Текст книги "Инъекция страха"
Автор книги: Александр Щёголев
Жанр: Научная фантастика, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
– Зачем дурака-то из меня делать?
«Как», «почему», «зачем»… Надо было отвечать. Она затряслась, придавая своим словам большую силу, но закричала почему-то совсем о другом. Разве согласился бы Шлема на оплату в форме кукол?! Разве не ясно, что куклы для него – тьфу и вытереть?! Группа, говорит, переполнена, не знаю даже, чем вам помочь, барышня моя дорогая! Или, может, ей лечь под него надо было? Он глазками-то играл, индюк вонючий! Домой приглашал, грудь раздувал, но дома выжившая из ума жена безвылазно сидит, так он коллекцию свою мечтал показать! Да если б не было этой коллекции, если б не захотел он новенькую монету больше, чем новенькую девочку, что было бы делать? Знаешь, через что некоторые матери прошли, у которых мужья мало баксов домой приносят?
– Перестань… – жалко попросил ты. – Я ж не о том…
Нет, о том! Нужна правда – получай! Шлема довез их с Алисой до дома твоих родителей – после первого же занятия – остался с девочкой в машине, а она поднялась к чужой квартире, просто вошла и просто взяла – так просто, что сердце потом целую неделю болело. У тебя хорошее воображение? Представь теперь, какие возможны варианты, если бы она этого простого поступка не совершила. Когда ехали домой, растроганный Шлема дал Алисе поиграть монетой – с условием, что мамочка не выпустит драгоценную игрушку из своих рук. Вот откуда ребенок узнал и запомнил, как выглядит серебряное «солнышко»…
– Что за рецепт у тебя в старой сумке? – спросил ты, чтобы сбить волну. – В стенном шкафу, а?
Ты, если честно, тянул с этим вопросом до последнего – боясь ответа. Но все-таки спросил.
И волна мгновенно улеглась. Штиль. Жена расслабилась, забралась обратно в постель, она сделалась странно, пугающе спокойной.
– А сам не понял, что за рецепт?
– Понял, конечно. Почему у тебя в сумке? Почему У ТЕБЯ?
– Ох, как хорошо, что ты нашел… Не буду теперь себя такой гадиной в вашем доме чувствовать.
– Кто покупал бабуле лекарство? Ты?
– Не смеши. Неужели одно понял, а второе, самое главное, нет? Наверное, трудно в такое поверить…
Год назад, рассказала жена, когда еще родители отсюда не съехали в бабулину квартиру, случился скандальчик, незаметный на фоне десятков других. Светлана Антоновна искала какой-то рецепт, который затерялся в общем бедламе. Разумеется, Зоя была обвинена в том, что выбросила эту суперважную бумажку или пырнула ее не глядя куда-нибудь. «Помнишь, Андрюша?» Ты что-то смутно припоминал. Отлично, идем дальше. Пять лет совместной жизни с родителями мужа приучили Зою к тому, что ни единой бумажки, ни единого фантика в этом доме без спросу выбрасывать нельзя. Поэтому рецепт, который искала Светлана Антоновна, вскоре нашелся. Зоя его действительно «пырнула» – автоматически сунула в тетрадку с шитьем. Убегала на курсы, подняла валяющуюся на полу в прихожей бумажку и положила, куда пришлось, а потом забыла про это. Итак, нашла она рецепт, но свекрови сразу не отдала, интересно ведь стало – чего так психовать было? Свекровь действительно психовала, сама не своя была. «Помнишь, Андрюша?» Зоя специально купила указанное в рецепте лекарство, уже в аптеке выяснила, что оно выпускается в двух вариантах, а когда внимательно прочитала инструкцию – выяснила все до конца. Для полноты картины (если вдруг пришлось бы кому-нибудь эти документики под нос совать) она подчеркнула в аннотации избранные места. А находку не отдала Светлане Антоновне, тихо хранила – до сегодняшнего дня. На всякий случай.
– Вот ты спрашивал, почему мне так легко было чужую монету стащить? – закончила жена очередной сеанс признаний.
– Я не спрашивал, – бессильно возразил ты.
Тебя не услышали.
– Потому что, думаю, ЕЙ можно такие фокусы откалывать, а мне, значит, за кусочек серебра нельзя чуть-чуть здоровья ребенку купить? ОНА, значит, имеет право так жутко со своей свекровью поступать, а я?..
– Кто?
– Кто-кто… ОНА! – Зоя почему-то ткнула пальцем в сторону кухни. – Да будь бабушка Ульяна жива, сама бы отдала мне монету, если бы я попросила! Ни секунды не сомневаюсь.
Ты потерянно посмотрел жене в глаза:
– Как же так?
– А вот так, – жестко ответила она.
Вы друг друга не понимали. Ты перевел взгляд в окно, она же перевернулась на живот и обхватила руками подушку. «Зачем?» – думал ты, вспоминая святое мамино лицо. «Если б кто знал, как легко мне стало…» – шептала женщина, лежащая рядом.
– Ларин очень хотел с тобой побеседовать, – сообщил ты, возвращаясь в этот мир. – Завтра утром позвонит. Надо подумать, что ему говорить, а что не говорить.
– Надо сначала поспать. – Она блаженно зевнула, плавно превратив зевок в улыбку. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально.
– Чего мы тогда ждем? Скоро Алису приведут…
Ты перевернул жену с живота на спину. Она продолжала улыбаться. Шепнула:
– Может, мы поцелуемся наконец?
Может, и поцелуемся. Чтобы с чего-то начать.
– Ты не будешь возражать, если душ я приму завтра? – приоткрыла она в паузе глаза. – Сил никаких не было в ванную идти, очень лечь хотелось. Не обижаешься?
Ты не возражал и не обижался. У тебя, оказывается, еще оставались желания, причем, на удивление крепкие, прямо-таки стального свойства. Несмотря на болезнь, несмотря на обрывочный сон и непрерывный стресс! Откуда только жизнь в человеке берется? Ясно откуда, простите за пошлость. Через минуту ты взмок. Придется переодеваться – но после, когда все кончится. Бронхит напоминал о себе мерзким вкусом во рту – дышать в сторону, чтобы не сломать родному человеку кайф. Кровать неистово скрипела, суставы в нагруженных коленях тоже похрустывали. Стеклянный потолок нависал над мелькающей спиной – прикрыться одеялом, чтобы не отвлекал…
Она долго стонала под тобой. Потом застонал ты, коротко и очень просто.
И все кончилось. Вихрь рассыпался.
13. Вихрь рассыпался
Жена спала…
14. Папа и мама
«Как же такая очевидная вещь не пришла мне в голову?» – думал Андрей. Зациклился на пропавшей монете, будто других причин не существует. Всерьез подозревал патронажную сестру и подругу-соседку – из-за неотданной вовремя пенсии, из-за присвоенной шубы – умереть со смеха! А разгадка гораздо проще и ближе.
Бабушка Ульяна приходилась маме Андрея свекровью.
Мама Андрея ненавидела свою свекровь ничуть не меньше, чем Зоя ненавидит свою, если не больше.
Здесь, на тридцати пяти квадратных метрах, сожительствовали две семьи, необратимо зверея в двух тесных комнатах, дойдя до того, что женщины не то что смотреть – вспоминать друг о друге не могли без шипения.
Вторая квартира…
Вторая квартира – это единственная возможность разъехаться, спасти себя и детей. В семье было два ребенка – папа Андрей и дочка Алиса. Год назад разъезд состоялся, а чуть раньше умерла бабуля. Сахарная кома – естественная смерть для диабетика, никаких подозрений. Идеальное убийство. Неужели мать? И вопрос «зачем?» больше не препятствует страшному ответу. Наверное, ею двигало желание помочь сыну. Она ведь была на все готова ради своего ребенка – что тридцать лет назад, что год назад, что сейчас. Как и Зоя – ради Алисы.
«Любовь к детям рождает ненависть матерей друг к другу, – думал Андрей. – Взаимоуничтожение, вспышка аннигиляции. Свекровь считает невестку никудышной женой для своего сына. Чем это кончится, когда состарится Светлана Антоновна? Кто будет покупать ей лекарства?»
Зоя спала – она заснула мгновенно, едва были обсуждены все текущие проблемы. А желание заниматься чем-нибудь другим, кроме разговоров, не может длиться долго. «Какой же я дурак! – думал Андрей, слушая ее сопение. – Ведь она меня любит. А я ее? Бывает ли любовь без веры? Конечно, я ей верю – на секунду только засомневался, эка вина… Перерыл всю квартиру, звонил в Псков… Стыдобище!» Хотя сразу можно было сообразить – ненависть Зои к Светлане Антоновне есть лучшая гарантия ее любви и верности своему мужу. Изменить – значит, блестяще подтвердить точку зрения свекрови… «А вот интересно, – думал Андрей, – быть верной женой назло кому-то, означает ли это автоматически быть любящей женой? Какой же я дурак, – вздыхал он спящей женщине в затылок, – что думаю обо всем этом…»
Сон ее был на зависть крепок. Зоя не услышала, как пришли бабушка Света и девочка Алиса, не отреагировала на топанье детских ножек по полу, даже громкие голоса, свободно рассыпавшиеся по квартире, не потревожили ее безмятежную позу и ровное дыхание.
Андрей заставил себя встать, одеться, выйти и изобразить помощь.
Он перенес телевизор из спальни в большую комнату, усадил Алису смотреть по дециметровому диапазону мультсериал «Лягушки спецназа» (бесконечный и ужасно глупый, зато наш, российский), а сам явился к матери на кухню. «Побеждает сильнейший!!!» – нечеловеческим голосом рычала ему в спину самая главная из лягушек, скидывая плащ-накидку «пончо» и выхватывая штурмовой нож «катран».
Мать готовила еду.
– Спит, конечно? – бросила она, мотнув головой в неопределенном направлении. – Приехала, и сразу – брык кверху пузом. В этом вся наша Зоенька.
– Да ладно тебе, пусть отдохнет. В сидячем вагоне ехала.
– Колготки, конечно, опять мне стирать?
– Оставь, как есть. Сама завтра постирает.
– А на утро?
– Утром Алиса может в новых пойти. Зоя из Пскова привезла. Две штуки, восемнадцатый размер.
Пустой получался разговор, совсем не для того Андрей выползал из-под одеяла. Но как было спросить об ЭТОМ? И надо ли было спрашивать? Что важнее – истина или покой?
Оставались истины поменьше калибром, которые также ждали своего часа. Пока Андрей суетился, мысленно выстраивая цепочку вопросов-ответов, мать первая предложила тему.
– Ты знаешь, что папа не поехал сегодня в Кавголово? – хихикнула она. – Придется ей самой как-нибудь. А что, пускай-ка встанет на лыжи и до турбазы, если такая спортсменка.
– «Почти как дочь»?
– Да, я про эту. Вот уж точно, нет худа без добра. Папе сегодня позвонил кто-то из милиции, и он остался дома – ждать.
– Капитан Ларин?
– Не знаю. Что-то с монетой связано…
Мать, оказывается, была в хорошем настроении. Опять хихикнула – вероятно, представила себе разъяренную «дочку», опаздывающую на электричку. С лыжами, с рюкзаком, с чемоданом. Чемодан раскрывается, и на грязную платформу вываливаются вечерние туалеты. Молодая вертихвостка бросается собирать драгоценные наряды, но вокруг – бегущие толпы пассажиров. Тряпки растоптаны, с хрустом ломаются лыжи – крики, слезы, веселая комедия… «Нет худа без добра», – искрились глаза матери. Слово «милиция», как ни странно, ее не напугало, а приезд невестки вызвал лишь минутный приступ неприязни.
– С монетой? Ты уверена?
– Кстати… – неожиданно понизила она голос. – Только никому не говори, ладно? Монета нашлась.
– Что? – Андрей взялся за край стола, потеряв равновесие.
– На, пожалуйста. – Мать отвлеклась на секунду, чтобы вытащить из висящей на крючке сумочки…
Он опустился на табуретку, чуть не промахнувшись. Произошла немая сцена. Однако онемела только публика, а героиня эффектного номера, наоборот, была приятно оживлена. Потому что – ведь это анекдот! Пропажа обнаружилась в рабочей куртке отца – в той, в которой он машиной занимается. За подкладкой, случайно провалилась. Зачем он, главное дело, брал монету весной? Не помнит. Пырнул в карман, и все тут. «Совсем мы старые, Андрюша. Склероз, маразм, просто анекдот…»
Андрей взял протянутый ему полиэтиленовый пакетик. Вытряхнул монету на ладонь. Большая красивая игрушка – непривычно большая и непривычно красивая. И название очень соответствует: серебряный талер. Сколько воспоминаний детства связано с этим предметом! Подушечки пальцев помнили каждую выпуклость: глаз, крест, голубь – пионер Андрюша любил монету щупать. Глаза помнили странные рисунки гербов – мальчик разглядывал их сквозь лупу (подглядывал) и тщетно пытался найти точно такие же в Большой Советской Энциклопедии. «Не вздумай в школе болтать!» – эхом отдавались в ушах мальчика голоса строгих родителей… Он вложил монету обратно и вернул матери.
– Кто ее нашел?
Папа, конечно. Сегодня. И сразу отдал маме – попросил завтра с утра, как только она отведет Алису в садик, съездить на могилку бабули и… только не надо смеяться, ладно?.. спрятать там монету. Закопать, например, под скамеечкой. В несколько полиэтиленовых мешочков упаковать, и в землю. Какой-то нервный был, испуганный, вместо того, чтобы радоваться. Новость-то радостная! А он – до чего же мнительный, чем дальше, тем хуже. Хотя в чем-то прав, нельзя никому ничего говорить. Незачем напоминать, что мы заявляли в милицию, а то они возьмут и вцепятся в нас – якобы мы действительно сами себя обокрали, версия подтвердилась, еще какого-нибудь прокурора на нас напустят, и все такое прочее. Но зачем прятать, зачем в землю закапывать? С ума, наверное, сошел со своей мнительностью – ругаться начал, кричать, когда ему попытались возразить. Почему сам не может на машине съездить, если так приспичило? Вон, в Кавголово готов был сорваться, чуть поманили! Хорошо, милиция помешала, хоть какая-то польза…
– Съезди, – твердо сказал Андрей. – Папа правильно считает, нужно спрятать монету получше.
– Ты так думаешь? – Мать вздохнула, и этот вздох означал больше согласие, чем желание продолжать заочный спор.
Как он думал? Он думал, что нелепее объяснение трудно было придумать; «сами себя обокрали», «прокурора напустят» – чушь. Отец, судя по всему, наплел первое, что пришло в голову. Известно ведь, что бабушка Светлана всему поверит, что ей ни скажи – простая женщина, в милицейских делах плохо разбирается. Охнет, рот ладонью прикроет: мол, конечно, лучше зарыть находку и помалкивать. Неужели отец всерьез испугался, что их квартиру могут обыскать? И не только их квартиру, но и эту тоже, и гараж, и автомобиль – если уж избрал в качестве тайника столь невероятное место. Неужели боится, что за ним могут проследить, если дает жене такое поручение? Паранойя… Кстати, вправду ли мать не понимает нелепости того, о чем ее попросили?
Не заодно ли они – папа и мама…
– Мама, – позвал сын. – Помнишь, сегодня утром вы с папой шипели друг на друга? В чем он тебе признался?
Та сняла тефлоновую сковородку с плиты и повернулась.
– Перестань, Андрюша, я же тебе говорила. Ерунда какая-то.
– Ничего себе, ерунда! Повыскакивали из кухни, как пробки из бутылок.
Она молча перекладывала пюре со сковороды в тарелку, аккуратно действуя деревянной лопаточкой. Будто бы не слышала обращенных к ней фраз.
– Он тебе признался, что украл у Шлемы коллекцию? – спросил Андрей напрямик. – Я угадал?
– Вот уж ерунда, так ерунда! – зажглась мать, опять сделавшись веселой. Ее знаменитый живот затанцевал под халатом вверх-вниз, двигаемый внезапным приступом смеха. Искренняя, ничуть не наигранная реакция.
Слово «коллекция» не вызвало отклика, проскочило, как нечто само собой разумеющееся! Тогда настало время второй раз ударить лбом:
– Ты что, знала, что Шлема собирает монеты?
Она смутилась. Удар попал в цель: нездоровая радость с позором отступила. Сегодняшний вечер был предназначен для других переживаний. Да, мать знала, что Шлема увлекается старинными деньгами, но Андрей зря так смотрит! Пожалуйста, не надо так смотреть. Она обязательно отдала бы им с Зоей эту монету, ради Алисы ничего не жалко, сделала бы невестке подарок к Восьмому марта, нашла бы способ уговорить папу, он тоже болеет за Алису, вы не думайте, ребята, еще как страдает, только вида не показывает… («Обыкновенно я смотрю, с чего ты взяла?»)…но ведь монета пропала! Признаться, мать грешила на Зою, как ни смешно теперь в этом сознаваться. Подозревала ее с того самого момента, как случайно услышала в детском садике от (какой-то молоденькой мамы), что Ефим Маркович, ко всему прочему, коллекционер. И не сказала о причине своих подозрений никому, незачем было нервировать нашего мнительного дедушку Славу. Во-вторых, если честно, не слишком-то осуждала невестку за возможную кражу – ради ребенка она и сама поступила бы так же, и, кроме того, бабушка Ульяна, прости Господи, другого отношения к своей памяти не заслужила. Впрочем, трудно было поверить, что Зойка, эта изнеженная чистюля, способна на такой подвиг. И точно – монета преспокойно лежала все эти месяцы за промасленной подкладкой папиной куртки, вот уж анекдот…
Мать открыла детское консервированное мясо и начала смешивать два пюре, картофельное с мясным, согласно вкусам Алисы. В голове Андрея также кое-что смешивалось, но, к сожалению, единого блюда никак не получалось. Сделать то, ради чего он встал с постели? Предъявить улику и задать вопрос – куда проще. Или ничего не делать? Пусть дерьмо плывет по течению, авось само где-то прибьется к берегу… Если спрашивать, то какими словами? Как пробиться сквозь чудовищную мамину уверенность, что бабушка Ульяна ушла из жизни исключительно вовремя и только тем заслужила память о себе? С другой стороны, как НЕ спросить? Продолжать жить с этим незаданным вопросом, разрываясь между двумя ответами… Вдруг очередная ошибка, недоразумение?
«Нужна случайность, – понял Андрей. – Тщательно организованная случайность. Лучше всего „забыть“ рецепт где-нибудь на видном месте, чтобы мать сама нашла, а рядом аннотацию с подчеркнутыми избранными местами – и посмотреть, каков будет результат, послушать, каков будет ответ…»
– Что ж тебе все-таки папа рассказал? – поинтересовался он, отдаваясь течению. – Я помню твои глазищи – впереди себя их несла. И каждый размером с ложку.
Мать вновь смутилась. Очевидно, не ожидала возврата к этой теме. Уронила на сына растерянный взгляд:
– Андрюша, да я не очень-то и вникала…
– Я слышал, как он шипел – мол, донеси на меня, если хочешь, – помог Андрей.
– Это он про подписку.
– Чего?
– Ну, про то, что всю жизнь по подписке живет.
Сначала Андрей не вник – как и мать. По какой-такой подписке? На газеты и журналы? Он поднял голову и посмотрел ей в глаза – она отвернулась, деревянно улыбаясь. И тогда он врубился. Именно врубился, другого глагола не подобрать. Въехал в ситуацию.
– Не «по подписке», а «на подписке», – неловко поправил он.
Неловкость была жуткая, губ не разжать, пальцы не расцепить, глазами не встретиться.
– Значит, ты понял?
– А что тут понимать? Ну, работал человек стукачом, подумаешь.
– Не надо так, это же твой отец…
– Слушай, мама, – сказал Андрей излишне раздраженно, – ты думала, что я в обморок от удивления упаду? Или начну отрекаться от своих родных и близких? Стукач – нормальное советское слово, ничего плохого, по-моему, в нем нет. Тем более, позорного.
– Только не говори папе, что я тебе все рассказала! – неожиданно взмолилась мать.
Неловкости уже не осталось. Зато раздражение возросло.
– Я вообще забуду об этом через пять минут! – Андрей встал. Дальнейшее он произносил стоя. – Успокойся, лично я ничего не имею против. Мы же взрослые люди. Он двадцать лет в профсоюзах провертелся, карьеру пытался построить, пока профсоюзы не развалились, а его из Главка не поперли. Разве можно было работать замом председателя ТАКОГО профкома и не сидеть на подписке в КГБ? Я бы на его месте тоже согласился, если бы мне предложили. Деваться-то некуда.
– Наверное, да. – Мать с готовностью кивала каждой новой порции звуков, подаренных ей сыном. – Правда, он говорит, что этот Витя ему уже полтора-два года не звонит.
– Какой Витя?
– Ну, я не знаю… начальник, который ему встречи назначал.
Андрей вспомнил. Действительно, время от времени отцу звонил незнакомый мужской голос, и если того не было дома, на обычный вопрос «что передать?», так и просил, мол, скажите, что приехал Витя. И как же корежило физиономию отца, когда ему передавали информацию о звонке! Он неизменно объяснял, что это по работе, что курьер-командировочный опять прибыл из Москвы, после чего срывался из дома и мчался на встречу. Вот тебе и «командировочный»…
– Этот Витя называется «куратором», – не смог сдержать брезгливости Андрей. Почему-то он представил себе пьяного друга Сашу. – Офицер какой-нибудь. А папа – его агент. Брось, мама, не переживай, я серьезно говорю – ничего здесь плохого нет. Значит, полтора-два года его не дергали?
Мать смахнула с ресниц что-то невидимое:
– Да… – Глаза ее чуть поблескивали. В уголках выступила предательская влага. Ее неловкость никак не стряхивалась со сгорбленных плеч.
Андрей, наоборот, еще больше распрямился:
– Правильно, столько же времени назад его и поперли по сокращению штатов. Все в этом мире взаимосвязано, как выражается один мой знакомый кэгэбэшник.
– Твой знакомый? – вскинулась она. – У тебя тоже?
– Я имел в виду Сашу, успокойся. Вот ты думаешь, почему папа смог выхлопотать для бабы Ули отдельную квартиру? Ту, в которой вы сейчас живете? Или как он получил дачный участок в Токсове? И машину, кстати, разве можно было три раза менять – вне очереди? Во времена застоя, мама, были свои правила жизни.
– По профсоюзной линии, – неуверенно возразила мать.
– Брось, он же не был «шишкой». И вообще, удалось бы ему пройтись ножками по этой «линии», не будь он стукачом, как ты думаешь?
Она все кивала. Улыбка на ее лице дергалась – вероятно, была плохо закреплена. Странное дело, мама с таким упорством оберегала сына от страшной тайны отца, а в результате именно сын искал и находил слова утешения.
– Непонятно только, с чего вдруг он перед тобой «раскололся»? – спросил Андрей.
Разговор влекло течением. Река стала широкой, движение замедлилось, убаюкивая усталый мозг легкой качкой. Нестерпимо хотелось спать. Спросить-то Андрей спросил, хотя ответ на этот последний вопрос его уже не интересовал. «Все из-за подопечной, ага… Папа, оказывается, далеко не всегда тратил время на нее… Частенько с Витей, но сказать не имел права… А мы думали – с ней… Не выдержал, психанул…» Очередная разгадка заняла свое место на витрине. Экспонат под номером семь. Или восемь? Не пора ли начать считать свалившиеся на тебя разгадки? И сколько их еще осталось собрать, чтобы коллекция была полной?.. Монолог матери подошел к концу: «Может, он наврал про подписку и про встречи с Витей, чтобы от него отстали? „Почти как дочь“ никуда не делась за эти два года…»
– Не сходи с ума, – включился Андрей. – Про такое не врут.
И тут в кухню ворвалась Алиса. «Мутики» (то есть мультфильмы) кончились, и она хочет кушать. Ей скучно, а мама (то есть Зоя) никак не просыпается. Нет, мама проснулась, но только на секундочку. Сказала: «Бархат завтра». А что такое бархат? Это котик с усиками и ушками?.. «Умница-девочка, – ощутил Андрей слабый укол счастья. Освоилась со своим язычком, болтает без умолку, больше не боится разговаривать. И с детьми чувствует себя свободно, играет, не уединяется, активной стала – и в жизни, и на занятиях, – а ведь с каким трудом входила в контакт…» Не прошло и минуты, как вдруг образовался скандал. Женщины не могут без скандала. Алиса хотела кушать – да, хотела! – однако рассчитывала получить от бабушки Светы «йорт и песеню», но никак не это противное пюре. «Йорт и песеня» – означает в переводе йогурт с печеньем. Сладкое блюдо. А сладкое – только после ужина, как Алиса не понимает! «Ты же любишь пюре, – взмахивала бабушка руками, – смотри, и жевать не надо!»
Андрей не стал участвовать. Взял телефонный аппарат, вытащив шнур из розетки, и ушел. В прихожей он подключился ко второй розетке и набрал номер.
Диалог был по-мужски короток.
– Я все знаю, мама мне рассказала…
– О чем? – надменно, героически-книжно осведомился отец. А может, он так испугался. А может, и без того был напуган – теми визитами, ради которых отменил поездку в Кавголово.
– О монете, о чем же еще. И Зоя – тоже все рассказала.
«Знаем мы, чего он испугался на самом деле, – вскользь подумал Андрей, – знаем, о чем он подумал при упоминании мамы…»
– И что дальше?
– Это ты сделал?
Простой, предельно концентрированный вопрос. Как соляная кислота в голодном желудке. Прямой и очень конкретный, как гвоздь, торчащий из стены – вешай на него ответ за ответом. По-мужски. «Что я, по-твоему, сделал?» То. Мать не только рассказала, но и показала, Андрей собственными руками держал это. Понятно? Отцу было понятно. И кривляться он отнюдь не намерен. Однако ответ его – нет. Отцу, наверное, стыдно признаться? Причем здесь стыд, если на самом деле – нет, нет и нет!!! Он не брал у Шлемы коллекцию. Он сам голову ломает, он в отчаянии, чуть ли не в истерике – кто пришел за ним следом! Следом? Не надо спрашивать. Не по телефону, пожалуйста. Честное слово, отец не брал коллекцию, и разве не достаточно его честного слова? Вернее, акцент следует поставить иначе – КОЛЛЕКЦИЮ он как раз и не брал. Кто же тогда? Наваждение какое-то. Откуда в таком случае у матери…
Все, хватит! Сказано же – не по телефону. Хорошо, разговор можно повернуть по другому: объявлялся ли сегодня капитан Ларин и что интересного поведал? Ларин только звонил, зато приходил некий Виноградов. Очень въедливый молодой человек, вероятно, из бывших сотрудников. Впрочем, основания для подозрений у него есть – показания санитара. Санитара? Ну да, санитара из бассейна, который… О Господи, неужели кто-то что-то видел?.. Нет, с которым месяц назад у отца был разговор. Занятия-то в бассейне Шлема один раз в месяц проводит, потому и месяц назад. Да ни о чем разговор, болтали языками, пока мать Алису одевала. Шлема тогда устроил скандал, никак не мог найти в раздевалке свой носок фирмы «Найк» – несобранный, неаккуратный он человек, хоть и доцент. А этот старичок отвечает за раздевалку (бассейн-то при поликлинике, специальный, потому и должность такая странная – «санитар»), так вот, старичок-санитар проворчал, мол, хорошо, что этот крикун не ключи от квартиры потерял, где деньги лежат. А чуть позже добавил: вечно он свой шкафчик открытым бросает, а потом орет, будто здешний персонал только тем и занимается, что носки у него ворует…
Короткий и прямой разговор потерял первоначальную четкость очертаний. Удушливый туман вновь стелился по квартире. Нестерпимо хотелось спать. Андрей видоизменил вопрос, желая поскорее добраться до сути: зачем? Те глупости, о которых нельзя по телефону, – зачем они понадобились?
– Так ведь у бабули вчера годовщина была! – с обидой напомнил отец. – Единственное, что от нее и от деда осталось – и то пропало. Наваждение какое-то, а не твое дурацкое «зачем».
– Спокойной ночи, – пожелал Андрей на прощание. Причем, искренне.
Он сделал два шага и вошел в большую комнату, неся в распухшей голове новый экспонат из коллекции семейных тайн. Разгадка номер восемь. Или уже девять? Он сел на диван, о чем-то размышляя. Сквозь туман пробивался тусклый фонарь включенного телевизора. Итак, папа отнял у Шлемы бабулину монету. Папа – многолетний «помощник» Комитета Государственной Безопасности, в просторечье называемый стукачом. Что важнее? Какая из разгадок?
Саша – тоже чей-нибудь «куратор», вспомнилось некстати. Не папин, конечно, такого не бывает даже в кино (да и голос звонившего «Вити» был абсолютно чужим, незнакомым). Саша, который приходил сюда непонятно в чем разбираться, у которого непонятно какие неприятности… «Фамилия, – вспомнил Андрей. – У нас с папой одна и та же фамилия. Инициалы различаются всего на одну букву. А ведь он, наверное, донесения писал… нет, не то – донесения подписываются псевдонимом. Этот псевдоним, вероятно, зафиксирован в разных списках, в одном из которых должна быть и настоящая фамилия. Наша с ним общая. Где хранятся списки? В архивах, в спецчасти – как там их хозяйство правильно называется?» В компьютерных базах данных, похолодел Андрей. Конечно, без компьютеров теперь никуда. Предположим, Саша заподозрил, что кто-то на него донес. Каковы будут его действия? Найти стукача в своем окружении – допросить и обезвредить. Предположим также, что он имеет возможность порыться в списках «спецконтингента», то бишь негласных помощников, либо через компьютерную базу данных, либо еще каким-то способом. И вот он натыкается на знакомую фамилию. Он в ярости, в шоке, не ожидал он такой подлости – не разбираясь с инициалами и с прочими характеристиками обнаруженного агента, он снаряжает пистолет, досылает патрон и торопится отомстить предателю… Ошибка! Недоразумение! Но ведь Саша, в таком случае, действительно мог выстрелить, если бы не поверил в искренность школьного друга… Андрей застонал, мотая головой. Он лег на диван и свернулся калачиком… Саша ведь, между прочим, сам чего-то смертельно боялся. Врагов из другой группировки? Неужели у них там есть группировки (естественно есть, как же иначе!) и борьба невидимых миру соперников так далеко зашла? Кино, бред, анекдот. Или реальность?
Вот вам еще одна разгадка – из тех, что с ярлычком «самое-самое»…
Отец изъял из квартиры Шлемы только одну монету, в этом нет сомнений. Чужого не берем! По телефону он струсил рассказать, как было дело, но и так все ясно. (Андрей будто видел происшедшее воочию.) Для начала – выследил, по какому адресу находится секретный кабинет доцента Школьникова, ведь тот долгое время не знал дедушку Алисы в лицо, поскольку ребенком занимались женщины, а дедушка использовался лишь в качестве шофера. Затем, очевидно, он хорошенько помучался, сомневаясь и колеблясь – и длиться эта стадия должна была несколько месяцев. Затем случайно брошенная санитаром фраза указала путь… Отец, к счастью, успел смотаться туда и обратно, схватить со стенда монету и вернуть ключи в раздевалку. Петербург – воистину маленький город. Но кто тогда взял из квартиры остальное? Из квартиры, в которой сработала сигнализация, в которой предусмотрена такая же стальная дверь, как и в главной резиденции Ефима Марковича…
И была ли кража вообще? Может, прав капитан Ларин в своем откровенном нежелании ловить преступника?
Андрей закрыл глаза.
Было слышно, как на кухне разговаривают бабушка и внучка:
– А папа жнаит?
– Господи, что ж ты так переживаешь? Конечно, я ему ничего не сказала!
«Не „жнаит“, а „знает“, – горько поправил Андрей. Мысленно, конечно. – Еще одна тайна в доме, пропади все пропадом».
«Забавно», – подумал он перед тем, как войти в туман. Отец ради семьи подписался быть стукачом. За две квартиры, за дачу, за машину – только ради семьи, потому что ему одному хватило бы и машины, уж его-то уровень запросов всем известен. Мама Зоя украла ценную монету – ради ребенка. В конечном счете тоже ради семьи. Мама Света, похоже, совершила такое, что и выговорить трудно – лишь бы осчастливить родных и близких, подарив им отдельную квартиру. Таким образом, Андрей остался в одиночестве. Он единственный, кто не сделал для близких людей ничего хорошего – трус, тряпка, недоросль…
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.