Текст книги "Опус номер девять ля мажор. Часть 1. Алёна"

Глава четвёртая
Улетели

1

Пригородный автобус, болезненно кряхтя и припадая на бок, затормозил у путевого столба. Андрей спрыгнул на землю и один за другим принял три громадных рюкзака. За рюкзаками последовали вёдра, за вёдрами – гитара в чёрном чехле, за гитарой – моргнувшая от пыльного ветра Алёна. Андрей протянул ей руку, но вдруг передумал, вынул Алёну из автобусного брюха и закружил по обочине, поросшей одуванчиками, крапивой, кипреем, малиной, лопухом и огромным, как лопух, подорожником.

Через дорогу на опушке стоял низкий, косой дом, построенный наполовину из камня, наполовину из брёвен. Дырявая дощатая крыша, в окнах ни одного стекла, и рядом – такой же сарай, который давно бы упал, не привались он боком к могучей вековой берёзе. Неподалёку – котлован под фундамент нового строения, накрытые плёнкой поддоны с кирпичом; и весь участок обнесён сетчатым забором.

– Цивилизация, блин, – произнёс Георгий, глядя на стройку. – Лет через пять выгонят нас из бухты. Лес вырубят, понастроят коттеджей…

– Ничего, ты отсудишь, – отозвался Алексей.

– Да не будет никто вырубать, как можно, – сказал Андрей, и деревья отозвались эхом. – А если кто начнёт, мы ему голову отвернём, а ты защитишь.

Алёна глядела вслед ушедшему автобусу. Над асфальтовой дорогой клубилась пыль и звучало, медленно затихая, эхо мотора. Шоссе одновременно взбиралось на холм, поворачивало влево и чуть наклонялось, прежде чем скрыться за густым хвойным мысом. Интересно, дальше оно выпрямится или наоборот, закрутится петлёй? И автобус покажется из-за спины в каком-то неавтобусном и даже неземном обличье?… Но за спиной раздалось мычание, звон колокольчика, и Алёна, обернувшись, увидела пятнистых коров, неторопливо идущих без пастуха по затенённой обочине.

– Зачем нам ковбой? – проследив за её взглядом, сказал Алексей. – Ковбой нам не нужен.

– Ты не устала? – спросил Андрей.

– Устала сидеть в вагоне. Прошла бы с удовольствием километров сто.

– Сто не сто, но два километра обещаю.

– Ну что, погнали наши городских? – сказал Георгий. – То наши спереди, то городские сзади…

– Что? – Алёна обернулась к нему и вдруг расхохоталась: – Ой, надо же!.. Дошло. Наши спереди… Ха-ха-ха!.. Городские сзади!..

– Ты что, впервые услышала? – удивился Андрей.

– Но ты же не говорил такого.

– Я думал, ты знаешь.

– Теперь знаю, – сказала Алёна с ударением на первом слове. – Погнали городских!

Они подняли на плечи рюкзаки, взяли в руки мелкую поклажу, перешли дорогу и по узкой просеке двинулись в лес, встретивший их свежим, терпким запахом хвои и черники. Светлые берёзы шелестели над головой, земля впитала недавние дожди и была влажной, но без луж. Братья Шумиловы отмеряли метр за метром длинными, кривоватыми ногами. Алёна старалась идти в ногу с Алексеем, но то и дело сбивалась: в среднем пять её шагов приходилось на четыре Лёшиных.

Зелёный рюкзак Андрея шагал впереди, покачиваясь на ухабах и насвистывая: «Эх, Ладога, родная Ладога, метели, штормы, грозная волна…»

– Удивительное чувство, знаешь, – сказал Алексей. – Как будто весь год съёжился в памяти до одного дня. Вот, кажется, позавчера уехали в магазин, а сегодня вернулись. И ничего в лесу не изменилось. Смотри: вон за той сосной точно будет гриб, и я даже знаю, что мухомор.

– Я проверю, – Алёна забежала за дерево, наклонилась и крикнула: – Не угадал! Сыроежка.

– И знаешь, что, – продолжал Алексей, когда она догнала его. – Стоп! Замри…

Он осторожно снял со щеки Алёны комара.

– Всё, можешь двигаться. О чём я хотел сказать?

– Не знаю. Смотри, можжевельник. Синие ягодки. Хочешь попробовать?

Она сорвала десяток и отсыпала половину в ладонь Алексея.

– Спасибо, – сказал он. На самом деле, это шишки, похожие на ягоды. Из них делают джин.

– Слышала. Но не пробовала. Сладкая… Андрей, нам ещё долго идти? – громко спросила Алёна.

– Меньше половины осталось, – обернувшись, ответил Андрей. – Развилку прошли, впереди ещё одна. Потом два поворота, и мы на месте. Смотри, берёзы закончились. Одни сосны пошли – значит, скоро берег.

Вскоре миновали развилку и два поворота.

– Ладога впереди, – сказал Алексей. – Видишь, синяя полоса?

– Да, а почему такая высокая? Как будто цунами идёт.

– Тоже заметила? Не знаю, какой-то обман зрения, – Алексей пожал плечами, и его рюкзак прошуршал вверх-вниз по спине. – Когда видишь Ладогу издали сквозь лес, она стоит вертикально. Горизонт выше моей головы. Подходишь – ложится. Загадка.

И, подходя к озеру, Алёна вправду видела, как оно наклоняется. Медленно, медленно… Она хотела не упустить мгновение, когда Ладога ляжет – и, конечно, прозевала: очень не вовремя попался на глаза коренастый, с жёлтой шляпкой, моховик.

– Вот и пришли, – сказал Андрей. – Смотри, как здорово! – и он кивнул на поляну, заросшую брусникой: миллион глянцевых листьев, и каждый норовит пустить в глаза солнечного зайчика. Ладога вдруг стала необъятной, но её мощь не давила, не заставляла чувствовать себя букашкой; наоборот, маленький лагерь у перекрёстка под её защитой казался надёжнее крепости.

Тишину разорвал и скомкал заливистый лай: довольно рослая, похожая на колли рыжая собака неслась наперерез гостям.

– Смотрите, это Марта, – сказал Андрей. – Да как выросла. Последний раз в октябре видел. Марта, иди сюда! Ты что, не узнаёшь, что ли? Нюх потеряла?

– Прошлой весной её школьники хотели бросить в канал, придурки, – объяснил Алексей. – Тогда ей было не больше месяца. Наташка отбила и хотела назвать Муму, но потом раздумала и назвала Марта, потому что дело было в марте.

Марта бегала вокруг них, рычала, махала хвостом, пыталась на бегу рыть землю задними лапами…

– Вся в хозяйку, – заметил Андрей.

– Какая прелесть! – восхитилась Алёна. – Иди сюда, глупая!

Марта замерла, припав грудью к бруснике. Алёна наклонила голову – Марта сделала то же самое. Алёна шагнула вперёд – Марта отпрыгнула, чуть показала зубы, позволила себя погладить, но тут же встрепенулась и стала нарезать круги с тройным усердием.

– Марта, враги! – прозвучал с берега трубный голос, и Алёна узнала его по рассказам Андрея. – Взять их!

Молодец, молодец, охраняй! Ах ты, дурища! Иди к маме, глупое создание! Я дам тебе вкусных! собачьих! пиздюлей!

Алёна прыснула в ладошку. Марта громадными прыжками полетела к костру, путники подошли следом.

– Здорово, убогие странники! – продолжала буйствовать Наташа, раскрывая объятия. Она перецеловалась со всеми, познакомила их с Володей и Леной Кирсановыми, и Андрей представил спутницу.

– Очень приятно, – вежливо повторяла Алёна. – Очень приятно. Очень приятно…

– Вика, – сказала подошедшая Виктория, протянув ладошку.

– Наша атомная дочь, – добавила Лена.

– Дочь? – изумилась Алёна. – У вас? Такая большая?

– Четырнадцать лет. Я её родила, фактически, ещё в школе.

Алёна с удивлением разглядывала наряд Виктории, её немыслимые шорты, на которых было больше заплаток, чем родной ткани. Вика, перехватив этот взгляд, послала ответный – вызывающий, колючий, заставивший Алёну внутренне поёжиться.

– Свободная поляна есть? – спросил Георгий.

– Да ваша и свободна, вон там, за тётей Олей. Она, кстати, не одна в этом году. С подругой.

– Ну и замечательно, – сказал Андрей. Алёна заметила, как при словах Наташи его лицо мгновенно омрачилось и просветлело. Или это показалось? Может быть, тень скользнула…

– Сегодня делаем баню, – продолжала Наташа. – Хорошо, что приехали, мужская сила нужна. Завтра у нас шашлык на костре. Кто хочет участвовать, делайте взносы, господа! Делайте ставки! Делайте ноги! Делайте деньги!.. Марта! да иди же ты погуляй, наконец!..

– Сколько? Давай сразу решим. – Георгий полез в карман джинсовой куртки.

– Тебе понравится наша баня, – сказал Андрей.

– Да? – Алёна пожала плечами. – Ты прямо так заранее уверен?…

И громче спросила, обернувшись в сторону будущей стоянки:

– Ну, что, дальше гоним городских?

2

Оля и Светлана загорали возле своих палаток.

– Салют! – сказали ребята, проходя мимо.

– Привет, – добавила Алёна.

– Buongiorno! – отозвалась Оля. – Это Света, прошу любить и жаловать.

Света кивнула всем сразу, глядя выше их голов.

– Вы надолго? – спросила Оля.

– Мы на пару недель, – ответил Андрей.

– А я только на выходные, – сказал Георгий. – Но потом ещё вернусь.

Компания скрылась из виду и вскоре сбросила рюкзаки на соседней поляне.

– Вот и приехал, – прошептала Оля. – Лучше бы я его вообще не знала!..

Она упёрлась в плечо Светы горячим лбом.

– Это и есть твой Андрей? – так же шёпотом спросила Света. – На котором свет клином сошёлся?

– Да, – Оля шмыгнула носом, пытаясь удержать слезы. – Это он говорил, что на пару недель.

– Я догадалась. Приехал – значит уже половина камня с плеч. Подумаем, как остальное сбросить. Знаешь, Оля, я с первого взгляда не нашла в нём ничего особенного, чтобы столько времени переживать.

– Наверное, ты права. Так ведь ни в ком нет ничего особенного. У всех два глаза, два уха, две руки. Только одни тебе нужны, а другие нет, вот и всё. А почему… кто же его поймёт?

– Ты.

– Уже поздно. А тогда мне только исполнилось двадцать, ещё училась в институте. Много ли надо молодой дурочке, чтобы влюбиться? Это всё мой идиотский характер. Другая бы сто раз забыла, а я не могу. И не смогу. Ты видела его подругу?

– Почему ты решила, что именно его? Может, и не его.

– Я, конечно, дурная, но не настолько.

– Даже, если и так, подумаешь? Она тебе не ровня, обычная куколка.

– Нет, Света, не куколка. Яркая и интересная личность.

– Ты слушай меня. Я человек нейтральный.

– Спасибо тебе, – улыбнулась Оля. – Без шуток спасибо, все бы были такими нейтральными. Однако ты неправа. Он не мог выбрать обычную куколку.

– Может, и так. Но с чего ты взяла, что это он выбрал?

– А кто? – Оля вскинула недоумённый взгляд. Света пожала плечами:

– Ну… например, обстоятельства сложились.

– Слабо в это верится.

– Не понимаю, почему ты до сих пор ему ничего не сказала?

– Не могу навязываться. Он не видит во мне того, что я вижу в нём, а первое слово всё-таки должно быть его. Тупик.

– Тупик? Для тебя? Этого не может быть.

– Может. Я знаю, на что способна, – сказала Ольга, отодвигаясь и не сводя с собеседницы взгляда. – Легко сделать так, чтобы парень за тобой бегал. Но с ним… если это и выйдет, то вряд ли надолго. И вообще, я с ним так не хочу. Хочу по-настоящему. А других не надо.

– А как же у тебя был Вася?

– Почему был? Он есть, мы друзья.

– В городе его встречаешь? В смысле, Андрея.

– Иногда видимся на концертах, вкусы похожие. Здороваемся очень мило.

– Как вы познакомились?

– Я была тут с сестрой. Она отдыхала, я как менее ценный член общества занималась хозяйством.

– Как и со мной?

– Нет, что ты. Ты стараешься, а она не хотела ничего делать. Да я не обижалась, она и правда не для этого создана… Так вот, Андрея я впервые увидела утром, когда несла к палатке два ведра воды. Он приехал за компанию с Юрой, они очень давно знакомы. Наташка уже была здесь, все другие тоже. Спрыгнул с обрыва на пляж, сделав при этом сальто – представляешь картину? – а тут я с вёдрами выхожу из-за сосны. Приземлился в десяти метрах… Я чуть всё не уронила и поздоровалась по-итальянски от неожиданности. Не выругалась, как ни странно. Он смутился ужасно и предложил помочь, так и познакомились. Вечером собрались у костра, достали гитару, и я вообще попала.

– Так хорошо играл?

Оля кивнула и, чуть помедлив, продолжала:

– Ещё услышишь вечером. Я потом сама боялась играть, думала, как посмотрит: девочка, где твои куклы?… А ему понравилось. И вдвоём вышло здорово. С первого раза.

– Что вы пели?

– Всё подряд. Лирику, блатняка немного и про хоббитов… Оба всеядные.

Оля мимолетно улыбнулась воспоминанию, но тут же вновь загрустила:

– Напилась тогда, как дура. Последний раз в жизни. С тех пор ни капли, хотела быть достойной. И каждый год надеялась, что что-то произойдёт. Никому об этом не говорила, ты первая… Да какая теперь разница?… Всё, конец фильма. Завтра поеду домой.

– И бросишь нас с Никитой? Не падай духом, Оля, всё образуется.

– Не знаю. Схожу-ка искупаюсь, ладно? Ты купалась, я ещё нет.

Оля поднялась и босиком, не пугаясь камней и шишек, сбежала к воде. Вернулась она минут через двадцать, запыхавшаяся, но ни капли не повеселевшая, вытерлась махровым полотенцем, сменила купальные трусики на простые, синие в белую ромашку, вытащила из палатки коврик и улеглась на нём в тени, протянув руки вдоль тела.

– Ну, и как настроение? – спросила Света. Оля, хмыкнув что-то, пожала плечами.

– Знаешь, что? – продолжала Светлана. – У меня через неделю работа, а я разленилась. Дай потренируюсь, пока мелкий не проснулся. Ты не против?

– Спрашиваешь. Когда я была против?

– Вот и замечательно.

Света села на неё верхом и принялась сильными движениями растирать шею, плечи. Длинные пальцы пробежали по голове Оли, забрались в волосы, сжали уши, в которых не было серёжек и даже проколов для них не было. Оля закрыла глаза, глубоко вздохнула…

– Хочешь, расскажу историю? – спросила она.

– Давай, только расслабься, – Света встряхнула её за плечи. – Ты же умеешь. Говори, не зажимаясь.

– Попробую. Помнишь, у меня был Игорь, поклонник? В белой рубашке, весь такой менеджер… Мы ездили в Петергоф, помнишь? Прошлым летом.

– Ну?

– Пропал куда-то, не звонит… Да и ладно, не об этом речь. Я ему сказала месяца два назад: Игорёк, хватит страдать. Давай мы тебе найдём тётеньку, добрую и ласковую.

– А он что?

– Он вздохнул: давай, говорит, попробуем… Только где? и как? Я говорю: пригласи меня на «Ночных снайперов» – сама найдётся. Ты парень видный.

– И он пригласил?

– Да, пришли на снайперов, я убежала к сцене потанцевать, не отпугивать никого… Минут через десять оглянулась. Смотрю, у него на плечах сидит девчонка, вроде симпатичная. Ну и прекрасно, я о нём забыла. Когда вспомнила, гляжу: батюшки, уже другая. Ну, Игорь, ты даёшь! А та, первая, ходит кругами и взгляды бросает такие недобрые. Потом он спустил вторую на пол, а первая…

– Полезла драться?

– Если бы. Подошла к ней, стала обнимать, целовать, про Игоря тут же забыли… Бедняга, лучше бы он меня на шее катал, не так обидно.

– Да, это уж точно, – кивнула Света, работая всё энергичнее.

– Правда, я потяжелее буду, – сказала Оля, – лесбияночки махонькие…

И показала, какие именно, отмерив ладонью от коврика сантиметров десять, не больше.

3

Удивительно: как люди, оборудующие стоянку в лесу – да и не только стоянку в лесу, а любое жильё, – придают ему свои собственные черты. С прошлых лет на поляне осталось костровище, обведённое кольцом из валунов, и три бревна: два длинных и неровных и одно чуть короче, но такой толщины, что едва донесли втроём. Ребята так и присели с дороги – каждый на своё. Алёна посмотрела и хихикнула.

Но рассиживаться было некогда. Друзья взялись за работу и мигом установили две палатки – яркие, тугие полусферы на алюминиевых дугах; отыскали в чаще сухое дерево, распилили, раскололи. Принесли из озера чистой воды: чтобы запакостить Ладогу, человеческих сил пока не хватает, а когда хватит сил – достанет, наверное, и ума этого не делать.

Две рогатки воткнули в землю по сторонам от костра, на них положили перекладину, к ней на проволочных долларах подвесили котлы для каши и чая. Огонь горел, ветер дул, вода неспешно закипала, и это были все удобства, хотя Андрей ещё немного повозился – верёвкой и скотчем примотал к сосне умывальник из канистры с обрезанным дном и прожженным в крышке отверстием, заткнутым деревянной пробкой.

– Как тебе лесной воздух? – спросил Алёну Георгий.

– Здорово, даже голова немного кружится. Скоро привыкну.

– Здесь очень хорошо спать. Я два года назад приехал той же электричкой, тем же автобусом. Сколько времени? – он взглянул на часы, – двенадцать, да?… Минут пятьдесят мы уже здесь. Вот, считай, когда приехал. А ночью спал от силы час. Как разбил палатку, залез туда – и выбрался только следующим утром. Бодрый, голова ясная…

– Перезагрузился?

– Точно. Не зря потратил сутки.

– Я так не сумею, – сказала Алёна. – Хотя… на самом деле что-то меня рубит. Погляжу, как там внутри.

Оставив кроссовки в предбаннике, она юркнула в палатку, застегнула за собой молнию и принялась наводить уют. Первым делом нужно было надуть матрас. Андрей зимой купил необыкновенный матрас – широкий, в свёрнутом виде компактный, не пахнущий резиной, – и с тех пор несколько раз надувал его в комнате, просил Алёну посидеть, полежать, попрыгать. Было на самом деле удобно, да и ей нравилось такое умение радоваться мелочам.

Теперь она поняла, что надуть матрас не так легко. Сев на него, Алёна ощутила под собой какую-то вёрткую бездну – а голова кружилась сильнее прежнего, и перед глазами плавали цветные мошки. «Эх… никуда вы не годитесь, м-мадам уже падают листья. Не то, что эта Оленька. Она как дунет!» – и Алёна рассмеялась. Ладно, нечего о ней думать. Будь, что будет.

Алёна разделась, аккуратно сложила в уголке джинсы, майку. Розовые носки не выдержали похода: на каждой пятке по большой дыре. Выбросить. Она легла на бок, вытряхнула перед собой содержимое рюкзачка: пушистый свитер, ещё один погрубее, чтобы носить на берегу, простые и шерстяные носки, колготки с начёсом, бордовый купальник, шорты, расчёску, мыло, зубную пасту и щётку, маникюрный набор, махровое полотенце, ещё одно гладкое, бельё в отдельном пакете, вьетнамки, складной ножик… Надо же, как только всё влезло?

– К вам можно? – раздался снаружи низкий голос Андрея.

– Ну, рискни.

Молния с треском разъехалась, и Андрей до пояса влез в палатку. Он был в одних плавках, успел искупаться – на короткие волосы то здесь, то там были наколоты алмазные капли – и уже где-то оцарапал плечо.

– Туфельки взяла? – деловито поинтересовался он.

– А надо? – спросила Алёна, тут же вспыхнула и ударила по матрасу кулачком: – Хватит издеваться!

– Больше не буду. Ты есть хочешь?

– Нет, только спать. Ночью всё-таки не выспалась. Андрей потянулся губами к матрасному ниппелю.

«Лежи, лежи», – успокоил он Алёну и тремя мощными выдохами сделал ей удобно.

– Здорово как! Если бы я была наглее, попросила бы ещё раз так же…

– Да легко, – и Андрей, открыв клапан, спустил матрас до половины и надул на бис. – Тогда отдыхай, а мы пойдём делать баню. Вот тебе ещё, держи.

Он положил рядом с Алёной большой полиэтиленовый мешок, поцеловал её в плечо, забрал что-то и исчез. Она вывернула мешок наизнанку – в нём было три других: с миской, ложкой и кружкой, с бежевой ветровкой и кепкой и с синими резиновыми сапожками тридцать шестого размера.

Разбирая новые вещи, Алёна слышала голоса компаньонов. Они удалялись в сторону берега, обсуждая готовящуюся баню. Каменку надо делать заново, старая вся потрескалась, развалилась…

4

«…Вот я и дома». Алёна вытянулась, закрыла глаза… Какой же яркий день: будто и нет сомкнутых век, двух слоёв палаточной ткани, леса… А если накрыть лицо полотенцем? Да, так хорошо.

Перед глазами тут же закружились фонари, сосны, кожаные заплатки, спелые тёмно-лиловые черничины на кустах. Накатила искристая волна, унесла всё с собой, и голый берег заполнили ожившие фотографии из компьютера Андрея: лица, руки, голоса… Алёна увидела, как из земли растут палатки, – сами, будто грибы. Она идёт к зелёной, но странная помеха, вроде солнечного ветра, сбивает с курса, и вместо прямой линии получается дуга… Алёна изо всех сил напрягла воображение, сжала кулаки, повторяя в мыслях: иди прямо, прямо… Она почти победила, уже наклонилась, чтобы открыть зелёную палатку, но чей-то голос звякнул на берегу, отвлёк. И Алёна оказалась в синей. Ладно, здесь тоже неплохо. Вот она и дома… И не было ничего удивительного в этой мысли. Привыкла носить дом с собой: где остановилась – там и хорошо. Вот только настоящего дома нет, не построено ещё Стахурово. Карагандинский, в котором она выросла?… эх, в другой жизни он был настоящим.

Алёна подробнейшим образом помнила октябрьский вечер, когда впервые об этом задумалась. Тот самый вечер, когда она так спешно убегала в театр, а потом долго, долго возвращалась.

5

– …Ну, как тебе, понравился спектакль? – спросил Антон, держа наготове, как ловчую сеть, кожаную куртку Алёны.

Алёна, стоя перед зеркалом в гардеробе, наизусть завязывала шейный платок. Расправила концы, шагнула назад, вытянув руки наудачу, и попалась. Антон за плечи подтянул куртку вверх… Кажется, он что-то спросил? Понравилось?… Конечно, – и Алёна кивнула несколько раз подряд. Они вышли на Театральную площадь. Люди вокруг торопились к машинам, хлопали дверцы, заводились моторы, вспыхивали фары, окликали друг друга мужские и женские голоса, слишком грубые, земные… Гремя и разбрызгивая искры, к остановке подъехал трамвай, и несколько человек побежало ему наперерез. Алёна и Антон миновали эту кутерьму и пешком направились к Садовой улице. Заморосил дождь, спутник раскрыл над Алёной зонт, едва различимый в потёмках, и взял её под руку.

Понравился ли ей спектакль? Только теперь Алёна осознала вопрос и удивилась: до чего же он неуместен. Это слово и сотой доли её впечатлений выразить не может, оно вообще из другого измерения.

Алёна была околдована. Перед ней как будто прокатилась гербовая карета из тех, что подаются королям. Прогремели по мостовой подковы, затрубили увертюру музыканты во фраках. Ослепили золочёные спицы, разожгла любопытство матовая темнота окон. Высокий парень в тёмном костюме спрыгнул с подножки и распахнул дверь. Алёна забралась внутрь, в полумрак и прохладу, экипаж тронулся – неторопливо, быстрее, быстрее – вот они оторвались от земли, пролетели над крышами, шпилями, куполами, запутались на мгновение в облаках, но облака закружились под звуки большого вальса и разлетелись множеством фигурок в белых пачках. И каждая из них уже не зависела от воображения Алёны, парила сама по себе, подчиняясь, может быть, лишь воле самого композитора. Ждала, пока Алёна освободит для неё уголок памяти, и можно будет туда лечь – как принцессе Авроре, до первого поцелуя… А, может быть, дело было в чашке кофе с вишнёвым ликёром, выпитой в антракте.

Алёна молчала и не глядела по сторонам, доверив себя направляющей руке Антона.

– Ну, что? – спросил он, когда они вышли на Садовую улицу. – Сохраняешь впечатления?

– Ага, – кивнула Алёна, – архивирую.

– Оставь свободное место. Найдём время, ещё куда-нибудь сходим.

…А пока спектакль укладывался в голове, Алёна вспомнила разные попутные мелочи, благодаря которым можно было понять, что этот вечер она провела всё-таки на земле. Например, целый ряд позади них с Антоном был занят китайцами или корейцами: они топали, шуршали, обменивались птичьими репликами и первое время раздражали Алёну, а потом вдруг куда-то делись. Замолкли, увлечённые зрелищем – а может быть, она перестала их замечать. Когда в антракте зрители стали выходить из зала, Антон кивнул на балконы верхних ярусов, нависавшие почти над сценой:

– Мне больше нравится там сидеть, – сказал он, – сбоку. Студенческая привычка: брали входные билеты и заявлялись компанией.

– А что там хорошего?

– На оперу надо туда ходить. Во-первых, лучше слышно, стены резонируют. Во-вторых… Поёт, например, герой, весь такой пылкий: «Я вас люблю, люблю безмерно», – а у самого двойные щёки. И те, что сзади, намазаны тёмным…

– Чтобы казаться худее?

– Точно. А ты сверху всё видишь.

Антон так умело и ко времени снизил торжественность момента, что Алёна рассмеялась.

– Как шпион. Давай туда поднимемся, – сказала она. – Найдём свободные места, а в следующем антракте вернёмся.

– А следующего не будет, лучше в другой раз. Знаешь, чем ещё хорош балкон? Туда можно принести мороженое, а в партер с ним не пустят. Поэтому идём в буфет.

Они вышли в фойе, и Алёна поискала на стенах портреты балерин, чьи фамилии были напечатаны в программке.

– Я бы тоже так могла танцевать, если бы с детства занималась, – сказала она, мигом найдя фею Сирени и Аврору – девушек без макияжа, с распущенными волосами, вовсе не похожих на свои театральные образы.

– Я не сомневаюсь, – серьёзно произнёс Антон, глядя на неё. Взгляд был не раздевающий, не липкий, полный такого восхищения, что Алёне стало неловко: кажется, она даёт ему надежду на большее, чем театр. Но ведь не нарочно, правда?…

– Ты говорил про студенческие времена, – напомнила Алёна в буфете. – А где учился?

– В том же университете, что и ты. И в общаге вашей был много раз.

– На каком факультете?

– Предпринимательства и финансов.

– Ух ты, это же здорово. Я на менеджменте. И ты доволен, что здесь учился? В жизни помогает?

– Да, конечно. Ни разу не пожалел.

– Чем сейчас занимаешься?

– Так, много чем. Сейчас занят одним серьёзным проектом, но есть и другие планы. Скучать некогда…

Тут раздался первый звонок, и Алёна так и не узнала о дальнейших планах, а после забыла спросить.