии и других присоединенных и аннексированных стран и территорий) – почти 99 млн человек, а население СССР – около 196,5 млн человек [34]. О численности населения нашей страны более подробно будет говориться во 2-й части работы, благо авторская оценка этого числа практически не отличается от преобладающих в литературе представлений. А вот оценка численности населения Германии и союзных ей стран требует обстоятельного рассмотрения именно здесь.

Прежде всего, следует отметить, что в этих подсчетах автор не учитывал только численность населения стран и территорий Европы, фактически оставшихся вне союзнических отношений, не попавших под оккупацию или в явную и существенную зависимость от вступивших в войну сторон либо военно-политический контроль над которыми был далеко не полный: Швеции, Швейцарии, Португалии, Ирландии, Сербии, Греции, Албании и Турции (если, конечно, считать ее европейской страной), ну и, само собой, Великобритании, находившейся в состоянии войны с Германией.

Прежде всего, следует отметить, что в этих подсчетах автор не учитывал численность населения стран и территорий Европы, фактически оставшихся вне союзнических отношений и не подвергшихся оккупации Германией и ее союзниками: Швеции, Швейцарии, Португалии, Ирландии и Турции (если, конечно, считать ее европейской страной), ну и, само собой, Великобритании, находившейся в состоянии войны с Германией. Не включено в это число и население Греции, Сербии и Черногории, Албании и Косова, в которых продолжалось активное сопротивление оккупантам. С одной стороны, Германия и ее союзники использовали экономику, инфраструктуру, территорию этих стран, но с другой стороны, оккупанты вынуждены были содержать в них в это время довольно большие воинские контингенты и формирования органов безопасности, которые несли потери в боях с партизанами и другими силами сопротивления, а местные коллаборационисты практически не принимали никакого военного, военно-полицейского или иного подобного участия в войне против СССР.

Особого рассмотрения заслуживает численность населения Германии, которая значительно увеличилась в период с 1938-го по весну 1941 года. К сожалению, большинство авторов, включая отечественных, по указанным уже в этой работе причинам, привыкли считать его с заметным преуменьшением. Даже Б. Мюллер-Гиллебранд, довольно плохо скрывавший в своем знаменитом исследовании желание скрасить горечь поражения своей страны в этой войне и, следовательно, стремившийся к преуменьшению ее сил, средств, ресурсов и потерь, и тот определяет численность населения Германии несколько большими цифрами, чем многие наши соотечественники. По данным этого автора, численность ее населения в 1939 году составляла 80,6 млн чел. (в том числе лиц мужского пола – 38,9 млн чел.), а «накануне Второй мировой войны» – 85 млн человек [35].