Текст книги "Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна"

2

Среднего роста, крепко сбитая круглолицая девушка танцевала самбу на поляне, укрытой от посторонних глаз молодым сосняком. Щёки девушки горели, подол её широкой майки был узлом завязан на талии, в сторону отброшены вьетнамки и кепка. Девушка без конца повторяла несколько базовых движений и шёпотом считала ритм:

«И – раз, и – а – два! И – раз, и – а – два!..».

Она с детства занималась бальными танцами. Ни одного дня, сколько помнила себя, не обходилась без тренировки, давно потеряла счёт соревнованиям и победам. Весной получила «А» класс – это то же самое, что первый спортивный разряд. Достигнув этой высоты, надо либо прощаться с танцами, собирать парашют и прыгать в обыкновенную жизнь, либо идти, не оглядываясь, дальше по дороге азарта, честолюбия, пахоты, а иногда – разочарований и жестоких обид. Весной девушка подумала, взвесила все за и против и выбрала второй путь.

Её движения ускорялись, взгляд становился всё более сосредоточенным. За годы занятий она научилась видеть себя как бы со стороны и профессионально оценивать каждый шаг. «Колени работают хорошо, – отметила она, – пора включать бёдра…»

– Вика! – донёсся от Наташиного костра голос хозяйки. Девушка на мгновение замерла, оценила интонацию зова и решила не откликаться.

– Виктория!! – взревела Наташа. Вот даёт, откуда у неё такая солдатская труба? Кажется, весь лес говорит Наташиным голосом…

– Ну что? – отозвалась Вика.

– Жрать иди, вот что!

– Наташ, я сейчас не хочу!

Вика говорила правду. Утром, пока все спали, она собрала два литровых ведёрка черники: одно оставила у костра, а другое аккуратно, стараясь не уронить под майку ни ягоды, высыпала себе в рот, съела, чуть посолив, горбушку и запила чаем, оставшимся с вечера.

– Ну, ты прямо как животное! – проворчала в ответ Наташа. – Хочу – ем!.. Не хочу – не ем!..

– Котёл всё равно мыть тебе! – это добавила мама.

– Да знаю! – ответила Вика, вновь принимаясь танцевать. Посуду у Наташи всегда мыли дети. Главный Котёл – полусфера из толстого алюминия, чёрная от вековой копоти снаружи и тускло блестящая внутри – с первого дня был поручен Виктории.

Рабочее настроение вмиг пропало. Если честно, мама и сама могла бы вымыть этот котёл. Она старше на семнадцать с половиной лет. Когда ей удобно, сразу большая. А иногда скажет: «Мы с дочкой одно поколение», – и попробуй не поверь. Ах, Леночка, неужели у тебя такая дочь? – раз за разом удивляются знакомые, даже те, кто прекрасно это знает. «Леночка» выглядит моложе своих небольших лет, она тонкая, с очень нежным лицом, и Вике уже два года назад были малы мамины туфли. Вика похожа на неё, такого же роста, но покрупнее, погрубее и, как почти все, кто с детства занимается бальными танцами, рано повзрослела. Ей никто не может дать четырнадцати. Да она ещё расцветёт: это говорят и Алина Александровна, тренер в танцевальном клубе, и Оля со Светой здесь, на берегу.

Викина мама и Наташа Синицына дружат чуть ли не с первого класса. Наташа давно ездит в эту бухту, а этим летом позвала с собой подругу. Вдвоём они установили в лагере матриархат и командуют всеми, кто подвернётся под руку. Папа Виктории, Володя, не против: он носит воду, пилит дрова, не прикасается к продуктам и втихомолку посмеивается. Виталик Синицын, Наташин муж, много работает и приезжает из города только на выходные – отдыхать.

Вике хотелось двигаться и общаться, но общаться не просто так, а по-солнечному – с громким смехом, брызгами и беготнёй по пляжу. Большую часть недели Виктория просидела под тентом у Наташиного костра. По тенту стучали тяжёлые капли, на огонёк заходили многие жители бухты и разговоры вели дождливые: кто когда и с кем поругался, кто на кого обиделся, кто и где слишком много выпил. Вика сама поддерживала эти беседы, вспоминала школьные ссоры и глупые слова одноклассников. Или как её весной засудили на конкурсе в Москве – не пустили в финал, вообще придурки, непонятно, каким местом смотрят… Но сейчас, первым за долгое время ясным утром, всё это казалось ей такой ерундой!

Пойти налево, к лагерю туристов?… Нет, она не пойдёт туда по доброй воле. Даже не потому, что там насмешливые ребята и все намного старше: у Вики острый язык, она может ответить на любую шутку. Но они в понедельник идут на Вуоксу и в ожидании похода целыми днями испытывают байдарки и катамаран. Вика тоже каталась на катамаране. Налегая на весло, в пробковом жилете и шлеме, в облаке брызг она пролетела над волнами и поняла, что ещё одна такая прогулка – и все мысли будут о походе. Можно было бы отпроситься у родителей, но в августе ждёт спортивный лагерь, а разделиться пополам и быть разом в лагере и на Вуоксе – нельзя. Чтобы лишний раз об этом не жалеть, надо держаться от туристов подальше. Пойти направо, к лагерю рукопашных бойцов?… Это можно, но чуть погодя. Ребята занимаются физической подготовкой, отвлекать их ни к чему. Потом, когда начнут бороться, она с удовольствием посмотрит. Есть там один, всегда побеждает. Он потрясающе двигается, такой пластичный, быстрый; его легко вообразить на паркете, в костюме, пусть только волосы отрастут… Интересно, как он относится к танцам? Если умный, вряд ли презирает.

3

Вика переоделась в купальник и спрыгнула на пляж. Как она и думала, бойцы тренировались возле дальнего правого мыса – южного окончания бухты. Они приседали, прыгали на песке, махали руками, бросали в озеро мелкие разноцветные камни. Руководил занятием двадцатилетний тренер Миша. По воде вместе с разноголосым чвоканьем камней далеко разносились его энергичные команды.

– Пифагор, что за халява?! – долетело до Виктории. – Уже крутой?! Десять отжиманий на кулаках – пошёл!

Пифагор – это и есть тот, который всех побеждает. Вот, куда надо пойти! – решила Вика. Напротив неё, рядом с лежащим наполовину в озере, наполовину на суше валуном-моржом, стирали бельё Ольга и Светлана, хозяйки маленького двухпалаточного лагеря. Одежды на них было ещё меньше, чем на Вике, – только нижние детали купальников: у Светы белого, у Оли – изумрудного, под цвет глаз. Вика представила её глаза: распахнутые, бесстрашные, и правый то слегка косит, то вдруг перестаёт. Тот, кто хорошо знает Олю, наверное, может по глазам понимать её мысли.

Что поражало Вику в подругах – так это их удивительно чистые ноги. Ходят босиком… поначалу она даже приглядывалась, касаются ли они вообще земли? Ещё как касаются, могут и споткнуться о корень. Могут наступить на сосновую шишку, захватить её длинными пальцами и, чуть подавшись вперёд, метнуть через голову сильно и точно, как рукой. И подошвы розовые, и на продолговатых ободках ногтей – ни пылинки. На третий ладожский день Вика взяла самую жёсткую щётку и отскоблилась до такого же состояния, но через полчаса вновь: там след раздавленной ягоды, тут что-то серое, да ещё измазалась углём у костра… Бесполезное занятие.

В остальном подруги были очень разными. Оля ездила в эту бухту так давно, что превратилась для её обитателей в «тётю Олю», хоть ей было немногим за двадцать. Быстрая, стриженная под мальчика, с прямым носом, густыми, но тонкими светло-русыми бровями и ямочкой на подбородке, она со всеми дружила, всем улыбалась и держалась подчёркнуто независимо. Любила мужскую работу, как будто в детстве, вместо прялки и куклы, положенным девочке, ей в колыбель по ошибке спрятали нож и стрелу. Или не ей, кому-то из далёких предков…

А Света гостила на озере впервые. Она сразу напомнила Вике девушку с одной старинной картины. «Ты тоже заметила? – сказала мама. – Я сразу поняла: Маша Лопухина, портрет Боровиковского. В учебнике есть, забыла?»

«Точно! – ответила Вика, – только более худенькая». Мама, кивнув, добавила: «Слишком красива, нереально, не для счастья в этом мире». Вика не спорила, но запомнила эти слова. «Кстати, – подумала она, – хорошо бы ей заняться танцами. Она бы здорово смотрелась на паркете».

Виктория, по многолетней привычке, мысленно переносила всех, кто ей нравился, на паркет. А куда ещё? Там настоящая жизнь.

Намыливая в ведре рубашку, Светлана сидела вполоборота к озеру, чтобы видеть сына – четырёхлетнего Никиту, который строил у воды город, опрокидывая ведёрко с песком. Здания в один этаж удавались на славу, но крепостные башни и стены никак не выходили. Малыш очень забавно сердился, рубил их лопаткой и начинал всё заново… совсем как Вика, когда у неё что-то не получалось на танцевальных тренировках.

«Вот и хорошо, – сказала себе Виктория, – помогу мелкому». Но едва она сделала шаг, её опередил невесть откуда взявшийся Денис, Наташин воспитанник. Детей у Наташи пока не было, но знакомые каждое лето присылали к ней на берег кого-нибудь из своих чад – для жизненной школы. Две-три недели на воздухе, когда надо топить костёр, мыть посуду, есть по распорядку и что дают, а на капризы никто не обращает внимания – круче воспитательного метода никто не придумал, честное слово. Да и сил на капризы не остаётся, и ребёнок вдруг понимает, что без них лучше. Знала Вика мальчика, сына маминой подруги, любителя бросать тарелки и с рёвом кататься по полу, давя макароны в луже супа. Два лета ездил к Наташе, и теперь другой человек.

Денису было двенадцать, и он проходил школу иного рода. Самый негодный возраст: уже тянет к девушкам, здоровья полно, а стеснения никакого.

Денис подскочил к Никите и схватил его второе, бесполезное ведёрко.

– Уйди! – закапризничал Никита. – Не надо! дай сюда!

– Зачем тебе два? – спросил Денис. – Я помогу, вместе построим. Давай…

– Сам буду! Уйди! – упрямился малыш.

– Никита! – строго сказала мама. – Что это за фокусы? Ты, что ли, хозяин берега? Хотят помочь – так сказал бы спасибо.

Никита взглянул на неё исподлобья и замолчал. Повисла очень неловкая пауза. Денис боялся Вики, прогнать его было бы пустяком, – но ведь скоро она перерастёт эти методы. Интересно узнать, как поведут себя взрослые и умные…

– Дэн, будь другом, – впервые подала голос Оля. Кстати, голоса у них со Светой были похожи: не видя, кто говорит, можно перепутать. – Сбегай к нашему костру, возьми, пожалуйста, крем от солнца. Он под сосной. Мешок с посудой висит, а под ним крем. Мы будем ждать.

– Ага, сейчас! – и Денис рванулся к обрыву, взметнув фонтаны песка.

– Это мой крем! – произнесла Светлана с интонацией актёра, заявляющего права на бифштекс.

– Знаю, – лениво отозвалась Оля, – тебя и намажем.

Намажем маму, Никита?

– Да! – звонко сказал малыш.

– Ну, конечно, – проворчала Света. – Тебя-то чего мазать, негритянку.

Оля бронзовела с каждой проведённой на Ладоге минутой. Даже за дождливую неделю Олина кожа стала темнее белокурых от природы волос.

– Да… Меня надо просто отмыть, – согласилась она.

– Темнокожая киска, – глядя на горизонт, сказала Светлана.

– Что? Не поняла: какая киска?

– Ты – темнокожая киска. Чего тут непонятного может… Уи-и!

В грудь Светлане полетела пригоршня воды. Света с визгом вскочила, отпрыгнула в сторону. Оля тоже поднялась и, обернувшись к ней спиной, выразительно поскребла ногой по песку, отряхнула… Виктория согнулась пополам от смеха.

На пляж, потягиваясь и зевая, спустился Виталий, Наташин муж. Вике он казался смешным – похожим на стриженого ёжиком Паганини. Он приехал, когда Виктория уже спала; утром она видела возле синего папиного «Гольфа» тёмно-зелёную девятку с наклейками на заднем стекле.

– Девчонки! – воскликнул Синицын и поднял над головой тёмную торпеду пива. Оля отказалась, собрала с валуна выполосканные вещи и унесла к палатке. Света сделала маленький глоток и сморщила нос.

– Вот это дело, – сказал Виталий. – Идите искупайтесь. Я ночью купался. Такая вода, никаких курортов не надо.

– Разрешаешь? – спросила Светлана. – А Никита?

– Не волнуйся, присмотрю.

– Ну, тогда… Вика, идём со мной? Я одна плавать не умею.

– Если хочешь, научу.

– Только осторожно, запасной меня у Никиты нет.

Увлечённая на глубину, Света старательно гребла по-собачьи, взбивая ногами бурунчики. Вика поддерживала её на плаву, время от времени убирала руки и вновь подхватывала, стараясь не попасть ладонью на обнажённую грудь. Несколько раз задела, но это не считается, случайные издержки обучения. Света вряд ли даже заметила…

– Ну вот, уже умеешь, – сказала Вика. – Сколько? десять метров точно проплыла. Сама.

– Хватит… больше не могу. Держи!

– Да вставай на дно. Тут мне по шею, а тебе ещё меньше.

– У тебя надёжные руки. А я всё же не водный человек, – сказала Света, выпрыгивая над водой, чтобы отдышаться. – Тренер в бассейне учил, Оля учила, ты… А в итоге – десять метров.

– Сегодня десять, завтра двадцать. Я тоже когда-то не умела, а теперь смотри. – Вика набрала в лёгкие воздуха, зажмурилась, подтянула колени к подбородку и принялась кувыркаться, загребая воду растопыренными в стороны руками. Раз, два, три… десять… четырнадцать.

– И это не предел, – сказала она, отфыркиваясь.

– Молодец. Над водой голова – попа, голова – попа…

Я со счёту сбилась.

– Ещё поплаваем?

– Подожди минуту, ладно? Смотри, чем они там занимаются?…

Никита оживлённо разговаривал с Виталием, сидящим на песке, затем вдруг отбросил ведро с лопаткой и вслед за Синицыным захлопал себя по животу.

– Учат какой-то танец, – предположила Светлана. – Вика, ты профи. Как он называется?

– Танец голодных барабанщиков. Слушай, мне показалось, или Оля на самом деле какая-то хмурая сегодня?

Света пожала плечами:

– Может быть. Ничего страшного, пройдёт. Бывают разные дни, ты ведь знаешь… Ну давай, держи меня. Плывём к берегу, малого пора кормить.

Едва они вышли из воды, Никита подбежал к маме и выпалил: «Барабанщик сдох, он объелся блох!»

– Угадала! – сказала Светлана, обернувшись к Вике, и обе рассмеялись.

– А покажи, что это был за барабанщик, – попросил Виталий. – Как он играл, пока не сдох?

И Никита азартно захлопал себя по животу.

– Спасибо, добрый человек! – сказала Света. – Научил. Теперь этот барабанщик будет членом семьи, вместо дядьки злого. И спать без него не ляжем, и на горшок не пойдём…

– А дядька злой – это кто? – спросила Вика.

– Мы так называем «Звёздные войны», – улыбнулась Света. – Никита, если твой барабан выдерживает такую музыку, значит, ты хочешь есть. Я права?

– Да! – звонко сказал Никита.

– Тогда догоняй!

И Света побежала наверх, легко выдёргивая ноги из песка. Вика упала на живот; держа руками волосы, несколько раз перекатилась по песку, пока он не облепил её всю. На солнце он быстро осыпался, и через пару минут Виктория была сухой, тёплой и довольной. Она лежала, глядя на рыбацкий траулер, едва заметную точку у края Земли.

– Верещаге-е-ен! – закричал Виталий. – Уходи с баркаса!!

Он с разбегу бросился в воду, поднятая им волна разрушила остатки Никитиных трудов. Вика опустила голову на руки, затихла…

– А где они? – раздался над ней голос Дениса.

– Ушли, закатай губу. Тебя только за смертью посылать.

– Что я, виноват? Меня Наташка припахала. Заставила мыть твой котёл, между прочим!

– Мне неинтересно – веришь, нет?

– Тебе оставили каши. Дай, намажу кремом. Зря, что ли, ходил?

– Иди отсюда!..

4

Позавтракали вроде и давно, обедать было рано. Как всегда в это время, народ собрался у Наташиного костра, начались разговоры за чисткой картошки, рыбы и пока немногих найденных грибов. Привычно заплакала семилетняя Надя – сестра Дениса, – а сам он куда-то пропал. На вопрос Виктории: «Что с тобой?» – Надя ответила:

«Я скучаю по маме».

«Не понимаешь, что ли? совсем глупая?» – прочитала Вика в Надиных глазах. Как и вчера, и позавчера, Виктория усадила девчушку на качели, привязанные Лёней Часовым к суку высоченной сосны. Толкнула раз, другой… Надя сперва хныкала, что у неё кружится голова, но вскоре вошла в азарт и со смехом взлетала на высоту второго этажа.

Ольга приготовила свой знаменитый на побережье, полезный для мужчин напиток. Чтобы его получить, нужна всего одна трава – кипрей узколистный, он же иван-чай. Длинные, тёмные листья кипрея можно собирать всё лето; их скатывают в небольшие плотные колбаски – так, чтобы склеились от сока, – затем их надо день подержать в тени, нарезать и высушить. Секрета из своего умения Оля не делала, но её чай всегда был самым густым и душистым в бухте: другим то ли не хватало терпения в работе, то ли они не знали заклинание, которое надо бормотать, скатывая листья.

– Оленька, прошу, – Виталий Синицын протянул ей гитару, и Оля, склонив голову к плечу, проверила чистоту октав. Но, вопреки обыкновению, первый взятый ею аккорд оказался минорным. Ольга, знавшая наизусть Умку и Янку, «Ночных снайперов» и «Белую гвардию», битлов, Доменико Модуньо и даже немного Лаэртского, задумчиво теребила струны и напевала в ритме меланхоличной босановы:

 
Помнишь, я была тогда с тобою, и горел закат?
Помнишь, словно парус, над землёю шелестел наш сад?
Помнишь, посадили мы с тобой рябину в том саду?
Теперь, как прежде, я тебя здесь жду.
И снова надо мной кружит, кружит листва,
И снова жёлтый дождь унёс твои слова.
А я хочу войти в тот давний день и сад,
И там найти твой взгляд…[3]3
  «Помнишь?» – музыка Игоря Лученка, слова Андрея Дементьева.


[Закрыть]
 

– Что-то новенькое. Это Йовин или Тэм? – присев рядом, спросила беременная Женя Часова, маленькая, как птичка, в круглых толстых очках.

– А с платформы говорят… – ответила Оля. – Не, до них ещё время дойдёт, это советская эстрада. Я слышала по «Маяку» в раннем детстве, запомнила мелодию, некоторые слова. Весной нашла в музыкальной библиотеке и выучила.

– Мне очень нравится. И ему, надеюсь, тоже. – Женя погладила себя по животу. – Родится с хорошим вкусом.

– Точно знаешь, что ему? Вдруг ей?

– Ай, неважно, – Женя махнула рукой. – Кто родится, тот и сгодится.

В это мгновение с каким-то жалобным выстрелом лопнула третья струна, и конец захлестнулся вокруг Олиного запястья.

– Больно?

– Да ерунда, – ответила Оля. – Переживу.

– Вон Светка идёт. Она тебя пожалеет, и будешь как новенькая.

Виталий забрал гитару в ремонт и очень скоро вернул с новой струной, такой чужой своим серебряным блеском среди потёртой латуни соседей. К костру подошла Светлана в голубой, вылинявшей от стирок майке «Юты Джаз» и серых шортах, которые в своей прошлой, городской жизни были брюками. Рядом вприпрыжку бежал Никита в длинных, почти до колен, тёмно-синих трусах.

– Привет, кого не видела! – сказала Света. Никита повторил: «Привет» и тут же поправился: «Здравствуйте».

– Ну, здорово! – отозвалась Наташа. – Никитос! Есть хочешь?

– Не-а! – звонко ответил Никита.

– Молодец, правильная мама. За всё время ни разу не видела твоего парня голодным… А пряник? – вновь спросила она Никиту, который, услышав это слово, взглянул на маму.

– Бери, если предлагают. Я разрешаю.

– Спасибо! – не забыл сказать Никита и получил впридачу к прянику мандарин.

– И вы тоже держите, – Наташа протянула по мандарину Ольге и Светлане.

– Спасибо. – Оля вмиг очистила свой, съела, бросила шкурку в огонь, подержала испачканную руку на весу и, не отыскав более подходящего предмета, вытерла о собственную пятку.

– Классно, я тоже так буду делать, – сказала Виктория.

– Оранжевые ноги бежали по дороге… – пропела Лена, её мама.

– И ехало за ними колесо, – закончил папа Володя, обросший за две недели окладистой каштановой бородкой и похожий на папу дяди Фёдора из Простоквашина, только без трубки.

– Сам ты колесо! – возмутилась Женя Часова. – Оленька, вытяни ноги. И где ты видел колесо? Посмотри, какое чудо.

– Да ладно. Колесо у нас – это фигура речи, – сказала Оля и несколько раз, в ритме быстрого подмигивания, напрягла загорелые икры.

– Супер, я тоже такие хочу. – Вика, взглядом спросив разрешения, потрогала самое выпуклое место. – Ух ты, вообще как камень!

– Да у тебя всё и так великолепно.

– Дожили, – покачал лысеющей головой Лёня, – девушки хотят стать как камень…

– Правильно-правильно, – перебила его Женя. – Мягкими надо быть в других местах. В каких, я тебе, Вика, не скажу, ты уж извини. Подрастёшь, сама догадаешься.

– Да я уже всё знаю давно, – смеясь, отвечала Вика.

– Оль, а теперь нашу, золотые сундуки, – попросила Света. – Не забыла?

– Нет, я что угодно забуду, только не её.

Оля запела про сундуки, сначала тихо, как бы пробуя берег на звук, но потом глубже вдохнула, прикрыла глаза, и уже к концу вокализа-вступления эхо её голоса звенело и перекатывалось в лесу.

 
В море ветер, в море буря,
В море воют ураганы…
 

Никита, в отличие от мальчика из мультфильма, был очень даже не против стать королём: он поворачивался на бревне, не смущаясь взглядов, поправлял воображаемую корону, подкручивал усы, а когда песня стихла, поклонился со сдержанным достоинством.

– А теперь цыганочку, – заказал Лёня Часов.

– Вот её забыла.

– Ничего, Андрон приедет, напомнит. Вместе споёте. Я ему звонил, перед тем как ехать, он вроде сегодня хотел.

– Может быть…

Светлана подтолкнула Ольгу плечом:

– Что за цыганочка? С выходом?

– Не, – Оля покачала головой. – Совсем другая. Да ты слышала на дне рождения своём. Вот эта, – и она почти шёпотом пропела:

 
Tell me all about him, Zingara,
I'm no good without him, Zingara.
I'm not really living,
Till my heart I'm giving…
 

И резко заглушила струны.

– Нет, не то настроение. Не приедет, есть у меня чувство.

– Кто? Тот парень, о котором ты ничего не рассказываешь?…

– Да. Он меня этой песне и научил, на мою же голову. Мне кажется, не сегодня, так и вообще его больше не увижу.

Света незаметно пожала её руку:

– Не переживай. Всё будет хорошо, точно говорю.