Текст книги "Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна"

5

Антон позвонил в пятницу: именно Алёне, хотя в день знакомства не обменялся с ней даже несколькими фразами.

Теперь она шла домой – так уже все подруги называли своё общежитие – из магазина. В мешке несла батон, увесистый треугольник сыра, банку растворимого кофе, пачку сахара; там же, на случай если в гости заглянут однокурсники, затаились две бутылки пива. В этом магазине у студентов, даже у тех, кто был на вид скорее школьником, редко спрашивали паспорта. «Это разведчики, – подумала о бутылках Алёна, – молчат, молчат, а вдруг донесут маме, чем я тут занимаюсь?…»

Когда в сумочке запел телефон, Алёне пришлось ставить всё хозяйство на скамью, и здесь-то бутылки недовольно крякнули. Не разбить бы… кому я ещё нужна?…

Она расстегнула сумку. На дисплее высвечивался номер, а не чьё-то знакомое имя. «Ошиблись», – подумала Алёна и поднесла телефон к уху:

– Да, я слушаю.

Голос Антона, приятный мягкий баритон, она узнала сразу и удивилась: вроде, думать забыла, а едва он сказал «Привет», – и кажется, будто столкнулись вчера. Антон пригласил её на свой день рождения, завтра вечером.

«В небольшой избранный круг», – сказал он очень серьёзно, почти торжественно.

Алёна настолько не ждала звонка, что в первый миг даже не подумала о неловкости: куда и зачем она пойдёт? и что незнакомому человеку делать в избранном кругу? Там, наверное, все будут взрослые, короли да слоны… и она среди них, как маленькая чёрная пешка.

– И сколько тебе исполнится? – спросила она.

– Уже вчера исполнилось. Двадцать девять.

– Я думала, меньше. Поздравляю.

– Спасибо. Все говорят, хорошо сохранился. Так как, ждать тебя завтра?…

Кажется, Алёна ощутила в его голосе волнение.

– Я занята вечером, извини, – сказала она и нахмурилась: «Ты что, не можешь без отговорок? Маленький он, что ли, плакать будет?»

Антон не заплакал и даже не удивился:

– Да я особо и не надеялся, позвал наудачу: а вдруг?… Но ты, вроде, не посылаешь сразу и далеко. Так что, можно, я ещё раз позвоню?

– А почему не Наташе? – задала глупый вопрос Алёна. – Ты ведь с ней тогда разговаривал…

– Откуда же я знаю. Разговаривал с ней, а запомнил тебя. Так иногда бывает… Я ещё звякну, хорошо?

В его тоне отчётливо звучала улыбка.

– Да конечно, звони, – сказала Алёна, определённо досадуя на себя: мало того, что соврала, её вдобавок и видят насквозь. Как медузу… Пять лет подряд, когда ей было от девяти до тринадцати, Алёна в августе ездила с родителями на Чёрное море, под Евпаторию. Впервые увидев огромную стеклянистую медузу с голубыми щупальцами, свисающими из-под купола, и тёмным пятном внутри, Алёна спросила маму: «Почему?» «Она недавно пообедала, – ответила мама, – съела рыбу, вот мы её и видим». Алёна ладонями закрыла живот: она тоже недавно пообедала, вдруг и у неё в желудке кто-то разглядит копчёную ставриду?…

От этих воспоминаний Алёна повеселела и, придя домой, никому – первым делом, разумеется, Наташе – не сказала о странном звонке. Но осталась неловкость от собственного обмана, и Алёна была рада найти занятие на субботний вечер, чтобы оправдать себя хотя бы задним числом.

И занятие нашлось: Наташа позвала её в очень хороший, по уверениям бывалых ребят и девочек со второго курса, ночной клуб. Туда собралась целая компания гулять до утра – вместе будет не скучно и не страшно, если что вдруг… Алёна сомневалась: можно ли ей до утра, если восемнадцать будет только в январе, но Наташа успокоила:

– А мне в декабре. Что ты это, как маленькая, кто там смотрит? Главное – зайти вечером, а там уж никто не выгонит.

– Ну, хорошо, – сказала Алёна. – А ты знаешь, что туда надевают?…

Клуб ей понравился. Изнутри он был отделан в морском стиле и напоминал сказочный парусник; по стенам, подсвеченным огнями, перекатывались синие волны, балконы были украшены спасательными кругами с надписью «Секрет», к деревянным перилам тянулись от потолка верёвочные лесенки. Вокруг Алёны были весёлые лица, и музыка играла лёгкая, не бьющая по ушам грубыми барабанами… Алёна провела там всю ночь. Иногда казалось, что пол у неё под ногами качается, как палуба, хотя Алёна не выпила ни капли спиртного и уж тем более обошлась без энергетических коктейлей и «колёс», о которых была наслышана. Она даже не узнала, есть ли они в этом клубе. Ближе к полуночи, когда уже стало понятно, что никто подруг не выгонит, ди-джей устроил конкурс самодеятельных певцов под караоке. Пели о море, и Алёна знала почти весь репертуар. Ей понравилась одна девушка, ровесница на вид, с голоском тихим и звонким; но победила не она, а парень в дырявой майке, прооравший песню Юрия Антонова: «Над тобой встают, как зори, нашей юности надежды», – громко и мимо всех нот… Публика очень смеялась.

– Наташ, – Алёна подтолкнула подругу локтем, – давай ты. Дома ведь хорошо напеваешь.

– Ты что? Я волнуюсь, когда смотрят. Забуду эти, слова и мелодию сразу. А ты?

– Я-то? – Алёна в раздумье тронула себя за ухо. – Эх… слух у меня есть; когда кто-то фальшивит, сразу замечаю. Наверное, и голос есть… но они друг с другом не знакомы, живут в разных городах, так мама говорит. Координация слабая, потому и не пою.

– Жаль. Вот Галка у нас мастер, её бы ещё уговорить сюда прийти…

А потом заиграла новая музыка, и Алёна не заметила, как настало утро. Спать не хотелось, настроение было приподнятым и умиротворённым. Что интересно – и о звонке Антона она не забыла. Этот звонок, и сам Антон каким-то загадочным образом соединились в голове с впечатлениями этой ночи и, наверное, стали чуть ближе. Во всяком случае, странным его приглашение уже не казалось, и Алёна легко поведала о нем Наташе. «Ну, и правильно сделала, что не пошла, – одобрила Наталья. – Нечего это, так сразу соглашаться. Пускай помучается».

Алёна-то, разговаривая с ним, не думала ни о каких мучениях. Но кто знает, вдруг Наташа права, хотя бы отчасти?… А может, и не права – всё равно не проверишь, пока он молчит. И даже хорошо, что Алёна не запретила звонить. Да если задуматься… ведь не только ради проверки она ждала нового звонка?

6

Антон позвонил в четверг и пригласил Алёну в Петергоф, где знаменитые фонтаны Нижнего парка ещё не ушли в зимний отпуск. Алёна была бы рада пойти, но не могла, и в этот раз без обмана: она хотела устроиться на работу. «Промоутером в рекламное агентство», так это называлось, а если проще – раздавать на улице листовки с рекламой магазинов. Алёна поговорила с одной из таких девушек-промоутеров возле метро и всё узнала: работа по вечерам, три раза в неделю по нескольку часов. За день, не во вред учёбе, можно заработать двести рублей.

По пятницам в агентстве проходило собеседование. Надежды, что возьмут, у Алёны было немного – если только закроют глаза на три месяца, оставшиеся до совершеннолетия. Не закрыли: очень коротко стриженный молодой человек в лазурной рубашке и узеньком ядовито-лимонадном галстуке вежливо посоветовал ей зайти через те самые три месяца. Ну и ладно, – решила Алёна, – подождём.

О том, что не удалось поглядеть на фонтаны, она не жалела: была уверена, что Антон позвонит ещё раз, и ещё – сколько будет нужно. Алёна уже подписала его номер в телефоне как «Антон-2», – номер первый, исключительно по времени знакомства, был у одногруппника. Ну, а если не позвонит, так можно съездить и с Наташей…

В субботу Алёна забыла о фонтанах, агентствах и звонках. В общежитии был праздник: отмечала день рождения Таня – одна из соседок по номеру, четверокурсница.

«Сейшн» устроили в номере напротив, в такой же большой комнате, как и та, где жила Алёна. Собралась большая часть четырнадцатого этажа, и с других набежали гости; многих Алёна видела впервые. На трёх кроватях уместилось человек пятнадцать, из соседних комнат натащили стульев и табуреток – и старых, деревянных и скрипучих, и новеньких пластмассовых. Ребята, которым не хватило места, уселись на полу, постелив одеяла, и компания стала похожа на цыганский табор.

Алёна, Наташа и Галя сидели рядом, вмятые друг в дружку, как помидоры в банке. Стол, отодвинутый в угол возле окна, был заставлен угощениями. Кто-то протянул Алёне бутерброд с ветчиной и кирпичик томатного сока с торчащей трубочкой. Алёна благодарно кивнула и огляделась: много незнакомых! Словно открыла новую пьесу на титульном листе, где перечислены действующие лица, но ни о ком пока ничего не известно. Хотя сразу понятно, кто главная героиня, – Татьяна, маленькая, пёстро одетая и громогласная.

– Кто будет соседок обижать или спаивать, тот поимеет дело со мной! – объявила она и раздала соседкам по банану. Тут же два парня под аплодисменты и выкрики внесли шампанское и аккуратно, с хлопками, но без летающих пробок, открыли бутылки. Вино, пенясь, хлынуло в протянутые кружки: опытные люди брали их на вечеринку с собой. Подруги об этом не знали, и им передали бумажные стаканчики.

Когда шампанское закончилось, большая часть народа вышла в коридор покурить, остальные, перебивая друг друга, заговорили об учёбе, о компьютерах, о футболе. Таня сняла с гвоздя гитару, и худющий бледный парень забренчал на ней какую-то наркоманскую муть: «Дом вечного сна, крематорий. У-уу, дом вечного сна, крематореей…»

– У тебя гитара расстроена, – сказала Алёна, дотерпев до конца. Парень, не возражая, отдал ей инструмент, хозяйка комнаты нашла в столе камертон.

– Спой что-нибудь, – попросила Таня.

– Я не умею, – ответила Алёна, подкручивая колок. – Ни играть, ни петь, только настраивать.

– Жаль…

По рукам вновь разошлись кружки; Алёна выпила красное, кислющее вино и съела мандарин.

– Дай сюда балалайку! – сказала Наташа. – Галя, спой походную. Я же это, знаю, как ты можешь. Слышала.

– Ты когда слышала? – возмутилась Галя. – В школе. Я всё забыла с тех пор!

– Не ломайся, не ломайся! – прогудела именинница. Мужчины тоже стали просить, и Галя, поупиравшись немного, серебряным голосом запела что-то лесное, туристское: «Качнётся купол неба, большой и звёздно-снежный, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»

За здоровье певицы вновь подняли стаканы и кружки, и тут Алёну осенило.

– У вас есть проигрыватель? – спросила она хозяйку. Та кивнула, и Алёна убежала в свою комнату. В шкафу висела юбка для фламенко – тёмно-красная, длиной почти до пола, с широкими воланами; Алёна привезла её из дома, но до сих пор не находила случая показать.

Вот он и случай! Алёна надела юбку и туфли со звонкими каблучками – год назад сама подбивала их кожей, потом ходила с ушибленным пальцем, даже ноготь посинел… Перебрала стопку дисков на книжной полке и в самом низу нашла «Малагенью» Эрнесто Лекуоны. То, что надо!

Она и не представляла, до чего соскучилась по танцам, пока не зазвучала гитара! Алёна кружилась посреди комнаты, отщёлкивая каблуками ритм; лица зрителей то сливались в одно, то рассыпались и становились похожими на буквы, но разобрать слово Алёна не успевала: подол юбки стирал его, пролетая на расстоянии тоньше гитарной струны… Она закончила под рёв, заглушивший музыку, залпом выпила ещё полстакана, крутанулась на бис и смахнула очки с носа парня, сидящего на кровати.

– Ой, извините!.. – воскликнула она. – Простите, пожалуйста, я не нарочно… Я сейчас найду.

– Вон они! – Наташа указала под ножку стола. И точно: они зацепились за неё дужкой. Алёна, упав на колени, поймала очки, встала и протёрла салфеткой.

– Я сама, – сказала Алёна и надела их на лицо полному блондину. Он сидел красный – не понять, от смущения или удовольствия…

– Всё хорошо? – спросила Алёна. – Правда?

Он закивал, по лбу скатилась капля пота. Алёна заметила, что стоит в одной туфле, правой. А левая?… Надо же, потерялась… Да вон она, тоже под столом! А стол почти опустел, и хорошо бы теперь скинуть и правую, забраться наверх и продолжить концерт… Но в этот миг её схватили за руку и дёрнули назад. Алёна села на колени парню в чёрной водолазке, тут же вскочила, но он опять потащил её к себе.

«Зацепился, – подумала она и осторожно попыталась вытянуть руку. – Да надо же, как крепко», – и, чтобы помочь человеку, стала разгибать жилистые пальцы на своём запястье.

– Эй! – сказал кто-то над ухом. – Пусти её.

Алёна вдруг оказалась свободна, и высокий старшекурсник взял её под локоть.

– Где ты живёшь? – спросил он. – Отведу домой. Да не бойся, не буду к пьяной девчонке приставать.

«Кто пьяный? – подумала Алёна. – Я, что ли?… А, ну да… наверное». Она засмеялась: удивительно, как не понимала до сих пор…

– Не трону я тебя, – говорил парень. – У меня есть подруга в Питере.

– У меня тоже дома есть друг, в Караганде, – призналась Алёна.

– Вот и молодец. Сейчас пойдёшь к себе и будешь думать о своём друге.

Алёна вдела ногу в туфлю, сказала всем: «До свидания», – и, не дожидаясь ответов, поплелась к себе. Когда она вошла в номер, голова кружилась какими-то странными восьмёрками, и выпитое вино подступало к горлу, так что пришлось завернуть в туалет, потом умыться холодной водой, почистить зубы… Но вот Алёна села на кровать и задержала взгляд на фотографии Сергея – друга, оставшегося дома. Большой, восемнадцать на двадцать четыре сантиметра, снимок; Алёна сама приклеила его над изголовьем, скотчем за уголки, обернув их предварительно бумагой, чтобы не испортить. Приклеила сразу, как только въехала в комнату и разложила вещи. Она сама и фотографировала Серёжку за месяц до школьного выпускного вечера. Сергей улыбался, показывая блестящие зубы, за его спиной, сливаясь на горизонте с небом, синел тёплый Иссык-Куль, над плечом радужно искрилась на солнце снежная полоса гор… Алёна, едва прикасаясь, погладила фотографию и уже не впервые спохватилась: где она увидела цвета? снимок-то чёрно-белый.

Не виделись три месяца, надо же… Алёна скучала, но чем больше видела новых людей, чем больше её нагружали в универе, тем скорее она привыкала к новой жизни, вкатывалась, притиралась. На воспоминания редко хватало времени и сил. Всё, что было раньше – всё, кроме папы с мамой, но они не были, а есть, – не блекло в памяти, но тихонько отодвигалось. Алёна, как и прежде, отсылала Серёже письма из интернет-клуба, чаще по душевному порыву, но иногда потому что надо. Договорились не реже трёх раз в неделю – значит, надо идти, пускай сегодня лень, устала, дождь за окном… И ответы становились короче – как сами письма, так и фразы, из которых они состояли.

Если честно, то главная причина была в Сергее, а не в Алёне. Когда она звонила ему с почты, и разговоры были не такими, как хотелось. Много необязательных слов: «Ну, хорошо… ага, ладно… всё понятно с тобой…» – и так почти все пятнадцать минут. И не потому, что не о чем было говорить; впечатлений Алёна накопила столько, что в самое неподходящее мгновение они создавали пробку и мешали друг другу на выходе. Сергей мог бы это понять, но он… Алёне казалось, будто он что-то от неё скрывает, не договаривает. Новые интонации появились в голосе – точно подшучивает над ней, с самого первого звонка. Ко всему, что бы она ни сказала, относится с иронией. Даже к тому, что родители Наташи, соседки по номеру – врачи, и она тоже разбирается в медицине. «Будет, кому тебя лечить, если что», – сказал на это Сергей. «С чего бы вдруг? – удивилась Алёна. – Я что, собираюсь болеть?»

Странно, что за три месяца всё так изменилось.

Теперь она захотела сделать что-нибудь такое, чтобы разом пролистать это время назад. «Жалко, что тебя здесь нет, – сказала Алёна и снова погладила снимок, – было бы ещё веселее»… И тут глаза стали закрываться.

Проснулась она, раздетая до белья, и сразу поняла, что это работа подруг. Они были здесь же: Наташа читала, лежа в постели, Галя сидела за столом. Алёна взглянула на дисплей телефона: двенадцатый час. Ну, ты и мастерица спать!..

– С добрым утром, – сказала Галя. – Чаю хочешь? Мы ушли через десять минут за тобой. Ничего интересного больше не было.

– А ты помнишь, что творила? – сделав круглые глаза, вступила Наталья. – Такой стриптиз устроила, ма-ама не горюй!..

Алёна кивнула: «помню», – и поморщилась. Она действительно помнила всё, что было вчера, и от ужасных Наташиных рассказов только отмахнулась. Нет, больше так не надо… Зато установила норму: как хочется танцевать на полу, это нормально, а вот на столе – уже лишнее.

– Алёнка, не грузись. – Наташа, дотянувшись, тронула её за плечо. – Жизнь прекрасна. Идём сегодня по Невскому гулять? Как этот, крокодил крокодилович.

Алёна кивнула куда бодрее. Галя уже наливала чай. Алёна встала, взглянула на фотографию и едва не села обратно: вместо Серёжи на неё глядел Антон. Правда, что ли?… Она протёрла глаза: нет, показалось. Но с чего бы вдруг?

7

И снова Антон позвонил через неделю. Алёна с Наташей только что принесли домой посылку с карагандинскими яблоками, взломали ящик и думали, чего ещё вкусного докупить, чтобы позвать соседок на вечер. И тут запел телефон. Антон – судя по голосу, уже почти не надеясь, – приглашал Алёну в Мариинский театр, на «Спящую красавицу». Причём сегодня же, до начала оставалось каких-то два часа. Алёна мгновенно согласилась.

– Посидите без меня, – бросила она и побежала в ванную, затем обратно в комнату одеваться.

– Счастливо погулять, – сказала Наташа, напрягая голос, чтобы перекрыть работающий на полную мощность фен.

– А ты не знаешь, в брюках можно в театр? – так же громко спросила Алёна. Все юбки, привезенные с собой, показались ей короткими, а танцевальная – слишком экстравагантной для выхода в свет.

– Кто тебя выгонит? – отозвалась Наталья. – Сейчас же не этот, не прошлый век.

– Логично.

Алёна достала из шкафа самые парадные брюки – светло-серые, свободные, из лёгкой шерсти; нашла кофту, подходящую по тону…

– Грудь одень, – велела Наташа.

– Думаешь, надо?

– К Рунину на лекции носишь? И не жужжишь.

– Всё-то она замечает, – буркнула Алёна, но послушалась и надела декоративный бюстгальтер. – Буду вводить человека в заблуждение.

Пока она красила ресницы и гляделась в зеркало, Наталья запихнула ей в сумочку три холодных крапчатых гольдена из посылки:

– Угостишь его.

Алёна кивнула, быстро обулась, набросила куртку и выскочила на лестницу. Времени не оставалось даже на то, чтобы дождаться лифта, и Алёна понеслась вниз бегом. На улице она тормознула машину. Водитель – седой, с мужественным профилем кавказец, узнав, куда едет девушка, взглянул на неё с уважением, так ей показалось. За время пути он несколько раз прикусывал сигарету и уже готовился её зажечь, но, покосившись на Алёну, прятал курево обратно в пачку.

Алёна доехала до театра за двадцать минут – успела!..

Антон, с тремя кремовыми розами, ждал её в фойе.

– Привет! Извини, что так внезапно тебя дёрнул, – заговорил он, взяв Алёну под руку. – Идём в гардероб… Хотел в выходной позвать. Но предложили два билета, я их тут же схватил. Помнишь Машу из лодки? Моя двоюродная сестра, учится в Консерватории. Она предложила.

– Спасибо ей, – ответила Алёна. – Я очень рада, что ты меня позвал, сама бы неизвестно когда выбралась.

Ей вновь, как и при первом звонке Антона, казалось, что она видела его вчера. Хотя он был не в джинсах и свитере, а в тёмно-сером, почти чёрном костюме без галстука; расстёгнутый ворот голубой рубашки открывал длинную шею с чуть выступающим кадыком. «Никак не больше двадцати трёх на вид, – подумала Алёна, – ну, максимум, двадцать пять…»

– Как прошёл день рождения? – спросила она. Антон пожал плечами:

– Нормально, скромно. Это детям интересны пышные торжества, а я уже не в том возрасте. Пришли несколько друзей, выпили, закусили, анекдоты рассказали, вспомнили школу… А ты была здесь раньше?

– Нет, только в Малом Оперном. С мамой, в прошлом году и позапрошлом.

– Нам сюда, в партер. – Антон тронул её за плечо, поворачивая к двери, и протянул билеты пожилой контролёрше. Алёна решила, что обязательно сводит сюда маму, как только она приедет в Питер, а пока надо всё запомнить и подробно рассказать в письме. И перед тем как войти в зал, Алёна оглянулась и ненадолго забыла про Антона, который, стоя рядом, терпеливо дожидался возможности пропустить её вперёд.

Глава третья
Утро на Ладоге

1

Окраина леса редеет к Ладоге. Сосны расступаются, уходят за спину, брусничный ковёр сменяется мхом, голубикой, сиреневым вереском. Следом – обрывистый спуск и песчаная полоса, двадцать прыжков от леса к озеру, а обратно, в горку, будет побольше.

Пляж, отделяющий лес от воды, вразброс усеян валунами: стопудовая гиря, лежащий на боку слон, голова из «Руслана и Людмилы»… Все они гладко обкатаны, блестят слюдяными искрами, и кажется, что гуляют по берегу, из лета в лето переползая на новое место. На самом деле, это озеро дышит, линия воды меняется каждый год. Некоторым камням повезло: могут и искупаться, и погреться.

В этом году Ладога заметно поднялась. На пляж мерно накатывают сверкающие волны, со стороны леса над ним нависает мохнатый, зелёный, с сединой и чернью обрыв – человеческий рост, полтора, не выше. Он порос низенькими кустами ерника, обсыпан жёлтыми иголками и, как ступенями, прорезан твёрдыми сосновыми корнями. Над обрывом толпятся молодые пушистые сосны, высоко над ними качают кронами редкие большие деревья – родители, старшие братья. Между ними есть ровные, удобные для стоянки поляны.

Бухта, месяцем вогнутая от мыса до мыса, может показаться дикой – не сразу и найдёшь островки палаток, разбросанные над обрывом. Туристы ездят сюда уже десять лет, но даже не вытоптали мох, лишь проложили в нём тропинки. Сама природа поверила в их дружбу и, наверное, каждое лето радуется знакомым лицам. Маслята и волнушки выглядывают из-под опавшей хвои возле палаток – протяни руку да собирай, густой черничник подступает к кострам, сам дарит ягоды. Размытый утренним туманом, берег тих, незаметен, зато как обостряется взгляд, вырвавшись к горизонту, какой светлый раскрывается день! А вечер, полный дыма костров, незаметно перетекает в ночь, а там и утро близится – лёгкое, туманное.

Шелест волн почти не слышен в тихий день, но каждый звук на берегу – это немного шелест волн. Шторм оглушает рёвом, свистом, и где-то недалеко трещит сломанное дерево. Никто не ставит палатки возле дряхлых сосен… Шторм – это Ладога играет. Не советую мериться силами. Палатки на берегу собраны в несколько лагерей. Центральный разбит недалеко от перекрёстка узких дорог: одна из них ведёт через лес к шоссе, а другая – вдоль берега, повторяя его изгиб. Это лагерь Наташи Синицыной. Если встать лицом к Ладоге, то слева от него, метрах в сорока, окажется более крупная стоянка, а справа, на том же расстоянии, – маленькая, всего в две палатки. И там, и там обитают старожилы.

Правый угол бухты занят палаточным городком. Там проводит летние сборы секция рукопашного боя: два тренера, женщина-повар, и двадцать вечно голодных подростков. Все они здесь впервые.

Сердце каждого лагеря – конечно, очаг: костровище в кольце из валунов, брёвна для сидения вокруг, и плотный тент – сверху, для защиты от дождей, которые часто здесь хозяйничают. По утрам над очагами вьётся смолистый дым и булькают котлы, разливая в воздухе призывный запах гречневой, рисовой, пшеничной каши с тушёнкой. Вокруг нетерпеливо постукивают ложками голодные лесовики. Пора завтракать… но дежурный по костру, помешав своё варево, вновь опускает крышку на котёл, уже сдвинутый с огня. «Ещё не готово, – говорит он, хитро глядя на ожидающих. – Пусть немного постоит…»