Текст книги "Инъекция страха"

Как можно было желать справедливости, если и м достаточно моргнуть, чтобы оперуполномоченный Ларин схватил вора, укравшего у Шлемы коллекцию! Не стоило обманываться – они знают, где спрятана семейная монета. Ларин на пару с Виноградовым выкопают из земли это убийственное вещественное доказательство, и отца не станет. Отец не выйдет из тюрьмы живым – слабый, старый человек… «А я выживу в тюрьме или на зоне, если меня туда забросить?» – горько спросил себя Андрей.

Было горько. Он выпил бутылку водки, не обращая внимания не реплики жены. Впервые после годичного перерыва. Предварительно он проверил, не полную ли дрянь ему подсунули, не отраву ли? Как следует принюхался – пахло спиртом. Но это еще ничего не значило. Раскалил конец медной проволоки и сунул в стакан с водкой. Зашипело, но запах не пошел, то есть метилового спирта народные умельцы в адскую смесь не подмешали. И на том спасибо. Выпил все и сразу, двумя заходами. Оказалось, за год отвык, быстро опьянел, сделался добреньким и глупеньким, но горечь только усилилась. Стеклянный потолок больше не мешал, даже смешил. Жаль, жена спала и не захотела просыпаться…

Ночью Андрею снился сон, как он встретил Сашу на улице. Тот, не обращая внимания на людей вокруг, деловито вытащил из кармана куртки пистолет, поднял его, держа на вытянутой руке, и прицелился Андрею в голову. Стоял невообразимый грохот – это падало и вновь поднималось огромное слово: «УБИЙЦА!» За мгновение до выстрела сон оборвался. Проснувшийся человек о чем-то размышлял – недолго, зато очень напряженно, – потом опять заснул, а утром ничего из ночных размышлений так в памяти и не восстановилось.

Вообще, утром было скверно. Андрей сумел подняться лишь к двенадцати, хотел было по привычке выпить аспирин, но понял, что ему нужно совсем не то.

Похоже, он действительно выздоравливал.

На кафедру он отправился во второй половине дня, как и было вчера предписано. Напряженное ожидание не оставляло его ни на мгновение. Внезапная встреча с Сашей, поднимаемый пистолет, злая улыбка на щекастом лице – все это превратилось в навязчивый образ. В целую систему образов, с которыми никак не удавалось справиться. Прежде чем подойти к центральному подъезду, Андрей тщательно осмотрелся. Саша ведь знал, где он работает, мало того, даже захаживал изредка в гости, то ли параллельно с делами по службе, то ли со скуки, – так случалось раньше, до того, как смерч безумия прокатился по гладкой, укатанной жизни, – а теперь Саша мог поджидать где-нибудь поблизости. Загнанный зверь, готовый на все… Андрей боялся. Почему?

Он не задавал себе вопросов. У студентов-вечерников началась сессия, полная иных, совершенно специфических страхов. Страхи распирали факультет, превращая взрослых оболтусов в школьников, до неузнаваемости изменяя поведение, казалось бы, нормальных людей. Андрей выступал в роли ассистента экзаменатора. Доцент попросил его, помимо выслушивания ответов, взять на себя выдачу билетов и работу с ведомостью. Экзамен был действительно страшен. «Функциональный анализ». Андрей до сих пор содрогался, вспоминая собственный опыт сдачи данного предмета.

Один из студентов, в военной форме, взял со стола билет – и вдруг бросил обратно, в общую кучу, с трагическим возгласом: «Тринадцатый!» Очень расстроился человек, по его лицу ясно читалось – он будто предчувствовал, что все так неудачно сложится. Андрей поверил бы, если бы точно не знал, что тринадцатый билет находится в пачке, которая еще не была разложена на столе. Очевидно, изобретательный лейтенант выучил всего один-единственный билет и рассчитывал спастись таким нетрадиционным способом. Андрей, внутренне торжествуя, «пожалел» человека, разрешил ему вытащить вместо невезучего тринадцатого номера другой, уже счастливый. Тому досталась «лемма Цорна» – воистину, возмездие настигло мошенника. На доказательство этой леммы доцент обычно тратил не менее, чем полторы лекции…

Хохма.

Лишь поздним вечером, вернувшись домой, Андрей услышал поразительную новость. Украденная коллекция нашлась! Но самым поразительным было не это. Монеты вместе с витринами аккуратнейшим образом лежали у Шлемы в машине – в багажнике. А машина стояла на сигнализации, которая в течение дня ни разу не срабатывала, то есть подложить коллекцию явно не могли. Однако, несмотря на очевидность того факта, что он оказался в дерьме, Ефим Маркович неудержимо радовался, кричал, мол, «эти жулики все отдали, как мы и договаривались!» Монеты обнаружил проницательный частный сыщик Виноградов, а оперуполномоченный Ларин благополучно написал отказ в возбуждении уголовного дела. И каждый из непосредственных участников получил глубокое удовлетворение от результата.

Андрей ликовал. Крючок шантажа был им больше не нужен! Что означало только одно – эксперимент прошел гладко, получены интересные научные результаты. Руководству будет доложено, особо отличившихся ждут награды и иные поощрения. История действительно закончилась!

И Зоя была счастлива. Тем же вечером (впрочем, уже ночью) Андрей стал наконец прежним, подарил жене полтора часа настоящей семейной жизни. Прожектора посторонних взглядов больше не светили сквозь стеклянные потолок и стены, не обжигали бледно-розовые тела – это также было вне сомнений.

Конец безумию…

Начался новый этап.

Во-первых, девочка Алиса посещала занятия логопеда, как и прежде. Никаких выяснений отношений между молодыми родителями и Ефимом Марковичем не состоялось, никаких скользких разговоров, развивающих его недавний телефонный монолог. Он повел себя так, словно ничего не произошло. Только уважения со стороны знаменитого педагога явно добавилось, по крайней мере, внешнего. Как всякий умный и порядочный человек, он признавал чужую силу в качестве решающего аргумента.

Монета продолжала храниться в земле, у могилы бабули.

Во-вторых, Андрею приспичило возобновить поиски справедливости. Но теперь он решил пойти обычной тропой – тропой цивилизованных людей. А именно: обратиться в соответствующие инстанции с жалобой. В конце концов, он гражданин, имеющий права! И какие бы обожравшиеся свиньи ни устроили себе лежбище в конфискованных у коммунистической партии дворцах, есть же на свете вещи, ради которых они обязаны поднять туши и пошевелить копытами!

Смешно… Было очень смешно – всем, кроме жертвы преступных экспериментов. Особенно смеялись в прокуратуре, в Главном управлении внутренних дел и в дежурной части службы безопасности. Впрочем, заявления у Андрея принимали – а куда товарищам было деться? Обещали разобраться и примерно наказать виновных, стараясь ржать не в лицо посетителю, а лишь когда он выйдет и закроет за собой дверь.

Андрей написал письмо в думскую Комиссию по безопасности, но ответа не дождался до сих пор. Сходил в Городское собрание – в комиссию по правам человека, но там активно готовились к грядущим выборам, хотя, надо признать, были очень, очень внимательны. Дошла очередь до общественных организаций. В Красном Кресте ему предложили бесплатную психиатрическую и наркологическую экспертизу, в «Международной амнистии» сочувственно сообщили, что этот случай не по их профилю, в Доме прав человека с энтузиазмом записали все его паспортные данные, заверили, что правительству будет заявлен решительный протест, и заявили, что давно пора положить конец бесконтрольному применению спецслужбами психо-фармакалогических веществ. В общем, Андрея либо не понимали (эндорфины, энкефалины, управление эндокринной системой – не каждый правозащитник с ходу вникнет), а чаще всего попросту не верили. Штаб-квартир организаций «Хельсинки уотч» и «Врачи без границ» он так и не нашел. В посольствах ему заученно объясняли, что прием заявлений на выезд временно прекращен. На радио и телевидении ему грубили. Правда, в одной из телепередач заинтересовались было, даже стали выспрашивать, какую фирму он представляет и зачем ему понадобилась столь необычная рекламная акция, но быстро разобрались, что человек рассуждает о психотронном оружии всерьез и надолго…

Конечно, как тут было поверить? Людей, подобных Андрею, которые ходят по инстанциям и жалуются, будто их психикой управляют, оказалось невероятно много! Причем, не менее половины ходоков утверждали, что они являются жертвами испытаний именно психотронного оружия. И все без исключения были агрессивными, шумными, сверхвозбужденными. Спецслужбы, оказывается, сверлят дырочки в стенах и каждую ночь пускают секретный газ, заставляющий мужей испытывать непреодолимую ненависть к женам. Иногда дырочку высверливают уже в голове, помещают внутрь микрофончик, заделывают обратно и подслушивают мысли. «Пострадавших» – немеряно. Попадались и более редкие варианты: шею одного бедолаги обвязали невидимым лучевым шнуром и водили, как на веревочке, заставляя передвигаться только по четным сторонам улиц. Кому смех, кому горе… Дело вовсе не в том, что было мало приятного попасть в компанию явно сдвинутых людей, одурманенных тем же телевизором и радио с их истеричными разоблачениями бывшего КГБ, а в том, что ситуация принципиально не позволяла добиться хоть какого-то результата. Бороться по-настоящему – значило стать одним из многочисленных психов.

Интересно, кстати, кто направляет в обществе кампанию по идиотизации наших представлений о спецслужбах? Не сами ли спецслужбы – чтобы воспитать армию шизофреников, способных дискредитировать любой реальный протест?

Тем не менее, нашелся журналист из некой газеты, который выслушал бредовую историю Андрея (без лишних подробностей, касающихся жены, мамы и папы) и даже захотел разобраться. Начал с того, что пришел в гости на пару со специалистом по поиску подслушивающей аппаратуры. Специалист принес с собой прибор, похожий на приемник из спортивной игры «охота на лис». Собственно, как объяснили Андрею, это и был приемник-индикатор, улавливающий излучение от элементов питания. К счастью или сожалению, засечь «пуговицы», «булавки» и прочую галантерею не удалось. На том помощь и закончилась: газетчик сказал, что при полном отсутствии каких-либо доказательств сделать ничего невозможно. Но отношений почему-то не прервал. Лишь когда Андрею шепнули (во время второго визита в редакцию), чтобы тот был поосторожнее, выяснились причины странной заинтересованности журналиста. Они со своим приятелем-специалистом на самом деле одержимы поисками тайников, оставшихся с царских времен, вот и пользуются любым предлогом для обследования квартир старого фонда, прощупывают стены квартир с помощью ультразвукового локатора, мечтая обнаружить скрытые пустоты… В результате Андрей стал скрываться и от этого психа, панически испугавшись раскрутки нового бреда.

Короче говоря, он недолго трепыхался, не упорствовал в поисках правды.

Тем более, что страх его остался. Страх жил собственной жизнью, мешая человеку спокойно выходить на улицу, заставляя вздрагивать на каждый телефонный звонок и яростно шипеть, обращаясь к жене: «Если там Саша, меня нет дома!» Друг детства больше не звонил и не приходил, но от этого почему-то не становилось легче. Образ Саши с пистолетом сделался навязчивым, вечным, преследующим и днем, и ночью. Продолжали сниться сны – одни и те же. Перед выстрелом человек неизменно просыпался и о чем-то думал, что-то мучительно решал для себя, но утром ничего такого не помнил. Продолжало висеть объявление на внутренней стороне входной двери, удивляя друзей и знакомых. Родственники, впрочем, привыкли. Лишь Зоя частенько взбрыкивала – и по поводу дурацкого объявления, и по поводу телефонной истерии, нагнетаемой мужем. Приходилось ругаться. Хотя понятно, что ей не очень-то нравилось существовать в условиях осажденной крепости. Страх не отпускал крепко схваченную жертву. Ни днем, ни ночью.

Изредка возвращался прежний вопрос: в чем цель эксперимента, зачем все это понадобилось?

Или, например, такой: что толкнуло Сашу поучаствовать в подлости? Детские комплексы – месть, самоутверждение, уверенность, что настал его день, его час? Или, может, достаточно было приказа, который он инициативно выполнил? И существовал ли этот приказ, трижды остановивший руку убийцы? Чего Саша боялся – ведь он боялся! – и до какой степени пьяный оперативник был искренен, в какой части он разыгрывал комедию, развлекался, а в какой – выпускал на волю накопившуюся дрянь?

«Нет! – сам себе возражал Андрей. – Не развлекался он. Работал. Выполнял тяжелую, неблагодарную работу. Но может ли простой оперативник, пусть даже майор, быть таким незаурядным актером? Ведь надо было изобразить чудовище с такой убедительностью, чтобы в неотвратимость смерти поверили даже недоверчивые шишковидная железа на пару с гипофизом!»

Время летело, но ТОТ ДЕНЬ стоял за спиной, никак не отступал в прошлое.

Было ли Саше стыдно? Почему он являлся пьяным – из-за мук совести? Или это входило в сценарий, служило дополнительным средством устрашения? Почему выбрали именно Сашу, почему выбрали именно Андрея, почему, почему…

Прошел месяц. Ситуация внешне не менялась, человек продолжал бояться столь же самозабвенно. Но вдруг выяснилось, что все не так, все совсем не так, как он думал!

Странности начались, казалось бы, с обнадеживающих мелочей. Андрей снял месячной давности лозунг, раздражавший жену – тот, что запрещал впускать в квартиру кого бы то ни было. Это случилось буднично и незаметно, никакой вам торжественности. Хотя, откровенно говоря, ему пришлось преодолеть в себе что-то тяжелое, лязгающее чугунными цепями. К тому времени режим осажденной крепости значительно ослаб, гарнизон постепенно растерял надлежащую бдительность. Андрей уже и к двери подходил, если кто-то звонился, и по телефону отвечал – правда, только в тех случаях, когда был дома один.

Другое изменение касалось снов. Навязчивые картины, связанные с пистолетом, не просто остались, не просто обрели особую остроту и силу, но как бы поменяли полярность. Постепенно, незаметно – с минуса на плюс. Не было большего удовольствия, чем просыпаться за мгновение до неизбежного. Поразительно! Просыпаясь с криком, Андрей затем лежал и вспоминал ТОТ ДЕНЬ – вот, оказывается, что происходило с ним по ночам. Он научился управляться в такие моменты со своим рассудком, теперь он просыпался по-настоящему. Он вспоминал Все. И не было большего удовольствия, чем вновь и вновь прикасаться к Огромному и Невидимому – чтобы тут же отдергивать руку, ужасаясь.

Андрей ждал этих кошмаров, ставших за месяц привычными. Ждал, с каждым разом испытывая все возраставшее нетерпение. Стремился к ним, предвкушал их, осознавая дикость этих желаний. Что с ним происходило? Он не знал. Но что-то происходило, потому что ТОТ ДЕНЬ, бывший вчерашним, постепенно превращался в сегодняшний.

Более сильных ощущений, чем тогда, Андрей за свою жизнь не испытывал. Может, здесь крылась разгадка?

Сильные ощущения возвращались по ночам – не такие, как раньше, но все-таки. Ночь была обжигающе волнующей, тогда как остальное время суток было пустым и холодным. Чего-то не хватало. Наяву обжигающий кошмар казался не таким уж страшным, и это почему-то раздражало. Андрей вообще стал раздражительным – как курильщик, лишенный сигарет. Что с ним происходило, он не знал, он просто ложился на диванчик и закрывал глаза. Сразу, как приходил домой с работы. На кафедре же, если была такая возможность, запирался в пустой аудитории, садился поудобнее – и…

Это сделалось потребностью, мгновенно переросшей в привычку – закрывать глаза и вспоминать. Магазин, полный патронов, хотя на тебя хватит одного. Рука, медленно поднимающая пистолет. Черный круглый глаз без зрачка. Темнота, в которой ты вот-вот растворишься без остатка. Тебя нет, и одновременно ты повсюду. Мир, ставший плоским, неестественно яркие цвета, пронзительные колокольчики голосов. Невесомость. Оттолкнуться и полететь… Нет, ощущение полета вызвать не удавалось.

Ощущения, увы, были не теми, что остались в прошлом. Мир был на редкость реален и прочен.

«Вообразить – значит пережить», – красивая фраза, не более. Старайся, не старайся, воображай, не воображай, а СОСТОЯНИЕ все равно останется по ту сторону разума, пока Огромное и Невидимое не коснется тебя по-настоящему.

Выхода не было.

«Что со мной?» – плакал Андрей, погибая от бессмысленности происходящего.

Ответ пришел, когда его не ждали. Однажды, во время очередного сеанса бодрствования, полного тоски и затхлости, Андрей принимал на кухне пищу. Работало радио, никому не нужное, косноязычное, давно умершее.

– Как можно относиться к рабству? – произносил текст энергичный мужской голос. – Наркоман – добровольный раб. Раб – это человек, который не волен в своих поступках. И здесь аналогия, на мой взгляд, очень точная. Человек, который попал в зависимость от наркотиков, тоже раб. Но он раб добровольный, потому что у него была возможность выбора…

Что-то подобное Андрей уже слышал. Впрочем, не «что-то подобное», а именно эти слова, в точности повторенные. Интервью, которое звучало в ТОТ ДЕНЬ. С одиннадцати до двенадцати – радиоканал «На дне», и журналисты, очевидно, дали повтор. Случайность? Закономерность?

Возможность выбора…

«Раб, – повторил Андрей. – Неужели я раб?»

Он вдруг заметил, что за окном сыпет снег. Никакой тоски в городе не было – свежий воздух, мороз и крики играющих в снежки пацанов.

Он наконец разобрался в себе. Он понял, что ломало и корежило его весь прошедший месяц.

Он вспомнил изворотливого студента, придумавшего фокус с тринадцатым билетом. Тот парень делал вид, что панически боится вытащить несчастливое число, хотя только этого и хотел, только этого и ждал. Вот и Андрей – лишь делал вид, что боится своего же страха, якобы гонит от себя ужасные воспоминания, хотя, на самом деле, только ими и живет последний месяц.

Разгадка найдена…

«Есть ли у меня возможность выбора? – спросил он себя, оставаясь совершенно спокойным. – Волен ли я в своих поступках?»

Сомнений не осталось – эксперимент продолжается. Разгадка, полностью объясняющая цель эксперимента, была ужасна. Вместе с тем – принесла долгожданное удовлетворение. Мороз, свежесть, зима. Сейчас Андрей доест-допьет и отправится на работу, унося с собой ОТВЕТ. Если отбросить множество красивых, но ничего не значащих слов, которыми можно было бы описать происходящее с ним, если забыть о существовании поэтических метафор и пользоваться исключительно строгими научными формулировками, то ОТВЕТ получится коротким и простым.

«Я наркоман…»

Но в каком виде они рассчитывают получить результат? Где та шкала, которая покажет – удалось или не удалось?

«Что общего содержали в себе визиты, нанесенные другом Сашей?» – двинулся Андрей дальше. Спокойствие его оставалось безветренным, по-зимнему пустынным. Он снимал слежавшиеся вопросы пласт за пластом… Общим было СОСТОЯНИЕ, это очевидно. Дьявольский сценарий, реализованный отлично подобранным исполнителем, раз за разом приводил к тому, что мозг подопытной мышки начинал усиленно синтезировать эндорфины и энкефалины. Да, это так. Но не только. Было еще кое-что общее, повторявшееся из визита в визит!

Телефонный номер.

Трижды Саша пытался сообщить какой-то телефон, акцентируя на этом внимание хозяина квартиры – чтобы тот покрепче запомнил. Два раза якобы не решился, разыграв мелодраматические сценки, а на третий все-таки написал свои секретные цифры… Вот она, оставленная Сашей бумажка, лежит в блокноте, никем не тронутая. Андрей взял ее холодными пальцами, рассматривая. Цифры говорили о том, что телефонная станция расположена где-то в новостройках. Не в Купчино ли? Шутка. Скорее, на северо-востоке – Озерки, проспект Просвещения и так далее. Хотя неважно. Важно то, кем телефон оставлен.

Это действительно Очень Важно – кем телефон оставлен. Все страхи Андрея так или иначе связаны с Сашей, буквально замкнуты на бывшем приятеле. Образ спятившего пьяницы, не расстающегося с заряженным пистолетом, был центром воронки, засосавшей разум целиком. Почти целиком. Что-то еще осталось – то, что позволяло Андрею искать выход. Набрать телефонный номер – означало пойти навстречу своему страху, давало шанс вернуть ТОТ ДЕНЬ. Опрокинуться, раскинув руки, в несуществующий мир, смешаться с яркими красками, прозрачным облаком расползтись по полу. Или подняться к потолку, глядя сверху на то, как забавные куклы совершают угловатые, неестественные движения. Телефонный номер – это подарок судьбы, ожививший надежду. Саша говорил, что там живет его возлюбленная по имени Марина, которую он якобы скрывает от всех, в том числе и от своих коллег. Говорил, что сам скоро переедет туда. Правда это или неправда? Возможно, на другом конце провода находится вовсе не Саша, а другие люди. Они… Какая разница! На том конце провода – несуществующий мир, магическое ирреальное состояние. Если жаждешь снова войти в свой страх, не отвлекайся на вопросы, рожденные предательским здравым смыслом…

Набрать телефонный номер и позвать Сашу – так просто.

Они ждут. Они уверены, что эксперимент закончится успешно. У мышки, познавшей радость страха, нет выбора – звонить или не звонить, ибо раб лишен свободы воли.

Так просто – попросить «хочу еще!» Упасть хозяевам в ноги: «Вы победили, дайте новую порцию вашей дряни…»

«Неужели у меня нет выбора? – думал Андрей, разглядывая бумажку с вожделенными цифрами. – Неужели я не смогу удержаться?»

Ему было очень холодно. Он знал ОТВЕТ.